Что объединяет руины Карфагена и вершины Атласа? На первый взгляд — лишь принадлежность к Магрибу, удивительному краю своеобразной красоты. Контрасты магрибинской природы изумляют чередованием суровых горных кряжей и захватывающих дух пропастей, цветущих оазисов и бескрайних пустынь. Впрочем, и «тьма веков», как назвал историю Магриба Эмиль Готье, также представляет собой пеструю цепь взлетов и падений, процветаний и разорений. Иными словами, чтобы познать Магриб, надо и спуститься к руинам, обычно расположением в долинах и на побережье, и подняться на вершины, малодоступные до сих пор.
Мне уже приходилось писать о странах северо-запада Африки, населенных арабами и берберами. Но каждый раз оставалось чувство какой-то недоговоренности, недосказанности. Происходило это ввиду невозможности однозначно охарактеризовать страны Магриба — то ли «восточный» Запад, то ли «западный» Восток? Соотношение восточной и западной специфики здесь, как и всюду в бассейне Средиземного моря, весьма своеобразно и трудноуловимо. Данное обстоятельство, пожалуй, и породило идущее от средневековья представление о таинственности и загадочности Магриба, края магов и волшебников, чарующих сказок и удивительных легенд. Причем так воспринимали Магриб, магрибинцев и все магрибинское не только на Западе, но и на Востоке.
Североафриканское дыхание давно ощущается в Европе. Как считают некоторые историки — тысячелетиями. Еще древние греки пытались колонизовать южные берега Средиземного моря, а финикийцы, используя свои поселения на севере Африки, еще более успешно осваивали юг Европы. Существует мнение, что контакты, в частности, между народами по обе стороны Гибралтарского пролива имели место и раньше. Более того, многие авторы, например французские, пишут о внешнем сходстве берберов Магриба, как то — алжирских кабилов с крестьянами Оверни и Прованса, а также сходстве их таджемаита (народного собрания) — с древнегреческой агорой. Совсем недавно, как сообщали газеты, в результате подписания особого протокола мэрами современных Карфагена и Рима официально прекратилось состояние войны между древним Римом и уничтоженным им более двух тысяч лет назад финикийским Карфагеном. А ведь когда-то войны между ними были важным событием в истории не только Средиземноморья, но и вообще мировой цивилизации. И это помнят потомки и древних римлян, и карфагенян, воздающие должное своим предкам, их традициям и вкладу в культуру всего человечества. Подписанный мэрами символический римско-карфагенский протокол поэтому не курьез, а свидетельство внимания и уважения к традициям и культуре.
Таким образом, Магриб — это часть жизни Европы, а его история и культура всегда тесно взаимодействовали с европейской историей и цивилизацией, иногда почти сливаясь с ними, а иногда — отходя достаточно далеко, чтобы стать неузнаваемыми.
Отбрасывая мистицизм и романтизацию, берущие начало во «тьме веков» истории Магриба, стоит все же признать, что существует магрибинское чудо. Оно — в тайне, плотно окутывающей целые периоды в жизни народов и многих выдающихся людей, в необъяснимом очаровании разнообразных пейзажей Магриба, в сложном многоцветье магрибинской культуры, в контрастном, подчас непредсказуемом характере магрибинцев. Обо всем этом и хотелось бы рассказать в предлагаемых читателю путевых очерках, посвященных впечатлениям от поездок в Алжир, Марокко и Тунис в 1983–1987 гг.
Перед каждым, кто хотел бы рассказать о странах Магриба, неизбежно встает вопрос: о чем говорить в первую очередь, на что обратить внимание? Ныне за рубежом постоянно находятся тысячи советских людей, в том числе и журналистов. Многие из них длительное время работали в Алжире, Тунисе, Марокко, Ливии, а некоторые опубликовали воспоминания, дорожные дневники, статьи. Поэтому многое уже рассказано, причем довольно подробно и красочно. Читателю, на мой взгляд, должны бы уже надоесть умелые монтажи из путевых заметок и размышлений философского характера, личных наблюдений и сведений из справочников, поверхностной информации обо всем понемножку и пикантных анекдотов, особенно на исторические сюжеты. Все это годилось поначалу, для сугубо общего ознакомления. Теперь, когда этот этап позади, надо, очевидно, подумать о более углубленном подходе.
Автор данной книги долгое время занимался изучением истории общественной и политической жизни стран Магриба, особенностями культуры, духовного облика и повседневного быта магрибинцев, часто встречался с учеными — знатоками Магриба. Неудивительно, что именно эти сюжеты привлекали его больше всего и, очевидно, так или иначе нашли отражение в настоящих очерках. Кроме того, автор считал своим долгом уделить внимание внутреннему миру магрибинцев. Как это удалось — судить читателю.
Рискуя повториться, все же еще раз подчеркну, что жители Магриба при всех различиях между ними — в образе жизни, внешнем облике, темпераменте — обладают, как правило, весьма сложным, трудным для понимания характером. Ничего удивительного в этом нет, если знать, как он формировался. Его первооснова — суровость и замкнутость берберов-горцев, отстаивавших свою самобытность на протяжении многих веков и даже тысячелетий (еще свыше трех с половиной тысяч лет назад берберы и иберы Пиренейского полуострова составляли единое государство, распавшееся через полтысячелетия, когда начались вторжения на северо-запад Африки этрусков и сардов, потом — греков и финикийцев). Бесчисленные войны и нашествия закаляли магрибинцев, вырабатывали у них такие качества, как мужество, чувство собственного достоинства, взаимовыручку, уважение к традициям, усиливали крепость общинно-родовых связей. Но в не меньшей степени им, как и прочим средиземноморцам, свойственны жизнерадостность и предприимчивость людей, издревле знакомых с морской стихией, любовь к солнцу и ярким краскам, способность широко мыслить, рожденная тысячелетними традициями постоянных контактов (и по морю и по суше) с другими народами.
Средиземноморью вообще, а Магрибу — в особенности были более свойственны, чем другим регионам земного шара, смешения и слияния культур, религий, языков и традиций, а также — неоднократные смены политического, духовного и экономического лидерства. Средиземное море, географически и исторически принадлежащее и Европе, и Азии, и Африке, всегда не столько разъединяло, сколько соединяло народы. И хотя нередко средиземноморцы сходились в битвах и столкновениях, часто взаимоотталкивание сменялось взаимоподражанием, а потом и сближением, которое (иногда даже при сохранении традиций длительной вражды) неизбежно приводило к взаимоузнаванию и взаимообмену культурным, военным, хозяйственным, политическим и иным опытом.
Так было при контактах нумидийцев и ливийцев (предков современных берберов) с финикийским Карфагеном (в XII–II вв. до н. э.) и древнеримскими завоевателями (II в. до н. э. — V в. н. э.), вандалами и византийцами (в V–VII вв. н. э.). Так было и позже, когда Магриб стал «дальним западом» мусульманского мира, поочередно входя в состав Арабского халифата Омейядов и Аббасидов в VII–IX вв., Кордовского эмирата и халифата Фатимидов в X–XI вв., государств Лльморавидов и Альмохадов в XI–XIII вв., Меринидов, Хафсидов, Зайянидов и прочих, более мелких династий XIII–XVI вв. В еще большей мере так было в эпоху вхождения Алжира и Туниса в состав Османской империи в XVI–XIX вв., когда культура, быт, политическая жизнь и обычаи магрибинцев испытали особенно сильное влияние Ближнего Востока и Южной Европы.
Все это не могло не наложить печать на духовный мир и национальный характер народов Магриба. В их происхождении, этнической специфике, повседневном быту и культуре много общего. Но различия природных условий и исторических судеб, в том числе длительности европейской колонизации XIX–XX вв. и ее воздействия, определили разницу в темпах эволюции общества. Отразилось это и в своеобразии национальных характеров (при всем их сходстве), в степени модернизации образа жизни различных слоев горожан и сельских жителей, в соотношении традиционного и современного в привычном бытовом укладе того или иного племени, села, города и даже квартала. Жизнь и духовный мир магрибинцев, как и всех народов, подобны сложной мозаике. Но в зависимости от того, как на нее посмотреть, какими глазами и с какой степенью желания понять, эта мозаика может либо ничего не сказать равнодушному взору, либо вспыхнуть ярким блеском всех мыслимых цветов и оттенков.
Тут хотелось бы снова вернуться к названию книги. Вершины гор Атласа, как бы выступающие в Атлантический океан, замыкают Магриб с запада. Недаром арабский полководец Сиди Окба, завоевав весь север Африки и въехав на коне в воды Атлантики, воскликнул: «Призываю Аллаха в свидетели: дальше идти нельзя!» Руины Карфагена расположены на востоке Магриба, занимая сегодня совсем небольшой: участок побережья Тунисского залива. Собственно, между этими водными пределами и заключен Магриб в его традиционном значении[1].
Но путь от руин Карфагена до вершин Атласа — это не только протяженность Магриба с востока на запад. Это еще и постепенное восхождение, так как хребты Атласа в Тунисе наиболее низки и чем дальше на запад, тем все более повышаются и разветвляются. Не так ли шла и жизнь Магриба в последние тысячелетия со всеми ее обретениями и утратами, рывками вперед и движениями вспять, подъемами и уклонами? Это, может быть, чересчур смелое сравнение невольно приходит в голову во время езды по нескончаемым серпантинам Атласа, мимо глубоких бездн, заснеженных вершин, откуда открываются великолепные виды на речные долины и темные ущелья. Мелькают тоннели и каньоны, обросшие лесом, как мхом, гигантские каменные глыбы, горные селения, нависающие над крутыми обрывами… Все это при быстром движении как бы создает ощущение первозданного хаоса, в котором трудно ориентироваться и еще более трудно достичь намеченной цели. История Магриба подобна такому движению. Она шла вперед иногда с большим трудом, преодолевая завалы обветшавших традиций, пропасти поражений и даже катастрофы, грозившие утратой национальной самобытности.
Автор, конечно, далек от того, чтобы проводить прямую параллель между восхождением в физико-географическом и социально-историческом смыслах, между движением на запад и социальным прогрессом. Но что-то общее между ними все же прослеживается. Известно, что длительное воздействие европейской культуры на Алжир способствовало высокому уровню его экономического и социального развития, а наличие богатых месторождений нефти и газа помогло этот уровень еще повысить после обретения независимости. Но известно также, что меньшие размеры территории Туниса, меньшая численность и, главное, почти полная этническая однородность его населения, а также спокойствие тунисцев и их умеренность во всем позволяли им, как правило, более успешно и с меньшими потерями решать сложные проблемы экономики, политики и общественной жизни.
В то же время наиболее традиционное и экзотическое Марокко — страна кричащих контрастов и редкой социальной пестроты — больше всего привлекает иностранцев разнообразием природы, климата, великолепных ландшафтов и отлично налаженным бизнесом в сфере туризма. И хотя в Марокко еще ждет реализации многое из того., что давно сделано в Алжире и Тунисе, стоит внимательнее, чем мы это делали до сих пор, изучить марокканский опыт умелого осуществления политической власти (во многом основанной на традиционном престиже и тысячелетнем религиозном авторитете правящей династии), решения экономических проблем (путем широкого привлечения иностранных специалистов и капиталов, поощрения высокой товарности сельского хозяйства), обеспечения преемственности культуры разных поколений с помощью использования вековых традиций наряду с современной технологией, умелого сочетания достижений общеарабской цивилизации с андалусским, берберским и африканским наследием, а также путем усвоения лучшего из культуры Запада.
А теперь, когда ясно, что руины и вершины не есть лишь принадлежность «тьмы веков» Магриба, что магрибинское чудо не только тайна и загадка, но ii вполне ощутимые чары природы, культуры, разнообразия красок и характеров, богатства истории и духовной жизни, пора переходить к рассказу о том, как же все это выглядит, звучит и вообще конкретно проявляется при непосредственном контакте.
Начну с Алжира — центра Магриба. В 1954–1962 гг., когда шла война в Алжире, эту страну называли кровоточащим сердцем Магриба. Другие сравнивали Магриб с птицей, крылья которой уже освободились (Тунис и Марокко получили независимость в 1956 г.), а тело еще сковано. В наше время, когда возникает объединенный союз арабского Магриба, Алжир может и, судя по всему, хочет стать по крайней мере экономическим центром этого союза.