В странах Западной и части Центральной Европы развитие политических структур в XVI — начале XVII в. происходило в условиях возникновения и роста в рамках феодализма нового капиталистического уклада, что, как показано в предшествующих главах, составляло основное содержание социально-экономических процессов, протекавших в этом регионе, а на востоке континента — в условиях восстановления и юридического закрепления наиболее суровых форм феодальной зависимости крестьянства («второе издание крепостничества»). В отличие от социально-экономической сферы тенденции развития европейской государственности носили более общий характер, что объясняется, с одной стороны, тем, что формы государственной власти развиваются относительно самостоятельно, без абсолютно «жесткой» обусловленности состоянием социально-экономических отношений, а с другой — тем, что они в большей степени, чем социально-экономические структуры, подвержены внешнему влиянию, обладают большей способностью к усвоению опыта и практики соседних, более развитых государств.
В эволюции форм государственного устройства отчетливо проявилась диалектика общего и особенного в европейском историческом процессе — растущее осознание Европы как некоей географической и культурно-исторической общности и дальнейший рост самостоятельности отдельных национальных и многонациональных государственных образований, сопровождавшийся подъемом национального самосознания и разрывом универсалистских связей средневекового типа, воплощавшихся на западе континента в духовной и политической власти папства. Устранение внешней по отношению к государству идеологической мотивации его существования через принадлежность к единому католическому миру, характерное для XVI в., вело к оформлению идеи «самодостаточности» государства как субъекта истории, к поиску новых идеологических обоснований государства, к возникновению цазличного рода учений о сущности и назначении государства и государя. В России сходные тенденции в определенной степени стимулировались ситуацией религиозно-конфессиональной несхожести-как с западными (католическими и протестантскими), так и с южными (мусульманскими) соседями.
На протяжении XVI в. существенно изменилась политическая карта Европы. На рубеже XV и XVI вв. в основном завершился процесс объединения английских и французских земель, сложилось единое испанское государство, в состав которого в 1580 г. вошла также Португалия (до 1640 г.). Понятие Империи, именовавшейся с конца XV в. «Священной Римской империей германской нации», все больше ассоциировалось с чисто немецкими землями. В Восточной Европе появилось новое государство — Речь Посполитая, объединившее Польское королевство и Великое княжество Литовское. Завершился процесс объединения в единое государство русских земель, ускоренный избавлением от ордынского ига, определился тип Российского государства как государства многонационального.
В то же время под ударами Османской империи распалось Венгерское королевство. Утратили политическую самостоятельность другие центральноевропейские монархии, объединенные под властью австрийских Габсбургов. Под чужеземным господством находилось большинство территорий Юго-Восточной Европы.
Общим для развития большинства европейских государств в рассматриваемый период являлось резкое усиление централизаторских тенденций, проявившихся в ускорении процессов объединения государственных территорий вокруг единого центра, в складывании отличных от средневековья органов государственного управления, в изменении роли и функций верховной власти.
В Европе XVI в. соседствовали и находились в сложных взаимосвязях государства различных типов — от переживающих разные стадии развития монархий до феодальных, а в конце века и раннебуржуазных республик. Вместе с тем преобладающей формой государственного устройства становится абсолютная монархия. В советской историографии утвердилась точка зрения, согласно которой переход от сословно-представительных монархий к монархиям абсолютистского типа связывается с выходом на историческую арену новых социальных сил в лице формирующейся буржуазии, создающей определенный противовес феодальному дворянству; по мысли Ф. Энгельса, возникает ситуация, когда «государственная власть на время получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам, как кажущаяся посредница между ними».
Степенью развития буржуазных слоев, равно как и особенностями предшествующего развития политических структур, в известной мере определяются конкретный характер абсолютистской власти, степень ее зрелости в той или иной стране. При этом абсолютизм как исторически преходящая форма феодальной монархии может иметь и черты внешнего сходства с другими формами «самодержавного» правления, основывающимися на иной социальной базе и восходящими к принципиально иным политическим традициям. Другими словами, абсолютизм рассматривается как форма государства, соответствующая заключительной стадии развития феодализма и характеризующаяся резко усиливающейся властью монарха и наивысшей степенью централизации.
Нижняя хронологическая граница абсолютизма условно может быть отнесена к концу XV — началу XVI в. Распространенным является представление о XVI и первой половине XVII в. как о периоде «раннего абсолютизма», хотя английский абсолютизм (наличие которого, впрочем, отдельные школы и направления зарубежной историографии отрицают) прошел в течение XVI в. стадию зрелости и вступил в полосу затяжного кризиса, разрешившегося буржуазной революцией середины XVII столетия.
В последующих главах данного раздела показано, что абсолютизм продолжает начатое ранее присоединение окраинных территорий, резко сдерживает центробежные, сепаратистские устремления феодальной знати, ограничивает городские вольности, разрушает или меняет функции старых органов управления на местах, формирует мощную центральную власть, ставящую под свой контроль все сферы экономической и социальной жизни, производит секуляризацию церковного и монастырского землевладения, подчиняет своему влиянию церковную организацию.
Органы сословного представительства (Генеральные штаты во Франции, кортесы в Испании и др.) утрачивают значение, которое они имели в предшествующий период, хотя в ряде случаев и продолжают существовать, образуя причудливый симбиоз с новым бюрократическим аппаратом абсолютизма.
В Англии парламент, созданный еще в XIII в. как орган сословного представительства, становится неотъемлемой частью абсолютистской системы, а король, согласно широко распространенным в английской политической литературе представлениям, обретает всю полноту власти лишь в сотрудничестве с парламентом. Специфика английского абсолютизма, а в последующем и характер его кризиса, во многом были обусловлены особенностями социальной структуры английского общества, близостью экономических позиций и классовых интересов нарождающейся буржуазии и значительной части среднего и мелкого дворянства.
Сравнительно медленное развитие французского абсолютизма в значительной степени было связано с сохраняющимся социальным преобладанием дворянства и неразвитостью капиталистических элементов, а также с рядом других факторов социально-экономического, политического, географического характера, питающих центробежные тенденции в ущерб центростремительным. Созданная французским абсолютизмом мощная бюрократическая машина, наличие которой зачастую рассматривается как наиболее характерная черта абсолютистского государства вообще, в XVI — начале XVII в. еще сохраняла множество архаических элементов. Реформы 20—30-х годов XVII в., ограничивавшие позиции феодальной аристократии и чиновничества, стали своего рода прелюдией к вступлению французского абсолютизма в «классическую» стадию развития, начавшуюся во второй половине XVII в.
Особенности испанского абсолютизма можно в известной мере объяснить крайней узостью его социальной базы, ограниченной исключительна дворянством, которое занимало доминирующее положение в классовой структуре испанской монархии, оттеснив на задний план средние предпринимательские слои. Слабая заинтересованность испанского дворянства, важный источник доходов которого составляли драгоценные металлы из колоний, в развитии национальной экономики сочеталась с преимущественной ориентацией политики правящей в стране австрийской династии Габсбургов на внешние по отношению к Испании цели (достижение гегемонии Габсбургов в Западной и Центральной Европе, борьба с реформационными движениями, расширение колониальной империи в Америке). Агрессивная внешняя политика испанского абсолютизма находила мощную поддержку среди всех слоев дворянства, составлявшего в XVI в. основу испанской армии и видевшего в осуществлении этой политики дополнительный источник доходов.
Особую специфику имело утверждение абсолютистских форм правления в Германии, представлявшей в рассматриваемый период конгломерат государств и политических образований в рамках Империи. Императоры, избиравшиеся коллегией курфюрстов, продолжали сохранять далекие от реальности претензии на политическое руководство «христианским миром», хотя в самой Империи их власть резко ограничивалась старой имперской аристократией и новой территориально-сеньориальной знатью, «имперскими чинами», представленными с конца XV в. в общеимперских собраниях (рейхстагах). Национальная имперская традиция, воплощавшаяся в конкретной политике Габсбургов, содействовала развитию регионально-партикуляристских тенденций, упрочению территориальной государственности и в конечном счете вела к формированию в отдельных землях «мелкодержавного абсолютизма», расцвет которого приходится на вторую половину XVII в. В отличие от абсолютизма крупных западноевропейских государств региональный, мелкодержавный абсолютизм в Германии не только не играл централизаторской роли, но и, напротив, содействовал усилению политической обособленности отдельных германских земель. Реформация, Крестьянская война 1524–1526 гг., последующие внутриимперские конфликты также содействовали закреплению территориально-политической раздробленности немецких земель, получившей дополнительную конфессиональную окраску. Опора каждого из конфессионально-политических германских лагерей — католического и протестантского — на внешние силы постепенно превращала Германию в сферу столкновений интересов других европейских государств, приведших к общеевропейской Тридцатилетней войне 1618–1648 гг. Вестфальский мир оформил раздробленность Германии, сохранявшуюся на протяжении двух последующих столетий.
Региональный тип абсолютизма сложился в течение XVI в. и на территории Италии, где он пришел на смену региональным сословным монархиям и городам-республикам. При этом структуры Савойского герцогства были близки к французскому типу абсолютной монархии, а структуры Неаполитанского королевства и Папского государства — к испанскому типу. Собственно итальянский вариант абсолютизма получил воплощение в Тосканском великом герцогстве и других государственно-политических образованиях, сложившихся на базе синьорий. Неизменным вплоть до XVIII в. оставался государственный строй Венецианской республики, классовой базой которой являлся преимущественно патрициат, а также отчасти городская аристократия и дворянство подчиненной территории, что позволяло ей осуществлять те же классовые функции, что и монархии абсолютистского типа.
Своего рода уменьшенную копию политических структур Империи представляла собой Швейцария, которая даже к концу рассматриваемого в данном томе периода, получив в результате Тридцатилетней войны права суверенного государства, оставалась по существу достаточно аморфным объединением политических образований средневекового типа, хотя входящие в ее состав кантоны и вели весьма активную экономическую политику, характерную для ранней стадии развития капитализма.
В центральноевропейском регионе на протяжении XVI в. в основном сохранялись политические структуры, характерные для средневековых сословно-представительных монархий, с той только разницей, что в Польше, например, на фоне ослабления центральной королевской власти, безуспешно пытавшейся использовать некоторые элементы и методы абсолютистской политики, складывался режим магнатской олигархии, а в Чехии и Австрии намечалась эволюция форм государственной власти в сторону абсолютизма испанского типа.
Элементы абсолютистского правления (создание центральных государственных учреждений, попытки лавирования между соперничающими социальными слоями) возникали с начала XVI в. и в странах Скандинавии, однако они не обрели здесь устойчивых форм. Вслед за краткими периодами усиления королевской власти следовали периоды политического преобладания отдельных феодальных групп.
На развитии политических структур Юго-Восточной Европы помимо безраздельного господства феодального способа производства сказывались отсутствие государственной самостоятельности населяющих этот регион народов, их зависимость от иноземной власти — Османской империи, Венеции, австрийских Габсбургов, что вело к воспроизводству на этих территориях форм власти, характерных для соответствующих государств-суверенов (в частности, османской теократии), при сохранении и консервации некоторых местных средневековых институтов.
В условиях господства феодального способа производства происходило формирование централизованного государства в России. Ведущая роль в этом процессе принадлежала различным слоям класса феодалов, противоречия между которыми позволяли центральному правительству вести политику балансирования, которая, как отмечалось выше, была характерна для раннего абсолютизма. Государственный строй России («самодержавство» во главе с «царем и великим князем Всея Руси») складывался в результате освоения традиций Древней Руси и Византии, а также под влиянием политико-государственной практики соседних стран Запада и Востока. Наличие широкой сети общегосударственных (Боярская дума, а затем Земские соборы) и местных сословно-представительных учреждений позволяет характеризовать Россию XVI — первой половины XVII в. как феодальную сословно-представительную монархию, постепенно эволюционировавшую в сторону абсолютизма.
Принципиально новым для Европы было политическое развитие Нидерландов. Насаждавшаяся Габсбургами абсолютистско-бюрократическая система, направленная на включение страны в структуру Империи, вынужденное сосуществование абсолютистских институтов с местными представительными органами и учреждениями таили в себе зародыш неизбежного конфликта, который вылился в конечном счете в антифеодальное национально-освободительное движение, носившее характер раннебуржуазной революции (о социально-экономических причинах революции см. ч. I, гл. 4) и завершившееся образованием Республики Соединенных провинций, в которой место суверена-короля заняли Генеральные штаты.
В 1485 г. битвой при Босуорте завершились кровопролитные войны Алой и Белой розы, истощавшие Англию на протяжении 30 лет. Король Ричард III пал. На английский престол взошел Генрих VII Тюдор (1485–1509), родоначальник новой династии. В продолжение более чем векового правления Тюдоров (1485–1603) в Англии сложилась и достигла расцвета новая форма правления — абсолютная монархия. Закат этой династии совпал со вступлением английского абсолютизма в пору его кризиса. До предела обострившись при их преемниках — Стюартах, он впоследствии стал одной из предпосылок английской буржуазной революции.
Многолетняя борьба кланов Йорков и Ланкастеров пагубно отразилась на состоянии государственных институтов Англии. Королевская власть утратила здесь свои некогда сильные позиции, расцвел сепаратизм знати, опиравшейся на вооруженные феодальные дружины. Могущественные магнаты подчинили себе местное управление и суды. Многие территории, города и отдельные представители дворянства в ходе политической борьбы XV в. добились широких вольностей и привилегий. Английская церковь, подчинявшаяся Риму и обладавшая собственным правом и судами, не подлежала контролю королевской власти.
Перед Тюдорами возникла сложная политическая задача укрепления королевской власти, подавления очагов сепаратизма и консолидации страны. Генрих VII энергично взялся за ее решение: распустил ливрейные феодальные дружины и сравнял с землей замки непокорных магнатов, решительно подавил несколько мятежей знати, уничтожив аристократические кланы тех, кто по праву крови мог претендовать на английский престол (Линкольна, Уорвика, Суффолка, Кортни). Конфискованные земли и имущество мятежников значительно пополнили королевскую казну, а частично были розданы сторонникам Генриха VII. Он предпринял широкое наступление на судебные права лордов, расширив юрисдикцию королевских судов.
Осуществление этих мер было бы невозможным без поддержки, оказанной королю самыми широкими слоями английского общества. Социальная ситуация благоприятствовала этому. В феодальных усобицах XV в. сложила головы значительная часть английской аристократии. Уцелевшие после войны Роз и репрессий Генриха VII представители знати были вынуждены проявлять лояльность по отношению к короне. Король не стремился к уничтожению знати как таковой, считая ее естественной опорой престола. Взамен старой аристократии Генрих VII стал насаждать новую, так называемую «тюдоровскую аристократию», всецело зависящую от короны, даруя титулы и земли своим приверженцам, возвышая их из рядов джентри. Его усилия, направленные на политическую стабилизацию и прекращение феодальной анархии, горячо поддержали также массы средних и мелких дворян, уставших от произвола местных магнатов, и горожан,’ заинтересованных в установлении мира и создании благоприятных условий для развития производства и торговли.
Итоги правления Генриха VII были успешными: королевская власть упрочила свои позиции, доходы короны возросли почти в три раза, в государственной казне к концу его царствования насчитывалось около 2 млн ф. ст.
Централизаторская деятельность Генриха VII была продолжена его сыном — Генрихом VIII Тюдором (1509–1547), при котором абсолютизм в в Англии приобрел сложившиеся формы. Генрих VIII был незаурядной натурой, получил блестящее образование; его воцарение породило у англичан, в особенности у гуманистов, надежды на наступление эпохи просвещенного правления. Однако его властный, необузданный нрав, подверженность страстям, деспотизм, нетерпимость к любым проявлениям несогласия с его политикой привели лишь к укреплению неограниченной монархии в Англии. Он повел наступление на территории, все еще сохранявшие определенную независимость, — отдаленные северные графства и Уэльс. После подавления восстания 1537 г. пять северных графств в политическом и административном отношении были окончательно подчинены Лондону, а для управления ими был создан специальный орган — Совет Севера. Та же участь постигла Уэльс. Местных лордов лишили права суда, ввели общеанглийскую административную систему, общее управление передали Совету Уэльса.
В первой половине XVI в. в полемике с традиционной для английской политической мысли теорией «смешанной монархии» происходило идейное оформление абсолютистских притязаний короны — разрабатывалась официальная доктрина королевского суверенитета. Король провозглашался верховным главой-независимого национального английского государства. Власть монарха объявлялась божественной по происхождению, а он сам — наместником Христа на земле. Эта теория не оставляла места никаким политическим институтам, ограничивающим королевскую власть.
Однако на практике Тюдорам приходилось считаться с существованием парламента. Если в других западноевропейских странах органы сословного представительства лишились своего былого значения, здесь парламент оставался важным элементом политической структуры абсолютизма, составляя его характерную особенность. В XVI в. парламент не только вотировал налоги по требованию короны, но и активно участвовал в законодательной деятельности государства. Его жизнестойкость была обусловлена расстановкой классовых и социальных сил в период становления абсолютной монархии.
Английское дворянство не было замкнутым сословием, его ряды пополнялись за счет разбогатевшей верхушки сельской и городской буржуазии. Развитие капиталистического уклада в экономике города и деревни сближало интересы нового дворянства и буржуазии. Поэтому в парламенте не было резкого антагонизма между дворянством и третьим сословием. Джентри и буржуазия поддержали политику первых Тюдоров. По мере роста капиталистических элементов они еще долго нуждались в королевской власти, ее протекционистских мерах, и парламент вплоть до последней четверти XVI в. оставался сговорчивым союзником короны. Это дало Тюдорам уникальную возможность использовать орган сословного представительства для усиления своих позиций. Покорность парламента первым Тюдорам была такова, что в 1539 г. по настоянию Генриха VIII этот орган утвердил решение, ущемлявшее его собственные прерогативы: он придал королевским указам — прокламациям — силу закона, приравняв их к статутам, утверждавшимся королем и парламентом. Кроме того, в правление Генриха VII и его сына парламент созывался крайне редко и нерегулярно.
В обращении с парламентом Тюдоры проявили большие дипломатические способности. Любые претензии парламента на ограничение суверенитета монарха отвергались ими. Елизавета I, например, заявила, что «прерогатива парламента — говорить «да» или «нет», когда королеве это угодно, и не заниматься обсуждением других вопросов». Тем не менее они избегали теоретических столкновений на этой почве, культивируя идею «союза» короля и нации, представленной парламентом.
В арсенале короны было немало способов воздействия на парламент, позволявших держать его «в узде». Монарху принадлежало право вето на любой парламентский акт или билль. Настроения в парламенте контролировались членами Тайного совета, которые вносили законопроекты от имени короны, вмешивались в ход дебатов, могли своим авторитетом остановить обсуждение неугодных королю вопросов. Процедура выборов также контролировалась королевской администрацией, которая зачастую посылала на места прямые указания на этот счет. Формирование в парламенте послушной «королевской партии» осуществлялось благодаря широко распространенным в английском обществе отношениям патроната. Кандидатуры представителей городов и графств, как правило, согласовывались с местными патронами — королевскими чиновниками высшего ранга, аристократическими семействами. Креатурой короны был и спикер палаты общин. Тонко манипулируя составом парламента, корона формировала общественное мнение при проведении важных законодательных актов.
Существенные изменения политической атмосферы в парламенте назрели только к концу XVI в., когда возросшая экономическая мощь буржуазно-дворянских элементов, представленных в нижней палате, привела к первым серьезным конфликтам с абсолютизмом и возникновению парламентской оппозиции.
В правление Генриха VIII при активном участии Томаса Кромвеля, его секретаря и правой руки, существенно преобразуется государственная административная система, до тех пор базировавшаяся на принципах управления страной как феодальной вотчиной: главенствующая роль в ней принадлежала министрам двора, королевским управляющим и инспекторам. Суть реформ 30-х годов XVI в. — создание нового, более совершенного и разветвленного, постоянно действующего аппарата центрального и местного управления.
Центральным административным и исполнительным органом стал Тайный совет. Он возник из спорадически собиравшегося большого Королевского совета, куда входили пэры и высшие прелаты королевства. Во времена Генриха VII из этого аморфного собрания выделилась небольшая группа ближайших советников короля. Ее состав определял монарх. Первые Тюдоры, не принимая в расчет родовитости и знатности, стали призывать в Совет дворян более скромного происхождения из числа своих приверженцев. Сначала он имел только совещательную функцию и лишь при Генрихе VIII в 30—40-х годах XVI в. приобрел характер постоянно действующего исполнительного органа.
Сфера деятельности Тайного совета была, по существу, неограниченной: он определял и проводил в жизнь внутри- и внешнеполитическую линию государства, ведал его финансами и обороной. Этот орган был немногочисленным и эффективно действующим. При первых Тюдорах он насчитывал 9—10 человек, при Елизавете I — не более 20, при Стюартах его численность достигла 42 человек, что отрицательно сказалось на его работоспособности. В состав Тайного совета входили высшие должностные лица государства: секретарь, лорды — канцлер, казначей, хранитель печати, гофмейстер, лорд-адмирал, лорд-маршал, командующий кавалерией и др., возглавлявшие соответствующие ведомства — канцелярию, казначейство, адмиралтейство, управление двором и т. д. С 30-х годов XVI в. секретарь королевства из личного слуги короля превратился в могущественного министра — координатора правительства. Тюдорам удавалось подбирать на эту должность людей незаурядных способностей, таких, как плеяда елизаветинцев — Ф. Уолсингем, У. Берли, Р. Сесил. По образцу Тайного совета строились также Совет Севера и Совет Уэльса.
Огромную роль в укреплении тюдоровского абсолютизма сыграла преобразованная судебная система. Передача большей части дел в ведение королевских судов уничтожила юрисдикцию местных сеньоров и подорвала их позиции. Процессы по делам, затрагивавшим интересы короны, шли в суде Королевской Скамьи (King’s Bench), тяжбы между подданными разбирал суд Общих Прошений (Common Pleas). Особое место при первых Тюдорах отводилось Звездной Палате (Star Chamber), учрежденной Генрихом VII для борьбы с выступлениями мятежной феодальной знати, не признававшей юрисдикции местных судов. Чтобы придать исключительный вес этому органу, его состав формировался из членов Тайного совета и верховных судей судов Королевской Скамьи и Общих Прошений. Позднее Звездная Палата стала осуществлять также общий надзор за системой правосудия в Англии. Канцлерский суд (Chancery) занимался тяжбами из-за земельных пожалований, других видов собственности, долгов. Для неимущих, которые не могли уплатить взнос в Chancery, был учрежден специальный суд — Court of Request.
Английский аппарат центрального управления был сравнительно небольшим (около 1000–1500 человек). При этом лишь незначительная его часть состояла на жалованья у короны. Основным же источником доходов чиновников были официально установленные взносы и вознаграждения, которые они получали за исполнение своих функций от просителей, что, естественно, открывало простор для коррупции. Таким образом, расходы на содержание бюрократии Тюдоры переложили на основную массу английского населения.
Важную роль в системе центрального управления играл патронат. Крупные чиновники формировали штат своих ведомств — секретарей и клерков — из числа дворян, находившихся под их покровительством, и слуг. Они также получали жалованье не из казны, а от своего патрона и несли ответственность за свою деятельность только перед ним. Выполняя государственные функции, они оставались частью феодальной клиентелы своего хозяина.
Специфичной была и система английского местного управления. В отличие от большинства европейских стран, где в это время расцвела многочисленная профессиональная бюрократия, по крайней мере частично оплачиваемая короной, здесь утвердился принцип выборности местной администрации, не получавшей жалованья из казны. Это тем не менее не означало, что английский абсолютизм не обладал эффективным механизмом для проведения своей политики на местах. Система местной администрации была довольно разветвленной и состояла из двух «эшелонов» власти, формировавшихся различными способами: путем выборов и путем назначения чиновников в графства короной.
Центральное место в управлении графствами принадлежало мировым судьям. Претендовать на эту выборную должность могли лишь представители имущих классов, обладавшие годовым доходом не менее 20 ф. ст. Они выдвигались на собраниях дворянства графств из числа «наиболее уважаемых и достойных рыцарей». Однако автономия местного дворянства от центральной власти была лишь внешней. Правительство осуществляло контроль за выборами, который носил «персонифицированный» характер. В мировых комиссиях графств состояли в качестве почетных членов представители центральной администрации: члены Тайного совета, крупные чиновники государственной канцелярии, казначейства, других ведомств, которые оказывали большое влияние на выборы. Нередко Тайный совет рассылал в графства письма с недвусмысленными указаниями, кого именно следует избрать на эти должности. Среди мировых судей было немало представителей аристократии — графов, баронов, епископов, но основную их массу составляло рядовое дворянство — рыцари и джентльмены. Четырежды в год они собирались на сессии для отправления правосудия. Между четвертными заседали «малые» сессии — коллегии из 2—3 мировых судей.
Их функции не ограничивались судопроизводством. Не было ни одной сферы общественной жизни, в которую бы не вникали эти добровольные слуги короны, ее «глаза и уши». Их обязанностью было поддержание мира и правопорядка: разоблачение заговоров, подавление мятежей крестьянства и городских низов, преследование бродяг и нищих, выявление и наказание еретиков и других отступников от веры. В ведении мировых судей было и регулирование вопросов, связанных с производством и торговлей: определение границ заработной платы, контроль за качеством продукции, наблюдение за ценами на рынках и борьба со спекуляцией, выдача лицензий торговцам и трактирщикам. На них ложились также фискальные функции: сбор налогов, займов, «корабельных денег». С середины XVI в. среди обязанностей мировых судей важное место занимала организация социального призрения: сбор налога в пользу бедных, увечных солдат, обеспечение ученичества детей пауперов, наблюдение за домами призрения и исправительными домами. Наконец, одна из первостепенных задач мировых судей — организация местного ополчения, рекрутский набор, снабжение армии оружием и продовольствием, поддержание в порядке коммуникаций. Справиться с такими многочисленными и разнообразными функциями было невозможно без целой иерархии мелких чиновников, подчиненных мировым судьям: высоких констеблей сотен, констеблей приходов, церковных старост, казначеев и т. д.
Наряду с выборными мировыми судьями в графствах продолжали действовать и шерифы, назначаемые короной. К XVI в. они утратили свою былую роль и подчинялись мировым судьям. Под их началом в свою очередь состояли бейлифы сотен и коронеры. Ведению шерифов подлежали земли королевского домена, располагавшиеся в графствах. Как агенты короны они также поставляли в Лондон информацию о положении в графствах, составляли налоговые списки. В остальном разграничение обязанностей между шерифами и мировыми судьями было весьма неопределенным, их функции по поддержанию порядка в графстве и организации его обороны дублировались.
На протяжении XVI в. объем работы, ложившейся на плечи местной администрации, неуклонно возрастал. К концу столетия проведение в жизнь более 300 статутов английского законодательства требовало вмешательства мировых судей. Усложнение их функций, с одной стороны, и выгоды, которые сулила должность, с другой, привели к значительному увеличецию числа мировых судей. Если в начале тюдоровского периода в каждом графстве их было не более 10, то в конце — 40–50 человек.
В последние десятилетия XVI в. явственно проявились недостатки английской системы местного управления, коренившиеся в самой ее социальной природе. В силу того что чиновничество здесь не оплачивалось короной, оно не превратилось в особую замкнутую касту, обеспечивающую себя целиком за счет должностей. Английская бюрократия сохранила тесную связь с теми слоями, из которых она рекрутировалась, — джентри и городской буржуазией, живя экономическими и политическими интересами последних. Поэтому когда в конце века начало нарастать недовольство буржуазно-дворянских кругов экономической и финансовой политикой короны, органы местного самоуправления также оказались в негласной оппозиции ее требованиям — сводили на нет борьбу с огораживаниями, проявляли крайнюю незаинтересованность в сборе субсидий, займов и «корабельных денег». Эти перебои в функционировании механизма местного управления особенно усилились в правление первых Стюартов, что, несомненно, способствовало усугублению кризиса абсолютизма.
Выход из создавшегося положения корона находила в увеличении числа своих эмиссаров — лордов-лейтенантов, назначавшихся в графства. Традиционно их функцией была забота об обороне, но во второй половине XVI в. перед ними была поставлена более широкая задача: способствовать улучшению местного управления в целом. Симптоматично, что эту миссию корона доверяла только представителям высшего дворянства, тесни связанным с центральным управлением.
Существенной особенностью английского абсолютизма было отсутствие в распоряжении монарха регулярной армии. Королевская гвардия, созданная Генрихом VII, насчитывала не более 200 человек. Тюдоры избегали больших расходов и на наемные войска. Тем не менее всякий раз, когда возникала угроза извне или опасность социального взрыва внутри страны, у них под рукой оказывалась значительная вооруженная сила. Ее основой было местное ополчение, на содержание которого потомки Генриха VII не тратили ни пенса. Каждый пригодный к службе и экономически самостоятельный мужчина был обязан пройти курс обучения военному делу и иметь соответствующую экипировку, а по призыву властей выступать на защиту страны. Средства на создание этих отрядов, их обучение, снабжение и вооружение собирались со всего платежеспособного населения графств. Однако ополчение было предназначено только для защиты. В многочисленных военных кампаниях, которые Тюдоры вели на континенте — во Франции и Нидерландах, а также в Ирландии, участвовали наемники или отряды дворян-волонтеров, действовавшие в соответствии со старинными феодальными традициями ведения войны и подчинявшиеся лишь своим капитанам. Явные недостатки этой системы привели к тому, что к концу XVI в. власти стали прибегать к принудительному рекрутскому набору для отправки солдат во Францию и Ирландию, устраивали облавы на бродяг и нищих, грузили эту «армию» на корабли и отправляли за море, где они, плохо экипированные, не получающие жалованья и продовольствия, погибали в огромных количествах.
Гораздо больше внимания, чем армии, Тюдоры уделяли флоту, что было стратегически оправданно в силу островного положения государства. Флот был их любимым детищем. Его ядро создал еще Генрих VII; поощряя строительство кораблей, он учредил для этого специальные субсидии. Собственно королевский флот был невелик — 40–50 кораблей. Но прерогативой монарха было в минуту опасности потребовать, чтобы к нему присоединились корабли купцов и других частных владельцев, что в несколько раз усиливало мощь английского флота. Средства на его содержание, «корабельные деньги», собирали с населения всех прибрежных графств и портовых городов.
Состояние финансов английской монархии претерпело значительные изменения на протяжении царствования первых двух Тюдоров. Генрих VII оставил наследникам огромное состояние, источником которого были доходы от королевских земель, сильно увеличившихся за счет конфискаций, судебных взносов и штрафов, а также торговых пошлин. При нем чистый годовой доход короны возрос с 10 до 40 тыс. ф. ст., он имел возможность почти не обращаться к парламенту с требованием о предоставлении субсидий, которые считались «экстраординарным» источником дохода. Но уже его сын столкнулся с жестоким финансовым кризисом, постоянная борьба с которым стала затем уделом всех Тюдоров. Причиной тому были не только расточительность Генриха VIII, его траты на содержание одного из самых блестящих дворов Европы и огромные расходы на войны, которые он вел во Франции и Шотландии, но и объективные экономические процессы.
В условиях бурного роста цен феодальное дворянство, не связанное «товарным хозяйством и рынком и живущее старыми источниками дохода, столкнулось с серьезными материальными затруднениями. Это усилило его проабсолютистские тенденции, стремление ко двору и поиски поддержки со стороны короля в виде пожалований, пенсий, подарков, прибыльных синекур и т. д. В этих условиях короне стало хронически не хватать прежних источников дохода и она была вынуждена требовать от парламента бесконечных субсидий и принудительных займов. Король несколько раз прибегал к порче монеты, что тяжело отразилось на состоянии экономики. Все эти меры, включая займы у нидерландских банкиров, не принесли желаемого результата. Один из путей решения финансовой проблемы корона увидела в секуляризации церковных богатств.
Церковная Реформация, начавшаяся в Англии при Генрихе VIII, стала закономерным и важным шагом на пути укрепления абсолютной монархии. При ее проведении Генрих VIII и его сподвижники Томас Кран-мер и Томас Кромвель преследовали две основные цели: превращение английской церкви в национальную, независимую от Рима и подчинение ее власти короля; секуляризация церковных земель и имуществ была призвана пополнить королевскую казну. Реформация началась «сверху». Поводом к разрыву с Римом послужили бракоразводный процесс Генриха VIII с Екатериной Арагонской и отказ папы признать этот брак недействительным. В ответ на это в 1534 г. парламент «Актом о супрематии» провозгласил английскую церковь независимой от Рима, а ее верховным главой стал король. Следующим шагом в развитии Реформации стала секуляризация церковной собственности. В парламенте эту меру поддержали представители джентри и буржуазии. Сторонником секуляризации выступило и феодальное дворянство. Но лидирующую роль в парламенте на этом этапе сыграло возглавлявшееся Т. Кромвелем королевское окружение, «партия», сформированная им из индифферентных к вопросам догматики, но алчущих получить доступ к монастырским землям дворян.
Большая часть конфискованных короной земель перешла затем в руки аристократии, чиновничества, джентри, сельских богатеев и городских предпринимателей. Это грандиозное перемещение земельной собственности в руки новых владельцев имело важные социально-политические последствия.
В результате Реформации король стал официально именоваться «протектором и верховным главой англиканской церкви и ее духовенства». Он присвоил себе власть распоряжаться церковными должностями и бенефициями и получать десятину. Церковь, созданная Генрихом VIII, стала идеальным орудием в руках монархии, полностью соответствуя формуле: «один бог, один король, одна вера, одно исповедание».
Реформация обогатила идейный арсенал абсолютизма. Получила дальнейшее развитие теория божественной природы королевского суверенитета и верховенства светских властей над духовными. Сильным оружием в борьбе против любых антиабсолютистских выступлений и народных движений стал тезис о «беспрекословном подчинении подданных государственному порядку, установленному свыше и освященному божественным авторитетом».
Половинчатость англиканской Реформации вызывала недовольство значительной части буржуазии и джентри, однако Генрих VIII решительно расправлялся со сторонниками более радикальной кальвинистской Реформации, справедливо усматривая в их доктрине о примате церковной общины над государственной организацией угрозу самому принципу монархической власти. Борьба с английскими кальвинистами — пуританами стала важным аспектом социальной политики Елизаветы I, завершившей англиканскую Реформацию. Столь же упорно Тюдоры преследовали и носителей идей народной реформации, в частности анабаптистов. Мастеровым, наемным работникам, слугам и земледельцам специальным законодательным актом запрещалось читать и толковать Библию, изданную при Генрихе VIII на английском языке (см. ч. III, гл. 1, § 2).
Генриху VIII наследовал его малолетний сын Эдуард VI (1547–1553). Управление страной находилось в руках регентов — сначала герцога Сомерсета, а затем герцога Нортумберленда, убежденных сторонников протестантизма. При них был издан англиканский «Символ веры» и внесены некоторые изменения в богослужение, приближавшие англиканскую церковь к протестантскому образцу. Царствование Эдуарда VI было недолгим. После его смерти герцог Нортумберленд возвел на престол свою невестку — Джейн Грэй, внучку Генриха VII. Однако недовольное, его правлением дворянство приняло сторону Марии Тюдор, дочери Генриха VIII от брака с Екатериной Арагонской. Королева Джейн и герцог Нортумберленд сложили головы на плахе.
Мария Тюдор (1553–1558), фанатичная католичка, вступившая в крайне непопулярный в стране брак с Филиппом II Испанским, уничтожила завоевания Реформации в Англии и восстановила прежнюю римско-католическую религию, готовила реституцию секуляризованных земель. Эти намерения, затрагивавшие интересы широких слоев дворянства и буржуазии, получивших монастырские земли, а также угроза потери Англией национальной независимости и втягивания ее в орбиту политических интересов Испании вызвали в 1554 г. восстание дворянства, возглавленное Томасом Уайаттом. Несмотря на его подавление, Марии пришлось отказаться от идеи реституции, и она вернула церкви лишь земли, принадлежавшие непосредственно короне. Гонения и расправы над протестантами и происпанские симпатии королевы, прозванной Кровавой, привели к тому, что ее смерть в 1558 г. была встречена в Англии с облегчением.
К власти пришла Елизавета I Тюдор (1558–1603), дочь Генриха VIII от брака с Анной Болейн, не признанного папой, протестантка. В ее правление, длившееся 45 лет, английский абсолютизм достиг своего наивысшего расцвета. Однако к концу этого царствования начали все явственнее проявляться симптомы его кризиса.
Воцарение королевы-протестантки, восстановление ею англиканства и королевской супрематии заставили сплотиться европейскую и внутреннюю католическую реакцию. Папа подверг Елизавету отлучению, санкционировав тем самым многочисленные заговоры и покушения на нее. Католические державы, в первую очередь Испания, и папство использовали в борьбе с Елизаветой шотландскую королеву-католичку Марию Стюарт, заявившую о своих правах на английский престол. Однако победа в Шотландии кальвинистской Реформации вынудила ее бежать из страны, и Мария оказалась в руках английской королевы. В 1569 г. в северных графствах Англии прокатолически настроенная феодальная знать, недовольная усилением абсолютизма, предприняла последнюю серьезную попытку сепаратистского выступления, чтобы восстановить католицизм и возвести на трон Марию Стюарт. После подавления этого восстания и ряда католических заговоров парламент принял решение о казни Марии, которое Англия встретила с одобрением. Судьбы страны, ее национальная независимость оказались тесно связанными с судьбой Елизаветы I и ее пребыванием на троне. После казни шотландской королевы Филипп II и папа организовали крестовый поход против Англии. В 1588 г. к ее берегам был послан испанский флот из 134 кораблей с 20-тысячной армией — Непобедимая армада. В нескольких сражениях английский флот нанес испанцам сокрушительное поражение, доказав свое техническое и тактическое превосходство. Гибель Армады и ряд успешных экспедиций англичан в 90-х годах XVI в., а также действия пиратов, поощряемые королевой Елизаветой, подорвали морское могущество Испании и ее политический престиж. Англия стала ведущей морской державой и главой всего европейского протестантского лагеря.
Елизавета I была, несомненно, незаурядной правительницей, умело использующей весь предшествующий политический опыт Тюдоров. Королева была привержена аристократии, что ярко проявлялось в ее социальной политике: она охраняла высокий престиж пэрства, оказывала феодальной знати всестороннюю поддержку за счет крупных выплат из казны, прощения долгов, земельных пожалований, раздачи должностей и т. д. Она неоднократно заявляла, что «есть большая разница между простыми джентльменами и знатью, и монарх должен относиться к ним соответственно». Однако дальновидность королевы проявилась в том, что она стремилась сделать своей опорой и буржуазно-дворянские круги. Елизавета сознательно формировала у подданных свой образ «матери отечества», прибегая к тонкой демагогии, а порой и к лицедейству в своих публичных выступлениях в парламенте. Любимым ее символом был пеликан, по преданию кормящий птенцов мясом, вырванным из собственной груди. Он должен был олицетворять безграничную заботу королевы о ее нации.
Елизавета I довела до совершенства политику лавирования между феодальным дворянством и буржуазно-дворянским лагерем, традиционную для Тюдоров. Этой политике неизбежно была присуща противоречивость, но все же, выражая в первую очередь интересы феодального дворянства, Тюдоры выполнили и свою историческую миссию в отношении буржуазных элементов. Их протекционизм способствовал прогрессу производства и торговли. Важную роль в развитии сукноделия сыграли статуты Генриха VII, запрещавшие вывоз шерсти и необработанного сукна из Англии. Навигационные акты обоих Генрихов поощряли мореплавание и торговлю английского купечества и привлекали на английский рынок иностранное. Елизавета I активно насаждала «новые ремесла» — производство стекла, бумаги, хлопчатобумажных тканей и др. По ее инициативе были созданы крупные паевые товарищества, способствовавшие качественному скачку в горнодобывающей промышленности и металлургии. Покровительство Тюдоров английской торговле выражалось в поощрении купеческих компаний, которые получали от короны монополии, в благоприятной таможенной политике, защите английского купечества от конкуренции политическими методами (изгнание ганзейцев из Англии в 1597 г.).
Но наряду с этими мерами законодательство Тюдоров содержало немало статутов, призванных сдержать развитие капиталистических элементов в экономике. Знаменитые акты о ткачах 1555 г. и учениках 1563 г. ограничивали количество станков в мастерских и применение дешевого наемного труда. Тюдоры всемерно поддерживали цеховую организацию производства, вводили запреты на мануфактуры, возникавшие в сельской округе. Во многом внимание к развитию производства и торговли определялось фискальными целями. Созданная Тюдорами всеохватывающая система государственного контроля и регулирования приносила казне большой доход, значительная часть которого перераспределялась впоследствии в пользу феодального дворянства. Купеческие компании платили короне огромные суммы за получение своих хартий. Процветала система частных дворянских монополий на различные виды производства и торговли, которые ставили английских предпринимателей и купечество в зависимость от вымогательств королевских чиновников и придворных.
Еще яснее склонность Тюдоров к консервации традиционных феодальных отношений проявлялась в их аграрной политике. Законодательство против огораживаний, ограничение допустимого количества овец и ферм, статуты о поддержании землепашества были направлены на то, чтобы оградить интересы феодального дворянства и сохранить слой крепких йоменов, способных платить налоги и составить ополчение. Тем не менее элементы лавирования проявлялись и здесь. В 1592–1593 гг. под давлением джентри и буржуазии, которые настойчиво требовали разрешить огораживания, Елизавета I пошла на уступки парламенту в этом вопросе. Однако последовавший за этим взлет огораживаний и крестьянских волнений заставил ее вернуться в русло традиционной политики.
Феодальная природа тюдоровской абсолютной монархии проявилась и в ее политике в колонизованной англичанами Ирландии. Тюдоры приняли самое активное участие в завоевании и грабеже своего соседа, присоединив в XVI — начале XVII в. к уже принадлежавшему Англии Пейлу провинции Манстер и Ольстер. После разгрома освободительного движения ирландцев и массовых конфискаций их земель здесь была введена система крупного феодального землевладения английских колонистов. Большая часть земель досталась королевским фаворитам и представителям знати.
К концу XVI — началу XVII в. короне все сложнее становилось осуществлять политику лавирования. Прогрессирующее материальное оскудение феодальной аристократии требовало расширения поддержки, которую оказывала ей королевская власть. Однако в это время Елизавета I столкнулась с жестоким финансовым дефицитом. Расходы на ведение борьбы с Испанией, на помощь протестантам в Нидерландах и Франции, покорение Ирландии опустошили казну. Королева была вынуждена продавать коронные земли. Размеры ее пожалований и прямых выплат из казны дворянству сократились. Это вызвало недовольство феодальной аристократии. Неравномерность в распределении милостей короны обострила борьбу многочисленных фаворитов королевы и придворных группировок, которая вылилась в 1601 г. в антиправительственный заговор молодых дворян во главе с графом Эссексом. По своему характеру это выступление не было сепаратистским или антиабсолютистским, напротив, оно изобличало полную зависимость феодального дворянства от абсолютизма и неспособность существовать без его поддержки.
Одновременно с ростом претензий к королеве со стороны консервативного лагеря назрели изменения в системе отношений между короной и буржуазно-дворянскими кругами. В последние годы своего правления Елизавета резко усилила нажим на парламент, требуя все новых и новых субсидий, сборов на военные нужды, принудительных займов. Ради тех же фискальных целей она отошла от принципов покровительственной политики: стала устанавливать дополнительные торговые пошлины и поборы с купеческих компаний. Особое недовольство населения вызвало в 90-е годы XVI в. беспрецедентное увеличение количества частных монополий, которые распространились на большинство отраслей производства и торговлю почти всеми видами товаров. Государственное регулирование экономики, которое до 60—70-х годов стимулировало ее развитие, теперь превратилось в тормоз. Интересы национальной буржуазии стали открыто приноситься в жертву придворным и фиску. Политический баланс абсолютизма между буржуазными элементами и феодальным дворянством явно сместился в пользу последнего.
В то же время успехи капиталистического уклада и усиление экономического веса городской буржуазии и нового дворянства привели во второй половине XVI в. к росту их активности и претензий на приобщение к политической власти. Это выразилось в формировании парламентской оппозиции, которая начала оказывать сопротивление короне в социально-экономических и политических вопросах. В последних парламентах Елизаветы разгорелся острый конфликт между палатой общин и королевой из-за монополий. В 1601 г. оппозиция одержала свой первый серьезный успех, добившись отмены некоторой их части. Борьба за окончательное уничтожение монополий и других барьеров, поставленных системой феодального государственного регулирования, и за утверждение буржуазного принципа свободы торговли продолжилась затем в парламентах Якова I Стюарта, который унаследовал в 1603 г. английский престол.
Нарушение баланса в социально-экономической политике короны, ее финансовое банкротство и конфликт между королевской властью и парламентом свидетельствовали о том, что уже в конце XVI — начале XVII в. английский абсолютизм вступил в пору своего кризиса.
После ухода с исторической сцены Елизаветы I в Англии воцарилась династия Стюартов. Ее родоначальник Яков I (1603–1625), король Шотландии, стал государем Англии, Шотландии и Ирландии. Он не обладал политической дальновидностью и способностью к маневрам, присущими Тюдорам. Ярый сторонник абсолютизма, Яков I отстаивал эту доктрину в самой крайней форме, порывая с прежней политической традицией, допускавшей заигрывания с парламентом и притязания последнего на разделение верховного суверенитета с королем. В своих политических трактатах и речах Яков I развил теорию божественного характера королевской власти, фактически приравняв монарха к божеству; провозгласил безраздельную принадлежность верховной власти королю, игнорируя парламент; утверждал, что монарх — верховный собственник всех земель королевства, имущества и жизней своих подданных; высший судья, неподсудный мирскому суду и законам. Политические притязания Якова вызвали резко негативную реакцию и породили целый ряд его столкновений с парламентом.
Основные направления развития конфликта между стюартовским абсолютизмом и буржуазно-дворянскими кругами, рупором которых стала парламентская оппозиция, сформировались еще в XVI в., однако объективные социально-экономические условия, в которых он протекал, изменились. Успехи капиталистического уклада в английской экономике становились все заметнее. Представители торгово-промышленного капитала, поднявшие как знамя пуританскую доктрину, требовали внимания к своим экономическим и политическим интересам: в первую очередь отмены монополий и ограничений свободы торговли. Яков I ответил «общинам Англии» ужесточением преследований пуритан, а в экономической сфере — увеличением количества монополий, ростом торговых пошлин, новыми налогами и принудительными займами. Эту политику, унаследованную от отца, неуклонно проводил и Карл I Стюарт. При первых Стюартах усилилась бюрократизация аппарата управления, расцвела коррупция должностных лиц и королевских судов, практиковалась беззастенчивая торговля короны должностями и титулами, страна была отдана на откуп фаворитам. Все это до предела накалило атмосферу в стране и привело английский абсолютизм в 30-х годах XVII в. к глубокому политическому кризису, поставив страну на порог буржуазной революции.
Во второй половине XV в. во Франции начинает складываться новая политическая система — ранний абсолютизм, расцвет которого приходится на первую половину XVI в. Ранний абсолютизм стал новой фазой централизации, т. е. объединения французских земель, административной унификации, усиления королевской власти. Специфику раннего абсолютизма составило относительное равновесие политических традиций, характерных для сословно-представительной монархии, с развивающимися элементами административной или бюрократической государственности, которая утвердилась в эпоху классического абсолютизма.
Основой усиления королевской власти в этот период было разрушение политической организации средневековых сословий (в результате разложения старых социальных структур, вызванного зарождением и развитием раннекапиталистических отношений).
Положение французского дворянства в XVI–XVII вв. характеризовалось углублявшимся разрывом между аристократией и жизнеспособной частью среднего дворянства, с одной стороны, и мелким дворянством — с другой. Наряду с этими группами к концу XVI в. возник широкий слой чиновничества, отношения которого с родовитым дворянством были весьма напряженными. Существенные изменения претерпела и политическая организация дворянства: вассально-ленные отношения к XIV–XV вв. потеряли былое значение основы политической структуры общества. Поземельные отношения почти полностью отделились от личных связей, вассальные обязательства превратились в формальность, усилилась роль политических клиентел. Поскольку основной земельный фонд был исчерпан, материальной основой клиентел стало политическое покровительство и вознаграждение за счет новых источников доходов, главным из которых стали поступления от королевской службы. Используя внутридворянское соперничество и систему клиентел, сильное правительство, контролировавшее распределение почестей, должностей, пенсий, могло держать дворянство в повиновении, ибо в отличие от вассально-ленных отношений новая система предполагала постоянное наличие центрального распределения благ. Политическая роль новой организации дворянства была двойственной: с одной стороны, дворянские группировки были источником постоянного политического напряжения, так что малейшее ослабление правительства было чревато смутой; с другой — через каналы клиентел дворянство оказывалось тесно связанным с монархией. Перестройка отношений между государством и господствующим классом была важнейшей предпосылкой раннего абсолютизма.
Коренные изменения произошли в городах. Социальное расслоение городской общины заметно уже в XIII–XV вв. Зарождение раннекапиталистических отношений приводит к превращению городской верхушки и плебейства в ярко выраженные социальные полюса. Сплоченность городского коллектива перед лицом сеньоров или королевской власти ослабевает. Расширяются возможности для правительственного вмешательства в социальную борьбу и городское управление. Город в политическом плане перестает быть «замкнутой системой»: олигархия взывает к королевской власти для поддержания своего авторитета, постепенно подчиняясь контролю государственных органов.
Перемена в положении первого сословия — духовенства — связана с заключением в 1516 г. между Франциском I и папой Львом X Болонского конкордата, регламентировавшего отношения между римской курией, галликанской церковью и французской короной. Важнейшие пункты Прагматической санкции Карла VII 1438 г. были пересмотрены. Франциск отказался от декларации о примате собора над папой и частично восстановил аннаты. Принцип выборности иерархов был заменен королевским назначением на вакантные бенефиции с последующим посвящением в сан папой. Это означало торжество монархического принципа и в духовном и в светском воплощении. С потерей сословного единства галликанская церковь попадала в зависимость от укрепляющегося государства. Сохраняя значительную автономию, она врастала в политический структуры раннего абсолютизма. Причиной была недостаточная социальная сплоченность духовенства, острая борьба между прелатами и священниками, равно как и влияние политической эволюции светских сословий. Для королевской власти право назначения на вакантные бенефиции стало не только важным инструментом контроля за клиром, но и существенным ресурсом расширения системы патроната.
Усилению королевской власти способствовало и социальное возвышение чиновничества (несмотря на периодические конфликты между ними). Нигде в Европе не складывается столь широкий и могущественный слой — носитель государственности. Чиновничество черпало свою силу во многом из положения представителей королевской власти и одновременно; укрепляло ее своим социальным весом.
Эпоха раннего абсолютизма была временем напряженной политической борьбы, сопровождавшей изменения социальных структур. Это усугублялось разобщенностью отдельных регионов королевства и разнотипностью их социально-экономического развития. В политической борьбе XVI–XVII вв. ни один класс, ни одна социальная группа не выступали единым фронтом в масштабе страны. Внутриполитическая жизнь складывалась из массы локальных конфликтов, по-разному протекавших в разных провинциях и городах. С 1328 г. Францией правили короли династии Валуа. После пресечения со смертью Карла VIII (1483–1498) линии прямых Валуа корона перешла к Валуа-Орлеанам в лице Людовика XII (1498–1515), но поскольку и он не оставил наследника, на престоле оказался Франциск I (1515–1547), представитель Валуа-Ангулемов. Эти три царствования были эпохой прогрессивного экономического развития, относительной социально-политической стабильности и пышного расцвета ренессансной культуры. Королевская власть добилась новых успехов в объединении французских земель, присоединив в 1491 г. Бретань. Продолжается освоение короной провинций, вернувшихся в состав Франции на завершающем этапе Столетней войны или присоединенных вскоре после нее. Нормандия, Гиень, Бургундия, Прованс в нарушение первоначально пожалованных им хартий постепенно теряют свои традиционные права, подчиняясь королевской власти. Новые удельные княжества — апанажи — даются принцам крови на условиях, обеспечивающих контроль королевских учреждений над их автономной администрацией. Хотя в целом административная унификация королевства не была завершена, однако к началу XVI в. основной комплекс французских земель уже сложился.
Важным событием начала XVI в. является усиление королевского двора, который состоял из «домов» короля, королевы и их детей. В середине XVI в. на придворной службе состояло около полутора тысяч представителей знатнейших семей королевства. Придворная жизнь была регламентирована строгим церемониалом, в основе которого лежал культ королевской особы. Институт двора имел огромное политическое значение: с одной стороны, король, как первый дворянин королевства, жил здесь в среде своего сословия и проникался его чаяниями; с другой — аристократия постепенно начала подчиняться монархии. На придворной службе формировались дворянские клиентелы: двор стал важным инструментом контроля над вторым сословием — дворянством.
Тяготы затянувшихся Итальянских войн приводят к усилению налогового гнета, к антифискальному протесту и началу административных преобразований. Эти процессы определили климат правления Генриха II (1547–1559), ставшего переломным моментом в истории французского абсолютизма. Военное напряжение достигло апогея, а рост налогов вызвал ряд восстаний, выражавших распространение антиправительственных настроений. К этому времени относятся реформы, заложившие основы важнейших учреждений абсолютизма XVII в., в том числе института провинциальных интендантов. К концу правления Генриха II начинается кальвинистское (гугенотское) движение, что было показателем общественного недовольства в разных слоях населения королевства. Одновременно появляются первые симптомы неблагоприятной экономической конъюнктуры, хотя прекращение Итальянских войн в 1559 г. облегчало возможности экономической стабилизации страны.
В 1559 г. на турнире в честь окончания войны погиб король Генрих II; ему наследовал его пятнадцатилетний сын, Франциск II, болезненный подросток, при котором власть попала к родственникам его жены, юной шотландской королевы Марии Стюарт, — Гизам. Этот знатный лотарингский род был возвышен Франциском I в противовес влиятельным принцам крови — Бурбонам. Теперь между двумя кланами развернулась открытая борьба за власть. Особенную прочность сложившимся вокруг них партиям придала возможность использовать религиозные лозунги. Гизы возглавили ультракатолическую партию, оказавшиеся же в оппозиции Бурбоны связали свое дело с религией недовольных — кальвинизмом. Соединение политической борьбы с религиозными спорами сразу поставило королевство на грань гражданской войны.
Вскоре религиозно-политические конфликты вылились в прямые военные столкновения, первым из которых был неудачный поход протестантских дворян на королевский замок Амбуаз с целью свержения Гизов в 1560 г. («амбуазский заговор»). Неожиданная смерть Франциска II привела к отстранению Гизов от власти: при десятилетнем Карле IX (1560–1574) регентшей стала королева-мать Екатерина Медичи, а генеральным наместником королевства — Антуан Бурбон. Новое правительство под влиянием канцлера Лопиталя попыталось проводить в жизнь политику частичного разрешения кальвинизма, что диктовалось отнюдь не принципом религиозной терпимости, но лишь стремлением предотвратить гражданскую войну. Сторонников такого подхода к религиозным конфликтам стали называть «политиками», и это название в годы религиозных войн применяли к весьма разнородным политическим группировкам, пытавшимся добиться примирения враждующих партий или лавировавшим между ними. Но правительство регентши не пользовалось авторитетом, а страсти были накалены до предела. Вскоре вспыхнула первая религиозная война, спровоцированная убийствами в Васси (1562 г.), где дворяне Гизов перебили протестантов. Началась серия войн, время от времени прерываемая короткими перемириями, когда протестантам даровалась свобода отправления культа. Но каждый раз вспышки религиозного фанатизма приводили к возобновлению войн. Наиболее драматической из этих вспышек была Варфоломеевская ночь 24 августа 1572 г., когда парижская толпа и дворяне-католики перебили несколько сот протестантов — и из числа парижан, и из числа дворян-кальвинистов, съехавшихся в столицу по случаю примирения партий и бракосочетания сестры Карла IX Маргариты Валуа с вождем гугенотов Генрихом Бурбоном, королем Наварры. Известия об избиении гугенотов в столице вызвали религиозные погромы и в других католических городах. Варфоломеевская ночь была одним из типичных для второй половины XVI в. стихийных городских восстаний, направленных против иноверцев. Подобные погромы неоднократно устраивались протестантам в католических городах, равно как и католикам — в протестантских. «Парижская кровавая свадьба» выделялась на фоне этих движений лишь несколько большими масштабами убийств, участием в них главных вождей католической партии и гибелью видных предводителей гугенотов, в частности адмирала Колиньи, что имело сильнейший резонанс во всей Франции и за ее пределами.
Гугенотская партия сплотилась в ответ на удар. В южных и юго-западных провинциях протестанты достигли политического преобладания и организовали унию городов и дворян, управлявшуюся ассамблеями, «протестантскими штатами» и возглавлявшуюся спасшимся во время Варфоломеевской ночи ценой временного перехода в католицизм Генрихом Бурбоном. На протяжении 70-х годов кальвинистское «государство в государстве» отстояло свою фактическую независимость.
Начало 80-х годов было временем некоторой стабилизации, и Генрих III (1574–1589) несколько укрепил королевскую власть. Однако новые потрясения зачеркнули его скромные успехи: после смерти младшего брата бездетного короля возникла угроза пресечения династии и перспектива воцарения первого принца крови Генриха Бурбона, вновь принявшего протестантизм, что было чревато уже не отделением кальвинистского юга, но господством протестантской партии в католическом королевстве. В противовес протестантской унии в 1585 г. была создана Лига — федерация католических городов — во главе с Парижем, вступившая в союз с дворянской партией Гизов. Династический кризис совпал с изменениями хозяйственной конъюнктуры, которая до середины 80-х годов оставалась на севере относительно благоприятной, но затем значительно ухудшилась. В условиях экономических трудностей усиление налогового гнета со стороны непопулярного правительства вызвало особо широкое распространение антиабсолютистских настроений. В 1588 г. Генрих III бежал из восставшей столицы и вскоре погиб от ножа фанатика-монаха. Династия Валуа пресеклась.
Началась эпоха междуцарствия, самое тяжелое пятилетие гражданских войн. Страну опустошали дворянские отряды и иноземные наемники.
Возрос религиозный фанатизм. Поднялись народные восстания. Как в самые тяжелые времена Столетней войны, Франция была поставлена на грань национальной катастрофы: в Париже стоял призванный Лигой испанский гарнизон, а испанский король Филипп II и папа обдумывали возможность возведения на французский престол испанского принца. В этих условиях центростремительные силы начинают брать верх: их сплотило повторное обращение в католицизм Генриха Бурбона, законного наследника Валуа. Влияние «политиков» чрезвычайно возросло. В 1594 г. столица открыла ворота новому королю. Католические и протестантские вельможи получили за признание Генриха IV щедрые вознаграждения в виде губернаторств, пенсий, придворных должностей, города и провинции — торжественные подтверждения их привилегий. По Нантскому эдикту 1598 г., завершившему серию эдиктов примирения, протестанты получили все гражданские права и свободу публичных богослужений, а по так называемым дополнительным статьям эдикта им была сохранена в качестве гарантии их военно-политическая организация — регулярные ассамблеи, крепости, гарнизоны.
После гражданских войн наступили периоды относительной стабилизации: царствование Генриха IV (1589–1610), а затем правление кардинала Ришелье (1624–1642), первого министра Людовика XIII (1610–1643).
Искусно маневрируя между различными социальными силами и широко практикуя систему клиентел, Генрих IV твердой рукой подавлял заговоры знати. Благодаря жесткой экономии и энергичным мерам сюринтенданта финансов Сюлли удалось стабилизировать расстроенную войнами финансовую систему и добиться бездефицитного бюджета. Впервые во Франции проводилась относительно последовательная меркантилистская политика. И хотя после гибели Генриха IV от руки Равальяка при его малолетнем сыне Людовике XIII возобновилась гражданская смута, последовали восстания возглавленных принцами дворянских партий и активизировалась гугенотская партия, абсолютистские традиции получили развитие при Ришелье, установившем прочный режим личной власти первого министра при поддержке подросшего короля. Для французской аристократии правление Ришелье обернулось серией кровавых расправ с представителями крупнейших фамилий. Важным шагом на пути укрепления королевской власти была ликвидация гугенотского «государства в государстве» после ряда успешных походов и взятия твердыни французского кальвинизма — Ла-Рошели в 1628 г. «Эдиктом милости» в Але в 1629 г. были подтверждены гражданские и религиозные права гугенотов, но упразднена их политическая организация.
Одним из главных факторов политики Ришелье было расширяющееся участие Франции в Тридцатилетней войне, проявлявшееся сначала в дипломатической и финансовой поддержке антигабсбургских коалиций, а в 1635 г. вылившееся в открытое военное столкновение с Австрийским домом. 30-е годы отмечены небывалым ростом налогового бремени, совпавшим с ухудшением хозяйственной конъюнктуры, что привело к многочисленным народным восстаниям.
В этих условиях Ришелье проводит важные административные реформы. Главная из них — введение института постоянных провинциальных интендантов. Начинается переход к административной монархии, однако после смерти Ришелье и Людовика XIII в 1643 г. ослабленное правительство вновь оказывается не в состоянии контролировать борьбу политических группировок. Только после периода дворянских мятежей и Фронды восторжествовавшая над аристократическими партиями и чиновничеством абсолютная монархия достигает своего расцвета в период абсолютистского правления Людовика XIV.
Государственно-правовая наука получила во Франции XVI–XVII вв. блестящее развитие. Французскими юристами Жаном Боденом, Карденом Лебре был выдвинут и обоснован принцип королевского суверенитета, т. е. сосредоточения в руках монарха верховной законодательной власти. Однако абсолютный монарх почитался обязанным строго следовать традиционной системе обычаев и привилегий, возможность нарушения которой не только теоретиками, но и виднейшими практиками абсолютизма, включая Ришелье, считалась допустимой лишь в случае крайней государственной необходимости.
Хотя сеньориальная юстиция была значительно потеснена и поставлена под контроль королевского аппарата, все же сеньор по-прежнему оставался ближайшим воплощением власти для массы французских крестьян и населения мелких городов. Сохранилось еще немало полунезависимых княжеств, формально продолжавших считаться суверенными, а в отдаленных провинциях многие бароны держали себя «государями» на феодальный манер и рассматривали своих крестьян как «подданных». Лишь постепенно к XVII в. углубившийся кризис дворянства и его втягивание в систему абсолютной монархии, а также военно-административное укрепление последней существенно ограничили эту практику. Равным образом и постепенное разложение городского сословия не означало немедленной утраты городами своих муниципальных привилегий и органов самоуправления, которые — как и сельские общины — включались в административную систему абсолютизма в качестве ее низшего и контролируемого, но все же важного и активного звена.
Утратили частично свое значение, но не исчезли и органы сословного представительства. В отличие от английского парламента французские Генеральные штаты не превратились в постоянно действующий орган: они созывались крайне редко и только в периоды политических кризисов (последний раз — в 1614–1615 гг.). Узы провинциальной солидарности оказались значительно более прочными, а провинциальные штаты — более влиятельными. В начале XVI в. штаты существовали в большинстве провинций королевства и главной их функцией было вотирование налогов. Однако укрепление присвоенного королевской властью еще в XV в. права самостоятельно назначать налоги привело к постепенному исчезновению штатов в тех провинциях, где традиции самоуправления были менее развиты и где существовал королевский аппарат взимания налогов. К середине XVII в. штаты сохранились только в Бретани, Лангедоке, Провансе, Бургундии и некоторых более мелких провинциях Франции. Однако эти штаты функционировали весьма активно и были эффективными орудиями ограничения королевской власти и защиты фискальных привилегий провинций. Обычно они имели собственный фискальный аппарат и постоянных представителей, участвовавших в администрации провинций.
Ранний абсолютизм характеризовался ростом государственного аппарата. Уже к началу XVI в. во Франции насчитывалось около 8 тыс. чиновников; к середине XVII в. их численность возросла до 46 тыс., т. е. каждый четырехсотый житель королевства был чиновником. Создание широкого социального слоя чиновничества было важным фактором усиления королевской власти.
В 1522 г. правительство в поисках новых источников доходов легализовало ставшую традиционной торговлю государственными должностями и создало специальное «бюро случайных доходов»: оно от имени короля продавало вновь создаваемые должности, а при продаже должностей частными лицами взимало в пользу короля плату. Право передавать должности по наследству сопрягалось с дополнительными поборами, вызывавшими недовольство и прямой саботаж чиновничества. В 1604 г. вопрос был разрешен введением небольшого ежегодного взноса — полетты (по имени финансиста Поле), что окончательно закрепило наследственную собственность чиновников на должности. Полетта упрочила независимость чиновников от вельмож, протекция которых ранее была необходима для наследования должности.
С сохранением элементов частноправовой государственности связано медленное внедрение в практику идеи подданства. Официально она была основой концепции королевской власти, и тем не менее традиции средневековых личных связей далеко не были изжиты. Целые провинции и города, особенно в XVI в., считали себя связанными с королем на началах договора. Для дворянства король долго оставался не столько сувереном, сколько верховным сеньором-сюзереном, вершиной иерархии дворянского сословия, связанного с ним отношениями патроната и верности. Система клиентел была основой функционирования дворянского элемента раннеабсолютистской администрации — института губернаторов, однако распространялась и на чиновничество. Личная верность, оплаченная благодеяниями, привязывала губернаторов к королю, офицеров — к главнокомандующему, статс-секретарей — к первому министру, провинциальных нотаблей — к губернаторам, интендантов — к статс-секретарям, магистратов парламента — к первому президенту. В политической практике эпохи личная верность нередко стояла выше государственного подданства. Без использования этого метода немыслимо было функционирование государственного аппарата. Естественно, что администрация XVI–XVII вв., несшая столь значительный отпечаток феодальных времен, не могла быть до конца гибким и покорным орудием абсолютизма.
Главой государства был король, обладавший всей полнотой власти и лично весьма активно участвовавший в управлении. При нем имелся совет, формально чисто консультативный, но реально игравший роль возглавлявшегося королем правительства. В XVI в. господствовал принцип свободного комплектования совета королем, однако он, следуя традиции, приглашал своих «прирожденных советников» — принцев крови, кардиналов, высших коронных чинов, главнокомандующего — коннетабля, его заместителей — маршалов и главу гражданского ведомства — канцлера. В совет также входили высокопоставленные юристы и финансисты, социально стоявшие неизмеримо ниже знати. В составе совета существовала группа из нескольких фаворитов, вырабатывавшая на секретных совещаниях с королем наиболее важные решения — «тайный», или «узкий», совет.
Усиление королевской власти и резкое усложнение задач государственного управления потребовали расширения персонала и создания особых секций совета. Главным элементом Королевского совета конца XVI — первой половины XVII в. был Деловой совет, бывший «тайный», где в присутствии короля обсуждались наиболее важные государственные дела, в первую очередь внешнеполитические. В него иногда входили члены королевской семьи, но прежде всего высокопоставленные чиновники — канцлер, сюринтендант, статс-секретарь иностранных дел. В первой половине XVII в. сформировался ведавший вопросами внутренней политики «совет депеш», куда наряду с членами Делового совета входили статс-секретари и государственные чиновники. К политическим советам примыкал также Финансовый совет. Вопросы администрации и судопроизводства решались коллегией советников, заседавших под руководством канцлера попеременно в качестве Совета частных тяжб и Государственного финансового совета. Дела к заседаниям готовили докладчики прошений, число которых за полтора столетия возросло с 8 до 80 человек. Социальный состав Королевского совета стал изменяться при Генрихе IV; при последних Валуа в нем главенствовали знать и духовенство, но с конца XVI в. преобладание перешло к робенам, к середине XVII в. почти полностью вытеснившим военных и клириков.
К концу XVI–XVII в. относится возникновение системы министерств. Еще в XIV–XV вв. большую роль стали играть финансовые секретари — чиновники канцелярии, приставленные к королю для записи его распоряжений. К середине XVI в. они в числе четырех человек превратились в высокопоставленных чиновников и стали называться статс-секретарями. Они вели переписку правительства с провинциями и иностранными державами. В эпоху религиозных войн в руках одного из них, Вильруа, занимавшего свою должность с 1567 по 1617 г., фактически сосредоточилось руководство внешней политикой королевства. Второй статс-секретарь стал со временем отвечать за военное ведомство, третий — за королевский двор и столицу, четвертый — за дела протестантской религии. Финансовое управление с конца XVI в. было сосредоточено в руках назначаемого королем сюринтенданта. При Ришелье появляются зачатки морского министерства: в 1628 г. кардинал-министр получил должность сюринтенданта навигации и торговли. Король управлял теперь с помощью постоянного, назначаемого им высокопоставленного гражданского чиновничества, знать была отстранена от непосредственной политической власти.
До введения при Ришелье постоянных интендантов провинциальное управление состояло из двух параллельных административных систем — института губернаторов и чиновных корпораций. Институт губернаторов возник еще в эпоху Столетней войны, однако широкое распространение приобрел только во второй половине XV–XVI в. Наряду со старшими губернаторами провинций имелись младшие — отдельных областей, городов и замков. В помощь губернаторам назначались генеральные наместники, которые, как и младшие губернаторы, нередко были родней или клиентами старших.
Губернаторы ведали военной администрацией и обороной провинции, но имели также права контроля над всеми сферами провинциальной и муниципальной жизни. Однако важнее административных функций была их социальная роль; губернаторы были как бы связующим звеном между провинцией и королевской властью, не столько управляя, сколько обеспечивая благоприятную для правительства политическую атмосферу и верность провинции. Среди губернаторов были принцы крови, герцоги и пэры, министры, маршалы. Их личное влияние при дворе, в правительстве, в армии позволяло им обеспечивать службой и карьерой провинциальных дворян и чиновников, а также отстаивать перед королем интересы своих провинций. Хотя иногда некоторые губернаторы превращались в полусамостоятельных государей, в целом этот институт был одним из важнейших рычагов раннеабсолютистской централизации. Влияние в центре было для губернаторов необходимым залогом могущества на местах. Привязывая к себе провинции узами патроната, они тем самым включали их в общефранцузскую систему клиентел. Губернаторам, однако, не всегда удавалось добиться полновластия в провинциях. Соперниками губернаторов выступали королевские трибуналы (суды), в первую очередь парламенты, претендовавшие на самостоятельное господство в провинциях.
Система королевских трибуналов, значительно развившаяся в XVI в., включала разнообразные по своему значению и функциям органы. Наиболее древним элементом ее были бальяжи (на юге — сенешальст-ва), коллективные судебные органы, ведавшие также общей администрацией, полицией, феодальным ополчением (баном) и королевским доменом. Их было около сотни. Ниже бальяжей имелись первичные королевские суды — шателении, превотства и т. д. Выше бальяжей стояли парламенты, относившиеся к числу так называемых верховных судов. Наиболее важным из них был парижский парламент, выделившийся еще в XIII в. из состава Королевского совета и распространявший свое влияние примерно на треть территории королевства. В XV–XVI вв. по мере собирания французских земель в ряде провинциальных столиц, таких, как Тулуза, Экс, Бордо, Гренобль, Ренн, Руан, Дижон, в ответ на стремление к местному самоуправлению возникли парламенты по образцу парижского.
Наряду с судебными парламенты имели самые широкие общеадминистративные функции, в частности надзор за муниципальным управлением. Но особенно важным было их право регистрировать королевские указы, проверяя их соответствие предшествующему законодательству и привилегиям провинций. Без регистрации указы не вступали в действие. С XV в. за парламентами закрепилось право подачи письменных протестов — ремонстраций — против незаконных распоряжений. Обязательной регистрация становилась только в случае личного присутствия короля в парламенте. Однако это еще не решало дела: провинциальное чиновничество, для которого авторитет парламента стоял очень высоко, могло саботировать указ, разосланный с пометкой о принудительной регистрации. Реально все зависело от соотношения сил: твердое правительство обычно находило средства повлиять на парламентариев, а Ришелье в условиях Тридцатилетней войны временно запретил подачу письменных ремонстраций. Напротив, в периоды кризисов правительству нередко приходилось отступать, а иногда и твердое правительство считало выгодным воспользоваться советами компетентных юристов и удовлетворяло ремонстрации.
Наряду с парламентами и бальяжами существовали оформившиеся на протяжении XVI в. органы финансовой администрации. Сбор прямых налогов непосредственно осуществляли чиновники-контабли, должности которых обычно покупались финансистами, а косвенные налоги сдавались на откуп компаниям финансистов. Однако процесс взимания налогов контролировался королевскими трибуналами. В группу верховных судов входили столичные и провинциальные счетные палаты, занимавшиеся проверкой финансовой отчетности, и палаты косвенных сборов, судившие по вопросам налогообложения. Ключевым органом финансовой администрации были созданные во второй половине XVI в. финансовые бюро казначеев Франции, осуществлявшие в генеральствах (финансовых округах) раскладку прямого налога — тальи и сдававшие на откуп некоторые косвенные налоги, а в XVII в. надзиравшие и за эксплуатацией домена. Ниже финансовых бюро в большинстве генеральств имелись элексьоны, разверстывавшие талью между приходами и судившие в первой инстанции по вопросам налогообложения.
Бюрократическая машина французского абсолютизма была самой мощной в тогдашней Европе. Однако в силу своей архаичности — продажи должностей, роли личных связей, политических привилегий вроде права ремонстраций — она сохраняла в себе элементы сословного представительства. В условиях Тридцатилетней войны саботаж налоговой политики чиновничеством сделал неизбежной частичную модернизацию государственного аппарата, центральным элементом которой стали провинциальные интенданты.
Зарождение этого института относится к середине XVI в., когда в условиях обострения социально-политической борьбы в стране правительство стало значительно чаще рассылать в провинции своих чрезвычайных представителей, профессиональных юристов и финансистов, которые оказывали губернаторам в качестве членов их советов необходимую помощь в технических вопросах управления. Уже в период религиозных войн интенданты иногда по нескольку лет задерживались в провинциях, но только в конце 30-х — начале 40-х годов XVII в. они из экстраординарных комиссаров превратились в постоянных представителей правительства на местах. Главной сферой их полномочий были финансы, но под их контроль была поставлена вся провинциальная жизнь. Располагавшие поначалу лишь небольшим штатом личных секретарей и информаторов, интенданты были не в состоянии подменить собой органы старой администрации. Но это и не входило в намерения правительства, которое рассматривало интендантов в первую очередь как агентов информации и контроля: их задачей было устранение злоупотреблений, борьба с саботажем чиновничества и проведение в жизнь чрезвычайных правительственных мер. Вышедшие в большинстве своем из числа докладчиков прошений, назначаемые королем и рассчитывающие на продолжение карьеры в Королевском совете, интенданты и были надежными проводниками административной централизации. В основе их деятельности лежали единоличие, строгая иерархическая соподчиненность и преимущественно административные, а не судебные формы принятия решений, что было вызовом административным традициям королевских трибуналов, коллегиальных судебных органов. Местное чиновничество враждебно относилось к интендантам, и в годы Фронды они были временно отозваны. Только в период самостоятельного правления Людовика XIV этот институт окончательно стабилизировался.
Рост материальных возможностей государства наглядно проявился в военной и финансовой сферах. Феодальное ополчение — бан и арьербан — утратило к XVI в. военное значение. Уже на исходе Столетней войны во Франции была создана постоянная наемная армия — ордонансовые роты, в которых к началу XVI в. служило около 3 тыс. тяжеловооруженных рыцарей-жандармов и 4–5 тыс. конных слуг. Имелось также несколько десятков тысяч освобожденных от тальи ополченцев-лучников, использовавшихся обычно для гарнизонной службы, и несколько тысяч наемников-швейцарцев. В годы Итальянских войн действующие армии достигали иногда 30–40 тыс. человек. С развитием огнестрельного оружия рыцарская конница, швейцарцы и лучники постепенно утрачивали свое значение. Господствующим типом военной организации становится наемная армия кондотьеров, расцвет которой приходится на первую половину XVII в. Капитаны и полковники получали, а нередко и покупали у короля комиссии на вербовку легкой кавалерии и вооруженной мушкетами и пиками пехоты. Фактически роты и полки были собственностью своих командиров, и дисциплинированность этой армии обеспечивалась личной верностью офицерского корпуса правительству. Численность армии мирного времени несколько возросла по сравнению с началом XVI в., но все же оставалась скромной: 25 тыс. человек. Только вступление Франции в Тридцатилетнюю войну привело к стремительному (в 3–4 раза) росту армии и породило попытки покончить с традициями кондотьерства. Это было частично достигнуто за счет сосредоточения военной администрации в руках гражданских чиновников — статс-секретарей и армейских интендантов, прикомандированных к действующим армиям и не без успеха осуществлявших политический, административный, судебный и финансовый контроль. Однако настоящая реорганизация французской армии произошла только при Людовике XIV.
Основными статьями королевских доходов во второй половине XV — начале XVI в. были поступления с домена, прямой налог — талья, косвенные налоги на продажу вина (эд) и соли (габель). С середины XV в. эти налоги потеряли характер вотируемых штатами экстраординарных субсидий и стали постоянными. Их размер определялся королем, которому, однако, приходилось считаться с опасностью антифискальных выступлений, с верховными судами, а в некоторых провинциях — и с сохранившимися штатами. Постоянное увеличение в условиях внешних и гражданских войн финансовых потребностей короны вело к постепенному росту налогов и развитию различных форм государственного долга — продажи должностей и рент в 20-х годах XVI в. и краткосрочных займов у финансистов под залог налоговых поступлений. Рост государственного долга привел к концу XVI в. к формированию широкой и влиятельной социальной группы финансистов, происходивших из среды богатого купечества. Скупая должности сборщиков тальи и беря на откуп косвенные налоги, финансисты практически поставили государство в зависимость от своего кредита. К XVII в. монархия уже не имела возможности взимать налоги помимо компаний финансистов. Система порождала массу злоупотреблений. В мирные периоды правительство предпринимало расследования деятельности финансистов и пыталось сократить государственный долг, однако постоянные войны вновь заставляли его прибегать к помощи финансистов.
Налоговое бремя распределялось по стране неравномерно. В разных провинциях талья, эд и габель взимались в различных формах и размерах, а в некоторых вместо них собирались местные налоги. Наиболее облагаемыми были области королевского домена в центре и на северо-востоке страны. Отдаленные провинции, особенно сохранившие штаты, не без успеха оказывали сопротивление росту фискального гнета. Основная тяжесть налогообложения приходилась на третье сословие.
Общий размер налогов стремительно возрастал в XVI–XVII вв. Людовик XII в начале XVI в. в среднем собирал со своих подданных 3 млн ливров в год (около 70 т серебра), а Генрих II в середине столетия — 13,5 млн (209 т); при Генрихе IV налоги были стабилизированы (в 1607 г. — 31 млн. ливров, или 345 т серебра); вступление Франции в Тридцатилетнюю войну вызвало новый резкий подъем: в конце 30-х — начале 40-х годов правительство собирало 90—100 млн ливров в год (более тысячи тонн серебра), т. е. в 15 раз больше, чем при Людовике XII. Следует, однако, учитывать, что на протяжении XVI в. происходило значительное обесценивание денег в результате «революции цен». Несомненно, происходил и прирост национального богатства Франции; реальная тяжесть налогового пресса возрастала в несколько раз медленнее, чем мае-са поглощаемых казной ценных металлов. Следовательно, фискальный гнет постепенно возрастал на протяжении XVI и начала XVII в. и резко усилился с 30-х годов XVII в.
Значительно активизируется в XVI в. законодательная деятельность государства. Появляются «большие ордонансы» с широкими проектами реформ, затрагивающие все сферы общественной жизни. Их эффективность была невелика, но все же они подготавливали систематическое законотворчество кольберовской эпохи. Стоя на страже сословного строя, государство берет на себя определение привилегий, обязанностей, взаимоотношений сословий и активно вмешивается в их комплектование. Слой высшей знати, теоретически остававшийся аристократией крови, представляет собой созданную монархией социально-политическую элиту; высшие дворянские титулы герцогов и пэров даются только королем, который награждает ими выдвинувшихся на его службе лиц. Сама принадлежность ко второму сословию требует санкции короля; в стране начинают проводить расследования о законности прав на титулы, и только приговор королевских комиссаров дает дворянам официальное признание их привилегий. Традиционное анобйирование обладателей дворянской земли без королевского патента если и не исчезает из практики, то с 1579 г. официально запрещается и постепенно становится редким. Менее интересуют королевскую власть ранги внутри третьего сословия, но и здесь не обходится без ее вмешательства. Государственное регулирование проникает до самых низов социальной лестницы, и администрация берет на себя организацию общественного призрения, вплоть до частной благотворительности. С невиданной ранее активностью государство вмешивается в дела католической церкви, в сферу семейных отношений, стремится к контролю за интеллектуальной и духовной жизнью общества. В XVII в. по мере развития рационалистической философии правительство выражает намерения упорядочить социальный строй, с тем чтобы каждая социальная группа служила целям абсолютной монархии.
Не менее, чем в социальной сфере, государство проявляет себя в области экономической. Именно в рассматриваемую эпоху оформляется политическая экономия как направление общественной мысли и возникает меркантилизм, являвшийся не столько целостной экономической и социальной теорией, сколько набором практических рекомендаций, в основе которых лежало убеждение, что основную форму богатства составляют ценные металлы и что от их обилия зависят процветание и могущество государства. Опыт подсказывал, что главной сферой создания такого богатства является международная торговля с положительным балансом. Меркантилисты рекомендовали ограничить ввоз иностранных товаров, в первую очередь предметов роскоши, и налаживать собственное производство, обеспечивая условия для расширения экспорта. Эти рецепты восходили к традициям экономической политики средневековых муниципалитетов, но теперь протекционизм должен был осуществляться государством в национальном масштабе. Экономическая политика раннего абсолютизма была недостаточно систематической, но в целом была выдержана в духе меркантилистских рецептов.
В XVI в. таможенный протекционизм правительства уравновешивался широкой раздачей индивидуальных привилегий итальянским купцам, от кредита которых оно тогда зависело. Все же кое-что было сделано: созданы многочисленные ярмарки, сокращено количество внутренних пошлин, организовано шелковое производство в Туре и Лионе, в 1535 г. заключен выгодный торговый договор с Турцией, дававший итало-лионскому купечеству монополию на торговлю в турецких владениях под французским флагом. Впервые систематическую меркантилистскую политику начал проводить Генрих IV. Он поощрял развитие сельского хозяйства, основывал и субсидировал привилегированные мануфактуры, установил более или менее равноправную систему таможенных отношений с Голландией и Англией, организовал широкое дорожное строительство, поощрял промышленный шпионаж. Эти традиции продолжил Ришелье, новой чертой экономической политики которого стала борьба за господство на морях — попытки создания военного флота, субсидированных привилегированных купеческих компаний, заокеанских колоний. Однако во внешней политике Ришелье интересы французской торговли стояли еще на заднем плане.
Успехи раннеабсолютистского меркантилизма оставались сравнительно скромными. Правительство оказалось бессильным преодолеть провинциальный сепаратизм и сохранившиеся традиции муниципального протекционизма. Сохранялась средневековая пестрота системы мер и весов. Таможенная система отличалась традиционностью: только старые области королевского домена имели общий таможенный режим, в то время как южные и некоторые окраинные провинции считались как бы иностранными. Государство и купечество во Франции разделяло взаимное недоверие: купечество склонно было видеть в правительственных новшествах фискальные уловки и предпочитало свободу торговли государственной регламентации. Это подчеркивало искусственность меркантилистской политики, недостаточно учитывавшей пожелания французского купечества.
В целом регулирование экономики было одним из наиболее прогрессивных проявлений абсолютистской государственности, однако в этом направлении делались только первые шаги. В социальном отношении экономическая политика, несмотря на недостаток взаимопонимания государства и купечества, отражала интересы нарождавшейся буржуазии, представляя вместе с тем попытку дворянского государства использовать элементы раннекапиталистической экономики.
Специфика французского абсолютизма была порождена особенностями социально-экономического развития страны, в частности незавершенностью формирования национального рынка, сохранением социального преобладания дворянства, склонностью купеческого капитала к утечке в сферу государственного кредита. С другой стороны, здесь сказались отличительные черты географического положения страны, особенно величина ее территории и ее политические традиции, определявшиеся ранним развитием государственного аппарата и финансовой системы, вызванным потребностями обороны страны в годы Столетней войны и сочетавшимся с провинциальным сепаратизмом, наследием территориальных княжеств времен феодальной раздробленности. Вместе эти факторы приводили к своеобразному балансу весьма выраженных центростремительных тенденций с не менее выраженными центробежными. Сильной, располагавшей немалыми финансовыми возможностями и значительной постоянной армией центральной власти, многочисленному и чрезвычайно влиятельному чиновничеству, декларациям о божественном происхождении и неограниченности королевской власти противостояли разнообразные формы соучастия подданных в управлении. Хотя концентрация политической власти за полтора столетия раннего абсолютизма продвинулась вперед, власть эта по-прежнему носила во многом рассредоточенный характер. Влияние на общегосударственные дела, формально решавшиеся королем, принадлежало в первую очередь высшей бюрократии Королевского совета и верховным судам. Не меньшее влияние оказывала и высшая аристократия, располагавшая доступом к непосредственной власти в центре и особенно на местах. Именно эти две социальные группы были правящим слоем во Франции XVI — первой половины XVII в. В начале этого периода в составе политической элиты решительно преобладала знать, в конце его она уже делила влияние с чиновничеством, во многом оттеснившим ее от прямой власти. Низший эшелон власти, которому принадлежала доля участия в решении местных дел, в окраинных провинциях выливавшаяся иногда в широкую автономию, состоял из провинциального дворянства, среднего чиновничества и буржуазии. Традиционные политические структуры феодального общества уступили место социально-политическому порядку абсолютной монархии, характерному для эпохи перехода от феодализма к капитализму.
Государственный статус Нидерландов отличался усложненностью и дуализмом. После краха герцогства Бургундского в 1477 г. его земли оказались связанными династическими узами с домом Габсбургов. В правление Карла V, императора Германской империи, короля Испании и повелителя огромных колониальных владений, к Нидерландам были присоединены в 1523 г. — Фрисландия, в 1528 г. — Утрехт и Оверэйссел, в 1536 г. — Хронинген и Дренте, в 1543 г. — Гелдерн (Хелдер). Весь комплекс из семнадцати земель был включен по «Прагматической санкции» 1549 г. в состав Империи на положении Бургундского округа, наследственного и неделимого владения дома Габсбургов. Его связь с Империей и его денежный взнос выглядели скорее символическими, но Габсбурги насаждали свою систему учреждений, правовых норм и порядков. Однако сохранялась и старая система представительных органов, которым каждый новый габсбургский династ приносил присягу.
Государь лично все реже присутствовал в стране, управлявшейся его наместником — генеральным статхаудером (штатгальтером). По реформе 1531 г. главными правительственными учреждениями стали три отраслевых Совета: Государственный, Тайный и Финансовый. Они обладали весьма широкой компетенцией. Государственный совет решал вопросы государственной безопасности, высшей администрации, обсуждал вопросы управления страной (состояние войск, конфликты центральных и местных учреждений, внешнеполитические, внешнеторговые и церковные дела). Собирался Совет лишь по распоряжению наместника. Главную роль в нем играла придворная аристократия, что было закреплено реформами 1540–1557 гг.; из нее в 60-х годах XVI в. сложилась влиятельная «кон-сульта» во главе с наместницей Маргаритой Пармской и кардиналом Гранвеллой. Остальные члены Совета участвовали лишь в пленарных заседаниях.
Тайный совет, формировавшийся из легистов, ведал подготовкой проектов законов и распоряжений, их истолкованием, внутриполитическими и административными вопросами, рассматривал судебные дела по апелляциям и изъятые из ведения других судов, надзирал за судами низших инстанций, давал наместнице рекомендации по замещению вакансий в центральных и областных, органах власти. Председателем его назначался видный вельможа.
Финансовый совет состоял из трех знатных лиц, трех специалистов (главного казначея и «уполномоченных») и нескольких клерков. Он управлял доменами короны, обеспечивал поступление сборов со всех регалий суверена, вел надзор за состоянием финансов, ведал коронными займами. Исполнительными и контрольными финансовыми органами, особенно в сфере взимания налогов, были Счетная и Казначейская палаты в Лилле и Мехельне и Монетный двор, ведавший чеканкой монеты и связанной с этим юрисдикцией.
Верховным апелляционным судом был Большой совет в Мехельне, состоявший из высокоученых юристов «обоих прав» — светского и церковного. Ленная палата ведала ленными владениями, Адмиралтейство в Феере — морской торговлей и судоходством.
Реформы судов инквизиции и епископств в 1522–1525 и 1559 гг. централизовали борьбу с ересями: принадлежность к ним считалась государственным преступлением.
Центральные государственные органы опирались на плотную сеть областных административно-судебных учреждений и должностных лиц (бальи, маркграфы и дросты, возглавлявшие местную администрацию в дистриктах, бальяжах и других территориальных единицах, епископские и сеньориальные органы власти).
Абсолютистско-бюрократическому аппарату противостояла система представительных органов, учреждений, норм обычного права, частично кодифицированного, и привилегий. Первое место принадлежало соответственно Генеральным штатам и штатам областей. Их депутатами были католические прелаты, дворяне, представители городов из патрицианских кланов и верхушки бюргерства; в зонах с фризским населением и фризским правом в штатах заседали и делегаты вольных крестьян-общинников. Генеральные штаты собирались только по распоряжению короля в экстренных случаях и для вотирования налогов.
В областях высшая юридическая и административная власть принадлежала судам и статхаудерам, обладавшим значительной автономией. Судебные дела на местах рассматривались коллегиями из горожан или крестьян на основе норм обычного права. В светских и духовных сеньориях распоряжались сеньориальные власти.
Большинство городов пользовалось значительной автономией и самоуправлением. Городские советы (магистраты) ежегодно переизбирались коллегиями, состоявшими из бывших членов магистратов, патрициата и верхушки бюргерства — фрудсхапен, которые контролировали деятельность городских властей, а в чрезвычайных условиях могли брать в свои руки управление городом. В магистратах бургомистры ведали повседневным управлением, а одна или две «скамьи» шеффенов — судопроизводством. В крупных городах дополнительно создавались небольшие отраслевые «комиссии». Вооруженные силы городов — милиции (стрелковые гильдии) набирались из цеховых ремесленников; офицерами назначались обычно члены фрудсхапен. С XV в. представители милиций приглашались на особо важные заседания магистратов. Кроме того, города имели круглосуточную стражу. Высшая исполнительная власть в них обычно принадлежала схауту, порою председательствовавшему в местных судах. Города непреклонно защищали свои привилегии от посягательств королевских властей, иногда дело доходило до восстаний.
Абсолютистская политика Филиппа II противостояла прогрессивному развитию страны и ее государственно-правовой системе. Генеральные штаты фрондировали, не желали принимать навязываемые им решения. В центральных органах заправляли испанцы и их приспешники, особенно после создания герцогом Альбой «Совета по делам о мятежах», который подчинил себе отраслевые советы. Нарушение прав и традиционных привилегий стало нормой, если даже формально они не отменялись.
Восстания 1572 г. на севере и 1576 г. (охватившее всю страну) создали качественно новую ситуацию. Суверенитет Филиппа II признавался лишь номинально и постоянно подрывался.
Уже в период между восстаниями 1572 и 1576 гг. экипажи морских судов и сухопутные отряды гёзов, не считаясь с законами против еретиков, громили католические церкви и монастыри. Испанских пособников смещали с должностей и казнили. Милиции, городской люд вмешивались в решение местных дел. Штаты Голландии и Зеландии признали правителем Вильгельма I Оранского, лишенного Филиппом II всех прав и должностей. Они вели военные действия против войск испанских наместников, заключали договоры с иноземными державами, приглашали к себе их воинские части, что противоречило существовавшим государственно-правовым нормам. «Гентское умиротворение» от 8 ноября 1576 г., несмотря на верноподданнические декларации, было ударом по прерогативам Филиппа II: Генеральные штаты собрались самочинно, объявили всеобщую политическую амнистию и отменили эдикты («плакаты») против еретиков; Голландия и Зеландия, хотя и в качестве «временной меры», получили автономный статус и право введения кальвинизма.
После восстания 1576 г. вмешательство городских милиций, военных формирований гёзов, революционных «комитетов 18-ти» в принятие решений городскими магйстратами и штатами вообще не укладывалось в прежние нормативы. Последующие соглашения об уравнении в правах католиков и кальвинистов прямо противоречили всей политике Филиппа II. Создание Военного и Государственного советов постановлениями Генеральных штатов в 1576 и 1577 гг. нарушало суверенные права короля. Утрехтская уния, подписанная большинством северных провинций, Фландрией и рядом городов Брабанта, фактически не оставляла места королевской власти и заложила базу для создания государства нового типа — Республики Соединенных провинций. Акт о низложении Филиппа II в июле 1581 г. логически завершил все эти события.
Новый период в истории формирования государственного строя в Республике характеризовался переходом от отдельных изменений существовавших порядков к относительно последовательным реформам, созданию системы соподчиненных учреждений.
Утрехтская уния от 23 января 1579 г. рассматривалась как основополагающий конституционный документ: члены унии обязались бороться против всех ее внешних противников, не выходить из унии и не заключать сепаратных соглашений с третьими державами; иметь свои военные силы; всемерно укреплять города и их гарнизоны; установить налоги на содержание войск и военного флота. Вопросы мира и войны, налогообложения, заключения внешних договоров решают Генеральные штаты на основе единогласия. Штаты провинций ведают делами местного значения. Внутренние конфликты улаживаются сообща или при посредничестве статхаудеров и специально создаваемых комиссий; соблюдаются все привилегии; религиозные дела регулируются провинциями на основе «религиозного мира». Заседания Генеральных штатов назначают уполномоченные на то должностные лица. Унифицируется денежная система. Все корпорации приносят присягу на верность унии.
Политический строй Республики складывался постепенно. Верховный суверенитет с середины 80-х годов XVI в. принадлежал Генеральным штатам. Каждая правомочная провинция располагала в них одним голосом, но на заседания приезжали делегации. С 1593 г. Генеральные штаты стали повседневно работающим органом, заседали в них уже не все депутаты, а лишь особая коллегия «командированных советников», обладавшая реальной властью. В полном составе Генеральные штаты собирались лишь 1–2 раза в год. Депутаты голосовали на основании императивного мандата, усложнявшего всю процедуру принятия решений. Статхаудер мог участвовать в их заседаниях, но права голоса не имел. Генеральные штаты издавали общие законы, управляли зависимыми от Республики землями; контролировали деятельность высших отраслевых административных и судебных учреждений, утверждали в высших должностях. Первое место в аппарате Генеральных штатов занимал великий пенсионарий Голландии. Он готовил и вносил предложения, направляя работу Генеральных штатов, ведал иностранными делами. Второе место принадлежало секретарю, отвечавшему за все делопроизводство. Деятельность Генеральных штатов постепенно строго регламентировалась, устанавливался точный церемониал заседаний, приема иноземных послов.
После низложения Филиппа II объем компетенции Генеральных штатов и статхаудеров возрос: государственные дела вершили уже не Габсбурги, а правящая патрицианско-купеческая олигархия и принцы дома Оранских-Нассау.
Отраслевые советы были сметены восстанием 1576 г. Постановлением Генеральных штатов от 26 сентября 1576 г. был учрежден Военный совет, состоявший из представителей феодальной аристократии юга и осуществлявший высшее военное руководство и некоторые функции прежнего Государственного совета; позднее Генеральные штаты сформировали Государственный и Военный советы, а также две палаты — Посланий и Налоговую.
Государственный совет по инструкции 1584 г. обладал меньшими правами, чем до революции: ведал внешней политикой и армией, затем Генеральные штаты отстранили его от внешнеполитических дел, ограничивали его финансовые полномочия. В него в зависимости от размеров квот по «генералитетскому сбору», вносившихся провинциями, входили: от Голландии — 3, Хелдера, Зеландии и Фрисландии — по 2, от остальных — по 1 члену. Несколько лет в нем оставались два представителя от Англии. Решения принимались большинством голосов. Первенствовали в нем представители регентско-купеческого патрициата.
После революции кодификация права, начавшаяся еще в XV в., осталась незавершенной. На местах ее формы определялись властями провинций. Судебно-правовая система децентрализовалась и «провинциали-зировалась». Единого центрального судебного органа не было. Особо важные дела по государственным и должностным преступлениям рассматривали Государственный Совет, Генеральные штаты. Внешнеторговые дела разбирались в Адмиралтействах, по доменам — в Счетной палате, военные — в трибуналах. В провинциях система местных и отраслевых судебных инстанций обладала высшей и низшей юрисдикцией и административной властью. Города имели свои традиционные суды и правовые нормы, основанные на привилегиях. Всей этой мозаичной системе были присущи сословность, конфликты, длительное сутяжничество, коррупция.
Государственными финансами ведали Генеральные штаты и Государственный совет. В 1602 г. появилась Счетная палата, постепенно изъявшая вопросы финансирования из ведения Государственного совета. Крупнейшими должностными лицами в этой сфере были главный казначей, надзиравший за ведением денежных дел, и главный сборщик, управлявший ими.
Налоговая система складывалась постепенно. Еще в начале 70-х годов Голландия и Зеландия ввели конвойные и лицензионные сборы с вывозимых и ввозимых товаров. В Республике они стали дополнением к традиционным налогам — поземельному, поочажному, акцизам, а доходы от них шли на содержание военного флота. Утрехтская уния ввела сбор «общих средств» для покрытия общегосударственных расходов, однако эта форма не прижилась, с 1590 г. ее заменили взносами провинций по установленным квотам — генералитетским сбором. Особому обложению подлежали предметы роскоши. В меньшей степени облагалась торговля.
Унифицированной процедуры сбора налогов не существовало — различные налоги взимались либо правительственными чиновниками, либо властями провинций и городов, откупщиками. В XVII в. Республика была страной с самыми высокими налогами; главная их тяжесть ложилась на крестьян и мелкий городской люд. Злоупотребления в этой сфере были особенно велики. Эмиссией денег ведала Монетная палата, в 1582 г. переместившаяся на север. Она обеспечивала чеканку единой монеты, надзор за ее курсом и циркулированием, пресекала злоупотребления. Финансовые преступления относились к компетенции Государственного совета.
Утрехтская уния ввела всеобщую воинскую повинность, но в армии преобладали иноземные наемники. В управлении армией коллегиальный принцип смешивался с личностным, а централизм с провинциализмом. Политико-стратегические задачи ставились Генеральными штатами при активном участии великого пенсионария. При действующей армии обычно находилась группа депутатов. Статхаудер был главным капитаном армии в мирное время и становился ее главнокомандующим в военное. Финансовые расчеты по содержанию армейских частей и соединений Государственный совет вел непосредственно с их командирами. Военный совет, помимо прямых функций, выполнял и обязанности высшей военно-судебной инстанции. Часть войск содержали провинции, что создавало их особые взаимоотношения с местными властями. Присягу солдаты и офицеры приносили и центральным и местным органам. Такая практика имела главной целью ограничить влияние статхаудеров, но она же порождала срывы и помехи при проведении боевых операций, утечку секретной информации.
Помимо регулярных, существовали гражданские войска. Основу их составляли городские милиции. Они охраняли общественный порядок и помогали войскам при осаде городов. С 1581 г. вмешательство милиции в политические дела было запрещено, хотя в критических случаях этот запрет нарушался. В сельских районах в годы освободительной войны сходную роль играли отряды самообороны, участвовавшие в крупных крестьянских выступлениях.
Военно-морской флот обеспечивал торговое преобладание Республики на морях и океанах. Верховное командование принадлежало статхаудеру Голландии как главному адмиралу. Ниже по иерархии шли его заместитель, адмиралы и вице-адмиралы, командовавшие флотами, штурманы, капитаны, офицеры. На эти должности Генеральные штаты назначали, за редкими исключениями, только нидерландцев.
Адмиралтейства после революции были реорганизованы по «плакату» 1597 г. в пять коллегий: три — в Голландии, по одной — в Зеландии и Фрисландии. Коллегии контролировались Генеральными и местными штатами.
Кальвинистская церковь стала официальной и подчинялась властям. Конфискованная недвижимость католической церкви лишь частично использовалась на нужды реформатов, другая ее часть управлялась специальной администрацией, затем это имущество постепенно распродали, а остатки его перешли в разряд земель Генеральных штатов. «Кальвинизация» Республики шла замедленно. К 1672 г. лишь ⅓ населения состояла из кальвинистов. Правящая регентская олигархия опасалась «теократических» претензий кальвинистской церкви, поддерживаемой народными массами, особенно в городах, и жестко ее контролировала. Территориальные объединения церкви (классис), консистории и приходские церковные советы находились в тесном контакте с местными властями, видевшими в них только помощников и духовных наставников. Церковной юрисдикции подлежали мелкие гражданские дела, аморальные поступки, чисто церковные вопросы. Мерами воздействия были внушение, публичное порицание, временный запрет посещать церковь и крайняя — исключение из общины. Многие дела рассматривались и в светских и в церковных судах, в частности банкротства, считавшиеся у кальвинистов тяжким проступком. Благотворительность осуществлялась церквами, муниципальными и местными властями. Назначение пасторов (с большим или меньшим участием светских властей) вызывало острое соперничество.
Государственный строй Республики представлял «эластичную федерацию». Провинции обладали широкой автономией: через своих депутатов они могли оказывать более или менее существенное влияние на принятие решений в Генеральных штатах. Практика была сложнее и гибче.
Среди полномочных провинций привилегированное место принадлежало вносившему всего 5,5 % «генералитетского» сбора феодально-аграрному Хелдеру, как имевшему юридический статус герцогства. Фактически же доминирующее место занимала вторая по табелю о рангах («графство») Голландия, самая мощная экономически провинция, где проживало до половины населения Республики, вносившая 58 % сбора. Политический строй ее также был наиболее развитым; его нормативы оказывали унифицирующее воздействие на государственно-правовое развитие всех остальных провинций («голландизация»).
Штаты в Голландии сложились еще в бургундский период, после революции они выглядели как «городские». Принц Вильгельм I Оранский контролировал «первый член» штатов — дворянство, имевшее один голос. Остальные шесть голосов принадлежали большим городам. Чтобы создать им противовес, принц предоставил право участия в работе штатов «малым» городам, а также приглашал представителей крестьян. С 1575,г. штаты Голландии превратились в более узкую коллегию «командированных советников», где принц пользовался значительным авторитетом, формально не будучи депутатом. С 1584 г. штаты разделились на южную (основную) часть, где заседал очень влиятельный во всей Республике великий пенсионарий, и северную часть с региональным статусом. Решения по основным вопросам принимались только единогласно.
Зеландия до революции являлась «территориальной сеньорией», тесно связанной с Голландией. До восстания 1576 г. она оставалась частично в руках испанцев. Штаты возродились в ней в 1576 г. В «первом члене» их — дворянстве — решающее место принадлежало Вильгельму I Оранскому, который как маркиз Феера и сеньор Флиссингена контролировал и голоса одноименных городов. Остальные четыре места принадлежали крупным городам. Зеландия вносила 11,5 %-ную квоту.
В штатах Утрехта (5,75-процентная квота) заседали депутаты от пяти соборных капитулов («первый член»), рыцарства, от г. Утрехта и четырех «малых городов». После революции от капитулов, сохранивших свое значение и недвижимость, делегировались уже не католические клирики, а равное число рыцарей и горожан. Сохранил свое представительство каноник и казначей Аудмюнстера. С 1593 г. штаты Утрехта перешли на систему «командированных советников», а с 1645 г. — с мажоритарного на единогласный принцип принятия решений.
Оверэйссел, отделившаяся от Утрехта территория (3,5-процентная квота), слаборазвитая аграрная периферия, как правомочная провинция оформился в ходе революции. Штаты здесь конституировались в 1593 г. сразу же в форме «командированных советников». Их посылали дворянство, представлявшее также крестьян, и крупные города.
Спецификой государственного устройства, и в частности штатов, отличалась Фрисландия (11,5-процентная квота). Здесь еще достаточно прочными оставались пережитки общинного строя, переплетавшиеся со слаборазвитой государственностью. Ландтаг, сохранявший черты народного собрания, постепенно превратился в штаты: делегаты избирались на паритетных началах от дворян и вольных полноправных крестьян-общинников, наследственных владельцев земли, по территориальным единицам — гритам. Позднее в штатах сложилась коллегия «командированных советников», где сельские гриты имели шесть голосов, а города — три. Решения принимались единогласно. Однако в Республике эта демократическая структура быстро коррумпировалась. Регенты и другие богачи скупали за бесценок мелкие земельные участки, дававшие право голоса, и захватывали власть в штатах и сельских общинах. Выборы превращались нередко в фарс.
В сходном положении находилась отделившаяся от Фрисландии область Хронинген (квота — 5,75 %), где остро враждовали между собой г. Хронинген и его сельская округа — Оммелант. Как и во Фрисландии, в ландтаге были представлены горожане и крестьяне. Но на местах развернулись оргия подкупа голосующих и скупка земельных участков с правом голоса в основном городскими регентами. Таким путем г. Хронинген подчинил себе Оммелант.
Хелдер (Гелдерн) имел свои особенности в политическом устройстве, главными органами управления в нем были статхаудеры и подчиненный им «Суд» (Двор), обладавший административными правами. После 1578 г. власть здесь перешла к местным штатам, в которых имели преимущество дворяне, поскольку и представители городов частично состояли из рыцарей.
Статхаудеры существовали во всех провинциях и имели большие прерогативы. Они председательствовали в Судах, выступали посредниками в спорах, не решенных в штатах, назначали многих должностных лиц в провинциальных органах власти и т. д.
Суд (Двор) во всех провинциях являлся высшей универсальной судебной инстанцией, надзирающей за деятельностью нижестоящих органов юстиции. В законодательстве переплетались нормы обычного и римского права. В провинциях с замедленным развитием политического устройства, в частности во Фрисландии, Хронингене, Оверэйсселе, преобладало обычное право.
Налогово-финансовыми делами ведали в провинциях Счетные палаты. В Оверэйсселе и некоторых других провинциях, не имевших своих Счетных палат, их компетенция принадлежала штатам. Раскладка общереспубликанских налогов в провинциях велась штатами, часто вместе с городами. Местные налоги вотировались и разверстывались штатами провинций и городами.
Управление водным хозяйством было наиболее централизованным в Голландии; децентрализация преобладала в Зеландии. Повсеместно существовало специальное «дамбовое» право; даже непреднамеренное повреждение водозащитных сооружений могло повлечь смертный приговор. Существовало специальное «дамбовое» налогообложение.
В городах система местных органов власти, администрации и юрисдикции была, в сущности, однотипна: фрудсхапен, магистраты, суды шеффенов, отраслевые комиссии, милиции. Повсюду имел место ярко выраженный элемент сословной корпоративности и олигархичности, более жесткой, чем при испанском режиме.
Помимо полноправных провинций в состав Республики входило еще шесть категорий земель: союзные — полу-автономные; зависимые от центральных властей; бесправные «генералитетские» области; отдельные зависимые территории; свободные сеньории с полной или частичной автономией; анклавы других государств (Юлих-Клеве), в той или иной мере контролировавшиеся Генеральными штатами.
Союзная земля Дренте (квота — 1 %) подписала Утрехтскую унию, затем была временно оккупирована испанцами. После освобождения ей не вернули статуса полномочной провинции, хотя во внутренних делах она была автономной. Дренте была лишена представительства в Генеральных штатах и других правительственных коллегиях Республики.
«Генералитетские» земли (части провинций, не оккупированные испанцами после 1578 г., территории провинций, отвоеванные в первой половине XVII в., прежде всего во Фландрии и Брабанте), сохраняя значительную автономию в ведении внутренних дел, во всем остальном были полностью подчинены центральным властям Республики, располагавшимся вне их границ. С этих земель взимались весьма обременительные налоги. Типичной для них являлась большая пестрота внутренних порядков и учреждений.
В социально-политическом аспекте господствующее место в Республике принадлежало городам, в частности регентскому патрициату. Положение нарождавшейся буржуазии с наступлением экономического спада, а затем и упадка заметно пошатнулось. Цехово-корпоративный элемент поднял голову. Политически же народные массы города и деревни остались бесправными. В Голландии — «законодательнице» государственноюридических нормативов, — население которой достигало миллиона человек, всего около двух тысяч пользовались правом избирать и быть избранными в центральные, провинциальные и городские органы власти.
Государственное устройство и право Республики Соединенных провинций создавались постепенно, и в них нашла отражение незрелость социально-экономической базы революции.
Теория государственного суверенитета складывалась как синтез различных государственно-правовых теорий и практики революционной и освободительной борьбы. Сначала апеллировали к нормам обычного права, канонической традиции, естественному праву, допускавшим сопротивление тирану, нарушившему божественные и естественные нормы, условия договора, заключенного с «народом», превысившему свои полномочия «главного судьи». Затем в ход пошла аргументация гугенотских тираноборцев, допускавших сопротивление тирании. Все больший авторитет приобретали концепции преемников Жана Кальвина, особенно Теодора Беза, прочно связавших силы сопротивления тирании с представительными учреждениями. Эти идеи нашли обобщение в теории ортодоксально кальвинистского теолога Алтузия. Для него суверенитет олицетворялся в контракте государя с «народом», интересы которого представляет сословие организованный «корпус», облеченный властью в лице разных нижестоящих государственных и сословно-представительных инстанций. Высшим органом этих властей являлись Генеральные штаты.
Революционная практика шла в основном в этом направлении: от протеста к восстанию против тирана, от частичных вторжений в сферу суверенитета до низложения Филиппа II. Но акт низложения короля пока означал только, что место суверена становилось вакантным. Поэтому Генеральные штаты продолжали настойчиво искать нового суверена с ограниченным объемом власти. Лишь после печального опыта приглашения герцога Анжуйского (1582–1583) и графа Лестера (1585–1587) Генеральные штаты обратились к самостоятельному осуществлению суверенитета. Международное признание суверенности Республики зарождалось с 1572 г. в форме заключения ею неравноправных договоров с иноземными державами. Испания считала их противозаконными. Только по перемирию 1609 г. Испания де-факто признала существование Республики как самостоятельной страны. Подлинное и юридическое международное признание она обрела лишь по Мюнстерскому миру 1648 г., когда были аннулированы и ее символические связи с Империей. Концепции народного суверенитета в подлинном смысле слова обычно уделяется мало внимания. Однако эта теория была изложена еще в обращении радикальной оппозиции к штатам Голландии в 1576 г.: «За отсутствием законного государя суверенитет принадлежит народу, а не вам, господа, ибо вы являетесь не кем иным, как слугами, должностными лицами и депутатами указанного народа. Вы обладаете всеми вашими полномочиями ограниченно не только во времени, но также и относительно дел, которые вы обсуждаете, что является условиями, настолько удаленными от суверенитета… насколько небо удалено от земли». Практика в этом направлении осуществлялась революционными действиями отрядов морских гёзов и крестьянской самообороны, «комитетов 18-ти» и милиций городов, пресекавшимися Генеральными штатами, Вильгельмом I Оранским и правящей олигархией.
Вся система взаимоотношений штатов провинций с Генеральными штатами, императивный мандат их депутатов исходили из принципа «суверенности» провинций. Эти реалии отчетливо отразились в Утрехтской унии и усиливались в дальнейшем. Борьба завершилась созданием государственного строя в форме федеративной Республики, известный аналог которой современники и историки видели в Швейцарском союзе. Переход суверенитета к Генеральным штатам после свержения испанского владычества выражал главное свершение революции в сфере государства и права. Остальное — отмена испанского законодательства, реформы центрального и местного аппарата власти, проникновение (замедленное и ограниченное) кальвинистской церкви в сферу компетенции местных, а иногда и высших властей, удаление из органов управления испанских чиновников и пособников — вытекало из первого. Собственно буржуазный элемент с трудом, нередко обходными путями проникал в ряды правящей олигархии и получал доступ к рычагам власти. Законодательное восстановление всех привилегий и сословных корпораций имело двойственное значение: оно было обращено против испанского господства, сплачивало корпоративный элемент в этой борьбе, но оно консервировало, а то и гальванизировало уже отмиравшие институты, было чревато консервативным застоем. Это дало себя знать со всей силой со второй половины XVII в.
Особое место в Республике принадлежало статхаудерам Голландии и Зеландии из дома Оранских-Нассау. Они занимали крупные должности в провинциях, посты председателя Государственного совета, командующего армией и флотом, «главного гаранта соблюдения истинной веры», играли важную роль в ведении внешнеполитических дел Республики. Не имевшие четко определенных прав, искусно лавируя в полной противоречий и конфликтов политической жизни страны, заигрывая с народными массами, они олицетворяли монархический элемент. Упадок Республики послужил для статхаудеров дома Оранских-Нассау питательной средой. Они превратили свой сан в наследственный, надеясь учредить в будущем монархию. Вместе с тем статхаудерат стал одним из централизующих факторов, как и кальвинистская церковь, зарождавшееся национальнопатриотическое самосознание, относительно общий язык, признание принципа политической общности, постепенная унификация государственного строя.
Противоречивостью отличалось и становление государственно-территориального единства Республики. Статхаудеры первой половины XVII в. имели целью полное отвоевание всех 17 провинций, как это постулировала и Утрехтская уния, подписанная Фландрией и многими городами Брабанта. Ее поддерживала кальвинистская церковь, 150 тыс. иммигрантов из южных провинций. Но этому всеми способами препятствовала могущественная Голландия, видевшая во Фландрии, Брабанте, Антверпене прежде всего сильных конкурентов; сопротивлялись союзники — Франция и Англия. Далеко идущий план статхаудера Фредерика Хендрика (1632 г.) отвоевать и присоединить к Республике Испанские Нидерланды был блокирован союзом этих сил. Более того, полноправные провинции отвергли просьбы Дренте, отвоеванных районов Фландрии и Брабанта дать им правомочный статус и оставили их на положении союзных и даже бесправных «генералитетских» земель. Вместо подлинно единых Нидерландов Республика представляла собою «тесную унию». На этой основе позднее развились концепции мало- и великонидерландизма.
Республика, по крайней мере до середины XVII в., была самой развитой буржуазной страной Европы, но революция не сломала старую государственную машину, а лишь деформировала и даже отчасти реставрировала ее. В этих условиях сословно-корпоративные учреждения и государственные органы революционизировались в той мере, в какой усиливалось движение масс, а консервативный корпоративно-сословный элемент и регентские фракции оказывались потесненными революционно-кальвинистскими кругами. Тогда рамки сословности раздвигались, в сословно-представительные и государственно-административные органы проникали новые люди и группировки, вносившие «дух буржуазной революционности». Но прямой преемственности не было, а традиционная корпоративно-сословная трясина брала реванш в благоприятные для нее периоды. Политическая надстройка отставала от более динамичного базиса и тормозила его прогресс.
Германия позднего средневековья — рыхлый наднациональный союз более или менее независимых государств и политических образований, с 1485 г. официально именовавшийся «Священной Римской империей германской нации». Империя не имела ни общего управления, ни единого центра, ни столицы. В орбиту ее господства, политических притязаний и влияния входила обширная территория в центре Европы, граничившая на востоке с Польским и Венгерским королевствами, на севере — со скандинавскими странами, на западе — с Францией; на юге ее границы местами доходили до Средиземноморья и Адриатики. Империя включала ядро собственно немецких земель, сложившееся еще в X в. (Тюрингия, Саксония, Вюртемберг, Франкония, Рейнская область, Бавария, Швабия и др.), обширную колонизованную зону на востоке Центральной Европы, в Заэльбье; австрийские наследственные владения правящей династии Габсбургов на юге и юго-востоке Европы; земли чешской короны, Эльзас, Лотарингское герцогство, Нидерланды, Швейцарский союз, который с конца XV в. успешно отстаивал свою независимость от империи. В системе Империи немецкие земли включались в широкий ареал европейских политических, династических, дипломатических взаимосвязей и отношений, играя в них вплоть до середины XVII в. значительную роль.
По политическому статусу Германия была монархией. Центральной королевской (императорской) власти противостояли могущественные феодальные правители и сеньоры. К концу XV в. в Германии насчитывалось около 350 так называемых имперских чинов: королевские вассалы, имперские церковные иерархи (архиепископы, епископы, прелаты), обладатели имперских ленов (графы, бароны), имперские города, не считая мелкого рыцарства, также имперского, т. е. непосредственно подчиненного императору.
Первое место среди высших имперских чинов занимали курфюрсты (князья-избиратели), обладавшие правом избрания и смещения королей: архиепископы Трирский (эрцканцлер королевской Бургундии), Майнцский (эрцканцлер Германии), Кельнский (эрцканцлер Италии) и светские князья — пфальцграф Рейнский (имперский стольник), герцог Саксонский (маршал), маркграф Бранденбургский (имперский казначей), с 1396 г. — король Чешский (имперский виночерпий). Коллегия курфюрстов в течение столетий складывалась из самых знатных княжеских фамилий, членов королевской курии, что сохранилось в обозначении их функций. Она представляла высший орган имперской власти, компетентный решать наиболее важные общеимперские дела, связанные с преемственностью королевской власти, финансовыми и внешнеполитическими вопросами. С конституированием в конце XV в. рейхстага курфюрсты составили его высшую курию.
Другим важным политическим фактором были города — имперские, подчиненные императору как сеньору (например, Нюрнберг, Франкфурт-на-Майне) и «вольные» (Кельн, Вормс, Майнц, Аугсбург, Регенсбург и др.) — некогда зависевшие от сеньориальной власти епископов и завоевавшие затем автономию. В XVI в. различия между имперскими и «вольными» городами по существу стерлись. И те, и другие обладали широкой автономией, владели обширными, порой мало уступавшими княжеским, территориями, где городские магистраты, подобно князьям, обладали всей полнотой сеньориальной власти. Города проводили собственную политику, заключали союзы друг с другом, с имперскими князьями и низшей знатью: так, Швабский союз (1488–1534 гг.) распространил свое влияние на всю Южную и Юго-Западную Германию вплоть до Среднего Рейна; важную роль играл Шмалькальденский союз 1539 г. Согласно матрикулу 1521 г., в Германии насчитывалось 85 «вольных» и имперских городов. Политический вес их был сильно подорван Аугсбургским религиозным миром 1555 г. Вестфальский мир 1648 г. свел его окончательно на нет.
К низшим имперским чинам принадлежало рыцарство, особенно многочисленное в Западной и Юго-Западной Германии. Обладавшее полной сеньориальной юрисдикцией в своих подчас весьма скромных владениях, рыцарство к XVI в. утрачивает политическое значение. Это было связано не только с его хозяйственным упадком и обнищанием под влиянием аграрного кризиса и «революции цен», но и с изменением военной техники и тактики ведения войн, распространением с конца XIV в. наемных армий пехотинцев-ландскнехтов: рыцарство как военное сословие теряет свои функции.
На рубеже XV–XVI вв. завершается длительный, восходящий еще к XIII в. процесс консолидации земских сословно-корпоративных групп — низшей знати (владельцев мелких сеньорий, не принадлежащих к числу имперских чинов); патрициата и купечества, ведущих слоев земских городов, подчиненных территориальным князьям; «рынков»; клира. Это нашло выражение в формировании в конце XV — начале XVI в. ландтагов как органов представительства политически и хозяйственно активных сословных групп земли или территории. В ландтаге Саксонского курфюршества в 1502 г. были представлены 530 «знатных», 77 городов, 51 прелат. Особую высшую группу составляли «графы и господа» Мансфельда, Штольберга, Шварцбурга, епископы Мейсена, Наумбурга, Мерзебурга, которые в силу своих владельческих прав подчинялись и императору, и саксонскому курфюрсту. В ландтаги входили представители привилегированных крестьянских обшин, «рынков» и городов. В баварском ландтаге были представлены 88 духовных институтов, 554 «знатных», 34 города, 90 «рынков». В ландтагах духовных княжеств доминирующую роль играло духовенство: в Майнцском курфюршестве светская курия отсутствовала вообще, функции ландтага осуществлял соборный капитул, избиравший архиепископа.
Принцип представительства был разработан слабо. Только города посылали определенное число представителей, снабжая их мандатами. Земские (территориальные) города обладали весьма значительными правами самоуправления и автономии и были весомой политической силой. В отдельных случаях (Бремен, Трир, Люнебург) было трудно провести грань между имперским и земским городом; немало больших и средних городов Северной Германии, подобно имперским, проводили собственную политику, заключали союзы и умели отстоять свои позиции перед князем (Брауншвейг, Магдебург, Зоэст, Везель).
Сословия боролись за свои интересы, привилегии, свободы и претендовали на соуправление «землями», ограничивая тем самым суверенитет княжеской власти и в известной мере ущерб, проистекавший из стремления князя распоряжаться территорией и ее источниками доходов как своим патримонием. В компетенцию ландтагов входили обеспечение земского мира, обсуждение налогов, контроль за расходованием финансов, действиями княжеской администрации и судебной власти, участие в законодательстве. Ландтаги вмешивались в династические споры, сопротивляясь разделам и закладам территории, настаивая на соблюдении принципа первородства при наследовании; участвовали в обсуждении конфессиональных и внешнеполитических вопросов, нередко вступая в оппозицию княжеской власти. Вершиной могущества сословной власти было установление права опекунства и соправления при малолетних князьях. Политическое влияние сословий и ландтагов зиждилось на их больших финансовых и военных возможностях при слабости княжеского административного и финансового аппарата и недостатке у него материальных ресурсов. На протяжении XVI в. княжеский территориальный суверенитет усилился, складывалась новая система организации центральной власти, базирующаяся на упорядоченной системе финансов, налогов, наемном аппарате управления; постепенно усиливалось ограничение компетенции и активности сословий, их подчинение и введение в русло системы административно-территориального бюрократического управления. Особенно выраженным это развитие было в крупных территориальных княжествах — Бранденбурге, Баварии, Саксонии.
Королевская власть в Германии не была наследственной: немецкие короли избирались коллегией курфюрстов из княжеских фамилий Габсбургов, Люксембургов, Виттельсбахов; с 1438 г. — только Габсбургов. Самые могущественные феодальные силы Империи — курфюрсты стремились не допустить преемственности власти императора. Общегосударственная компетенция и полномочия императора были незначительны, а некоторые формальные верховные права, особенно касающиеся финансов и внешней политики, могли быть реализованы только с одобрения высших имперских чинов.
Наибольшего успеха в обеспечении династических и территориальных интересов добился император Фридрих III Габсбург, за 53 года своего правления создавший один из самых значительных в Империи территориальный комплекс, объединивший земли трех ветвей Габсбургского дома в Верхней, Нижней и Внутренней Австрии. Эти наследственные земли, приумноженные его сыном Максимилианом I (1493–1519) путем войн и династических браков, стали материально-политическим базисом для имперской универсалистской политики не только самого Максимилиана, но и его внука императора Карла V.
После избрания курфюрстами король короновался в Риме папой как император, защитник римской церкви и западного христианства. К концу XV в. эта процедура стала формальностью. Функции короля и императора различались только в том случае, если преемник-король избирался при жизни императора. Последним императором, коронованным папой (в 1529 г. в Болонье), был Карл V. С этого времени титул императора наследовал вновь избранный король.
Важнейшим органом имперской структуры были общеимперские собрания знати. Восходящие к королевской ленной курии, они складывались по мере оформления имперских сословий и ослабления центральной королевской власти. Окончательно они конституируются как корпорация могущественных политических сил империи, противостоящих императору, под названием рейхстага в конце XV в. В отличие от прежних съездов знати на рейхстагах наряду с курфюрстами и высшей имперской аристократией была представлена и новая территориально-сеньориальная знать, требовавшая такой же автономии и гарантий суверенитета, которыми пользовались курфюрсты согласно «Золотой Булле» Карла IV. Постановлением Нюрнбергского рейхстага в 1489 г. были учреждены три курии: курфюрсты; духовные и светские имперские князья; имперские и «вольные» города. Имперское рыцарство было исключено из участия в рейхстагах. Обсуждение вопросов, ставившихся императором на открытии рейхстага, производилось отдельно по куриям. Решение принималось на общем собрании курий тайным голосованием; право городов на голосование оспаривалось вплоть до 1648 г. Рейхстаг созывал император по согласованию с курфюрстами, определявшими также место его проведения.
С 1485 г. рейхстаги созывались ежегодно, их работой руководил архиепископ Майнцский — глава курии курфюрстов и имперский канцлер. Решения рейхстага по одобрении их императором приобретали силу имперского закона. Политическая и законодательная компетенция рейхстага теоретически была широка: вопросы войны и мира, заключение договоров; рейхстаг был высшей судебной инстанцией империи. Его постановления охватывали обширный круг дел — от нарушения предписаний против роскоши и шулерства до попыток упорядочения монетной системы и учреждения единообразия в уголовном судопроизводстве (так называемая «Каролина», 1532 г.). Однако отсутствие общеимперских исполнительных органов сводило эту законодательную инициативу на нет.
В XVI в. рейхстаги не утратили еще торжественности заседаний королевской курии. Церемониальной стороне придавалось большое значение. Вершиной было торжественное посвящение князей в имперские ленники, осуществлявшееся в XVI в. только на рейхстагах. Эта процедура использовалась императором как важный инструмент политического давления (он мог ускорить, замедлить, модифицировать инвеституру князя). Только император обладал правом введения в высшие имперские должности, пожалования имперским леном, посвящения в рыцари, легитимации незаконнорожденных и т. д. Это были важные политические прерогативы, так как отношения императора и князей еще и в XV–XVI вв. строились на ленных связях. Пышная церемония инвеституры имперских ленников, столь многочисленных, что она проводилась под открытым небом, имела место еще в 1566 г. Но представительство на рейхстагах вело к огромным расходам, что порождало стремление уклониться от слишком частых их посещений. При избрании Карла V имперские сословия требовали «не отягощать их рейхстагами».
Богоподобные почести обряда коронации и помазания делали особу монарха священной. В обстановке социальной напряженности, нарастания революционной борьбы крестьянства на рубеже XV–XVI вв. происходит оживление представлений об идеальном монархе: эту идею поддерживало не столько духовенство, как прежде, сколько бюргерство, крестьянство, социальные низы, интеллектуальная элита — гуманисты — в надежде на лучшее будущее Германии, радикальные реформы. В центре этих надежд оказался юный Максимилиан I. Реальность разочаровала всех. Не был решен ни один из больных вопросов немецкой государственности, возросла лишь мощь Габсбургов. Однако именно в эти столетия наблюдается конкретизация самого понятия «империя» и одновременно разделение и противопоставление прежде взаимосвязанных, почти тождественных понятий «империя» и «император». С середины XV в. понятие «империя» уже регулярно связывается только с немецкими землями. В этом отразилось не столько сужение географических рамок империи, сколько развитие представлений о «немецкой нации» как обладательнице и носительнице имперского достоинства и немецких землях как ядре империи, противостоящих всем другим ее частям и народам.
Эти изменения отражали своеобразие политико-государственного устройства и развития Германии: в отличие от крупнейших западноевропейских государств в Германии возобладала тенденция к региональной автономии высших имперских сословий и крупных городов: немецкие территориальные князья стремились создавать свою собственную государственность; Германия не имела национальной династии. Габсбурги, начиная с Максимилиана I, в русле универсалистской наднациональной имперской традиции были одержимы крупномасштабными европейскими планами.
Сложившееся к концу XV в. соотношение сил императорской власти и сословий по существу парализовало государственный организм, привело к падению его авторитета, усилению центробежных сил, феодального произвола. Ситуация усугублялась неблагоприятной для Империи внешнеполитической обстановкой: вторжением французских войск в Италию, усилением антигабсбургских сил в Швейцарии, турецкими набегами. В этих условиях, в обстановке ширящихся народных крестьянских и городских революционных выступлений, общего оппозиционного движения, направленного против княжеского произвола, усиливающегося кризиса церкви, в разных социальных слоях зарождается и крепнет сознание необходимости укрепления имперской власти путем ее всесторонней реформы.
Высшие имперские чины, территориальные князья, также остро сознавая необходимость реформы, понимали ее, однако, по-своему, связцвая с ней свои политические планы, видя в реформе инструмент для расширения и укрепления своей автономии и влияния на имперские дела.
Реформа имперского устройства волновала и императора Максимилиана I; его идеалом были монархическая централизация и преобразование Империи в политически ведущую силу в Европе. Первая, неудачная попытка проведения реформы была предпринята курфюрстами на Франкфуртском рейхстаге 1486 г., во время избрания эрцгерцога Максимилиана королем. Были установлены ежегодный, даже без королевского согласия, порядок созыва рейхстага и обязательность его решений для всех имперских чинов. На Нюрнбергском рейхстаге 1489 г. Максимилиан I, нуждавшийся в поддержке имперских сословий, согласился на улучшение структуры рейхстага, выработку процедуры работы и принятия решений, учреждение городской курии. На еще большие уступки император, ожидавший финансовой поддержки сословий, согласился на рейхстагах в Вормсе (1495) и Аугсбурге (1500): в Германии «на вечные времена» запрещались частные войны и файды, закладывались основы для урегулирования конфликтов на общеправовой основе. Для обеспечения постановления о «вечном земском мире» создавался имперский палатный суд из 16 асессоров, назначаемых независимо от воли императора из числа кандидатов от курфюрстов (шесть), гасбургских наследственных земель (два), имперских городов (восемь). Императорская «легислативная» монополия ограничивалась назначением президента суда. Местопребыванием суда был сначала Франкфурт, с 1527 г. — Шпейер, с 1693 г. — Вецлар; он финансировался (вплоть до 1806 г.) за счет налоговых поступлений по имперской раскладке. Тогда же было введено для всех подданных, за исключением высших имперских чинов, поимущественно-поголовное обложение, т. е. «общий пфеннинг» — для оплаты расходов, связанных с военными предприятиями, особенно против турецкой опасности. Собиравшийся спорадически, этот налог не решил проблемы создания общеимперских финансов. В 1523 г. была снова восстановлена система сословных взносов. Вершиной реформы должно было стать создание сословного имперского правительства с широкими полномочиями обсуждения государственных дел и контроля за политикой императора. Хотя император дважды — в 1500 и 1502 гг. — в трудных для себя условиях вынужден был согласиться на его создание, проект не был осуществлен не только из-за постоянного противодействия императора, но и из-за отсутствия реальной материальной основы. Вновь к идее создания сословного правительства курфюрсты вернулись в 1519 г. при избрании Карла V: созданное в 1521 г. из 18 представителей от рейхстага и 4 — от императора и обязанное представлять императора Карла V, постоянно пребывавшего за пределами Германии, оно просуществовало до 1531 г. Имперские округа, в числе десяти созданные в 1500 и 1512 гг. для обеспечения имперского мира, оказались более жизнеспособными.
Позднее они стали основой для организации военного устройства империи, реализации решений палатного суда и в целом связующими звеньями территориально раздробленной страны. Вошли в практику также «имперские депутации», рассматривавшие дела отдельных краев между собраниями рейхстага. С ростом территориальной государственности рейхстаг постепенно вернулся в прежнее состояние всекомпетентного, по неспособного реализовать свои решения учреждения.
Проекты реформ и борьба вокруг них на рейхстагах не вызвали поддержки имперского рыцарства, стремившегося к равноправию с князьями и отмене всех новшеств. Недовольны были и города, включение которых в территориальные союзы сопровождалось ограничением их привилегий и свобод. Протест вызывало и их неравноправное положение на рейхстагах, резко контрастирующее с возлагавшимися на города финансовыми тяготами. Оставшаяся неизменной ленноправовая структура Империи препятствовала их политической интеграции. Совсем ничего съезды и обсуждения не давали городским низам и крестьянам. Империя не осталась в стороне от характерных для позднего средневековья тенденций преобразования традиционных общественных и политико-государственных структур, которые по-разному обнаруживали себя на различных уровнях германской государственности: общеимперском и территориальнокняжеском. Именно в наличии этих двух уровней, выражавших «дуалистический» путь становления общества и государственности в Германии, усматривают некоторые современные историки (П. Морав, Е. Шуберт, К. Кригер, X. Ангермайер, К. Босль, X. Лутц) своеобразие немецкого развития. Территориальные князья взяли на себя функции, которые центральная власть не могла осуществлять из-за отсутствия единого имперского управления и обширности империи.
Реформа шла в русле общеевропейских процессов и тенденций развития государственности в XV — середине XVII в. В ходе ее были предприняты некоторые усовершенствования пришедшей в упадок традиционной имперской структуры и заложены основы первых общеимперских институтов. Но реформа вела не к улучшению положения центральной власти, хотя ее имперский авторитет сохранялся, а к обособлению от центральной власти и реализации монархического принципа в отдельных территориально-политических образованиях. Реформация благоприятствовала развитию в этом направлении. Новый облик Империи как имперского союза и новое понимание ее как порядка, гарантирующего внутренний мир и защиту от внешней угрозы, были закреплены Аугсбургским религиозным миром 1555 г. В этом смысле реформа стала связующим звеном между средневековьем и новым временем.
Процесс «территориализации» включал в себя создание территориального единства и концентрацию всех видов власти в руках территориального правителя, утверждение его суверенного права решать все вопросы войны и мира, распространение на всей территории его права высшей юрисдикции; создавались система административного управления, финансов, армия (независимая от аристократии), налоговое обложение, полицейский аппарат и уголовное право.
Князья округляли свои территории, скупая мелкие сеньории, используя материальные трудности своих соседей-соперников при закладных операциях, прибегая к прямому насилию, наступлению на владельческие сеньориальные права, ограничивая юрисдикцию различных светских и духовных феодальных властей, мелких имперских чинов, городскую автономию, общинные свободы, стремясь превратить население подвластной территории в однородный союз подданных. Этот длительный процесс протекал в упорной борьбе территориальной власти и земских сословий и был далек от своего завершения еще и в первой половине XVII в. Наибольших успехов в течение XVI в. добились территориальные князья (курфюрсты и герцоги Саксонские, австрийские Габсбурги, герцоги Баварские), имевшие мощную материальную базу, источники финансовых поступлений, независимые от одобрения сословных ландтагов. Но и им понадобились годы, чтобы распространить свою верховную власть на крупных имперских ленников в пределах своих территорий. В Вюртемберге, в курфюршестве Трирском мелким имперским чинам удалось сохранить статус имперского подчинения и выйти из сферы территориальной власти. Право юрисдикции и освобождения своих владений от княжеского налогообложения отстояла и знать в Бранденбурге и Мекленбурге.
Укреплению позиций кнжеской власти и складыванию новых форм государственности способствовала Реформация, наделившая княжескую власть прежде несвойственной ей функцией руководства церковью: светский князь становился и духовным главой подданных.
В XVI в. намечается постепенное разделение компетенции и функций между управлением территорией и княжеским двором. В Саксонии это было официально оформлено в 1548 г.: из старинной княжеской придворной курии выделилось земское правительство, не связанное неразрывно с личностью князя; во главе этого относительно самостоятельного по отношению к двору центрального учреждения стоял канцлер. Аналогичный процесс наблюдался в Баварии. Постепенно с разделением функций и компетенций, ростом самостоятельности бюрократического аппарата идет процесс выделения столиц, городов-резиденций.
Несмотря на эти новые явления, еще достаточно сильной была сращен-ность дворцового и территориального управления, земской и патримониальной казны, прочным — отождествление государства с личностью князя. Не утратило полностью своего значения, несмотря на создание армий ландскнехтов, ленное рыцарское войско, хотя обычно и выполнявшее репрезентативные функции; новые налоги переплетались с традиционными формами феодальных поборов и повинностей (строительство укреплений, извоз, обеспечение войска продовольствием и т. п.). Так было даже в наиболее крупных и успешно развивавшихся по пути территори-ализации землях, не говоря о мелких княжествах Западной и Юго-Западной Германии, по-прежнему остававшихся оплотом окаменелых средневековых форм власти, базирующихся на патримониальной основе и ленных отношениях.
Самым слабым звеном универсальной империи Карла V (1519–1556) была Германия; здесь он мог рассчитывать только на формальный верховный сюзеренитет над владетельными князьями. Избирательная капитуляция 1519 г. ставила его в жесткие рамки зависимости от князей. Это показала со всей отчетливостью Реформация: Карл V был бессилен расправиться с ее идеологом Мартином Лютером.
Начавшаяся в 1524 г. Великая крестьянская война заставила князей забыть на время религиозные раздоры и сплотить силы для ее подавления. Разгром крестьянского революционного выступления предопределил наступление католической реакции, однако это побудило протестантские силы сплотиться, восстановить антигабсбургский союз. После длительной борьбы на Аугсбургском рейхстаге 1555 г. был заключен религиозный мир, предоставивший имперским чинам право выбирать вероисповедание. Население должно было следовать установленной властью вере или покинуть территорию князя (принцип «Чья страна, того и вера»). Аугсбургский религиозный мир санкционировал все церковные преобразования в протестантских княжествах и городах, в том числе и проведенную там секуляризацию церковной собственности.
Таким образом завершился и был санкционирован распад Германии на автономные земли. Территориальная раздробленность усугубилась конфессиональным расколом. Временное конфессионально-политическое равновесие, созданное религиозным миром, оказалось весьма неустойчивым.
В 1556 г. Карл V отрекся от престола; идея мировой габсбургской империи была похоронена. В Испании, сохранившей династические связи с Империей, с 1556 г. правила отдельная ветвь Габсбургов. В этих условиях император Фердинанд I (1556–1564), он же король Чехии и Венгрии (Северо-Западной) и австрийский эрцгерцог, пытался путем уступок протестантским князьям сохранить мир в Империи, укрепляя, однако, позиции католицизма в своих наследственных владениях и противодействуя распространению протестантизма в католической части Германии.
По мере успехов процесса территориализации в протестантских и католических княжествах менялось соотношение конфессионально-политических сил в Империи. Саксонский курфюрст присоединил во второй половине XVI в. епископства Мейсен, Наумбург и Мерзебург; курфюрст Бранденбургский — епископства Бранденбург, Гавельберг и Лебус, а в начале XVII в. епископство Хальберштадт и архиепископство Магдебург; население этих территорий принуждалось принять лютеранское вероисповедание, церковная собственность секуляризовалась. Католические баварские герцоги захватили епископства Фрейзинг, Хильдесхайм, Падерборн и Мюнстер и архиепископство Кельнское, склонявшееся к протестантизму.
В период правления императора Рудольфа II (1576–1612), воспитанного при католическом дворе Филиппа II Испанского и расположенного к иезуитам, во владениях и подвластных Габсбургам странах наступила католическая реакция. Политическая обстановка обострилась. Даже незначительные столкновения враждующих конфессиональных группировок готовы были вылиться в гражданско-религиозную войну. В 80-х годах XVI в. католическая реакция восторжествовала на всем северо-западе Германии.
Протестантские князья для защиты своих конфессионально-политических интересов основали в 1608 г. унию, главой которой избрали курфюрста Пфальцского Фридриха V. К унии присоединился ряд имперских городов Юго-Западной Германии. Под руководством Максимилиана Баварского на съезде в 1609 г. была основана Католическая лига. Тем самым Германия разделилась на два лагеря. В конечном счете внутриим-перские конфликты вылились в общеевропейскую войну. Территориально раздробленная и конфессионально разделенная Германия стала ареной соперничества централизованных европейских государств в ходе Тридцатилетней войны (см. ч. V, гл. 3). Завершивший войну Вестфальский мир 1648 г. санкционировал отторжение имперских территорий в пользу Франции и Швеции и изменил в ряде пунктов внутригерманские границы к выгоде наиболее могущественных территориальных князей и протестантского и католического вероисповедания.
Из протестантских княжеств наибольшие территориальные выгоды из войны извлекли Бранденбург и курфюршество Саксония. Бранденбург почти удвоил свою территорию, получив Восточную Померанию, Магдебург, Хальберштадт, Минден и Каммин. Курфюрст Саксонский закрепил за собой область Лаузиц (Лужица). Герцог Баварии приобрел Верхний Пфальц и титул курфюста. Восьмым курфюрстом был оставлен сын бывшего пфальцского курфюрста и «зимнего короля» Чехии Фридриха.
Вестфальский мир укрепил княжеское мелкодержавие в Германии. Имперские князья и другие имперские чины получили право на независимую внешнюю политику — заключение любых союзов с оговоркой, что эти союзы «не нанесут вреда императору и Империи». Германия на многие века оказалась разделенной на католический юг и протестантский север. Внутриполитическое положение Германии ни в коей степени не стабилизировалось, а ее внешняя безопасность не укрепилась. Внутри Империи решающую роль стали играть три наиболее могущественные владетельные дома — Габсбурги, Гогенцоллерны и баварские Виттельсбахи. Внешнее положение определялось позициями «гарантов мира» — Франции и Швеции. Владея имперскими территориями (Франция фактически еще с 1552 г.), обе державы имели своих представителей в рейхстаге и могли вмешиваться «законным образом» во внутренние дела Германии. Империя продолжала оставаться ареной европейских столкновений.
Имперские сословия — церковные и светские князья, рыцари — заключали союзы для защиты своих партикуляристских сословных интересов. Внешние силы, прежде всего Франция, успешно использовали вну-тригерманские княжеские группировки для борьбы с Габсбургами. Германские владетельные князья в европейской внешней политике вплоть до конца XVII в. следовали в фарватере французского абсолютизма.
«Священная Римская империя германской нации», являвшаяся лишь тенью средневековой Германской империи, была этнически пестрым политическим образованием. Помимо немецких территорий, в ее составе было много славянских земель, находившихся под властью австрийских и немецких князей, а также областей с итальянским, французским, валлонским и венгерским населением. После Вестфальского мира Империя окончательно превратилась в федерацию княжеств с рейхстагом во главе, по-прежнему состоявшим из трех курий; все вопросы решались в куриях князей в противовес общеимперским интересам. Коллегия восьми курфюрстов и коллегия князей (94 светских и церковных князя и 104 графа — «графская скамья») обладали решающим голосом. Для принятия постановления требовалось единогласное решение всех трех курий и императора, что бывало редко. Поэтому заседания рейхстага зачастую оказывались бесплодными. Реальная власть и в княжествах и в Империи находилась в руках князей. Император был только первым среди равных.
XVII век, особенно вторая его половина, — время становления княжеского абсолютизма в Германии, начало которому было положено в XVI в. Он был обусловлен теми же социально-экономическими предпосылками, которые привели в централизованных национальных государствах Европы к созданию королевского абсолютизма, — разложением феодализма и формированием в его недрах капиталистических отношений и буржуазии. В Германии все экономические и политические выгоды, связанные с этими процессами, были использованы владетельными князьями.
В княжествах, как и в национальных государствах, абсолютизм формировался в борьбе с феодальной знатью, а иногда и с сепаратистски настроенной патрицианской верхушкой городов. Социальной опорой при этом служил низший слой дворянства и зарождавшаяся буржуазия, более слабая в немецких землях, чем в Англии или Франции, и поэтому сыгравшая в создании предпосылок абсолютистского режима скромную роль. Тем не менее уже с середины XVI в. бюргерско-патрицианский элемент, включавший выходцев из крупнейших торгово-предпринимательских фамилий и банкирских домов, возобладал в сфере дворцового и территориально-административного управления над аристократическим, хотя аристократия вплоть до конца Империи сохраняла в своих руках высшие должности в финансовом и административном ведомствах, суде. Доходные и престижные должности в системе княжеского управления занимали выходцы из мелких и обедневших дворянских семей, с конца XVI в. стремившиеся получить университетское, преимущественно юридическое, образование. Сотрудничество бюргерского бюрократического элемента с юристами-дворянами вело к некоторому смягчению сословных различий, в целом остававшихся жесткими и в XVII в.
Немалое место в княжеских доходах занимали поступления от промышленности и торговли, на развитие которых была направлена политика княжеского меркантилизма. Совершенствовался бюрократический аппарат, управление страной все более обособлялось от дворцового. Высшим органом княжеской власти становится тайный совет, состоявший из аристократических сановников и чиновничьей верхушки. Административными делами ведали кабинет и канцелярия во главе с канцлером, налоговыми и другими поступлениями — специальное финансовое ведомство двора и земли. Отдельными отраслями управления занимались секретари. Высшим судебным органом становится дворцовый суд, во многих землях уже не связанный неразрывно с личностью князя. Особый Военный совет ведал армией. В протестантских княжествах специальные учреждения управляли церковными делами; ими занимались также консистории и синоды реформированных церквей. Княжества делились на судебноадминистративные области («четверти» — в Австрии, «ландфогтства» — в Бранденбурге, «должностные округа» — в Баварии и Саксонии); управление ими осуществлялось также с помощью чиновничьего аппарата — амтманов, фогтов и др. Княжества имели свои столицы — место постоянного пребывания двора и центрального аппарата управления: Вена — в габсбургских австрийских владениях; Берлин — в Бранденбургско-Прусском курфюршестве Гогенцоллернов; Дрезден — в Саксонском курфюршестве; Штуттгарт — в Вюртембергском герцогстве; Гейдельберг — у Пфальцских курфюрстов.
Наиболее выраженным развитие абсолютизма было в самых крупных и могущественных территориальных владениях — Габсбургов, Го-ген-цоллернов, Виттельсбахов. Власть австрийских Габсбургов простиралась на обширную территорию от Верхнего Рейна до Верхней Вислы и Одера. Османская опасность сделала Австрию форпостом в Юго-Восточной Европе и дала возможность ей подчинить Чехию и Северо-Западную Венгрию. Абсолютистские порядки устанавливались по-разному в отдельных подвластных Габсбургам странах и областях. В Чехии и в их наследственных владениях уже в начале Тридцатилетней войны сословные учреждения перестали собираться; в других землях они продолжали функционировать и даже оказывали сопротивление абсолютистской политике правительства, в частности по вопросу обложения. Вместе с тем местная феодальная знать в некоторых областях обладала еще значительными привилегиями и осуществляла юрисдикцию над населением, а отдельные владения в Австрии вообще не были включены в административную систему государства. Абсолютизм Габсбургов опирался на низшее дворянство, в его интересах государственным законодательством была установлена крепостная зависимость крестьян. В одно из наиболее сильных государственных образований на территории Германии превращается раскинувшееся от Нижнего Рейна до гданьского Поморья Бранденбургско-Прусское курфюршество Гогенцоллернов, постепенно поглощавшее промежуточные владения. Раньше, чем во многих других немецких землях, оформился абсолютизм в Баварии. Опорой его были дворянство и католическая церковь, владевшая здесь половиной земель. Уже в начале XVII в. Бавария имела постоянное войско и сильный бюрократический аппарат.
Мелкодержавный княжеский абсолютизм в германских землях не сыграл той объединяющей роли, которая выпала на долю королевского абсолютизма в европейских национальных государствах. Его централизаторская политика препятствовала национально-политическому сплочению Германии. Княжеский абсолютизм укреплял только земский мир в пределах подвластной князю территории и своей политикой меркантилизма в той или иной степени способствовал развитию ее экономики и культуры.
Истоки самобытности государственного строя Швейцарии восходят к раннему средневековью, когда для большинства ее земель типичными были незавершенность феодализации, наличие большого числа общин-марок, заселенных крестьянами-аллодистами, и лишь частично — разными категориями феодально-зависимого крестьянства. Эти общины находились под властью имперских графов, духовных или светских сеньоров. Швейцарский союз складывался в процессе постепенного освобождения крестьян и сельских общин от сеньориальной зависимости и прямого имперского подчинения, возникновения их автономных объединений. Нажим австрийских Габсбургов сделал эту борьбу особенно острой. Первый союз трех «лесных» земель возник в середине XIII в., в 1291 г. союзный договор, объединивший Швиц, Ури и Унтервальден, был обновлен. С развитием ремесла и торговли началась борьба городов против сеньориально-имперского гнета, за статус самоуправляющихся коммун. В 1332 г. в состав Конфедерации вступил городской кантон Люцерн, в 1351 г. — наиболее экономически развитый и населенный город Цюрих, занявший ведущее место в Союзе; в 1352 г. присоединился Гларус, а Цуг был инкорпорирован насильственно; в 1353 г. в Союз вступил Берн. Восьмичленная Конфедерация обретала образ «регулярного государства». Локальные вопросы в сельских областях решались местными народными собраниями, высшая исполнительная власть принадлежала амманам или ландманам, а в сеньориальных общинах — шультгейсам. Верховным органом стал Таг-затцунг — регулярно собиравшаяся коллегия представителей всех полноправных земель, с XV в. именовавшихся кантонами. Рост Союза происходил в острой борьбе против Австрии, а также за освобождение кантонов от имперских повинностей. Кантоны приобретали политическую автономию и регальные права, включая сбор налогов и чеканку монеты. В городах сложилась система самоуправления: большие и малые советы, бургомистры, судебные коллегии шеффенов.
Со вступлением в Конфедерацию Золотурна и Фрейбурга (1481 г.), Базеля, Шаффхаузена (1501 г.) и Аппенцелля (1513 г.) ее территориальное формирование завершилось. Эти пять кантонов имели ограниченные права: Базель не мог вмешиваться во внутрисоюзные конфликты силой оружия, остальным разрешалось заключать внешние союзы лишь с санкции Тагзат-цунга. Помимо кантонов, Конфедерации принадлежали шесть союзных земель и ряд фогтств, зависимых от Конфедерации в целом, отдельных кантонов или их групп.
В социально-экономическом аспекте Конфедерация представляла собой пеструю мозаику из союзов свободных и сеньориально зависимых крестьянских общин, разбросанных островков монастырского и сеньориального землевладения, средневековых городов с сельскими округами, союзных земель и бесправных фогтств. Часть городов оставалась бургами, другие стали центрами ремесла и торговли; некоторые из них с XVI в. в разной мере были затронуты буржуазным развитием.
Государственно-правовую базу республиканской Конфедерации составляла не сведенная в единый кодекс серия договоров и соглашений, норм обычного и прецедентного права. Первый сохранившийся договор 1291 г. устанавливал принцип «вечного» конфедеративного союза для «успешной защиты и самосохранения» от внешних вторжений и внутренних смут на основе взаимопомощи, признания ранее заключенных соглашений и сеньориальных связей ее участников, применения в спорных случаях третейского арбитража. В 1315 г. дополнительные статьи запретили ведение сепаратных переговоров, заключение новых договоров с иноземными державами и смену суверена без согласия всех членов Союза.
По договору 1351 г. вопреки традиции Цюрих и «лесные» земли получили право заключения внешних конвенций, хотя связь с Конфедерацией считалась основополагающей, что отражало и могущество Цюриха, занявшего ведущее место в Союзе, и опасения его основателей утратить свое значение.
«Земпахская грамота» 1393 г. и Станский договор 1481 г. подтверждали прежние статьи о внутреннем мире и запрещении самовольных военных походов. Опасения сельских кантонов утратить свое былое место и значение отразились в статьях договора 1481 г., которые гарантировали сохранение сословно-федерального строя, традиционного места в нем сельских кантонов, ограничивали права вновь принятых кантонов Фрейбурга и Золотурна. Было решено впредь каждые 5—10 лет повторять принесение присяги в верности Союзу. Возросла роль Тагзатцунгов, но их решения часто нарушались, взаимное недоверие между кантонами росло, и они вступали в сепаратные связи с иноземными суверенами — Габсбургами, королями Франции, герцогами Савойскими. Союз не имел постоянных центральных органов власти, своей печати.
Важную роль сыграла победа Конфедерации в войнах со Швабским союзом: Базельский мир 1499 г. освободил Конфедерацию от имперских судей, податей и подчинения «Имперскому кабинету». Определились и основные тенденции развития государственности. В городских кантонах деятельность Больших советов усилилась, но реальная власть сосредоточилась в олигархических Малых советах и их комиссиях. Цехи теряли политические права, власть концентрировалась в руках патрицианско-бюргерской верхушки. Государственно-правовой прогресс выражался в унификации и кодификации писаного права; обычное право постепенно вытеснялось.
В сельских кантонах роль общих народных собраний принижалась, управление приобретало олигархический характер, превращаясь в привилегию сельских богатеев и нарождавшейся военно-наемнической аристократии.
Проблемы общего государственного суверенитета, подданства, замены принципа единогласия принципом простого большинства, нейтралитета во внешних конфликтах оставались нерешенными.
В XIV–XV вв. Конфедерация в целом и кантоны в частности, не порывая связей с Империей, добивались все большей автономии. Имперская реформа 1495 г. фактически возвращала Нидерланды и Швейцарский союз в состав Империи, восстанавливала имперские нормативы XIV–XV вв. Конфедерация отвергла реформу. Базельский мир 1499 г. узаконил автономию Швейцарии.
После триумфальной победы в Земпахской битве 1386 г. над войском Габсбургов военное наемничество превратилось в относительно регулируемую государством систему. Все стороны военного наемничества были систематизированы в договорах 1516 и 1525 гг. с главными вербовщиками — королями Франции. На практике процветало лихоимство, обман при расчетах с солдатами и семьями погибших. Пенсии, получаемые кантональными властями от иноземных суверенов, разлагали их, отрицательно влияли на характер внешней политики Конфедерации; швейцарские наемники в войсках враждующих держав истребляли на поле боя друг друга. Военное наемничество стало проклятием отважного швейцарского народа. Конфедеративной армии не существовало, локальные «милиции» из плохо обученной молодежи были слабы.
Взаимоотношения церкви и светских властей в швейцарских землях складывались еще в каролингский период: значительная часть земли принадлежала церковно-монастырским учреждениям, обладавшим сеньориальными и судебно-административными правами.
В XIV в. началось общее наступление на права церкви, поддерживавшей Габсбургов. Церковная юрисдикция была сильно урезана «Грамотой о священниках» 1370 г. На протяжении XV в. власти кантонов установили свой патронат над многими городскими и сельскими церквами, определяли круг полномочий и обязанности священников, размеры пребенд, назначали их на должности, распоряжались церковными землями. Архиепископ Констанцский сохранил лишь функции чисто церковного надзора, ослабло влияние епископов соседних диоцезов. В Швейцарии к началу XVI в. была пройдена часть пути, которую другие страны Европы проделали лишь во времена Реформации.
Торжество Реформации в Цюрихе (1523 г.), а затем в Женеве (1536 г.), проникновение ее в другие кантоны, союзные земли и фогтства создало новые проблемы, связанные с эволюцией государственного строя Конфедерации, ее внешнеполитической ориентацией. Усилились центробежные тенденции, особенно с созданием католического Зондербунда 1526 г., а затем реформатского в 1528 г. Множество конфликтов возникло по вопросам о допущении «повой веры» в совместно контролируемых или управляемых союзных землях и фогтствах. Попытки подавить цвинглианство авторитетом Тагзатцунга 1524 г. успеха не имели. Вспыхнули внутренние войны между обоими религиозно-политическими союзами. Первый Кап-пельский мир 1529 г. объявлял о сохранении практики регулярных присяг в верности Конфедерации, союз католических кантонов с Австрией был объявлен расторгнутым, решение о принятии той или иной веры предоставлялось властям кантонов, а в фогтствах — локальным общинам. Военное поражение 1531 г. похоронило вместе с Цвингли и его планы политического преобладания реформированных городских кантонов. По второму Каппельскому миру реформатский союз был распущен, созыв сепаратных Тагзатцунгов воспрещался, компромиссно решился вопрос о распространении реформации в союзных землях и фогтствах. Признание принципа «чья власть, того и религия» не устранило множества религиозно-политических конфликтов. Провал попыток Буллингера достигнуть соглашения с Лютером привел к объединению разных реформатских течений в Швейцарии на базе «Тигуринского консенсуса» 1549 г. и «Второго гельветического символа веры», де-факто признанного властями Конфедерации. Прежнее противостояние сельских и городских земель уступило место противостоянию католических и реформированных кантонов.
Внутри католических земель местные власти признали решения Три-дентского собора, но всемерно ограничивали компетенцию духовенства в светских делах, секуляризовали церковно-монастырские земли или устанавливали над ними свой контроль. В реформированных землях, прежде всего в Цюрихе и Женеве, Реформация опиралась на развитие раннебуржуазных форм производства и обмена.
Идея Цвингли о полной самостоятельности реформированной церкви в условиях острой внутренней и внешнеполитической борьбы уступила место супрематии кантональных властей. Они распоряжались секуляризованными имуществами, используя их не только на богоугодные цели и нужды реформатской церкви, но и для укрепления кантональных финансов, покрывая потери, связанные с запрещением военного наемничества. Проповедники с кафедр читали и проповеди, и постановления городских властей. Регистрацией браков, рождений и смертей ведали не только церковь, но и Совет Цюриха. Военные союзы с имперскими протестантскими князьями усиливали тенденцию к полному подчинению церкви кантональным властям.
Кальвин создал более стройную теорию и практику взаимоотношений реформированной церкви с государством. Исходя из постулата, что духовная свобода может сочетаться с подчинением светским властям, а всякая власть — от Бога, Кальвин оставлял наказание «безбожных тиранов» промыслу Божьему, не одобрял тираноборческих идей французских гугенотов и лишь в крайнем случае допускал пассивное сопротивление тиранам народа, руководимого представителями местных властей. Лучшим типом власти он считал правление аристократии или умеренную демократию. Тезис, постулирующий полную свободу церкви, «не пересекающуюся» с гражданской властью, на практике оказался несбыточным. Постепенно складывались реально осуществимые формы церковной организации, светской власти и их взаимоотношений на основе республиканского принципа.
Основой церковной организации стала церковная община, подчиненная жесткой дисциплине вышестоящих инстанций: приходского совета, коллегии, консистории и синода. Церковь была призвана сотрудничать со светскими властями Женевы и подчиняться им. По этим вопросам возникало наибольшее число трений и конфликтов и при жизни Кальвина, и при его преемниках, отстаивавших право проповедников на открытое и независимое порицание ошибок и злоупотреблений властей, а также на сопротивление тиранам. Вместе с тем городской Совет Женевы вменял в обязанность проповедникам сообщать ему сведения, полученные на исповеди, что вызывало недовольство и общин и пасторов. В целом же влияние кальвинистской церкви на деятельность светских властей в конце XVI в. уменьшилось.
Правящая верхушка реформированных кантонов в XVI в. обогащалась, превращаясь в буржуазию. Административный аппарат разбухал, возникали все новые комиссии и управления, ведавшие благотворительностью, финансами и налогообложением, военным делом и т. п. Должности в городских советах и их органах стали доходными. Росли вложения в текстильные и другие отрасли производства, в систему раздачи. Представители этих кругов составляли в городах замкнутую правящую олигархию. Территориальный рост Конфедерации прекратился, численность же населения заметно возросла. Ранее столь поощрявшаяся иммиграция сначала ограничивалась, а потом была воспрещена. В своей государственной и церковной политике реформированные кантоны, отчасти и Конфедерация, со второй половины XVI в. пользовались опытом Республики Соединенных провинций. Как и она, Швейцария по Вестфальскому миру 1648 г. признавалась суверенным государством, порвавшим имперские связи. Но социально-политически Конфедерация выглядела иначе, чем Республика Соединенных провинций. Даже перед лицом грозной военной опасности она оставалась без центральных органов власти и единой армии. Швейцарский союз по-прежнему раздирали внутренние конфликты и восстания, он оставался аморфным средневеково-сословным конгломератом, подобно Империи, от которой он отделился.
Стержневым вопросом острой внутриполитической борьбы в Северной Европе начала XVI в. оставалась судьба Кальмарской унии. По Кальмарской унии (см. т. 2) три скандинавских государства — Дания, Швеция и Норвегия (в составе Швеции также Финляндия, в составе Норвегии — Исландия) — находились под властью датского монарха. В результате восстания 1521 г. датская власть в Швеции была низвергнута, страной правили регенты. Датские короли, которые проводили абсолютистскую политику, рассчитывали восстановить унию.
И датские короли, и шведские регенты стремились возвысить свою власть. Кроме мелкого дворянства, опорой сильной королевской власти могли стать бюргерские слои, роль которых была особенно значительной в Дании. В Швеции наряду с мелким дворянством важной политической силой, поддерживающей регентов, было крестьянское сословие, имевшее представительство в риксдаге. В своей борьбе с аристократией и датские короли, и шведские регенты умело использовали также и новый, растущий слой городского общества — бюрократию.
В Дании король Ханс оставил вакантными некоторые важные государственные должности, обычно занимаемые представителями знати. Центром управления стала королевская канцелярия, персонал которой постоянно увеличивался. Канцелярия во главе с канцлером ведала сношениями с иностранными государствами, взиманием налогов, финансами. Государственный совет — старое аристократическое учреждение — не имел возможности контролировать ее работу.
Абсолютистские устремления определили политику датского короля и в отношении Швеции. На переговоры для восстановления унии в 1505 г; в Кальмаре король Ханс прибыл в сопровождении 60 кораблей и трехтысячного войска. По Копенгагенскому миру 1509 г. шведы признали формальное право короля Ханса на шведский престол, но освободились от его правления, взяв на себя обязательство ежегодно платить королевской семье 13 тыс. марок.
Король не смог отстоять интересы датских бюргеров в их отношениях с ганзейскими городами. В результате войны с Любеком в 1511–1512 гг. правительству пришлось отказаться от права определять максимальные цены на товары, продаваемые ганзейскими купцами в Дании.
В Норвегии, подвластной Дании, правили наместники датского короля, использовавшие аппарат чиновников незнатного происхождения, всем обязанных трону. Политика датского абсолютизма вследствие экономической и политической слабости норвежской феодальной знати не встречала здесь серьезного сопротивления, но не имела и прочной поддержки со стороны бюргерства и крестьянства. Ганзейцы, английские и нидерландские купцы сохраняли свои привилегии в ущерб норвежским купцам; Для норвежского крестьянства усиление власти датских королей означало увеличение государственных налогов и поборов: обложение крестьянского двора более чем удвоилось. Недовольство крестьян усиливал и произвол администрации при взимании налогов и податей.
После смерти короля Ханса в 1513 г. члены датского Государственного совета попытались восстановить прежние позиции аристократии, составив перечень нарушений порядка правления, совершенных королем: введение новых налогов без согласия Государственного совета, вмешательство в назначение церковных сановников. Представители знати требовали монопольного права на владение землями для дворян. Новый король Кристиан II был вынужден пойти на значительные уступки датским дворянам: он обещал им новые ленные владения, расширил права Государственного совета, получившего полномочия верховного суда; освободил церковные суды от контроля королевской власти.
Но датская знать обманулась в своих надеждах. Кристиан II, поощряя торговлю датских городов, покровительствуя местному купечеству и опираясь на бюргерские слои Дании, взял курс на усиление абсолютной власти.
Пытаясь опереться на бюргеров и крестьян, король издал ряд новых законов. Торговый закон 1521 г. сосредоточил торговлю в городах в руках датских купцов. Городской закон 1521 г. расширил круг бюргеров, участвовавших в городском самоуправлении. Была отменена должность городского фогта, введена должность назначаемого королем скультуса, главы полицейской и судебной власти. Земельный закон осудил и отменил крепостное право. Была ограничена и власть церкви. Кристиан II продолжал политику своих предшественников по отношению к Швеции, стремясь сохранить во владении датской короны природные богатства этой страны (железо, медь, серебро) и налоги, собираемые в Швеции и Норвегии.
В Швеции борьба против восстановления унии переплеталась с обострением политических противоречий между различными слоями феодального общества. Сторонники независимости страны — бюргеры, мелкие дворяне, горняки, отчасти крестьяне — объединились вокруг регента Стена Стуре Младшего, а приверженцы унии — прежде всего часть феодальной аристократии и высшие сановники церкви — опирались на Государственный совет.
Перевес сил сторонников независимости вызвал вмешательство датского короля. В 1518 г. войска датских и немецких ландскнехтов высадились недалеко от Стокгольма, но были разбиты. В январе 1520 г. датский король снова вторгся в Швецию и в битве на льду озера Осунд разгромил шведскую армию. Государственный совет Швеции провозгласил Кристиана II королем. После пятимесячной осады на условиях полной амнистии капитулировали и защитники Стокгольма. В 1520 г., получив шведскую корону, Кристиан II казнил около 150 приверженцев независимости. Вслед за стокгольмской «кровавой баней» волна репрессий прокатилась и по шведским провинциям. Власть датского короля снова распространилась на всю Скандинавию.
Однако введение дополнительных налогов, хозяйничанье датских войск и чиновников в Швеции послужили толчком к новому восстанию против унии. К крестьянам и горожанам присоединились и широкие слои дворянства, отстраненные от управления страной. Восстание началось в горной области Даларна, где, по преданию, вольнолюбивые крестьяне и горняки в конце 1520 г. отыскали бежавшего из датского плена молодого дворянина Густава Эрикссона Вазу и избрали его своим предводителем. В августе 1521 г. Густав Ваза был избран правителем Швеции и обратился за помощью к старому противнику Дании — Любеку. В августе 1522 г. Любек, Росток и Штральзунд начали войну против Дании. Их объединенный флот захватил остров Борнгольм; был осажден замок и город Хельсингер, возникла непосредственная угроза Копенгагену; к концу 1522 г. почти вся Швеция была освобождена из-под датской власти, а летом 1523 г. — и Стокгольм. Шведский сословный риксдаг объявил Кристиана II низложенным, унию с Данией — расторгнутой; 6 июня 1523 г. Густав Ваза был избран королем Швеции.
Освободительная война в Швеции ускорила назревание кризиса датской абсолютной монархии. Противники короля подняли восстание. К ним присоединились мятежные ютландские феодалы. Финансовую и военную помощь оказал им Любек. В распоряжении короля Кристиана II находились немалые войска, но у него не хватало денег для оплаты наемников. В поисках средств король в 1523 г. отплыл в Нидерланды. Это облегчило победу оппозиции. После полугодовой осады и упорного сопротивления 6 января 1524 г. капитулировал Копенгаген. Еще до его падения королем Дании был объявлен Фредерик I, ставленник мятежных феодалов. Он признал расторжение Кальмарской унии и законность избрания Густава Вазы. Разрыв Кальмарской унии — важнейшее событие в истории Северной Европы. В регионе образовались два независимых государственных блока, вступившие в борьбу за преобладание в регионе: Дания с Норвегией и Исландией и Швеция с Финляндией. Первостепенной задачей внутренней политики обоих скандинавских государств стала консолидация королевской власти.
В Швеции Густав I Ваза продолжал политику регентов, направленную на усиление центральной власти, однако создание нового государственного аппарата, укрепление армии, выплата большого государственного долга Любеку за помощь в борьбе против Дании требовали дополнительных средств. Были введены новые прямые и косвенные налоги, что обострило классовую борьбу. Крестьяне, главные союзники Густава Вазы в ниспровержении датской власти, чувствовали себя обманутыми и старались отстоять свои позиции с оружием в руках. Недовольством крестьян воспользовались политические противники новоизбранного короля среди шведских феодалов, попытавшиеся использовать восстание крестьян в Даларне в 1524 г. Однако на срочно созванном риксдаге Густаву Вазе удалось добиться поддержки представителей сословий; восстание было подавлено. Новое восстание вспыхнуло в 1527 г. В этой критической для государства ситуации король созвал в Вестеросе риксдаг и предложил секуляризацию церковных имуществ.
Идеи Реформации стали распространяться в Скандинавии еще в начале 1520-х годов. В Швеции их популярности способствовала продатская позиция архиепископа Густава Тролле в годы борьбы против Кальмарской унии. Стимулом наступления на католическую церковь послужили ее богатства: она владела 21,3 % всех обрабатываемых земель, золотой и серебряной утварью и иной движимостью. Немаловажным фактором была и оппозиция высших церковников усилению королевской власти.
На риксдаге в Вестеросе Густава Вазу поддержали дворяне, бюргерство и крестьяне. Риксдаг постановил отобрать у епископов земли, ограничить число их слуг, передать в распоряжение короля часть епископских доходов. Монастыри сохранялись, но их земли были переданы в виде ленных владений дворянам; были отняты и земли приходских священников. К середине XVI в. церковное феодальное землевладение в Швеции прекратило свое существование. За счет земель и имуществ церкви доходы короля значительно увеличились.
Реформация вывела шведское государство из экономического кризиса, помогла упрочению союза королевской власти с дворянством и возвышению королевской власти. Но лютеранство не сразу было принято крестьянскими массами. В стране снова вспыхнуло несколько крестьянских восстаний (1529, 1531–1533 гг.), жестоко подавленных королем.
Для укрепления королевской власти Густав Ваза в 1538–1543 гг. реформировал центральное управление, использовав опыт государств Центральной Европы. Реорганизации подвергся Государственный совет: из органа аристократии, члены которого собирались лишь эпизодически, он стал постоянным и действенным учреждением. Назначение в Государственный совет получили шведские дворяне, ставшие государственными чиновниками, а также влиятельные чиновники-немцы во главе с канцлером. Были реформированы и финансы. Основной орган финансового управления — камера стала играть важную роль в центральной администрации, ее штат был увеличен, ее контролю подчинены местные власти. Чтобы усилить влияние на местную администрацию, Густав Ваза вместо держателей коронных ленов стал назначать фогтов — государственных чиновников, полностью зависевших от милости монарха. Укреплению королевской власти способствовало также создание постоянного наемного войска.
Деятельность немецких чиновников вызвала сильное недовольство шведского дворянства, а насилия чиновников при взимании налогов и при проведении в жизнь королевских распоряжений привели к новым сильным вспышкам открытого сопротивления крестьян. После подавления очередного восстания (1542–1543 гг.), король, отстранив от должности большинство чиновников, стал лично управлять государством. В 1544 г, риксдаг признал королевскую власть в Швеции наследственной.
В Дании после переворота 1523 г. новый король Фредерик I при вступлении на престол был вынужден придать силу закона программе мятежных феодалов: им возвращались все имения, отнятые низложенным Кристианом II, дворяне получили полноту судебной власти над своими крестьянами. Держателями ленных владений снова могли быть лишь дворяне. Они получили право продавать, кроме продукции своих имений, и скупленную ими продукцию крестьянских хозяйств. При управлении страной король должен был отныне считаться с мнением Государственного совета.
Католические епископы, игравшие руководящую роль в государственном перевороте, стремились освободиться от уплаты доли своих доходов папе римскому. Государственный совет в 1526–1527 гг. провозгласил католическую церковь независимой от Рима. Это облегчило распространение в те же годы лютеранства. Но проведение Реформации натолкнулось на сопротивление церковной и светской аристократии.
В 1533 г. после смерти Фредерика I власть в течение года находилась в руках узкого круга знати; Дания временно превратилась в аристократическую республику. Бюргеры Копенгагена и Мальме, недовольные возвышением знати, призвали в Данию наемные войска Любека. Началась «Графская распря». Одновременно против засилья аристократии восстали крестьяне Ютландии. «Графская распря» окончилась победой лютеранина Кристиана III, наследника Фредерика I. Крестьянское восстание было жестоко подавлено, после длительной осады сдался и Копенгаген, анти-дворянские силы были разбиты. Вступив в столицу, Кристиан III арестовал епископов-католиков. Решение риксдага, собравшегося в октябре 1536 г. в Копенгагене, было компромиссом короля с дворянством: Государственный совет сохранил свое прежнее положение, дворяне — свои старые привилегии, бюргеры и крестьяне лишались права покупать дворянские земли. По предложению короля была проведена и лютеранская Реформация. Церковную десятину отныне должны были платить королю.
Согласно решению риксдага 1536 г., Государственный совет, представлявший дворянскую знать, контролировал государственное управление и утверждал наиболее важные законодательные акты короля. Без согласия Совета король не имел права объявлять войну и заключать мир. Важнейшим рычагом в руках знати была выборность короля (до 1660 г.), причем решающее слово и здесь имел Государственный совет. Хотя, при избрании учитывалась наследственная преемственность, новый король должен был подписывать жалованную грамоту, нередко связывавшую его по рукам и ногам. Победа Кристиана III в «Графской распре» особенно дорого стоила Норвегии, которая боролась на стороне его противников. В 1536 г. Норвегия потеряла статус государства, находящегося в унии с Данией, и превратилась в датскую провинцию. Проведение Реформации в Норвегии не было подготовлено ее предшествующим общественным развитием. Реформация сверху была проведена в интересах датского короля и датского дворянства. Если в Швеции и Дании Реформация привела к переходу богослужения и школьного образования на национальные языки, то в Норвегии языком богослужения и официальным языком управления стал датский.
В 1560-е годы в Швеции начался новый этап внутриполитической борьбы. После смерти Густава I Вазы королем стал его сын Эрик XIV. Младшие сыновья Густава I Вазы в качестве наследственных владений получили герцогства, не подчинявшиеся королевской администрации, что могло привести к феодальной раздробленности страны и находилось в противоречии со стремлением Эрика XIV укрепить монархию. На риксдаге 1561 г. сословия поддержали короля и приняли так называемые арбугские статьи, определявшие отношения между королем и герцогствами и сильно уменьшавшие права и привилегии герцогов. Статьи гласили, что распоряжения короля имеют силу и для герцогств, подданные герцогств являются также и подданными короля и должны платить ему налоги. Без разрешения короля герцоги не имели права начать войну, заключать мир и вести переговоры с представителями иностранных государств. Герцоги должны были оказывать королю помощь в войнах под его командованием.
Эрик XIV создал пышный королевский двор, были введены новые титулы для знати — граф и фригерр. Стремясь возвысить королевскую власть, Эрик XIV преодолевал сопротивление знати, не останавливаясь перед конфликтами с герцогами. Недовольство знати вызвала политика короля по укреплению боеспособности дворянской конницы: под страхом штрафов король строго требовал участия в военных сборах. А когда при поддержке риксдага король ликвидировал герцогство Финляндское, его брат герцог Финляндии Юхан возглавил мятеж высшего дворянства и вскоре стал королем. Свергнутый с престола Эрик XIV был заточен в за мок Грипсхольм и через несколько лет отравлен.
Вступление Юхана III на шведский престол означало новое укрепление феодальной знати. Король обязался не назначать на высшие государственные должности людей низкого происхождения. В грамоте, пожалованной шведскому дворянству в июле 1569 г., среди прочих привилегий было провозглашено освобождение дворянских крестьян от участия в строительстве и ремонте королевских замков, от рекрутских наборов и гужевой повинности. Дворяне получили возможность усилить эксплуатацию своих крестьян. Был проведен в жизнь принцип сословного судопроизводства, уменьшены воинские повинности дворян и признано их право торговать продукцией своих владений. Еще большие привилегии получили графы.
Положение податных сословий ухудшалось вследствие почти непрерывных войн, постоянно увеличивались и расходы на содержание пышного двора. Новые конфликты вызывало усиление влияния католиков из свиты королевы — польской принцессы. Юхан III ввел новую форму богослужения, близкую католической мессе, и выразил готовность перейти в католичество, если папа разрешит мессу на шведском языке, а священники получат право вступать в брак.
Внутриполитическая борьба в Швеции особенно осложнилась после того, как в 1587 г. наследник шведского трона Сигизмунд был избран королем Польши; в 1592 г. после смерти своего отца он стал и королем Швеции. В.1593 г., еще до прибытия Сигизмунда в Швецию, церковный собор в Упсале отменил все прокатолические нововведения Юхана III. Официально было принято «Аугсбургское исповедание», т. е. ортодоксальное лютеранское вероучение. В стране образовались три политические группировки, борющиеся между собой: король со своими чиновниками и поддерживавшими его прелатами католической церкви; шведское высшее дворянство во главе с Государственным советом, желавшее, чтобы Совет реально правил от имени короля; и оппозиционная группировка из мелкого дворянства, бюргерских слоев, лютеранских священников и крестьянского сословия, представленных в риксдаге, во главе с младшим сыном Густава Вазы — герцогом Карлом, оказавшимся победителем. Штатгалтеры, назначенные Сигизмундом, были сняты (в Финляндии — при вмешательстве военной силы), ряд членов Государственного совета арестован, Сигизмунд лишен шведского престола. В 1600 г. Карл был избран правителем, а в 1604 г. стал королем Карлом IX. Вместо старого аристократического Государственного совета Карл IX назначил новый, в основном из мелких дворян, утвержденный риксдагом. В 1604 г. риксдаг ограничил права держателей коронных земель, лишив их права продажи земель и отдачи их в залог; эти земли наследовались лишь по прямой мужской линии, право на них подтверждал каждый новый монарх.
После смерти Карла IX в 1611 г. феодальная аристократия попыталась восстановить утраченные позиции. Семнадцатилетний наследник престола Густав II Адольф был признан совершеннолетним ценой уступок знати. При нем Государственный совет, снова ставший органом знати, приобрел существенное влияние. Во главе правительства стоял молодой и способный канцлер Аксель Оксеншерна. В 1612 г. шведскому дворянству были даны новые привилегии, значительно шире привилегий 1569 г. Однако при Густаве II Адольфе Швеция не превратилась в аристократическую монархию во главе с бессильным государем. Король получил хорошее образование, был способным администратором и полководцем. Его отношения с верхушкой дворянства давали ему возможность сохранять в своих руках значительную власть. Он искусно противопоставил риксдаг Государственному совету.
Укреплению королевской власти способствовало и переустройство государственных учреждений. Важнейшим из них стала канцелярия, реорганизованная в 1612 г. Особое значение приобрела камер-коллегия (казначейство); ее основной задачей было увеличение доходов государства и обеспечение нормального функционирования государственных учреждений.
Высшим судебным органом стал созданный в 1614 г. придворный суд в Стокгольме. В новый государственный аппарат вошли также военная и военно-морская коллегии. Для усиления контроля над местной администрацией — фогтами — в каждую из 11 исторических провинций-ленов были назначены наместники-губернаторы.
В социально-экономической жизни страны влияние знати росло. За государственную и военную службу Густав II Адольф щедро раздавал дворянству государственные земли, что в конечном счете подрывало положение королевской власти. Соотношение сил резко изменилось в пользу знати после гибели Густава II Адольфа в Тридцатилетней войне (ноябрь 1632 г. к При шестилетней королеве Кристине было образовано опекунское правительство из представителей высших государственных учреждений. Всемогущим правителем Швеции стал канцлер Аксель Оксеншерна (умер в 1634 г.), политику которого в интересах знати продолжали его преемники, а затем и королева Кристина (1644–1654). Раздача коронных и государственных (податных) земель, увеличение налогов, ухудшение положения крестьянства, притеснение бюргеров и мелкого дворянства, а также критическое состояние государственных финансов вызвали в середине XVII в. глубокий социально-политический кризис.
В Дании процесс укрепления позиций дворянства шел без острого сопротивления со стороны других сословий, так как их силы были уже сломлены. По законодательству середины XVI в. дворянство стало единственным свободным сословием. Дела дворян разбирались лишь в королевском суде. Крестьянин, скрывший при уплате десятины часть своих доходов, считался виновным в воровстве, и ему грозила смертная казнь. Дворяне были освобождены от уплаты этой повинности. Для сохранения платежеспособности крестьян было запрещено изгонять держателей с хуторов, если они выполняют свои повинности в срок.
Во второй половине XVI — начале XVII в. новых острых конфликтов королевской власти с дворянством уже не возникало, хотя король Фредерик II (1559–1588) воевал против Швеции в Северной семилетней войне, что привело к оскудению государственной казны и опустошению датских провинций на Скандинавском полуострове.
Его преемник Кристиан IV (1588–1648) в отличие от своего предшественника принимал участие в ведении государственных дел. Он сосредоточил исполнительную власть в руках канцлера и гофмейстера и с их помощью стремился примирить различные группировки датского дворянства после гражданской войны и Реформации, поднять его сословный статус. Дворянам было запрещено жениться на женщинах других сословий. Ряд законодательных актов против излишней роскоши в образе жизни дворянства был направлен на укрепление его экономического положения. Беспощадно подавлялось всякое сопротивление со стороны недворянских сословий. Одним из важнейших нововведений Кристиана IV было создание в 1614 г. национальных вооруженных сил. Новая армия должна была насчитывать 4000 солдат, рекрутируемых из крестьян-собственников Ютландии, Сконе и островов.
Попытки провести в интересах государства реформы в защиту недворянских сословий были предприняты канцлером Фрийсом Крагерупом. Было признано право собственности держателей-крестьян государственных имений на острове Зеландия на возведение ими постройки в пределах арендуемых хуторов. Но проекту реформы о замене барщины государственных крестьян деньгами воспротивился Государственный совет, и решением короля он был отложен.
Городской закон 1619 г. в какой-то мере ослабил позиции купеческой олигархии. Новые члены городских магистратов — ратманы — отныне назначались на должности королем или его представителями. Кроме купцов, ратманами могли стать также шкиперы и ремесленные мастера. Эта реформа и создание городских торговых судов ослабили всемогущество магистратов в жизни городов в пользу центральной власти.
В первой трети XVII в. королевская власть в Дании усиливается. После смерти копенгагенского штатгалтера и риксмаршала новые лица на эти должности не назначались; в 1623 г. король принудил отказаться от своей должности риксадмирала.
Внутриполитическая ситуация в государстве изменилась в связи с поражением Дании в Тридцатилетней войне, потом и в шведско-датской войне 1643–1645 гг., а также вследствие экономического упадка страны в первой половине XVII в. В поисках новых источников доходов королю приходилось созывать риксдаг; на его собраниях представители бюргерства требовали расширить права риксдага, ограничить привилегии дворянства, отменить крепостничество. Дания, как и Швеция, стояла в середине XVII в. перед новыми классовыми столкновениями.
Характерной чертой внутриполитической жизни скандинавских государств в рассматриваемый период была острая борьба королевской власти с феодальной знатью. Основными союзниками королевской власти были мелкое дворянство, бюргерство и чиновники. В связи с развитием балтийской торговли роль бюргерства была особенно значительной в Дании. В Швеции, где не было крепостного права, противником знати в борьбе за власть являлось крестьянское сословие, представленное в риксдаге. Неоднократные крестьянские восстания во второй четверти XVI в. заставили короля искать союза с представителями привилегированных сословий, но в какой-то мере считаться и с недовольством народных масс. В Дании и Швеции XVI — начала XVII в. периоды абсолютистского правления королей были кратковременными. Абсолютные монархии в регионе восторжествовали лишь во второй половине XVII в.
Что касается внешней политики обоих государственных блоков, то соперничество из-за преобладания в Северной Европе окончательно разрешилось в первой половине XVII в. в пользу Швеции. Увеличив свои территории за счет пограничных земель, получив доступ к проливам и удачно вмешавшись в крупные европейские военные конфликты, Швеция к концу рассматриваемого периода вошла в число великих европейских держав,
История Италии XVI — первой половины XVII в. — по-прежнему история отдельных государств, раздробленности и многообразия политических форм.
Во второй половине XV в. решающую роль играли пять относительно крупных в масштабах Италии государств: Неаполитанское королевство, Миланское герцогство, Папское государство, Флорентийская и Венецианская республики. Более мелкими государствами были республики Генуя, Сиена и Лукка, герцогства Савойское, Мантуанское, Феррарское и др. Существовали еще и мелкие имперские лены. В пределах Папского государства находился целый ряд крохотных синьорий. Пестроту картины дополняла постоянная или временная зависимость той или иной области Италии от иностранных государств.
В первой половине XVI в. в период Итальянских войн политическая карта полуострова менялась. Миланское герцогство неоднократно занимала Франция, с 1535 г. оно перешло под власть Испании. Республика Генуя попеременно была оккупирована то Францией, то Испанией и лишь в 1528 г. восстановила свою независимость. С 1536 г. часть Савойского герцогства попала под власть Франции. Герцогство Парма и Пьяченца, созданное в 1545 г. папой Павлом III Фарнезе для своего сына Пьер-Луиджи, сохранилось вплоть до середины XVIII в. Сиенская республика была завоевана Флорентийским герцогством. По миру в Като-Камбрези (1559), которым закончились Итальянские войны, Испания сохранила за собой Миланское герцогство, Неаполитанское королевство, Сицилию и Сардинию, ряд опорных пунктов на побережье Тирренского моря. Франция, вынужденная отказаться от оккупированной ею части Савойского герцогства, сохранила все же маркграфство Салуццо и ряд городов в Пьемонте. Впоследствии Савойское герцогство вернуло себе занятые Францией земли. В 1598 г. папа Климент VIII захватил Феррару (за герцогами Эсте остались Модена и Реджо). В 1631 г. папа Урбан VIII присоединил к своим владениям герцогство Урбино. Пестрота политической карты Италии несколько уменьшилась. Военные конфликты первой половины XVII в. не привели к каким-либо значительным изменениям, и та конфигурация государств, которая образовалась в середине XVI в., сохранилась вплоть до объединения Италии.
Среди итальянских государств XVI–XVII вв. были самостоятельные и зависимые монархии и республики, светские и духовные владения. В Неаполитанском и Сицилийском королевствах, Папском государстве и Савойском герцогстве раннебуржуазные элементы сколько-нибудь заметной роли не играли. В начале XVI в. крупные феодалы еще сохранили здесь политическую самостоятельность.
Большинство государств Северной и Центральной Италии возникло из городов-республик. К XVI в. они уже давно превратились в синьории — специфический тип государственных образований, в которых господствующие позиции принадлежали дворянству или патрициату, слившемуся с дворянскими кругами, но и буржуазно-пополанские элементы имели там немалые возможности для развития. Переход к новой государственной форме был обусловлен сложной социально-политической борьбой в коммунах, центр тяжести которой находился в противоречии между, борющимися за власть различными группировками дворянства, патрициата и пополанов, достигшими определенного равновесия сил. Борьба эта протекала в условиях активных выступлений трудящихся, сопротивление оказывали и подчиненные города и земли. Режим синьорий способствовал постепенному превращению прежнего города-государства в мелкое региональное государство. В городах-государствах, где господствующая патрицианская верхушка, хотя и претерпевшая значительную эволюцию и во многом сблизившаяся со знатью, была достаточно сильна, чтобы своими силами удержаться у власти, сохранился республиканский режим.
Своеобразный вариант перехода от республиканского режима к монархическому представляет Флорентийское государство. К концу XV в. режим Медичи, господство которого утвердилось в 1434 г. с возвращением во Флоренцию Козимо, уже обладал всеми характерными для синьории чертами, за исключением одной: формально республика не была отменена, Медичи не обладали никакими внешними признаками власти.
Режим Медичи был господством узкой группы патрициата: богатейших купцов и банкиров, предпринимателей и землевладельцев. Политика Медичи до поры до времени отвечала и интересам средних слоев пополанов и держала в полном повиновении «мелкий народ» и население подвластных городов и деревень. Но патрицианская верхушка еще не примирилась с тем, что непосредственная власть ускользала из ее рук, а экономически еще довольно сильные пополаны держались республиканских позиций. Именно это помешало Медичи сразу и открыто покончить с республиканским режимом. Рост экономических трудностей и налогового гнета в последние годы правления Лоренцо Медичи, бездарная политика его сына Пьеро, обострение международной обстановки и, наконец, пламенные проповеди фанатичного монаха Савонаролы привели к изгнанию Медичи в 1494 г.
Республика была восстановлена. Новая конституция (в законодательном органе — Большом совете — было представлено 3000 полноправных граждан) была наиболее демократической из тех, которые Флоренция и любой город Италии когда-либо знали. Но эта республика продержалась всего 18 лет. Ее жизнеспособности препятствовали острые внутренние противоречия. Патрицианская верхушка, недовольная рядом мер правительства, шедших вразрез с ее интересами, своими действиями совершенно парализовала его деятельность. Ситуацию осложняли угрожающее поведение народных низов и внешнеполитическая неустойчивость. Группа молодых патрициев захватила дворец Синьории, в 1512 г. путь для возвращения Медичи был открыт.
Правление Синьории было восстановлено в форме, существовавшей в XV в., но социально-политическая борьба продолжалась. В 1527 г, Медичи были вторично изгнаны. Три года и три месяца существовала республика. Это были годы острой социальной борьбы. В последний год власть находилась в руках ремесленников и мелких торговцев, в руках «людей незначительных и малоимущих», по словам деятельного участника описываемых событий Франческо Гвиччардини. Впоследствии патриции говорили о республике как о периоде, когда плебеи угнетали знать, а бедные старались лишить богатых имущества.
Десять месяцев военные силы императора Карла V, поддержанные папой Климентом VII, Медичи и частью патрициев, осаждали Флоренцию. Город героически сопротивлялся. Идеи борьбы за свободу и равенство воодушевляли большинство населения. Но голод и экономическая разруха, переход на сторону врага патрицианской молодежи и измена военачальников заставили пойти на капитуляцию и пополанов. Опыт последней республики еще раз показал, что ни патриции, ни пополаны своими силами во Флоренции править уже не могли.
В город вернулись Медичи. Правителем стал племянник папы Климента VII Алессандро. Император и папа понимали, что власть Медичи не будет прочной, пока существует республиканский режим. Но они предпочли, чтобы инициатива конституционных перемен исходила от патрициата, который стал сознавать, что не сможет находиться во Флоренции, если там нет дома Медичи.
Новая конституция 1532 г. предусматривала создание в качестве высших органов власти Совета двухсот и Совета сорока восьми с пожизненным членством. Государство возглавил Алессандро Медичи под компромиссным титулом «герцога Флорентийской республики», его деятельность контролировали 4 советника из наиболее влиятельных цатрициев. Ни одна социальная прослойка республики не была довольна. Пополаны не перестали мечтать о республике; часть патрициев, считая, что герцог ограничивает их свободу, покинула город.
Критический момент наступил в 1537 г., когда Лоренцино Медичи убил своего родственника герцога Алессандро. Патриции Флоренции избрали новым государем представителя боковой линии Медичи — 17-летнего Козимо, считая его неопытным, наивным молодым человеком. Козимо при избрании обещал не принимать никаких решений без согласия патрицианских советников, но он оказался сильной, волевой личностью и с первых дней правления стал действовать самостоятельно, вскоре полностью отстранив от государственных дел поддержавших его патрициев; оказавшие вооруженное сопротивление были разбиты, затем подвергнуты казням и арестам.
Так закончилась длившаяся более 40 лет борьба за власть во Флоренции. Изменение государственного строя было закономерным явлением. Республика не соответствовала ни новой социальной стратификации общества, ни необходимости дальнейшего сплочения регионального государства. Флорентийское государство со значительным опозданием дошло до конституционно оформленного монархического устройства, которое в Миланском, Мантуанском, Феррарском и других государствах существовало давно.
Тосканское великое герцогство в первые годы его существования оказалось под угрозой поглощения владениями Карла V. Но уже тогда Козимо I (1537–1574) проявил незаурядные политические способности. Как истинный потомок купеческо-банкирской семьи Медичи, он, по словам венецианского посла, «всей душой был предан деньгам, только на деньги надеялся и деньгам доверял». В короткий срок были накоплены нужные средства, чтобы выкупить занятые войсками императора крепости Пизы и Ливорно (1543 г.). Это обеспечило Тоскане свободу рук в политическом отношении. И впоследствии Козимо и его потомки пользовались своими огромными финансовыми ресурсами, чтобы добиться политических успехов. Другим излюбленным средством была игра на политических противоречиях между Испанией и Францией, Империей и папством, облегчившая и прямой захват: так, в 1557 г. была присоединена Сиенская республика. Козимо I добился от папы титула Великого герцога (1569 г.); наиболее успешно эту политику продолжил его сын Фердинанд (1587–1609).
Первые великие герцоги стремились сосредоточить всю власть в своих руках. Опорой их абсолютистской политики стал бюрократический аппарат. Отдельные отрасли управления находились в ведении секретарей, аудиторов, имеющих многочисленный штат чиновников. Укреплению власти правителей способствовало также созданное ими постоянное войско.
Путем издания законов, обязательных для всего государства, и подчинения местных органов управления более тщательному контролю герцоги пытались осуществить политику централизации. Несмотря на несомненные успехи, полной интеграции достичь не удалось, некоторые города и земли сохранили местные органы управления. По мере предоставления новых феодов, главным образом в XVII в., появлялись и новые иммунитетные территории наряду с сохранением ряда старых феодальных владений. В целом нововведения наслаивались на старую основу.
Экономическая политика правительства во второй половине XVI в. отличалась ярко выраженными чертами протекционизма, который касался теперь не только Флоренции, но и всего герцогства. Промышленность защищали от иностранной конкуренции, обеспечивали ее сырьем и возможностями сбыта. Правительство подчиняло своему контролю цехи, предоставляло предпринимателям ссуды, приглашало в Тоскану специалистов. В интересах торговли велись переговоры с Турцией, был заключен договор с Ливаном, устанавливались торговые отношения с северонемецкими и польскими городами. Бурно рос порт Ливорно, ставший важнейшим международным центром торговых связей на Средиземном море. Протекционистская политика была вызвана отнюдь не отвлеченными интересами государственного блага: в основе ее лежали финансовые соображения. Не было ни одного выгодного коммерческого предприятия, в которое Фердинанд не вкладывал бы свои капиталы. Активная экономическая политика давала также возможность обогащаться торгово-промышленным кругам и обеспечивала работой трудящихся, т. е. поддерживала основных налогоплательщиков. Были введены косвенные налоги (габеллы) на мясо и на помол, а старые — соляная габелла, габелла на вино, рыбу, масло, каштаны — возросли. Вводились и экстраординарные налоги. В то же время удельный вес прямого налога с имущества, который в основном задевал зажиточные слои населения, уменьшался. Размеры государственных займов также увеличивались, но, поскольку великие герцоги были аккуратны в своих обязательствах, они давали и немалые выгоды заимодавцам — купцам, банкирам, предпринимателям.
Патрицианская верхушка и пополаны, которые еще недавно вели между собой ожесточенную борьбу за власть, смирились с новым государственным строем, убедившись в том, что он не лишен преимуществ. Для торгово-предпринимательских слоев решающее значение имела возможность обогащаться и занимать доходные должности в бюрократическом аппарате. Перед аристократией открывались перспективы возвышения через придворную службу, приобретение почетных титулов и привилегий.
Для аристократии и для пополанов большое значение имела умелая демагогическая политика в отношении трудящихся масс. Великие герцоги заботились о снабжении столицы продуктами питания, раздавали хлеб и вино по случаю праздников, организовывали пышные зрелища, широко занимались благотворительностью. Этим путем Медичи сумели добиться того, что в городе обычно царило спокойствие; любое проявление недовольства подавлялось жесточайшим образом.
Тосканское великое герцогство по государственному устройству и характеру политики было государством абсолютистского типа, имевшим общие черты с Савойским герцогством. От классических форм абсолютизма Тосканское герцогство отличалось в первую очередь тем, что это было относительно мелкое региональное государство: его небольшие размеры сами по себе ставили преграды его развитию. К тому же сохранялось привилегированное положение города Флоренции. Абсолютизм складывался в Тоскане в условиях, когда дворянство постепенно укреплялось за счет сближения его с патрициатом, в то время как возможности роста буржуазии почти исчерпались.
Вплоть до второй четверти XVII в. политика тосканских великих герцогов носила объективно прогрессивный характер и достигла заметных успехов. Впоследствии же, в условиях общей стагнации социально-экономической жизни, эта политика утратила динамичность, государственная деятельность как бы застыла и развитие абсолютизма остановилось на полпути.
Савойское герцогство, состоявшее из собственно Савойи, Пьемонта и графства Ниццского, было еще в XVI в. отсталым феодальным государством с маломощными городами и сильными феодальными династиями. Относительно более развитым был Пьемонт, где во второй половине XVI в. возвысились города Турин, Пинероло и др. Объем и уровень промышленного производства и торговли не могли сравниться с другими государствами Италии, но пьемонтская экономика не знала тех колебаний и спадов, которые тяжело задели Италию в целом.
Умный и дальновидный герцог Эммануил Филпберт (1553–1580) сумел упрочить политическое положение своего государства, проводя целенаправленную централизаторскую политику. Все нити управления сконцентрировались в его руках, представители сословий больше не созывались. Бюрократический аппарат контролировал коммунальную администрацию, значительно ограничив тем самым влияние местных властей. Были упрощены и унифицированы судебные органы. Церковь, инквизиция, орден иезуитов были подчинены государственному контролю. Были созданы постоянное войско и военный флот, широко развернулось строительство фортификационных сооружений. Однако до полной централизации было еще далеко.
Особенно активной была политика правительства в области экономики. Одной из первых мер Эммануила Филиберта была отмена крепостнических форм зависимости крестьянства. Хотя эта реформа осуществлялась непоследовательно, она имела большое значение для развития сельской экономики. Были сооружены многочисленные ирригационные каналы. Для развития промышленности и торговли предпринимателям давались таможенные и другие привилегии. Была оздоровлена монетная система; дефицит государственного бюджета устранен путем значительного увеличения налогов, особенно косвенных (в первой половине XVII в. они давали 50 % всех государственных доходов). Протекционистская политика способствовала оживлению экономической жизни города и деревни, росту буржуазии. Но по сравнению с соседними областями Северной Италии Пьемонт оставался еще отсталым районом.
Дворянство, лишившись прежней самостоятельности, сохраняло многочисленные судебные и другие феодальные права. Оно занимало важнейшие административные, военные и дипломатические должности. Некоторая его часть со временем занялась предпринимательской деятельностью и переселилась в город.
При преемниках Эммануила Филиберта значительно активизировалась внешняя политика. Ловко лавируя между Францией и Испанией, герцоги сумели расширить границы государства. Многочисленные войны стали тяжелым бременем для экономики. В 1637–1642 гг. положение осложнялось династической борьбой за престол, что привело к интервенции Франции. Трудности были преодолены только после Пиренейского мира 1659 г.
Внутренняя и внешняя политика Савойского герцогства типичны для абсолютистского государства. Абсолютизм в Савойе вырос на почве государства типа сословной монархии. Хотя к середине XVI в. еще полностью не сложились все социально-экономические предпосылки абсолютизма, политика правительства способствовала упрочению экономического базиса государства. Это создавало благоприятные предпосылки для его дальнейшего развития.
Неаполитанское королевство с давних пор отличалось слабостью королевской власти и большой самостоятельностью крупнейших феодалов — баронов. Все попытки укрепить королевскую власть сталкивались с резкой оппозицией знати и не давали заметных результатов. В 1503 г. королевство было занято испанцами. С 1528 г. их владычество, длившееся почти двести лет, окончательно упрочилось.
При испанцах руководство всей политической жизнью находилось в руках вице-королей, которые послушно осуществляли указания Мадрида. В 1563 г. был создан Высший совет по Италии, которому подчинялись все итальянские владения Испании.
В то же время в Неаполитанском королевстве сохранилось прежнее государственное устройство. Вплоть до 1642 г. из представителей церкви, знати и домениальных земель созывался парламент, вотировавший налоги. В высший орган власти Неаполя — Совет выборных входили 6 представителей от знати и один от народа (фактически от финансовой и судейской верхушки Неаполя и чиновников); при господстве испанцев функции этого Совета несколько расширились, но зато он постепенно превращался в послушное орудие вице-короля. Реальные функции управления осуществлялись разветвленным бюрократическим аппаратом (Канцелярия государя, Священный королевский совет, Главное казначейство и другие высшие органы власти). При вице-короле действовал Совет из представителей знати.
Основные направления испанской политики сводились к централизации управления и усовершенствованию бюрократического аппарата, к борьбе против баронского сепаратизма, но эта политика проводилась непоследовательно и не давала существенных результатов, что отчетливо видно на примере отношений между испанскими властями и баронами. Испанцы требовали от них возвращения незаконно захваченных земель, лишали их привилегий, а иногда вели открытую борьбу. Бароны нередко поднимали мятежи. Но по существу испанцы боролись лишь против феодальной анархии в стране, позволяя феодалам сохранить значительную часть публичной власти в своих владениях, доходы от осуществления юрисдикции и фискальных привилегий, полное господство над крестьянами: тем самым позиции баронов и их влияние на местах укреплялись. Переселившиеся в Неаполь бароны занимали высшие должности при дворе и в администрации, а их младшие отпрыски получили широкое поле деятельности на военном поприще.
Среди баронов господствовало мнение, будто вице-короли «более склонны к народу, чем к знати», однако речь шла не о народе, а о финансовой и судебной верхушке Неаполя и о чиновниках, которые имели широкие возможности для наживы, приобретения титулов и феодов. Торгово-промышленному слою населения Неаполя власти уделяли мало внимания. Объективно политика испанцев приводила к укреплению класса феодалов и не способствовала развитию буржуазии. Ловко играя на противоречиях между баронами и «народом», испанцы сумели упрочить свои позиции.
Неаполитанское королевство стало для Испании источником экономических, финансовых и человеческих ресурсов для многочисленных военных начинаний. Это было основной причиной особой активности Испании в области финансовой политики. Стремительный рост налогов начался в последние годы правления Карла V и продолжался во все нарастающем темпе. Взимались прямые налоги, вводилось много новых — налоги на военные расходы во время войны с турками и на борьбу с бандитами, на соль, пошлины на вывоз шелка и разных продуктов питания, на продажу вина, хлеба и др., но всего этого было недостаточно. Власти прибегали к продаже домениальных земель и должностей, к порче монеты и внутренним займам. Фискальная политика испанцев неоднократно вызывала протест народных масс города и деревни, в 1585 г. дело дошло до восстания.
Рост налогов во второй половине столетия и особенно в XVII в. при общей слабости экономики привел к тяжелому экономическому упадку; резко обострилась классовая борьба, вылившаяся в 1647 г. в восстание под руководством Мазаньелло.
При всех отрицательных сторонах испанской фискальной политики не она одна погубила королевство. И другие итальянские государства, где финансовый гнет не был столь тяжелым, пришли в упадок, в то время как в Миланском герцогстве, где испанцы проводили аналогичную политику, появлялись зачатки новых, прогрессивных черт в экономике. В Неаполитанском королевстве, как и в Савойском герцогстве, абсолютизм укладывался в условиях, когда социальная структура общества для этого еще не созрела. Но уже на протяжении XVI в. их пути разошлись. Неаполитанский путь развития более похож на испанский. Общая экономическая ситуация не благоприятствовала ослаблению дворянства и росту буржуазии, а непоследовательная политика испанских властей способствовала дальнейшему усилению дворянства как господствующего класса и ослаблению буржуазных элементов. Развитие абсолютизма остановилось на начальной стадии. Социально-политическая ситуация, сложившаяся в Неаполитанском королевстве, значительно осложняла дальнейшее развитие юга Италии.
Папское государство было одновременно светским и духовным государством. Глава католической церкви, папа был в то же время правителем определенной территориальной структуры. Папы избирались, и каждый новый папа был представителем другой семьи и даже другого государства.
Некоторые черты политической и социальной структуры Папского государства напоминают соседнее Неаполитанское: и здесь удельный вес местных феодалов был значительным, а купеческая и предпринимательская среда очень слаба. Но отдельные крупные города обладали фактической самостоятельностью (Болонья, Перуджа). В пределах Папского государства существовало немало мелких самостоятельных синьорий. В начале XVI в. папа Юлий II (1503–1513) начал ограничивать автономию городов, прерогативы феодалов и вести войны ради расширения своего государства. Бросив клич «Долой варваров», он выступал в период Итальянских войн в качестве идейного защитника общеитальянских интересов. Папам удалось несколько укрепить единство своего государства.
История политического развития Папского государства делится на два периода: первый — от понтификата Александра VI (1492–1503) и до правления Павла III (1534–1549), период так называемых «ренессансных пап», чья деятельность определялась сугубо светскими интересами. Они стремились в первую очередь обогатить себя и свою семью. Примером может служить кратковременное возвышение сына папы Александра VI — Чезаре Борджиа, политика Льва X и Климента VII в интересах семьи Медичи, создание Павлом III государства для своего сына. Бесконечные войны внутри и вне государства, интриги, убийства, всевозможные преступления, совершенные ради этой цели, не способствовали дальнейшему укреплению государства.
Во втором периоде (вторая половина XVI — первая половина XVII в.) церковные дела стали выдвигаться на первое место, усилилось внимание пап к внутренней политике; продолжалась централизация. Города утрачивали значительную часть своей автономии, но борьба с феодальным сепаратизмом не была доведена до конца; об этом свидетельствуют повторяющиеся вспышки феодальных мятежей и междоусобиц.
Важнейший шаг в деле реорганизации государственного управления был сделан Сикстом V (1585–1590): он создал 15 кардинальских комиссий, поделивших все отрасли управления — и светские, и духовные. Наряду с этими комиссиями существовал государственный секретариат, сосредоточивший все нити управления; во главе его находился государственный секретарь — обычно близкий родственник папы. Центральный государственный аппарат по своей структуре был типичен для государства абсолютистского типа, но он имел специфику. Высшие должности и значительную часть второстепенных занимало духовенство; часто сменялся аппарат: каждый новый папа назначал на главные должности своих людей, часто родственников (политика непотизма).
Строительство дворцов и церквей в Риме, устройство новых улиц, очень активная внешняя политика требовали огромных средств. Но приток денег из-за пределов Италии был недостаточным, не менее ¾ нужных средств взималось с местного населения. Старые налоги постоянно росли, вводились новые, практиковалась отдача налогов на откуп, за деньги предоставлялись привилегии и монополии. В этом отношении папская финансовая политика ничем не отличалась от политики других итальянских государств. Для пополнения казны папы широко пользовались продажей должностей, прибегали к внутренним займам, облигации которых размещались и за пределами Папского государства.
Хотя доходы папской казны за вторую половину XVI в. удвоились, денег все равно не хватало. Они оседали в карманах откупщиков, кардиналов или других высших сановников, родственников пап. За счет обнищания трудящегося населения города и деревни богатели представители высшей феодальной знати, финансисты. Местная и пришлая финансовая верхушка постепенно пополняли ряды дворянства.
Существенных мер в пользу торговли и промышленности папы не предпринимали, а феодальные прерогативы на местах не были сколько-нибудь ограничены. В конечном итоге финансовая и экономическая политика способствовала обнищанию и упадку Папского государства.
Мелкие герцогства Северной Италии — Феррарское, где правила династия Эсте, Мантуанское, которым правила династия Гонзага, Парма и Пьяченца, управляемые династией Фарнезе, — играли некоторую роль в политической жизни первой половины XVI в., но затем их значение постепенно сошло на нет. Карликовые размеры с трудом позволяют причислить эти государства к типу региональных, они скорее напоминают мелкие города-государства средних веков. Центром был средней величины торгово-промышленный город, окруженный феодальными комплексами. Так, лишь 30 % территории герцогства Пармы и Пьяченцы было подчинено городу, остальную часть составляли феодальные владения.
Политическое устройство этих государств существенно не изменилось по сравнению с XV в., но во внутренней политике правителей возобладали тенденции, характерные для государств абсолютистского типа: велась борьба с феодальным сепаратизмом, проводилась централизация, создавался бюрократический аппарат, пышный двор. Экономическая политика обладала чертами меркантилизма. Все это напоминает политику Савойского и Тосканского государств.
В целом абсолютистская политика ни в одном из этих государств не была доведена до конца. Повсюду сохранились и в XVII в. даже расширились судебные, фискальные, административные привилегии знати. Не были преодолены и традиции коммунального устройства в городах. Причины этого кроются прежде всего в крохотных размерах этих государств. Немалую роль сыграла и феодальная знать, усилившаяся в период Итальянских войн. Ей противостояли слабые и неразвитые буржуазно-пополанские элементы небольшого города, которые цепко держались за свои коммунальные традиции и к тому же стремились к одворяниванию. В этих условиях успехи абсолютистской политики могли быть только временными, да и достигались они главным образом благодаря крупным личным доходам государей и от их земельных владений.
В XVII в. в условиях общего экономического спада, когда увеличивалась роскошь двора и возобновились войны, этих доходов уже не хватало. Возросли налоги и государственный долг, процесс государственной консолидации приостановился, ослабились и до того немощные буржуазные элементы. Государство всецело опиралось на дворянство.
Сходные процессы происходили в Миланском государстве, где господствующие позиции принадлежали миланскому патрициату. Испанские власти не внесли существенных изменений в государственное устройство, их политика была в основном такой же, что и на юге Италии. Все же крепкие традиции торгово-промышленной экономики и иные благоприятные местные условия способствовали в XVII в. прогрессу экономического развития (преимущественно в деревне).
Особое место среди итальянских региональных государств принадлежит Венецианской республике. Она охватывала территорию от р. Адидже до Адриатического моря, ей подчинялись Истрия и Далмация до Дубровника, а также о-ва Крит и Кипр (до 1570 г.), Морея (до 1540 г.) и другие опорные пункты на Средиземном море. Венеция — одно из сильнейших политических образований Италии — проводила совершенно самостоятельную политику. В 1508–1509 гг. она сумела справиться со смертельной опасностью, когда против нее выступили император и Франция, Испания и Англия, папа и большинство итальянских государств, восстали подчиненные города и она временно потеряла все свои владения на полуострове. Республика вела многочисленные дорогостоящие войны с Османской империей. Она не дрогнула, когда во время конфликта с папой Павлом V на нее был наложен интердикт (1606 г.).
Специфика государственного устройства Венецианской республики определялась особенностями ее социальной структуры: привилегированным венецианским патрициям, превращавшимся постепенно в крупных землевладельцев, противостояли в самой Венеции маломощные пополанские элементы, а в подчиненной территории — городская знать, сближающаяся с феодальным дворянством и мечтающая о прежней самостоятельности. Этой знати противостояла местная торгово-ремесленная среда, а всем эксплуататорским классам вместе — значительные слои трудящихся.
Сложившееся много веков назад государственное устройство существовало вплоть до утраты республикой самостоятельности в XVIII в. Венеция была сугубо аристократической республикой. В высшие государственные учреждения — Большой совет, Сенат, Совет десяти, Совет сорока и ряд других — входили исключительно представители семейств, уже в XIV в. вписанных в «Золотую книгу» республики. Мелочный контроль и постоянная слежка за всеми вплоть до главы государства — дожа, власть которого была чисто символической, обеспечивали стабильность государственного устройства.
В отличие от других государств Венеция не предпринимала попыток к унификации политического устройства. Политика протекционизма отвечала интересам самой Венеции и приводила к экономическому ослаблению подчиненных городов, чему способствовал и тяжелый налоговый гнет. В каждом городе республики сохранилось традиционное политическое устройство, но деятельность местных властей проходила под бдительным оком венецианских чиновников. Жизненно важные вопросы решались в самой Венеции. В отличие от других региональных государств в Венецианской республике фактически отсутствовал бюрократический аппарат, все функции государственного управления осуществлялись непосредственно самой венецианской аристократией.
Венеция ловко пользовалась противоречиями между городской аристократией и пополанами подчиненных городов, между феодальным дворянством и крестьянами, чтобы упрочить свое господство. Демагогически заигрывая с пополанами и крестьянами, лишая местную аристократию самостоятельности, она все же способствовала упрочению классовых позиций последней.
Классовой базой республики был венецианский патрициат, а также — в более ограниченном масштабе — городская аристократия и феодальное дворянство подчиненной территории. Своеобразными средствами Венеция осуществляла те же классовые функции, что и абсолютистские режимы, но, если последние в большей или меньшей мере содействовали росту политической централизации и экономическим успехам, Венеция своим статичным государственным устройством и корыстной политикой способствовала окостенению господствующего класса.
Таким образом, в XVI в. период городов-государств и сословных синьорий сменяется периодом региональных государств, зачатки которых возникли в далеком прошлом.
Эти процессы прошли два этапа. Первый — период Итальянских войн, когда политическая карта Италии и внутреннее устройство большинства государств переживали значительные изменения. На втором этапе ведущее место принадлежало нескольким более или менее крупным региональным государствам. Они обладали большим единообразием внутренней структуры и внутренней политики, чем в предыдущие века, сделали шаг в сторону преодоления раздробленности и роста политического единства. Экономической основой этой тенденции было сплочение местных рынков, что составляло промежуточную стадию пути от экономической раздробленности к образованию национального рынка.
Итальянские государства этой поры можно разделить на государства с монархическим (их было большинство) и республиканским устройством; монархии, в свою очередь, делятся на три группы: в первую входит Савойское герцогство, во вторую — Неаполитанское королевство и Папское государство, в третью — Тосканское великое герцогство, Миланское герцогство и множество мелких герцогств. По характеру общественной структуры, политического устройства и по политической деятельности властей эти государства в большей или меньшей мере могут быть причислены к абсолютистским. Однако итог развития в них абсолютизма был отнюдь не однозначным.
Ближе всего к типу французского классического абсолютизма находился савойский вариант. Отсутствие экономически сильных городов с традициями коммунального прошлого оказалось благоприятной предпосылкой для упрочения абсолютизма. Экономические трудности XVII в. на. относительно отсталую Савойю оказали мало влияния. В этих условиях объективно прогрессивная целенаправленная политика герцогов дала положительные результаты, и Савойское герцогство не случайно сумело стать ядром будущей единой Италии.
В Неаполитанском королевстве и Папском государстве при наличии очень сильной феодальной знати и слабости буржуазных элементов требовалась особенно энергичная поддержка последних со стороны властей, которую, однако, ни Испания, ни папа не желали и не могли осуществить. Поэтому прогрессивные черты в правительственной политике остались лишь тенденцией. Укрепился феодальный класс, ставший единственной опорой государственной власти. Абсолютизм оказался здесь незавершенным, похожим на испанский вариант.
Третью группу государств можно условно причислить к своеобразному итальянскому варианту абсолютизма. Все они возникли из городов-государств, ставших в свое время синьориями. Здесь очень сильными были традиции прошлого, выражавшиеся в развитой городской экономике, в мощи городской аристократии, не утратившей известных буржуазных черт и не слившейся полностью с феодальным дворянством в местной автономии городов.
На начальном этапе абсолютистский режим способствовал экономическому развитию, особенно в Тосканском великом герцогстве. Это позволяет считать итальянский вариант регионального абсолютизма более прогрессивным, нежели немецкий. Но в XVII в. развитие и здесь приостановилось. Мешали мелкие размеры государств, крайне неблагоприятная экономическая ситуация, в условиях которой существенно замедлилось развитие буржуазных элементов и усилились феодалы, а также наследие прошлого, которое полностью преодолеть не удалось. Государственный строй законсервировался; если он и не мешал дальнейшему развитию, как на юге, то и не способствовал ему.
Региональный абсолютизм в Италии — закономерное и объективно прогрессивное явление. Он заменил собой средневековое государственное устройство, будь то сословная монархия или город-государство. Последний, в свое время залог крупнейших успехов в области экономики и культуры, стал теперь анахронизмом, препятствием для дальнейшего развития. В XVII в. динамическое развитие Италии прекратилось не только в социальной и экономической, но и в политической сфере.
В конце XV — начале XVI в. политическая карта Пиренейского полуострова, ранее в течение более чем двух столетий в целом довольно стабильная, резко изменилась. К этому времени на полуострове насчитывалось пять государств: королевства Кастилия (на долю которого приходилась большая часть территории и населения полуострова), Арагон, включая Каталонию и Валенсию, Португалия и Наварра, а также Гранадский эмират — последний оплот мавров на полуострове. Заключенный в 1469 г. брак Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского привел в 1479 г. к личной унии Кастилии и Арагона и положил начало испанской монархии. Опираясь на поддержку городов, мелкого и среднего дворянства и части знати, католические короли Фердинанд и Изабелла одержали верх в борьбе за власть и постепенно вывели страну из состояния глубокого кризиса середины XV в. Они сумели политически нейтрализовать мятежную знать, бывшую до этого фактическим хозяином Кастилии, и отразить попытки Португалии вмешаться в ход борьбы. Были прекращены усобицы, срыты замки непокорных феодалов, возвращены в домен незаконно захваченные ими земли. В 1492 г. завоеванием Гранады завершилась Реконкиста, в 1512 г. Фердинанд присоединил Наварру. Правда, после смерти Изабеллы в 1504 г. кастильский престол унаследовала дочь католических королей Хуана, в то время как королем Арагона оставался Фердинанд: уния временно распалась. Но после его смерти достигший совершеннолетия внук католических королей Карл I (1516–1556) вновь объединил под своей властью Кастилию и Арагон, на сей раз окончательно. На полуострове осталось лишь два государства: Испания и Португалия.
Последствия унии 1479 г. для Кастилии и Арагона были глубоко различными. Кастилия стала ядром образовавшейся монархии, Арагон же, являвшийся в XV в. могущественной средиземноморской державой, оказался в конечном счете провинциальной окраиной. Характерно, что Фердинанд провел в Арагоне немногим более трех лет из 37 лет своего правления. С этого времени политическое развитие Арагона отличается замедленностью и консервацией ранее сложившихся форм управления, обычаев и привилегий.
Укрепление власти католических королей сопровождалось важными политическими преобразованиями. Существенные изменения происходят в организации управления страной. Начинает складываться система советов при короле. Все большую роль в их деятельности играют чиновники-летрадо, часто незнатного происхождения, влияние же высшей знати уменьшается.
Фердинанд и Изабелла реорганизовали финансовую систему страны, в результате чего традиционные налоги в пользу короны в 1480–1504 гг. выросли более чем втрое. Это обеспечило королевской власти определенную независимость по отношению к кортесам, которые стали собираться реже, не столь регулярно, как прежде; состав их постепенно сужается, а возможности сводятся к советам и просьбам.
Государство все активнее вмешивается в жизнь страны: ограничивает сеньориальную и церковную юрисдикцию, занимается организацией колониальной торговли, регулирует цены и др. Возникает постоянное войско; дружины знати и городские ополчения некоторое время еще сохраняются, однако неуклонное увеличение численности наемных войск и введение рекрутского набора для обеспечения военного резерва постепенно сводят их роль на нет. Резко возрастает и компетенция королевской власти в области внешней политики.
Важнейшим орудием в руках католических королей становится церковь, и прежде всего реорганизованная ими в 1480 г. инквизиция. Королевской власти удалось добиться фактической независимости испанской церкви от Рима. Представители церкви часто занимали высшие государственные должности. В то же время младшие сыновья знати нередко достигали вершин церковной иерархии.
Большую роль в усилении королевской власти сыграло избрание Фердинанда магистром военных орденов Сантьяго, Калатравы и Алькантары (прежде эти должности находились в руках знати). Вскоре папской буллой было разрешено передавать это звание по наследству. Ордена стали для монархов важным источником доходов, а также инструментом влияния на высшее и среднее дворянство, заинтересованное в получении эн-комьенд — орденских сеньорий, доходами с которых пожизненно пользовались сотни дворян.
Почти все важнейшие институты эпохи католических королей — Королевский совет, Святая эрмандада, управление городами с помощью коррехидоров — были не введены, а унаследованы ими. Однако в конце XV в. все эти институты в совокупности приобретают новый смысл: именно этот период был решающим в процессе перехода от сословно-представительной монархии к абсолютной. Да и сами католические короли стали воспринимать свою власть как абсолютную. Изабелла в своем завещании указывала, что оно должно быть выполнено, даже если что-то в нем противоречит государственным законам.
Окончательно абсолютизм в Испании утвердился в правление первого представителя новой для Испании династии Габсбургов Карла I, избранного в 1519 г. императором Священной Римской империи под именем Карла V. В области внешней политики Испания Карла V многое унаследовала от монархии Фердинанда и Изабеллы. Уже в конце XV в. резко обостряются отношения между Испанией и Францией (их интересы сталкивались прежде всего в Италии) и начинается колониальная экспансия в Америке. В начале XVI в. большое значение приобретает борьба с турецкой опасностью в Западном Средиземноморье. Ведущая роль Испании в этом противоборстве, как и в борьбе с Реформацией, являлась логическим продолжением религиозной политики католических королей. Однако положение Испании как важнейшей составной части империи Габсбургов придало этой борьбе невиданный прежде размах. Испания становится крупнейшей военно-политической силой в Западной Европе XVI в., а ее конфликт с Францией — наиболее важным противоречием этого периода.
В целом в течение большей части XVI в. в пестром калейдоскопе политических и военных успехов и неудач Испании все же преобладали громкие победы. Испанская монархия была одной из главных сил, остановивших турецкий натиск на Европу. Важная, хотя и не окончательная победа была одержана в 1571 г. при Лепанто, где объединенная испано-венецианская эскадра под командованием выдающегося полководца дона Хуана Австрийского разгромила турецкий флот. В борьбе с Францией Испании удавалось не только отстаивать и укреплять свои позиции в Италии, но и вмешиваться во время религиозных войн во внутриполитическую борьбу в самой Франции. Успешная конкиста Центральной, большей части Южной и части Северной Америки сделала страну центром громадной колониальной империи. К 1520 г. испанцы владели Антильскими островами и узкими полосками земли на материке: от Панамы до о-ва Тринидад, на Юкатане, во Флориде и в Ла-Плате. Решающие успехи — завоевание Мексики и Перу — приходятся на следующие двадцать лет. К 1540 г. испанские владения протянулись широкой полосой от Рио-Гранде на севере до 30° ю. ш. К 1600 г. завоевание колониальной империи было почти закончено. Кроме владений в Новом Свете, в нее вошли Тунис и Оран в Африке (скорее опорные пункты в борьбе с турками, чем собственно колонии), а также Филиппины. В 1580 г. с присоединением Португалии Филипп II (1556–1598) объединил под своей властью весь Пиренейский полуостров, присоединив и богатейшие португальские колонии. Это был пик могущества Испании, но уже созрели и предпосылки будущих трудностей и неудач. Конец долгого правления Филиппа II печально отмечен разгромом Непобедимой армады в 1588 г., неудачами в Нидерландах и во Франции, усилением натиска англичан и голландцев на испанские и португальские колонии, не говоря уже о серьезных внутренних проблемах.
В течение первой половины XVII в., в царствование Филиппа III (1598–1621) и Филиппа IV (1621–1665), Испания, во многом утратив прежние позиции в Европе, все же остается одной из сильнейших держав. Однако социально-экономический и политический упадок Испании оказался сильнее ее военных традиций: в решающий момент Тридцатилетней войны Испании не хватило ни людей, ни денег. Перенапряжение сил обернулось жестоким кризисом середины XVII в., наиболее яркими проявлениями которого были отделение Португалии и восстание в Каталонии, где ожесточенные военные действия продолжались в течение почти двадцати лет. В это же время происходят восстания в Сицилии и Неаполе, волнения в Бискайе, дворянские заговоры против короля в Арагоне и Андалусии. Монархия все же устояла, и упадок, особенно заметный в 40-е годы, начинает постепенно преодолеваться, но с этого времени Испания окончательно переходит на роль второстепенного европейского государства.
Хотя несколько веков отделяют основные события Реконкисты от рассматриваемого периода, многие особенности социально-политического развития страны в XVI–XVII вв. восходят к этому важнейшему явлению испанской истории. Именно Реконкиста в значительной мере определила социальный облик испанского дворянства, его уникальные для Западной Европы влияние и многочисленность (в Кастилии в конце XVI в. — около 10 % населения, в северных же ее районах — намного больше), воинственность и презрение к мирному труду, крестоносные идеалы и религиозную нетерпимость. Развитие этих черт и взглядов, которые распространились и на другие слои испанского общества, во многом объясняет и агрессивную внешнюю политику Испании в XVI–XVII вв., и ее ведущую роль в борьбе с Реформацией.
В социально-политическом развитии дворянства существенную роль сыграл майорат, оставлявший большую часть дворян без достаточных средств существования и толкавший их к военной, церковной или бюрократической карьере. Однако наиболее важной причиной усиления политической активности всех слоев дворянства и его готовности к военным авантюрам было сокращение его традиционных доходов (см. ч. I, гл. 8) и, как следствие, поиск новых источников доходов, не зависевших от земли. Дворянство активно укрепляет свою власть на локальном уровне, стремясь занять важнейшие муниципальные должности, что давало возможность для извлечения дополнительных доходов. Городские кабальеро и ранее обладали достаточно прочными позициями в муниципалитетах, в XVI в. их позиции еще более укрепляются. Этому способствовал прежде всего обычай «половины должностей», согласно которому дворянство обладало правом на половину всех выборных должностей независимо от соотношения численности дворян и всех остальных жителей населенного пункта. Этот обычай был распространен не везде, по со временем дворяне добивались его введения во все новых городах и селениях. Во многих местах, особенно в крупных городах, влияние дворянства было даже больше, чем это предполагал обычай «половины должностей»: в его руках находились все или почти все важнейшие должности. Усиление его позиций в городах сказалось и на составе кортесов: депутатами кортесов от городов обычно избирались дворяне, а в XVII в. среди них появляются и гранды.
Другой важнейшей сферой политической активности дворянства была королевская служба. Верхушка сословия была широко представлена в советах при короле, особенно в XVII в.; она занимала почти все должности вице-королей и послов, составляла костяк командного состава армии и флота. Среднему и низшему дворянству, помимо военной карьеры, предназначались должности коррехидоров и места в судебно-административных органах.
Историки еще не дали удовлетворительного ответа на вопрос о причинах слабости торгово-предпринимательских слоев податного сословия. Во всяком случае, в условиях благоприятной конъюнктуры конца XV — первой половины XVI в. в крупнейших центрах торгово-предпринимательские круги развивались достаточно быстро. Но непрочность экономического подъема, трудности, связанные с непрерывными войнами, устойчивость сеньориального строя, дворянская ориентация общества обусловили постепенный отлив капиталов из сферы ремесла и торговли в сферу землевладения и аноблирование недавних купцов, т. е. ослабление собственно торгово-предпринимательских кругов. Неблагоприятную роль сыграл здесь и религиозный фактор. В ряде отраслей ремесла и торговли были традиционно сильны позиции арабов и евреев, по отношению к которым нарастала религиозная нетерпимость. Уже при католических королях все, кто не принял христианство, были вынуждены покинуть Испанию. Но и принявшие его — мориски и марраны — не были защищены от притеснений. Нетерпимость по отношению к ним в течение XVI в. все возрастала. Их кознями многие пытались объяснить беды и неудачи страны. Мориски, доведенные до крайности, подняли в Андалусии восстание, подавленное с большим трудом (1568–1571 гг.). Враждебное отношение к морискам нарастало, и в 1609 г. они были изгнаны со всей территории полуострова. В результате южные районы, особенно Валенсия, где мориски составляли более четверти жителей, были лишены наиболее трудолюбивой части населения.
Вследствие слабости торгово-предпринимательских кругов корона в своей политике почти не учитывала их интересы; тем более велика была роль феодального дворянства. Эти черты социальной структуры страны, особенно заметно выраженные в Кастилии, во многом объясняют и силу и слабость испанского абсолютизма.
Важной вехой в его развитии было третье десятилетие XVI в., когда поражение восстания комунерос ослабило наиболее предприимчивые слои городского населения, а успехи конкисты повлекли за собой приток в страну драгоценных металлов, попадавших прежде всего в руки королевской власти и дворянства, и отодвинули заинтересованность дворянства в экономическом развитии самой Испании на второй план. Корона оставила испанскую промышленность беззащитной перед иностранной конкуренцией; ее финансовая политика вызывала нескончаемые денежные кризисы. Быстрый рост налогов, особенно со второй половины XVI в., также подрывал экономику страны. От уплаты значительной части налогов были освобождены не только дворянство, духовенство и часть чиновничества, но и отдельные провинции, города и учреждения, что увеличивало бремя, падавшее на оставшуюся часть населения. При этом расходы на армию и аппарат управления были столь велики, что налоговых поступлений все равно не хватало. Дефицит бюджета увеличивался. Корона пыталась изыскать необходимые средства, выпустив в продажу на внутренний рынок ценные бумаги консолидированного государственного долга, а в наиболее тяжелые моменты прибегала к краткосрочным займам под высокий процент, что давало лишь временную передышку, оборачиваясь еще большими трудностями. При Филиппе II обычными стали государственные банкротства. С конца XVI в. корона систематически прибегала к порче монеты.
Положение усугублялось тем, что страной правила австрийская династия Габсбургов, которой интересы Испании, особенно в первой половине XVI в., оставались в значительной мере чуждыми. Испания была для Габсбургов прежде всего источником материальных и людских ресурсов для осуществления агрессивной внешней политики, во многом определяемой не нуждами страны, а интересами династии. В завершении централизации страны абсолютизм был заинтересован лишь постольку, поскольку местные обычаи и привилегии противоречили его фискальным интересам. Но желанной унификации управления и налогообложения по кастильскому образцу абсолютизму добиться так и не удалось. В конце XVI — первой половине XVII в. партикуляризм провинций ярко проявился в движении в защиту арагонских вольностей (1591 г.) и в каталонском восстании.
Незавершенность централизации сказалась на всей системе управления. На рубеже XV–XVI вв. испанские монархи были поставлены перед необходимостью наладить управление громадной империей, не обладавшей ни экономическим, ни политическим единством. Уже совмещение весьма отличных друг от друга систем управления Кастилии и Арагона пред-ставляло известные трудности. Управление итальянскими владениями (Милан, Неаполитанское королевство, Сицилия и Сардиния) и Нидерландами, а также колониальной империей было задачей еще более сложной. Неудивительно, что административная структура Испании, постепенно сложившаяся в конце XV–XVI в., отличалась значительной громоздкостью при недостаточной эффективности. Общие направления политики разрабатывал Государственный совет, высказывавший королю свои рекомендации по важнейшим вопросам. Для системы советов характерна известная двойственность. Одни советы — по делам Кастилии, Арагона, Наварры, Португалии, Италии, Фландрии, Индий — управляли определенными территориями, другие же — по финансовым и по военным вопросам, по делам инквизиции и военных орденов — выполняли узкие, подчас чисто технические функции, которые распространялись на всю территорию империи. Взаимодействие между советами почти отсутствовало, что создавало сложности в управлении. Руководство всей системой плохо удавалось даже Филиппу II — единственному из испанских Габсбургов, кто пытался лично контролировать все органы управления страной. В XVII в. для организации взаимодействия между советами создавались иногда специальные хунты, но и это не привело к успеху.
При каждом из советов действовал большой аппарат чиновников. Наиболее громоздкой была судебно-административная организация Кастилии. Важнейшими ее звеньями являлись апелляционные суды — канцелярии и аудиенсии. В организации исполнительной власти ведущую роль играл институт коррехидоров. Созданный еще в XIV в., он стал особенно важен для короны с конца XV в. Вся Кастилия была разделена на несколько десятков коррехидорств. Коррехидоры назначались королем на несколько лет и были наиболее действенным орудием королевской политики на локальном уровне, хотя им часто приходилось согласовывать свои действия с местными властями.
В колониях, как и в остальных некастильских владениях, исполнительная власть осуществлялась вице-королями или королевскими наместниками, обладавшими широкими полномочиями, хотя система аудиенсий и полученные от короля инструкции существенно их ограничивали.
Для успешной работы аппарата управления королевская власть нуждалась в многочисленных и хорошо подготовленных чиновниках. Этой цели служила широкая сеть университетов и коллегий, усовершенствованная в конце XV–XVI в.
Важнейшую роль в управлении страной играли летрадо — чиновники с юридическим или теологическим образованием. В период становления абсолютизма летрадо оказали энергичную поддержку королевской власти. В конце XV в. они сильно потеснили титулованную знать в делах управления, и в дальнейшем их роль оставалась очень большой. Юридическая профессия считалась «благородной», ее престиж был очень высок. Освобожденные от налогов, летрадо имели хорошие возможности увеличивать свои состояния, вкладывая накопленные богатства в торговые и кредитные операции, приобретение земель и государственных ценных бумаг. Короли жаловали чиновникам должности и пенсии, права на основание майоратов, идальгии и даже титулы. Ни одно другое занятие не предоставляло в это время таких возможностей для обогащения и социального продвижения. Оппозиция старинной аристократии по отношению к летрадо не препятствовала им заключать браки в ее среде и в конечном счете пополнять ее.
Одновременно с усилением королевской власти и ее аппарата управления происходит ослабление кортесов. В XVI–XVII вв. независимые друг от друга кортесы продолжают собираться, все менее регулярно, в Кастилии, Наварре, Арагоне, Каталонии и Валенсии. В Кастилии в конце XV — первой трети XVI в. они нередко созывались без депутатов от дворянства и духовенства, а податное сословие представляли лишь восемнадцать важнейших городов. Но и сами города к этому времени при внешней неизменности органов муниципального управления во многом утрачивают былое политическое влияние и автономию. Королевская власть, используя социальные противоречия в городах, все более вмешивается в их внутренние дела, чему способствовали и продажи ею муниципальных должностей. Постепенно многие функции городских советов переходят к представителям королевской власти. Решающей вехой в процессе ослабления городов, а тем самым и кортесов было поражение восстания комунерос. Когда на кортесах 1538 г. дворянство и духовенство выступили против введения одного из налогов, который распространялся и на них, король распустил кортесы и впредь приглашал на их очередные сессии только депутатов от городов. С этого времени кортесы все более становятся простым инструментом королевской власти для утверждения налогов и организации их сбора. При этом возможности кортесов сопротивляться монархам при вотировании налогов были очень ограниченными. Раскладка же утвержденных налогов в значительной мере передавалась в руки депутатов, тем самым получавших возможность отстаивать интересы городской верхушки крупнейших городов. Правда, кортесы не упускали случая выразить в многочисленных петициях свое недовольство многими сторонами королевской политики, но короли мало с этим считались.
В конце XV — начале XVI в. королевской власти удается покончить и со многими традиционными городскими вольностями, и с политической самостоятельностью знати. Вплоть до кризиса середины XVII в. недовольство некоторых аристократов политикой центральной власти не выходит за рамки обиды придворного, обделенного королевским фавором. На службе короля находился громадный аппарат чиновников. Однако знать, лишенная политической самостоятельности, но сохранившая экономическую мощь и влияние на локальном уровне, постепенно проникая в органы управления государством, в значительной мере поставила их на службу собственным интересам. Бюрократия на местах все более подчинялась всесильным сеньорам. Все невыгодные для них королевские приказы или вообще не принимались во внимание, или изменялись до неузнаваемости. Классический принцип испанской бюрократии этого времени — «повиноваться и не выполнять».
В таких условиях королевская власть стремилась создать бюрократию нового типа, свободную от сеньориальных связей. Однако достигнуть этого было нелегко: почти все важнейшие университеты и коллегии находились под патронатом знати. Попытки королевской власти реформировать коллегии встречали негласное, но упорное сопротивление. Вновь основанные коллегии, которые монархи хотели видеть независимыми от местных сеньоров, постепенно также выходили из-под королевского контроля. Сила знати в провинции была столь велика, что коррехидоры и даже вице-короли вынуждены были с ней считаться.
Давление дворянства в значительной мере определило и еще одну особенность испанского абсолютизма — его агрессивную внешнюю политику, особую роль в системе международных отношений, значимость опоры на внешние ресурсы. Американское серебро было для испанских Габсбургов важным источником доходов, каким не располагали монархи других стран. Используя ресурсы колоний и подчиненных ему наиболее экономически развитых стран и регионов Европы и стремясь сохранить их за собой, абсолютизм нуждался в первоклассной армии и создал ее. Испанское дворянство как нельзя более подходило для этого: подготовленные к военной агрессии всей предшествующей историей страны, дворяне, и прежде всего обедневшие идальго, часто не видели иных возможностей для карьеры. Численность армии, на содержание которой уходила немалая часть доходов от колоний и от европейских владений Испании, в XVI — первой половине XVII в. постоянно возрастала. Непрерывные войны поглощали тех, кто не мог найти себе занятия внутри страны, и обеспечивали значительной части дворян престиж и определенную долю доходов.
В XVII в. последние представители династии Габсбургов в Испании почти не занимались государственными делами. Страной фактически управляли их фавориты и первые министры: герцог Лерма при Филиппе III, граф-герцог Оливарес при Филиппе IV. XVII в. был периодом особенно больших трудностей для монархии. Экономические ресурсы страны были уже непоправимо подорваны. Малая эффективность системы управления сказалась и на военных возможностях государства. Для оплаты все возраставших военных расходов королевская власть вынуждена была прибегать к мерам, которые способствовали ее дальнейшему ослаблению (продажа в частные руки королевских селений, земель, прав на сбор алькабалы). Многочисленные проекты реформ отчасти сказались на деятельности Оливареса, который энергично пытался вывести страну из состояния упадка и восстановить утраченные позиции в Европе, но столкнулся с неразрешимыми трудностями. Его опала была равносильна отказу Испании от прежних притязаний на европейскую гегемонию.
Конец XV — начало XVI в. — период расцвета португальского государства, обладавшего богатейшими колониями, прочными позициями и авторитетом в Европе. В этот период сословно-представительная монархия в стране постепенно эволюционирует в сторону абсолютизма. Важнейшей вехой в этом процессе было правление Жоана II (1481–1495), многими чертами напоминавшее время Фердинанда и Изабеллы в Испании. В царствование его отца Афонсу V высшая знать резко усилилась. В ее руках оказались и многие земли королевского домена, так что, по словам самого Жоана II, отец оставил его королем только дорог Португалии. Но новый король, опираясь на поддержку городов, мелкого дворянства и летраду, сокрушил былое могущество аристократии, прежде всего герцогов Браганса и Визеу. Оп добился существенного роста королевских доходов и упорядочил всю систему управления.
Правление преемника Жоана II, Мануэла I (1495–1521), ознаменовалось экономическим и политическим расцветом Португалии. Наряду с традиционными доходами короны поступления из колоний и от трех важнейших орденов — Сантьяго, Ависского и Христа, — магистрами которых являлись короли или члены их семей, предоставляли Мануэлу I большую свободу действий по отношению и к податному сословию, и к господствующему классу. Он мог позволить себе щедрые пожалования фаворитам. Возрастает значение королевского двора, все более привлекающего аристократов.
Дворянство, традиционные сеньориальные доходы которого сокращались, было, как и ранее, крайне заинтересовано в развитии колониальной экспансии и торговли и само активно в них участвовало. Система майоратов создавала большую прослойку младших сыновей дворян, лишенных сеньориальных доходов и вынужденных искать их новые источники. Активное участие дворянства в торговом предпринимательстве, а также серьезная конкуренция со стороны иностранных купцов, оказавшихся в условиях бурной колониальной экспансии мобильнее португальских и пользовавшихся покровительством королевской власти, привели к тому, что собственно португальское купечество и в экономической, и в социально-политической сфере оказалось слабее, чем можно было бы ожидать, основываясь на размахе внешней торговли. Португальские купцы, как и испанские, нередко отказывались от торговли и шли по пути приобретения земельной собственности и аноблирования.
В Португалии, как и в Испании, ряд факторов способствовал укреплению авторитета и влияния королевской власти: сравнительная слабость вассальных связей, традиции Реконкисты, доходы от колоний, заинтересованность широких слоев дворянства и купечества в сильной королевской власти для дальнейшей экспансии и обеспечения безопасности колоний.
Правление Мануэла I было апогеем унификации административной и фискальной структуры. В это время пересматриваются многие местные привилегии — форалы, составляется новое единое законодательство королевства. Португалия получает более централизованную административную и финансовую систему, чем Испания с ее мозаикой местных обычаев и привилегий. Как и в Кастилии, мощным орудием королевской власти стал институт коррежедоров — представителей короля в провинциях. Центральным органом управления стал Государственный совет. Особенно значительная власть сосредоточилась в руках канцлера и королевских секретарей. Важную роль в управлении страной начинают играть чиновники — летраду, одновременно уменьшается значение кортесов, все более зависящих от королевской власти. До 80-х годов XV в. они собирались в среднем раз в два года, в правление Жоана III (1521–1557) — лишь раз в десять лет. Грозным оружием в руках абсолютизма, как и в Испании, стала введенная при Жоане III инквизиция. Тогда же в стране появились иезуиты, быстро достигшие здесь заметного влияния на государственные дела, и наметился поворот к политике Контрреформации.
Специфика португальского абсолютизма по сравнению с испанским обусловлена прежде всего особенностями социально-экономического развития страны. Роль колоний была здесь еще значительнее, чем в Испании. Большее развитие получил купеческий капитал, и соответственно купечество было богаче и влиятельнее, что заставляло королевскую власть учитывать его интересы. Дворянство также втянулось в торговлю в значительно большей степени, чем в Испании. Иной была здесь и внешняя политика. Португалия, основные силы которой уходили на колониальную экспансию, воздерживалась от участия в европейских войнах, чему способствовало и ее географическое положение. Поэтому, обладая в конце XV — первой половине XVI в. едва ли не сильнейшим в мире флотом, страна не имела мощной постоянной армии. Наконец, для Португалии были характерны несколько большие централизация и унификация, чем для Испании.
Политический расцвет Португалии оказался сравнительно недолгим. После того как внук и преемник Жоана III король Себастьян I (1557–1578) погиб в сражении, корона перешла к младшему брату Жоана III престарелому кардиналу Энрике, который умер в 1580 г. И Себастьян и Энрике не имели детей, и основными претендентами на опустевший престол оказались два внука короля Мануэла — испанский король Филипп II и популярный в стране дон Антониу. Введя войска, Филипп II одержал верх над соперником и был объявлен королем Португалии.
По условиям вхождения в состав Испанской монархии Португалии было сохранено прежнее устройство. На высшие должности могли быть назначены лишь португальцы, за исключением должности вице-короля, которую мог занимать только близкий родственник монарха. Смещение центра политической жизни Португалии в Испанию привело к ослаблению зависимости провинций от центра, к росту локального влияния привилегированных сословий. Для части дворянства отказ от службы при дворе или в колониях и удаление в свои поместья были формой протеста против испанского владычества.
Несмотря на значительную обособленность Португалии внутри Испанской монархии, присоединение к Испании сильно осложнило ее военно-политическое положение, что особенно сказалось на колониях. Прежде Португалии удавалось обеспечивать их безопасность, после же 1580 г. удары соперников Испании — англичан и голландцев — были направлены в первую очередь против португальских колоний, защищенных гораздо хуже, чем испанские.
Недовольство унией с Испанией находило свое выражение в низших слоях общества в форме так называемого себастьянизма — веры в то, что король Себастьян не погиб во время похода португальцев в Африку, но чудесным образом спасся и может объявиться в любой момент. Появление нескольких самозванцев, выдававших себя за Себастьяна, усилило брожение. Однако португальская элита, всецело сохранявшая свои позиции в экономике и управлении, до второй четверти XVII в. мирилась с унией.
В разгар Тридцатилетней войны Оливарес, стремясь к максимальной централизации и унификации Испанской монархии, предпринял шаги к постепенной ассимиляции Португалии. Он попытался привлечь португальскую знать ко двору, одновременно назначая испанцев на должности в Португалии, и, самое главное, начал вводить кастильскую систему управления и налогообложения, намного более обременительную. Недовольство возросло. В 1637 г. вспыхнуло восстание против испанцев в Эворе. Но после его подавления прежняя политика Испании проводилась еще энергичнее. Когда же в решающий момент Тридцатилетней войны, в 1639–1640 гг., Оливарес потребовал у португальцев новых денежных субсидий и начал рекрутировать солдат в Португалии для войны во Фландрии, недовольство прорвалось наружу. В 1640 г. сложное по характеру и составу освободительное движение завершилось отделением от Испании. Герцог Браганса был объявлен португальским королем Жоаном IV. Ему удалось быстро справиться с усилившимися при испанцах сепаратистскими тенденциями аристократии и усовершенствовать управление государством: упорядочить систему советов при короле, ввести институт государственных секретарей.
Многолетние попытки Испании вернуть Португалию оказались безуспешными. Португалия быстро заручилась поддержкой Франции, Голландии и Англии. Истощенная войнами, переживавшая упадок, Испания была не способна на активные военные действия. Борьба велась с переменным успехом до 1668 г., когда Испания признала существующее положение, получив от Португалии только одну крепость — Сеуту. Однако в новых условиях Португалия уже не смогла возродить своего былого могущества.
Центральноевропейские государства рубежа XV–XVI вв. — Польское, Венгерское, Чешское королевства и связанное с ними в этот период в своем историческом развитии эрцгерцогство Австрия — были сословно-представительными монархиями. Органы сословного представительства широкой компетенции (сейм в Польше, снемы — в чешских землях, государственное собрание — в Венгрии, ландтаги — в австрийских землях) вотировали налоги, что делало их значительной силой. Сословия подчас небезуспешно пытались взять в свои руки и расходование этих средств пли по крайней мере контролировать их использование. Без согласия сословных собраний не могли издаваться законодательные акты; в Австрии это не исключало издания монархом государственных законов; в Польше монополия сейма (вместе с монархом) на законодательную деятельность была закреплена официально. В Польше и Венгрии сословные собрания приобрели и часть функций верховного суда. Все это делало для монарха малореальпым решение важных внутриполитических вопросов без санкции сейма. Большей самостоятельностью обладала монархия в области внешней политики. Дипломатические переговоры представителями сословий не контролировались, монарх не обязан был отчитываться перед ними. Однако, если принятые решения требовали значительных расходов, правители оказывались вынужденными добиваться соглашения с сеймом. Объявить войну и собрать дворянское ополчение без санкции сейма было также невозможно; в ряде случаев сословные собрания набирали войска и их оплачивали.
Центральные органы исполнительной власти также не были аппаратом монархии. Королевский совет лишь в Австрии мог комплектоваться и изменяться монархом по своему усмотрению. В Польше король мог назначать на государственные должности любого дворянина, но не имел права его смещать. В Чехии нормы права закрепляли за аристократией или рыцарями право на занятие тех или иных должностей. В Венгрии магнаты, даже не имевшие должностей, были членами Королевского совета. Значительная часть мест в составе Королевского совета принадлежала знати.
Не контролировала полностью монархия и судебную систему. Судебные органы, зависевшие целиком от монарха, играли второстепенную роль в судебной деятельности. Главные государственные суды, где рассматривались дела, касающиеся дворянства и земельной собственности, по большей части формально назначались монархом, но в Чехии нормы права обеспечивали определенные должности в составе суда представителям аристократии и рыцарства, в Австрии кандидатов в судебные инстанции рекомендовал ландтаг, в Польше король выбирал членов суда из кандидатов, предложенных дворянскими собраниями округов, а в Венгерском королевстве члены суда прямо избирались этими собраниями. Суды в большей мере отстаивали интересы своего сословия, чем проводили политику королевской власти. Своими выборными судами обладали и города.
Представителями государственной власти на местах были члены Королевского совета (воеводы, каштеляны, старосты в Польше), которых нельзя было сместить; они назначались из членов обеих прослоек дворянского сословия (крайские гетманы в Чехии); а в Венгерском королевстве исполнительная власть на местах делилась между ишпанами (которыми наследственно были представители магнатских семей) и вице-ишпанами (избираемыми из кандидатов, представленных дворянскими собраниями округов).
Государственная политика была осуществима только путем соглашения королевской власти и сословий, а главную и наиболее самостоятельную роль в системе организации государственной власти играло дворянство. Духовенство занимало в обществе обособленное положение, с распространением Реформации его позиции постепенно слабели. Являясь одним из «чинов» в составе сословных собраний, города не были представлены в центральных органах государственной власти.
Крестьянство именно в XVI — первой половине XVII в. полностью утратило те весьма ограниченные права, которые оно приобрело в XIII–XIV вв. Этот процесс завершился переходом в руки господ всей полноты юрисдикции над держателями. В Польше король отказывался рассматривать жалобы подданных на своих сеньоров. В Венгерском королевстве за подданными признавалось право подавать жалобы, но они рассматривались дворянским собранием округа. В Чехии за крестьянами официально признавалось право искать защиты у короля, но в XVII в. оно вообще перестало соблюдаться. Наиболее благоприятным было положение крестьян в Австрии. В Тироле государственные крестьяне входили в состав ландтага. Однако и здесь в XVI в. высшая юрисдикция постепенно переходила в руки помещиков. В Польше и Чехии было запрещено отдавать детей крестьян в учение или в ремесло без позволения господина. В проведении подобной политики по отношению к крестьянству монархия и дворянство действовали совместно.
Наметившееся с формированием крепостничества ухудшение условий для хозяйственного развития городов не могло не сказаться и на их положении в политической структуре общества. Стал крайне затрудненным переход частновладельческих городов в состав городов королевских, пользовавшихся правом участия в политической деятельности, хотя и для них такие возможности резко сократились. В Польше происходит ограничение городского самоуправления за счет расширения компетенции старост — представителей государственной власти на местах — и создания нового высшего судебного органа для горожан — асессорского суда, состоящего из членов Королевского совета — сенаторов. С 1505 г. в Польше города лишились права участвовать в работе сейма.
Если этот акт из-за характерной для польских городов политической слабости прошел почти незаметно, то в австрийских землях и Чехии города выступали против попыток монархии ограничить их права, рассчитывая и на содействие части феодалов, опасавшихся за судьбу своих сословных привилегий. Такими были выступления городов и части дворянства против монарха Фердинанда Габсбурга в начале 20-х годов XVI в. в Австрии, в 1546–1547 гг. в Чехии. В конечном итоге и правители, и дворянство отказывали городам в праве на участие в политической жизни, рассматривая их как часть королевских владений, подобно частновладельческим городам в имениях магнатов. Этим определилось политическое поражение городов.
Широкое самоуправление Вены, являвшейся образцом для австрийских городов, было фактически ликвидировано в 1526 г.: состав магистрата назначал король, действия его контролировал королевский представитель. После 1547 г. прекращается широкое самоуправление чешских городов, их владения конфискуются, городское население разоружают. Верховной судебной инстанцией для городов стал апелляционный суд, состоявший из королевских чиновников. Лишь в Трансильванском княжестве города саксов продолжали играть самостоятельную роль, их представители вместе с венгерским дворянством и верхушкой секеев составляли три части государственного собрания Трансильвании.
Упадок политического значения городов сыграл большую роль в общей эволюции сословно-представительных монархий Центральной Европы. В Польше рядом законодательных актов была отменена монополия королевских городов на определенные виды торговли и производство товаров, в то же время была освобождена от уплаты пошлин продукция, произведенная в дворянских владениях. Одновременно дворяне получили возможность приобретать в городах недвижимость, а селившиеся на их городских землях подданные — право вести хозяйственную деятельность, не являясь членами цехов или гильдии. Основная тяжесть системы обложения падала на города. Органы власти на местах устанавливали цены на городских рынках в интересах феодалов. Аналогичная политика проводилась и в других центральноевропейских государствах. Так, в той части Венгерского королевства, которая в XVI в. оказалась под властью Габсбургов, с конца XVI в. также установилась практика таксации цен дворянскими собраниями округов. Принятые в 1647 г. законы не только предоставили дворянам право селиться в городе и занимать городские должности, но и освободили их от уплаты налогов в пользу города и от юрисдикции городских властей. В Чехии в XVI в. также были приняты законы, направленные на ликвидацию хозяйственных монополий королевских городов, а в 60-е годы XVI в. господская запашка была освобождена от налогов, а их основная тяжесть, как и в Польше возложена на города. Покровительство хозяйственной деятельности во владениях дворян шло в ущерб хозяйственной роли королевских городов.
Добиваясь политического подчинения городов, монархия не была заинтересована в подрыве их экономического положения, однако она была вынуждена пойти на удовлетворение требований дворянства. Политический упадок королевских городов не привел к превращению их в источник финансовых средств для монархии. Правители не могли облагать города налогами по своему усмотрению, это право оставалось за органами сословного представительства. Города искали сотрудничества с сословной оппозицией монархии: чешские — во второй половине XVI — начале XVII в., словацкие — в первой половине XVII в.
Изменения политических структур были общими для всего региона, но имелись и некоторые специфические различия.
В Чехии XVI век стал временем разорения мелкого дворянства и концентрации земли в руках немногочисленного слоя магнатов, сосредоточившего в своих руках все высшие должности. Широкие круги мелких и частично средних феодалов не были представлены в составе земского суда и не участвовали в работе снема, куда формально для принятия решений могли прибывать все феодалы. Малая политическая активность. свидетельствует о слабости позиций этих прослоек господствующего класса. Усиление аристократии происходило и в Венгерском королевстве. Однако подчинить себе полностью дворянские органы самоуправления магнатам не удалось.
В Польше позиции магнатов были менее сильными, государственные должности не были монополией знатных фамилий. Роль широких кругов дворянства в политической жизни страны становилась все более значительной, утвердилась практика выбора послов на сейм в административных округах-поветах без участия в них магнатов-сенаторов. Уже к концу 20-х — началу 30-х годов XVI в. шляхетские послы на сейме выступили с программой реформ политического устройства в интересах дворянства.
Таким образом, в Центральной Европе не сложились предпосылки для успешного проведения абсолютистской политики, что для Венгрии усугублялось отрицательным действием международных факторов.
По основным тенденциям социально-политического развития с центральноевропейскими государствами для конца XV–XVI в. может быть сближено восточноевропейское государство — Великое княжество Литовское, соединенное личной унией с Польшей и испытывавшее все более сильное воздействие польских сословных институтов и политической идеологии. С центральноевропейскими странами Великое княжество Литовское сближают такие черты его строя, как широкий податной и судебный иммунитет основной массы феодалов, что делало невозможным управление страной без сотрудничества с сословными органами, а также слабость городов. Полученное в конце XV–XVI в. городское самоуправление на немецком (магдебургском) праве не привело к росту политического значения городов Великого княжества. В состав общегосударственных сословных органов представители городов не вошли.
Специфические особенности политического строя этого государства заключались в том, что совокупность сословных органов господствующего класса здесь к концу XV в. лишь зарождалась. Только в 90-е годы XV в. Государственный совет (рада панов), а в первые десятилетия XVI в. сейм приобретают юридический статус органов, без участия которых не могли осуществляться законодательная деятельность и ряд важнейших функций управления. Ряд важных отраслей управления (например, суд) находились здесь еще в руках магнатов — представителей государственной администрации, а не выборных представителей дворянства. В первой половине XVI в. дворянство здесь добивалось тех прав и привилегий, которыми уже давно располагало дворянство стран Центральной Европы.
Несмотря на это, в политике центральноевропейских династий — Ягеллонов и Габсбургов — под воздействием абсолютистских государств Западной Европы развивались некоторые абсолютистские тенденции. Стремление правителей к укреплению своей власти находило известную опору в слое гуманистически образованного чиновничества. Однако в странах Центральной Европы, где государственный аппарат был развит слабо, а ряд его функций осуществляли выборные представители дворянства, эта прослойка была крайне узкой. И Фердинанд Габсбург, и польский король Сигизмунд I предпринимали большие усилия для создания связанной с двором группировки аристократии, которая, получив доступ к главным государственным должностям, могла бы проводить нужный политический курс. Эти усилия увенчались некоторым успехом, но аристократия, готовая содействовать известному укреплению центральной власти, не могла и не хотела способствовать укоренной перестройке взаимоотношений между монархией и дворянским сословием.
Правителям удалось добиться исправного функционирования главных государственных институтов, была упрочена королевская власть над некоторыми звеньями государственного аппарата, был частично восстановлен почти исчезнувший королевский домен. В известной мере эта политика пользовалась поддержкой определенных кругов дворянства, заинтересованного в упрочении центральной власти как необходимого компонента политической структуры сословной монархии.
Наиболее успешной оказалась централизаторская деятельность монархии в австрийских землях. Здесь Фердинанду Габсбургу удалось утвердить право самостоятельного издания общегосударственных законодательных актов, устранить представителей сословий от участия в формировании центральных органов государственного управления, в состав которых вошли всецело зависевшие от него юристы. Однако ландтаги сохраняли право не только законодательной инициативы и вотирования налогов, но и сбора и расходования вотированных средств. Планы перестройки существующей системы обложения, введения постоянных налогов и создания постоянной армии были отклонены органами сословного представительства во всех центральноевропейских государствах.
Политике дворянских органов сословного представительства и монархии было присуще стремление к более прочному объединению отдельных «земель», однако пути достижения этой цели и ее конечный результат обе стороны представляли себе по-разному. Монархия стремилась подчинить земли власти созданных ею центральных органов. Другая тенденцйя — тенденция к политическому объединению путем создания прежде всего единых общегосударственных органов сословного представительства — в первой половине XVI в. получила свое отражение в проектах унии между Великим княжеством Литовским и Польским королевством, выдвигавшихся польскими шляхетскими политиками. Подобное решение отвечало интересам не государственной власти, а сословий, поэтому естественно, что Габсбурги редко ставили вопрос о созыве сейма, общего для их центральноевропейских владений, а Ягеллоны препятствовали осуществлению польско-литовской унии.
В Польском королевстве продолжался рост политической активности широких кругов дворянства. В 60-е годы XVI в. на сейме был проведен ряд реформ, ослабивших позиции знати. У магнатов была изъята значительная часть заложенных ими земель домена. Главные выгоды из этого извлекло среднее дворянство. Отобранные у магнатов земли стали собственностью государства, право короля распоряжаться ими было сильно ограничено, их доходность определялась комиссиями, назначенными сеймом. Под сильным воздействием шляхетского движения в Польше в середине XVI в. развивался аналогичный конфликт между разными слоями господствующего класса в Великом княжестве Литовском. Здесь стремления создать режим магнатской олигархии были гораздо заметнее, чем в Польше. Власть магнатов опиралась на земельные латифундии, образовавшиеся прежде всего за счет заклада великокняжеских имений, которые по своим размерахм значительно превышали аналогичные владения польских магнатов. Из этих магнатов целиком формировался Государственный совет. На сейме, хотя с 1512 г. в его работе стали участвовать выборные представители дворянства, панам-раде и их клиентеле вплоть до середины XVI в. принадлежала руководящая роль. Они возглавляли центральные и местные органы управления, сосредоточили и административную и судебную власть, которую использовали для незаконных захватов дворянских имений. В этих условиях шляхта на сеймах требовала реформ, направленных на ослабление власти магнатов. Стремясь приобрести всю полноту прав и привилегий польской шляхты, шляхта Великого княжества Литовского поддерживала планы унии между Польшей и Великим княжеством Литовским, выдвигавшиеся польскими шляхетскими политиками. Сопротивление, магнатов серьезно ослабляла заинтересованность господствующего класса Великого княжества в польской поддержке для ведения войны с Россией; они не смогли противостоять совместным действиям дворянства обоих государств.
Уже в 1564–1566 гг. в Великом княжестве Литовском был проведен ряд реформ, удовлетворявших наиболее насущные требования шляхты. Были созданы на местах выборные дворянские суды, компетенция которых распространялась и на магнатов; шляхетские послы по II Литовскому статуту 1566 г. были признаны неотъемлемой частью сейма, для выбора послов на сейм и исполнения ряда других функций местного управления в округах («поветах») были конституированы дворянские собрания-сеймики. В результате этих реформ и политический строй обоих государств, и положение дворянства в рамках этого строя сильно сблизились. Этот процесс завершился в 1569 г. заключением Люблинской унии между Великим княжеством Литовским и Польским королевством и созданием нового федеративного государства — Речи Посполитой с общим монархом и общим высшим органом сословного представительства — сеймом, но с сохранением в каждой из частей особой системы государственных институтов.
Начатые в 60-е годы XVI в. в Польше и Великом княжестве Литовском политические реформы продолжались и некоторое время после заключения унии. Наметившаяся уже в 60-е годы тенденция к расширению компетенции дворянских сословных органов за счет прерогатив монархии получила в последующие десятилетия дальнейшее развитие. Так, из состава земель домена были специально выделены земли («экономии») для обслуживания личных нужд монарха, он перестал быть верховным судьей, возник верховный суд — Главный трибунал как выборный дворянский орган. Все эти реформы означали важный шаг по пути к созданию своего рода дворянской республики, хотя король сохранял право назначения на все государственные должности и это позволяло ему серьезно влиять на политическую жизнь.
Однако среднему дворянству не удалось полностью осуществить свою программу антимагнатских реформ. Процесс образования крупного землевладения, на время прерванный реформами, снова возобновился, но главным объектом экспансии стали не столько королевские, теперь «государственные», земли, которые можно было получить во временное держание, а земли мелкого и среднего дворянства, которое, разоряясь, шло на службу к магнатам. Изменению соотношения сил в общегосударственном масштабе способствовала Люблинская уния. Правда, это соглашение не меняло ни правовых норм, ни политического устройства обоих государств, но в Великом княжестве Литовском магнаты пользовались гораздо большим политическим влиянием, чем аристократия в Польше. Вхождение в состав общего сейма магнатов Великого княжества и находившихся под их влиянием дворянских послов не могло не ослабить позиций шляхты в этом органе верховной власти Речи Посполитой.
В последней четверти XVI в. во взаимоотношениях между государственной властью и дворянством все большее значение стал приобретать религиозный вопрос.
Распространение Реформации в странах Центральной Европы к середине XVI в. оказало существенное влияние не только на идейно-культурную, но и на политическую жизнь общества. Дворяне и города, принявшие новую религию, присваивали себе церковные имущества, заменяли католических священнослужителей протестантскими проповедниками, отказывались подчиняться церковной юрисдикции. Доходы и влияние духовного сословия в жизни общества упали. Для послегусистской Чехии в этом ничего нового не было, но в других центральноевропейских странах это привело к важным переменам. Протестантские церковные организации находились в полной зависимости от своих светских патронов. Для дворянского сословия реформация открывала возможность еще более упрочить свои позиции за счет прерогатив монархии, что нашло свое выражение, например, в выдвигавшихся на польских сеймах 1550-х годов проектах создания «национальной церкви», подчиненной сейму.
И Габсбургов и Ягеллонов все это побуждало стать на охрану католицизма. На практике в отношении дворянства соблюдалась почти полная веротерпимость, но монархия препятствовала легализации такого положения. К концу XVI в. в политике центральноевропейских монархий наметились тенденция к отказу от достигнутых договоренностей и переход к реставрации католицизма.
В Польше абсолютистские планы правительства и усиление влияния аристократии затрагивали интересы широких кругов дворянства. Особенно сильным было недовольство протестантского дворянства, которое обходили при раздаче должностей и принуждали восстанавливать в своих владениях католический культ. Дворяне-протестанты стали позднее наиболее активными руководителями оппозиции, которая в 1606–1607 гг. организовала «рокош» — массовое вооруженное выступление против правительства. Король Сигизмунд III одержал победу лишь благодаря поддержке обеспокоенных дворянским движением магнатов и ценой отказа от абсолютистских реформ. Процесс укрепления позиций знати более не встречал серьезных препятствий. Аристократия становилась независимой от центральной власти и подчиняла своему влиянию дворянскую массу; в стране постепенно складывалась власть магнатской олигархии.
Попытки Габсбургов проводить политику реставрации католицизма столкнулись с очень серьезными трудностями: например, в Чехии протестантизм был вероисповеданием подавляющего большинства не толькп крестьян и горожан, но и дворянства. Не имея возможности осуществить свою программу во всем государстве, Габсбурги пытались насадить католицизм прежде всего в городах, где были сформированы угодные монархии магистраты из представителей католического меньшинства. В итоге горожане габсбургских держав вступили на путь сотрудничества с протестантским дворянством против монархии. Политика насаждения католицизма силой привела к концу 1604 г. к восстанию сословий во главе с Иштваном Бочкаи, которое стало началом политического кризиса, охватившего все державы австрийских Габсбургов. Заключенные соглашения удовлетворили значительную часть требований протестантского дворянства. Резко активизировались связи между сословной оппозицией отдельных земель, что выразилось в совместных действиях моравских, венгерских и австрийских сословий в период кризиса и в тайном соглашении 1608 г. о военных действиях в случае возвращения Габсбургов к прежней политике.
Попытки императора Матвея, а затем его преемника Фердинанда II продолжать прежний курс привели к еще более серьезному политическому кризису, начавшемуся с выступления чешского протестантского дворянства в мае 1618 г. К концу 1619 г. в большинстве центральноевропейских владений Габсбургов власть перешла в руки сословных сеймов отдельных земель. Принятый генеральным сеймом земель Чешского королевства летом 1619 г. новый закон о государственном устройстве позволяет судить о политической программе протестантского дворянства. По своей внешней структуре новое государство как федерация равноправных земель с сильно ограниченной властью монарха напоминало устройство Республики Соединенных провинций. Однако вся власть в отдельных членах федерации была обеспечена сословным организациям крепостнического дворянства. Королевские города были признаны свободным земским сословием, было восстановлено их самоуправление, но право на занятие государственных должностей оставалось за дворянством, а притязания городов на монополию занятий некоторыми видами торговли и ремесла отклонены. Отсюда противоречия, способствовавшие ослаблению антигабсбургских сил. События 1618–1619 гг. показали слабость социальной опоры Габсбургов. Поддерживавшее их меньшинство господствующего класса — группа аристократов, проникнутых духом воинствующего католицизма, — оказалось не в состоянии организовать серьезное сопротивление оппозиции протестантского дворянства. Восстание было подавлено благодаря военной интервенции союзников Габсбургов, разбивших чешские войска в битве у Белой Горы под Прагой в ноябре 1620 г.
Поражение восстания имело неодинаковые последствия для разных земель: в венгерских владениях Габсбургов были восстановлены прежние порядки, но в чешских и австрийских землях произошли важные перемены, затронувшие и государственный строй, и социальную структуру общества.
Владения активных участников восстания были конфискованы; к концу 20-х годов XVII в. протестантское дворянство должно было либо принять католичество, либо покинуть страну. Значительная часть дворянства утратила собственность и оказалась за пределами страны. Перед восстанием в Чехии было 1382 дворянские семьи, во второй половине XVII в. — всего 441. Конфискованные владения раздавались наемному офицерству, чуждому традициям местного общества. В состав дворянского сословия вошло большое число чиновников развивающегося государственного аппарата. Возвышенная государственной властью бюрократия и новая аристократия становились главной опорой Габсбургской монархии.
К ним добавилось католическое духовенство. Насильственное насаждение католицизма укрепляло материальные основы и престиж католической церкви; в ее руки переходили и традиционные функции религиозного воспитания, и контроль за идейно-культурной жизнью общества вообще. В Чехии в руки иезуитов были переданы и высшие учебные заведения, и надзор над выходящими изданиями. На сословных собраниях здесь было восстановлено представительство духовного сословия, космополитического по своему происхождению и идеологии, связывавшего свое процветание с укреплением власти Габсбургов.
Эти важные изменения в структуре общества вели к уменьшению значения органов сословного представительства. В Австрии наступил упадок, а затем и прекращение законодательной деятельности ландтагов, ограничивавшихся вотированием налогов.
В Чехии новое соотношение сил получило свое отражение в «Обновленном земском уложении» 1627 г., подготовленном в Вене: государственные должности замещались теперь только монархом; земский суд и снем были устранены от участия в законодательной деятельности. Единственной функцией снема стало вотирование налогов; лишь в середине XVII в. ему было предоставлено право издавать распоряжения по вопросам, не затрагивающим прерогатив государственной власти.
Еще одним инструментом укрепления государственной власти стали вооруженные силы. В период Тридцатилетней войны сложилась постоянная наемная армия, подчиненная единому для всей монархии центральному органу — хофкригсрату.
Сословно-представительные монархии, объединявшиеся под властью австрийских Габсбургов, стали постепенно превращаться в единую абсолютистскую монархию. Важной особенностью абсолютизма австрийских Габсбургов был его не национальный характер. Социальные слои, заинтересованные в укреплении этой монархии, не имели связи ни с историческими традициями, ни с национальными интересами тех стран, на территории которых они действовали.
Политическая самостоятельность дворянства была ограничена, но его доминирующая роль в обществе упрочилась. При реставрации католических духовных учреждений в сан епископов, аббатов, каноников посвящали исключительно дворян. В Чехии «Обновленное земское уложение» сохранило все законы, утверждавшие власть господина над крестьянином.
Ухудшилось и положение горожан. Хозяйственный упадок городов, связанный с военными разорениями, эмиграцией протестантов и политикой сословных собраний, возлагавших на них основную тяжесть обложения, проявился, в частности, в огромном росте их задолженности, что вело к усилению контроля государственной администрации над городскими финансами. Наконец, наступил окончательный упадок политической роли городов. На ландтагах в Австрии города были представлены не выборными представителями, а правительственными чиновниками, ина их долю было отведено всего от 1 до 4 голосов, что лишало города всякой возможности влиять на решения этих собраний. Таким образом, при определенной общности изменений в социальной структуре общества в центральноевропейском регионе итоги эволюции политических структур в разных частях этого региона оказались неодинаковыми. В венгерских владениях Габсбургов и Трансильванском княжестве сохранялись в основном структуры традиционные для центральноевропейских сословных монархий, в Речи Посполитой при формальном сохранении аналогичного устройства наметились тенденции ослабления королевской власти и фактического установления магнатской олигархии; в чешских и австрийских владениях Габсбургов к середине XVII в. был сделан крупный шаг вперед на пути к созданию абсолютистской монархии испанского типа.
Конец XV — первая половина XVII в. — время оформления и укрепления централизованного государства в России и его постепенного развития в монархию абсолютистского типа. Важнейшим условием этого длительного процесса было объединение русских земель в единое государство. «Собирание земель» и «собирание власти» сопутствовали друг другу. Хронологические грани этого процесса определяются по-разному: образование централизованного государства датируется примерно 80-ми годами XV в., когда политическое единство русских земель означало уже их включение в единое государство с центральным правительством; завершение складывания единой государственной территории и политической централизации, оформление единой системы управления происходили в конце XV и на протяжении XVI в. уже в рамках централизованного государства. В соответствии с иными взглядами самый процесс образования централизованного государства продолжался с конца XV по начало XVII в., причем этот процесс вовсе не исключал существования уже в первой трети XVI в. первоначального аппарата власти и управления, характерного для централизованного государства. Именно в XVI в. окончательно определился и многонациональный тип централизованного государства в России.
В годы правления Ивана III Васильевича (1462–1505) — крупнейшего государственного деятеля и дипломата той поры — и его сына Василия III (1505–1533) основная территория, населенная великороссами, переходит под власть московского великого князя, который официально стал величаться «государем всея Руси». Окончательно утрачивает (в 1470-е годы) государственную самостоятельность Новгородская республика, потерявшая и свои огромные земельные владения на севере Восточной Европы: богатейших землевладельцев (бояр) и купцов переселяют в центр государства, а в Новгородской земле на правах условной собственности даются поместья мелким и средним служилым людям московского государя, однако некоторые прерогативы Великого Новгорода — такие, как внешние сношения со Швецией, — просуществуют еще около ста лет. В 1485 г. присоединяются к московским и земли Тверского великого княжества — давнего соперника Московского великого княжества в борьбе за объединение Северо-Восточной Руси. В начале XVI в. полностью лишаются самостоятельности Псковская феодальная республика (1510 г.), Рязанское княжество (1521 г.). В результате войн с Польско-Литовским государством в состав территории Российского государства в начале XVI в. входят Смоленская земля, верховья рек Оки, Днепра, города Чернигов, Брянск и др.
В конце XV — первой половине XVI в. существенно ограничивается власть ранее независимых или полузависимых князей: Рюриковичей, находившихся в родстве с государями правящей династии, и Гедиминовичей — потомков литовского великого князя. Их вассальные права постепенно заменяются подданством, а земельные владения становятся вотчинами-боярщинами. Право отъезда отменяется со второй четверти XVI в., отъезд рассматривается как государственная измена. Обществен-яое положение бывших удельных князей определяется с тех пор их местом на служебной лестнице при дворе и в войске московского государя; титулованная знать смешивается с исконным московским боярством, и лишь немногие ее представители становятся членами Боярской думы. Уничтожение княжеских привилегий растянулось на целое столетие: не сразу были устранены отличия основных групп светских феодалов (дворянства) разных регионов страны и в правах и в обязанностях по отношению к центральной власти.
Устранение феодальной раздробленности обусловило внешнеполитические успехи; в то же время независимость от чужеземной власти обеспечивала возможность подчинения непокорных крупных феодалов. Ордынское иго окончательно пало в 1480 г. Это произошло через сто лет после знаменитой Куликовской битвы, предопределившей государственно-политическую роль Москвы. Вскоре слабеющая Орда распалась на несколько государственных образований — юртов, некоторые из них на Руси называли «царствами», — во главе с правителями не менее алчными, совершающими постоянно с юга и востока набеги на русские земли, но уже бессильными повторить опыт опустошительного похода Батыя. Москва окончательно утверждается как государственное средоточие русских земель.
Возросшей государственной мощи России, ее международному престижу, упрочению внешних сношений с крупнейшими державами Запада, Востока и Юга должна была соответствовать столица государства — Москва. Белокаменный Кремль Дмитрия Донского был прежде всего военной крепостью, Кремль Ивана III должен был стать резиденцией великого государя. Создается замечательный кремлевский ансамбль: строятся дошедшие до наших дней крепостные стены (декоративные украшения над высокими башнями возвели в XVII в.) и храмы, дворцовые и правительственные здания. Образцами для построения храмов служили памятники древнерусского зодчества. Так подчеркивалась и историческая преемственность власти московских государей — наследников правителей Древней Руси. Завершенная постройкой уже в начале XVII в. высокая колокольня Ивана («Иван Великий») в монументальной форме словно отмечала своей вертикалью кремлевский холм как центральную точку Российского государства.
При дворе вводится пышный церемониал, чему способствовала и женитьба Ивана III вторым браком на племяннице и наследнице последнего византийского императора Софье Палеолог. Утверждается государственный герб — двуглавый орел, особые знаки достоинства государя — бармы (оплечья), византийский царский венец (шапка Мономаха), получают распространение легенды об их «историческом» происхождении. Оформляются политические теории, задачей которых было обосновать преемственность власти российских государей: приобретают официальный характер легенды об их происхождении от римских цезарей, о передаче киевским князьям византийских императорских регалий. Они служат задаче определить место и значение России в ходе мировой истории (теории «Москва — второй Киев», «Москва — третий Рим»).
В январе 1547 г. юный внук Ивана III Иван IV Васильевич (1533–1584), прозванный позднее Грозным, с благословения митрополита Макария торжественно провозглашается первым русским царем. Официальное признание единодержавия «царя и великого князя Всея Руси» подрывало почву для притязаний удельных князей на соправительство, а отдельных областей государства — на сохранение политической обособленности. Актом венчания на царство московский государь приравнивался к государям «великих держав», тем самым пресекались возможные претензии на установление какой-либо степени зависимости от них Российского государства и предопределялась активизация его внешней политики, в первую очередь по отношению к ханствам, образовавшимся на развалинах Золотой Орды, особенно к Казанскому — средоточию враждебных внешних сил, препятствовавшему хозяйственнокультурному развитию исконных русских земель к востоку от Москвы. За рубежом не сразу официально признали новый титул русского самодержца.
Слово «самодержавие» («самодержавство») употреблялось тогда и для характеристики власти монарха, и как обозначение суверенности государства. В процессе оформления государственного аппарата и официальной идеологии Российского государства сказалось освоение традиций не только древнерусских княжеств, но и наследия Византийской империи и южнославянских «царств», а также и общение со странами Востока. Россия испытывала влияние стран и Юга, и Востока и сама оказывала на них воздействие.
В России процесс образования централизованного государства и даже оформления абсолютистской монархии происходил в условиях господства феодального способа производства, сопровождаясь политическими кризисами. Экономического единства страны еще не было; ее экономическое районирование и нуги создания всероссийского рынка только намечались, нация оформиться еще не могла. И в России образовалось не единое национальное государство, как в некоторых странах Европы в тот же период, а полиэтническое образование — межнациональное (или многонациональное) государство. В монархии, возглавленной господствующим классом основной народности, русские занимали огромную сплошную территорию в центре. Это во многом предопределило впоследствии характер взаимодействия русского народа и других народов, живших на территории расширявшегося государства.
Во главе процесса государственно-политической централизации в России находились различные слои класса феодалов, противоречия между которыми позволяли, однако, правительству вести политику балансирования, типичную для всех стран в период становления абсолютизма. Горожане долгое время оставались политически почти бесправными (кроме купеческой верхушки), а незначительная, но экономически наиболее сильная прослойка их стремилась путем аноблирования стать землевладельцами; интересы ее нередко тесно переплетались с интересами приказных людей. Роль городов в политической жизни страны наиболее заметно обнаружилась в начале XVII в., в годы польско-шведской интервенции.
Государственно-политическая централизация проводилась в целом успешно, сопровождаясь «бюрократизацией» управления, унификацией финансовой системы и правовых норм, но в феодальном духе, опережая экономическую централизацию: это была концентрация власти силами приказной, боярской и военной администрации всей территории государства, приводившая к всесилию и произволу военной и гражданской бюрократии.
Централизация государственного управления способствовала территориальному единству страны, успеху обороны от внешних врагов, хозяйственно-культурному развитию страны — в этом объективно проявлялись прогрессивные функции централизованного государства. Но она укрепляла и роль государства как важнейшего органа политической власти общественных верхов, аппарата подчинения и даже юридического закрепощения им большинства населения. Уже в XVI в. достаточно отчетливо выявляются черты самодержавия, задерживающего социальный прогресс в стране.
Для завершения централизации было необходимо уничтожить политическую и экономическую самостоятельность крупнейших феодалов с их удельными традициями, создать единый для всей территории страны центральный и местный аппарат управления с чиновничьей администрацией, одинаковыми принципами судопроизводства и единой системой делопроизводства, войско, подчиненное прежде всего верховной власти. Оформление достаточно многочисленной военной бюрократии, унификация монетной системы, налогов и повинностей, т. е. преодоление остатков феодальной раздробленности составляло основное содержание государственно-политической жизни России почти до конца XVI в.
Проблема оформления централизованного государства в России смыкается с проблемой возникновения абсолютизма. Данная В. И. Лениным характеристика самодержавия XVII в. (самодержавие «с боярской думой и боярской аристократией») может быть отнесена к России и второй половины XVI в.; истоки российского абсолютизма обнаруживаются уже в годы деятельности «Избранной рады» (конец 1540-х — 1560-е годы), умело балансировавшей между интересами различных слоев господствующей общественной верхушки (светских и церковных феодалов, а также богатейших купцов).
Россия уже к концу XV в. стала самым большим по территории из европейских централизованных государств, но эта территория оставалась заселенной крайне неравномерно, расстояния между городами были большими, и долгое время страна не обладала выходами к морям, обеспечивавшими постоянное участие в международной торговле. Это сказалось на темпах государственно-политического и экономико-культурного развития, предопределяло в значительной мере выбор направлений внешней политики. В то же время в период, когда страны Западной Европы колонизовали далекие от них земли, находившиеся, как правило, на других континентах, что приводило и к оттоку населения из этих стран, в России осваивались новые территории Российского же государства — прежде всего сравнительно близкие к районам основного заселения, а затем и дальние, вплоть до Восточной Сибири.
В процессе расширения государственных границ феодальное землевладение распространялось на осваиваемые территории (сначала в Поволжье, затем в центральном черноземном районе, бывшем «Диком поле», к югу от Оки). Это сопровождалось усилением феодальной эксплуатации, вызывающей волнения и бегство крестьян. Законодательные решения правительства и изменения в структуре государственного аппарата были направлены на То, чтобы в еще большей мере удовлетворить интересы крепостников. Усиливается и роль судебно-сыскных органов в государственном аппарате. В то же время на огромную, вновь осваиваемую территорию (прежде всего Урал и Сибирь, пограничные юго-восточные районы, тогда еще свободные от крепостного права) устремлялись те, кто рассчитывал освободиться от крепостной неволи или угрозы закрепощения.
Существенным моментом, предопределявшим направленность правительственной политики и преобразований государственного аппарата в России во второй половине XVI в. и особенно в XVII–XVIII вв., был невиданный в других регионах Европы той поры размах классовой борьбы, и прежде всего участия в ней крестьян. Причины ее — преимущественное особенностях экономического и социально-политического развития России того времени. Имели место не только городские восстания (в середине XVI и особенно в середине XVII в.), в определенной мере сближающиеся с антиналоговыми движениями и выступлениями против ненавистных правительственных деятелей в Западной Европе, или отдельные более или менее значительные крестьянские волнения, но и грандиозные антифеодальные и антикрепостнические войны. Если в первой из них (в начале XVII в.) состав участников был еще сравнительно пестрым и включал даже дворян, затем изменивших восстанию, то в войне под руководством Степана Разина (конец 1660-х — начало 1670-х годов) все лица, принадлежавшие к господствовавшим классам, с самого начала противостояли восставшим.
Первичными очагами таких массовых восстаний обычно становились казацкие поселения на южных и юго-восточных окраинах государства, где объединялись многие беглые крестьяне, холопы, ремесленники. Казаки несли необходимую государству сторожевую пограничную службу, но в то же время старались противопоставить себя централизованному государству, лелея мечту о мужицком «царстве» с «хорошим» царем. Зародившиеся в их среде волнения перерастали в крестьянские войны, в которых участвовали и горожане. Наивная вера в «доброго царя» обусловила поддержку идеи самозванства, особенно популярную в России XVII–XVIII вв.
Существенные предпосылки государственно-политического строя, утвердившегося в середине XVI в., обнаруживаются еще в годы преобразований при Иване III. Складывается постоянно действующий при государе совет — Боярская дума. Дворцовое управление все в большей мере отделяется от общегосударственного, хотя еще и во второй половине XVI в. в представлении самих монархов государственное и собственно «государево» нередко смешивались и Иван Грозный склонен был, подобно своим предкам, рассматривать государство как свою вотчину. Постепенно начинают оформляться отдельные отрасли центрального управления с ответственными «судьями» и делопроизводителями — дьяками и подьячими. В системе местного управления упрочивается положение посылавшихся в ранее самостоятельные земли великокняжеских наместников и подведомственного им аппарата. Однако единого для всей территории государства принципа административного устройства еще не знали, а присланные на определенный срок администраторы получали от местного населения «корм», как принято было и в древнерусских княжествах. Это давало возможность для произвола кормленщиков-бояр и становилось поводом для недовольства населения. Единообразию системы суда и управления, особенно в центре, во многом содействовал первый крупный общерусский закон (по существу даже свод законов) — Судебник 1497 г., который «уложил» Иван III «с детьми своими и с бояры о суде, как судити бояром и околничим». Судебником были установлены единые для всей территории государства процедуры следствия и суда, нормы наказаний.
С конца XV в. особенно ощутимым становится наступление великокняжеской власти на привилегии бывших удельных князей, хотя княжеские корпорации на территориях бывших самостоятельных княжеств кое-где сохраняются еще в середине XVI в.
В первой половине XVI в. идет процесс слияния разных групп феодалов — исконных московских и из различных дворов (рязанского, тверского, удельных) — в единый Государев двор. Именно оттуда с середины XVI в. вербовались особо приближенные к государю лица.
Постепенно получает все возрастающее распространение поместная система — система раздачи государством земель под условием несения службы (военной или административной). Помещики зависели, как правило, непосредственно от великого князя и уже тем самым противостояли вассалам крупных феодалов. Организация поместной системы обеспечила и возможность укрепления постоянной армии, необходимой московским государям в период частых столкновений и даже длительных войн с соседними государствами. Разница между размерами вотчин и поместий постепенно делается все менее заметной. Многие становятся обладателями и вотчин и поместий, притом в разных уездах. Во второй половине XVI в. было не менее 25 000 годных военнообязанных служилых людей. Большинство их называли тогда «детьми боярскими»; затем распространено стало общее название — «дворянство». Первоначально дворянами называли лишь тех, кто входил в состав «государева двора».
Термин «служилые люди» получает новое значение. По существу, все феодалы-землевладельцы — и вотчинники и помещики — превращаются прежде всего в слуг государя всея Руси, обязанных ему службой за землю и должность. Затем стали различать служилых людей «по отечеству» (т. е. потомственных слуг), имевших право владения землей и крепостными, и «по прибору». Служилые люди «по отечеству» делились на чины боярские, московские (придворные и высший штат приказов) и городовые, составлявшие провинциальные корпорации; из верхних слоев их пополнялись московские чины. Служилые люди «по прибору» оформились как особая категория с середины XVI в., с расширением правительственной колонизации южных и других окраинных районов государства (стрельцы, пушкари, позднее казаки и др.); они несли главным образом военную службу и не имели права владеть крепостными.
Служебные отношения между членами служилых фамилий на военной и административной службе и при дворе государя официально регулировались с рубежа XV–XVI вв. системой феодальной иерархии — местничеством (название произошло от обычая считаться «местами» за столом и на службе). Место зависело от «отечества», «отеческой чести», которая слагалась из двух элементов — родословной (т. е. происхождения) и служебной карьеры самого служилого человека и его предков. Местнические споры разбирали царь и Боярская дума. Местничество утверждалось в условиях сохранения в государстве значительных остатков феодальной раздробленности и борьбы центральной власти с привилегиями знати. Этим объясняется двойственная политическая природа местничества, бывшего своеобразным компромиссом центральной власти с верхушечными группировками феодалов и этих группировок между собой. Его использовала в своих интересах и знать, и все в большей мере центральная власть, по существу подчинившая фамильную «честь» служебной. Первоначально местничество регулировало взаимоотношения лишь высших служилых людей — прежних удельных князей и их потомков и исконных московских бояр. С середины XVI в. его нормы распространяются и на взаимоотношения московских чинов, а в XVII в. — городовых чинов и даже дьяков, гостей (богатейших купцов) и промышленников. С середины XVI в. правительство начало ограничивать местничество. В XVII в. с консолидацией класса феодалов и ростом бюрократии оно становится серьезной помехой к утверждению в России абсолютизма. Постепенно и в обществе утрачивается уважение к нему; с распространением боярских привилегий на все больший круг лиц необходимость его устранения понимает и боярство; в 1682 г. местничество было отменено.
Иван III возвысил лишь одного из своих наследников-сыновей в ущерб другим. Именно к старшему сыну переходила большая часть земель государства; его владения более чем в два раза превышали владения всех его братьев, вместе взятые; впервые полностью переходила в его владение и столица государства Москва (раньше она была в «третном» владении братьев-князей); выморочные владения братьев решено было впредь передавать наследнику престола; братьям наследника запрещали чеканить монету.
Сын Ивана III Василий еще до вокклжения женился на дочери московского боярина, показывая тем самым намерение опираться на нетитулованное старомосковское боярство, т. е. исконных служилых людей московских великих князей. С середины XVI в. государи всея Руси женятся на московских боярышнях, роль их родственников в правительственной деятельности заметно возрастает, что сказалось затем и в выборе новых царских династий: после смерти последнего царя из династии Рюриковичей Федора Ивановича в 1598 г. царем стал его шурин Борис Годунов, еще при жизни Федора бывший правителем государства, а воцарению династии Романовых в 1613 г. помогло то, что их ближайшая родственница (сестра деда первого из царей династии Михаила Федоровича) была первой женой царя Ивана IV и матерью его детей.
Высшим законодательным органом и высшим органом управления страной была Боярская дума — почти ежедневно заседавший высший совет при государе, схожий с королевскими куриями в европейских странах и восходящий по своему происхождению к советам при князьях Древней Руси. Сначала состав Думы был невелик — около 20 человек. С начала XVI в. она заметно расширяется: помимо высших думных чинов (бояре и окольничие), в ее деятельности все более значительной становится роль думных дворян и особенно думных дьяков, возглавлявших обычно главные учреждения государственного управления или государева двора. Численность Думы возрастает на протяжении более чем полутора столетий, а состав ее делается менее знатным.
Боярская дума не имела раздельной от монарха самостоятельной компетенции. Наряду с вопросами общегосударственной важности (проекты новых законов, внешние сношения) Дума рассматривала дела о земельных пожалованиях и служебных назначениях, о всех, даже мелких, нарушениях закона. Для решения различных дел создавались комиссии, постановления которых приравнивались к решению Думы. Обычно основные вопросы обсуждались вместе с монархом («приговор царя с бояры» или «царь указал и бояре приговорили»), иногда и в отсутствие государя, хотя в годы правления Ивана Грозного думцы не осмеливались брать на себя ответственность, предоставляя решение воле государя: для такого случая существовало особое выражение «бояре поговорили». Главную роль в составлении и редактировании постановлений Боярской думы и царских указов, в организации работы канцелярии Думы и подведомственных ей центральных учреждений играли думные дьяки. К середине XVI в. формируется приказная система управления. Приказами (дьячими избами) называли центральные правительственные учреждения с постоянным штатом служащих и определенным бюджетом. Приказная система зародилась, видимо, на рубеже XV и XVI вв. в связи с перестройкой дворцово-вотчинного управления и усложнением системы государственного управления.
Одним из первых приказов стала возглавленная казначеями казна (казенный дом) — хранилище царской вещевой казны (а также архива, библиотеки). Постельный приказ во главе с постельничьим ведал царской спальней, личным архивом царя, лицами, обслуживавшими царскую семью; ловчий и сокольничий — царской охотой и др. Дворцовые учреждения во главе с дворецкими управляли населением отдельных, недавно присоединенных земель (Тверской, Новгородской, Дмитровский и др. дворцы). С середины XVI в. дворцовые крестьяне, принадлежавшие царю и лицам царской фамилии, находились в ведении Приказа Большого дворца. В приказах сосредоточивалось управление отдельными отраслями правительственной деятельности или отдельными территориями; судебная и административная власть были нераздельны. Приказами ведала Боярская дума. Были также приказы дворцовые, а с XVII в. и патриаршие.
Важнейшие приказы — Разрядный, ведавший обороной государства и служебными назначениями, Посольский, ведавший внешними сношениями, и Поместный, в компетенцию которого входили вопросы, связанные с феодальным землевладением. Номинально их возглавлял сам царь, делопроизводством управляли думные дьяки (иностранцы называли их «канцлерами»). Посольские дела входили в компетенцию самого го-сударя, Боярской думы, где создавались особые комиссии для переговоров с послами, Посольского приказа, в ведении которого была и вся документация внешних сношений, лишь частично отраженная в Посольских книгах, Казны, контролировавшей посылку и получение даров, а также Ямского приказа, отвечавшего за обеспечение посольств — и русских и иностранных — лошадьми и кормом.
Число приказов достигло к концу XVI в. 20, к середине XVIIb. — около 60 (постоянных и временных). С присоединением новых территорий создавались новые территориальные приказы (Казанский, Сибирский). Долгое время функции близких по своему назначению центральных учреждений, в частности ведавших финансовыми делами (часть их образовывалась по территориальному признаку), не были должным образом разграничены.
Увеличивалась численность приказных людей — дьяков и подьячих — ив столице и в провинции, где управляли через местные дьячьи избы, так называемые съезжие избы. Приказные люди, как правило, были незнатного происхождения. Дьяки становились обычно землевладельцами и обладателями крепостных, роднились между собой и со знатью; среди возвысившихся к началу XVIII в. дворянских фамилий немало семей именно дьяческого происхождения. Они напоминали французское дворянство мантии и успешно вытесняли дворянство шпаги. Приказная бюрократия принадлежала к правящим слоям общества, признавалась неподатным сословием. Влияние этих лиц на делопроизводство было велико, особенно на местах: наместники и воеводы менялись сравнительно часто, а дьяки прочно занимали свои должности.
Постепенно создается особая система приказного делопроизводства. Статьи Судебников 1497 и 1550 гг., Соборного уложения 1649 г. специально посвящены порядку составления и хранения дел в учреждениях. С ростом населения и дальнейшей бюрократизацией управления во много раз возрастает оборот документов, увеличивается потребность в специалистах по делопроизводству, растет роль приказной бюрократии. К концу XVII в. чин признается выше породы.
Изменения были внесены в систему управления на местах, хотя и там долго не знали единого принципа административного устройства. Богатые вотчинники сохраняли свои иммунитетные права, и долго еще продолжали существовать три основные судебные системы: государственная, церковная и вотчинная.
В уездах (обычно бывших княжествах или самостоятельных землях) назначались на небольшой срок наместники. В выполнении их функций в волостях им должны были помогать волостели. Подвластное, а следовательно, и подсудное наместникам и волостелям население обязано было платить в их пользу «корм» — натуральные и денежные сборы, пошлины (судебные, таможенные и др.). Кормление было и видом службы (в том числе военной), и формой вознаграждения за нее. Система кормлений не могла обеспечить ни подавления противодействия классовых низов феодальному гнету, ни серьезной обороны от внешних врагов. Местные феодалы были недовольны тем, что главную роль в местном управлении играли присланные из центра кормленщики, забиравшие к тому же себе и основную долю доходов.
В XIV, XV и даже в XVI вв. «городом» на Руси называли, помимо городского поселения, и прилегающий к нему уезд; особых органов городского управления не было. Но уже в XV в. появляются должности «Городчиков» из местных землевладельцев, первоначально обязанных следить за состоянием городских укреплений и выполнением военных повинностей местным населением. Скоро они стали исполнителями великокняжеских поручений, затем — называясь уже городскими приказчиками — ведали и финансово-хозяйственными вопросами, подчиняясь непосредственно казначеям. Это подрывало систему кормлений.
С конца XV в. появились и первые органы местного управления, формировавшегося по сословному принципу. С конца 1530-х годов некоторые уголовные дела передаются «выборным» лицам из местных дворян, а в районах, где не было светского феодального землевладения, — из посадских людей или государственных крестьян. В середине 1550-х годов земская реформа уничтожает систему кормлений и вводит земское самоуправление. Дворяне, купцы, зажиточные крестьяне получили возможность использовать в своих интересах новую земскую организацию, закреплялся ее сословный характер и усиливалось вмешательство органов центральной власти (приказов и присылавшихся из столицы воевод и дьяков). Перестройке местного управления на сословно-представительных началах способствовала централизация государственного управления в стране. Расходы двора и армии, расширение аппарата управления требовали увеличения средств. Изменяется система налогообложения: составляются описи земельных владений в городах и сельских местностях, устанавливаются условные податные единицы — сохи, размер которых зависел и от качества почвы, и от социальной категории землевладения. Наиболее выгодным было положение светских феодалов, менее — церковных и монастырских землевладельцев; в наихудшем положении оказались дворцовые и черносошные крестьяне. С необходимостью найти дополнительные источники вознаграждения (прежде всего «испомещения») служилых людей на рубеже XV–XVI вв. связан вопрос о секуляризации монастырских земель. Однако московские государи ограничивались полумерами, пытаясь лишь положить предел дальнейшему расширению монастырского землевладения. В результате такой политики они приобрели в деятелях официальной церкви сторонников в борьбе с крупными светскими феодалами, а также и с «ересями» (иногда и противоправительственной направленности) и обеспечили политическую зависимость верхов духовенства от государей всея Руси.
Излишней самостоятельности, а тем более оппозиционности со стороны митрополита (с 1589 г. патриарха), архиереев и игуменов не терпели ни государи первой половины XVI в., ни Иван Грозный, ни правительство-«семибоярщины» в годы интервенции начала XVII в. В случае противодействия церковных иерархов сменяли и даже умерщвляли (как Филиппа из боярского рода Колычевых, выступившего против опричнины). Но церковная организация, очень богатая и достаточно самостоятельная (со своими администрацией и судом), оставалась пережитком средневековья. Столкновение с ней укреплявшейся монаршей власти было неминуемо, что-и произошло в третьей четверти XVII в.
Идеология «самодержавства» в характерном для XVI–XVII вв. виде оформилась к середине XVI в. Тогда уже утвердилась и соответствующая структура высшей власти.
Иван Грозный сам выступил с обоснованием концепции «самодержавства», неограниченной власти единодержавного наследственного государя, выражающего божественную волю. В своих посланиях, речах на заседаниях земских (или церковно-земских) соборов, в написанных по его указаниям текстах дипломатических документов и официальной летописи Иван IV стремился показать преемственность своих действий и деятельности самых славных его предшественников на престоле, объяснить изменение отношения к прежним советникам, их казни и преследования изменой этих советников, необходимостью самозащиты («за себя есми стал»). Такое историко-публицистическое обоснование самим монархом привилегий и прав государя и идеи олицетворения государства в государе — типичная черта абсолютизма. При этом нередко использовалась церковная идеология, сочинения церковных писателей, а позднее и философов, высказывались мысли о «государственном интересе», об «общем благе» всех подданных, о единении монарха и народа. Иван Грозный способствовал не только утверждению представлений о равной — и полной — зависимости всех подданных от государя, о закрепощении им всех слоев населения, но и демагогической пропаганде и распространению мифа о «равной» заботе монарха обо всех подданных, питавшей наивный монархизм народа.
Монарх — осознанно или неосознанно — выражал волю господствующего класса или его отдельных слоев. Даже при крайних формах проявления деспотического произвола он зависел в своей каждодневной деятельности в определенной степени от советников-информаторов и помощников-исполнителей. Потомственная знать стремилась ограничить корпус советников только своим кругом. Бояре не ставили своей целью возродить порядки феодальной раздробленности, они были заинтересованы в устойчивости централизованного государства, но с непременным условием существования традиционного совета бояр при государе. Борьба велась за место и влияние в этом совете, за сохранение политических и экономических привилегий потомственного боярства. Князь А. М. Курбский обосновал положение об особой пользе совета с немногими «избранными» мужами (светскими и духовными), отличающимися особыми достоинствами и единством взглядов. Вопрос, кто имеет право помогать монарху, как уберечь его от дурных советников, — существенная тема общественно-политической мысли, появившаяся на рубеже XV–XVI в. В условиях неограниченной, по видимости, власти монарха особо значительную роль играли обычно приближенные к нему лица — «временники».
Преобразования середины XVI в. связаны с деятельностью круга лиц приближенных к Ивану IV, — «Избранной рады», бывшей неофициальным правительством. Ее возглавляли выдвинувшийся из придворных дворян А. Ф. Адашев, придворный священник Сильвестр и, видимо, митрополит Макарий. «Избранная рада» образовалась вследствие напугавших общественные верхи народных волнений (особенно сильное впечатление на царя и его окружение произвело московское восстание в июне 1547 г.) и опасений возобновления боярских междоусобиц (время их в малолетство Ивана IV современники называли годами «безгосударства»). Это привело к консолидации господствующего класса — группировок светских и церковных феодалов, поддержанных богатым купечеством.
«Избранная рада» проводила компромиссную политику: не отнимая у бояр прав, распространяла их на дворянство. Были осуществлены реформы центрального и местного управления и суда. В Судебнике 1550 г. нормы права и делопроизводства по сравнению с Судебником 1497 г. существенно пополнены и уточнены, усилено значение органов центральной власти. Через пять лет была отменена система кормлений. Доходы, ранее получаемые «кормленщиками» — «кормлений окуп», — стали поступать в казну, используясь преимущественно для организации военной службы (в первую очередь для выплаты жалованья служилым людям). Одновременно проводится и военная реформа — Уложение о службе определило порядок несения военной службы и вотчинниками, и помещиками и числеленность их слуг в зависимости от размеров земельных владений. Организовано было стрелецкое войско. В 1551 г. на церковном соборе был утвержден Стоглав — сборник предписаний о церковной обрядности, внутренней жизни церковного сословия, его взаимоотношениях с обществом и государством.
Земские соборы — сословно-представительные учреждения — первоначально представляли собой расширенные заседания Боярской думы и Освященного собора (т. е. собрания высших священнослужителей — архиереев и настоятелей крупных монастырей), созывавшиеся для обсуждения и решения важнейших вопросов внутренней, особенно налоговой, и внешней политики. Само появление земских соборов — показатель объединения русских земель в единое государство, ослабления княжеско-боярской аристократии, роста политического значения дворянства, отчасти и верхов посада, а также достаточно заметного участия церкви в системе государственного управления. Созыв первых земских соборов в середине XVI в. — следствие обострения классовой борьбы, особенно в городах, и столкновений в среде социальных верхов. Земские соборы как бы противостояли, с одной стороны, организованным вечевым собраниям «черных людей», с другой стороны, как советы «всей земли» и расширенные совещания Боярской думы — узким традиционным совещаниям царя с кругом бояр «ближней думы». Они способствовали укреплению феодальной монархии. Их освящали церковным авторитетом; первые соборы рубежа 1540–1550 гг., обсуждавшие важнейшие государственные реформы, были по существу церковно-земскими.
Земские соборы созывались по воле царя, официально их возглавлявшего. В соборе 1566 г. участвовали уже и торговые люди городов. Практика созыва и хода заседаний соборов оставалась не регламентированной: они созывались в особых обстоятельствах и для обсуждения проектов реформ. В XVI в. обязательным считался, видимо, только избирательный собор — таким был собор 1598 г., избравший царем Бориса Годунова.
На смену периоду реформ правительства «Избранной рады» постепенно пришла политика чрезвычайных внутриполитических мер царя Ивана IV и его нового окружения — политика опричнины: так официально — по примеру особых удельных владений женщин из великокняжеской семьи — Иван Грозный называл выделенный им для себя в 1565–1572 гг. в государстве удел, имевший особое войско и свой аппарат управления. Для опричнины характерно разделение государства и государственного управления (это не коснулось ведомства внешних сношений) на две части — земщину и опричнину — и активизация борьбы с предполагаемой изменой (прежде всего в среде светских феодалов, затем приказных людей, высшего духовенства, целых городов — Твери, Новгорода) путем массовых репрессий (казни, переселения, конфискации земельных владений и имущества). Особо мрачный характер этому периоду закрепления всевластия государя и его ближайшего окружения придавали личные свойства Ивана Грозного — человека немалых государственно-дипломатических и литературных дарований, но отличавшегося подозрительностью и жестокостью. Жертвой необузданного гнева царя стал и его сын — наследник престола Иван, которого он смертельно ранил. Ивану Грозному наследовал Федор Иванович (1584–1598), чуждый делам государственного управления и доверивший их своему шурину Борису Федоровичу Годунову, ставшему затем царем в 1598–1605 гг.
В конце XVI в. было восстановлено государственное управление середины века, но достаточно прочными оказались и черты произвола, особенно укоренившиеся со времени опричнины. Массовые народные волнения, иностранная интервенция начала XVII в. отразились, естественно, на системе государственного устройства и экономически ослабили государство. В первые десятилетия правления новой династии Романовых основные усилия были направлены на восстановление страны, предотвращение опасности новых народных выступлений и реставрацию самодержавной системы правления, особенно когда именем первого Романова — Михаила Федоровича (1613–1645) — с 1619 г. стал управлять опытный и целенаправленный в своих абсолютистских устремлениях его отец патриарх Филарет.
В общественной и экономической жизни заметнее становится роль дворянства, склонного противопоставлять себя боярству, и верхов городского населения. Правительство все в большей мере вынуждено было удовлетворять их пожелания. Это привело к относительной демократизации состава земских соборов, которые на время стали обязательной, почти постоянно действующей частью правительственной структуры. Однако крестьяне на соборах не были представлены. Лишь в избирательном соборе 1613 г. приняли участие несколько представителей черносошного крестьянства.
В истории развития земских соборов особое значение имели события начала XVII в., времени «безгосударства», когда в годы польско-шведской интервенции и массовых народных движений (Смутное время) не было устойчивой и долговременной царской власти. «Совет всей земли», созданный в Ярославле, выполнял функции правительства в последний период борьбы с интервентами. По существу, его деятельность продолжил земский собор 1613 г., избравший царем Михаила Романова. Первое время после этого земские соборы созывались часто и состояли иногда из большого числа выборных с мест. На некоторых соборах и в 1610–1620 гг. были представлены, как и на соборах XVI в., только служилые и посадские люди и духовенство, находившиеся тогда в Москве.
Порядок представительства в значительной мере зависел от степени экстренности созыва собора и характера обсуждавшихся вопросов. Иногда возникали и заранее не предусмотренные вопросы: еще на соборе 1566 г., созванном в связи с Ливонской войной, предлагали отменить опричнину; собор в 1642 г., созванный для обсуждения вопроса об Азове, рассматривал положение московских и городовых дворян. На земских соборах в середине XVII в. обсуждалась проблема воссоединения Украины с Россией, подготавливались соглашения, принятые в 1654 г. Переяславской Радой — событием, знаменующим переломный этап в судьбах восточнославянских народов.
Поводом к созыву соборов в середине XVII в., как и в середине XVI в. были народные восстания. В 1649 г. было принято Соборное уложение царя Алексея Михайловича — кодекс законов, подготовкой которого занималась особая комиссия во главе с боярином Н. И. Одоевским. Источниками его послужили прежний Судебник, указные книги приказов, коллективные челобитные столичных и провинциальных дворян, посадских людей, а также памятники права Великого княжества Литовского и Византии. В Уложении, состоявшем из 25 глав (967 статей), разработаны вопросы государственного, административного, гражданского, уголовного права и порядка судопроизводства. Оно сохраняло силу основного закрна России до первой половины XIX в. Соборное уложение закрепило основные системы управления в центре и на местах, еще более ужесточив наказания за нарушение законов. В интересах феодалов была утверждена общегосударственная система крепостного права, дворяне получали права наследственного владения своими поместьями. Однако, удовлетворяя жителей посада, уничтожили привилегированные (освобожденные от части налогов) белые слободы, принадлежавшие крупным феодалам. Абсолютистские тенденции государственного развития стали обнаруживаться все явственнее.
В столице власть остается сосредоточенной в Боярской думе, состав которой стал менее знатным по происхождению, и в приказах. В городах еще в XVI в. появилась должность городовых воевод, возглавлявших военное и гражданское управление городом с уездом. С начала XVII в. должность воевод была введена во всех городах, где они заменили наместников и городовых приказчиков. В крупные города посылали воевод «с товарищи» (т. е. второго и третьего воевод). Воеводы имели в городах приказную, или съезжую, избу и контролировали органы местного самоуправления, избиравшиеся посадскими людьми и черносошными крестьянами.
Несмотря на типичный для абсолютных монархий этого периода фаворитизм, обычное функционирование государства в области внутренней и внешней политики прежде всего опиралось на действия чиновников государственного аппарата, зависело от их опыта, общественных умонастроений, степени взаимосвязи между собой и с верхами общества. Без налаженной системы центральных и местных учреждений, достаточно организованного и устойчивого управленческого аппарата государство не смогло бы осуществить свои административные, военные, судебные, финансовые и другие функции.
Деятельность местных сословно-представительных учреждений и земских соборов позволяет говорить о сословной монархии в России середины XVI — середины XVII в., о феодальной монархии с сословным представительством. Сословные учреждения не только приспособились к проведению абсолютистской политики, но и сами во многом содействовали утверждению именно абсолютистских начал в государственном управлении, а также консолидации сословий и превращению их в классы-сословия.
События середины 1560-х — середины 1580-х годов показали достаточную устойчивость оформившегося в середине XVI в. аппарата центрального и местного управления. Эта государственная система выдержала испытания массовых народных волнений и интервенции начала XVII в., закреплена была Соборным уложением 1649 г. и удержалась, все более зволюционируя в направлении абсолютизма, вплоть до преобразований Петра I.
В XVI — первой половине XVII в. большинство земель Юго-Восточной Европы — Болгария, Греция, Сербия, Албания, Босния, Македония, Герцеговина, Воеводина — находились под властью Османской империи. Ее вассалами были Валашское, Молдавское и Трансильванское княжества, а также Дубровник. Дубровницкая республика, расположенная на Адриатике, уплачивала Порте ежегодную дань — харадж в 12 500 дукатов, поэтому Порта считала дубровчан своими подданными; зависимость Дубровника от Порты была обусловлена также тем, что по всей сухопутной границе республика соседствовала с османскими владениями. Часть прибрежных земель и островов на Адриатике и Ионийском море, как и Крит, принадлежали Венецианской республике. Словенские земли Австрии, разделявшиеся на ряд давних территориально-государственных образований (Каринтия, Крайна, Штирия, графство Горица), входили в состав многонациональной державы Габсбургов. Вместе с тем австрийские эрцгерцоги в силу избрания Фердинанда I Габсбурга королем Венгрии и Хорватии (1526 г.) приобрели власть и над хорватскими землями, часть которых уже в XVI в. была захвачена османами. Таким образом, южнославянские области были лишь одной из многих составных частей феодальной монархии, отличительной чертой которой было сословное представительство. Административно-территориальная дробность, господство феодалов в политической и экономической области сочетались и с наличием центральной власти Габсбургов, вначале выражавшейся только в существовании единой династии и лишь постепенно начавшей создание централизованного аппарата управления.
Нужда Габсбургов в средствах для создания армии приводила в Словении к новым уступкам дворянству в ответ на его согласие утвердить налоги; в Хорватии длительная османская угроза и военное противостояние в соединении с централизаторскими стремлениями династии привели в XVI в. к административному разделу хорватских земель, еще не захваченных османами, наБанскую Крайну, или Банскую Хорватию, — провинцию, возглавлявшуюся королевским наместником — баном, и Хорватско-Славонскую Крайну, включавшую земли на рубеже с Османской империей. Реальная власть в Хорватско-Словонской Крайне находилась в руках командования наемных императорских отрядов. Политика габсбургской централизации, имевшая целью более тесное объединение всех подвластных земель, закономерно приводила к заметному ущемлению сословных привилегий местной феодальной верхушки. Такое ограничение традиционных национальных государственно-правовых институтов открывало возможности для германизации земель, включенных в состав Австрийской державы, особенно Словении.
Однако реальные успехи этой политики Габсбургов в принадлежавших им южнославянских землях были неодинаковы. Если в словенских землях в середине XVI в. сословия добились некоторых уступок от центральной власти, в том числе и в вопросах вероисповедания в связи с Реформацией и ростом влияния протестантов, то уже в конце XVI — начале XVII в. успехи контрреформации позволили Габсбургам значительно ослабить роль местных сословных собраний и укрепить свою власть в этих землях. В Хорватии и в XVII в. позиции местного дворянства, особенно крупных магнатов, оставались еще сильными: хорватские феодалы требовали вернуть области, непосредственно подчиненные центральным венским учреждениям, в состав Хорватского королевства; их целью было не только возвращение своих прежних земельных владений и расширение их за счет Османской империи, но и закрепощение свободного крестьянства, составлявшего значительную часть императорского войска на границе с Османской державой.
Иной тип политической структуры представляли венецианские провинции на Балканах и Дубровник. Город-государство Дубровник, используя покровительство соседних феодальных держав, сохранил свою независимость от Венеции; города-коммуны Котор, Сплит, Задар были вынуждены признать власть Венеции или же были просто ею захвачены.
В южнославянских и греческих приморских районах и островах Венеция полностью подчинила местное население в политическом и экономическом отношении. В прежде самостоятельных городских коммунах правительство «Светлейшей» назначало своего правителя — венецианца. Он осуществлял реальную власть в пределах коммуны, участвуя в судебном разбирательстве вместе с выборными из числа местных нобилей, надзирая за обороной города и деятельностью низших чиновников коммуны. Усиливая контроль за своими адриатическими владениями, Венеция создала в конце XVI в. также пост верховного правителя балканских провинций — генерального провидура Далмации и Албании с резиденцией в Задаре; другой наместник контролировал греческие колонии республики — Ионические острова и Крит.
Резко ограничив автономию подчиненных ей городских коммун, Венеция в то же время была вынуждена допустить сохранение прежних органов местного самоуправления, продолжавших вести городские дела под постоянным контролем венецианских правителей. Недовольство местного населения обостряло борьбу главных сословий — патрициев и попола-нов-пучан в коммунах. Пополаны стремились добиться участия в Большом совете — Великом вече города, где всем вершили патриции, и уравне-нения прав пополанских советов с Большим советом. После упорной борьбы во многих коммунах Далмации пополаны все же добились расширения своих политических прав, участия в решении основных городских проблем.
Политическая система Дубровницкой республики сохранила почти неизменные черты сложившегося здесь ранее коммунального строя, связанного с полным засильем местного патрициата (властела по-сербохорватски). Вся государственная власть в республике принадлежала замкнутой касте патрициев, которая препятствовала расширению круга правящих патрицианских семей Дубровника, не говоря уже о жителях окрестных селений и островов. Политическое господство дубровницких нобилей облегчалось весьма благоприятными экономическими условиями, расцветом торговли, усилением дифференциации в среде пополанов. Выделение наиболее зажиточных слоев пополанства привело к созданию новых замкнутых корпораций, отделенных от массы городских жителей, но не получивших доступа к власти.
Политическая структура Османской империи и ее балканских владений была существенно иной. Управление всеми владениями султана в Европе, Азии и Африке осуществлялось из Стамбула (Константинополя), где находился двор султана и Высокая Порта — правительство империи. Гражданскую и военную администрацию на местах возглавляли наместники — беглербеги; вначале все подвластные Порте земли на Балканах — Румелия — находились в ведении румелийского беглербега. Позднее, с завоеванием османами территории Венгерского королевства, были созданы особые наместничества с центрами в Буде (1541 г.) и Темешваре (1552 г.); часть румелийских провинций затем была выделена в Боснийский беглербеглук (1580 г.). В более мелких административных единицах — санджаках и нахиях — управляли низшие османские чиновники, подчиненные соответствующим беглербегам и в целом Порте.
Существование монархической власти и централизованной системы управления, однако, не позволяет ставить политическую систему Порты в один ряд с восточными деспотиями или европейскими абсолютными монархиями. Вся администрация состояла из османских чиновников и вершила управление по османским законам и нормам исламского права. Специфической чертой Османской державы было и отсутствие сословного представительства. Османская империя возникла в Азии и Юго-Восточной Европе путем весьма обширных завоеваний иноверческих и иноэтнических территорий, следствием чего было уничтожение таких самостоятельных христианских государств, как Византия, Сербия, Болгария, Босния и др., и превращение всех народов этой части континента в подвластное Порте и османскому феодальному классу бесправное население. С образованием политической структуры, по своему существу и происхождению враждебной устремлениям населения покоренных стран, появились и черты теократического господства.
Османские завоеватели распространяли теократический принцип власти не только на взаимоотношения господствующего народа, господствующей веры, и покоренных народов, но и на отношения в среде иноверных, немусульманских подданных султана. После завоевания балканских земель была введена так называемая система миллетов — религиозных общин. Стремясь обеспечить поддержку местного христианского духовенства для упрочения своего господства в захваченных землях Юго-Восточной Европы, Порта сделала главой первого и самого многочисленного греческого миллета-общины патриарха Константинополя; высшее греческое духовенство, ставшее полномочным и единственным посредником всех православных жителей империи в сношениях с Портой, смогло закрепить и свое привилегированное положение в южнославянских землях, где самостоятельные Тырновская (болгарская) и Печская (сербская) патриархии были уничтожены. Лишь после восстановления Сербской патриархии в 1557 г. с разрешения Порты сербские иерархи могли выступать в такой же роли, соперничая с греческими патриархами и католическими клириками. Аналогичные церковные общины были созданы в начале XVI в. для армян-гри-гориан и для иудеев, число которых особенно возросло в Салониках и других балканских городах после их изгнания из Испании.
Система миллетов укрепляла османскую власть на Балканах, обеспечивая сотрудничество высшего духовенства немусульманских народов с Портой. Предстоятели миллетов, получая определенные привилегии от Порты, разрешение взимать церковные сборы в свою пользу, вести судебные дела единоверцев, выступали в роли не только религиозных, но и светских руководителей своей паствы под эгидой Порты. В то же время они в какой-то мере поддерживали этногосударственные традиции своих народов, что неоднократно вызывало жестокие репрессии османских властей.
Важную роль в упрочении османской администрации на Балканах играло и сохраненное Портой местное самоуправление покоренного населения — греков, албанцев, южных славян. Полуфеодальная верхушка немусульманских народов, получая от османских властей небольшие налоговые льготы и отдельные привилегии, выполняла их распоряжения по сбору налогов, отряжала крестьян для выполнения государственных повинностей, оказывала содействие посланцам и отрядам Порты. Включение местного самоуправления в систему османской администрации облегчало ведение дел чиновниками Порты, но в то же время создавало и возможности для объединения покоренного населения, для выступлений его против османской власти.
Эти особенности османского управления балканскими землями привели к появлению здесь уже в XVI в., а еще в большей мере в XVII в. самостоятельных или полусамостоятельных областей, обычно в горных, малодоступных районах — в Албании, отчасти в Греции и Черногории, где местные жители в ходе долгой и упорной борьбы добились фактического упразднения османской администрации, налоги Порте уплачивали лишь эпизодически, зачастую только в результате карательных походов войск Порты. В таком положении находились горцы прибрежной области южной Албании — Химары, жители Черногории, округа Мани в Южном Пелопоннесе, отбивавшиеся от посягательств османских феодалов и ссылавшиеся обычно на привилегии, якобы полученные от султанов (постепенно, с ослаблением Порты, султаны их признавали и утверждали). Сходных прав сумели добиться от Порты и жители греческих островов Эгейского моря — Наксоса, Тасоса, Пароса, Пеары и др., привилегии которых были подтверждены в 1580 г. султаном Мурадом III. В период длительных войн Османской империи с другими державами, особенно в конце XVI — начале XVII в., эти фактически автономные или полуавтономные области оказывались лишь в номинальной зависимости от Порты.
В целом политические структуры в Юго-Восточной Европе в XVI — первой половине XVII в. отличались значительным своеобразием. Феодальная абсолютная монархия, уже одержавшая серьезные успехи в Западной Европе, делала лишь первые шаги в южнославянских владениях Габсбургов, в Хорватии и Словении, что объясняется прежде всего подавляющим господством феодального способа производства, засильем феодальных землевладельцев в политической системе, слабостью торгово-ремесленных городских слоев.
Немаловажным отличием политических систем, существовавших в Юго-Восточной Европе, от структур Запада был также периферийный, зависимый характер администрации подавляющего большинства этих земель, реальное или даже формальное отсутствие государственной самостоятельности у местного населения, за исключением Дубровника. Государственная власть обычно была чуждой, иноэтничной, более того — иноверной, что было следствием завоевания южнославянских земель, Албании и Византии османами, присоединения некоторых греческих и южнославянских городов и островов Венецией, превращения Хорватии и словенских земель в зависимый придаток Австрийской монархии Габсбургов и тем самым Германской империи. Отсутствие самостоятельной государственности для большей части местного населения означало консервацию самых тяжких форм зависимости и угнетения и средневековых политических структур. Примечательной чертой является сохранение у подвластных османам народов таких низших звеньев прежней политической системы, как самоуправление в общинах, сильных элементов вековых государственноправовых и этносоциальных традиций, которые, несмотря на стремление Порты подчинить их своим интересам, использовались в ходе освободительной антиосманской борьбы. Наконец, важной чертой османской политической структуры было наличие теократических особенностей, определявших не только отношения привилегированного и неполноправного населения, но и взаимоотношения внутри отдельных религиозных общностей немусульманских жителей Османской державы.
В начале XVI в. в Валахии усилилось османское влияние, проводником которого в княжестве становится крупное боярство Крайовы. Благодаря своим богатствам и родственным связям с турецкими сановниками крайов-ские бояре оказывали давление на господаря, заставляя его действовать в русле своих интересов и политики Порты. Влияние их на политическую жизнь княжества заставляло господарей добиваться их поддержки для утверждения на престоле.
В годы правления Раду Великого (1495–1508) крайовские бояре на-столько усилились, что стали действовать в рамках административно самостоятельной бании с центром в г. Крайове. Попытки господарей Михни и Влада Молодого, порвав с Портой, проводить самостоятельную политику, закончились для них трагически. При поддержке крайовских бояр на валашском престоле утвердился Нягое Басараб (1512–1521). Ему удалось укрепить господарскую власть и стабилизировать внутриполитическое положение в княжестве, установить отношения с Венгрией, Польшей, Венецией, папством. В правление Нягое Басараба экономическое и политическое влияние бояр Крайовы усилилось, выросла административная самостоятельность бании, оформились ее аппарат и войско. После смерти Нягое началась борьба боярских группировок за господарский престол в Валахии. Султан использовал обстановку в княжестве для укрепления своего влияния. Никопольский паша Мехмед-бей, вступивший с войсками в Валахию на помощь сыну Нягое Феодосию, стал вводить в княжестве турецкую администрацию.
Внутриполитическая неустойчивость в княжестве дополнялась сложным международным положением, когда обострилось соперничество Османской империи и Габсбургов за преобладающие позиции в карпато-ду-найском регионе. Господарь Раду Афумаць, получив валашский престол при поддержке венгерского короля, вынужден был вскоре признать вассальную зависимость от Порты и согласиться на увеличение ежегодной дани — хараджа с 12 до 14 тыс. золотых. Попытка Раду прибегнуть к помощи Габсбургов вызвала заговор проосмански настроенных бояр, в результате которого он был убит. За связи с Габсбургами поплатились престолом и последующие три господаря. Господарь Мирча Чобану, стремясь стабилизировать положение в княжестве, принял меры по ограничению власти крупного боярства. Многие из бояр, недовольных его политикой, бежали в Трансильванию и при поддержке Порты дважды устраняли Мирчу. После смерти Мирчи боярские усобицы в княжестве обострились. За усиление господарской власти выступали хмелкие и средние бояре, которым противостояло крупное боярство, связанное экономическими и политическими интересами с Портой и выступавшее при ее поддержке против централизации за усиление своих позиций в стране.
Султан был заинтересован в сохранении в Валахии внутриполитической неустойчивости. Порта поддерживала борьбу боярских группировок, в ходе которой, оказывая то одной, то другой из них помощь в получении престола, укрепляла свои позиции в княжестве.
В Молдавско. м княжестве в начале XVI в. также усилилось влияние крупного боярства. В первой четверти XVI в. проявились децентрализа-торские тенденции крупного молдавского боярства, становившиеся опасными по мере возрастания для княжества османской военной угрозы. В это время активизировались крымские татары, постоянно нападавшие на северо-восточные границы Молдавского княжества. В этих условиях, когда Венгрия и Польша стремились к мирным отношениям с османами, молдавские господари были вынуждены также сохранять мир с султаном, выплачивая ему ежегодную дань.
Крупные бояре, связанные классовыми интересами с польскими феодалами и стремившиеся направить княжество в русло анти османской европейской политики, добились договором 1518 г. признания Молдавским княжеством польского сюзеренитета, а в 1522 г. в Польшу отправилось молдавское посольство. Но нарушение мира с Портой не входило в расчеты польского короля. Тем более что позиции султана в карпато-дунайском регионе усилились в результате разгрома венгерской армии при Мохаче в 1526 г. и последовавшего за ним распада королевства Венгрии.
В 20—30-х годах XVI в. дань княжества Порте повысилась с 8 до 10 тыс. золотых. Обострившимся отношениям с Польшей молдавский господарь Петр Рареш стремился противопоставить союзные отношения с Россией. С этой целью он дважды направлял своих послов в Москву. В 1535 г. он договорился о Фердинандом I Габсбургом об участии Молдавского княжества в антиосманских военных действиях. Чтобы расправиться с неугодным господарем, султан Сулейман 1 в 1538 г. во главе огромной армии вторгся в княжество. Недовольная сильной господарской властью боярская группировка выступила против Рареша и с одобрения Порты посадила на престол нового господаря. Рареш был вынужден покинуть княжество. В его столице Сучаве расположился османский военный гарнизон. К султанским владениям были присоединены значительные территории княжества между Прутом и Днестром.
В результате османской экспедиции 1538 г. позиции султана в княжестве укрепились.
В 1541 г. султан вернул в Молдавское княжество Петра Рареша с условием увеличения хараджа до 12 тыс. золотых, сохранения османского гарнизона в Сучаве, признания территориальных изменений, а также присылки его сына в Стамбул в качестве заложника. Рареш снова попытался установить связи с Габсбургами, но его антиосманским планам не суждено было осуществиться. Порта усилила политическое и экономическое давление на Молдавское княжество. Один из преемников Рареша должен был по приказу султана участвовать в османских военных экспедициях 1551 и 1552 гг. против сторонников Габсбургов в Трансильвании. При утверждении нового молдавского господаря в 1553 г. Порта увеличила харадж до 30 тыс. золотых.
Укреплению позиций султана в княжестве способствовала внутриполитическая неустойчивость, вызванная оппозицией крупного молдавского боярства центральной власти. Выступая против усиления того или другого господаря, выдвигая новых претендентов на престол с целью обеспечения своих интересов, боярские группировки пытались заручиться поддержкой Габсбургов или Польши. Порта использовала такую обстановку для смещения неугодных ей господарей и все большего вмешательства в дела княжества.
Внутренние распри, военные действия, связанные с воцарением господарей, возросшие султанские требования разоряли княжество, ухудшали его экономическое положение.
К концу XVI в. в Молдавском княжестве усилились освободительные стремления. Наряду с попытками получить помощь извне господари использовали антиосманские настроения внутри княжества. В 1574 г. движение против султана возглавил господарь Ион Вода, опиравшийся на отряды служилых и ополченцев из крестьян и горожан. На стороне господаря выступили вначале и отдельные группы бояр. На помощь ему пришли отряды запорожских казаков гетмана Ивана Сверчевского. Но превосходящими военными силами, к которым примкнули и татары, султан подавил движение. В решающем сражении у Катульского озера 10 июня 1574 г. бояре предали Иона Воду. Мятежный господарь был казнен султаном, княжество подверглось страшному разорению. Расправа с Ионом Водой вызвала новую волну освободительных движений, которые поддерживали прибывавшие в княжество запорожские казаки. В ходе этих движений появлялись многочисленные претенденты на молдавский престол, выдававшие себя за близких родственников Иона Воды и использовавшие антиосманские действия для достижения власти.
К концу XVI в. прочно утвердилась вассальная зависимость Валашского и Молдавского княжеств от Османской империи, оформились условия вассалитета. Дань султану стала ежегодной. Обязанность княжеств выставлять отряды войск во главе с господарем для участия в османских военных экспедициях превратилась в постоянную. Порта присвоила себе право утверждать на валашском и молдавском престолах господарей, избираемых местными боярами. Господари были обязаны посылать в Стамбул сыновей или близких родственников в качестве заложников.
Используя политическое господство крупного боярства и внутренние распри различных боярских группировок, а также сложное внешнеполитическое положение княжеств, султан постепенно подчинил себе их социально-политическую систему, хотя юридически княжества продолжали сохранять государственную автономию. Господарь и боярский совет, который по османскому образцу стал называться диваном, превратились во второй половине XVI в. в главный инструмент османской экономической эксплуатации княжеств, которая была выгоднее Порте, чем их прямое подчинение.
Право утверждения избираемых боярами господарей превращается с конца XVI в. в систему прямого назначения их султаном без совета с боярством, что приводило к росту денежной суммы, уплачивавшейся претендентом за получение престола. Кроме того, Порта установила периодическое утверждение господаря на престоле с уплатой определенной суммы через каждые три года, а затем и ежегодно.
Система назначений делала невозможным утверждение в княжествах неугодных Порте господарей, в том числе претендентов, поддерживаемых Габсбургами и Польшей. Как средство политического давления и выкачивания денег из княжеств Порта все чаще стала использовать многочисленных претендентов на господарство, готовых заплатить любую сумму за престол. Заинтересованность султана и его сановников в увеличении средств, выкачиваемых из княжеств, приводила к частой смене господарей. Только за XVI–XVII вв. на валашском престоле сменилось 48 господарей, на молдавском — 50. Расходы претендентов и господарей на приобретение престола и его сохранение тяжело отражались на экономике княжеств и ложились непосильным налоговым бременем на население.
Неизбежным результатом этих явлений, связанных с усилением вассальной зависимости княжеств от Османской империи, было падение с конца XVI в. значения института господарей, а следовательно, ограничение внутренней функции сохранявшейся в системе империи государственности княжеств.
Внешняя политика княжеств оказывается к этому времени полностью связанной с интересами султана. Валашский и молдавский господари, признавая сюзеренитет султана, не имели права заключать договоры с другими государствами. Нарушение этих условий являлось для султана юридическим основанием для смещения неугодных ему господарей. Такое положение княжеств давало возможность Порте держать под контролем их внешние связи.
Относительная самостоятельность питала в самих княжествах стремление к восстановлению независимости. В своих освободительных чаяниях молдавские и валашские господари возлагали надежды главным образом на помощь Габсбургов, Венгрии и Польши.
Внешнеполитические интересы сближали княжества в отдельные периоды и с Россией. По мере активизации русской балканской политики усиливаются прорусские настроения в княжествах, ориентация их в своем стремлении к освобождению на Россию. В международной обстановке XVI в. в связи с расширением османской экспансии господари проводили политику лавирования, использовали соперничество крупных держав в своих интересах.
Начавшаяся к концу XVI в. конфронтация Габсбургов и Османской империи за преобладание на юго-востоке Европы усилили освободительные стремления в Дунайских княжествах. Молдавский господарь Арон (1591–1595), валашский господарь Михай Храбрый (1593–1601), трансильванский князь Жигмонд Батори примкнули к антиосманской Священной лиге, созданной по инициативе императора Рудольфа II и папы Климента VIII. В рамках лиги при поддержке трансильванского князя и молдавского господаря Михай начал военные действия против султана. Первые его антиосманские акции были успешными. Но в 1595 г. молдавский престол занял Иеремия Могила, ставленник бояр, тесно связанных с польскими феодалами, стремившимися сохранить мир с Портой. Это означало выход Молдавского княжества из лиги. Между тем войска Габсбургов терпели от османов одно поражение за другим. В такой обстановке Михай был вынужден в октябре 1596 г. пойти на перемирие с султаном. В мае 1598 г. Михай заключил договор с императором Рудольфом II, которого признал сюзереном в обмен на признание своего наследственного права на господарский престол в Валахии и обещание императора субсидировать валашское войско из 5 тыс. наемников. Чтобы упрочить свое положение в княжестве, Михай принял меры по укреплению власти: был усилен аппарат управления в центре и на местах, путем земельных дарений господарю удалось создать социальную опору в княжестве, ядром которой стало военно-служилое сословие. Получаемые от императора средства позволили Михаю расширить военные силы княжества, главным образом за счет наемников, среди которых были болгары, сербы, албанцы, поляки, казаки.
Политика Михая встречала сопротивление со стороны боярской группировки, выступавшей против централизаторской деятельности господаря. Боярская оппозиция активизировалась особенно в момент, когда перед господарем встали внешнеполитические трудности. Это заставило Михая осенью 1598 г. заключить договор с султаном на условиях уплаты дани. Оппозиционные боярские группировки пытались заручиться поддержкой молдавских бояр и польских феодалов. Положение Михая осложнилось, когда трансильванским князем стал Андраш Батори, сторонник польского гетмана Замойского и Иеремии Могилы.
В октябре 1599 г. Михай предпринял поход в Трансильванию; в результате успешных военных действий, поддержанных местными отрядами секеев, его войска заняли столицу княжества Алба-Юлию. Несмотря на учреждение Михаем органов гражданской и военной администрации для управления Трансильванией, здесь сохранялись прежнее государственное устройство и местное управление во главе с венгерскими феодалами.
Весной 1600 г. Михай совершил поход на Молдавское княжество и занял его большую часть со столицей Яссы. После этой акции в руках Михая формально сосредоточилась власть над тремя княжествами. Но ввиду отсутствия внутриполитических предпосылок это объединение княжеств в международных условиях начала XVII в. оказалось кратковременным.
Уже осенью 1600 г. против Михая поднялась трансильванская знать, которую поддержал имперский генерал Баста. Потеря Трансильвании ослабила положение Михая, которым воспользовался Ян Замойский. Польские войска заняли Молдавское княжество и вторглись в Валахию, где боярство поддержало претендента на престол Семена Могилу. Михай покинул Валахию и уехал в Вену. Император Рудольф II предоставил ему средства для организации наемного войска; Михай открыл военные действия, чтобы вернуть Габсбургам власть в Трансильвании, где на княжеский престол в 1601 г. вернулся Жигмонд Батори. Состоявшееся примирение Михая с Баетой позволило их объединенным силам разбить войска Батори. Возможность возвращения Михая на валашский престол сплотила его противников, в результате заговора которых в 1601 г. он был убит.
Начался период ослабления господарской власти, ведущую роль в политической жизни княжества стало играть крупное валашское боярство, превратившее господаря в орудие осуществления своих экономических и политических интересов.
В связи с появлением в княжествах в XVII в. в среде служилых бояр выходцев из различных районов Османской империи начинается проникновение в управление княжествами греков-фанариотов, происходивших из богатого стамбульского квартала Фанар. Ущемление местного боярства обострило борьбу между различными группировками господствующего класса. Порта, поддерживая фанариотов, поощряла эту борьбу, использовала ее для усиления своего влияния в Валахии. Местные бояре стремились отстоять свои права, и при господаре Раду Леоне им удалось законодательно закрепить свои административные и фискальные привилегии.
Укрепление центральной власти происходит со вступлением на валашский престол Матвея Басараба (1632–1654). Ограничивая проникновение в княжество фанариотов и опираясь на местное боярство, он сумел на довольно длительный период упрочить свое господарство. Антифанариот-ская политика привела его к конфликту с Портой.
Усиление влияния боярства на политику господарей становится характерным и для Молдавского княжества в первые десятилетия XVII в. Борьба боярских группировок за власть, прибегавших к помощи извне, превращалась здесь в предлог для постоянного вмешательства в дела княжества соседних Речи Посполитой и Османской империи.
В результате османо-польокбто соперничества, перераставшего в открытые военные столкновения, нё молдавском престоле один господарь сменял другого. Группировке молдавских бояр, пользовавшихся поддержкой польских магнатов, противостояла партия проосманской ориентации. Внутриполитическая неустойчивость, углублявшаяся вмешательством извне, отрицательно сказывалась на развитии экономики княжества, на положении его населения.
Политическая жизнь княжестна несколько Стабилизировалась после заключения в 1621 г. мирного османо-польского договора. При господаре Василии Лупу (1634–1653) укрепляется центральная власть. В управлении княжеством усиливается влияние стамбульских греков, все больше оттеснявших местных бояр. Стремясь посадить на престол Валахии своего сына, Лупу вел длительную борьбу с Матвеем Басарабом.
Внутриполитическая консолидация Валашского и Молдавского княжеств создала условия для активизации их внешней политики. Складывавшаяся в 30—40-е годы в Юго-Восточной Европе международная ситуация способствовала появлению освободительных планов в княжествах. В частности, молдавский и валашский господари установили связи с Россией, которые с середины XVII в. все больше укрепляются.