Глава 1. О чем знал Яго, но не знал Анатолий Эфрос

Понятия не имею, с чьей легкой руки пошло гулять по свету ложное утверждение, что Шекспир "небрежен". Возможно, тот, кто сказал об этом первым, ошибался искренне. Но армия тех, кто бездумно это повторял и повторять продолжает, не заслуживают снисхождения. Стыдно - выдавать свою творческую немощь за "небрежности" гения.

Не спорю: в работах Шекспира мелкие разночтения и микроскопические несовпадения есть - тут и пиратское копирование сказалось, и поздние вставки, и т.д. Однако все эти подлинно существующие шероховатости не имеют никакого значения, поскольку никоим образом не влияют на мотивацию героев и не искажают смысл и логику их поступков.

Но есть и другие "шероховатости" - фальшивые.

И очень жаль, когда авторами этих фальшивок являются люди умные и даже талантливые, давно признанные за авторитет, с которыми благоговейно не спорят и каждый неверный чих которых автоматически возводится в ранг истины в последней инстанции. В итоге одно случайное недомыслие, мгновенно породив мушиное племя последователей, полностью искажает авторскую задумку.

Суть ошибки почти всегда одинакова - выхватывается какой-то фрагмент или какая-то отдельная характеристика и на основании только одного элемента делается абсолютно безответственное, пусть и эффектное, заявление. Так поступил, например, Александр Сергеевич Пушкин, выдав на поколения вперед фразу о том, что "Отелло не ревнив, он доверчив", и этим сбив с толку не один десяток режиссеров, сломавших голову над нелогичностью данной формулировки (в контексте всех личных отношений героя в пьесе) и приложивших немало пустых усилий, чтобы это несоответствие хоть как-то замаскировать. В итоге же ошибка Пушкина была записана на очередную "небрежность" Шекспира.

Иногда, сталкиваясь с подобным, становится очень грустно. Работая над эссе, я перечитывала книги Анатолия Эфроса "Профессия: режиссер" и "Репетиция - любовь моя", в той части, где идет разбор "Отелло". И опять натолкнулась на то же снисходительное отношение к Шекспиру...

Сравнивая Шекспира со Станиславским, Эфрос делает вывод не в пользу драматурга: "Видимо, сам Шекспир далеко не всегда мыслил с такой же обстоятельностью. Реалистическая скрупулезность, какая была свойственна Станиславскому, кажется, не занимала его <...> Шекспир был небрежен..."

Грустно, когда гения уличает в небрежности тот, кто сам небрежен. Ужасно, когда подобное позволяет себе один из лучших режиссеров. Но, может быть, я ошибаюсь, и Эфрос прав?

Давайте посмотрим.

*

Вот Эфрос приводит якобы пример якобы неаккуратности Шекспира:

"Он даже мог забыть, например, что Кассио в первом акте не знает о Дездемоне. А в третьем она говорит о нем как о лучшем помощнике при ее похищении. Конечно, можно найти тут забавный актерский ход, будто Кассио скрывает от Яго в начале пьесы, что знает о Дездемоне. Скорее всего, так оно и есть, но Шекспир был небрежен в подобных делах очень часто..."

Ну почему же забыл?

Во-первых, ничего Шекспир не забыл. А во-вторых, именно Шекспир лучше всех помнит, что уже в первом акте Кассио о существовании Дездемоны прекрасно осведомлен! А вот почему Кассио делает вид, что не знает никакой Дездемоны, это уже другой вопрос. И вопрос интересный, проливающий прямо-таки потоки света на многие события в пьесе...

И если вы все же прочитали цитату из Эфроса, то увидели, что эта здравая мысль пришла-таки режиссеру в голову, но... как пришла, так и ушла. И даже сложилось впечатление, будто Эфрос устыдился этой своей здравой мысли, словно подумал что-то неприличное, непозволительное для воспитанного человека - посмотрите, с какой извиняющейся снисходительностью он озвучивает ее: "Конечно, можно найти тут забавный актерский ход, будто Кассио скрывает от Яго в начале пьесы, что знает о Дездемоне".

Да почему же забавный? Самый верный ход. И при этом единственно верный! И сам же Эфрос это чувствует: "Скорее всего, так оно и есть, но..."

Но - что?

А ничего вообще!

И вот уже умный человек говорит откровенную глупость: скорее всего, говорит Эфрос, мысль верная и Кассио действительно скрывает в первом акте, что знает и о Дездемоне, и о ее браке с мавром. Но, говорит Эфрос, я не буду признавать эту верную мысль за верную мысль, потому что Шекспир часто был небрежен, и значит, я не могу доверять своей собственной верной мысли.

Вот такая "логика".

Вот такой забавный режиссерский ход.

Следуя такой странной логике, следующим шагом Эфроса должно было стать сомнение, что наемник Отелло мавр: а вдруг Шекспир и тут допустил небрежность и Отелло никакой не мавр и не наемник, а парикмахер из Бердичева?

Потому что нельзя здесь играть, а там рыбу заворачивать.

*

Но почему же все-таки Эфрос от этой верной мысли отмахивается? Уж не потому ли, что если эту верную мысль принять как именно верную, то летит к черту вся такая удобная, вся такая давно и прочно укоренившаяся канва? Да и вообще вся классическая концепция летит к черту! А другой концепции нету. А чтобы она появилась, нужно провести кропотливейшую работу: взять пьесу, поставить галочки на всех местах, которые кажутся непонятными, и методом простых - ибо это очень важно, когда простых! - логических умозаключений постараться выяснить, какие же все-таки побудительные мотивы героев прячутся за этими пока еще неясными поступками этих же героев.

Но это - огромная работа.

И чтобы ее проделать, нужен не только самостоятельный склад ума - нужна, уж потерпите уместный пафос, вера в Шекспира. Безусловная вера в то, что Шекспир по крайней мере не глупее нас умных. И, разумеется, без всякого снисходительного похлопывания гения по его нерадивому плечу - иначе такая вот простота в сотый раз окажется хуже воровства. Только при таком условии одна тоненькая ниточка способна размотать тот самый клубок надуманных "небрежностей", которые в результате потрясут вас блестящей, поистине гениальной работой драматурга.

Так что Эфрос попросту испугался.

Испугался, что, потянув за эту ниточку, он не осилит весь клубок - разрушит свое устоявшееся понимание трагедии, но ничего не найдет взамен. И тогда он предпочел высмеять свою верную догадку, насильно придушив свое чутье расхожими бреднями про "небрежности Шекспира", - лишь бы оправдать свою собственную небрежность.

А небрежностей Эфрос позволил себе немало!

Например, рассуждая о Яго и перечисляя все его обиды на Отелло, он включает в них следующее: "Он оскорблен еще и тем, что от него было скрыто похищение Дездемоны".

Разве?

Ну вот давайте с этого мы и начнем.

*

Итак, знал ли Яго о похищении Дездемоны? Эфрос утверждает - не знал, похищение было от него скрыто. Я же говорю - знал, и даже в немалых подробностях. Чтобы это доказать, я сейчас произведу логическую реконструкцию части происшедшего, в процессе чего нам и откроется истина.

...Ночь. Дездемона уже бежала из дома, тайно обвенчалась с Отелло, и теперь они собираются в гостинице предаться брачным утехам. В это время к дому отца Дездемоны - сенатора Брабанцио идут двое: Яго (поручик Отелло) и Родриго (венецианский дворянин, влюбленный в Дездемону, которого Яго использует в своих целях).

Родриго упрекает Яго в том, что тот брал у него деньги, обещая взамен любовь Дездемоны, а сам даже не сообщил ему о том, что девушка этой ночью собиралась обвенчаться с мавром: "Я очень обижен тем, что ты, Яго, который располагал моим кошельком, как своей собственностью, знал об этом". Яго уверяет, что он об этом и понятия не имел: "Черт побери! Да ведь вы слушать не хотите. Если мне снилось такое дело, можете гнушаться мной".

Видимо, всего лишь эта реплика Яго как раз и уверила Анатолия Эфроса в том, что Отелло скрыл от своего поручика свою предполагаемую женитьбу и что о женитьбе своего патрона Яго узнал лишь после того, как она свершилась.

Однако заметим: эти слова Яго говорит не кому-нибудь, а Родриго, которого постоянно водит за нос. А в таком случае можно ли использовать эти слова Яго в качестве доказательства того, что Яго ничего не знал? Да ни в коем случае! Иначе догадка Родриго о том, что Яго водит его за нос, теряет всякий смысл. Это первая подсказка Шекспира.

Но читаем дальше.

На этот раз Родриго понадобился Яго для того, чтобы тот - после того, как они оба нарочно поднимут переполох у дома Брабанцио - привел сенатора к гостинице, в которой остановились Отелло и Дездемона. Сам же Яго собирается заранее скрыться: по его словам (он скажет это чуть позже), он не может быть свидетелем на дознании после того, как Брабанцио возьмет Отелло под стражу - потому, дескать, что мавру-то ничего не будет, пожурят и отпустят, а вот Яго от мавра здорово влетит: "По моему положению неприлично, да и невыгодно выступить свидетелем против мавра, чего не миновать, если я останусь".

И вот Родриго кричит под окнами сенатора:

"Синьор, я готов за все ответить. Но позвольте спросить: если имеется ваше желание и мудрейшее согласие, - как я уже отчасти подозреваю, - на то, чтобы ваша прекрасная дочь отправилась в глухой час ночи, когда ни зги не видно, без всякой охраны, кроме наемного гондольера, в грубые объятия похотливого мавра, - если все это вам известно и сделано с вашего согласия, в таком случае мы виноваты перед вами в нахальном и дерзком поведении".

Это очень важная реплика Родриго, поэтому, кто поленился ее прочитать, все-таки вернитесь и прочитайте.

Что же дальше?

А дальше, после того, как в доме Брабанцио началась суета, Яго, собираясь уйти, инструктирует Родриго, где им с Брабанцию следует искать Отелло: "Чтобы наверняка найти его, ведите погоню к "Стрельцу". Я буду там вместе с ним".

А теперь внимание!

Закономерный вопрос, содержащий в себе вторую подсказку Шекспира: а откуда вообще Родриго мог знать подробности побега? Что Дездемона покинула дом в глухой час ночи, что она ушла без всякой охраны и что ее караулил только один человек - наемный гондольер? Не слишком ли много подробностей для ничего этого не видевшего человека?

Но если Родриго уж точно не присутствовал при побеге (что ясно хотя бы потому, что это Яго ведет его к дому Брабанцио и инструктирует по дороге, а не наоборот), тогда кто же присутствовал? Кто мог ему все эти подробности рассказать? Только один человек - Яго!

Третья подсказка Шекспира: откуда Яго знает еще и тот факт, что Отелло в этот час находится в "Стрельце"? Кто мог ему об этом сказать?

Четвертая подсказка Шекспира: Яго говорит, что в этом самом "Стрельце" он будет вместе с Отелло. То есть появление там Яго нисколько не удивит мавра!

Что же следует из этих четырех (!) авторских подсказок? Правильно. Яго врет - он все знал с самого начала! Он прекрасно знал о готовящемся тайном венчании. И никакой обиды на Отелло тут у него не может быть, не надо высасывать из пальца то, что полностью противоречит тексту. Просто Родриго слишком простодушен, чтобы суметь уличить Яго во вранье, хотя и чувствует, что тот в очередной раз обводит его вокруг пальца.

Но если Родриго все-таки имел право быть простодушным, то режиссер обязан уметь видеть все эти авторские подсказки - ибо они для режиссеров и писаны.

*

В качестве возражения можно, конечно, предположить, что Отелло привлек Яго к делу и впрямь уже после того, как женился. Однако как же это себе представить? Ну смотрите: вот гондольер подплывает к дому сенатора, подает условный знак Дездемоне. Она ждет этого знака явно не у дверей, ей нужно время спуститься, прокрасться. Наконец она выходит, садится в лодку, куда-то плывет. Это еще время. Потом она приходит на постоялый двор, встречается с Отелло, начинается обряд венчания... На все эти действия уйдет как минимум час - и это как минимум!

А дальше опять время: теперь Отелло должен кого-то послать за Яго - и пока еще за ним сбегают! И пока еще он сам прибежит! И пока еще ему объяснят, где ему надо стоять и за кем следить! И пока еще Яго прибежит к дому Брабанцио!.. На все это уйдет еще как минимум час. Вы что же, всерьез полагаете, что такой матерый волк, как Отелло, на целых два часа (как минимум) оставит дом сенатора без присмотра?!

Ну уж нет.

Отелло не идиот - он прекрасно понимает, что верный, надежный соглядатай ему нужен задолго до выхода Дездемоны из дома, чтобы тот успел вовремя предупредить его либо до венчания, либо после!

Кого же он мог попросить постоять на стреме?

Учитывая, что Кассио был позже направлен сенатом на поиском Отелло, и учитывая также, что Родриго мог узнать подробности побега только от Яго, то этим шпионом мог быть именно Яго, и никто другой. И Яго в курсе не только побега, но и его цели, о чем сам же Яго успевает неоднократно сообщить Брабанцио, а заодно и читателям. Вот он кричит под окнами сенатора: "Вот сейчас, как раз в данную минуту, старый черный баран кроет вашу белую овечку. Спешите, спешите! Разбудите набатом храпящих граждан, иначе черт сделает вас дедушкой".

*

А почему Яго оставляет Родриго одного у дома сенатора и спешно уходит? Уж конечно не потому, что боится быть привлеченным в качестве свидетеля. Эту сказку он припас для Родриго. Тогда почему?

Очень просто: Яго получил задание от Отелло - дежурить возле дома Брабанцио и немедленно предупредить, если отец девушки поднимет переполох. Ведь побег из дома дочки сенатора - не шутка. И вот Яго действительно дежурит у дома сенатора. Но как только гондола скрылась в темноте, а в доме все было по-прежнему тихо, он - вместо того чтобы продолжать дежурить - покидает свой пост и бежит к дому Родриго. Потом уже с Родриго возвращается - и сам же поднимает переполох. А как же он обязан действовать в случае переполоха? Правильно. Спешно бежать в гостиницу (к "Стрельцу"), чтобы как можно быстрей предупредить Отелло о том, что Брабанцио обнаружил-таки исчезновение дочери. Что он и делает - бежит предупредить Отелло. Как и договаривались. Вот почему он и не может остаться рядом с Родриго - а вовсе не потому, что не хочет свидетельствовать против своего начальника.

Вот потому-то, когда Яго прибегает в гостиницу с известием о том, что побег раскрыт, Отелло нисколько не удивляется тому, что Яго в курсе побега, что Яго в курсе переполоха в доме сенатора, что Яго в курсе, в какой гостинице его нужно искать.

Нисколько не удивляется!

*

Итак, четыре доказательства, и каждое строго по тексту Шекспира, безусловно говорящие в пользу того, что Яго прекрасно знал о готовящемся венчании - и знал от самого Отелло.

Но даже и это еще не все! К четырем перечисленным доказательствам я сейчас прибавлю и пятое.

Яго прекрасно знал о готовящемся похищении, потому что еще прежде всякого побега не менее прекрасно знал о любви, вспыхнувшей между Отелло и Дездемоной. Отелло не скрыл от него свои чувства - потому и взял Яго в помощники в ночь похищения.

И об этом говорит тот факт, что еще до всякого похищения Яго потому и сошелся с Родриго - под тем предлогом, что за драгоценности последнего (которые Яго присваивал себе) Дездемона, за которой уже ухаживал мавр, вот-вот падет в его объятья, и что, дескать, он помогает Родриго исключительно из ненависти к Отелло.

*

А теперь перечтем фразу Эфроса, размышляющего над поведением Яго: "Он оскорблен еще и тем, что от него было скрыто похищение Дездемоны". Даже странно, как такие очевидные доказательства так легко прошли мимо режиссерского сознания Эфроса.

Вот уж где поистине - небрежность...

*

А зачем Яго вообще поднимает этот переполох? Конечно, из желания напакостить. Ведь точного плана мести у него еще нет. Ну, и еще из надежды, что разгневанный сенатор попросту прибьет Отелло на месте. О том же говорит и Эфрос: "Яго предполагал, что от Брабанцио пострадает Отелло". И это абсолютно верно, тут вообще невозможно ошибиться. Это все понятно.

Но вот дальше...

А дальше Анатолий Эфрос допускает еще одну небрежность: "И если бы не турки, чье нападение на Кипр никак не мог предвидеть Яго, то Отелло действительно пострадал бы!"

Минуточку...

Что значит - Яго не мог предвидеть нападение на Кипр? Откуда Эфрос это взял?! Да ведь достаточно прочитать пьесу, чтобы увидеть собственными глазами тот факт, что Яго прекрасно знал о нападении турок на Кипр! Больше того, Яго также прекрасно знал и о том, что в связи именно с этим нападением Отелло срочно отправляется именно на Кипр!

Убедитесь сами.

Оставляя Родриго одного возле дома Брабанцио, Яго говорит (курсив мой): "Прощайте! Я должен оставить вас. По моему положению неприлично, да и невыгодно выступить свидетелем против мавра, чего не миновать, если я останусь. Я знаю, что правительство, хотя оно, возможно, и сделает ему досадный для него выговор, не сможет, в интересах собственной безопасности, отстранить его от должности. Ведь он срочно отправляется в Кипр в связи с начавшейся войной. Дож и сенат ни за какие сокровища не найдут другого человека такого масштаба, как он, чтобы руководить их делом".

Как же Эфрос умудрился пропустить еще и эту важную деталь, в очередной раз допустив небрежность, искажающую замысел автора?

Нет ответа.

Но зато как легко он обвинил Шекспира в "небрежности"...

*

Но откуда же Яго мог узнать обо всем этом? И заметьте, Яго знает об этом задолго до заседания совета, на котором решение было озвучено официально! Ответ логичен и прост: Яго о начавшейся войне знает потому, что на берег всю эту ночь то и дело сходят гонцы с известиями то с Кипра, то с Родоса. А в порту всегда, и тем более ночью, найдутся солдаты и матросы, мающиеся от безделья, ну как не перекинуться словечком с гонцом? А потом срочно разнести эту весть по отряду.

Вот поэтому-то о предстоящей войне с турками все на берегу в курсе. И Яго в том числе. Обратно же гонцы торопятся с уже принятым решением - выслать кипрскому гарнизону подмогу во главе с Отелло.

Загрузка...