Отголоски войны

II

Домъ, указанный Филиппу сторожемъ, ничѣмъ не отличался отъ другихъ, тянувшихся сплошнымъ рядомъ вдоль улицы. Онъ былъ пятиэтажный, темно-краснаго цвѣта, съ девятнадцатью окнами на Стрэнджъ-Стритъ. Какъ почти всѣ подобные дома между Страндомъ и Юстонъ- Родомъ, онъ какъ бы рано потерялъ всѣ иллюзіи и ждалъ конца съ холоднымъ достоинствомъ гордой непривлекательной женщины. Не снилось ему въ его молодости, въ эпоху Георговъ, о томъ, какую единственную въ своемъ родѣ судьбу готовитъ ему м-ръ Гильгэ.

Свѣтъ еще горѣлъ въ передней, а лунный свѣтъ озарялъ девятнадцать сонныхъ оконъ, производя странный, театральный эффектъ. Филиппъ поднялся на ступеньки крыльца и подошелъ въ входной двери. Было слишкомъ темно, чтобы онъ могъ разобрать вырѣзанную на мѣдной дощечкѣ слѣдующую надпись:

УГЛОВЫЙ ДОМЪ

КОМНАТЫ И ПАНСІОНЪ.

АДРІАНЪ ГИЛЬГЭ, собственникъ.

Входная дверь, какъ онъ замѣтилъ, была полуоткрыта. Онъ толкнулъ ее и очутился передъ второй дверью, верхъ которой былъ изъ матоваго стекла. За стекломъ онъ увидѣлъ силуэты двухъ людей, видимо вступившихъ въ серьезную драку. Одъ слышалъ тяжелое дыханіе обоихъ; быстро открывъ вторую дверь, онъ увидѣлъ хорошо одѣтаго молодого человѣка, на котораго нападалъ матросъ, видимо очень немолодой и сильный.

— Помогите мнѣ! — крикнулъ, задыхаясь, молодой человѣкъ.

— Сейчасъ, сейчасъ! — откликнулся Филиппъ, обрадовавшись приключенію, и бросилъ на полъ свой саквояжъ.

Онъ ударилъ правой рукой плашмя матроса прямо въ ухо, съ ловкостью спеціалиста въ японскомъ боксѣ. Пораженный неожиданностью и силой удара, матросъ бросилъ свою жертву на полъ и подскочилъ къ Филиппу, чтобы свалить его съ ногъ; но тотъ уже самъ легъ на спину между дверями. Если бы у матроса было хоть малѣйшее представленіе о «ю-юитсу», онъ бы отступилъ передъ этой позиціей, самой выгодной для самообороны. Но матросъ понятія не имѣлъ о японскомъ боксѣ и пострадалъ за свое невѣжество; ударомъ поднятой лѣвой ноги Филиппъ выбросилъ матроса за улицу, вывихнувъ ему при этомъ руку.

Когда ловко побѣжденный матросъ пришелъ въ себя, ему показалось, что воскресли чудеса древнихъ временъ. Но такъ какъ онъ не былъ герцогомъ и не могъ отомстить искусному боксеру, онъ молча поднялся и кое-какъ поплелся дальше.

Филиппъ всталъ.

— Ю-юитсу? — спросилъ молодой человѣкъ, тоже поднимаясь.

Филиппъ утвердительно кивнулъ головой.

— Я непремѣнно научусь этому боксу. Позвольте поблагодарить васъ отъ души.

— Пустяки, — сказалъ Филиппъ. — Можете вы дать мнѣ комнату? Я вѣдь полагаю, что вы хозяинъ?

— Раевѣ вы меня не знаете? — спросилъ съ нѣкоторымъ удивленіемъ молодой человѣкъ.

— Нѣтъ, — отвѣтилъ Филиппъ. — Откуда мнѣ васъ знать? Но такъ какъ вы собирались вытолкать матроса, то я естественно предположилъ…

— А вы не узнали меня по портретамъ? — Въ удивленіи молодого человѣка звучала нѣкоторая обида.

— По какимъ портретамъ?

— Они были во всѣхъ газетахъ. Всюду печатались интервью со мной. Я — Гильгэ. Вы слыхали вѣдь о «букмэкерѣ» Гильгэ?

— Нѣтъ, никогда не слыхалъ, — отвѣтилъ Филиппъ съ улыбкой.

— Не слыхали о букмэкерѣ Гильгэ?! Онъ пользовался огромной извѣстностью. Мнѣ совѣстно говорить объ этомъ, потому что это — мой отецъ. Онъ былъ абсолютно честенъ въ дѣлахъ. Умирая, онъ оставилъ мнѣ большое состояніе; но такъ какъ я, къ несчастію, не одобряю букмэкерства, то пришлось найти какое-нибудь дѣло, удовлетворяющее требованіямъ моей совѣсти. Таково именно мое теперешнее предпріятіе.

— Какое?

М-ръ Гильгэ старался сдержать свое изумленіе передъ необыкновеннымъ невѣжествомъ Филиппа и сказалъ:

— Пойдемте ко мнѣ въ бюро; тамъ я вамъ все скажу.

Онъ провелъ Филиппа въ бюро налѣво отъ передней. Оно было освѣщено электричествомъ; вся мебель была зеленая въ новомъ стилѣ, а на стѣнахъ висѣли снимки съ картинъ Уотса

— Хотите табаку? — предложилъ Гяльгэ, раскрывая свой кисетъ. — Мое предпріятіе — филантропическое, сэръ. Я хочу сдѣлать для опустившихся людей хорошаго круга то, что лордъ Роутонъ сдѣлалъ для низшихъ классовъ. Я ничего не имѣю противъ низшихъ классовъ, но у нихъ другія привычки, чѣмъ у насъ. И мнѣ всегда казалось, что самое тяжелое для человѣка изъ общества, когда ему очень не везетъ въ жизни, — это необходимость жить, какъ живутъ люди низшаго сословія, и терпѣть ихъ общество. Представьте себѣ, каково человѣку, болѣе или менѣе утонченному, если несчастье или легкомысліе доводятъ его до того, что ему приходится жить въ одномъ изъ Роутоновскихъ домовъ. Представьте себѣ его естественное отвращеніе къ одеждѣ, манерамъ, — въ особенности за столомъ, — къ говору тѣхъ, съ кѣмъ ему приходится жить вмѣстѣ. Я поэтому устроилъ пансіонъ для людей изъ общества, которые потеряли все до послѣдняго сикспенса.

— Мое положеніе въ эту минуту именно такое, — вставилъ Филиппъ.

Гильгэ учтиво поклонился и продолжалъ:

— Мой пансіонъ названъ «Угловымъ Домомъ», потому что здѣсь есть уголъ для всякаго человѣка приличнаго вида и умѣющаго вести себя въ обществѣ.

— А кто судья, рѣшающій, благопристоенъ ли человѣкъ и хорошія ли у него манеры? — спросилъ Филиппъ.

— Я самъ, сэръ. Если мнѣ гость не нравится, я говорю, что всѣ комнаты заняты.

— Вы, значитъ, всегда здѣсь?

— Да, всегда. Этотъ домъ — цѣль моей жизни. Я сплю отъ пяти часовъ утра до двѣнадцати… А отъ двѣнадцати до двухъ я гуляю. У меня вышла стычка съ человѣкомъ, котораго вы такъ любевно вышвырнули за дверь, изъ-за того, что я не хотѣлъ принять его. Я сказалъ ему, что нѣтъ свободныхъ комнатъ, а онъ не повѣрилъ. Такого человѣка невозможно впустить въ Угловый Домъ, гдѣ манеры настолько изысканны, насколько кошельки пусты. Мы ѣдимъ на мраморныхъ столахъ безъ скатерти, но никто изъ насъ не ѣстъ горошка ножомъ. У насъ бумажныя салфетки, но мы не шумимъ и не говоримъ бранныхъ словъ. Дамы поднимаются первыми изъ-за стола.

— Есть и дамы?

— Конечно. Потерпѣвшія несчастье женщины общества, я полагаю…

— И цѣна за ночлегъ шесть пенсовъ? — спросилъ Филиппъ, наполняя комнату табачнымъ дымомъ.

— Да. Это какъ разъ оплачиваетъ расходы. Комнаты маленькія, но вентиляція отличная. Прежнія комнаты раздѣлены на двѣ и даже на три каютки, но плотными перегородками, не пропускающими звука. Меблировка дешевая, но въ каждой комнатѣ иная — въ современномъ художественномъ стилѣ. Я даже не могъ отказать себѣ въ удовольствіи украсить стѣны каждой комнаты дешевыми снимками съ картинъ. Въ наше время, когда можно купить за три пенса Рафаэлевскую Мадонну…

— Совершенно вѣрно! — прервалъ его Филиппъ. — Скажите, могу я получить комнату за сикспенсъ?

— Я крайне сожалѣю: всѣ комнаты заняты — отвѣтилъ Гильгэ.

— Вотъ какъ! — сказалъ Филиппъ. — Я, значитъ, для васъ недостаточно приличенъ. Такъ я и думалъ. Но даю вамъ честное слово, что я не ѣмъ горошка ножомъ.

— Увѣраю васъ честью, — повторилъ Гильгэ, — что дѣйствительно нѣтъ ни одной свободной комнаты. Впрочемъ, одна изъ нашихъ жилицъ, м-ссъ Оппотэри, сказала мнѣ вчера, что уѣзжаетъ сегодня утромъ. Я дамъ вамъ ея комнату. А до ея отъѣзда, если хотите, расположитесь на этомъ креслѣ. Я передъ вами въ большомъ долгу, и буду очень радъ услужить вамъ.

Филиппъ сталъ благодарить его за любезность, но онъ вѣжливо отклонялъ его благодарность. Въ это время пробило пять часовъ, и въ передней раздался звукъ шаговъ.

— Это мой помощникъ, — сказалъ Гильгэ, открывая дверь. — Я дамъ распоряженія относительно васъ. Устройтесь здѣсь, какъ сможете. Добраго утра. Еще разъ благодарю васъ.

Онъ вышелъ съ грустной улыбкой на лицѣ, а Филиппъ сѣлъ въ зеленое кресло и заснулъ, не потушивъ электричества. Онъ проснулся черезъ короткое время отъ шума на улицѣ. Рабочіе шли на работу и оповѣщали объ этомъ всю улицу, очень громко разговаривая. Филиппъ всталъ и увидѣлъ, что окно открыто и что блѣдный свѣтъ лондонскаго утра борется въ комнатѣ съ электрическимъ освѣщеніемъ. Онъ всталъ, потушилъ электричество и вышелъ въ переднюю.

Два мальчика мели полъ. Очевидно предупрежденные о его присутствіи, они показали ему, гдѣ помыться. Приведя себя въ порядокъ, онъ вышелъ на улицу. Было холодно и дулъ восточный вѣтеръ. Утренній воздухъ успокоилъ его нервы, возбужденные ночными происшествіями, и онъ почувствовалъ, что, несмотря на всѣ несчастія и незавидность его положенія, все-таки хорошо жить на свѣтѣ.

Онъ подошелъ ко рву и заглянулъ внизъ. Земля, которая была насыпана на заложенныя уже трубы, имѣла странный видъ на томъ концѣ, у котораго онъ стоялъ. Она лежала какъ-то неровно, точно ее отрыли и потомъ снова насыпали. Группа рабочихъ занята была на другомъ концѣ, у Кингсуэ, и фигуры ихъ смутно мелькали въ слабомъ утреннемъ свѣтѣ. Филиппъ глядѣлъ на насыпь, и у него зарождались странныя подозрѣнія, вызванныя смутными ночными впечатлѣніями. Въ это время въ нему приблизился рабочій, который шелъ вдоль рва.

— Послушайте, — внезапно спросилъ его Филиппъ: — вамъ не кажется, что насыпь въ этомъ мѣстѣ какая-то странная?

— Да, какъ будто не очень гладко насыпано, — отвѣтилъ рабочій, жуя кусокъ хлѣба. — А вамъ-то что за дѣло? Вы вѣдь, полагаю, не его величество предсѣдатель городского совѣта?

Филиппъ улыбнулся.

— Мнѣ только показалось, точно гемлю здѣсь ночью разрыли, — сказалъ онъ.

— Пустяки! — сказалъ рабочій.

— Вы будете ровнять насыпь? — спросилъ Филиппъ.

Онъ стоялъ, обернувшись лицомъ въ улицѣ, такъ что видѣлъ и ровъ, и Угловый Домъ; вдругъ онъ замѣтилъ, что въ одномъ изъ оконъ убѣжища для людей хорошаго круга кто-то осторожно приподнялъ штору и потомъ быстро ее опустилъ.

— Немножко выровняемъ, — отвѣтилъ рабочій на вопросъ Филиппа. — Мы работаемъ по контракту, такъ что не обязаны очень ужъ стараться. А вы думаете, что слѣдуетъ выровнять?

— Не знаю, право, — отвѣтилъ Филиппъ, всѣ подозрѣнія котораго улетучились отъ спокойнаго, дѣловитаго тона работника. Онъ отошелъ и направился вверхъ по Кингсуэ, по направленію къ Гольборну. Ему вѣдь нужно было еще раздобыть себѣ, что покушать.

Но у рабочаго почему-то вдругъ тоже зародились подозрѣнія, и онъ сталъ внимательно смотрѣть на насыпь.

— Билль! — позвалъ онъ наконецъ.

Старикъ, стоявшій на другомъ концѣ рва, поднялъ глаза, и звавшій его товарищъ подозвалъ его въ себѣ движеніемъ головы.

— Посмотри-ка сюда, Билль, — сказалъ онъ.

Билль почесалъ голову.

— Странная штука! — пробормоталъ онъ горловымъ голосомъ, охрипшимъ отъ водки.

Чрезъ минуту четверо рабочихъ получили приказаніе разрыть землю въ этомъ мѣстѣ. Минутъ черезъ пять началось страшное волненіе. Откопали сначала сапогъ, потомъ — все тѣло человѣка, положеннаго прямо на водосточную трубу. Рабочіе окружили трупъ, охваченные ужасомъ передъ величіемъ смерти.

— Нѣтъ ли тутъ по близости полицейскаго? — спросилъ Билль. — Слѣдовало бы его позвать.

— Хорошо, что мы обратили вниманіе и стали копать, — проговорилъ рабочій, который разговаривалъ съ Филиппомъ, все еще держа недоѣденный хлѣбъ. — Не будь тутъ меня, онъ бы Богъ вѣсть сколько еще пролежатъ тутъ.