Отголоски войны

XIV

На слѣдующій день — это было въ воскресенье, въ сумерки — Филиппъ сидѣлъ, притаившись, въ конторѣ мистера Гильгэ, какъ паукъ, подстерегающій добычу. Онъ раскинулъ паутину и все еще, надѣялся, что въ нее попадетъ выслѣживаемая имъ муха. Терпѣніе его, однако, уже почти истощилось. Цѣлое утро Филиппъ изучалъ слѣды пальцевъ на обломкѣ водопроводной трубы. Онъ былъ увѣренъ, что это — слѣды отъ пальцевъ убійцы, и былъ увѣренъ также, что убійца все еще живетъ въ Угловомъ Домѣ. Онъ не тратилъ времени на разслѣдованіе вопроса о томъ, какимъ образомъ потерянный саквояжъ снова очутился въ его комнатѣ. Вѣроятно, его нашелъ и занесъ въ нему Варко. Удовольствовавшись этимъ предположеніемъ, Филиппъ сосредоточилъ все вниманіе на отпечаткѣ пальцевъ, и даже не считалъ нужнымъ отвѣчать на запросы, которые получалъ въ теченіе дня изъ редакціи «Курьера».

Но Филиппъ не былъ экспертомъ въ сложномъ вопросѣ, имѣющемъ техническое названіе дактилографіи, понятія не имѣлъ о категоріяхъ и группахъ, на которыя распадаются отпечатки человѣческихъ пальцевъ. Едва-ли онъ даже зналъ, что Скотлендъ-Ярдъ имѣетъ милліонъ отпечатковъ, и что систематическій указатель преступниковъ, составленный по этимъ матеріаламъ — одно изъ міровыхъ чудесъ. Онъ не читалъ ученыхъ книгъ по этому вопросу, имѣлъ основаніе не отправляться въ Скотлэндъ-Ярдъ за справками, а сталъ самъ изучать отпечатокъ, имѣвшійся передъ его глазами, и рѣшилъ дѣйствовать, полагаясь, на свой здравый смыслъ. Онъ установилъ прежде всего, что это — отпечатокъ указательнаго пальца правой руки, затѣмъ — что рука у преступника короткая и неуклюжая, съ широкими плоскими концами пальцевъ. Кромѣ того, онъ пришелъ въ убѣжденію, что рука эта была не привычная въ ручному труду, потому что линіи кожи были ясно обозначенныя, а не сморщенныя и спутанныя, какъ у рабочихъ. Чтобы установить личность преступника, нужно было получить отпечатки указательныхъ пальцевъ правой руки всѣхъ жильцовъ дома, и Филиппъ напалъ на практичный способъ достигнуть этой цѣли. Онъ воспользовался матеріалами для работы, оставленными въ корридорѣ малярами, и приготовилъ двѣ пачки бумажныхъ полосъ, взявъ для этого свертокъ простыхъ зеленыхъ обоевъ; полосы одной пачки онъ покрылъ бѣлой краской, а другой — лакомъ, просушеннымъ слегка передъ огнемъ. На это ушло все время до завтрака. Послѣ завтрака онъ, съ разрѣшенія мистера Гильгэ, отвернулъ ручки у входныхъ дверей, укрѣпилъ двери при помощи маленькихъ дощечекъ, прибитыхъ въ полу, такъ, что между внутренней и наружной дверью оставалось пространство въ три, четыре дюйма. Кромѣ того, онъ еще приклеилъ перпендикулярную полоску бумаги, покрытой полу-засохшей бѣлой краской, въ внѣшней сторонѣ внутренней двери и полоску съ полу-засохшимъ лакомъ — къ внѣшней сторонѣ наружной двери. Разсуждалъ онъ такимъ образомъ. Всякій выходящій изъ дому, въ виду того, что ручки дверей вывернуты, непремѣнно прежде всего надавитъ всѣми пальцами правой руки на наружную сторону двери и потянетъ дверь къ себѣ. При этомъ на бѣлой краскѣ получится отпечатокъ пальцевъ — можетъ быть, и не вполнѣ хорошій, но все-таки кое-какой, такъ какъ краска должна непремѣнно пристать въ пальцамъ. То же самое онъ несомнѣнно продѣлаетъ съ наружной дверью, и на ней останется второй рядъ слѣдовъ. А каждый входящій человѣкъ оставитъ отпечатки своихъ пальцевъ въ обратномъ порядкѣ.

Филиппъ пришелъ въ полный восторгъ отъ своей выдумки, наклеилъ первыя двѣ полосы обойной бумаги, положилъ на столъ подлѣ себя двѣ пачки приготовленныхъ полосъ и среди этихъ хлопотъ совершенно забылъ, что обѣщалъ м-ссъ Оппотери быть на похоронахъ капитана; а на полученное по телефону приглашеніе отъ сэра Антони пріѣхать въ нему онъ даже не отвѣтилъ.

Онъ ждалъ съ нетерпѣніемъ момента, когда кто-нибудь войдетъ или выйдетъ изъ дому, но точно нарочно въ этотъ день было необычайно тихо. Никто не приходилъ — не являлись даже репортеры и сыщики. Наконецъ, Филиппъ услышалъ чьи-то шаги по лѣстницѣ, и сердце забилось у него отъ волненія. Сошелъ мужчина, но онъ былъ въ перчаткахъ. Филиппъ забылъ о пресловутой свѣтскости жильцовъ Угловато Дома. Онъ съ бѣшенствомъ содралъ наклеенныя бумажки послѣ ухода жильца въ, перчаткахъ и наклеилъ новыя, все таки рѣшивъ продолжать опытъ. Приходили затѣмъ люди въ перчаткахъ и безъ перчатокъ, и послѣдніе оставляли или очень неразборчивые отпечатки пальцевъ, или же отпечатки, въ которыхъ не было ничего похожаго на изученный Филиппомъ типъ.

Наступили сумерки, и запасъ приготовленныхъ Филиппомъ бумажекъ сталъ сокращаться. Онъ увидѣлъ, что, можетъ быть, придется продолжать эти опыты нѣсколько дней.

Черезъ нѣсколько времени Филиппъ услышалъ звукъ остановившагося передъ дверью кэба и выглянулъ въ окно. Изъ громоздкой кареты выходила м-ссъ Оппотери, очевидно возвращавшаяся съ похоронъ. Онъ сочувствовалъ ея горю, но былъ очень недоволенъ ея появленіемъ, такъ какъ уже напрасно потратилъ нѣсколько полосъ бумаги на женщинъ, входившихъ въ домъ. Она долго спорила о чемъ-то съ кучеромъ и медленно вынимала деньги, снявъ перчатки. Когда она поднималась на крыльцо, Филиппъ спрятался въ уголъ, боясь, что она, увидавъ его, упрекнетъ его за то, что онъ не былъ на похоронахъ. Когда она прошла и поднялась на лѣстницу, онъ вышелъ перемѣнить бумажки, и въ это время спокойно поднимался по ступенькамъ и быстро вошелъ въ домъ молодой человѣкъ въ черной одеждѣ. Это былъ Джонъ Мередитъ, котораго Филиппъ въ этотъ день еще не видѣлъ. Филиппъ самъ не могъ понять, почему его такъ странно взволновалъ видъ Мередита, и почему онъ не могъ сразу рѣшиться снять и разсмотрѣть полоски. Онъ даже обрадовался, когда на крыльцо вбѣжалъ газетчикъ и раскрылъ обѣ двери, подавая нумера воскресныхъ газетъ.

Газетчикъ ушелъ; Филиппъ дрожащей рукой снялъ полосы шагъ и понесъ ихъ въ контору. Лакированная бумага, приклеенная къ наружной двери, носила только слѣды смутныхъ трехъ пятенъ; но на другой полоскѣ очень ясно отпечатались за покрытой лакомъ бѣлой краскѣ три ряда пальцевъ: наверху мужскихъ, затѣмъ женскихъ, затѣмъ — пальцевъ газетчика. У Филиппа забилось сердце, когда онъ сталъ разглядывать первые отпечатки. Онъ взялъ обломокъ камня, положилъ рядомъ съ бумажкой и, съ увеличительнымъ стекломъ въ рукахъ, сталъ сравнивать. Не было ни малѣйшаго сомнѣнія. Отпечатокъ пальца на камнѣ и на бумагѣ былъ одинъ и тотъ же. Не давая себѣ времени подумать, Филиппъ вышелъ изъ конторы, думая, что Мередитъ еще въ передней. Мередитъ въ это время снова спускался съ лѣстницы, очень блѣдный. Онъ видимо торопился. Страшный шрамъ казался багровымъ на его бѣломъ лицѣ.

— Пожалуйста, войдите сюда, — сказалъ Филиппъ. У него такъ пересохло во рту, что онъ едва могъ говорить. — Мнѣ нужно сказать вамъ нѣсколько словъ.

Мередитъ вошелъ въ контору. Филиппъ выслалъ находившагося тамъ мальчика и закрылъ дверь. У него было странное желаніе уговорить Мередита уѣхать сейчасъ же навсегда изъ Англіи.

— Что случилось? — спросилъ Мередитъ.

— Я вамъ сейчасъ скажу, — отвѣтилъ Филиппъ. — Отпечатокъ пальца за этомъ камнѣ сдѣланъ убійцей капитана Поликсфена, а отпечатокъ за этой бумагѣ сдѣланъ вами. Они абсолютно одинаковы. Я устроилъ ловушку для убійцы, и въ нее попались вы. Что вы имѣете сказать?

— Что? — воскликнулъ молодой человѣкъ, глядя на бумагу. — Который отпечатокъ?

— Вотъ этотъ.

— Но вѣдь это не можетъ быть отпечаткомъ моихъ маленькихъ пальцевъ, — сказалъ Мередитъ со страннымъ спокойствіемъ, понявъ, въ чемъ заключалась ловушка. — Вотъ моя рука. Взгляните сами. — Его голосъ былъ убѣдителенъ и очарователенъ попрежнему.

Мастерсъ быстро взялъ его протянутую руку. У него были длинные, тонкіе пальцы, а верхніе отпечатки были широкіе и грубые.

— У васъ рука какъ у женщины, — сказалъ Филиппъ, не выпуская пальцевъ, имѣвшихъ для него какое-то странное очарованіе.

Юноша быстро отдернулъ руку, сѣлъ на стулъ и разрыдался.

— Это женская рука, — сказалъ Мередитъ. — Я дочь капитана Поликсфена.

— Боже мой! Вы Джиральда?

Мередитъ кивнулъ головой, поднявъ глаза на Филиппа.