Отпущение грехов

Глава 7

После ухода Гейл Эндрю прождал добрых десять минут, а затем встал с кровати и прошел в ванную, чтобы принять горячий душ. Про жуткую головную боль он не лгал, но его утреннее головокружение было чистейшей выдумкой. Он знал: если Гейл хоть чуть-чуть усомнится в его состоянии, она настоит на том, чтобы больной остался на месте… в ее постели и ее квартире. Один.

Все прошло как по нотам. Эндрю получил то, что ему требовалось, — возможность обыскать апартаменты Гейл и найти хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы ему выйти на след ее брата.

Эндрю вывернул кран и шагнул под струю, не дожидаясь, пока вода нагреется. О'кей, он получил то, чего хотел. Но какого дьявола ему так же скверно, как преступникам, которых он ловит? Ослушник Лавкрафт никогда не мучился чувством вины. По крайней мере, если дело касалось работы.

А слежка за Гейл и есть его работа.

То, что Эндрю принял душ еще до обыска квартиры и доклада Филдингу, который он не успел отправить вчера вечером, без слов говорило о его состоянии. Он неделями записывал каждое ее движение. Регистрировал все входящие и исходящие телефонные звонки. Черт побери, она для него всего лишь средство добиться намеченной цели! Неужели он забыл, ради чего приехал в эту дыру? Собрать информацию, которая поможет ему закрыть самое неудобное для ФБР дело со времен Гувера, когда публике стало известно о ведущихся Бюро секретных досье.

Вода нагрелась быстро, и он повернулся спиной к струе, стремясь избавиться от ломоты в костях, оставшейся на память о вчерашнем несчастном случае. А заодно и от мыслей о том, как приятно было ощущать Гейл в своих объятиях. Как бы его ни влекло к этой женщине, нужно забыть о сексуальных фантазиях, не дававших ему уснуть. О том, как она отзывалась на его прикосновения. И если у него осталась хоть капля здравого смысла, то заодно и о собственном жгучем желании поцеловать ее утром, которому не могла помешать даже адская головная боль.

Пора подумать о работе, приятель, сказал он себе, опершись руками о голубые керамические плитки. Подумать о действительно важном деле. Вроде поимки Кристофера Нортона.

Эндрю сунул голову под струю. Он назубок знал донесения своих предшественников. В километрах изученных им документов не было и намека на то, что младшая сестра Кристофера способна обвести его вокруг пальца.

Он знал, что Гейл умна. Дура едва ли смогла бы получить степень доктора медицины в одном из лучших университетов страны. Но вот достаточно ли она умна, чтобы понять, что он не тот, за кого себя выдает? Сумеет ли он быть настолько убедительным, чтобы преуспеть там, где другие потерпели неудачу?

Еще одна небрежность, и Гейл непременно догадается о его подлинной сущности. Сегодня утром он был дьявольски беспечен.

Лавкрафт закончил принимать душ, завернул кран и шагнул на кафельный пол, продолжая нещадно ругать себя за ошибку. Но, когда пальцы Гейл осторожно касались его кожи, мозг наотрез отказывался работать. Когда она ласково и нежно провела пальцем по шраму, его грудь сдавило так, что он забыл дышать и на мгновение потерял дар речи.

Он завязал полотенце на талии и вынул бритвенный прибор из кожаного футляра, который принес сверху вчера вечером, на десять минут избавившись от неусыпного надзора доктора Нортон.

Несчастный случай на охоте, думал Лавкрафт, смачивая помазок и окуная его в чашечку с мыльной пеной. Даже тупица Лэнни Льюис, которого он засадил в кутузку два года назад за тридцать ограблений случайных прохожих, мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное.

Черт побери! Попробуй что-нибудь придумать, если тебе отказывает язык от одного женского прикосновения… Эндрю тяжело вздохнул, намыливая подбородок.

Десять минут спустя чисто выбритый Эндрю, облаченный в удобные шорты цвета морской волны и белую футболку, все еще не мог ответить на вопрос о том, почему Гейл оказывает на него такое действие.

Он махнул рукой, проверил, заперта ли дверь, задернул шторы, чтобы уберечься от любопытных взглядов и лучей жаркого утреннего солнца, а потом пошел на кухню звонить Филдингу.

То, что у Гейл был только один телефон, сначала показалось ему странным — в конце концов, она ведь врач. Но по зрелом размышлении Эндрю нашел ее довод убедительным. Квартира и впрямь крошечная. Судя по всему, сотового телефона у нее не было, иначе сверхпредусмотрительная леди доктор оставила бы ему номер.

Набрав «800», он дождался автоматического ответа, а потом добавил номер личного телефона Филдинга. Сейчас ему устроят головомойку за отсутствие вестей в течение двух дней. Вчера он ненадолго поднимался к себе, но позвонить так и не рискнул. А вдруг Гейл действительно выполнила бы свою угрозу?

Обычно Филдинг отвечал только после четвертого гудка, да и то лишь тогда, когда это не успевал сделать секретарь. Перед глазами Эндрю стоял начальник, почти десять лет не вылезающий из-за письменного стола и брюзжащий даже тогда, когда нужно отвечать на звонки. По мнению Лавкрафта, его босс являл собой образчик типичного бюрократа. Филдинг (впрочем, как и большинство рядовых агентов) не понимал, каким образом Энди пробрался на работу в ФБР, пять лет проработал оперативником и при этом не получил пулю в нахальный затылок.

Наконец Филдинг взял трубку и злобно рявкнул:

— Да!

Эндрю прислонился спиной к буфету и уставился на входную дверь.

— Говорит Лавкрафт.

— Наконец-то удосужился! — проворчал босс. — Какого черта ты там делаешь? Ты должен присылать отчет каждые двадцать четыре часа. А прошло почти двое суток. Ты нарочно меня злишь?

Эндрю молчал. Открывать рот не стоит: начальник уже и так выходит из себя.

— Знаешь, Лавкрафт, на твоем месте я бы поостерегся. Теперь ты у меня на коротком поводке. Кончилась твоя свобода. Погулял, и хватит.

«Да? Черта с два ты будешь на моем месте!» — хотелось ответить Эндрю, но на этот раз он пошел против своей природы и предпочел промолчать. Филдинг имеет на него зуб и ищет повод, чтобы выгнать. Будь он проклят, если даст боссу этот повод. Особенно теперь, когда он, Эндрю Лавкрафт, наконец ощутил почву под ногами.

Где он ощутил эту почву? В расследовании дела? Или в отношениях с Гейл?

— Я добился успеха, — ответил он начальнику. — Получил доступ в квартиру объекта. И сейчас говорю оттуда.

— Ну, Лавкрафт, разрази меня гром! — без намека на восхищение рявкнул Филдинг. — Как ты сумел добиться того, что не удалось ни одному агенту за три года? Взломал дверь?

Эндрю с трудом удержался от ругательства.

— Небольшой несчастный случай во время тренировки, — неохотно признался он. — Ничего серьезного, но этого оказалось достаточно, чтобы вчера вечером доктор Нортон не захотела оставить меня одного.

— По-твоему, это может навести нас на след Нортона?

— Я собираюсь обыскать ее квартиру. — Черт побери, почему ему сегодня так не по себе? Не из-за этого ли?

— Лавкрафт, не завидую тебе, если ты уйдешь оттуда с пустыми руками. Помощник директора уже неделю грызет мне печенки. Эта особа спит и видит, как бы уволить тебя. Так что советую тебе что-нибудь найти, причем найти очень быстро.

— Подождите минутку, — с досадой сказал Эндрю. — Филдинг, так не пойдет. Никто и не заикался о том, что время здесь главное. Лучше бы сказали спасибо за то, что я сумел сделать вдвое больше того, чем сделали недоумки, которых вы с помощником директора бросали на это дело.

— Сказать спасибо? — Филдинг засмеялся. — Скажи спасибо, что тебя не исключили из платежной ведомости сразу после твоего последнего подвига!

— Меня оправдали, — возразил Лавкрафт.

— Ты сам знаешь, что эти идиоты из отдела внутренних расследований не смогут найти даже дырку в собственном носу. Тебя оправдали только потому, что ты уложил троих ублюдков. Не могло же ФБР выгнать агента, который уничтожил основную часть группы террористов, взрывавших школы? Это не те заголовки, которые директор любит читать за утренним кофе.

— Я делал свою работу, — сказал Эндрю, сдерживаясь из последних сил. Разве работа не главное? Главное — защищать людей. Нельзя давать мерзавцам распоясываться. А для этого все средства хороши.

— Плохо делал! — сердито бросил Филдинг. — Число трупов не должно превышать число подозреваемых!

Вот так. Плохо делал.

Эндрю пытался справиться с воспоминаниями детства, но они упрямо не хотели возвращаться туда, где хранились много лет.

— Я был там не единственным агентом, — огрызнулся он. — Баллистическая экспертиза так и не смогла установить, кто сделал тот проклятый выстрел.

— Это ты так говоришь! — взвился Филдинг.

— Так говорит отдел внутренних расследований.

— Если бы средства массовой информации не раструбили, что именно ты застрелил того ублюдка с бомбой, привязанной к груди, ты сейчас наклеивал бы штрафные квитанции на стекла автомобилей. Лавкрафт, когда ты научишься смотреть в лицо правде? Ты нарушитель дисциплины.

В голову Эндрю ударил гнев.

А ты дерьмо. И дерьмом останешься, подумал он, а вслух произнес:

— Черта с два! — ФБР охотилось за Томом Фицроем и его бандой террористов несколько месяцев, но эти подонки нашли свою смерть во дворе начальной школы. И сделал это он, Энди Лавкрафт. Спас целую кучу ребятишек. А потом начальство вызвало его на ковер, потому что дело дошло до перестрелки, в ходе которой были убиты два учителя и работник отдела опеки. То, что именно он уложил Фицроя и двух его подручных, роли не играло. Эндрю был опытным агентом и хорошо знал, что дерьмо всегда льется сверху вниз. Тебя бы туда…

— В последний раз ты испортил дело. Даже у тебя хватит мозгов, чтобы не отрицать этого. Бюро не любит расхлебывать кашу, заваренную кем-то из его агентов. Сам знаешь, чем это кончается. Если натворишь еще что-нибудь, вылетишь с треском. Я сделаю это и не посмотрю на газетные заголовки. Ты понял меня?

Плохо делал…

— Филдинг, если в квартире что-то есть, я непременно найду.

— Лавкрафт, на этот раз у тебя нет выбора. Даю тебе неделю. Ровно семь дней, чтобы точно выяснить, где скрывается Нортон.

— Между прочим, Филдинг, — язвительно ответил Эндрю, — если бы я не знал вас как облупленного, то решил бы, что это угроза.

Филдинг смачно выругался.

— Нет, черт побери! Это не угроза, а твердое обещание! — рявкнул он и дал отбой.

Кипевший от гнева Эндрю осторожно повесил трубку. Может быть, оно и к лучшему, что его послали в Оуквуд. Будь он поближе к Нью-Йорку, эта скотина Филдинг получил бы хорошего пинка в тощий зад.

Эндрю начал с ящика тумбочки, на которой стоял давно остывший завтрак. Справиться с неприятными воспоминаниями оказалось труднее, чем он думал. Пришлось отложить их на потом и сосредоточиться на деле.

К чертовой матери Филдинга! — решил он, вынимая ящик из тумбочки.

Он осторожно приподнял ящик, стараясь не трогать его содержимого, и проверил, нет ли там тайника или двойного дна. Ничего подобного. На стенках и задней стороне тоже ничего не было.

Он поставил ящик на кровать, обшарил полку, а затем тщательно осмотрел внутренности тумбочки. Тоже ничего необычного.

Что будет, если его отстранят от следствия? ФБР пошлет другого агента, который должен будет преуспеть там, где он, Эндрю Лавкрафт, потерпел неудачу. От этой мысли у него свело внутренности. Но профессиональные соображения были тут ни при чем; его реакция объяснялась обычной ревностью. Неужели другой мужчина, другой агент, человек, которого он наверняка знает, будет прикасаться к Гейл так же, как он сам, целовать ее и получать такой же пылкий ответ? Ему захотелось придушить Филдинга собственными руками.

Пытаясь отвлечься от опасных мыслей, он повернулся к кровати, уставился на ящик и начал тщательно осматривать его содержимое. Его одолевали угрызения совести.

Гейл — объект наблюдения, приятель, уговаривал себя Эндрю. Не забывай, она всего лишь объект.

Он тяжело вздохнул и продолжил осмотр. Ничего необычного в ящике не было. Коробка с бумажными носовыми платками. Хрустальная вазочка с побрякушками: колечко с голубовато-зеленым камнем, наверняка не имеющее никакой ценности; серьги в виде заклепок; жемчуг и изумруды, судя по всему, настоящие; еще одни серьги — сцепленные друг с другом маленькие золотые обручи. Несколько коробочек с лекарствами, продающимися в любой аптеке; неоткупоренная бутылочка с женскими поливитаминами. Книга с новеньким подвенечным платьем на обложке, заложенная розовой закладкой с кисточками.

Обычные, ничем не примечательные вещи, которые лежат в тумбочке каждой женщины. Впрочем, украшений маловато. Лавкрафт по собственному опыту знал, что большинство американок питает смешную, но простительную страсть к побрякушкам — как к драгоценностям, так и к бижутерии.

Эндрю снял ящик с кровати и уже собирался вставить его в гнездо, как вдруг заметил, что под коробкой с носовыми платками что-то лежит.

Он слегка нахмурился, снова поставил ящик на кровать, осторожно вынул коробочку и отставил ее в сторону. Присмотревшись, Лавкрафт увидел четыре карманных календарика, скрепленных зеленой аптечной резинкой. Именно в таких календариках его приемная мать отмечала все важные даты — от визитов к зубному врачу до посещений местного клуба бриджа. В том, что Гейл хранит старые календари, нет ничего особенного. Многие делают это по самым разным причинам. Например, в подвале его матери стоял целый пластмассовый ящик, битком набитый календариками за период, который намного превышал рекомендуемый финансовыми органами срок хранения платежных документов.

Черт побери, а то, что эти четыре календаря охватывают тридцать пять месяцев пребывания в подполье ее брата, всего лишь дурацкое совпадение или?..

Эндрю поднял календарики и снял с них резинку. Естественно, первый из них относился к тому году, когда Нортон ударился в бега. Он исчез в октябре. Тридцать один день. Никаких отметок. Лавкрафт быстро осмотрел даты ноября и готов был перейти к декабрю, как вдруг увидел рядом с двадцать первым числом еле заметную красную галочку. Тщательно изучив ее, он пришел к выводу, что это не типографский брак, а самая настоящая микроскопическая отметка, сделанная красными чернилами.

Первый контакт Кристофера Нортона с его малышкой-сестрой состоялся двадцать первого ноября. Эндрю знал об этом из донесения агента. Тогда неопытный беглец оставил след в линиях связи.

Совпадения не было. Он готов был поставить на кон свой значок сотрудника ФБР.

Эндрю получил первое реальное свидетельство того, что Нортон поддерживал связь с сестрой. А три оставшихся календаря, которые он продолжал сжимать в руке, подтверждают, что ублюдок находился в контакте с Гейл все это время.

Лавкрафт посмотрел на часы. Гейл пробыла в клинике лишь час. Он может заниматься поисками как минимум еще час. Эндрю сел на кровать и начал просматривать календарики, мысленно составляя донесение Филдингу.

Контакты осуществлялись каждые шесть — десять недель. Второй день после двенадцати недель был отмечен смеющейся рожицей. Форма отметок менялась: встречались и маленькие прямоугольники, и еле заметные галочки. Иногда под названием месяца были написаны буквы латинского алфавита.

Прежде чем поднести к глазам последний календарик, Лавкрафт посмотрел на часы и понял, что прошло уже полчаса. Первая отметка — маленький прямоугольник — стояла напротив последнего дня февраля. От следующей отметки ее отделяло семь недель. Третья появилась через десять недель, в июне; под названием месяца красовалась буква «С».

Как и следовало ожидать, в июле было чисто. Эндрю перешел к августу и чертыхнулся. Судя по красной галочке, брат вступал в контакт с Гейл двенадцать дней назад. Под названием месяца красовались аккуратные буквы «F» и «Н».

Лавкрафт начал считать в уме. Именно в этот день он познакомился с Гейл и вмонтировал жучок в ее телефонный аппарат.

Невозможно… Если бы Нортон попытался дозвониться Гейл, он, Эндрю, знал бы об этом. Жучок начал работать в десять утра, но в квартире было тихо. Видимо, галочкой отмечался какой-то другой вид контакта.

Он вернулся к предыдущему календарю. Точки и прямоугольники, с интервалами от шести до двенадцати недель. Но ничто не указывало на смысл этих значков.

Лавкрафт стал рассматривать самый старый календарь, на котором стояла галочка.

Галочка, совпавшая с днем, когда преступник оставил след.

Он перешел к следующим двум календарям. В донесениях говорилось о следе и о чем-то еще… Почта! О Боже, он совсем забыл про почту. Несколько недель агенты торчали в почтовом отделении и проверяли все, что было адресовано Гейл Нортон. Когда временно вышедший из строя мозг заработал нормально, Лавкрафт вспомнил, что в отчете упоминалась какая-то пустая открытка.

Дату Эндрю забыл, но это было легко проверить.

Внезапно на него сошло озарение и ему стало ясно значение формы значков. Галочкой отмечались телефонные звонки, прямоугольником — контакты по почте.

Если это верно, то двенадцать дней назад Кристофер Нортон звонил сестре по телефону. Это означало, что следующий контакт состоится недель через шесть — двенадцать. Эндрю мог пропустить звонок только в том случае, если разговор состоялся не в квартире Гейл. Но сотового телефона у нее нет. Куда она ходила в тот день? Только в клинику.

С этим нужно что-то делать. Он не имеет права пропустить второй звонок.

Необходимо было переписать даты из календарей Гейл, но Эндрю не мог позволить, чтобы его застукали за этим занятием. Удостоверившись, что календари лежат в том же порядке, что и прежде, Лавкрафт стянул их резинкой, положил под коробку с бумажными носовыми платками, а затем осторожно поднял ящик, собираясь вставить его в гнездо тумбочки.

Он так и не понял, что прозвучало раньше: то ли скрежет ключей в замке, то ли грохот, с которым ящик стукнулся о тумбочку. Удар был таким сильным, что кружка с чаем опрокинулась. Важно было одно — содержимое ящика высыпалось на дощатый пол за долю секунды до того, как в спальню вошла Гейл.