— Да с чего бы?..
Успокойся, Ланн! Сейчас же! И язык свой болтливый прикуси. Вдохни поглубже, выдохни и думай о хорошем. Ну же, хоть о чем-то, кроме боли, разрывающей легкие!
Проклятье, почему это происходит сейчас, когда все хорошо? Он десять лет в своих поисках переворачивал вверх дном такие места, в которые другой бы в здравом уме не сунулся, сражался с чудовищами, разговаривал с существами настолько древними, что мир давно позабыл их имена и ни разу не трясся как осиновый лист! Но стоило только найти то, что так долго искал, и во что он превратился?
— Ланн, — твердо произнесла Сайдири, и он повернулся к ней почти против воли. Меньше всего он хотел, чтобы она его таким видела. Практически бесшумно она подошла ближе, сложила продукты на стол и обняла его. — Я обещаю, в следующий раз обязательно разбужу тебя перед тем, как уйти.
— Следующий раз, — повторил он и обнял ее в ответ. — Звучит отлично. Я уж думал, придется снова искать тебя чертовы десять лет…
Прошло секунд пять прежде, чем он понял, что не слышит больше ее дыхания, и еще несколько мгновений прежде, чем он понял, почему.
Он что, просто взял и сказал это? Нет, не может быть! После стольких попыток вернуть ее, после этой ночи, после того, как она сказала, что хотела бы провести с ним еще одну и не покинет его, не предупредив…
Хах, нет! Это была бы катастрофа.
— Она была как я, — медленно проговорила Сайдири, и Ланн не узнал ее голос. — Одно лицо… Одно имя… Леди-командор была твоей женой.
Сайдири выпрямилась и опустила руки, но Ланн в последней отчаянной попытке удержать ее рук не опускал, хотя чувствовал, как ее тело под пальцами снова превращается в сталь.
О, нет. Нет-нет-нет…
— Мы… — он сглотнул, в горле пересохло, — можем просто притвориться, что я этого не говорил?
— Тогда придется притворяться всю жизнь, — вздохнула она и взяла его за предплечье. — Отпусти меня.
У нее были планы на целую жизнь? Не только на «следующий раз»? Он не может отпустить ее, он не для того проделал весь этот путь…
— Нет, — выдохнул он. — Я люблю тебя.
Резкая боль в предплечье заставила его отвлечься, Сайдири сдавила его руку с невероятной силой, и пальцы пришлось разжать.
— Не меня, — мрачно проронила она, отпустила его руку и отступила на шаг. — Теперь ясно, почему ты все время пытаешься примерить мне чужую улыбку, — прикрыв глаза, она глубоко вздохнула и отступила еще. — О Небо, я должна была догадаться раньше… но я видела то, что хотела видеть.
Ерунда, это буквально одна и та же женщина, просто в других обстоятельствах! Если ее судьба сложилась немного иначе, это еще не значит, что…
— Возвращайся домой один, — отмахнувшись ото всех объяснений, бесцветно проговорила она, — я… мне нужно подумать.
Накинув капюшон, она растворилась в воздухе, и только легкое движение воздуха указывало на то, что она прошла мимо к окну. Ланн не пытался ее остановить.
Как во сне он вышел из таверны и направился к воротам. Вокруг кипела жизнь: толкались тележками торговцы, бряцали доспехами солдаты, спешили по своим делам горожане, но пустота в голове превращала все звуки в белый шум. Из-под плаща, который Ланн надевал, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей двойственной персоне, практически ничего не видно, но этого хватает, чтобы не натыкаться на людей в толпе.
— …капитан, да примет Иомедай его душу! — низкий шепот резанул слух, и Ланн повернул голову в сторону телеги, накрытой грязной парусиной. Бледный рыжеволосый солдат быстро докладывал об увиденном старшему по званию, и губы его кривились от страха и отвращения. — Восемь лет служу — такого дерьма не видал! Мозг подчистую выскоблен и аккуратно в крышку черепа сложен, глаза как сливы раздавлены. Говорю вам, это демон! Кто еще так делать станет?
Не замедляя шаг, Ланн прошел мимо. Хотел бы он не знать ответ.
Нет ничего отвратительнее летней грозы: вода сверху, вода снизу, ничего не видно и слышно еще хуже. Поневоле заскучаешь по подземельям, где практически все хочет тебя сожрать, но хотя бы тихо, и свет не пытается выжечь глаза через неравные промежутки времени, которые никак нельзя предугадать.
Остановиться под раскидистым деревом — плохое решение, и не потому, что молния может выбрать его следующей целью. Пожалуй, если бы его жизнь закончилась так глупо, это было бы даже закономерно и… весьма своевременно. Ланн шел не останавливаясь больше суток, потому что стоило остановиться, и мысль, от которой он бежал десять лет, неизменно догоняла его.
И он устал убегать. Прислонившись спиной к стволу дерева, он вытянул скользящие по грязи ноги и закрыл глаза.
— …Любые жертвы незначимы. Любые изменения допустимы. Такое могущество и такой образ мысли трудно даже вообразить, оставаясь человеком. И единственный человек, который стоит между тобой и всем этим…
— Ты…
— Я, — кивнула Сайдири. — И все, что люди привыкли вкладывать в это короткое слово.
Ее больше нет. Такой, какой он знал ее, такой, как он скучает по ней. Он не встретится с ней после смерти и не найдет среди живых. Шиика не возвращают назад тех, кто стал их частью. Думать иначе — большая ошибка. Она не ушла и живет где-то еще, она растворилась во Многих, как пыль среди звезд. И второй такой нет.
Он не должен искать ее, он должен ее оплакивать.
Перед Рубежом Сайдири заставила его сказать «Прощай!». Прыгнуть в разлом — это не прихоть и не сумасбродство, она знала, что сделает, и готовилась к этому. Если бы он только понял, может быть, он смог бы отговорить ее? Найти слова… или, на худой конец, веревку покрепче и лошадь повыносливее, чтобы унести жену от Язвы как можно дальше?
Что теперь гадать? Все кончено очень, очень давно. Да кто вообще между сраным полуящером и невообразимым могуществом выбирает первое?
Где-то высоко в небе сверкнула молния, и оглушительный раскат грома сотряс землю, а затем еще и еще раз. И Ланн бы не обратил на это внимание, если бы дрожь земли не усиливалась и не приближалась. Схватив лук, он метнулся сквозь пространство в сторону за секунду до того, как дерево, защищавшее его от дождя, рухнуло под мощным ударом громадной алебарды.
Вскочив на ноги в нескольких метрах от поваленного дерева, Ланн выпрямился и поднял голову, пытаясь рассмотреть гостя и через секунду почувствовал капли дождя на языке, потому что не смог удержать челюсть. Мощная рука чудовища сжала древко алебарды и выдернула ее из мокрой земли, вторая рука представляла собой жалкий обрубок. Надо же, еще один ветеран Пятого Крестового Похода! Плечи покрыты шипами, голова закована в составной шлем и гребень змеится по мощному крупу вплоть до толстого хвоста длинной в три человеческих роста. Подняв одну из четырех нижних конечностей, монстр сделал шаг вперед.
Вавакия. Целый, мать его, вавакия! То есть не совсем целый, кто-то уже оттяпал ему руку, но выглядит все равно внушительно… Ланн захлопнул рот и отпрыгнул в сторону снова, когда громадное оружие обрушилось на него. Он что, пропустил момент, когда секретная операция по похищению людей закончилась, и можно уже ходячие крепости на поле боя выпускать? Эта туша всем своим видом намекает, что игра в прятки закончилась и началась война! Но почему? Они десять лет сидели тихо и ходили на цыпочках, боясь привлечь внимание командора!
Но командора здесь нет…
— Эй, четвероногий! — крикнул он, совершив еще один прыжок сквозь воду и грязь и развернувшись к огромной тени вавакии. — Дрезен — там, Кенабрес — там, а ты здесь за ящерицами бегаешь. Не много ли чести для меня одного?
У таких размеров один плюс — промахнуться очень сложно, даже если дождь стоит стеной. Ланн наложил на лук сразу две стрелы и спустил тетиву — обе попали в широкий торс демона, но тот даже скорости не сбавил, приближаясь с неотвратимостью титана.
— Я вернусь домой с твоей башкой и наши сделают из нее ночной горшок! — прогрохотал вавакия, размахиваясь снова. Он даже с дыхания не сбился, а плотная кожа так и лоснится от воды: обессиленным он не выглядит, голодным — тоже. В отличие от Ланна, который в последние сутки был слишком расстроен, чтобы заботиться об этом.
— Ну точно! — хохотнул Ланн и снова исчез из-под лезвия, чтобы появиться в нескольких метрах и выстрелить. — Всю жизнь думал, зачем мне этот рог? Отличная же ручка для горшка!
Но вместо того, чтобы погнаться за ним снова, вавакия выдохнул длинную полосу едкого дыма. Задержав дыхание, Ланн снова вскинул лук с двумя стрелами — шанс нанести ему побольше увечий упускать не стоит, пару секунд можно и не дышать. Стрелы вонзились в грудь демона, тот рассмеялся и обломал их одним движением. Ланн почувствовал, как опускаются руки — в дыхании вавакии был вовсе не яд.
— Подумай лучше, зачем тебе жизнь! — пророкотал демон, и удары его мощных ног о землю становились все ближе. — Ты никому здесь не нужен, облезлый бездомный пес.
Что, уже даже демоны в курсе, что он перепутал любовь всей своей жизни с женщиной, которая вообще не при чем? А они все вместе подглядывали или пересказывали друг другу по очереди? Пробраться в Дрезен вместе с вавакией та еще задачка… в отсутствии Страж-Камней, впрочем, вполне выполнимая.
Уйти из-под удара алебарды на этот раз удалось только чудом — настолько замедлилась реакция. Через силу Ланн поднял лук снова, но две стрелы просвистели над плечом вавакии и тот глумливо рассмеялся, подходя ближе — он отлично знал, что делает с душами смертных сокрушительное отчаяние.
Ну, почему бы и нет. Ланн думал о смерти достаточно долго и смерть в бою с таким чудовищем — не самая худшая. Жаль, что о ней не сложат песен… Впрочем, песен о славной гибели от жала Савамелеха он тоже не слышал. Может и к лучшему, наверняка это была бы очень короткая и глупая песня… Частушка? Памфлет? Анекдот? Неважно. Если этот урод думает, что Ланн сдастся так просто, он ошибается — за этой ящерицей еще придется побегать.
Нырнув сквозь пространство снова, Ланн схватил еще две стрелы и понял, что в колчане их осталось около десятка — слишком мало для этой твари. Даже истыканный стрелами, как огромный еж, этот колосс будет двигаться и убивать. Если бы только удалось выбить ему глаз или оба, но этот чертов шлем хорошо их закрывает!
Вдох. Прыжок. Выдох. Выстрел. Восемь.
Вавакия не замедляется, он разворачивает свое огромное тело быстро и легко, снося деревья хвостом, когда они попадаются на пути.
Вдох. Прыжок. Выдох. Выстрел. Шесть.
Кровь сочится из ран на туловище, но стрелы ему все равно, что иглы. Не отвлекаясь на то, чтобы их вытащить, демон делает новый бросок.
Вдох. Прыжок. Выдох. Выстрел. Четыре.
Вдох… Ну вот и все. Любые силы рано или поздно подходят к концу, и однажды нужно просто встретить конец достойно. Горящие глаза демона все ближе, но попытка выстрелить в них оканчивается пустой потерей стрел. Алебарда блестит в свете молний, и хоть демону трудно управляться с ней одной рукой, на последний удар сил ему хватит… Ланн не двигается с места. Глупый конец глупой жизни. Так и должно быть.
— Обернись, ханзир*! — звонкий голос взрезал пелену дождя. — Я пришла за твоей правой рукой!
*свинья (прим. авт.)
Если бы не вспышка молнии, определить, где именно стоит командор было бы невозможно, но свет, холодный и яркий, очертил ее темную фигуру футах в шестидесяти от демона. Участок леса, где он гонялся за Ланном, был уже основательно вытоптан, так что взгляду ничто не мешало.
— Хочешь знать, что стало с левой? — крикнула она и вавакия стиснул оружие крепче. — Я запихнула ее обратно в пизду твоей уродливой трехглазой мамаши! — глядя на то, как он, рыча, разворачивается, Сайдири оскалилась тоже: — И там еще осталось мно-о-го места…
Вавакия рванулся к ней, во все стороны разбрызгивая воду столпоподобными ногами, Ланн выпустил ему в спину последние две стрелы, но тот даже не споткнулся. Она с ума сошла! Это не тот противник, с которым стоит сражаться в ближнем бою! Она ему по пояс! И даже если она взберется ему на спину, ни один из ее кинжалов не достигнет его сердца, как не достигли стрелы! Почему она не бежит, почему не спрячется под плащом?
— Ты не будешь жить вечно, сука! — взревел демон, занося алебарду над рогатой головой. — Ты окажешься в Бездне с последним вздохом твоего сраного рта!
Ланн, задыхаясь, побежал за ним, но сил давно не осталось и он не смог даже догнать монстра, не то, что обогнать его и попытаться хоть чем-то помочь командору. Но на половине пути два дерева по сторонам от несущегося в ярости демона вздрогнули и огромная сила выворотила их из земли. А затем все стихло…
Громадная туша, разрезанная на две половины, аккурат в той части, где заканчивались пластины доспеха, лежала на мокрой земле и медленно остывала. Деревья с содранной корой нависали над ней, цепляясь остатками корней за землю. Блестела от воды едва заметная тонкая нить, такая же, что разрезала Ланну ногу, когда он явился в гости без приглашения.
Ловушка. Пока Ланн бегал от этой ходячей крепости по лесу, Сайдири установила ловушку. То, чего никогда не смогла бы сделать командор, сделала инерция и громадный вес демона.
— Они были здесь, — не громче дождя повторяла Сайдири, сидя в грязи и ощупывая морду мертвого демона окровавленными руками: она торопилась, а нить — капризное оружие. Но она все еще надеялась, что если ее обманут глаза, то не обманут руки. — Все это время. Все время, — она дышала неровно и время от времени издавала что-то похожее на тихий смешок. — Я не спятила. Не спятила…
Сайдири не видела своих преследователей до этого момента. Каждый проклятый день она подозревала, что может быть просто не в себе и видеть то, чего нет. И единственный раз, когда Ланн мог подтвердить ее подозрения, он промолчал, поэтому ей пришлось вскрывать череп своему мертвому другу, который ничего не смог бы утаить. Узнала ли она что-то, спрашивать, пожалуй, не время…
Резко подняв голову, Сайдири поджала губы и замерла. Ланн остановился в двух шагах, не зная, что сказать… Он даже лицо ее не узнавал теперь — оно то же, но совсем другое — тревожная складка между бровями, бледные губы, колкий взгляд. Как можно было так обмануться?
Она живет в одна в лесной чаще, а не в городе, где полно развлечений. Ее единственные друзья оба обожжены войной и мертвы. Она мало говорит и редко улыбается. Она осмотрительна и не склонна поддаваться эмоциям. Она не пьет, черт возьми!
Это не его жена.
Первое, что она спросила, когда увидела его: «Кто ты такой?»
Он же не знал и знать не хотел, кто она. Он видел в ней только ту женщину, которая оставила его и страстно хотел ее вернуть. Что, черт возьми, он может ей сказать сейчас? «Извини»?
— Не надо было… — тихо проговорил он. — Если бы я не смог его одолеть, я бы доблестно сбежал с поля боя, как подобает настоящему крестоносцу. То есть, тактически отступил бы, да.
— Ты опустил руки и собирался позволить ему разрубить себя пополам! — рявкнула она. — Ты думаешь, я слепая?
Она не могла не помочь, даже зная, что не нужна ему. Это то, что она делает последние десять лет — пытается спасти всех. Для нее война не закончилась, у нее собственный крестовый поход. Бессмысленный, как поиски навсегда утраченной любви.
— Шиика никогда не были злыми, — отвернувшись, она запустила руку в сумку и вытащила бинт, который тут же промок под дождем. — Их мотивы могут быть туманны, но не враждебны. Твоя жена, будучи их частью, тоже не причинила бы тебе вреда. Они бы не отправили тебя сюда, чтобы ты просто здесь умер, — бинт неотвратимо темнел, впитывая кровь. — Должен быть лучший исход. Или его существенная вероятность.