Меня попросили подготовить этот отчет ради членов семьи Куэйл, спустя долгое время после закрытия дела остающихся под смутным подозрением, которое можно полностью рассеять, лишь обнародовав всю правду. Но я не считаю полезным вдаваться в детали этого кошмарного утра в период, предшествующий прибытию полиции. Этот промежуток времени остается одним из самых худших моих воспоминаний. Кларисса, как и следовало ожидать, впала в истерику. Думаю, несмотря на высокомерное и снисходительное отношение к мужу, она по-своему любила его, насколько вообще могла кого-то любить, — хотя, конечно, драматизировала ситуацию, делая ее абсолютно невыносимой. Ее комната соединялась с комнатой Туиллса через ванную. Она вошла туда, как раз когда Мэтт и я склонились над маленькой фигуркой в красно-белой пижаме, и ее вопль оповестил о случившемся весь дом.
Мэри держалась немногим лучше, хотя была менее многословна, а то, как она взмахивала руками, могло кого угодно вывести из себя. Фактически каждый из них действовал остальным на нервы. Впоследствии Джинни призналась мне, что самым худшим было то, как Мэтт бродил из комнаты в комнату, бормоча себе под нос, внезапно появляясь у двери со словами: «Боже, какое несчастье» — и исчезая вновь. Хладнокровие сохраняли только сиделка и горничная-славянка, продолжавшая спокойно раскатывать на кухне тесто. Всех потрясла не столько смерть доктора Туиллса, сколько уверенность в том, что один из них убийца. Теперь всякие сомнения в этом исчезли.
Поэтому позвольте мне ограничиться повествованием о том, какими я видел обстоятельства убийства Туиллса в то утро до прибытия полиции и как мои догадки впоследствии подтвердились.
Я с самого начала не сомневался, что Туиллс умер от отравления гиосцином. Лицо его посинело, зрачки глаз расширились, и имелись указания на судороги, предшествовавшие коматозному состоянию. Как уже говорилось, он лежал на полу. На нем все еще были очки, хотя они соскользнули с одного уха и съехали на нос. Тело, повернутое на левый бок, касалось столика у изголовья кровати. Правая рука протянулась к ножке столика, левая согнулась под туловищем. Неподалеку от окна, в стене, в которую упиралось изголовье кровати, находилась дверь в ванную.
Постель была сильно смята — откинутые назад простыни свисали с той стороны, у которой лежал доктор. Среди них, обложкой вверх, валялся раскрытый сборник стихов Генриха Гейне. Две подушки в изголовье сохранили отпечаток головы. На столике еще горела лампа. Рядом с ней стояли банка с табаком и стеклянная пепельница, в которую высыпался пепел из опрокинутой трубки. В кармане пижамы Туиллса лежал коробок спичек.
Очевидно, доктор читал и курил в постели, когда яд начал действовать. Вероятно, он уже выбил трубку, но еще какое-то время не собирался спать, о чем свидетельствовали спички в кармане и закрытое окно. Почувствовав признаки отравления, Туиллс сделал отчаянное усилие встать и пойти в ванную, а потом либо поскользнулся, либо у него закружилась голова, и он упал там, где мы его обнаружили, не сумев, как ранее судья Куэйл, или не захотев крикнуть. В этом я не был уверен.
В комнате имелся лишь один сосуд, где мог содержаться яд. Стакан с остатками бромида стоял на стеклянной полке над умывальником в ванной. Рядом я увидел бутылочку с белым порошком бромида, пузырек с нашатырным спиртом и ложку с прилипшими к ней следами порошка. Большая голубая бутылка с примочкой для глаз со слегка покосившейся крышкой-стаканчиком была прислонена к одному из кранов. Все остальное стояло на своем месте.
Одежда покойного была небрежно брошена на плетеный стул в центре комнаты; ботинки валялись в дальнем углу. Полинявший халат свисал с приоткрытой дверцы шкафа. Бюро было захламлено щетками, галстуками, запонками, записными книжками и карандашами, на которые просыпался из банки порошок талька. Большая фотография Клариссы в рамке стояла на стопке номеров «Америкэн меркьюри». К зеркалу был прилеплен снимок, изображающий Туиллса, сидящего с довольной усмешкой в кафе на тротуаре с кружкой пива в руке.
При виде последней детали я особенно остро ощутил всю трагичность ситуации. Окинув взглядом холодную неопрятную комнату, я снова посмотрел на венский снимок с его наивным пафосом. Ибо в том же слегка наклонившемся зеркале я видел отражение тела Туиллса, лежащего на полу, и смятую постель, откуда он упал.
В безмолвной комнате ощущался застоявшийся запах трубочного табака. Доктор вошел сюда, поставил сифон на верхнюю полку шкафа (где он стоял сейчас), разделся, потом пошел в ванную, сделал примочку на глаза и растворил в воде бромид. А затем — смерть.
Мне хотелось, чтобы здесь был Банколен. Хотя я и рассматривал комнату до боли в глазах, но нигде не видел никаких ключей или нитей к разгадке тайны. Конечно, теоретически это могло быть самоубийством. Такая возможность не пришла в голову другим, поскольку их мысли были так сосредоточены на вчерашних отравлениях, что они сразу уверовали в убийство. И я знал, что они абсолютно правы. Самоубийцы не укладываются в кровать выкурить трубку и почитать Гейне в ожидании конца и не промывают глаза, прежде чем выпить яд. Разумеется, можно было предложить версию, что это Туиллс пытался убить судью и миссис Куэйл, поскольку обладал ядом и знал, как им пользоваться, но, потерпев неудачу, покончил с собой. Поверхностный ум мог бы даже сконструировать мотив, кажущийся достаточно убедительным другим, столь же поверхностным умам. Допустим, запоздалые угрызения совести побудили Туиллса спасти жизнь судье после того, как он отравил содержимое сифона, после чего он впал в отчаяние и сам выпил гиосцин. Но во всей истории преступлений отравители никогда так себя не вели. Да и вообще это не походило на Туиллса. Хотя объяснение выглядело достаточно правдоподобным, я знал, что оно неправильно.
Тем не менее оно давало бы семье возможность избежать скандала, если бы только им хватило ума понять это сразу. Но, как обычно, они сразу же напоролись на то, чего хотели избежать. Я не успел опомниться, как Мэри побежала вниз к телефону и позвонила их семейному врачу, доктору Риду, который, к сожалению, был также окружным коронером. Она успела пробормотать «убийство» и «вы должны привести полицию». Мэтт выхватил у нее трубку, но вред уже был причинен. А потом Мэтт еще сильнее ухудшил ситуацию, позвонив в три газеты, поговорив с редакторами и попросив их не печатать ничего, что они услышат об этом деле. Учитывая видное положение Куэйлов, было вполне вероятно, что газеты пойдут навстречу, но слухи наверняка начнут распространяться.
Единственным способом избежать огласки был бы вердикт о самоубийстве. Несмотря на неосторожные слова Мэри и Мэтта, можно было добиться такого заключения в свидетельстве о смерти и обойтись без вмешательства полиции. В конце концов, теоретически Туиллс мог покончить с собой.
Я еще был наверху, когда услышал звонок в дверь. Быстро спустившись, я увидел, что Мэтт впустил доктора Рида и (увы, это было неизбежно!) окружного детектива. Последнего я знал достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в его незаурядной проницательности.
Звание окружной детектив мало что значит в населенных пунктах вроде нашего. Это политическая должность, от носителя которой требуется создавать впечатление поддержания закона и порядка. Как правило, он смышлен и проворен, иногда устраивает рейд в подозрительный дом и находит там запас виски,[28] а в газетах фигурирует в качестве следователя, когда какой-нибудь поляк или другой славянский эмигрант пускает в ход бритву. Джо Сарджент был дружелюбным и добросовестным человеком, а внешностью, поведением и одеждой напоминал адвоката. Войдя со смущенной улыбкой в нижний холл, он обменялся рукопожатием с Мэттом. Пышная седеющая шевелюра и морщинистое, полное сочувствия лицо придавали ему вид зажиточного семейного человека, который, казалось, только что вышел из дома в шлепанцах. Маленький доктор Рид в очках и со старомодными бакенбардами говорил лающим голосом, что придавало ему сходство с терьером.
Мы вчетвером отправились в библиотеку. Доктор Рид засыпал Мэтта вопросами. Мэтт, взглянувший наконец в лицо ситуации, был на удивление спокоен. Его влажное красное лицо внушало доверие — он говорил как торговец, не сомневающийся в качестве своего товара, убеждая, что произошел несчастный случай и ничего более.
— Чепуха! — сердито тявкнул доктор Рид. — Не пробуйте на мне ваши песенки и танцы, молодой человек. Я слишком хорошо знаю вашего отца и вас. Ну, кто заболел, кто умер и вообще в чем дело? Выкладывайте!
— Поймите, мистер Куэйл, — вмешался Сарджент, — мы только хотим помочь. Док сказал мне, что ваша сестра немного расстроена, и я подумал, что мне лучше прийти — на всякий случай…
Мэтт переводил взгляд с одного на другого.
— Ну, — пробормотал он, — все равно это выйдет наружу. Расскажи им, Джефф! Ты же все видел.
Вряд ли кто-то из них искренне полагал, что в доме Куэйлов могло произойти что-то дурное. Когда я начал рассказывать, лицо Сарджента выражало вежливое внимание, а доктор выглядел раздраженным. Но потом челюсть окружного детектива отвисла, и он стал нервно позвякивать монетами в кармане. Мэтт морщился при каждой подробности. Я понимал, что это звучит невероятно.
— Чушь и… — заговорил доктор, но, посмотрев на наши с Мэттом лица, внезапно умолк.
— Можете подняться и взглянуть на него, — сказал я. — Он в задней комнате на втором этаже. Вполне возможно, что это самоубийство…
Поймав мой взгляд, доктор Рид поджал губы, словно насвистывая.
— Если так, доктор, то думаю, вы, как старый друг семьи, избавите их от лишних неприятностей.
— Хм! — пробормотал врач. — Понятно. Гиосцин… Ну и ну!
Сарджент потер лоб.
— Не знаю, что и сказать, мистер Марл.
— Сказать? — фыркнул доктор. — Ничего не говорите. Молодой человек, будь это другой дом, я назвал бы вас компанией лжецов. Но старина Мэтт Куэйл… Ладно, Джо, давайте поднимемся и посмотрим на него. А вы подождите здесь, ладно?
Когда они ушли, Мэтт схватил меня за руку. Во время моего повествования на его лице боролись тревога и надежда.
— Ты действительно имел в виду, что Уолтер покончил жизнь самоубийством? — осведомился он. — Господи, почему я не подумал об этом раньше! Так оно и есть. Уолтер…
Мэтт сделал паузу, когда Джинни осторожно открыла дверь и вошла. Я не сомневался, что она слышала наш разговор.
— Закрой дверь, Джинни, — быстро сказал Мэтт. — Слушай, старина, мне никогда не нравился Уолтер. Именно такого и можно было от него ожидать.
При этом он держал меня за лацканы пиджака и гипнотизировал взглядом.
— Я бы тоже хотела так думать, — заговорила Джинни. — Но я не думаю, что Уолтер это сделал.
— Я тоже. Я просто пытался защитить всех, Мэтт. Они во всем разберутся.
— Но…
— Сколько времени орудовала мраморная рука? — прервал его я. — Джинни сказала, что пять лет. А Туиллс пробыл здесь только три года, не так ли?
— Но рука всего лишь плод папиного воображения…
— Ради бога, не начинайте снова! — воскликнула Джинни. — Иначе мы будем кружить на одном месте. Сядь, Мэтт, и перестань ходить взад-вперед! Никогда не думала, что кто-то может так действовать мне на нервы.
— Ну, ты тоже не сахар. Может быть, тебе нравится сидеть и слушать, как тебя обвиняют в убийстве?..
— Никто тебя ни в чем не обвиняет. Но если ты будешь продолжать вести себя как глупый мальчишка, это может случиться очень скоро. А если тебя хватает лишь на то, чтобы возлагать вину на единственного достойного человека в доме…
— Вот как? Единственного достойного человека в доме? — Голос Мэтта стал пронзительным — в гневе он являл собой малоприятное зрелище. — Ну так знай, что я действительно возлагаю на него вину!
Мне пришлось крикнуть, чтобы успокоить их. Джинни, сдерживая слезы, села спиной к нам. Мы разместились в разных углах комнаты. Мэтт дрожащими руками зажег сигарету. Я наблюдал сквозь окно, как снег покрывает темную землю лужайки. В библиотеке было темно и сыро. Во время кажущегося бесконечным ожидания мы слышали шаги наверху. Вскоре в комнату вошел Рид, за которым последовал Сарджент.
— Мы видели тело… Здравствуй, Вирджиния, — обратился доктор к девушке, когда она повернулась. — Как самочувствие? Только никаких сцен — нам нужны не слезы, а мозги.
Он сбросил пальто и стоял в воинственной позе, сопя в редкую черную бороденку. Темный костюм был ему маловат. Глаза терьера бегали в разные стороны под стеклами пенсне на длинной черной ленте. Мне почему-то вспомнилась картина, висевшая в отцовском кабинете, где были изображены собаки, играющие за столом в покер.
— Мы решили, что произошло, вероятно, убийство, — продолжал доктор. — Я этого не утверждаю, но считаю возможным.
— Ну-ну, док! — мягко запротестовал окружной детектив, потирая подбородок, и окинул нас обиженным взглядом, словно говоря: «Видите? Что я могу сделать?»
— Чепуха! — заявил Рид. — Расскажите им сами, что мы думаем.
— Док и я не удовлетворены ситуацией, — объяснил Сарджент. — Я знаю и уважаю судью, поэтому хочу помочь вам всем, что в моих силах. Если хотите, можете представить случившееся как самоубийство. Но боюсь, это не сработает. Мне придется провести расследование, и если я что-нибудь обнаружу… ну, вы понимаете, что я не смогу это скрыть. — Морщины на его высоком лбу стали глубже. — Сожалею, но это лучшее, что я могу сделать.
— Вы имеете в виду, что дознания не будет? — осведомился Мэтт.
— Хм… Мы еще не уверены. Вам нечего бояться, Джо, — обратился к детективу Рид. — Судья вас не съест. Нам нужно с ним поговорить, прежде чем мы придем к определенному решению. Насколько я его знаю, он захочет играть в открытую. Судья еще в кабинете доктора Туиллса? Я хочу взглянуть на него.
Он снова вышел. Сарджент нерешительно постоял у двери, потом глубоко вздохнул, стряхнул с костюма невидимые крошки и снова стал образцом хорошего семьянина, как будто каждая морщинка на его лице говорила: «У меня тоже есть люди, которые мне дороги». Но чувствовалось, что это выражение болтается на нем, как соломенная шляпа, которая вот-вот свалится, и способно уступить место вспышке гнева.
— Боюсь, я буду вынужден задать вам несколько вопросов, — сообщил он с печальной улыбкой. — Для меня это тоже нелегко.
Сарджент сделал паузу и прищурился. Помоги Бог всем, подумал я, если этого человека внезапно охватит мания величия и он попытается изобразить Шерлока Холмса. Мысль была не из приятных, так как я встречал в Париже подобный тип полицейских чиновников, которые доставляли Банколену куда больше хлопот, чем само преступление. Если он вобьет такую идею себе в голову и представит себя фигурирующим в газетных заголовках как великий криминалист — «САРДЖЕНТ РАСКРЫВАЕТ УБИЙСТВО В ДОМЕ КУЭЙЛОВ» крупным шрифтом, — мы пропали.
— Полагаю, — с притворным равнодушием заметил Мэтт, — вы хотите знать, где мы были прошлой ночью. Ну, поднявшись наверх, я не покидал свою комнату и…
Сарджент благодушно позвякивал монетами.
— Нет, мистер Куэйл, меня это не интересует. Легко понять, что произошло. Он принял яд в бромиде, который, кажется, выпил, как только поднялся к себе в комнату. Конечно, никто не мог проскользнуть туда и подсыпать яд в порошок бромида после того, как вы все пошли спать. Следовательно, яд был в бромиде весь вечер — вероятно, его поместили туда тогда же, когда и в сифон с содовой… Разумеется, если это было убийство, — поспешно добавил окружной детектив. — Нет, ваши передвижения никакого значения не имеют.
Его глаза странно блеснули. Он также благодушно посмотрел на люстру. Я негромко кашлянул.
— Может быть, я не вполне ясно выразился… Доктор Туиллс был здесь со мной еще минимум пятнадцать-двадцать минут после того, как остальные пошли к себе. Вероятно, вам придется принять это в расчет, если вы решили, что это убийство.
— Вот как? Да, я этого не понял, — отозвался Сарджент. — Хм… Пятнадцать минут… — Он тоже кашлянул. — Вы сразу легли, когда поднялись наверх, мистер Куэйл?
— Да! — заявил Мэтт. — Мы поднялись все вместе, не так ли, Джинни? Ты видела меня.
Джинни кивнула. Она стояла, прислонившись к спинке кресла, и с любопытством посмотрела на Мэтта, когда он обратился к ней.
— Да, Мэтт, — ответила она монотонным голосом. — Ты сразу пошел в свою комнату и закрыл дверь. Я видела тебя.
— А где именно находятся ваши комнаты? — спросил Сарджент.
— Комната Мэтта — на втором этаже слева, — отозвалась Джинни тем же равнодушным тоном. — Прямо напротив маминой. А моя — на третьем этаже, в башне, над комнатой Мэтта.
Сарджент задумчиво нахмурился, словно говоря: «Это уже что-то!»
— Дверь комнаты миссис Куэйл была открыта? — спросил он.
— Да, — сказал Мэтт. — И сиделка расположилась так, что могла видеть коридор, — она подтвердит вам, что я не выходил.
— А мисс… мисс Куэйл, не так ли? Как вы поднимаетесь на третий этаж?
— По маленькой лестнице рядом с дверью комнаты Мэтта.
— О! Значит, она тоже видна из комнаты миссис Куэйл?
— Да.
— И конечно, — Сарджент дружелюбно улыбнулся, — вы не покидали вашу комнату?
— Покидала. Дважды.
Казалось, ее равнодушие начинает его сердить. Сарджент снова прищурился:
— Когда именно, мисс Куэйл?
— Ну, первый раз сразу после того, как я пришла в свою комнату… — Джинни сделала паузу, посмотрела на нас, подняв брови, и внезапно захихикала.
— Это серьезное дело, Джинни! — сердито сказал Мэтт, косясь на окружного детектива в ожидании одобрения. — Сейчас не время для…
— Но это так забавно! — воскликнула она, озорно блеснув глазами. — В детективных романах все всегда спускаются за книгой. Именно это я и сделала. Кларисса стащила мою «Афродиту», прежде чем я прочитала половину, и еще притворялась шокированной! Я знала, что не засну, поэтому спустилась за книгой. Сначала Кларисса утверждала, что «Афродиты» у нее нет, и изображала возмущение, но, когда я сказала: «Слушай, дорогая, со мной этот номер не пройдет», отдала книгу… Конечно, это слишком банальная ситуация, но так оно и было.
— Кларисса — это миссис Туиллс?
Так как все приняли на веру заявление Мэтта, что он не покидал комнату и его одежды не запятнаны, Мэтт становился все более и более рассудительным, сопровождая одобрительным кивком каждый вопрос окружного детектива. «Смотрите! — казалось, говорил он. — Вот это работа!» Детектив, видя одобрение, в свою очередь тоже становился спокойнее.
— Верно, мистер Сарджент, — снова кивнул Мэтт. — Попали в точку.
— Так я и думал. — Сарджент втянул шею в воротник, засунул большой палец в пройму жилета и строго посмотрел на Джинни. — А комната миссис Туиллс соединена с комнатой доктора через ванную. Хм… Понятно. Сколько времени вы там оставались?
Усмешка исчезла с лица Джинни.
— Всего несколько минут.
— Доктор Туиллс тогда уже поднялся к себе?
— Нет.
— Где была миссис Туиллс, когда вы уходили?
Глаза Джинни вновь стали пустыми. Она не ответила.
— Прошу прощения, мисс Куэйл. — Сарджент прочистил горло. — Я спросил, где она была, когда вы уходили.
— Она растворяла бромид в ванной, — тихо ответила Джинни.