Отшельник. Роман в трёх книгах

— Лихо, однако, — улыбнулся отец Игорь, слушая этот разговор. — Спутники, разведка, навигация… Так все запросто у вас, словно игрушка. Мне почему-то казалось, что нынешняя армия осталась…

— С винтовкой и штыком наперевес? Охотничьей двустволкой? Или с газовым пистолетом? — рассмеялся Юра. — Нет, мы — не просто армия, а ее элита, войска специального назначения со специальной подготовкой и средствами. Потому что современного противника шашкой наголо не возьмешь: он тоже обучен, подготовлен и оснащен — между прочим, кое в чем получше нашего брата.

— А кто такой… Как вы назвали, Анвар? Что это за личность?

— Сейчас и узнаем. Мне эта фотография очень напомнила одного паренька, который учился с нами на факультете разведподготовки. Вы меня, конечно, простите, но некоторые вещи я не имею права открывать даже духовным лицам, да и неинтересно оно вам. Группу наших ребят готовили для работы в восточных регионах, где всегда было неспокойно. Ехали туда в командировку советниками, инструкторами, принимали непосредственное участие в спецоперациях. Восток, как вы сами знаете, дело тонкое. Там нужно уметь не только профессионально драться, но и хорошо работать головой. Для этого — знание языка, истории, философии, культуры, религии, да и много еще чего. Тогда вместе с нами учился тот самый Анвар: он был сильно похож на человека с Востока. Он сам не скрывал, что в нем текла восточная кровь: кто-то из его предков был как раз из тех краев, а гены, наследственность в нашем деле — тоже не последний фактор успешной работы в условиях спецопераций. Руководили нами опытные инструкторы, педагоги, которые открывали те коридоры, которые вели к дверям необходимых знаний. В чужие двери — отрытые для других — вход был запрещен. Анвар же нарушил запрет…

— И что было за теми дверями, если не секрет?

— Не секрет, но там много было и есть того, что должны знать лишь те люди, кому это необходимо. Всем остальным это знать не следует даже из интереса. Вам что-нибудь известно о практической боевой энергетике, технике Шам Эя Цикон, телекинетике, воздействии на жизненное поле человека с помощью биорамок?

В ответ отец Игорь недоуменно пожал плечами.

— Вот и хорошо, это вам совершенно не нужно. Когда Анвар сорвал запретный ему плод, это сразу стало известно людям, владеющим темой. Его отстранили от дальнейшей подготовки, а вскоре и вовсе отчислили из разведшколы. Конечно, за людьми с такой подготовкой установлен особый контроль, ведь попади они в зону влияния криминальных структур, криминальных авторитетов, то способны наделать больших бед — как оружие массового поражения. Но Анвар как-то странно исчез: о нем не знали ни его близкие друзья, ни родственники — совершенно никто. Он исчез, как исчезает с экранов радаров сбитый самолет. Однако мы были уверены: «самолет» Анвара не сбит, он просто стал невидимкой, овладев тайными знаниями. Оказывается…

***

Он не договорил. Послышался гудок виброзвонка на лежащем рядом телефоне.

— Ты тоже заметил? — Юрий стал озабоченным. — Я тебе не говорил, думал, что ошибаюсь или что это следы ретуши. Нет? Значит, он… А что показывает спутник? Что?! Смерч? Ты ничего не путаешь? Ну-ка включи меня на частоту спутника, я сам гляну.

— С ума можно сойти… — прошептал он в изумлении, продолжая работать с навигацией, сброшенной на айфон. — Недалеко от нас, к северо-востоку, быстро формируется странная атмосферная воронка, напоминающая не то ураган, не то смерч. В здешних-то местах. Никто не может понять природу этой аномалии. Не удивлюсь, если ко всему этому причастен Анвар…

— Как Аннушка к смерти Берлиоза? — отец Игорь кивнул на лежавшую перед ним книжку Булгакова.

— Не знаю, какая там Аннушка, но Анвар мне хорошо знаком.

Телефон снова ожил виброзвонком.

— Спасибо, братишка, я твой должник. Будет нужно еще что-нибудь, я с тобой свяжусь. Боюсь, что скоро тут отключится все.

В подтверждение этих слов в доме и по всей деревне погас свет, а за окном зашумел усиливающийся ветер.

— Ну вот, обещанное светопреставление начинается, — Юрий не отрывался от дисплея. — Сейчас включим увеличение и… А это что за люди?

Он протянул айфон отцу Игорю.

— Кого это несет прямо в эпицентр бури? Геологи? Охотники? Многовато как-то… Целый отряд…

Спутник передавал рельефную живую картинку всего, что происходило совсем рядом: над лесом формировалась мощная атмосферная воронка, больше похожая на быстро закручивающуюся спираль из багровых грозовых туч, и как раз в том направлении двигалась цепочка людей.

— Ну и техника, — не сдержал удивления отец Игорь, — ну и возможности!

— Это еще цветочки… — Юрий пытался увеличить картинку, сделать ее ярче. — Что же это за публика гуляет в ночь глухую?

— Боюсь, наши хуторяне, — отец Игорь взял свой мобильный телефон, но связи, как и света, уже не было.

— А что, кроме циклона, может еще быть в той стороне, куда они идут? — спросил Юрий, на что отец Игорь опять недоуменно пожал плечами.

— Вы уже почти старожил, в таких заповедных местах были, а местности не знаете. Вот так с вами, батюшка, в разведку ходить…

И через спутник связался со своим другом, попросив его дать информацию о возможных объектах на территории формировавшегося смерча. Через минуту тот подробно обо всем доложил.

— Что и требовалось доказать, — Юрий выключил айфон и озабоченно посмотрел на отца Игоря. — Теперь осталось решить, что делать.

До них стали доноситься раскаты грома, а вокруг все осветилось вспышками молний.

— Если это действительно хуторяне, то двигаются они в сторону ракетной шахты, поставленной здесь, кажется, во времена Хрущева, когда тот грозился показать американцам и всему капитализму «кузькину мать». Или Брежнева. Неужели никто вам не рассказывал? Хотя это неудивительно. Режим секретности настолько строгий был, что даже не все местные знали, что это за объект. Лишь догадывались, когда в ту сторону везли «изделия» — зачехленные боеголовки, ракеты-носители, а вместе с ними топливо, окислитель; тогда перекрывали все дороги, все ходы и выходы, никто не смел даже высунуть носа из своих избушек. Одно название этих «изделий» чего стоило: «Сатана». Весь мир дрожал перед этим оружием. Военных по здешним деревням тоже никто не видел: их доставляли на базу вертолетом и точно так же забирали. От здешней «железки» шла небольшая ветка: в том тупичке при полном оцеплении, ночью разгружали всю технику. Оттуда километров двадцать — бетонка: такая, что но ней хоть танки гони, хоть самолеты сажай, дальше — запретная зона, там без всякого предупреждения могли «шлепнуть» любого, кто сунется. Вот какие порядки были, дисциплина! Никаких контактов, никакой болтовни. Тетка моя хорошо помнит о том времени, многое рассказывала. Позже ракеты с боевого дежурства сняли, войска оснастили более мощной техникой, а саму шахту законсервировали и ушли. Когда же началась горбачевская перестройка и все в стране рухнуло, про этот объект вовсе забыли. Была, правда, мыслишка приспособить его под овощехранилище, но из-за отсутствия денег идея отпала. Здешние дельцы, кто оказался попроворнее, утащили все, что удалось: металл, кабель, даже колючую проволоку. Кроме толстенных бетонных стен, длиннющих подземных переходов и таких же колодцев там теперь ничего не осталось. Пацаны постарше туда бегали в «войнушку», в прятки поиграть, пока одного не привалило бетонной балкой. С тех пор туда ни ногой. Бабки поговаривали, что это место вообще проклято: ни по грибы туда никто не ходит, ни по ягоды, хотя природа в тех местах богатющая, щедрая. На месте ракетных шахт в старину разные черные дела творились, даже людей, говорят, сжигали…

— Зря болтать не станут, — задумчиво сказал отец Игорь. — Говоришь, совершенно ничего теперь там не осталось? А сатана? Тогда творил черные дела свои, и теперь, выходит, продолжает заниматься тем же.

Юра не понял иронии отца Игоря.

— Куда, по вашему, эта публика бредет?

— На Калинов мост, куда же еще, коль там сатана промышляет.

— Где Змей Горыныч? — хохотнул Юра. — Так то же сказки, враки!

— А твой Анвар — враки?

— Нет, я его хорошо знал.

— Тогда и Змей Горыныч с мостом тоже не враки. Я имел честь сегодня вечером познакомиться с «новым Моисеем». И если он и Анвар — одно и то же лицо, то Калинов мост и змей — очень даже не враки. Как и Аннушка, которая разлила подсолнечное масло.

В это время в дверь постучали. Вошел озабоченный председатель сельсовета.

— Беда, батюшка, беда большая стряслась!

— Что, хуторяне исчезли? — отец Игорь помог ему снять мокрый от начавшегося ливня плащ.

— А вам откуда известно? Я сам только что узнал, соседи рассказали. Исчезли, растворились, словно дождем смыло.

— Известно. У нас тут свое радио и телевидение.

— Да вся деревня без света видит! Какое телевидение?

— Я же говорю: свое собственное.

Отец Игорь показал на дисплей айфона.

— Юрочка, и ты тут! — председатель только сейчас разглядел его во тьме и пожал руку, здороваясь.

Лена принесла старую керосиновую лампу, зажгла фитилек.

— Так, мужики, давайте решать, что будем делать, — председатель сел за стол. — Связи никакой, в милицию не дозвониться. Ливень усиливается, по такой погоде сюда никто не поедет. А беда, чувствую, нешуточная. Говорил ведь в районе, чтобы приехали, обратили внимание, разобрались с этой странной публикой. А мне в лицо газетой тычут: дескать, не суйся не в свое дело, это вполне нормальные и порядочные люди. Доигрались… Меня теперь во всем сделают крайним. Найдут козла отпущения, потянут по всем судам и следствиям. Что же делать?..

В отчаянии он обхватил голову руками.

— Прежде всего, взять себя в руки, — попытался его успокоить Юра. — И никакой паники. Командовать парадом, видимо, придется мне. А вы, батюшка, час назад говорили, что моя помощь не понадобится. Сколько у нас «штыков», т. е. нормальных, адекватных мужиков, готовых немедленно выйти вместе с нами вслед тем безумцам?

— Куда выйти? В такую погоду? — подскочил председатель.

— Так, уже минус один, — посадил его на место Юра. — Такие паникеры пусть лучше сидят у себя дома возле печки и гладят кошку.

— Нет, я лично готов, но,..

— Раз готов, тогда кто идет с нами?

— Думаю, нужно позвать Андрея, что пасеку держит: он вполне надежный человек. И попросим помочь нам Андрея Ивановича: трезвый ум тоже пригодится.

— Зачем его просить, когда сам пришел? — Лена на новый стук открыла дверь, впуская всегда степенного гостя.

— Дошла до меня весть, батюшка, — полушепотом начал он с порога, — что куда-то подались жители хуторов. Поднялись и ушли, как по команде. Думаю, нужно доложить куда следует, проинформировать соответствующие органы, поставить, как говорится, в известность. Между прочим, я всегда подозревал, что эта идиллия добром не кончится, а меня никто не хотел слушать.

— Вот и нужно было самому проинформировать кого следует, — мрачно сказал председатель, — а теперь мне одному отдуваться за всю эту историю.

— Я человек маленький, — категорически возразил Андрей Иванович, — у меня ничего нет: ни власти, ни кабинета, ни даже телефона, поэтому…

— …Поэтому предлагаю присоединиться немедленно к нам и пойти на поиски исчезнувшей хуторянской цивилизации, — сказал Юрий, надевая куртку.

— Вы что, ненормальный? Их косая сотня, а нас? Вы соображаете, чем это все может закончится?

— Для кого? Для них или для нас?

— Для нас, прежде всего! А они как пришли — так и ушли. Какое нам до них дело?

— А если им угрожает опасность? — осторожно спросил отец Игорь. — А если их увели в лес каким-нибудь обманом, чтобы сделать зло?

— Тем более этим должны заниматься компетентные органы: милиция, прокуратура и остальные. Мы люди маленькие, — стоял на своем Андрей Иванович.

— А они еще меньше. Неужели бросим их в беде?

— Ну, кто как, а я… Мне еще нужно вечернее правило прочитать, да дочка привезла нам из города свои «бантики» — внучек, а они такие непоседы, что глаз да глаз. Простите…

Он повернулся к выходу.

— Конечно, уважаемый Андрей Иванович, возвращайтесь к своим «бантикам», — вместо Лены дверь ему открыл Юра. — Зачем забивать голову нашими просьбами о помощи чужим людям? Вы нас проинформировали — и ложитесь отдыхать со спокойной совестью. Приятных вам снов!

Андрей, за которым тем временем сбегала Лена, чтобы позвать на помощь, пришел сразу же готовый к походу. За его плечами был рюкзак с мотком каната, саперной лопаткой, двумя мощными фонарями.

Юрий обнял его:

— О, сразу видно: наш человек!

Потом подошел к отцу Игорю:

— А вы молитесь за нас, батюшка. Я не знаю, что это за хуторяне, но знаю, кто такой Анвар. Помолитесь за нас. Там уже не до молитвы будет.

— Там и помолимся, — отец Игорь прошел в коридор и тоже надел куртку. — Или вы меня отстраняете от своей группы?

— Нет, мы с радостью, да как-то…

— С Богом, друзья. И пусть Господь нас благословит в этот путь.

Навстречу

Юрий забежал на минуту к себе домой и прихватил то, что могло пригодиться в пути: две портативные радиостанции, миниатюрные наушники и микрофон. Уже на ходу, поправляя на себе камуфлированную армейскую куртку, в которой он приехал, и лямки «эрдэшки» — рюкзака десантника, он кому-то отдавал распоряжения, держа включенным свой мобильный телефон:

— Значит, договорились: работаем на прежней частоте, порты спутника для меня открыты, навигация активирована. Передай ребятам, пусть выдвигаются в назначенный район, с собой иметь все необходимое для оказания помощи и борьбы с огнем. Какие пожарники? Ты бы еще железнодорожников вспомнил! Нет, придется все делать своими силами: и того психа ловить, и людей спасать. Да, чуть не забыл: может понадобиться помощь психологов, поэтому берите их с собой тоже. Я доложил обстановку в штаб, те передали начальству выше — чтобы с нашей стороны не было никакой самодеятельности. Выдвигайтесь немедленно на помощь, а мы будем действовать на месте по ситуации. На связи!

— Иваныч, — он теперь обратился к председателю, показывая ему светящийся дисплей, — вы здешние места лучше меня знаете. Может есть какая-нибудь заветная тропка, чтобы добраться быстрее?

— А чего ж нет? Знамо дело, есть, — он вгляделся в карту, которую показывал спутник. — Идем вот здесь, по ручью… Правда, ноги замочим.

— Мы и так уже мокрые. Куда дальше?

— Дальше огибаем эту балочку, там еще один ручей вброд, если из берегов не вышел после ливня, потом по оврагу наверх — и мы, можно сказать, у цели. Этим путем ходу не больше часа, а этим, — он постучал ногтем по дисплею, — часа полтора.

— Давай, Иваныч, веди своим путем. Время пошло!

В том направлении, куда они быстро шли, все небо сверкало ослепительными вспышками молний, слышались нарастающие раскаты грома, ветер усиливался с каждой минутой, словно желая остановить этих четырех смельчаков, отважившихся бросить вызов разбушевавшейся стихии.

— Максимальная осторожность, — звучала в наушниках команда, — в эпицентре наблюдается воронка смерча, сильный перепад атмосферного давления. Ураган валит вокруг деревья.

— А люди? — кричал Юра, прикрывая ладонью микрофон от порывистого ветра. — Где люди, которых показал спутник? Тоже повалены?

— Их совершенно не видно, приборы не показывают присутствия людей. Похоже, укрылись внутри объекта, успели туда добраться. Советуем вам тоже укрыться в овраге, пока ураган переместится. Отряд спасателей уже выдвинулся на помощь: два БТРа.

— Пока один ураган успокоится, другой может начаться, — отвечал Юрий, повернувшись к ветру спиной.

— Там люди с покалеченной психикой, страшнее любого урагана, готовы на все. Поэтому ждать и отсиживаться — некогда. Спасатели тоже пусть выходят со мной на связь через спутник, будем координировать действия.

— Мы вас хорошо видим, маяк активирован, порты открыты. Сами не выключайтесь!

Они шли, ломая сопротивление бушевавшего вокруг ветра, вытирая глаза от застилавшего ливня, сами вымокшие до нитки. Возглавлявший движение председатель, не в силах перекричать дикий вой урагана и раскаты грома, махнул рукой, показывая повернуть направо.

— Почему уклоняемся от намеченного маршрута? — крикнул ему на ухо Юрий, указывая на светящийся дисплей айфона. — Потеряем драгоценное время!

— Наоборот, опередим, — крикнул ему в ответ председатель. — Против лома нет приема, против такого сумасшедшего ветра — тоже. Сейчас спустимся в овражек, там, надеюсь, буря гуляет не так сильно. Немного дальше, но зато быстрее. Идем, идем!

Они быстро спустились в овраг и пошли в прежнем направлении, путаясь в сплошных бурьянах и старых поваленных деревьях. Во свете фонаря все увидели бушевавший чуть ниже мутный поток, бывший каких-то полчаса назад небольшим ручейком, выбегавшим из леса.

«Представляю, что нас ждет дальше», — подумал отец Игорь, с трудом продвигаясь вперед.

А впереди их ждала переправа через этот же бушующий потоки. Председатель остановился.

— Странно, — крикнул он, указывая лучом фонаря, — здесь же был мостик. Неужели смыло?

— Иваныч, — Юра подошел к нему, — было бы странно, если бы его под напором такой бешеной воды не смыло. Я похожие потоки последний раз видел в Аргунском ущелье.

— Что с того? Раньше здесь действительно был хлипкий мостик, а в прошлом году мы поставили на металлических сваях.

— Вот они и остались, — Юра посветил фонарем в направлении воды, — а мостик ищите ниже по течению. Сейчас нужно быстрее найти другую переправу.

Пройдя по оврагу, он увидел лежащее через ручей старое дерево. Оно тоже было крайне ненадежным: сильно качалось от бушующего ветра и под напором поднимающейся воды: но другой переправы не было.

— У меня есть канат, — крикнул Андрей, доставая его из рюкзака и разматывая. — Делаем растяжку — и вперед по стволу на ту сторону.

— Молодец, хорошая смекалка! — похлопал его по плечу Юра. — Я — первый, закрепляю там, а ты остаешься и делаешь страховку здесь. Потом я подстрахую тебя, когда пойдешь через ручей.

Взяв свободный конец каната, он, ловко балансируя над бушующей водой, перебрался на противоположную сторону и подал знак Андрею, чтобы тот сделал растяжку. Когда все было готово, махнул рукой, и отец Игорь, а за ним председатель пошли по шаткому бревну-переправе. Держась за натянутый канат и хватаясь за торчащие отовсюду ветки, быстро переправились на другую сторону.

— Давай теперь сам! — крикнул он Андрею, не выпуская из рук канат.

Тот был уже на середине, когда мощный порыв ветра буквально сдунул его в воду — вместе с бревном, по которому он шел.

— Держись, братан! — крикнул Юрий, натянув канат, .чтобы вытащить скрывшегося под водой Андрея.

Через мгновение тот был на берегу.

— Случаем, не замочил ноги? — улыбнулся Юра и обнял его.

— Слегка. Если бы не ты, то…

— Потом доскажешь, — Юрий быстро смотал канат, и группа пошла дальше.

Они прошли еще немного по склону оврага, когда вдруг шедший впереди председатель обо что-то споткнулся и чуть не упал. Андрей посветил фонарем, и все увидели моток ржавой колючей проволоки.

— Уже близко, — сказал председатель. — С этого места начиналась запретная зона: несколько рядов колючей проволоки и даже минное поле.

— Надеюсь, мины успели снять или тоже побросали здесь вместе с проволокой? — сыронизировал Юрий и осветил все вокруг.

— Напрасно, между прочим, иронизируешь, — ответил председатель. — Когда военные законсервировали шахты и ушли, сюда стали водить коров: травы-то здесь всегда были сочные, никем не тронутые. Кто бы мог подумать о какой-то опасности? И представь себе, одна буренка подорвалась: только кишки от нее остались, да рога с копытами. Потом срочно прислали саперов, те прощупали землю сантиметр за сантиметром и еще две мины нашли.

— Вот-вот, это уже знакомо, — усмехнулся Юра. — Не удивлюсь, если на месте, в шахте, найдем забытую ракету. Вместе с ядерной боеголовкой. С нашим русским головотяпством все может быть, ничему не нужно удивляться.

Теперь вперед пошел Юрий, быстро и вместе с тем внимательно освещая дорогу, чтобы не запутаться в отовсюду торчавшей проволоке, кусках бетонных столбиков, арматуры. Наверху оврага, прямо над ними, по-прежнему бушевал ветер, все вокруг сверкало и грохотало.

— Прямо как на войне, — прокричал идущий уже сзади председатель.

— А что, пришлось побывать? — крикнул Юрий.

— Нет, от родного деда слыхивал, он войну «от звонка до звонка» прошел. А сам я, между прочим, тоже ракетчик, хотя обслуживал не такую грозную технику, как здешние стратегические комплексы.

— Салюты, фейерверки? — не сдержался от смеха Юра.

— Нет, сынок, мы защищали свою землю тем оружием, которое нам в те годы доверила страна. Я горжусь своей службой ракетчиком. Между прочим, служил не в подсобном хозяйстве, а в стартовой батарее. Шаумянская ракетная бригада, третий дивизион майора Новоселова. Для меня 19 ноября на всю жизнь святым останется.

— Иваныч, поверьте мне, я тоже нюхнул пороху. Куда теперь?

— Прямо по ручью, а метров через пятьдесят поднимаемся наверх. Там бетонный бункер, в нем когда-то командный пункт был, через него и попробуем зайти внутрь. Та публика ведь как-то пробралась туда?

— А колодцы где? Ракетные шахты?

— Шахты ниже, но там люки, крышки, под которыми стояли боевые ракеты, они заварены намертво.

— Небось, заварили так же намертво, как и убрали мины?

— Нет, все намертво, я лично видел, когда ходил туда года два назад с деловыми людьми из области — хотели приспособить это сооружение под овощехранилище.

В этот момент в наушниках Юрия затрещал голос:

— Для вас новая вводная: в районе объекта наблюдаются странные тектонические явления, похожие на локальное землетрясение. Наши специалисты этим занимаются, но готовых выводов пока нет, неизвестно, что это и откуда взялось. Такое впечатление, что все — и смерч, и колебания земли — сделаны искусственно. Если бы шли испытания нового оружия — понятно, а пока что сплошная «непонятка». Максимум осторожности! Советуем дождаться прибытия основной группы, она уже выдвинулась.

— Пока мы ее дождемся, здесь такие чудеса могут произойти, что одной группы спасателей окажется мало, — ответил Юрий. — Сориентируемся на месте, когда проберемся вовнутрь. Главное — найти людей и вывести их наружу. Что посоветуете? Есть ли разрушения на самом объекте, чтобы через них проникнуть внутрь?

— Е[ет, все сделано так надежно, что не страшны никакие природные катаклизмы. Ничего не произойдет, даже если на объект упадет атомная бомба: все ведь строилось как раз с таким расчетом: выдержать ядерный удар противника. Поэтому все очень надежно.

— Если так все надежно, то каким образом туда проникли люди? Не один, не два, не десяток, а целый колхоз? Просочились, что ли, через бетонные стены?

— Специалисты во всем разбираются. На картинке со спутника видны рельефные разломы коры в районе пусковых стволов: трещины, и довольно глубокие. Не исключено, что люди использовали их, чтобы укрыться или же найти ходы под землей: ведь все, что там происходит, мы не видим. Поэтому, повторяю команду еще раз: максимум осторожности! Колебания земли в этой точке продолжаются.

— Понял, конец связи!

— Погоди. Попробуйте найти возможность входа со стороны отверстий для выхода пламени во время старта ракет. Похоже, на том стволе, что в двухстах метрах на север от вас, сдвинута или повреждена решетка рассекателя огня. Увидите на месте. Внутри есть скобы: по ним спуститесь вниз и пройдете до ствола основной шахты, где установлен стартовый стол и главный отражатель пламени. Дальше по лестнице наверх, там должны быть технологические люки для стартовых батарей. Если все закрыто, поднимаетесь до самого оголовка шахты. На верхнем этаже раньше были установлены дешифраторы команд, поступающих с пункта управления, и сигналов бортовой вычислительной машины. В стенке же цилиндра сделан люк, через который можно проникнуть к отсекам системы управления и головной части ракеты. Этот люк — он не должен быть заварен — пока что единственная ваша возможность проникнуть вовнутрь остальных помещений.

— Все понял. Высота ствола шахты большая?

— Не слишком. Около тридцати метров.

— Короче, десятиэтажный дом. Успокоил.

— Извини, не мною все это придумано и не мною построено. Я тебе на всякий случай сброшу схему этого сооружения в разрезе, оно типичное для своего времени. Особая осторожность возле помещений, где стояли емкости с жидким азотом и боевым окислителем: находиться там без средств защиты смертельно опасно. Внутри должны быть указатели, по ним и ориентируйтесь. Когда спуститесь вниз, связи уже не будет. Действуйте по обстановке.

— Не впервой! — крикнул в микрофон Юра и повернулся к председателю:

— Иваныч, а вы говорили, что против лома нет приема.

Тот, ничего не поняв, пожал плечами.

— Теперь ваш черед показывать дорогу к люкам. Похоже, что не все так безнадежно и глухо.

— Ты что, хочешь сдвинуть крышку? 80 тонн?

— Ага, если сам «сдвинусь». А то я не видел этих объектов. Эх, Иваныч, вас бы со мной на экскурсию в Бамут.

— Куда-куда?

— В Бамут. Там бы налюбовались всем: и горами, и ракетными шахтами…

Вспышки молний осветили впереди серое сооружение, похожее на дзот времен войны: оно стояло среди заросших деревьев и густого кустарника, из-за чего было почти неприметным. В целях маскировки его со всем сторон еще обложили толстым слоем лесной земли и дерна.

— Это наземная часть командного пункта, — пояснил председатель, подходя ближе. — Вот как военные умели хранить свои секреты! Вблизи ничего не было видно, а уж сверху, из космоса, — и подавно.

«Нет, это, видимо, тот самый оголовок шахты, куда мы должны зайти изнутри, — подумал Юрий, сверяя местность со схемой объекта, которую ему передали через спутник друзья. — Теперь надо искать сами шахты».

— Пошли к шахтам, — крикнул председатель, словно угадав его мысли. — Их здесь три, и все люки наглухо задраены.

Действительно, неподалеку стояли еще насыпи — поменьше первой, но тоже заросшие, тщательно замаскированные.

— Когда началось разоружение и с американцами подписали какой-то важный договор об ограничении ракет этого типа, — пояснил председатель, очистив часть люка от земли, — шахты хотели вообще залить бетоном, чтобы впредь не были пригодны для военных целей. Но то ли бетона не нашлось, то ли еще что, но…

— Вот-вот, я и говорю, — перебил Юрий, — не удивлюсь, если увижу стоящую в шахте боевую ракету. Глядишь, тоже забыли впопыхах. При нашей бесхозяйственности что угодно может быть.

Посветив вокруг фонарем, он нашел зарешеченные углубления, предназначенные для выхода пламени наружу во время старта ракеты из шахты. Обойдя одну за другой, он заметил повреждение стальной решетки: кто-то, видимо, пытался выломать ее и забрать как металлолом.

Внутри ствола, в бетонной стенке, виднелись толстые скобы, служившие для спуска — дна вообще не было видно.

— Так, слушай мою команду, — обратился Юрий к своим "друзьям. — Иваныча, как почетного ветерана доблестных ракетных войск, мы оставляем здесь: кому-то нужно дождаться и встретить основную группу. Вас, отец Игорь, мы тоже…

— Нет, Юра, меня не «тоже». Я пойду с вами. Там люди, которым моя помощь может понадобиться не меньше, чем помощь спасателей.

— Для внутренней связи у меня кое-что есть, — Андрей достал из рюкзака две портативные радиостанции, предназначенные для работы спасателей в ограниченном пространстве.

— Слушай, с тобой, оказывается, можно смело идти в бой, — обнял его обрадовавшийся Юра.

— Ходил, приходилось…

— Что, тоже воевал?

— Отдельная история. Давай не будем терять время. Командуй дальше.

— Я первый, отец Игорь в средине, а ты, Андрей, замыкающий.

Он взял мокрый канат, послуживший им на переправе через бушующий поток.

— Страхуем друг друга — и вперед!

Отец Игорь осенил крестом мрачный зев, и они начали спуск.

Калинов мост

Крепко держась за металлические скобы, они стали осторожно спускаться. Сколько ни светили фонарем вниз, дна не было видно. Бетонные стены были сырыми, покрытыми черной плесенью. Юрий провел по ним ладонью, чтобы убедиться, что это не следы копоти.

«А откуда ей быть? — поймал он себя на мысли. — Ракеты ведь стояли здесь на дежурстве. Пуски — только на случай ядерной войны. Бог миловал…»

Казалось, что стволу не будет конца, когда фонарь вдруг осветил плавный изгиб бетонного колена, и все трое пошли дальше ногами, уже не цепляясь за мокрые скользкие скобы. Пройдя так еще метров двадцать, они очутились возле толстой бетонной плиты, на которой лежала еще одна такая же многотонная плита, но металлическая. А прямо над ними начиналась новая бездна черного замкнутого пространства: света фонаря не хватало, чтобы увидеть, где кончались мощные бетонные стены.

— Это и есть ствол ракетной шахты, — Юрий сличил место, где они стояли, со схемой, сброшенной ему на телефон. — Мы стоим возле стола, на который опиралась ракета перед стартом. Что ж, идем дальше…

— И куда же? — спросил Андрей, снова готовя для подстраховки свою толстую веревку.

— Теперь наверх, к солнцу. Пока выберемся, глядишь, утро настанет, дождь кончится, птички запоют.

И они начали медленный подъем. Эта лестница была уже с защитными ограждениями, надежными креплениями и упорами в бетонной стене шахты, что свидетельствовало о ее технологическом назначении: по ней ходили специалисты, обслуживавшие ракету, следившие за ее состоянием, готовившие к боевому дежурству и старту. В тех местах, где лестница соединялась с маленькими площадками, виднелись люки, но все они были наглухо закрыты, а некоторые даже заварены.

— Надо лезть на самый верх, — крикнул Юрий своим друзьям, поднимавшимся следом, — там должен быть свободный вход в помещение командного пункта.

Воздух в шахте был застойный, спертый: отовсюду тянуло сыростью, плесенью, запахами технических жидкостей, масел. Из стен и задраенных люков торчали обрывки толстых кабелей, трубок: часть из них была окрашена в определенный цвет, кое-где сохранились втулки для соединения с корпусом ракеты.

Они уже выбивались из сил, задыхались, когда, наконец, показалась последняя площадка и открытый проем, ведущий вовнутрь.

— Кажись, приплыли, — Юрий сел на край, давая пройти отцу Игорю и Андрею. — Передохните, а я гляну, куда дальше.

Дисплей снова засветился, показывая схему подземных сооружений.

— Так, — провел он пальцем по схеме, — значит, сейчас сюда, потом снова вниз, потом в коридор, оттуда к отсекам, а дальше… Дальше видно будет.

— Отдышались? — обратился он к друзьям. — Это только начало. Идем в том же порядке: я — первым, Андрей замыкает, отец Игорь посредине. Вперед!

Они начали снова спускаться вниз, но теперь перемещаясь не по вертикальной лестнице, а из отсека в отсек — вокруг ствола шахты: где сильно пригнувшись, на четвереньках, а где и почти лежа, переползая из одного аварийного люка в другой. Начав с самого верхнего уровня, на котором находились дизель-генераторы, они продвигались все ниже и ниже, минуя отсеки связи, энергоснабжения, управления и контроля, пока не дошли до уровня, где располагалась аппаратура контроля боевого пуска ракет. Все оставалось на месте нетронутым: панели приборов, средства связи, электронная вычислительная машина, с которой на борт ракеты загружались данные траектории и режима полета, наведения на цели противника…

Спустившись еще ниже, они вошли в одиннадцатый — предпоследний — отсек, где находился непосредственно командный пункт с боевыми постами и пультами дистанционного управления всеми функциями обслуживания и пуска. Если бы не эта кромешная темнота вокруг и не этот затхлый, удушливый воздух, от которого уже начинала кружиться голова и подташнивать, можно было бы подумать, что боевые расчеты лишь на время покинули свои посты и могут в любой момент возвратиться, чтобы продолжить оперативное дежурство у высокоточных, умных баллистических ракет, обладающих сокрушительной мощью.

— Я никогда не бывал в таких местах… — прошептал изумленный отец Игорь, освещая все вокруг фонарем. — Никогда не думал, что мы имели такое оружие. Сколько сюда вложено энергии ума, знаний, научных открытий, опыта, средств! Все это придумать, рассчитать, осуществить, укрыть от посторонних глаз…

— Никто не думал, — ответил Юрий. — Даже не догадывался. Поэтому враги и недруги боялись разговаривать с нами повышенным тоном, не то что теперь.

— Я не мог даже представить себе, насколько это все и величественно, и страшно. Но для чего? Во имя чего? Чтобы уничтожать людей… Они — нас, мы — их. Кто кого опередит, перехитрит, кто больше уничтожит, разрушит, сотрет с лица земли… Если такое оружие устарело, позабыто-позаброшено, что же теперь вместо него?. И этому служит мозг, данный людям Творцом? Господи, спаси и помилуй нас, грешных…

«Какой же гений натолкнул человека на создание орудий смерти? — продолжал думать отец Игорь, осматриваясь вокруг и не переставая всему удивляться. — Добрый? Злой? Если бы эти знания, энергию, таланты, средства направить не на уничтожение, а на созидание, сколько можно бы сделать добрых дел! С каким облегчением вздохнули бы люди, не будь над ними этого дамоклова меча… А вдруг и впрямь война? Кто уцелеет, кто спасется? Это ведь не рать на рать в чистом поле сойдется, чтобы с мечами да копьями биться. Здесь гибель всем, всему, что создано Богом: не только тем, кто изобрел это оружие, пустил его в ход, но всему человечеству. Никто не спасется…»

— Интересно, а где самая главная кнопочка, на которой все замыкалось? — Андрей осветил фонарем многочисленные приборные панели, за которыми сидели стартовые расчеты.

— Чего не знаю — того не знаю, — ответил Юрий, тоже осматриваясь с помощью фонаря. — Сними трубку и спроси.

Он мигнул фонарем в сторону одного из висевших по всем стенам черных телефонных аппаратов внутренней связи.

— А что? Вдруг кто-нибудь ответит?

Андрей подошел и снял трубку, клацнув несколько раз по рычагу.

— Алло, алло! Говорит командный пункт. Прошу разрешения на пуск! Пять, четыре, три, два, один…

И повесил трубку на место:

— Молчат, не дают команды.

— Тогда слушай мою команду, — серьезно сказал Юрий. — Нам остался последний уровень, после чего входим в главную потерну…

— Куда входим? — переспросил Андрей.

— В потерну: подземную галерею, ведущую ко всем технологическим отсекам и помещениям. Двигаемся в том же порядке. Из потерны выходим к ангарам, где, возможно, спрятались те люди. В конце-концов, не провалились же они сквозь землю?

При этих словах все трое вдруг ощутили дрожание стен и подземный гул.

— Что за дела? — насторожился Андрей. — Вот это пошутили… Похоже, ключ на старт?

— Это подземные толчки, — пояснил Юрий, владея информацией.

— Землетрясение?! В наших краях? — еще больше изумился Андрей. — Откуда ему быть? Этих явлений тут отродясь никто не помнит.

— Откуда быть? Наверное, оттуда же, откуда пришли те странные люди, которых мы ищем. В шахте следов их нет, по отсекам они тоже не лазили. Будем искать дальше.

Они спустились на последний уровень, где находилась комната отдыха дежурной смены: здесь стояли деревянные двухъярусные кровати, небольшие тумбочки и даже старый советский телевизор «Рекорд». Уже оттуда они вышли в длинную и очень узкую галерею, соединявшую между собой все подземные сооружения этого стратегического объекта, — потерну. Странно, но здесь дышалось легче: не было той спертости, которая ощущалась наверху и даже в самой шахте, исчезли неприятные запахи, вызывавшие тошноту. Казалось, что по галерее гулял легкий сквозняк, даже ощущалось дыхание ночного воздуха, напитанного грозовым дождем. Друзья ободрились.

Все металлические двери, которые встречались им на пути, были наглухо закрыты, над некоторыми виднелись надписи, сделанные красной масляной краской: «Внимание! Уходя с насосной, убедись: задвижки, вентили и клапаны полностью закрыты!», «Зона повышенной опасности! Без защиты не входить!» и другие грозные предупреждения.

Воздух между тем стал еще свежее и чище.

— Мне кажется, что скоро мы выйдем наружу, — сказал Андрей, ища фонарем источник этой свежести.

— А мне кажется, скоро мы поймем, как сюда вошли те беглецы, — ответил Юрий. — Ведь в таких подземных бастионах были свои системы очистки воздуха: находившимся здесь боевым расчетам ведь нужно было дышать. Поэтому использовался забор воздуха снаружи через специальные колодцы, и уже этот воздух подавался вовнутрь. Мне это тоже немного знакомо по Бамуту, когда наши ребята навозились с укрывавшимися под землей боевиками.

Пройдя еще немного вперед, они увидели разлом внутренней защиты галереи, соединявшийся с разломом земной коры. Через образовавшуюся трещину, больше напоминавшую воронку от взрыва, и прошли люди: на это указывали многочисленные следы мокрых ног и грязи, уводившие вглубь подземных лабиринтов.

— Теперь мне уже ничего не кажется, — сказал Юрий, рассматривая следы. — Тут они и прошли. И связь, наконец, появилась.

Но если на месте уже было все понятно, то в штабе, где контролировали ход спасательной операции, никак не могли соединить все происходившие события в одну цепь: внезапное появление и такое же исчезновение странных отшельников, их побег в сторону заброшенного военного объекта, нетипичный для этих мест смерч и еще более необъяснимые разломы земной коры на фоне ощутимых подземных толчков, разрушение мощной защиты ракетного бастиона, способного выдержать ядерный удар противника. Случайность? Закономерность? Чей-то план? Что это было? Все эти события не поддавались объяснению. И пока специалисты, срочно собравшиеся в штабе, продолжали ломать голову над всем происходящим, друзья решили идти по следу.

— Спасатели уже рядом, — сказал Юрий, снова переговорив со штабом. — Наша задача — постараться самим найти тех людей и остановить, если их «Робин Гуд», или как он там себя величает, действительно задумал что-то рискованное. Держимся вместе и ни на шаг друг от друга. Помощь может понадобиться не только им, но и нам.

Еще через метров пятьдесят следы, видневшиеся в подземной галерее, вдруг оборвались: они скрылись за толстой бронированной дверью с мощными задвижками, над которой красной краской было написано грозное предупреждение: «Опасно! Горюче-агрессивная жидкость! Без защиты и спецдопуска не входить!»

— А они вошли: и без защиты, и без допуска… Читать, наверное, не умеют. Или не все буквы знают, — мрачно пошутил Юрий, остановившись перед дверью и попробовав открыть задвижки — но они были заблокированы изнутри.

— Так и должно быть, — он стукнул кулаком в дверь. — Зона повышенной опасности и особого контроля даже для тех, кто тут находился. Здесь стояли емкости с гептилом. Один вдох его «аромата» — и ты не жилец на этом свете. А они вошли… Зачем-то… Или не знали, или же знали, но вошли, чтобы…

— Чтобы убить себя? — взволнованно спросил отец Игорь. — Во имя чего? Неужели они настолько обезумели, чтобы так слепо слушать своего «пророка», идти за ним на верную смерть?

— Всех спасателей со средствами химической защиты по галерее в сектор 1-ВЗ, — Юрий немедленно связался со штабом. — С собой — средства борьбы с огнем и разблокировки аварийных люков и главных дверей.

— Для чего они это сделали? — отец Игорь бессильно прислонился к холодной стальной двери. — Безумцы… Настоящие безумцы…

— Неправда, — послышался зловещий голос у них за спиной. — Безумцы — это вы. Они — праведники, мученики.

Все трое — отец Игорь, Юрий и Андрей — мгновенно осветили место, откуда раздался голос. Но там, к удивлению, никого не было. Зато в другой стороне послышался злой смех:

— Это вы безумцы, которые посягнули на пророка последних времен и его людей. За это вам не миновать кары Божьей!

— Анвар! — Юрий первым пришел в себя. — Я узнал тебя, твой голос. Выходи! Ты уже и так наделал много глупостей. Выпусти людей, которых ты послал на смерть.

— Они посланы мною в бессмертие, — отчеканил голос. — А вот вы обречены на смерть! Безумцы…

При этих словах земля снова задрожала, но вместо гула из ее недр раздался звук, похожий на тяжелый вздох.

— Приблизился час возмездия.., — проглаголал «пророк», так и оставаясь невидимым.

— Тогда выходи, — Юрий оглядывался по сторонам, пытаясь определить местонахождение. — Бросай это детство с прятками и выходи! Сразимся, как воины, как настоящие мужчины! К чему эти жмурки?

— Вы уже побежденные… Осталось лишь погребение мертвецов. Оно свершится над вами очень скоро.

— Анвар, сейчас тут будут спасатели, много спасателей. Они уже близко. Не делай новых бед. Открой люк и выпусти людей!

— Безумцы… Какие безумцы… «Не надейтеся на князи, на сыны человеческий, в них же нет спасения…». Среди вас нет достойных, чтобы сразиться со мной.

Из темноты снова раздался зловещий хохот.

— Есть! — оборвал его резкий голос отца Игоря. — Есть кому сразиться! Выходи, невидимка! Спасение — не в твоем безумии и твоих фокусах, а в Боге. В отличие от тебя, мы стоим открытыми и ни от кого не прячемся. Где обещанный Калинов мост? Где змей, который его охраняет?

Наступила тишина, но через миг она опять взорвалась раскатистым демоническим смехом:

— Вы уже совсем рядом! Неужели до сих пор не поняли? Здесь сражались со змеем наши предки, здесь войдут в огненную реку мои овцы — отшельники последних времен!

Отец Игорь прервал его:

— А сам-то войдешь? Или, как твои учителя-фанатики, тоже выйдешь сухим из воды? Почему ты загнал своих овец в эту ядовитую бочку, и они сейчас там задыхаются, а сам остался на сквознячке? Иди к ним! Или выходи к нам! Боишься сразиться с моим другом — так сразись со мной!

— Ты готов сразиться? Со мною?! И что у тебя есть, чтобы победить меня?

— Бог! — твердо ответил Игорь и выступил вперед. — Я — с Богом, и бросаю вызов силе, которой ты служишь! Я не знаю вашей науки, ваших секретов, не умею прятаться, драться, не владею хитрыми приемами, но готов сразиться в духе. Попробуй сломить наш дух, если ты действительно Божий, как себя выдаешь, от Бога, а не от дьявола!

— Что ж… — мрачно ответил невидимка. — Сейчас ты узнаешь силу нашего духа….

В глубине галереи показалось странное голубоватое свечение, и оттуда раздался повелительный голос:

— Сделай двенадцать шагов вперед! И ты войдешь в меридиан Звездных врат, где мы будем равны. Как и все смертные, кто проходит их. Ровно двенадцать шагов от того места, где стоишь!

— Не надо! — Юрий остановил отца Игоря. — Это наверняка засада. Раз он привел сюда людей, все устроил, значит, ему знакомо здесь все.

Но тот отстранил его руку.

— Зло — любое зло — побеждается только в духе. Не кулаками, не приемами, не играми в прятки, а в духе. У кого он крепче — тот и победитель. Так было всегда. И так всегда будет.

Отец Игорь широко перекрестился.

— Я иду! Ровно двенадцать шагов!

И начал громко считать:

— Раз! Два! Три!..

— Безумец… — послышался зловещий шепот. — Будет поздно… Но у тебя есть еще шанс… Десятый шаг — это точка невозврата. Безумец…

Юрий и Андрей, остолбенев, наблюдали за всем происходящим. Они даже не слышали голосов спасателей, которые между тем вошли в потерну и спешили им на помощь.

— Восемь! Девять!..

Когда отец Игорь произнес: «Десять!», он вдруг услышал за своей спиной нарастающий шум, гул, ощутил, как под ногами задрожал бетонный пол и в тот же миг часть мощных укреплений в сводах потолка треснула, раздалась вширь — и через нее в галерею устремился оползень верхнего слоя земли, засыпав горловину галереи до самого края, не оставив даже малейшего просвета, щелочки.

Наступила грозная тишина, в которой снова послышался демонический смех:

— Я предупреждал тебя, безумец… Какой ты, оказывается, упрямый… Безумец… Ты так и не понял, против кого пошел. Теперь пеняй на самого себя. Я показал тебе свою силу, мощь своего духа… Или ты.не знаешь, что, имея веру, можно сдвинуть горы? Неужели ты никогда не читал об этом? «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: “Перейди отсюда туда”, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас». Где же твоя вера? Где твоя сила духа? Как ты осмелился бросить вызов мне, повелителю стихий?

— Ты не повелитель, а обманщик и преступник: и перед людьми, и перед Богом! Если мы погибнем тут оба, то оба предстанем перед судом Божиим — и Господь вынесет каждому Свой приговор. Если я погибну сам, то это произойдет не по твоей воле, а по Божией. Я не боюсь ни тебя, ни твоих угроз, ни твоих фокусов. Не думай, что ты уже победитель. Я ведь еще жив. И готов пройти твой меридиан, чтобы встретиться с тобою.

И закончил последний отсчет шагов:

— Десять! Одиннадцать! Двенадцать!

После этого остановился, ожидая дальнейшего развития событий.

***

В глубине коридора снова показалось голубоватое свечение, быстро превратившееся в человеческий контур. Одновременно раздался подземный удар — и теперь уже в бетонном полу галереи, в нескольких шагах от того места, где остановился отец Игорь, образовалась глубокая трещина.

— Скрижали Откровения — это ключи Звездных Врат, которыми израильтян провели через Чермное море, — контур стал отчетливее. — Мне, новому Моисею, открыт Божественный код Райской галактики. Это значит, что пришло время Исхода новому роду Победителей. Мои люди уже не повторят ошибок колен Израиля при Синае. Ты же станешь первым свидетелем этого великого чуда и сам ступишь на Калинов мост. Но лишь после того, как сразишься со Змеем… Готовься к битве, безумец!

Теперь отец Игорь ясно видел перед собой светящуюся фигуру, облаченную в длиннополую одежду — нечто вроде сутаны или черного балахона. Капюшон, в котором появлялась эта таинственная личность, теперь был откинут назад: проявились очертания лица, длинная борода, вьющиеся, спадающие на плечи, волосы.

— Ты хотел увидеть меня, — злобно засмеялся «новый Моисей». — Что ж, смотри… Все равно умрешь… Даже евреи не дерзали смотреть на своего пророка, когда тот спустился с горы Синай. А ты дерзнул, безумец…

Отец Игорь не успел ничего ответить, как от мощного подземного толчка едва не упал на бетонный пол. Он уперся руками в стенки галереи, не зная, что произойдет дальше. Трещина в полу становилась все шире, начав расползаться в его сторону. Сзади стояла стена оползня: отступать, уходить было некуда.

— «И подвижеся, и трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог, — зарокотал зловещий голос. — Взыде дым гневом Его, и огнь от лица Его воспламенится, углие возгореся от Него. И приклони небеса, и сниде, и мрак под ногама Его».

Земля задрожала, а из ее черного зева раздался страшный стон, словно оттуда поднималось неведомое чудовище. Демонический голос «нового Моисея» зазвучал еще яростнее и злее:

— «И возгреме с небесе Господь и Вышний даде глас Свой… И открышася основания вселенныя, от запрещения Твоего, Господи, от дохновения духа гнева Твоего». Выходи на Калинов мост! Сразись со змеем!

Страх, в первые мгновения сковавший отца Игоря, отступил. Перекрестившись, он твердо шагнул навстречу жуткой пропасти и громко стал молиться словами святого пророка:

— Господь «избавит мя от врагов моих сильных и от ненавидящих мя, яко утвердишася паче мене… Яко Тобою избавлюся от искушения и Богом моим прейду стену. Бог мой, непорочен путь Его, словеса Господня разжжена, Защититель есть всех уповающих на Него. Яко кто Бог, разве Господа? Или кто Бог, разве Бога нашего? Бог препоясуяй мя силою, и положи непорочен путь мой».

Земля задрожала еще сильнее, и теперь трещина стала расползаться уже в сторону «нового Моисея», торжествующего свою победу. Одновременно за его спиной тоже рухнул потолок, засыпав новым оползнем путь к отступлению. Он изумленно оглянулся и попятился в страхе, глядя во все стороны.

— Змей, выходи на Калинов мост! — крикнул отец Игорь, ощущая прилив смелости, бодрости и бесстрашия перед опасностью. — «Жив Господь, и благословен Бог, и да вознесется Бог спасения моего. Бог даяй отмщение мне и покоривый люди под мя. Избавитель мой от враг моих гневливых, от востающих на мя вознесеши мя, от мужа неправедна избавиши мя!».

— Кто змей? — в ужасе прошептал светящийся силуэт, упераясь спиной в глухую холодную стену. — Думаешь, я — змей?! Нет, ты лжешь! Я — избранник Божий, Новый Моисей, я…

— Да, — твердо повторил отец Игорь. — Ты — змей. Тот самый, который искушает людей, который ведет их в погибель: вместе с собой. А ты, оказывается, и не знал, кто вселился в тебя, кто в тебе жил все это время. Змей!

— Этого… не может… быть… — в страхе прошептал «новый Моисей», видя, как черный зев земли приближается к его ногам. — Я — Моисей… я постиг тайны, Божественный код Райской галактики…

— Может быть ты действительно много постиг, кроме главного: Истинного Бога. Это тебя и погубило. Как библейского Дафана? Или ты не читал о нем? «Отверзеся земля и пожре Дафана, и покры на сонмищи Авирона, и разжжеся огнь в сонме их, пламень попали грешники».

— Я не Дафан… И не змей. Я не восставал против Бога. Я выполнял Его святую волю, чтобы… чтобы спасти последних отшельников… вывести их через Калинов мост в Рай. Дьявол помешал мне. Через тебя!

Земля уже осыпалась у него под ногами, а сам он отчаянно, до крови, царапал бетонную стену патеры, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь, за любую волосинку. Теперь отец Игорь желал помочь ему, спасти от неминуемой смерти, но ничего предпринять уже не мог.

— У тебя осталось одно: раскаяние во всем, что ты наделал! — крикнул он своему противнику. — Бог ждет последнего твоего слова: «Господи, прости!» У тебя больше нет шансов! Одумайся, безумец!..

Но тот вдруг сам подошел к краю бездны и снова разразился демоническим смехом:

— Не думай, что ты победил. Наша главная битва еще впереди! Она при дверях! Готовься! Все готовьтесь!

И шагнул в пропасть…

…Отец Игорь не сразу понял, что за свет снова появился в узком пространстве потерны, едва земля сошлась над Анваром, поглотив его в своих недрах. Он не сразу понял, что это за голоса кричали где-то наверху, звали его. Он не сразу узнал даже своих друзей Юрия и Андрея, первыми спустившихся через пролом бетонных перекрытий галереи.

— Жив! — они обняли его. — Слава Богу, жив!

— А люди?.. — тихо спросил отец Игорь, понемногу приходя в себя. — Что они? Остался ли кто-нибудь живой?

— Все! Все живы! Концентрация азота оказалась не слишком высокой, все-таки столько лет прошло, время сделало свое доброе дело. Всех уже вывели на поверхность, с ними работают психологи, медики. У многих сильнейший стресс, им потребуется специальная помощь.

— Нам всем потребуется специальная помощь, чтобы такого больше никогда, нигде и ни с кем не повторилось, — устало сказал отец Игорь, когда они выбрались по спущенной веревочной лестнице наружу.

Он сел на краю воронки, ведущей в покинутый ими неприступный ракетный бастион. Бушевавшая буря уже закончилась, уступив место летнему дождику: тихому, теплому, ласковому… Успокоилась и подземная стихия — словно ничего и не было. А может, и не было ничего? В сознании отца Игоря все происшедшее крутилось, мелькало, как некое наваждение, страшный сон, от которого он никак не мог очнуться. Жуткие человеческие жертвоприношения, совершавшиеся здесь много веков назад, дремучие языческие обряды; фанатики, в ожидании «конца света» бросавшиеся в огонь; таинственные отшельники, скрытые Богом в нескольких поколениях; люди наших дней, дерзнувшие повторить сокровенную святую жизнь и подвиги — не по воле Божьей, а по ослеплению своего ума и гордыни; их страшный лидер, одержимый навязчивой идеей «нового мессии», спасителя, поврежденный оккультными знаниями, сбитый ими с пути истинного спасения и богообщения…

Почему все сошлось в этом некогда совершенно секретном месте, где на боевом дежурстве в шахтах стояли стратегические ракеты с ядерными боеголовками — аргумент, заставлявший недругов некогда великой страны расстаться с мыслями запугать нас, диктовать свои условия, поставить на колени? Мощнейшие подземные бастионы, оружие, которое противник окрестил «сатаной», — все это было, несомненно, вершиной отечественной технической мысли, человеческого гения, воплощением самых передовых знаний, технологий, военных разработок, секретов. Ракеты, шахты, святые отшельники, древние магические обряды, сектантское безумие наших дней… Почему все сошлось в этой точке? Почему отсюда ушли истинные отшельники, а на их место пришли настоящие мракобесы? Или «сатана»

— это не только название укрытых здесь ракет? От Бога ли все, что толкает человеческий гений все сильнее и сильнее закручивать спирали технического прогресса, в том числе создавать новые виды оружия: более изощренные, более разрушительные, более коварные, более засекреченные? Или «сатана» — это не только класс оружия, но и зловещий дух, оставшийся в этих пустынных необжитых местах?..

Почему произошло именно в этом месте? Случайность? Закономерность? Некий знак, предупреждение?..

Отец Игорь посмотрел в сторону размещенных неподалеку людей, выведенных из смертельно опасного сектора покинутого командного пункта. Многие из них получили не только отравление остатками паров ядовитого ракетного топлива, но и психические травмы: они кричали, бились в конвульсиях, истерике, изрыгали страшные проклятия и богохульства. Вокруг них суетились медики, психологи. На все это смотреть было невыносимо больно.

Отец Игорь подставил лицо теплым струям дождя, ласково шелестящего в листве мокрых деревьев. Ему вспомнились слова Спасителя:

«Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым родом».

— Господи, прости нас… — прошептал отец Игорь, еще не в силах подняться с мокрой земли.

— Прости нас, Боже… Прости…

Он вдруг ощутил явную, прямую связь этих слов с тем, что только что пережил и увидел. И в этих словах нашел ответ на терзавшие его недоумения и вопросы.

Я сам обманываться рад

Отец Игорь тяжело пережил все происшедшее. И не только потому, что после проливного дождя и приключений в холодном затхлом подземелье заболел воспалением легких. Он никак не мог понять до конца причин, толкнувших людей на групповое безумие, превративших их в послушное, раболепное стадо такого же ослепленного умом «пророка». Он снова и снова видел их лица, слышал истерические крики, проклятия, стоны… Как такое могло случиться с людьми, считавшими себя не просто верующими, глубоко православными, а ревнителями древнего благочестия и чистоты святой веры? Где та «точка невозврата», которая превратила их веру в настоящий дремучий религиозный фанатизм, искалечила их психику, искромсала душу?..

Узнав о случившемся и о состоянии отца Игоря, Владыка Серафим сам приехал навестить его. Приехал не сам, а с гостем, которого отец Игорь не знал: это был уже немолодой мужчина, с военной выправкой — подтянутый, энергичный. Приехали они без предупреждения, когда из дома, сделав очередные назначения, ушла медсестра, а возле кровати остался Юрий, не оставлявший батюшку все эти дни, пока он лежал с высокой температурой — Вот они, Дмитрий Сергеевич, герои нашего времени, — Владыка подвел гостя к постели, где лежал отец Игорь. — Не такие уж современные парни и плохие, как о них пишут. По крайней мере, достойные еще не перевелись.

Юрий мгновенно встал и, вытянувшись в струнку, по-военному обратился к гостю, вошедшему вместе с архиереем в комнату:

— Товарищ генерал!..

— Отставить, — сказал тот и обнял Юрия.

Потом, пожав руку отцу Игорю, гость сел рядом и улыбнулся:

— Одного своего орла я знаю, а вот с этим орлом рад познакомиться. Если бы не был батюшкой, забрал бы к себе: нам такие люди очень нужны. Это же надо? Победить самого Анвара! Сказали бы — не поверил.

— Это, отец Игорь, не просто гость, — Владыка тоже сел рядом, — а гость особый. Дмитрий Сергеевич Кулешов — руководитель той самой школы, где готовят… как бы это сказать правильнее…

— Шпионов? — улыбнулся отец Игорь.

Все рассмеялись.

— Нет, не шпионов, а специалистов для выполнения особых военных заданий, — генерал взглянул на Юрия и тоже велел сесть. — Специалисты ведь в любом деле нужны, даже улицы подметать. И в нашем деле без них не обойтись: живем в неспокойное время, поэтому нужно быть ко всему готовыми. Вот и готовим орлов, которые справятся с любой поставленной задачей.

— Хорошо готовите, я в этом убедился, — отец Игорь подмигнул своему другу. — Если бы не Юра, его смекалка, решительность, — даже не знаю, удалось бы спасти людей от верной смерти или нет. Я позвал — он сразу пришел, а дальше все шло по его плану.

— Да, вы действовали в той обстановке грамотно, хотя сама обстановка была далеко неординарной и даже непредсказуемой. Думали нашего бойца отправить в командировку, а он себе здесь нашел достойное дело. И достойно с ним справился.

Генерал стал серьезным.

— Наверное, вам интересно знать, как среди наших людей мог появиться Анвар?

— Это всегда интересно и поучительно, — ответил Владыка Серафим. — Оборотни могут быть везде, не только у вас. Оборотни, сбитые с толку люди, фанатики… Как их понять? Почему они стали такими? Где оступились? Кто виноват: они сами или мы? Вопросов много.

— Мы тоже ищем ответ на эти вопросы, потому что не имеем права ошибаться в людях, которым доверяем свои секреты, обучаем их, готовим для специальных заданий. История с Анваром во многом поучительна не только для нас, но и для всех, кто связан с воспитанием людей: религиозным, духовным, нравственным. Такой Анвар может появиться везде и повести за собой людей. Чем такой поход может закончиться — мы, к сожалению, убедились еще раз: трагедией, бедой.

— Признаюсь, я мало, почти ничего не знаю об этом человеке. Он объявил себя новым пророком — «Моисеем», почти божеством, и люди — казалось бы, духовно грамотные — поверили ему, пошли за ним.

— Я расскажу о нем немного больше. Его настоящее имя такое же редкое, как и псевдоним Анвар: Платон. Столь интересные личности часто появляются на свет в результате смешения разных кровей, наций и даже рас. Глядя на него, не сразу догадаешься, к какой из них он принадлежит.

— Я тоже не смог догадаться, — отец Игорь вспомнил их первую встречу. — Да и само лицо смог увидеть чисто случайно: оно было скрыто.

— Профиль нашего заведения таков, что мы сами ищем и сами приглашаем будущих своих воспитанников. И знания они получают особые: в народном хозяйстве они не пригодятся, а вот при выполнении специальных заданий, вроде того, с чем вы столкнулись, без наших ребят никак не обойтись. Думаю, вы это и сами поняли.

Отец Игорь повернулся и пожал Юрию руку.

— Анвар, он же Платон, он же «новый Моисей», попал к нам после службы в одной из «горячих точек». Смелый, сообразительный, хваткий, расчетливый — у него было немало качеств, разрабатывая которые можно подготовить человека, способного успешно выполнять наши задания. Хотя должен сказать сразу: «пророком», каким вы его увидели, он стал уже после того, как был отчислен из нашей школы.

— Отчислен? — удивился отец Игорь. — С такими способностями?

— К сожалению, да. Ему трудно было учиться не по причине нехватки способностей — их ему хватало даже с избытком. Он не смог вписаться в наш коллектив, стать одним из нас, суметь подчинить себя требованиям нашей школы, ее уставу, традициям, — духу, если хотите. Стараясь показать себя лучше остальных, он со всеми вступал в конфликт: с ребятами, преподавателями, командирами. Со своей стороны мы старались сделать все возможное, чтобы сохранить его: Анвар — личность действительно незаурядная, обуздать его характер не так просто. Чувство лидера было в нем очень сильным, подчас совершенно неконтролируемым. С одной стороны, в нашей работе это качество не такое уж и плохое, если не выходит из определенных рамок, а с другой стороны…

Генерал вздохнул.

— Ведь повести можно и в погибель. И сколько таких примеров, когда безумцы вели за собой в пропасть огромные массы людей.

— С такими явлениями нам, духовным лицам, церковным людям, приходится иметь дело, — вступил в разговор Владыка. — За помощью обращаются люди, попавшие в секты, где над ними совершают настоящее психологическое насилие, причем, делается все очень изощренно, тонко, незаметно. Жертвы таких манипуляций выпадают из реального мира, реального времени, реальных человеческих отношений, а это заканчивается личными трагедиями: развалом семей, серьезными психическими расстройствами, полной дезориентацией человека в обществе.

— Да, я тоже повидал и этих людей, и некоторые способности их «пророка», — отец Игорь вспомнил свое посещение отшельнической общины и «фокусы», показанные «новым Моисеем» и рассказал об этом гостям.

— Кстати, этому «фокусничеству»: исчезновению, мгновенному перемещению, растворению в темноте — мы не обучаем. Но и не отвергаем возможности того, что отдельные люди обладают сверхъестественными способностями. Скажу больше: в истории немало примеров, когда спецслужбы обращались за помощью к таким людям. И не только спецслужбы, но и крупные политические фигуры: например, Сталин и его отношения с Вольфом Мессингом. Это бесспорный исторический факт. Воспитанник нашего заведения Анвар тоже не был лишен разносторонних способностей, заложенных в него природой, но развил их не у нас, а во время командировки на Восток.

Отец Игорь удивленно взглянул на генерала.

— Специфика обучения в нашей школе такова, что мы учим своих воспитанников не только профессионально драться, стрелять, пользоваться современными средствами связи и многому другому, но и максимально развиваем природные способности, прежде всего, интуицию, свободное владение языками тех стран и народов, где наши специалисты могут оказаться востребованными. Вместе с языками они изучают историю, культуру, обычаи этих народов, погружаются в их быт, стают во многом похожими на них. Но Анвар пошел дальше: он стал не просто похожим, а одним из них, углубившись в изучение древней восточной философии, каких-то неведомых нам оккультных наук. Под влиянием всего этого он сильно развил те способности, что были заложены в нем природой и генетикой. Когда он возвратился в школу, наши военные психологи сразу поняли, что дальнейшая работа с ним не имеет смысла. Да и сам он понимал это. Так мы расстались. Мы не сомневались, что эта личность рано или поздно заявит о себе, не затеряется в серой массе, проявит свое лидерство. Способностями, знаниями, опытом таких людей охотно пользуются криминальные структуры, да они и сами могут сами стать криминальными авторитетами. Пока была возможность, мы наблюдали за ним, контролировали его контакты, связи, но это не могло продолжаться бесконечно. Он исчез, чтобы появиться здесь, объявить себя… Кем? Пророком Моисеем? Кстати, я, к своему стыду, не знаю, настоящий библейский Моисей тоже провозгласил себя пророком сам или это произошло как-то по-другому?

— А я вам сейчас и почитаю, — владыка потянулся за лежавшей рядом на подоконнике Библией и, найдя нужную главу «Исхода», прочитал:

«Моисей пас овец у Иофора, тестя своего, священника Мадиамского. Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Божией, Хориву. И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая. И сказал: Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Моисей закрыл лице свое, потому что боялся воззреть на Бога. И сказал Господь: Я увидел страдание народа Моего в Египте и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его и иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю Хананеев, Хеттеев, Аморреев, Ферезеев, Евеев и Иевусеев. И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне. Итак пойди: Я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых. Моисей сказал Богу: кто я, чтобы мне идти к фараону и вывести из Египта сынов Израилевых?..»

— Видите, Дмитрий Сергеевич, насколько осторожными и в тоже время смиренными были святые люди? «Кто я, чтобы мне идти к фараону и вывести из Египта сынов Израилевых?»

Затем прочитал дальше:

«И сказал Моисей Господу: о, Господи! человек я не речистый, и таков был и вчера, и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим: я тяжело говорю и косноязычен. Господь сказал: кто дал уста человеку? кто делает немым, или глухим, или зрячим, или слепым? не Я ли Господь? итак пойди, и Я буду при устах твоих и научу тебя, что тебе говорить. Моисей сказал: Господи! пошли другого, кого можешь послать. И возгорелся гнев Господень на Моисея…»

— «Пошли другого, кого можешь послать…» Вот какими были настоящие пророки, призванные Богом! А этот сам вызвался быть «пророком». И повел. И завел. Слава Богу, что удалось людей спасти от верной смерти.

— Да, лидерские способности у него необыкновенные, — задумчиво сказал отец Игорь. — И не только. Эта внезапная буря, настоящий ураган, потом землетрясение, которого никто не помнит в этих тихих местах…

— Наши специалисты еще изучают причину этих действительно странных явлений. Но могу сказать одно: современная военная наука, военные технологии достигли такого высокого уровня, что вызвать любой природный катаклизм в любой точке нашей планеты особого труда уже не составляет. Климатическое оружие ныне намного страшнее того, что когда-то стояло в тех заброшенных шахтах. Один мощный подземный толчок — и континент исчез под водой: вместе с людьми, городами, природой… Вызвать разрушительный ураган, смерч, превратить цветущий край в пустыню, вызвать эпидемию, мор — человеку теперь под силу практически все. Так и в этом случае. У нас есть свои соображения…

— …А у нас есть свои, уважаемый Дмитрий Сергеевич, — корректно добавил Владыка. — В истории Церкви известно немало случаев, которые тоже необъяснимы с точки зрения науки. Эти явления обычно называются чудесами. Многие из них описаны евангелистами, которые были живыми свидетелями, как Господь наш Иисус Христос мгновенно исцелял, казалось бы, неисцелимо больных, воскрешал мертвых, свободно ходил по воде. Да и само Воскресение Христово — это величайшее чудо из чудес, перед которым меркнут все человеческие знания и науки. Но мы знаем, что есть чудеса божественные, а есть ложные, дьявольские. И человек должен иметь высокую степень духовной трезвости, чтобы не поддаться обману, искушению.

Владыка Серафим снова раскрыл Библию.

— В древнем Египте в те далекие века, когда жил святой пророк Моисей, были жрецы, обладавшие тайными знаниями и умевшие делать разные чудесные явления. От кого они получили эти знания? От богов, идолов, которым покланялись. Были ли эти божества истинными? Конечно, нет, и Библия говорит однозначно: «Ибо все боги язычников — бесы, Господь же небеса сотворил». Когда Господь велел Моисею выводить израильский народ из египетского плена, то дал ему силу показать Свою волю перед фараоном разными чудесами. Но все, что стал делать Моисей с помощью Божьей, оказались способными повторить и волхвы — но только с помощью бесовской силы, которой они служили.

И Владыка прочитал несколько библейских отрывков:

«Моисей был восьмидесяти, а Аарон восьмидесяти трех лет, когда стали говорить они к фараону. И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря: если фараон скажет вам: сделайте чудо, то ты скажи Аарону: возьми жезл твой и брось пред фараоном — он сделается змеем. Моисей и Аарон пришли к фараону, и сделали так, как повелел Господь. И бросил Аарон жезл свой пред фараоном и пред рабами его, и он сделался змеем. И призвал фараон мудрецов и чародеев; и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями, но жезл Ааронов поглотил их жезлы.

Сердце фараоново ожесточилось, и он не послушал их, как и говорил Господь. И сказал Господь Моисею: упорно сердце фараоново: он не хочет отпустить народ. Пойди к фараону завтра: вот, он выйдет к воде, ты стань на пути его, на берегу реки, и жезл, который превращался в змея, возьми в руку твою и скажи ему: Господь, Бог Евреев, послал меня сказать тебе: отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение в пустыне; но вот, ты доселе не послушался. Так говорит Господь: из сего узнаешь, что Я Господь: вот этим жезлом, который в руке моей, я ударю по воде, которая в реке, и она превратится в кровь, и рыба в реке умрет, и река воссмердит, и Египтянам омерзительно будет пить воду из реки… И сделали Моисей и Аарон, как повелел Господь. И поднял Аарон жезл и ударил по воде речной пред глазами фараона и пред глазами рабов его, и вся вода в реке превратилась в кровь, и рыба в реке вымерла, и река воссмердела, и Египтяне не могли пить воды из реки; и была кровь по всей земле Египетской. И волхвы Египетские чарами своими сделали то же. И ожесточилось сердце фараона, и не послушал их, как и говорил Господь».

— Интересно, правда? — он закрыл книгу и снял очки, взглянув на своего собеседника. — Моисей сделал чудо, а волхвы точь-в-точь повторили. Попробуй разбери, чья тут правда? А ведь так и было, пока Господь не явил такую мощь, перед которой не могли устоять уже никакие жрецы, волхвы с их бесовскими чарами. А потом начался исход евреев из египетского рабства, и весь их путь сопровождали не менее величественные, не менее страшные чудеса, очевидцами которых были не единицы, не десятки, не сотни, а тысячи людей: переход целого народа по дну моря, небесная манна, вода из скалы, Скрижали из рук Самого Бога, блестящие военные победы над превосходящим противником и многое другое. Но не менее интересно и то, что даже среди живых очевидцев этих великих чудес находились люди, которые упорно, упрямо не верили Спасавшему их Богу, не верили Его Пророку, поднимали на него ропот, грозились убить, отливали себе новых идолов. Каково было самому Моисею видеть у своих соплеменников, которых он вел через пустыню, это маловерие, малодушие, различные соблазны, отступления в том, что заповедал, в чем наставлял Истинный Бог? Зная, что на этом пути избранный народ ожидают многие опасности, Господь предостерегал: «Не будет Тебе бог нов, ниже поклонишися богу чуждему. Аз бо есмь Господь Бог твой, изведый тя от земли Египетския, разшири уста Твоя, и исполню я».

***

Генерал тоже полистал Библию.

— Странно, почему же верующие люди, воспитанные не в секте, а Церкви, наставленные не самозванцами, а пророками Божьими, так легко слушают чужой голос, поддаются чужому влиянию? Почему позволяют обманывать себя разным самозванцам? «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!» Точно сказано. Кажется, Пушкин?

Владыка Серафим улыбнулся.

— Да, классик метко сказал: «Я сам обманываться рад». Почему позволяют себя обманывать? Церковь ведь, Дмитрий Сергеевич, это тоже школа, только школа особая — духовного воспитания, в которой прилежные чада учатся всю жизнь. Как в вашу школу, так и в нашу приходят разные люди: есть ревностные в овладении знаниями, духовным опытом, а есть лентяи; есть готовые учиться день и ночь, а есть откровенные лоботрясы; есть хотящие всему научиться, а есть уже мнящие себя профессорами, академиками, которые все знают и все умеют; есть лидеры, есть и те, у кого голова повернута вбок или вообще назад; есть смиренные, кроткие, а есть гордецы. Церковь для всех стремящихся быть ее послушными чадами, остается Матерью: любящей, терпеливой, внимательной, заботливой. Кто хочет овладеть наукой из наук — спасением души, тот учится и постепенно овладевает. А кто не хочет — тот создает свою «науку», либо идет к тем, кто ее уже придумал и утверждает, что православное церковное учение — это вчерашний день. Либо идет еще дальше и объявляет себя таким «пророком», как ваш несостоявшийся воспитанник.

Генерал вновь полистал Библию и сказал:

— Обязательно почитаю. Даю слово. И постараюсь стать прилежным учеником вашей школы.

— Отец Игорь, подари гостю эту замечательную книгу. В память о его визите к нам, грешным.

Генерал не спешил уходить, ему хотелось еще послушать архиерея.

— Путей к Богу, Дмитрий Сергеевич, как и путей отступления от него много. Каждый человек — неповторимая личность, особый замысел Божий, и каждый из нас призван раскрыть в себе этот замысел, почувствовать свое высокое предназначение, услышать зов своего Творца. Для этого нужно быть членом Церкви: не политической партии, не общественной организации, не кружка, а именно Церкви, которая живет Христом, Им наполнена, Им дышит, Им существует. Церковь — это корабль, на котором верующие в Бога люди проходят свое житейское море: бури, штормы, подводные скалы, разные опасности. Да, не все на этом корабле сидят в уютных каютах, но все — на корабле. А есть и такие, кто хочет переплыть на шлюпках, надувных резиновых лодках или вообще на досках: они считают, что справятся сами, без всякого корабля.

Генерал усмехнулся:

— Но так считать могут либо наивные люди, либо…

— …Те, кто ищет новых богов, «пророков», новых «мессий», — развил мысль Владыка. — Православная вера, которую мы исповедуем, — это вера глубокой духовной трезвости, лишенная всякого религиозного фанатизма. Подвижники, достигшие на этом пути совершенства и гармонии, сподобившиеся многих благодатных даров, даже чудотворений, всегда предостерегали неопытных, неискушенных в брани с дьяволом людей от духовной «скороспелости». Это как любой скороспелый плод: внешне красив, а изнутри — либо кислятина, либо вообще гниль: только взять и выбросить. Правильная духовная настроенность развивает в человеке ревность в богопознании, самосовершенствовании, преодолении своих страстей, греховных навыков. Вектор этого развития всегда направлен вглубь самого человека, ибо, по слову Спасителя, Царство Божие находится внутри каждого из нас, и там же происходит главная битва добра со злом. Фанатизм же возникает вследствие неправильной духовной жизни, искажения ее главных принципов. Для христианина совершенно неприемлема мысль над насилием чужой воли. Это вытекает из сути самого христианства: Сам Господь не совершает по отношению к Своему созданию — человеку — никакого насилия, а лишь учит, вразумляет, наставляет, терпит…

— Почему же Церковь не борется со всем этим, не пресекает, не вырывает с корнем? — удивился генерал. — Мы, например, своих воспитанников наказываем за малейшее непослушание командирам, малейшее своеволие…

— …А мы, по примеру Христа, как я уже сказал, стараемся образумить излишне ревнивых людей. Хотя есть и наказания, но это уже самая крайняя мера, когда все аргументы использованы. Всех ведь нельзя стричь под одну гребенку. Церковь дает каждому человеку — даже самому строптивому, непокорному, упрямому — возможность жить не «по щучьему велению, по моему хотению», а по законам церковной жизни, и тем самым ограждает его от больших падений, разочарований, бед. У вас ведь, военных людей, есть курс молодого бойца, который обязан пройти каждый, кто хочет овладеть военной наукой?

— Конечно, есть. Хлопот с этими новичками столько, что…

Генерал усмехнулся, глянув на Юрия.

— А у нас есть свои такие новички. У вас их называют, если не ошибаюсь, новобранцами, а у нас — неофитами. И тоже с ними хватает работы. Часто это очень впечатлительные люди, им не терпится с первых же шагов пребывания в Церкви взлететь на такую высоту, которой истинные, настоящие подвижники достигли трудами и подвигами всей своей жизни. Этап неофитства проходят большинство людей, вступающих в церковную жизнь. Но одни быстро перерастают этот этап церковного «младенчества», а другие так и остаются в нем, не желая ничему глубоко учиться, ни во что вникать, слушать своих наставников. Такие «младенцы» нуждаются в особом церковном воспитании, а нередко и лечении, потому что очень капризны, непослушны, своевольны, упрямы. Они ищут исключительно своей воли, возвышенных эмоциональных состояний, видений, откровений, из-за чего легко впадают в еще более опасное состояние — прелесть, когда собственные фантазии или же то, что им внушает дьявол, принимают за божественные откровения. Для них уже никто и ничто не авторитет: ни священники, ни Церковь, ни Сам Господь. Между тем непокорство, упрямство в Церкви всегда порицалось. «Непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство», — вот как строго сказано! Неофиты, если не перерастут свое духовное «младенчество», стают настоящими эгоистами, не терпящими никаких возражений, находящие оправдание всем своим поступкам. Каждый из них в одном лице и богослов, и подвижник, и монах, и пророк: все знает, всех учит, на любой вопрос у него готовый ответ, все тайны Божии перед ним открыты. Это святые подвижники смиряли себя ниже земли, умерщвляли свою плоть, чтобы в них проснулся, ожил дух, а для неофита все намного проще: для него воля Божия — это все, что он делает, разносит вокруг себя, чем соблазняет других. Все, кто не согласен с неофитом, — как минимум, люди безблагодатные, а как максимум — уже обреченные на вечные страдания и муки. Человек же, который в силу разных причин еще не нашел свой путь к Богу, для неофита хуже заклятого врага.

В житиях святых по этому поводу есть много поучительных историй. Однажды преподобный Макарий Великий шел со своим учеником по пустыне. Ученик был помоложе, он опередил Макария, и тут на пути ему повстречался жрец местного языческого капища с вязанкой хвороста на плечах. Ученик, видать, был как раз из неофитов, поэтому обратился к жрецу соответственно: «Бес, ты куда идешь?» Чем ответил ему жрец? Скинул хворост, который нес, и крепко отлупил своего дерзкого обидчика. Макарий же, подойдя к тому месту, учтиво поздоровался со жрецом, на что тот удивленно спросил: «Почему ты, будучи христианином, приветствовал меня? Тут проходил до тебя один, тоже христианин. Так он стал ругаться, и я избил его». Макарий же сказал очень мудро: «Я вижу, ты добрый человек, и добро трудишься, только не знаешь, для чего ты это делаешь». После этих простых и добрых слов жрец крестился и сам стал примерным христианином. К сожалению, в нашей жизни тоже чаще попадаются такие ученики-неофиты, из-за чего страдают и они сами, и другие люди.

Духовные недуги намного тяжелее, опаснее любых других болезней: телесных, даже психических. Таблетками, пилюлями, уколами, процедурами, санаториями тут не поможешь. Если нет смирения, послушания, духовной трезвости, болезнь может принять необратимый процесс, а сам неофит превратиться в настоящего сектанта, что и произошло с этими несчастными людьми, возомнившими себя наследниками здешних отшельников и взявшимися «под копирку» повторить их подвиги. Пока такие люди есть — а они в истории Церкви были и будут всегда, — очередной «пророк» всегда найдется. Их и обманывать нет особой нужды: они, как сказал классик, сами «обманываться» рады.

***

— Выходит, подобные явления для Церкви не новы? — удивился генерал.

— Не просто не новы, а стары, как сама Церковь. В ее многовековой истории, в том числе отечественной, мы найдем немало примеров дичайшего фанатизма: изуверства, членовредительство, самоубийства — все, что угодно! Чего стоят, например, секты хлыстов и скопцов, которые рядились под христиан. А на что пошли старообрядцы в ожидании «конца света» , который, согласно их пророчествам, должен был наступить в 1666 году? Как раз тогда по всей России пошли «гари» — массовые самосожжения, совершаемые по благословению тогдашнего лидера фанатиков протопопа Аввакума. Ведь это он сказал: «Сожегшие телеса своя, души же в руце Божии предавшие, ликовствуют со Христом во веки веком самовольные мученики» А ему поверили и пошли живьем на костры. Среди русских безумцев-раскольников появились и такие изощренные формы самоуничтожения, как самоуморение, самоутопление и самозаклание вместе с малыми детьми и даже младенцами: строили особые полуземлянки — «морельни», где замуровывали себя и других людей, согласившихся на «пощение до смерти».

— Ужас какой… — прошептал генерал. — Настоящее безумство, мракобесие.

— Так и есть. Никто не слушал увещеваниям Церкви, не признавал ее голос. Потребовалось решительное вмешательство царских властей, чтобы остановить это массовое безумство, а самих лидеров заковать в кандалы. И вы думаете, люди сделали выводы, чему-то научились? Мало ли оказалось желающих совершить массовый суицид уже в наше время, когда лидеры «Белого братства» объявили об очередном «конце света»? А газовые атаки адептов секты «АУМ Синрике»? А «Орден храма Солнца», когда в швейцарских деревушках нашли несколько десятков умерщвленных последователей этой секты? Так эти обманутые, несчастные люди хотели попасть в счастливый мир на Сириусе. А сотни заживо сгоревших в Уганде, возжелавших заранее «вознестись на небо» по призыву своего лидера, бывшего католического пастора, «назначившего» «конец света» на конец 1999 года? Эти примеры можно продолжать и продолжать…

Владыка вздохнул.

— А разве нынешняя дискуссия вокруг штрих-кодов, идентификационных номеров, электронных паспортов не превращается на наших глазах в настоящую истерию, призывы порвать с обществом, миром, бежать от него прочь, прятаться в оврагах, дремучих лесах, землянках? Кому-то она покажется новой, а если копнуть недавнюю историю, то в ней найдется немало аналогий, когда напуганные люди восставали против всего: и паспортов нового образца, и переписи населения, видя в этом грядущий приход царства антихриста. Мне довелось читать один архивный документ, где некий сельский учитель пророчествовал: «В ночь с 5 на 6 января 1937 года будет летать огненный змей, который будет спрашивать, кто за советскую власть, а кто против…» Ясное дело: авиация только развивалась, самолеты тогда мало кто видел, вот и приплели «огненного змея». Об этих случаях можно рассказывать много.

— И я предлагаю продолжить наш разговор теперь уже у нас в гостях. Я приглашаю вас вместе с отцом Игорем рассказать курсантам обо всем, что услышал сегодня. Думаю, нашим курсантам — будущей офицерской элите — будет не только интересно, но и полезно. Жизнь ведь — не книжка, не учебник: может столкнуть их и с этими проблемами, как столкнула моего бойца.

Он обнял Юрия, а потом подошел к Андрею, тоже пришедшему к тому времени в дом отца Игоря:

— Наслышан, наслышан… Тоже молодец. Где служил?

— «Полтинник», — Андрей встал перед генералом навытяжку.

— А почему тут?

Андрей смущенно промолчал.

— Жду обоих у себя, — коротко сказал он Юрию.

— Товарищ генерал… — начал было Андрей.

— Я сказал, жду у себя. Там решим, куда определить ветерана легендарного «полтинника». Кстати, мы с тобой однополчане: я там лейтенантом начинал после офицерского училища.

— Товарищ генерал, а на кого нашего батюшку оставим? Он ведь приключений не ищет: они к нему сами идут. Его без нашей поддержки оставлять нельзя.

Генерал улыбнулся и обнял Андрея:

— Надумаешь — приходи. Вместе с батюшкой. Уж чего-чего, а приключений у нас хоть отбавляй. Скучать не придется.

Да не смущается сердце ваше

Несмотря на советы врачей еще пару деньков «вылежать» болезнь, отец Игорь поднялся и пошел в храм. Ему не терпелось снова встать у престола и возгласить начало службы. Он сильно тяготился и от болезни, и от лекарств, и от долгого лежания. Ни друзья, ни прихожане, постоянно навещавшие его и приносившие с собой разные народные снадобья, способные быстро восстановить здоровье, не могли ему заменить главного, к чему рвалась душа: храма Божьего, служения Богу.

— Лечиться, вылеживаться потом будем, — он ласково обнял Елену в ответ на ее категорические протесты.

— И когда же наступит это «потом»?

— Ну, как все сделаем, переделаем…

— Состаримся и в могилу ляжем, — она знала, что отца Игоря не удержать.

— Верно! Тогда и отдохнем, и отоспимся. А на теперь хватит. Пора в храм.

И, быстро одевшись, он вышел из дома. На улице было тепло, солнечно, прекрасно. Со всех сторон доносилось звонкое щебетание птиц, люди шли каждый по своим делам, приветливо здороваясь с батюшкой. Ждали его и в храме, хотя отец Игорь никому не говорил о том, что придет именно сегодня:

Войдя в храм и отслужив благодарственный молебен, отец Игорь не мог отказать своим прихожанам в радости: немного поговорить с ним за столом в церковной трапезной. Войдя туда, он остановился в изумлении: там всех ждал накрытый стол: вкусный домашний обед, самовар, на окнах — пышные букеты цветов.

— И по случаю чего пиршество?

— По случаю вашего выздоровления и возвращения, — люди снова радостно обступили своего настоятеля.

— Насчет выздоровления говорить пока рановато…

— Батюшке двойную порцию, — по-деловому суетился Андрей Иванович, не упуская возможности сесть поближе. — Стакан супа для него мало. Не жалейте, наливайте полнее.

— Ой, да где же такой стакан взять? — растерялась повариха, тоже севшая за стол. — Пойду на кухню: там, вроде, была большая кружка.

За столом рассмеялись.

— Да не дергайся, Лида, сиди спокойно, — удержала соседка. — Андрей Иванович у нас всегда в юморе. Шутки, прибаутки… Забыла, что ли?

— Как там ваши «бантики»? — отец Игорь поспешил выручить Андрея Ивановича и перевести разговор на другую тему.

— Лучше не спрашивайте, — ответил тот, не отрываясь от своего «стакана» супа. — Три «бантика» мал-мала меньше по всему двору гоняют, невозможно ни уследить, ни удержать, а теперь еще четвертый «бантик» ждем: дочка опять в «интересном» положении, сама лишь недавно об этом узнала.

— Рассказывайте, какие тут у вас новости за время моего отсутствия.

— Ой, батюшка, какие у нас могут быть новости? — махнула рукой Клавдия, бывшая церковным кассиром. — Все наши новости в сравнении с тем, что случилось с вами, — сущие пустяки, не стоит даже говорить о них. Расскажите лучше вы.

— А что рассказывать? — отец Игорь стал пить ароматный чай. — С нами ничего особенного не случилось: намочили ноги, сами вымокли до нитки, налазились по разным люкам, отсекам, коридорам… Ничего интересного. А вот если с кем и случилось, так это с людьми, что пошли за тем безумцем. Дай Боже, чтобы эта история больше нигде не повторилась и чтобы никто не поддался соблазну повторить эти «подвиги». Ничем, кроме беды, такие затеи не заканчиваются: так всегда было и будет.

— А в соседнем районе недавно появился один прозорливый батюшка… — начала восторженно Полина.

— Еще один? — посмотрел на нее отец Игорь. — Это уже который по счету?

— Вы бы только видели этого старца! — продолжила та с еще большим жаром. — Какой молитвенник, постник! Какая от него исходит благодать! Чудес при нем много явилось, людям пророческие видения открываются. Бесноватые за три версты чуют его силу, начинают метаться, кричать, упираются… Чуют, проклятые, что им спуску не будет… Я сама ощутила эту силу.

— Как же ты ее ощутила? — отец Игорь поставил свой чай на стол. — Выходит, ты тоже бесноватая? Зачем туда ходила?

Все рассмеялись.

— Как зачем? Многие туда идут: кто за благословением, кто за советом, кто за молитвенной помощью, послушанием…

— Понятно. А ты, лично ты зачем ходила?

Та недоуменно пожала плечами:

— Так многие, говорю, ходят. И я пошла. Старец ведь…

Отец Игорь вздохнул:

— А вы говорите, что новостей нет. Вон какие интересные новости! Старец прозорливый объявился, народ к нему повалил валом… А у нас что? Тишь да гладь…

— И Божия благодать, — уверенно добавила Клавдия. — И ничего другого нам не нужно искать. Одни уже доискались: спаси и сохрани нас, Боже, от таких «чудес» и «чудотворцев».

Все замолчали, поняв, что после всего пережитого батюшке было не до смеха.

— Нет у нас особых новостей, — серьезно повторила Клавдия. — А вот новые люди — есть. И уже ждут вас.

— Что за люди? — оживился отец Игорь. — Где ждут.

— В церкви… Каждое утро приходят и ждут. И сейчас пришли. Говорят, что лично знакомы с вами.

— Почему же вы не позвали их за стол с нами? — отец Игорь поднялся.

— Звали, да они упорно не хотят идти, пока не увидятся с вами.

— Тогда вы посидите тут, почаевничайте, а я повидаюсь с ними. Интересно, кто бы это мог быть, что за знакомые…

Войдя в храм, отец Игорь сразу увидел трех женщин, замерших в глубоком земном поклоне у Распятия. Все они были в длинных черных платьях, но каких-то очень ветхих, много ношенных, словно с чьего-то чужого плеча. Когда он подошел к ним, те сразу поднялись и встали под благословение. Отец Игорь не мог не узнать их:, двое были теми ночными гостьями, которые бежали из «рая», что им устроил и обещал «новый Моисей», а еще одна была той самой старшей сестрой, которой все беспрекословно повиновались и которую отец Игорь встретил первый раз, когда шел мимо заброшенного хутора. Благословив всех, он пригласил присесть на длинную скамью, чтобы побеседовать.

— Мы, вроде, знакомы, а имя знаю только одной из вас: Ольга, — отец Игорь начал разговор первым.

— Меня зовут София, — выдавила из себя «старшая сестра».

Третья молчала, бессмысленно уставившись в одну точку. Ее лицо не выражало никаких эмоций и мыслей.

— Ее звали… зовут Надей, — вместо нее сказала Ольга. — Ей трудно… Все трудно: и говорить, и думать, и жить… Она теперь лечится вместе с другими нашими сестрами, кто пошел туда.

— Все-таки отравили себе легкие в том ядовитом контейнере? — сочувственно спросил отец Игорь.

— Хуже… Если бы только легкие…

Отец Игорь недоуменно посмотрел на несчастную.

— Она отравила свой разум… Как и все мы, кто наслушался, поверил, довел себя до такого состояния… Мы все отравлены. Тяжело отравлены. И есть ли этому противоядие — не знаю… Теперь, после всего, что… я ничего не знаю.

Она закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.

— Многие из наших людей сейчас находятся в психиатрической клинике под строгим наблюдением, — пояснила София. — Врачи опасаются, чтобы они не совершили то, на что было запрограммировано их сознание, психика: самоубийство. Это — как запущенный компьютерный вирус: он обязан выполнить заложенную программу.

— Вы знакомы с компьютером? — удивился отец Игорь, глядя на эту изможденную тяжелыми внутренними страданиями женщину.

— Не просто знакома: я преподавала математическую логику, занималась созданием программ для вычислительной техники.

Отец Игорь пришел в еще большее изумление:

— Как же вы могли дать себя так легко обмануть, завлечь в секту? По какой логике?

Ему вспомнились пушкинские строчки: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!», но он не стал ими еще больше травмировать душу сидящих перед ним гостей.

София горько усмехнулась:

— Мне кажется, что вся жизнь человеческая алогична, сплошной обман. Какая разница: тебя обманут или обманешь ты кого-то?.. Наша жизнь выше всякой логики, ее нельзя запрограммировать, втиснуть в математические алгоритмы, быстро освободиться от «вирусов».

И она вдруг тихо процитировала того же Пушкина:

Все говорят: нет правды на земле.

Но правды нет — и выше. Для меня

Так это ясно, как простая гамма…

«Знал бы наш замечательный классик Александр Сергеевич, где его так лихо цитируют», — подумалось отцу Игорю.

— Да, — он с состраданием посмотрел на Софию, — такой пессимизм тяжелее любого физического отравления. Наверное, вам пришлось в жизни несладко?

. — Почему? — снова усмехнулась та. — Я познала в своей жизни все: и сладость, и горечь, взлеты, падения, славу, бесславие… Наша община, где мы собрались, была, как мне казалось, ответом на все вопросы, мимо которых не может пройти ни один нормальный человек: что такое счастье, в чем смысл жизни, для чего мы призваны Творцом в эту жизнь?

— И для чего же? Чтобы убить себя? Причем, таким диким способом?

— А что, лучше ждать, когда убьют тебя? — в глазах Софии загорелся огонек. — Загонят в одну траншею, как скот, — и там убьют? Мученики этого не ждали…

— Мученики шли на смерть за Христа, — сдержанно остановил ее отец Игорь. — Их пример был и до последних дней останется похвалой Церкви, он не имеет ничего общего с фанатизмом. Одно дело, когда человек ставит свою веру выше собственной жизни и сам идет на смерть, другое — когда он, сам находясь в обмане, ведет за собой других людей — ведет с помощью такого же обмана, разных манипуляций с психикой, магических фокусов. Поэтому не сравнивайте себя со святыми мучениками: они и вы — разного духа.

София низко опустила голову.

— Мы пришли не спорить, не оправдываться, а… просить прощения. Нам есть в чем каяться: и перед Богом, и лично перед вами. Только не знаю, хватит ли на это нашей жизни…

— Благоразумный разбойник спасся одним покаянным вздохом, одним воплем: «Помяни меня, Господи!» Если ваше раскаяние искренно, то Господь его непременно примет.

— А вы примете? В свою паству возьмете нас?.. — прошептала София.

— Двери нашего храма открыты для всех, кто ищет Бога. У нас, правда, не все так «весело», как на хуторе, когда мы встречались. Но и не так все страшно, как было в ракетной шахте, когда мы бросились на ваши поиски.

София впервые с благодарностью побмотрела на отца Игоря. А потом, вздохнув, сказала:

— Мы наказаны Богом за свою гордость, свое высокомерие и высокоумие. Ведь нам казалось, что мы уже постигли все тайны духовной брани, готовы на любые страдания и подвиги Христа ради. Нам казалось, что простые сельские батюшки, да и многие священники, которые служат в городах, мало что знают, еще меньше в чем разбираются и еще меньше к чему-то стремятся сами. Отслужили — и домой, к своим домашним делам и заботам. А нам хотелось жить так, как о том читали в житиях святых, рассказах о прежнем благочестии, любви, в которой жили первые христиане. Нам хотелось душевного общения, но мы его не находили. Вернее, мы его просто не видели, потому что к тому времени создали свое собственное представление о духовной жизни и жили по этому представлению. Мы были уверены, что те, кто прилежно ходит в храм, лишь исполняют внешний обряд, себя же мы относили к людям, просвещенным особой благодатью Божией.

Признаюсь, что некоторые священники, к которым мы ездили и которых искренни почитали за старцев в миру, подогревали в нас эту уверенность: им даже нравилось окружать себя многочисленными чадами, благословлять их на усиленные подвиги, некоторым даже советовали оставить свои семьи, маленьких детей и спасать свои души в кругу единоверцев по духу либо в совершенном уединении. Эти старцы внушали нам, что настали последние времена, что нужно оставить всякие земные попечения, искать убежища от грядущих бед в заброшенных местах: лесных пещерах, дебрях, брошенных деревнях. Мы так и стремились жить: бросили семьи, работу, друзей и еще больше углубились в поиски особых духовных созерцаний. Встреча с человеком, которого все считали едва ли не пророком последних дней, стала логическим завершением этих исканий. Мы были уверены, что к нему нас прислал Сам Бог. Когда стали прозревать, куда попали и чем все может закончиться, вырваться из сетей врага оказалось не так-то просто. Эти сети оказались настолько прочными и так хитро расставлеными, что многие из наших сестер и братьев до сих остаются в них. Наша гордость наказана тяжелыми психическими болезнями, полной потерей прежних связей с людьми. Теперь мы снова стали отшельниками — но уже среди нормальных людей, которые трудятся, растят детей, ходят в храмы Божии.

Она снова с благодарностью посмотрела на батюшку, спасшего их.

— Спаси вас Господь… И помолитесь за всех нас, грешных. Прозрение всегда очень мучительно, больно, как исцеление от тяжелой болезни. Наверное, это наш путь к Богу: через падение, через отступление от Него.

Они уже вышли из храма, прощаясь, когда София отвела отца Игоря в сторону и тихо сказала:

— Я сильно боюсь: и за наших сестер и братьев, и за себя, и за вас, батюшка… Я не знаю всего, но тот, кого мы звали своим «пророком», обладает большой силой. Его не так просто уничтожить. Мне кажется… Нет, я уверена: он возвратится! Скажу больше: он уже являлся некоторым из наших и требовал, чтобы сначала вас, а потом с собой… Понимаете?

— Понимаю. Я это уже слышал от него самого. Да, он многое постиг, многому научился, но у нас есть самое главное, против чего бессильны все его знания, чары и угрозы: наш Господь. Он Сам сказал всем, кто верует в Него: «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много». Что может быть сильнее и надежнее этой веры, этого упования?

Отец Игорь неспешно возвращался домой. В той стороне, где когда-то стояли ракетные шахты, снова собиралась гроза: над лесом клубились кучевые облака, оттуда доносились далекие раскаты грома. Но сейчас эта картина не навеивала батюшке неприятных воспоминаний о дикой необузданной стихии, через которую они шли, чтобы спасти людей. Гроза, что на глазах заходила над бескрайним лесом, была вполне естественным, нормальным природным явлением. Оттуда веяло свежестью и прохладой.

Вдруг показалось, как грозовые тучи обрели знакомые черты несостоявшегося «пророка», а в блеске молний сверкнул его злобный взгляд. Но сердце отца Игоря не дрогнуло: он знал, что это — очередное искушение страхом. И не больше. В сердце батюшки сами зазвучали слова:

«Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующым, еже снести плоти моя, оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое, аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю. Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его…»

И в этих словах для батюшки-отшельника было все: его вера, его упование, его сила, его жизнь.

Святая Церковь

Есть в странствиях наших,

судьбам подвластных,

По волнам житейского моря

Немало дней пасмурных,

хмурых, ненастных —

Дней полных страданий и горя.

Есть дни, когда вдруг оставляют тебя

Кто был тебе близок и дорог,

Иль сам оставляешь родные края,

Шагая в путь труден и долог.

Есть дни отчуждения, тупой глухоты,

Сомнений и слез, и терзаний,

Когда в одиночестве брошенный ты

Идешь средь скорбей и страданий.

Подымет, ударит о скалы тебя

Взбешенной морского волною —

И бросит корабль твой свои якоря,

Беспомощный в битве с водою.

Но там, средь кипящих, бушующих волн,

Готовых корабль разбить в щепы,

Есть тихая пристань, что светит огнем

Для терпящих скорби и беды.

Та пристань надежды, спасенья, добра

Укрыть от ненастья готова,

Спасти нас от бед, от страданий и зла —

То Церковь Святая Христова.

Направь же корабль свой скорее туда,

Где ждет тебя берег спасенья,

Где ждет тебя Церковь с любовью всегда,

Как сына ждет мать возвращенья.

Укроет, согреет, утешит, спасет

Любовью своей благодатной —

И в сердце твое тишиною войдет:

Святой тишиною отрадной.

На радость преложит все слезы твои,

Залечит все раны больные

И доброй помощницей будет в пути,

Где волны бушуют крутые.

Не будет страшна штормовая волна,

Ни буря, ни грозные камни,

Коль знаешь, что встретит с любовью тебя

Спасения тихая гавань.

Лишь только не сбейся с прямого пути

Сквозь бурю, туман и ненастье —

Быть может, увидишь иные огни:

Не трать своих сил в одночасье.

То свет миражей, то обман, западня,

Где нет ни любви, ни спасенья:

То блеск западни, воровского огня —

Погибель, а не утешенье.

Заветный маяк нам горит, не таясь

Евангельской яркой свечою,

Во мраке греховном надеждой светясь

Любовью Христовой святою.

Книга третья

ДВЕ СЕСТРЫ

Не ревнуй лукавнующим, ниже завиди творящим беззаконие. Зане яко трава скоро изсшут, и яко зелие злака скоро отпадут. Уповай на Господа и твори благостыню, и насели землю, и упасешися в богатстве ея. Насладися Господеви, и даст ти прошения сердца твоего. Открый ко Господу путь свой и уповай на Него, и Той сотворит: и изведет, яко свет, правду твою и судьбу твою, яко полудне.

Пс. 36:1–6.

Антониева пустынь

И всё же в эти заброшенные места, издревле облюбованные отшельниками, пришли новые люди, искавшие молитвенного уединения: несколько монахинь, с благословения архиерея основавшие небольшое поселение — лесную пустынь в честь «начальника всех русских монахов» преподобного Антония. Выросла она на живописном берегу, где обрывался сосновый лес, окружавший здешние деревеньки со всех сторон, и текла речка. Под рукой было все: и тепло, и нехитрая еда. А главное — было то, к чему рвалась душа, уставшая от мирских сует, возжелавшая наполниться Божественной благодатью, в сравнении с которой все блага земные были настоящим прахом. За первыми насельницами пришли новые, за ними — еще, заложив в этом тихом, живописном уголке, словно созданном Самим Творцом для уединенной молитвы, монастырь в честь одного из самых любимых и почитаемых на Руси святых.

Отец Игорь по благословению того же архиерея стал главным опекуном обители, помогая им не только духовно, но и материально обустраивать нехитрый монашеский быт. От того села, где он жил, в Антониеву пустынь пролегла неширокая грунтовая дорога, по которой можно было добираться в любую погоду. С электричеством же возникли проблемы: и технические, и финансовые. Однако монахини особо не настаивали: они шли сюда не за комфортом, уютом, удобствами, а ради молитвенного уединения и духовной борьбы со всем, что пустило глубокие корни греха в миру. Пользовались старыми керосиновыми лампами, вытащенными с чердаков да сараев таких же старых деревенских хат, свечами, лампадками. В дело пошло все, о чем здешние старожилы, казалось, давным-давно забыли, быстро зачастивших в эти святые места паломников. Места хватало всем: и хозяевам, и гостям.

Настоятельницей же была игуменья Антония: именно с ее приходом началось быстрое развитие этой затерявшейся в глухих лесах обители — не только материальное, но, прежде всего, духовное.

Ее назначению и приходу сюда предшествовало событие, потрясшее один небольшой город, который не был обозначен ни на одной карте бывшего Союза. Даже не город, а «почтовый ящик»: совершенно закрытая, секретная территория, где сосредотачивались крупные научные центры, лаборатории и предприятия, занимавшиеся разработкой новейших оборонительных, наступательных, разведывательных и других систем, о которых простые люди не только не догадывались, но и не имели ни малейшего представления.

Таких городов-призраков было немало. Жили в них и трудились самые светлые умы отечества, делая потрясающие открытия, настоящие прорывы в разных отраслях науки. Труд, научный подвиг этих талантливых ученых оценивался государством вполне достойно — и наградами, и материальными вознаграждениями, однако их имена держались в строжайшей тайне, как и то, над чем они работали. Такое было время. А когда оно кончилось и начался распад всего, что цементировало, развивало, охраняло некогда огромную страну, «почтовые ящики» рассекретились и стали обычными городами — с нормальными названиями, а общество узнало имена многих ученых, кто там жил и трудился.

Среди них было имя Светланы Ермаковой — профессора прикладной математики, возглавлявшей разработку программного обеспечения космических навигационных систем, а позже в совершенно новой, малоизученной сфере — генной инженерии, где она стала одним из первопроходцев. То, что ей удалось, поражало всех коллег, с кем она трудилась: они не переставали восхищаться размахом ее открытий, научных выводов, находивших практическое применение и в обороне, и в медицине.

***

Но в настоящий шок она повергла научное общество, когда вдруг объявила о своем уходе: не на заслуженный отдых, не в иные сферы научной деятельности, а в… монастырь. Светило отечественной математики, ученый, разработавший траектории полетов ракет, многофункциональных космических спутников, обслуживающих интересы военной разведки, автор крупных открытий решила уйти в монастырь! И не в какой-то известный, манивший к себе тысячи паломников, поражавший своим великолепием, блеском, шиком, даже помпезностью, а в настоящую глушь, почти в дебри, где не было ни дорог, ни света, ни связи. Она, Светлана Ермакова, гений в области математического анализа, математической логики, компьютерного программирования, ошеломила, повергла в шок своим, как считали ее коллеги и близкие друзья, намерением, не вписывавшимся ни в какую логику: ни в математическую, ни в человеческую, ни в просто здравый смысл. Оставить все: славу, почет, любимую работу, коллег, прекрасную квартиру, шикарную загородную дачу — и затворить себя в монастырской келье. Во имя чего? Ради чего?

Институт, возглавляемый Ермаковой, гудел от этой новости. Да, рассуждали близкие ей люди, Светлана Григорьевна несколько лет назад потеряла любимого человека, мужа, тоже известного ученого, академика, работавшего в том же направлении, что и сама Ермакова. Но она была не дряхлой старушкой, а оставалась все еще видной женщиной, не растерявшей былой привлекательности, очень общительной, веселой, разносторонне развитой личностью. В ее доме стояло фортепиано, вокруг него по вечерам собирались друзья — что-то вроде культурного салона научной интеллигенции, желающей послушать волшебную музыку в исполнении самой хозяйки, когда она садилась за инструмент. А иногда она очаровывала всех проникновенными стихами, которые тоже писала сама. И как теперь все это можно было соединить с ее желанием все бросить и уйти в монастырь?

Кто-то из друзей был не на шутку встревожен: уж не повредилась ли Ермакова рассудком? Такое здесь тоже случалось с людьми, полностью погруженными в научную деятельность. Но то, что произошло после того, как Светлана Григорьевна по настоятельным просьбам самых близких людей посетила одного из известных психиатров, повергло общество в еще больший шок и смятение: следом за Ермаковой решила податься в монастырь и та женщина-психиатр. Даже не следом, а вместе с ней. Так и приехали: сначала простыми монахинями, а вскоре бразды правления святой обителью взяла на себя профессор Светлана Ермакова — отныне игуменья Антония.

***

Отец Игорь быстро нашел общий язык с настоятельницей, постоянно навещая обитель, интересуясь делами, заботами, проблемами монахинь и помогая им. А вот близкие друзья — бывшие однокурсники-семинаристы — уехали из этой глуши, найдя себе городские приходы: более видные, более известные, более доходные.

— Поюродствовали — и хватит, — холодно попрощались они со своим собратом отцом Игорем, проведав его дома. — Уступаем место для подвигов другим. У нас семьи, дети подрастают, а там приходы освободились, куча желающих побыстрее занять. Если ты этой романтикой до сих пор не наелся, то мы сыты по горло. Мы тебя так и не смогли понять, прости. Почему тебе эта жизнь в берлоге по душе? Может, любишь попадать в разные истории, чтобы о тебе писали? Тогда ты по-своему гордец, ищущий славы. А нам хочется нормально служить и нормально жить. Отца Андрея помнишь, что учился курсом старше нас? Андрея Мещанинова. Ему только-только за тридцать перевалило, а он уже митрофорный! Владыка его труды ценит, хороший приход дал, в пример всем ставит, как надо крутиться: храм в порядке содержит, не ходит с протянутой рукой, ни у кого ничего не клянчит, свое дельце есть, раскрутил паломничество, с каждой поездки свежую «зелень» в кармане имеет. И никто его не судит за такой образ жизни. Сам живет, другим дает жить, ничего лишнего на себя не берет, никуда не лезет. Что в этом плохого?

— Ничего, — отцу Игорю было жаль расставаться с самыми близкими друзьями, покидавшими его. — Слава Богу, что есть такие ревностные молодые батюшки и что их труд ценят. Я никому не завидую, никуда не лезу, да и брать на себя кроме того, что положено, тут нечего: служу на месте, живу рядом, теперь вот монастырь под боком. Люди меня знают, я — людей. Одна семья. Какой еще жизни искать?

— «Семья», — те в ответ иронично усмехались. — Отец семейства нашелся. «Батяня комбат»… Ты или гордец, или настоящий глупец. То, что так печешься о духовных чадах, похвально. Да смотри, чтобы родные дети не выросли деревенскими дебилами.

— Зачем вы так? — не выдержала матушка Елена. — Деревенские дети по уму ничуть не хуже городских, а по морали, поди, лучше будут. Здесь нет городских соблазнов, детишки с мальства к труду приучены, молитве, уважению. Между прочим, несколько детей из нашей школы приглашают на учебу за границей: они на школьной олимпиаде такие способности показали, что все городские ахнули. Вот вам и «деревенские дебилы». Не нужно так о детях: ни о своих, ни о чужих.

— Живите, как хотите, — друзья устало махнули рукой, поняв, что их аргументы бесполезны. — Когда надоест — дайте знать: поможем. Мы своих друзей не забываем. Главное, чтобы вы сами не разменяли нашу проверенную дружбу на свое хваленое деревенское «семейство». Ничто не вечно под луной. Мы нужны этой публике, пока нужны. А случись что — повернутся задом, как будто и не знали. Сейчас: «Осанна!», а завтра: «Распни!» Или за славой отшельника забыл? В истории ничего не меняется, а лишь повторяется.

— Уже случалось, — не согласился отец Игорь. — И не раз. Но никто не отвернулся. Наоборот: сразу пришли на помощь.

— Ну, брат, не обижайся: мы тоже не стояли в сторонке, — друзья на прощанье обнялись. — Примчались по первому зову, бросив все. Не таи зла, коль что не так было. Пока годы не ушли, будем строить жизнь на новом месте. Для тебя всегда на связи и рады помочь старому другу.

Через несколько дней они собрались и уехали, а на их приходы архиерейским указом направили новых: в одном стал служить молодой выпускник-семинарист, принявший священнический сан, а второй приход под свою опеку взял тоже молодой, но ревностный в пастырском служении и вере батюшка, и без того имевший кучу хлопот, обслуживая свой собственный приход в том селе, где жил, да еще и глухой приход по соседству. Звали его отец Сергий. Вместе со своей такой же трудолюбивой матушкой Александрой и четырьмя дочками-погодками, которых им в утешение дал Бог, они жили вдали от городских приходов, о которых мечтали и куда рвались некоторые другие их знакомые. Жили очень дружно, в постоянных трудах: от них питались и сами, и щедро помогали другим.