На следующее утро Харви проснулся от сильной качки. Может быть, он проснулся бы в любом случае в это время, но качка была весьма сильная. Туман еще не рассеялся, рассвет только-только начинался, шхуну бросало вверх и вниз, глухо скрежетала якорная цепь в своей прорези, звонко дребезжали горшки и сковородки на камбузе; слышно было, как форштевень разрезает волны, которые тут же, словно в отместку, дробно обрушивались на палубу. Ни о какой рыбной ловле в такой шторм не могло быть и речи, но донный трал не был убран. Впрочем, Харви обо всем этом мало что знал: он сейчас медленно и осторожно пробирался в кубрик, чувствуя сильный голод и удивляясь, что его совершенно не мутит при такой качке, которую не сравнить с той, какая бывала на океанском пароходе. Капитан Троуп совершенно прав: там просто цветочки, а ягодки — вот они, здесь. Но пока что он, слава богу, не ощущает никакой тошноты и не собирается — тьфу, тьфу, тьфу! — кувырнуться за борт.
Позавтракал он плотно и хуже себя не почувствовал — наоборот, сил стало больше, и он почти с удовольствием принялся вместе с Дэном помогать коку: чистил картошку, нарезал свинину, таскал уголь для печки. Потом, уже сидя в кубрике, где собралась почти вся команда, он спросил у Мануэля, долго ли может держаться такая погода.
— Может, до вечера, а то, гляди, на двое суток зарядит, — ответил тот. — Тебе страшновато, парень?
— Нет, — ответил Харви и на этот раз не притворялся, а был совершенно искренен. — Просто я думал, меня будет тошнить, а оказалось — ни капельки.
— Ну и молодец, — одобрил Мануэль. — Мы из тебя, погоди немного, настоящего моряка сделаем. Как вернемся домой, обязательно поставь две или три свечки Пресвятой Деве. Я всегда так делаю.
Том Платт покачал головой.
— Что до меня, — сказал он, — я думаю так: море — оно и есть море и никакие свечки тут не помогут.
— А я с Мануэлем согласен, — заявил Верзила Джек. — Никогда не мешает иметь в церкви того, кто за тебя заступится.
Дэн своего мнения не высказал, а достал откуда-то гармонику с блестящими кнопками и заиграл песню, которую подхватили все рыбаки. Он начал было вторую песню, но Том Платт закричал вдруг во все горло:
— Заткнись! Не смей ее играть! Ведь это самая настоящая иона[1]!
— Да чего ты выдумываешь? — возразил Дэн. — Там только в последнем куплете имя Ионы поминается.
— А что это такое — иона? — спросил ничего не понявший Харви.
И Верзила Джек объяснил ему, что иона — это все, что вредит плаванью — человек или вещь какая: ножик, ведро, лодка, что угодно.
— То, что приносит несчастье, — пояснил Том Платт. — Хорошо бы наш Харви им не был. Ионой этим.
— Никакой он не иона! — крикнул Дэн. — Совсем наоборот: на другой день после его появления сколько рыбы мы наловили! Разве не так?
И тут все услышали странный скрипучий смех. Это засмеялся огромный чернокожий кок. А после этого произнес, глядя на Харви:
— Конечно, мальчик не есть иона. А он есть…
В кубрике воцарилось полное молчание: никогда еще кок не говорил так много за один раз.
— А он есть… — договорил кок на ломаном английском, — вернее, он быть… потом… хозяином Дэна.
— Еще чего скажешь! — возмутился Дэн. — Откуда ты взял?
— Из моей голова, Дэнни.
— Чушь собачья! — крикнул Дэн, и все его поддержали, но кок не сдавался.
— Так сказал моя голова, — повторил он.