Падение с Земли

«Некогда старший сын превеликого Чингисхана Джучи прошел нашу землю и забрал в свой улус, прозванный Золотая Орда. А что было прежде того, нам неведомо. Имя же нашей земле было дано — Шибир. Это так же верно, как и то, что зовут ее нынче Темения. И насельниками на ней стали монгольские и татарские племена, явившиеся с Алтая.

Здесь важное для разумения. С Алтая много сошло племен, раскосых по-рысьи и яростных, ибо там Источник Сил. Сколько жизней человеческих сократили племена эти — не считано. Все, что мешало копытам коней — дома и сады, стены — обращали они в прах. Пажити затаптывали, канавы падалью забрасывали. Ибо поклонялись племена Вечному Синему Небу, Кок-Тенгри, и землю пытались уподобить небу — чтоб ровно все на ней было и лишь кочевые аилы со стадами своими двигались подобно облакам.

По истечении некоторого времени отложилось от Золотой Орды и стало на наших землях Сибирское ханство монголов и татар с городами Чимга-Тура и Кашлык.

А потом пришли казаки, царские слуги и прочие удальцы из-за Урала-хребта, татаров да монгол побили и установили власть московского государя. Отправились московские люди на север к Ледовитому Морю и на восток и меняли у диких племен соболью и беличью рухлядь на водку.

Немало воды в Оби и Тоболе утекло, когда на Москве воцарился Ленин Ульянов, который по отцу из монгольского племени калмыков. Происходил он от чресел самого Чингисхана и хоругвь имел того же алого цвета. Потому Ленин Ульянов, и побил до смерти казаков да царских слуг и имущество их взял, а его красные полчища изрядно перебрали и помучили людишек, и крестьян, и купцов, и служивых.

Потом из земли нашей у города Чимга-Тура или Тюмени качать принялись кровь черную — нефтю, и менять ее в заморских краях на хлебное зерно. Земля из-за того похудела и озлилась.

Чтоб народ еще больше лениться мог, стали всем заведовать железно-счетные устройства по имени Оболочки. Оболочки эти в конце концов и трудились везде за крестьян и прочих работников, сами же люди словно впали в спячку.

Так было по всем землям, от нашей родной Темении до Калипони, что в стране Америке, пока не явились с неба Космики и не разбили Оболочки. А потом небесные гости сделали так, что много душнее стало, льды на севере потаяли и от новой воды образовалось Теменское море, Отчего бездельные люди с голода не сгинули, а взялись за хлебопашество, разведение стад, взращивание плодов и хождение в море с неводами.

Земля наша Темения велика, и рожь с пшеницей на ней колосятся обильно, скотина умна да послушна, стоят два больших городища, Теменск и Березов, а в теменском море полно рыбы, бабы у нас грудасты и плодовиты, войско бравое, потому что с успехом отражает набеги татаров да монгол. Округло говоря, порядку у нас изо дня в день прибывает…»

«Книга для отроков и отроковиц»

Березов, 2063 г., словопечатная мастерская князя Березовского.

1

Я был послан в город Березов вовсе не для того, чтоб пресечь очередное незаконное ремесло. Хотя, между прочим, я, как жрец Храма Чистоты в звании Ревнителя, могу отбить охоту к любому вредительству.

На сей раз Властелин Неба науськал мое начальство. Что-то дикое приключилось с еропланом в небе над Заводом. Ни с того ни с сего патрульный летак был атакован каким-то существом, похожим на огроменную старуху с крылами. Эта самая баба-яга отломала хвост самолету так же просто, как стрекозе! Летуны едва успели броситься с парашютами в разбитое окно.

Проверки через разведчиков и лазутчиков не получились у Стражей Неба, физики-брехуны нассали в их проницательные глаза. Какие сейчас физики, одни колдуны остались с трёхклассным образованием. Собственно, они и предложили наложить какое-то страшное заклятье на дальнейшее появление этой вот бабы-яги.

Поэтому Властелин Неба послал челобитье с просьбой о помощи Владыке Чистоты в Теменск. Тот пожалел горюющего властелина — все-таки наши Небесники предпоследний летак потеряли — затем вызвал меня по радиоговорильнику. Не сам, конечно, а посредством Уст Владыки, Блюстителя Почкина. Суть распоряжения такова: выручай, Столп Чистоты, смельчак наш Марк Матвеевич Кологривов. Впрочем, языковеды сообщают, что дети уже не различают слова «смелый» и «глупый».

Я как раз сидел на скрипучих ступеньках своей крепостенки, что на берегу Теменского моря, смазывал бомбометалку, а холопы Петька да Василий заряжали бомбы порохом. Хоть я получил земельный надел от Владыки Чистоты, сосед мне немирный попался — «председатель», то есть крупный феодал Никитич, происходящий по прямой линии от большого колхозного начальства. Тоже собрался меня на оброк поставить, как прочих огородников и садоводов. Уже два раза я его людей отваживал. Малой кровью обходилось. Налетали они на своих юрких лошаденках, да я вовремя дизель-генератор включал, и сталкивались хитрецы с моим электрическим забором, замаскированным под зеленую изгородь. Потом постреляю вдогонку — отравленной дробью в задницу — и хорош. Вот с помощью каких подначек и вредительства нынешние феодалы начинают проращивать свои «родословные деревья».

Значит, ладил я бомбометалку, когда девка Палашка заголосила с башни, что по радиоговорильнику меня начальство кличет, и спустила наушники на проводе. Палашку я купил за пару целковых на базаре, она хоть дурная, но старательная. А оболтуса Ваську мне Храм подарил от своих щедрот. Конечно, страдают мои холопы в неволе, ничего не попишешь, но, в основном, от пьянства и пережирания. Они уже сейчас напоминают не слишком дальних родственников свиньи.

Так и есть, высочайшим повелением Владыка посылает Ревнителя Кологривова — учинить проверку, также спросить строжайше с нарушителей. Где-то кто-то посягает на нашу девственную вечную Чистоту, которая есть Дух, а наш Храм, по обыкновению, должон оборонить ее от скверны. Потому что Дух Чистоты, который есть Прямой Путь, с каких-то занюханных пор борется с Духом Грязи и вот только недавно более-менее одолел его. (Я, конечно, цитирую Книгу Метлы.)

Верю ли я сам в этот самый Дух? Все на свете происходит, похоже, не абы как. Из Дерьма проклевывается Великое. Великое успешно превращается в Дерьмо. Раньше люди верили в законы Природы лишь потому, что проявления ее сил выражались какими-то формулами и уравнениями. Формулы исправно работали, однако они мало что сообщали о сути — зачем и почему? Еще люди верили в вождей, партию, пролетариат, нацию и в классовое чутье. И такая вера работала, потому что позволяла уцелеть — есть, пить и тискать баб. Дух Чистоты тоже вполне работоспособен. Ведь и в самом деле вся наша Индустрия распалась и сгнила до основания. Народ же, чтобы пропитать себя харчами, стал, как встарь, ковыряться в земле. Благо, что не вымер. Дух Чистоты народу пособил, сделав обширную ледяную Сибирь теплой и плодородной..

Можно, конечно, сказать, что Индустрия уничтожена Космикой, испоганившей информационные сети и компьютеры. Что именно она обогрела Сибирь, когда слегка сбила земную ось и разместила на орбите искусственные солнышки «Ярило-1» и «Сварог». Однако и Космику кто-то подвинул на это дело. Что-то же позволило неземной империи уцелеть в борьбе с кибероболочками, которые, как известно, самые жуткие исчадия Духа Грязи.

Раз поступил приказ, бросил я лекарственные растения, благодаря которым зеленеют все мои сотки — крапиву, лебеду, лопухи. Оставил на какое-то время сиротками стадо умненьких баранов. Наладил свою повозку, представляющую собой «мерседес» с выпотрошенными потрохами и запряженный двумя довольно статными конягами в яблоках. С помощью сеанса завораживания, то есть гипноза, оразумил их знанием маршрута и правилами уличного движения. После чего помчался по ухабам бывшей автомагистрали на Завод, то есть в Березов, без помощи всяких вожжей и поводьев. Василий восседал в «гнезде» на крыше повозки с помповым ружьем, зорко озирая придорожные канавы, нет ли засады. Засады не было, вокруг мирно колосился ячмень, да бродили с жеванием на лицах полуразумные скоты, козлы да овцы. Лишь пару раз кто-то засадил в нас из самострела наудачу.

Когда пятнадцать лет назад киберсистемы развалились, то внезапно жрать оказалось нечего, и все рванули на лоно природы. Так бы там на лоне и передохли, кабы не встретила людей полуразумная скотина своим радостным блеяньем да меканьем. Ей ни пастухи, ни овчарки не требовались, на волков она самостоятельно нападала клином. И овины с хлевами ей не надобились, потому что Новые Солнца даже для зимнего времени обеспечили вполне приличную погоду. На радость всем выяснилось, что поголовье еды не уступает поголовью едоков.

Правда, заварилась меж поселянами большая буча из-за пастбищ, так называемые «овечьи войны» или «войны баранов». Тем свежеиспеченным крестьянам, которым травы не хватило, пришлось взяться за соху и мотыгу, благо злак да овощ столь удачные пошли, что любой дурак их вырастит. Ни удобрений, ни прополки не требуется, тля с саранчой травятся насмерть таким урожаем.

Это плюс. Минус в том, что в прошлом году до Березова можно было короче добраться — на дирижабле через Теменское море. Цеппелин сей, принадлежавший Владыке Чистоты, состоял из древней оболочки, надутой старыми запасами гелия, и прицепленного к ней ветхого автобуса (где вместо сортира люди пользовались задним окном). Но в прошлом году не кочевали еще вдоль южного берега танкеры и линкоры Макария Морского Царя. Танкеры и линкоры они в бывшем времени, ныне же в трюмах шампиньоны растут, на палубах огороды разведены, из иллюминаторов рыбаки свои неводы забрасывают. Еще постреливают иногда палубные орудия, ржавые ракетные установки пуляют самонаводящиеся ракеты, что смертельно угрожает летящему транспорту.

Когда наш дирижабль последний раз плыл над морем, от одного меткого выстрела автобус свалился прямо на линкор, на Макария. Однако тот уцелел и с тех пор слыл чудотворцем. Один прок от него, что реже стали китайские пираты набеги устраивать. Вообще-то ребята с узкими хитрыми глазками напирают, не столько на море, сколько на земле, причем всякого сорта тюрки куда больше, чем китайцы. А разъяснение таково — на юге нынче стоит великая сушь — если точнее, Новое Солнце второй раз за двенадцатилетие палит там сверх всякой меры.

Завод принадлежит, то есть собственно цеха, свалка, прилегающий город Березов, местному феодалу — князю Березовскому, у которого папка с дедкой были директорами местного промышленного гиганта. Наверное, оттого он прозывает себя также Властелином Железа и пользуется мистическим почетом тех, кто выпрашивает у него мечи, сабли, игольчатые булавы, ядра. Однако он давно принес присягу на верность Владыке Чистоты. Впрочем, чтобы этот магнат не самовольничал, рядом с Заводом стоит крепость-филиал нашего Храма Чистоты.

Являюсь я туда за содействием, а там вдруг начинают меня тормозить. Начиная с местного Начальника Чистоты, шамана-профессора Васильева, обладателя гнусной скрипучей бороды. Чертяки, я же сам выступал за расширение их самостоятельности. Так она расширилась, что я подальше бани оказался.

Для начала местные Хранители Чистоты не поселили меня в Гостевых Палатах крепости. Сказали, свободных покоев, подходящих моему чину, сейчас и распоряжении нет. У меня же с собой в мошне лишь десяток сребреников да один золотой — этого хватит только на хреновый постоялый двор плюс не слишком великий кутеж.

Вдобавок эти сраные Хранители Чистоты отказались выписать мне пропускную бумагу на Завод, дескать, там накопление опасных веществ, чересчур пагубное для моей ценной жизни. Дескать, надо сперва пройти полный курс укрепления внутренних сил, который дает местный колдун.

Пришлось мне эти песни слушать от каких-то позорников; да я лично дюжину заводов в нашей Темении на свалку отправил! Но коли случилась такая феодальная раздробленность, стал я свои должностные обязанности трактовать весьма гибко.

После обеда-пира, на который меня все-таки пригласили, я зафрахтовал в крепости одну дамочку. Конечно, для пользы дела, а не тела вовсе. Эту аспирантессу Людмилу из Березовской Всенаучной Семинарии я сразу приметил, потому что она крутилась в крепости-филиале без всякой устали, в прямом и переносном смысле. После торжественного доклада шамана-профессора она исполнила танец, задабривающий Духа Чистоты. Кроме того, на моих глазах заглянула сударыня Люся в кабинет-палату к столоначальнику Васильеву. Оттуда задорный смех донесся, когда же выходила она из дверей, то прикид поправляла. Значит, привечали ее там. Как не привечать, если вольных женщин-«амазонок» сейчас мало, феодализм половую сферу сковал. А у этой дамочки юбчонка такая, что при танцах развевается и показывает «задние щеки». Прочие же прелести не скованы корсетом.

Последний факт я, правда, позднее уточнил, когда выгуливал ее по несвятым местам, по увеселительным заведениям, вертепам и кабакам города Березова, оставив пьяного в дрист Василия просыхать на крепостной кухне среди прочих холопов. Только вот по зудящему «вопросу Завода» ничего волнительного узнать не довелось. Так подогрела меня эта «конфорочка», что больше хвастал о своем героизме. Как-никак матерый я витязь-активист зеленого движения и бывший кавалерист. Кстати, ехали мы уже к Людмиле на моем «мерседесе», смотреть коллекцию бабочек или, может, живописи. Я там в повозке старался-старался, шаря по даме пытливыми руками, однако не забывал править своими умными конягами, когда словами, а когда вожжами.

В общем, я перетрудился. Наверное, эта Люська какую-то «сонную» точку мне сдавила, хорошо хоть не врезала ребром ладони. Вот, например, моя последняя жена — тоже из амазонок — владела «датским» поцелуем. Поэтому я принципиально подваливал к супружнице только спереди, готовый провести блок.

Закончил я кемарить где-то на пустыре, куда меня, по-видимому, завезла прекрасная дама и кинула. Коняги на меня с удивлением оглядываются, как, дескать, такое безобразие допустил.

Я, конечно, давай нашаривать свой бинокль-тепловизор, импортированный из Космики за десять бочек земляничного варенья. Но обошлось без материальных потерь, сложный прибор по-прежнему грел правый бок. Ничего, думаю, зажигалке Люсе завтра керосин выпущу, сегодня же я бодр и не отягощен сексуальными проблемами, как армия Суворова в горах. И время подходящее для налета на интересуемый район, солнце заползает в нору, полдевятого. Вздрючил я своих коней в яблоках, чтоб они, закусив удила, поскорее меня к Заводу доставили.

Одиннадцать, я в сердце недобитой промышленной зоны, точнее, в помоечной ее части, проник «с черного хода», через забор из колючей проволоки с наколотыми консервными банками. Для любого разбойника она непреодолима, а мне пожалуйста, вход открыт, потому что владею титановыми кусачками.

Протащился понизу надрезанной колючки на спине, потом, не вскакивая на ноги, стал изучать местность. Поначалу ничего особо выдающегося и увлекательного не заметил — обломки, останки, ржавый лом. Здесь истлевали остатки цивилизации, станки, компьютеры, прокатные станы. Однако ничего такого, что могло бы нанести смертельный удар по летящему ероплану даже при всем желании.

Впрочем, когда я в очередной раз припал к окулярам, то мое пристальное внимание своей бодрой краской привлек тепловой выброс слева от развалин доменной печи. Работающая аппаратура? Я, на четвереньках и пригнувшись, стал пробираться к непонятному факту и наконец смог разглядеть его в некоторых неаппетитных подробностях.

Какие-то фигуры берут завернутое в бумагу тело человека, выносят его из телеги, кладут на землю. И оно начинает опускаться куда-то, как на лифте. Немного погодя следует тепловой выброс из трещины неподалеку. Получается, что невезучее тело поджаривают. Или заставляют отдать тепло!

Второй вариант более осмысленный. То есть — здесь промышляют потрошители-продавцы свежезамороженных органов. Космика-то охотно человеческие потрошки приобретает. Неземная империя вообще натуральные продукты уважает. Такое уж между Землей и Космикой разделение труда, у них все искусственное, у нас — естественное.

Хотя и HQ исключен первый, «людоедский» вариант. Тогда, значит, здесь орудуют сектанты. Секта у нас сейчас в каждой деревне своя. Есть те, что людей жарят, другие же кушают сырыми. Это чтоб вступить с едой в экстатическую связь. Такими делами «новые ацтеки» балуются, которые мастерят украшения из человеческих органов — всем известные аленькие цветочки. Опять же «истинные народолюбы», которые ценят в человеке не только душу, но и жир с мясом. И приверженцы странной тантрической секты «семья Ульянова», которые молятся на запад, на Мавзолей Ильича, причем начинают с важных слов: «Мумия Ленина, сила астральная, нас к половому экстазу ведет».

Раз дело стало мокрым, то живой и непосредственный интерес к нему может нанести непоправимый ущерб моему здоровью. Особенно сейчас, когда со мной нет пары десятков вооруженных холопов.

Я достаточно резво стал пробираться обратно, переходя на прыжки и бег. Когда до ограды оставалось метров пятьдесят, луч сильного фонаря впился в мое интеллигентное (как порой кажется) лицо. Ноги даже задрыгались от конфуза. Вот так, поторопился и не заметил спрятавшуюся в засаде, за кучей ящиков, телегу, запряженную массивным зловещим битюгом цвета ночи. Фонарь высвечивает мою невнушительную фигуру, из-за телеги же выходит четверо сомнительных личностей, что говорится, с лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом. Хороший пулемет вынесли — «Дегтярева». Кроме этою, в руках мечи-саморезы и игольчатые палицы. Все ребята крепкие, кривоногие тюркские багатыры в халатах, однако по-нашему заговорили довольно чисто:

— Дорогой товарищ, мы по вам давно скучаем. — Всегда-то они с издевочки начинают. Мне же самое лучшее держать фасон. Все-таки черная куртка с петлицами Ревнителя должна оказать воздействие. Авось кто испугается.

— А по-моему, мы слишком часто видимся, мои будущие друзья. Вы стали ерзать раньше времени, подобные массовые встречи претят моему вкусу, — стойко говорю им, как и полагается Ревнителю. — Приходите завтра в контору, у меня прием после обеда.

— Приборчик на землю, пожалуйста. Мы ему стеклышки протрем.

Да, сейчас мне полезно вспомнить о ненасилии, ахимсе и Нагорной проповеди.

Только я аккуратно да вежливо положил свой тепловизор и распрямляться стал, мне запаяли сапогом, так сказать, в «изображение». Что говорится, удачно подставился.

Чуть повыше уткнись носок сапога, и черты лица вообще бы исчезли, одна каша бы осталась. Итак, брякнулся я оземь и вставать неохота.

— Что это с господином?.. Моча в голову плеснула… Может, господин станцевать хотел и поскользнулся. — Да, в жизни всегда найдется повод для развлечения у таких ребят. Не боятся они меня, это факт. Судя по оснастке и месту промысла, у них серьезный хозяин. Если же у злодеев имеется зацепка в земельном суде, там вынесут определение: «Ревнитель Кологривов поскользнулся на собственном плевке и упал лицом на свой ботинок».

Один из них чуть не помог мне встать, но отпустил — копчик мой хрустнул как огурец. Я всегда считал, если пропадать, так уж в дерзкой атаке и при восхищенных зрителях — однако этот принцип сегодня мог реализоваться лишь частично. Поэтому просто «терпец урвался», как выражаются южане. Я, не смотря на грусть-тоску, освежил в памяти картинку из былых сражений. Поднялся, обманно полуотвернулся и прыгнул ногой вперед. Кого-то я сшиб, но остальные поймали меня во время исполнения пируэта, скрутили руки за спиной и понесли почти аккуратно. Кто-то даже шептал: «Осторожно, не роняйте, а то развоняется». Затем, раскачав, метнули в телегу. Я влетел в кучу хлама.

Авторитетно утверждаю, что любая гордыня сразу про-, падает — пусть ты и венец творения, — когда лежишь побитый, мордой в гнилой осклизлой соломе. Да еще предчувствуя дальнейшие неприятности. Раз не убили сразу, значит, будут мучить. Как и того человека, который недавно отдал все телесное тепло.

«Вперед, какашка», — сказали напоследок мастера своего дела. И сообщник злодеев, битюг, тупо Поволок мой будущий труп в мрачную даль, мне же рыпнуться некуда. Конская перевязь, стиснувшая руки, заодно меня к телеге пришпандорила.

«Какашка». Я видимо достоин столь непрестижного прозвища. Доигрался с аспирантессой, секретно-сексуальной сотрудницей — она, наверняка, душегубов на меня навела. Тараканам же из крепости-филиала такой случай пригодится лишь для того, чтоб поглубже заползти за печку.

Чьи-то руки выскребли меня из телеги и бросили оземь, оборвав цепь нехитрых размышлений. Вражьи пальцы залепили глаза каким-то дерьмом. Была погожая летняя ночь и так не хотелось. Но пришлось. Чьи-то кулаки прогулялись по мне. Отмечу, справедливости ради, что не заходясь и больше для проформы. Затем уложили меня на платформу, — которая стала вдруг опускаться в какое-то подземелье, где был я «посажен на цепь». Кольца и браслеты, щелкнув, прихватили мои руки, ноги, горло, лоб к железному стулу на колесиках. Хоть танго, хоть камаринского пляши в таких условиях, жюри тебе заранее «неуд» поставило. Ой, мне сейчас будет нехорошо! Ой, чувствую, расчлененка мне светит..

А я беструпной смертью, может, не желаю заканчиваться, я требую красивого ритуального прощания, которым любовались бы дамы и от которого мужали мужские сердца!!!

Щелкнул тумблер, загудела какая-то установка. Процедура началась, я поехал на стуле. Однако от всех тревог неожиданно всхрапнул, будто заколдованный, и увидел в спальной стране большую медную трубу. Ту, что гудит в духовом оркестре, имени-отчества которой никогда не знал. Вот негромкое, но мощное гудение давай раскачивать каждую клетку, вдобавок и молекулу, атом, даже субнуклон, может, шкварк со стрингом. И прочие штуки, которые мы зачем-то учили в школе. В итоге я стал сам от себя отделяться и отслаиваться. Мое тело принялось бледнеть, я же какое-то время смотрел на него сверху — оно казалось тающей ледышкой. Потом труба засосала меня в себя, началось тоскливое падение. В конце концов, душа моя застряла в центре ничего, без памяти и прочих средств к существованию. А затем меня подхватил смерч из напряжений, непонятных ощущений, слишком ярких красок, искаженных картин, распадающихся и расчленяемых предметов. Я был беспомощнее амебы, оказавшейся в бушующем океане.

2

— Барин-профёссор, телоприемник исправен. Никаких отклонений по основным и вспомогательным функциям. «Мясо» поступило с температурой минус двести сорок, чай, не протухнет.

— Барин-профессор, начинаем сканирование высокоинформативных тканей «мяса» по картограмме.

— Барин-профессор, приступаем к сканированию низкоинформативных тканей.

— Барин-профессор, моторную память считываем десятью параллельными каналами.

— Барин-профессор, готовы к изъятию у «мяса» индуктивно-резонансной пси-структуры.

— Барин-профессор, объемную томографию закончили, ведем сортировку отсканированной информации.

— Барин-профессор, приступаем к пересылке пси-структуры в Материнскую Субстанцию.

3

Живой, братва! Не расчлененный, даже не потрошенный, ни крошки от меня не отпало. Я не просто очухался, а будто всплыл с большой глубины. Вдруг стал видеть, слышать и нюхать. Сфокусировалось зрение, озарившись перед этим яркими разноцветными полосками. Звуки возникли из невнятного квакающего шума, но стали вполне нормальными, словно кто-то подкрутил ручку настройки. Даже запахи, которые вначале резко, как аммиак, шибанули мне в нос, вдруг помягчали и расплылись. Память тоже несколько странно заработала, вдруг без спросу из нее полезла всякая дребедень. Какие-то стародавние сценки поплыли перед мысленным взором и внутренним глазом.

Вначале вспомнились детско-юношеские забавы еще технических «дозакатных» времен, путешествия по компьютерным мирам с помощью двигательного имитатора и контактного экрана. Там я сражался с какими-то сказочно-придурочными демонами, которые кричали мне: «Попался, который кусался». А потом ожили картины вполне реальных конных сражений двенадцатилетней давности на южнотеменском шляхе, когда налетела Старшая Орда из казахских степей под красными знаменами Чингисхана. Тогда это было внове: всадники в малахаях, свист шашек из титанового сплава, юркие и умные лошаденки-мутанты, которые мелькают то там, то сям, как пинг-понговые шарики.

Тюркам некуда было деваться, кроме как переться к нам. Первый климатический скачок, случившийся именно тогда, выжег степь, отчего проснулась древняя хищность, — порушив все, потоптав, порезав, покромсав, пустить баранов на зарастающие травой развалины поселений. А там и вовсе на чистый паразитизм перейти можно. Рабы-пастухи гоняют отары, сам балуешься в юрте с белобрысой курносой полонянкой.

И нам некуда было податься, не прыгать же в Теменское море. Умели мы до этого колоть и резать только котлеты и колбасу. Однако выцарапали где-то старичка, способного махать шашкой, исторические энциклопедии из подвалов достали. Принялись устраивать засеки, заставы, засады, разъезды конные пускать. Я уже в то время думал, что Космика здорово забавляется, глядя на нас сверху — просто многосерийный кинофильм на исторические темы.

Тогда на южнотеменском шляхе я Северина Почкина спас от расставания с умной головой. Благодаря этому дворянство заработал, плюс земельный надел ухватил от Храма Чистоты.

Извержения памяти закончились и я смог включиться в текущий момент своей жизни… Сейчас я без всяких цепей, ничего не болит, уже за оградой Завода. Шмотки все грязные, пыльные, как у бездаря-бродяги, за куртку уцепилась консервная банка с какой-то плесенью внутри. Конечно, лучше бы знать, как я здесь оказался, но можно и в неведении остаться, все равно больше партизанить не буду. Вот если получу полномочия, тогда въеду в промзону как дядька Черноморг на белом коне в сопровождении тридцати трех людоедов-мутантов. Или не въеду, даже если уговаривать станут. Чего мне инициативничать и изучать стреляющую пушку со стороны дула? Пусть пацаны вертятся, а мне пора с фразками баловаться, сидеть в палатах каменных или во главе стола.

Когда я поднимался и первые шаги делал, движения были какие-то порывистые, неловкие. Такое ощущение складывалось, что части тела не слишком знакомы друг с другом, отсюда непригнанность и движения вразнобой. Иной раз думать приходилось, куда ногу поставить и в какую сторону ее согнуть. Но тут на помощь стрелочки являлись. Стрелочки в поле моего зрения учили меня прямохождению, итти их налево!

Повозку-«мерседес» у меня, конечно, гады-разбойники угнали, не сыскал я своих коней с яблоками, вокруг меня ни зги, ни пешего, ни конного не видать. Да и мне лучше на встречу не напрашиваться.

Пробирался я до постоялого двора по кустам кизила и крапивы вдоль Второго Березовского тракта, роняя три тысячи тридцать три матюга на каждые тысячу шагов. Хорошо, что банде «гёнератов» не встретился. Но каким-то двум поножовщикам, похоже, сектантам, все-таки попался.

Они прыгнули на меня из засады. Они были сзади, я к ним, соответственно, спиной. Но я их почувствовал, настолько хорошо услышал, что даже увидел.

Слышали затылок со спиною, вообще любой участок тела был восприимчив, будто везде имелись уши. Слуховые мембраны просто блуждали по телу. И запах — аромат немытых шкур — шибанул в нос. Не только это, даже аромат злобной мужественности почувствовался. Шум шагов, шелест одежды, скрип кожаной амуниции, все сплелось в общую картину.

Один из сектантов заходил прямо в спину и его клинок был направлен острием под мою лопатку. Я упал на колени, и лезвие прошло над плечом. Другой нападающий был чуть левее и он должен был приголубить меня палицей с гвоздями. Поэтому руку с клинком я перехватил за запястье и локоть. Затем, взяв ее на излом, направил лезвие в сторону второго разбойника. Занавес опустился для этого персонажа, поскольку он напоролся на острие — к своему сожалению, к моему счастью.

Тот мужик, чьим клинком я любезно воспользовался, пытался пережать левым предплечьем мое горло, однако мне очень удобно было направить свой локоть в его челюсть.

После чего наступил мир. Шлепнувшийся на спину остался без особых чувств, его агрессивный взор погас. Судя по изображениям звезд, серпов и молотов на черкесках, я избавился от представителей общества «Сознание Сталина». По мнению членов этого добровольного объединения, надо убивать все, что тебе дорого и недорого тоже, дабы избавиться от земных привязанностей и соединиться в итоге с всепобеждающим духом великого вождя.

Добрался я до своей гостиницы, плюхнулся в бочку с горячей водой, отмок там хорошенько. И хоть совсем недавно пинали меня и валяли в грязи, уже кажется, что ничего такого и не было. Даже отзудил горничную, что в номер ко мне явилась. Не зря же СПИД и грозный спирохет вот уж с четверть века как побеждены вирусами-защитниками. Кстати, я воспользовался тем, что храмовникам редко отказывают дамочки такого сорта, напротив, даже ведут себя, наступательно. По их мнению, в минуты любовных действий Дух Чистоты нисходит на тех, кто предается разврату. Кстати, пока я валял горничную, перед внутренним взором скакали какие-то диаграммы и чертились ломаные линии графиков.

Итак, на душе похорошело, я даже отправился в общую комнату радиоговорильник послушать. Шла толковища про то, как Западноалтайский султанат забодал Восточно-Алтайскую республику. Война началась с того, что неизвестные всадники обстреляли обе столицы из рентгеновских лазеров, отчего несколько важных персон превратились в вонючие вспышки света. Сорок восемь часов подряд нападали западноалтайцы, затем стали хозяйничать на захваченных территориях — сожрали даже национальное достояние республики, суперпалку колбасы длиной в сто метров. В ответ свободолюбивые восточно-алтайцы дали в Пекине оперу «Бедна юрта моя» силами двух музыкальных полков. А восточноалтайские партизаны обнаружили, что враги внутри состоят из теста, поэтому как ни руби их, раны немедленно срастаются. Затем словно переключение рубильника — весь кураж у нападающих пропадает. Восточно-алтайцы врываются на загривках бегущих врагов в столицу Западного Алтая, бесчинствуют в гаремах и не платят в тавернах. Но славная дочь отчизны заражает трихомонозом целую бригаду восточноалтайских захватчиков. Причем, по заявлению обороняющихся, лучшие бойцы вражеского стана непобедимы, потому что сделаны из теста. Однако, близка уже к завершению миротворческая миссия митрополита Пимена (Кровохлебова) и его друзей по партии всеобщего покоя. Несмотря на покушение пяти ниндзя-террористов (они якобы не знали, что войне конец) султан и президент под восхищенные крики общественности обмениваются поцелуем Мира.

Конечно, слухи о «богатырях из теста» ясно показывают нынешнее смутное состояние мозгов. Но если серьезно — кто подкинул алтайским всадникам рентгеновские лазеры? Наверное, опять Космика воду баламутит. Мало ей того, что рынок распался и вся Земля ухнула в феодализм, вдобавок, неземная империя еще балуется нами как шахматными фигурками.

Ночью же меня сомнительный алкогольный сон преследует, словно заглотил я вечерком пол ведерка водки. А я принял все-то чекушку. Снилось мне, что я сыплю искры как бенгальский огонь. И от этого тлеет, даже горит одеяло…

4

Недобрым утром, супротив всей моей воли, после громового удара, появляется в моей комнате некто, хотя я его не приглашал и, естественно, не отпирал дверей. Пытаюсь нашарить оружие, да только тесак куда-то запропастился. Одним глазом я подлого гостя высматриваю, другим глазом озираю дыры непонятные на одеяле — подгорело постельное бельишко отчего-то!

Он смахивает крошки и садится внаглую на скособоченный стул. Пялится на меня, как птица-падальщик. Интересно, когда поймет, что находится здесь по недоразумению? А что, если вчерашние знакомцы опять за меня берутся, недоделали чего-то намедни. Я ведь еще меньше приспособлен к битве, чем тогда — потому что мне стыдно за одеяло. Я, кстати, однажды повышения по службе не получил, потому что на торжественном балу в Храме Чистоты портки сзади лопнули.

И вот настырный человек идет ко мне прямо по захезанной одежке, что на полу валяется. Я напрягся, готовясь как-нибудь и без тесака защититься. Может, метнуть подушку в лицо и врезать ночным горшком? Только вдруг сей визитер не злодей вовсе?

— Ну, доставайте свое оружие, — шепчу в растерянности.

— А что вы мне за это дадите? — подошедший сунул в мой нос удостоверение Палаты Дознаний нашего же Храма Чистоты на Воителя по имени Виталий Султанчик. После чего уселся обратно. Свой, что ли?

— Ага, — воспрял я, — значит, вы, собрат по перу и шпаге, будете поднимать мое уроненное в грязь достоинство. Тогда привет вам, дотошный сын богини Правосудия. Между прочим, достоинство мне багатыры разве что уронили, а вот тепловизор казенный унесли. Да они там людей мучают, я требую возбуждения небесного и земельного суда! Учтите сей факт.

— Чего ж вас не замучили? — съехидничал этот, с позволения сказать, гость. — Раз так, зацикливаться на своих болячках мы не будем.

Наконец я нашарил под подушкой тесак и он все же объяснился:

— Надеюсь, вы не запамятовали, что Палата Дознаний замыкается прямо на Владыку Чистоты. При всем моем сочувствии, случай ваш заурядный, коллега Кологривов. Просто просочившаяся через наши оборонительные линии незначительная группка кочевников немного порезвились за ваш счет. Отряды Березовского князя уже занимаются ей. Но это все суета, которой нам не пристало отдаваться. Ваше задание изменено, господин Ревнитель. Вы теперь подчиняетесь непосредственно мне.

— Ну, допустим, господин Султанчик, вы тот, за кого выдаете. Вам скучно слушать лепет о каком-то тепловизоре, тем более, о незабудках, расцветших на чужом лице, и выпотрошенных из кого-то органах. Но, может, чтобы нам поскорее познакомиться, вы покажете письменное распоряжение шефа-Владыки?

Султанчик, чувствуя мою недоверчивость, кладет ладонь в карман, где якобы лежит грамота.

— Ну и что там на самом деле, господин Воитель?

— А вот что, — посетитель выхватил широкий клинок и одним махом оттяпал мне пару пальцев — с той руки, которой я заслонялся — легко так, будто они из сливочного масла. Я не слишком зашелся от боли, поэтому торопливо вытащил из-под подушки тесак и метко засадил гостю под пятое ребро. Изо рта у Султанчика пролилась красная струйка. Он, кашляя и съеживаясь, отвернулся, затем хрипло выдавил:

— Обалдуй, шуток, что ли, не понимаешь?

— Хороши шутки, да как мне теперь без перстов? Мне и ложку не удержать. Сейчас как яйца отрублю тебе, сволочь такая.

— Приставь пальцы обратно и скажи при этом: «Я дурак», тогда все срастется.

Я сделал все именно так. Нет, не поверил я в оглушительную чушь, а просто очумел от столь подлого нападения… Но персты приросли, даже задвигались! Не знаю, к чему сейчас приложить силу ума, где искать суть? По крайней мере, я зряшно зарезал человека, своего коллегу и старшего по званию… Ой, что мне будет!

— Ну что, замочил трусы? — Султанчик дотянулся до кувшина с пивом и, хлебнув, обернулся ко мне. — Кажется, обошлось.

И никаких у него следов поранения. Это ж гнусное алтайское шаманство!

— Мне, пожалуй, снова поплохело.

Хотя на самом деле полегчало — ну, в конце-то концов, невозможно же присобачить отхваченные пальцы обратно и запросто зарастить скважину в боку. Где начинается цирк, там нет места трагедии.

— Ладно, теперь прочитайте письмецо Владыки, — Султанчик бросает на позорное одеяло бумажку.

И в самом деле, на ней начирикано, что Ревнителю имярек поступить в распоряжение предъявителю сего послания Воителю господину Султанчику.

Прозвучал голос сломленного человека.

— Вот с этого и надо было начинать, коллега Воитель. А то, понимаешь, впечатляют, давят на психику. Устал от вас. Ладно, согласен на совместное времяпровождение, только без этих фокусов…

И вот я с этим коллегой, которого бы держать в заколоченном гробу, выхожу из номера, причем мой некогда элегантный мундир сейчас напоминает дворницкие шмотки.

— Едем брать колдунишку одного, — распорядился Воитель.

У него была приличная мотоповозка, дизельный «говноход» повышенной проходимости. Поездка на таком приспособлении доставляла откровенное удовольствие.

Я не удивился, когда мы нацелились в палаточный городок, который был разбит каким-то бродячим театриком. У кочевого люда всегда имеются недозволенные технические приспособления. Хотя артисты с разбойничьими рожами пытались нас напугать, вращая дубинами, мы, помахав своими ярлыками — Знаками Чистоты, — протопали прямо в шатер режиссера. По крайней мере, снаружи было написано «С. Куров. Устроитель зрелищ».

А внутри С. Куров вел себя с артисткой как настоящий режиссер. Этот представительный мужчина-верзила, обладатель гладкой матовой головы и развесистых ушей, репетировал, объясняя любовную сцену. Шмалили курительницы, время от времени кто-то снаружи играл на дуделях и сопелях въедливую музыку. Все это создавало подходящую нервную атмосферу, в которой артистка верещала и расшнуровывала корсет, вываливая арбузные буфера. Впрочем, лицо режиссера было то ли скучающим, то ли отрешенным. Завидя незнакомцев, дама мигом заправила свои буфера обратно и юркнула наружу, а С. Куров, чтоб не испугаться, гаркнул:

— Чего надо? Пшли вон, негодяи!

— Мы от Духа Чистоты, — бросил Султанчик. — Я смотрю, театральные работники весьма слабо реагируют на форму Ревнителя.

Воитель показал пальцем на мою засранную куртку, а режиссер скривил рожу, будто его тошнит.

— Может, они приняли вашего товарища за клоуна…

Тут уж я обиделся. Ревнителя, отмеченного печатью Высших Сил, сравнивать с каким-то убогим потешником. Нет, при бабе я бы точно кинулся с тесаком на Курова. А без бабы, наоборот, отодвинулся в сторонку и пробовал немного почиститься каким-то висящим балахоном.

— Значит, Владыка, так сказать, Чистоты собрался пригласить мой театр к себе в замок? И он догадывается, сколько ему это будет стоить? — голос режиссера стал наглым и пронзительным. Вообще, несмотря на внушительные размеры, этот господин выглядел несобранным и даже развинченным. Больной он или алкаш?

— Это будет стоить вам. Потому что нас интересует отнюдь не ваш балаган, который пробавляется, в основном, контрабандой, а вы сами.

— Но я не мастерю незаконные станки и приборы, ничего такого не умею. Я скорее мастер по бабам. — Речь театрала была на вид справедливой, но почему-то неубедительной. — И, кстати, нахожусь во владениях Березовского князя, а не вашего Владыки.

— Наш Храм наводит предвечную чистоту по всей Темении, — твердо заявил Султанчик. — До нас дошли подлинные сведения, что во время своих представлений вы недозволенными средствами вызываете грязные эмоции у толпы, называемой зрители.

— Но такова сила искусства, господа храмовники.

— Вернее, искусство применения силы, — поправил Воитель.

— Чего вы плетете? Совсем охренели там в своей Минэкологии.

— В Храме Чистоты. Следите за словами, нынче они много значат, — снова поправил Султанчик и стал припирать. — Так вот, нами отслежено, что два-три человека из побывавших на каждом вашем зрелище лишаются здравого ума и начинают страдать от общего расстройства. Что вам известно о шаманстве?

— Но белое шаманство не запрещено. Я волен обращаться к духам неба, солнца, луны, созвездий, облаков…

— Мы, Храм Чистоты, определяем, где проходит граница между черным и белым шаманизмом. Мы не забыли, что каких-то лет сто назад приверженцы тибетских шаманов — бонпо и тантристов Левой Руки — пришли к власти в Москве и Берлине, — Султанчик говорил напористо, но без особого интереса, а потом добавил уже с особой интонацией. — Может быть, вы поведаете, что такое душа? Откройте благодарным слушателям, не стесняйтесь.

Наверное, оттого, что вопрос показался каверзным, Куров отреагировал слишком страстно. Он грозно приподнялся, однако лично ничего предпринимать не стал, а только затрубил:

— Крохин, сюда!

В палатке появился человек двух с половиной метров росту, в трусах, обросший шерстью с головы до пят, с руками до колен. Ясное дело, мутант. Но мускулатура у него явно была укрупнена с помощью биоорганических вкладышей. Плюс топор.

— Кого бить? — вежливо поинтересовался Крохин.

— Вот этих всех, — устроитель зрелищ показал на нас пальцами.

Мне стало жарко.

Крохин сперва все-таки подвалил к Султанчику, за что я был премного благодарен монстру.

— С железом или без? — поинтересовался великан условиями поединка.

— «Без», друг мой, — Султанчик уронил тесак. Крохин столь же честно выкинул свой инструмент. Что вполне оправданно. Согласно теменскому своду законов, убийство железом карается усекновением головы. А вот причинение смерти голыми руками считается случайным происшествием и выражением Высшей Справедливости — родственники «справедливо» убиенного довольствуются возмещением в виде трех баранов.

Поэтому Крохин нанес почти отвесный удар, кулаком в лоб моего напарника. Я только успел заметить, что широченное запястье монстра оказалось в ладони у Султанчика, а следом волосатый соперник выписал немыслимую фигуру. То есть Воитель, удерживая его запястье, зашел ему за спину, выводя руку на излом. И произвел бросок, подставив колено под падающее тело. После гадкого хруста Крохин стал грязной кучей в углу и больше в беседе не участвовал.

Этот тип был столь противен и грозен, что я даже жалеть его не стал. Странно, я всегда жалел, когда теменцы своих же теменцев гробят. Сейчас же совершенство проявленной силы порадовало меня, а Крохин показался просто предметом, на котором ее можно было показать.

— Заройте товарища на огороде, чтобы большие огурцы выросли, — предложил Воитель какой-то роже, заглянувшей в палатку на шум.

— Серьезно, я мало что знаю о душе, я ведь не жрец, — пробормотал позеленевший Куров. После потери Крохина верзила-режиссер как-то оплыл, словно из него вытащили стержень.

— Теперь уже ничего не надо плести, — Султанчик поспешно оборвал Курова и предложил ему проехаться кое-куда. — Именем Духа Чистоты следуйте за мной.

А снаружи нас с нетерпением ждала группа товарищей. Выстроилось кольцо из угрюмых здоровых мужиков и визгливо хохочущих коротышек. Медведи и обезьяны — первое, что мне пришло на ум. Но это были, конечно же, представители людского племени. Потому что сжимали топоры и дубины. В моих глазах побёлело, это призывно засветил загробный мир.

Однако Куров уже сломался, одну его руку держал за запястье Султанчик, вторая поднялась в умиротворящем жесте. И кольцо разомкнулось.

Покорный Куров думал, что его отвезут в крепость-филиал, но он ошибся, как, впрочем, и Особист Султанчик доставил его, и меня заодно, на Завод, причем охрана беспрекословно, с отданием чести нас всех пропустила. Если точнее, добрались мы до печально мне известной доменной печи. Там режиссер заволновался, решил, что сейчас его бессудно оприходуют, возжелал уйти.

Однако Воитель, промолвив странную фразу: «Девятка, не забыла тебя», непреклонно встал на его пути. Тогда верзила Куров попытался, угрожающе вопя, прорваться через меня, как через самое слабое звено. Он подхватил с Земли кривую железяку и хотел припечатать ей мое ухо. Я это заранее почувствовал. Зачесалось то само место, куда он меня собирался двинуть. Ухо зачесалось. Я даже взгляд Курова ощутил, будто он пустил из глаз какой-то электрический вихрь.

Поэтому я смог, поднырнув под руку режиссера, заблокировать ее снизу, а потом коленом закатал ему промеж… Упал, сердечный, лицом в грязь. Мне же стало приятно, хоть никогда я злорадством не страдал.

Впрочем процедура не закончилась на этом. Когда мой напарник оказался к Курову ближе чем я, тот резво вскочил как на пружинках. Невесть откуда у него в руках появилось два клинка. Одно лезвие сделало колющий выпад, другое — рубануло сверху наискось. Такое сочетание ударов сулит кончину — верную и без особых мучений — тем, кто оказался их целью. Однако Султанчик акробатически изогнулся назад, так что первый клинок проколол воздух ниже его спины, а другой свистнул поверх грудной клетки. Мой напарник крутанул сальто-мортале и утвердившись на ногах, извлек будто из рукава кривой меч, затем выписал им несколько мастерских восьмерок. Куров лихо парировал немало ударов, но все-таки попался на ложный выпад — в конце последней восьмерки клинок впился ему в плечо и пошел наискось вниз…

Видал я такие приемы на южнотеменском шляхе, как тюрки ими владели, так и наши пограничные казаки. Ознакомился я тогда с тем, что получается в результате. Разрубленный показывает потроха, вот что…

Разрубленный Куров показал очень странные потроха.

Режиссер имел начинку из какой-то тестообразной массы — пузырящейся, булькающей, жужжащей и даже мерцающей. (Я сразу вспомнил про услышанных по радиоговорильнику богатырей из теста.) Внутри обнаружилось также множество трубочек с пупырышками. Еще там было что-то вроде разрядного столба. Он просвечивал сквозь «тесто» метелкой линейных разрядов, которая находилась в ореоле из мелких голубеньких искорок.

Тут же Султанчик завернул Курова в тряпку и связал ремнем, как будто еще опасался каких-то фортелей со стороны разрубленного режиссера.

И вдруг невесть откуда появилось четверо багатыров, тех самых, вчерашних, только без «Дегтярева».

— Вот они, мучители. Попались, которые дрались! — и я, подхватив Куровскую железяку, кинулся к ним.

Она опять без дела осталась. А я, видимо, избежал крутого переплета, оттого что Воитель меня догнал и затормозил своей чугунной рукой.

— Коллега Кологривов — это наши, наши сотрудники! Они ошиблись вчера, перепутали, с кем не бывает. Вы же видели, какая Куров гадина. Они работают, поэтому и ошибаются. Поэтому извиняются.

— Да, очень извиняемся, — сказал передний багатыр. — Мы не знали, что вы такой уважаемый человек.

— Значит, братья по оружию, встреча на Эльбе, — поддержал без особого удовольствия я.

И профессиональные мучители продолжили пеленание режиссера, как будто тот по-прежнему был вредоносен.

— Теперь, коллега Кологривов, подождите внутри того замызганного домика, — покончив с укутыванием Курова, настоятельно предложил мне Султанчик. — Нужно уделить время некоторым формальностям.

Не доверяют? Или не желают психически травмировать меня как зрителя повторением вчерашней процедуры?

Во всяком случае я послушался, а багатыры вместе с запеленутым телом свернули за остов доменной печи. Причем Куров был поразительным образом жив, напоследок он даже помаргивал глазами. Да, какой-то он не такой как все — в смысле анатомии и физиологии. Впрочем, что мне известно об анатомии и физиологии? — несколько отрывков из учебников. Однако в далекие времена моей учебы еще не расплодились по всей Земле мутанты и прочие аномалы с особым устройством организма.

Безропотно дожидался я сотоварища в заброшенном цеху. Иногда хотелось зарыться куда-нибудь, хоть по маковку в дерьмо, но чувствовал — Султанчик выкопает. Чем все-таки он занимается? Разве это может одобрить Владыка Чистоты, который известен по всей Темении, как самый — чистый феодал и вместилище какого-то особого Духа? Или опять феодальная раздробленность виновата, кто-то в среднем эшелоне отсебятину порет? А когда напарник мой появился, усталый, но довольный, то я, нарушая правила храмового поведения, бросился на него с вопросами.

— Куров — мутант, что ли?

— Наверное. Вскрытие покажет. К тому же черный шаман, сейчас много таких развелось. Душевные силы высасывает, порчу наводит. Он шаман, но и мы не лыком шиты, — как-то вяло после последних событий объяснил Султанчик.

— Здесь что-то непонятное, господин Воитель. Храму Чистоты всегда было плевать на шаманство.

Напарнику явно не хотелось отвечать, его словно тошнило от лишних вопросов. Наверное, это нормально для человека из Палаты Дознаний.

— А если шаманство на нас плюнет? Ладно, я вам лекции читать не буду, мы не в семинарии… Попробуем-ка лучше червячка заморить. Лично я люблю активные молекулы.

Воитель хлобыстнул из бочки с надписью «едкий натр». Я немного зажмурился, попадал во всякие переделки, но нарочно никогда не напрашивался. Из пасти у напарника дымок легкий вышел да появились кристаллики соли на подбородке, больше ничего примечательного.

— Распад пошел, — прошептал удовлетворенно Султанчик. — Запомните, Кологривов, легко идущие реакции разложения — это то, что нам нужно.

Большие шаманы, конечно, и не такое вытворяют, но подготовка сотрудников особого отдела вызывает почтительный страх.

— На второе надо что-нибудь сытное, чтобы гастрит не случился.

Султанчик незамысловато взял «сытный» металлический лист и, сдув пыль, принялся без особой аккуратности обкусывать его. Дробление металла отозвалось в моих костях унылым эхом. Если он шаман, то я, похоже, жертва шаманства. Короче, всю эту сцену я решил списать на умопомрачение.

— Ну, а на десерт? Что-нибудь вкусненькое?

Удачно кинутым болтом Султанчик угробил голубя, курлыкавшего в уголке, поднял погибшую птичку, встряхнул и выжал. Кровь из «вкусненького» текла тоненькой струйкой, чтобы попасть в рот обедающего гражданина. Наверняка, птичку покинули все без исключения соки, потому что через минуту от нее осталась одна жалкая тряпочка. Однако это почему-то не вызвало во мне протеста.

— Можно быть консерватором во всем, кроме еды, — убедительно произнес пищевой либерал. Он нажрался и ждал, когда я приступлю к трапезе. Голубя, положим, я мог бы еще схавать. Если бы не было выхода. А сейчас он есть?

— Чего-то не хочется, господин Воитель, я всю ночь жрал от скуки.

Напарник, демонстративно скинув с себя пиджак, пробежался по стене, как ниндзя высшей квалификации и даже получше. Может, зря я надеюсь на умопомрачение. Что-то в этом чувствовалось неподдельное, настоящее! Султанчик заражал меня уверенностью, стремлением к совместному выискиванию и изничтожению трудностей, кипящей волей к победе не поймешь над кем и чем.

Я впился зубами в доску, причем не из суицидных намерений, а потому что почувствовал тайную ее аппетитность. Мне это полезное чувство словно передалось от напарника. Но для этого пришлось протаранить некий психологический барьер, стоявший на пути моих зубов — сами челюсти стали тяжелые, горячие, чуть ли не металлические, однако сохранили послушность.

Потом все наладилось, опасения оказались напрасными. Еда, как еда, напоминает пережаренный кусок мяса — не по вкусу, а по ощущениям. Чувство одиночества в животе притупилось, я заерзал от силы, заструившейся вдоль и поперек организма. Впрочем доску хавал украдкой, пригнувшись. Было неловко, как при заглядывании в декольте своей подчиненной, которая зачитывает отчет о проделанной работе. Впрочем, гордость почувствовал тоже, потому что не мяконькая курочка, а грубая доска мне покорилась.

— Это, конечно, не деликатес, но вполне усваиваемый продукт. Я вначале тоже предпочитал углеродные соединения, они вроде роднее, — со сдержанным одобрением заметил Султанчик. — И вообще, чтоб справиться с тяжелым веществом, тебе сперва надо добыть силу из легкого. Или же получить мощь от своей Девятки. Ты скоро узнаешь, что это такое.

Звучало непонятно, но здорово. А мой аппетит требовал еще. Заметил оставшийся от какого-то празднества стакан и вдруг был пронзен предвкушением — это может быть вкусно! Тем более, я как-то на ярмарке видел конопатого мужичка, который без всякой медитации, из чистой удали, жевал стекло. Я взял граненую «снедь», осторожно укусил, похрумкал, проглотил — и было не тяжелее, чем с печеньем. Доел стакан, не отрываясь.

Невольно у меня появилось расположение к господину Воителю. Хорошо работает и интересно отдыхает. Значит, колдовство действительно крутая штука, и в Храме Чистоты им всерьез занимается некая «девятка». Однако вопросы продолжают зудеть.

— Это все правда, господин Султанчик — то, что случилось в последний час? Или колдовство, мираж, наваждение? — Это — сила, коллега Кологривов, невиданная сила, и ей надо уметь пользоваться совместно и с радостью. В ней наша значительность, наша жизнь и слава.

— Слава от победы над Куровым? А вчера слава была от того, что меня обработали? Чем больше галочек в наряд-задании на день, тем радостнее, не правда ли?

Заметно было, что коллега Султанчик куда более озадачен моими вопросами, чем действиями монстра Крохина. Он как будто подбирает слова, хотя все храмовники известные хреноплеты.

— Господин устроитель зрелищ отягощен многими грехами. Посягновение на вечную Чистоту, искривление Прямых Путей матери Природы и отца Рода. Плюс святотатство. Однако глубоко виновный Куров вместе со своими органами не пойдет на экспорт. И у вас, насколько мне известно, ничего не вырезали.

— Вы намекаете, коллега Султанчик, что меня приковали ко стулу и усыпили только для того, чтоб я немножко отдохнул?

Коллега еще больше обеспокоился, он был даже огорчен моей назойливостью.

— Не только… Во время глубокого замораживания происходит своего рода чистка души, то есть пси-структуры. Снимаются кое-какие блокировки, оставшиеся от времен господства кибероболочек. Сколько сейчас светлых возможностей открывается, когда мы скинули гнет машин, кибероболочек этих сраных и прочей нечисти.

Султанчик сумел, наконец, швырнуть дежурные лозунги и закончил с наигранным подъемом:

— Так неужто мы теперь позволим черному шаманству набросить на нас свою удавку?

«Не эта ли чистая душа напала на летчиков в виде бабы-яги?» Как подумал, так сразу почувствовал особое внимание со стороны Султанчика, хоть он даже не двинул глазными яблоками в мою сторону. Неприятно, конечно. Улавливает, гад, мок мыслишки. Если ему и раньше не нравились мои вопросы, то сейчас от него просто понесло едкой настороженностью.

Потом мне стало чудиться. То есть, я ничего не слышал, но тем не менее. У господина Воителя в голове дзинькнуло, и он вышел с кем-то на связь. Более того, произнес внутри себя такие слова:

«Значит, у вас какой-то недотепа портит матрицы воздействия на пси-структуру, а мне расхлебывать?»

Ко мне потянулся влажный холодок — ощущение было вполне отчетливым. Не сыграю ли я роль того самого голубя? Представил, что меня выжимают как птичку, и вдруг осознал. Султанчик, может, Воитель и сотрудник Палаты Дознаний, может, из Храма Чистоты, может, шаман, но он является кем-то еще. Кто я такой и кто он, мне бы лучше разобраться самому, в одиночку, в отдельной светелке, потихоньку жуя, виноват, читая какую-нибудь веселенькую книжку.

Почти непроизвольно я направился к выходу.

— Вы куда, сударь? — более вежливым тоном, чем обычно, поинтересовался Султанчик. Он привстал, собираясь в какой-то момент рвануть за мной.

— В кабинет задумчивости, живот прихватило, — невинно отозвался я, — все порядочные люди туда захаживают после такого рода угощений. Вас что, приучили считать это пережитком темного прошлого?

— Вы не хотите туда, — леденеющим голосом произнес Воитель.

— Тебе-то какое дело, сука? — откликнулся я, включив ускорение.

Он догнал бы меня в один момент. Собственно, он догнал и перегнал. Пока я добирался до дверей, Султанчик эффектно проломился, сквозь железобетон стены и стал ждать меня снаружи. Я мог растеряться, упасть на пол, закрыть глаза. Однако смекнул, что наши шансы не могут быть столь уж неравны. Все-таки мы питаемся одной и той же дрянью.

Меня как из пушки выстрелило в другую сторону, к противоположной стене, где не было никаких дверей. Может, я хотел как следует приложиться лбом. Наверное, больше нечего было желать. Перед тем как врезаться в стену, увидел ее крупнозернистую, а потом и микроскопическую структуру — овальным пятном где-то в центре взгляда. Даже оценил, какая сила должна быть приложена к разрушению железобетона. После чего выплеснул из сердца достаточную мощность. Диаграмма показала распределение энергии по различным частям и уголкам тела, которое было изображено «в разрезе», как туша в мясной лавке.

Я неожиданно увидел то, что находится за стеной — мусор, дорожка, оранжевые деревца. Значит, пробил дыру в стене. Просто пробил, и никаких восклицательных знаков, потому что непонятно — сон это, морока или какое-другое дерьмо. Я поднял глаза и заметил, что на меня целая стенная панель сверху валится. Зажмурился, возникли странные ощущения в голове, потом стало ясно, в живых-таки остался.

Когда отворил веки, то вначале показалось, что два моих глаза смотрят на мир из-под мышки. Невесть откуда взявшееся третье око блуждает по телу — вот видна изуродованная голова, похожая на расплющенную луковицу.

Вероятно, в таких запредельных ситуациях страх вообще не появляется, возможно, я стал олицетворением тупости, однако не было ничего кроме вялотекущей отрешенности. Скорее всего, она мне изрядно посодействовала.

Я машинально стал прикладывать усилия (множество стрелочек) к деформированным участкам бедной головы. Наконец все выровнялось и глаза туда переместились, где им положено быть! Хоть пыль столбом, а видно, что проход свободен, тикать надо.

Я стал тикать, вдобавок на ходу перед третьим внутренним оком представали портреты разных личностей, которых я встречал в последнее время. Словно бы я листал фотоальбом. Наконец мысленный взгляд застопорился на работяге, которого я приметил час назад неподалеку от заводской проходной ввиду его глупой ухмылки. Образ не образ, а какая-то схема из многих «разрезов». Гражданин был уже заранее отсканирован слой за слоем, пласт за пластом. На контурах разными цветами и тенями были указаны направления сил, натяжения, сопротивления, напряжения, энергетические потоки.

Потом я словно вбежал в эти отсканированные контуры и стал переделываться. Да-да, я изменялся, заодно стараясь не свалиться носом в землю. Меня корежило, кривило, сминало, растягивало изнутри и снаружи. Порой казалось, что меня продевают через извилистую трубу, втискивают в неудобный узкий костюм, а на голову нахлобучивают тесную микроцефальную шляпу, которая прямо-таки врезается в мозги.

5

Рабочего или, может, ремесленника Крюкова еще минут пять дергали конвульсии, но прохожие объясняли происходящее тем литром, что заглотил он вчера. Хотя это был вовсе не Крюков.

Это был я. Естественно, никакой особой уверенности, что я — это я. Не совсем ладилась фокусировка, не слишком хорошо сходились поля зрения, отчего в мозгах возникало крайне неприятное, даже щекотное ощущение. Между левым и правым полем имелась зона затемнения, по которой время от времени пробегала рябь, цветные полосы и… цифры. Клянусь штанами Духа Чистоты, что действительно мелькали колонки и шеренги чисел. Некоторые из цифирок явно представляли расстояние до какого-нибудь обозреваемого предмета, а также его угловые скорости.

А еще было очень холодно. Зябко было, дыхание с изморозью и иней вокруг. Волосы на голове так заледенели, что хрустели под пальцами!

Наконец все внутри меня утряслось, и я огляделся. Ко мне торопилась какая-то длинная подозрительная личность. Я не сразу догадался, кто это. Ага, Воитель, господин Султанчик, впрочем, тоже видоизмененный. А может, никакой он не Воитель, а просто оборотень. Так же, как и я. Цифры в правом верхнем секторе зрения показывали, как стремительно сокращается дистанция меж нами, линией была отмечена траектория его движения. Впрочем, пейзаж оснащали и другие люди, это внушало некую надежду, что скорой расправы не случится.

— Ну, чего, чего надо? — я, выставя вперед кулаки, заслонился ими — деваться-то некуда.

Султанчик замешкался, хотя все-таки приблизился вплотную. И сказал вроде дружелюбно, рассчитывая явно на публику:

— Не поможешь развалить на троих? Третий за углом, — и, приложившись характерным жестом к горлу, заиграл пальчиками на брюшке, затем шепотом добавил: — Кологривов, прими прежний вид по-хорошему. У тебя ничего не получится. Навыков нет, да и дурак ты впридачу.

— Тьфу на тебя, анафема, — выражая презрение, сплюнул поперек асфальта длинной слюной. — Я тюркских сабель не испугался, понял, оборотень?

— Ты машина, Кологривов, понял? Ты не человек. Без Девятки ты словно отрезанный пенис. Поэтому будешь терять торжество силы и превращаться в говно. Тебе это не остановить.

Дылда Султанчик так красиво выразился, а я неожиданно даже для себя двинул ему в челюсть набухшим кулаком. Якобы двинул, а вернее, обдурил… Заслоняясь, он открылся, и я, подавшись вперед, влепил ему левой под дых. Однако прежде сконцентрировал силу, как бы сгреб ее отовсюду. Перед третьим оком замелькали стрелочки векторов, которые показали направления возможных ударов. Так что оставалось только выбрать самый удачный.

Султанчик согнулся и упал уголком на землю. А я ощутил «торжество силы». Однако он не стал что-либо предпринимать, когда я потрусил прочь, время от времени озираясь на нею левым глазом.

Я знал, что ввиду моей трудовой наружности надо срочно найти место работы. Перед столь полезным третьим глазом замерцала трасса, которая, собственно, и повела меня. Когда я вступил в черный замусоренный цех, более напоминающий пещеру, то для начала повстречал мужика в кожаном фартуке с клочной бородой.

Он, глянув на мои руки, аккуратно развернул меня за плечи в обратную сторону и отвесил несильный пинок в заднее место.

— Ну, сколько еще с тобой горе мыкать, Крюков? Убить — жалко, пороть надоело. Тебя ж в такелажку за проволокой для арбалетов посылали.

Соответственно приданному ускорению я отправился за проволокой и в дверях столкнулся с «оригиналом» — тем самым, кого я Нечаянно просканировал и сымитировал. Причем в руках у него как раз лежал требуемый моток проволоки. Я заметил «оригинал» раньше, чем он меня, и успел сдвинуть кепку на лицо. Мы довольно вежливо обогнули друг друга, но когда я оказался уже в предбаннике, он окликнул:

— Эй, дух, откуда у тебя моя кепка… а башмаки? Ага, спер! — Да, Крюков воистину был туп. Он даже не обратил внимания на то, что точно такие же башмаки с кепкой имеются и на нем.

Когда тяжелая рука «оригинала» легла мне на плечо, я подал мысленное напряжение на пыльцы, отчего они сделались форменными клещами. Которыми я, обернувшись, ухватил вопрошающего за шею. Затем слегка надавил и уложил мигом обмякшее тело в какой-то пустой ящик. Оставалось подхватить оброненный «оригиналом» моток проволоки и отчитаться перед мастером за исполненное задание.

— Да ты не такой дурак, каким кажешься на первый взгляд, — удивился человек в кожаном фартуке.

И пришлось встать к токарному станку, одному из немногих уцелевших. Делать нечего, представив кинематику этого нехитрого механизма, смело принялся за изготовление телескопической палицы с выдвижными шипами. Правда, досаждало, что Султанчик заглядывал через окошко, все намекая на совместное распитие. Позвать каких-нибудь приятелей и обломать рога надоедам? Да кабы знать, кто тут приятель.

Внезапно соперник активизировался и запустил руку в открытую форточку. Чудовищная конечность отделилась от тела, проползла украдкой к станку и, пользуясь незаметностью, отвесила пощечину крутящейся заготовке. Я только успел сказать: «Опа», потому что кусок металла соскочил с крутила и двинул мне в лоб. Испугаться, кстати, не успел. Однако, ничего особенного не случилось.

Сыпанули искры в прямом смысле этого слова. Голова сработала как резиновая и напружиненная. Деталь отпрянула от чела, полетела, пробила другой станок, вызвав короткое замыкание и воспламенение. Я машинально потрогал лоб, который, похоже, схлопотал вмятину, но через несколько секунд все уладилось. Хотя по идее — головы вообще не должно было остаться! При этом я снова увидел контуры своей израненной башки с зонами деформации, к которым почти без моего участия устремились стрелочки. Повеяло морозцем и посыпался с шевелюры мелкий снежок. К переменам погоды добавился бешеный аппетит. Я сунул в рот гайку и хрупнул ею, как леденцом.

Товарищи по бригаде не заметили ни этого, ни мгновенно исчезнувшую виновницу происшествия, однако оценили мою победу и решили относиться ко мне со значительным уважением, как к интересному человеку.

Через полчаса мастер велел мне навестить литейный цех, проверить заказанные свинцовые отливки, которые пойдут в середку стенобитных ядер. Я мялся-мялся, не в силах толково объясниться, тем не менее подчинился. На удивление, никто не подстерегал меня на пустынных дорожках, и я вступил в литейный, напомнивший кузницу какого-то одноглазого монстра, в приподнятом настроении. Впрочем, настроение быстро упало ниже нуля. Пока я высматривал в красноватом пещерном полумраке нужные мне отливки, противник опять выпустил на охоту так называемую «руку», которая зашуршала то там, то сям, выискивая, где навредить.

Как вскоре выяснилось, я не зря занервничал. Лопнуло, должно быть, самое тонкое место — керамическая форма. Прямо на меня рухнула слегка остывшая болванка сочного томатного цвета. Я машинально протянул свои руки-крюки, принял в них раскаленную отливку, однако она выскользнула — мне на ногу — и откатилась в сторону.

На ладони было страшно посмотреть, однако пришлось.

Ничего особенного, если не считать того, что оказались они багрового цвета, который, впрочем, быстро пропадал. К тому же своим добавочным зрением озирал я испорченные и поврежденные слои кожи, усилием воли сбрасывал их и тут же наращивал новые. Линька шла на удивление оперативно.

Ступня же, ах, батюшки, напоминала ласту! Расплющилась из-за болванки. Да вот только не болела! На что, конечно, жаловаться грешно. Впрочем и ласта выровнялась, пока подбежали другие рабочие. Снова сделалась ногой. А ведь мог так и оставить ластой свою ступню. Или превратить, например, ее в копыто… Полная свобода выбора. Болванка, кстати, холодной стала, все тепло из нее утекло куда-то. Не в мои ли преобразования?

Начальник Жидкого Металла стал названивать Властелину Железа, докладывая о чуде, а трудящиеся-литейщики окружили меня, что народного сказителя, и внимательно, слегка прищурившись, смотрели в упор, не в силах сделать какое-нибудь предположение.

Невольный зачинщик сходки, то есть я, все менее смущаясь, скалился и открывал обозрению щербины рта, неухоженного зубным лекарем.

— Предлагаю почин. Организуем стахановское движение — носить горячий металл одними голыми руками, — бросал я в толпу зажигательные лозунги.

Собственно, я ничего не мог добавить или убавить из впечатлений литейщиков, ведь конечности мои при несчастном случае ничего особенного не претерпели, ни тяжести, ни огня. Ничего, кроме легкости и приятного холодка.

Я не такой как все. Это бесспорно. А какой же? Оборотень, шаман, наркоман?..

Мне велено явиться к Властелину Железа и как-то потешить его своими выходками. Неподалеку от литейного цеха расколупала землю сточная канава. Через канаву лежит мосток. Который под ногами внезапно лопается. Я кривобоко отскакиваю, попадаю на склон и пытаюсь удержаться. Тут все в крик: «Крюков упал… сам Крюков… лестницу туда… лестницу сюда». Под этот торжественный хор тоскливо соскальзываю по осклизлому грунту, внизу же меня поджидает демон Султанчик.

Он встречает меня в строительной каске, с неприятно почерневшим лицом и выдающимися на пять сантиметров клыками. Те впиваются в мои башмаки, я лягаюсь крепкими каблуками и рвусь вверх, как птица из силков. Конечно, безуспешно, лишь пересекаюсь взглядом с беспородным псом, который, поскуливая от страха и сочувствия, снует в метре от меня. Товарищи по бригаде, хоть и поблизости, не производят ничего, кроме бестолковой суеты. А вот пес мне нравится…

Кажется, удалось. Челюсти движутся вперед, лоб назад, пальцы срастаются, тело покрывается шерстью, зубы крупнеют и заостряются. Надеюсь, девушки меня сейчас не наблюдают, хотя я мог бы похвастать тщательным соблюдением траектории изменений.

Я окончательно соскальзываю вниз по обледеневшей уже стенке. Однако есть теперь готовность к встрече с демоном. Щелкают оскаленные зубы, я приседаю на задние лапы, готовый в любой момент укусить наиболее болезненным образом.

Султанчик тоже не зевает и оснащается коротким широким мечом, который запросто появляется из его ладони.

Пора. Я распрямил пружины мускулов, шерстистое тело сорвалось с места, на лету мотнул головой, чтобы перехватить за запястье руку, направляющую клинок. Рванул зубами жилы врага, даже не жилы, а пластиковые трубки. Затем продолжил удар и выхватил из живота Султанчика клок какой-то шевелящейся требухи. Противник упал ничком, но заодно сплющился и стал похож на крокодила. Это превращение в мои планы не входило. Тем более что крокодил сразу сделал выпад и чуть не отчикал мне переднюю лапу.

6

Подбежавшие рабочие не могли долго вытерпеть того, что происходило в канаве. Полуволк, то есть вурдалак, бился с пол у крокодилом. Вурдалак, ощерившись дециметровыми клыками, пытался ухватить гада за шею и увернуться от его усеянных зубами челюстей. Пару раз ему удалось полоснуть противника. Однако на боку у вурдалака уже появились глубокие борозды, сквозь которые проглядывались подвижные, а то и просто червивые внутренности. Рабочих стало тошнить да пучить от страха и отвращения, вдобавок всех колотило от холода, вследствие чего товарищи Крюкова разбежались кто куда.

А вурдалак, перемахнув через пресмыкающегося гада, тоже рванулся прочь. Вначале вдоль канавы, где оставил ледяную дорожку. Когда она кончилась, выпрыгнул наверх уже в виде большого-пребольшого, но все ж вполне нормального пса.

Человек, который стоял на посту подле мощных высоких ворот, был вырван резким властным голосом из послеобеденной дремы, насыщенной перевариванием цыпленка. Вызывал по дряхлому телефону Начальник Порядка, и приказ у того был повергающий в смятение, как говорили встарь, неоднозначный. Чтоб убил служивый человек собаку, перебирающуюся с Завода в город. «Я освобождаю вас от химеры, называемой совесть», — пошутило напоследок начальство, но тон его не оставлял сомнений. И приказ вошел в стражника, как иголка в бабочку. Ведь охранный воин не подозревал, что Начальник Порядка сейчас валяется, уронив голову в корзинку для бумаг, а из его будки выходит странный посетитель с челюстью, свисающей на грудь, в большом плаще, из под которого виднеется кончик зеленого хвоста..

Стражник пригляделся — по обочине дороги чуть боком трусила навстречу приговору истории облезлая помесь дога с носорогом, здоровенная псина с шрамами от некогда глубоких порезов на боках. Борьба человека с совестью длилась недолго, и та уползла зализывать побои в свое логовище.

Страж Ворот вытащил из кобуры большой пистолет, изготовленный тут же на Заводе и приспособленный под винтовочный патрон. Однако хитрозадая псина притормозила в десяти метрах и вопросительно посмотрела. «Ну что ты, что ты, песик, проходи, вохра дает добро». Однако «песик» основательно засомневался и решил не доверять краснорожему детине. Наоборот, стал припадать на передние лапы и урчать утробным голосом, вытаскивая на свет два щербатых клыка. Стражник почувствовал, как разгуливается в нем злость на вредную тварь, которая не дает себя убрать быстро и благопристойно. Не зря ее, падлу, приговорили к расстрелу — начальство понимает, Наверняка этот пес — людоед. Сейчас людоедов много развелось.

Стражник, расставив ноги и слегка присев, принялся активно ловить на мушку неприятельское животное, которое, к тому же, коварно сновало и цинично вертелось. Но в разгар охоты к воротам подъехал со стороны цехов паромобиль, нагруженный палицами, секирами и моргенштернами.

Охранный воин готов был поклясться на Уставе Стражи и других священных книгах, что собака вдруг запрыгнула на капот свистящей и гудящей машины. Затем ударом морды пробила ветровое стекло, ухватила машиниста зубами за воротник и вышвырнула его вон.

Шофер, лежа на земле, сучил ногами и изрыгал мерзости, машина же медленно, как полагается паровым повозкам, стала набирать скорость.

Вдруг очнувшийся стражник с театральным воем: «У-у-умри, тварррь» стал всаживать в кабину винтовочные пули. Но без толку. Паромобиль был угнан, причем непонятно кем и чем.

7

Машинист-водитель, оказавшийся «за бортом» не по своей воле, мигом оповестил Воинов Дороги об угоне. Те, находясь на службе у Березовского князя и кормясь поборами, хохотнули довольно и быстро выехали со своей заставы. Догнать паромобиль на дизельной повозке не стоило больших трудов.

При въезде на бывшее магистральное шоссе Воинам Дороги удалось перегородить путь угонщику. Тот пытался развернуться на рытвинах и ухабах, но лишь забодал лошадь с телегой.

В итоге все участники дорожно-транспортного происшествия свалились в придорожную канаву, образовав кучу-малу, почему-то покрытую инеем и даже ледяной корочкой. Однако наблюдателям пришлось удивиться, когда коняга выбрался из кучи, особенно не пострадавший, с телегой, но без возницы. И вдруг как бешеный помчался по дороге, отчего-то оставляя передними ногами собачьи следы. Досмотр обломков паромобиля убедил Воинов Дороги в том, что угонщика ни в трупном виде, ни живьем там нет. Более того, им стало ясно, что мерзавец как-то замаскировался и ускакал.

Тогда Властелин Неба поднял в воздух летак-биплан, чтобы тот ликвидировал безобразие в назидание всем и каждому. Однако ни лошадь, ни телега особо не прореагировали на пулеметные очереди и даже бомбу. Тогда пилот биплана Стуков с виража стал пикировать на цель, ведя по-прежнему плотный огонь.

Что потом произошло — народная молва расходилась во мнениях. По крайней мере, от Стукова по радио успели услышать, что лошадь превратилась в большую полуптицу, которая летит навстречу. А потом новоявленный Пегас лягнул копытами ероплан, отчего тот вскоре шмякнулся на землю.

Стуков так упал, что мощные колдуны едва-едва собрали его потом, но все ж остался в списочном составе Небесного Воинства. Оправившись, летчик рассказывал, что крылатое — существо, пробив копытами фонарь, просунуло внутрь кабины человеческие руки, которые ударили по шлемофону и в глаз.

8

Большая гордая птица волочила перебитым крылом неподалеку от места авиакатастрофы. Наконец она заползла в кусты бузины и больше не появлялась, зато листочки с ягодками покрылись инеем. Когда они оттаяли, оттуда вылез обшарпанный бродяга, который направился к крепости-филиалу. Таких, как он, шаталось много по дорогам. После развала индустриальной оболочки Земли деревенский труд принял в свои корявые объятия сотни миллионов граждан, желающих самостоятельно вырастить себе харчи. Но кое-кто, из особо одаренных, понял, что проще будет нарвать яблок с придорожного дерева или попросить гнусавым голосом на пропитание.

Среди воришек попадались принципиальные — члены секты «октябрят». Те считали, что Дух Ильича подсказывает им, кого можно обчистить, то есть избавить от грязи, которой является имущество. Все свистнутое они благородно делили на всех холопов и прочих «трудящихся». Украденное пианино так распиливали, что каждому по полешке доставалось, от коровы стибренной каждый желающий по косточке обглоданной получал.

Бродяга все более профессионально гнусавил у ворот крепости. Однако он увязался следом, когда из филиала выехал местный Властелин Чистоты, профессор Васильев, в карете, запряженной четверкой шикарных гнедых коней. В удобный момент нетрудовая личность ссадила казачка с запяток и добралась до красивого домика с высоким резным забором. Потом залезла на ближайшую сосну, чтобы разглядеть того, кто встречает профессора. Вернее, ту.

Это была «конфорочка» Люся, с которой вся гадость пошла быть. Бродяга на хорошем ускорении проложил путь через забор, оставляя за собой в воздухе шлейф из ледяных кристалликов…

Светелка Людмилы Бонбон, или, как ее называли друзья-поклонники, Люси Б., тянула на звание будуара. Об ученых занятиях напоминал лишь чемодан с материалами диссертации, смирно лежащий под кроватью альковного типа. В самом деле, кровать чаще пускалась в ход, чем чемодан. Людмила называла себя женщиной на самоокупаемости, а не на дотации. В этот вечер Люся Б., сидевшая без лишней одежды перед зеркалом, занималась тем, что выщипывала лишнюю часть бровей. Ждала, что появится Васильев: грозный глава Березовского филиала, он же верный вассал Владыки Чистоты, он же профессор математической экологии, он же шаман высшей категории, на которого регулярно нисходит Дух Чистоты. Он же — просто Васишка. Еще у него страшно скрипела при чесании борода, которая, к тому же, всегда полнилась крошками. Вот уже заржала у ворот четверка его коней.

Однако перед появлением нужного человека, в спальню с порывом холодного ветра неожиданно ворвалась мама, какая-то возбужденная, с красными и зелеными пятнами, которые блуждали по пускающей пар физиономии.

Взъерошенная родительница открыла рот: «Доченька, что ты все скрываешь от своей старенькой мамы?». Людмила удивилась: «Чего это вы, мамо?», ведь старушка никогда не забывала подслушивать, подсматривать и поднюхивать. Однако, молодая женщина изумилась донельзя, когда в комнату ввалилась еще одна мама, только с обычным румянцем лица и, ликуя, с ходу завела: «Ага, опять сюда пожаловал этот властелин фекалий. Каких-таких сраных наук он профессор? Ах, на него нисходит Дух Чистоты, так пускай берется за метелку и совок. Тоже мне феодал нашелся». Тут вторая мамаша заметила первую и уставилась на нее, по выражению калимантанцев, как варан на новые ворота. Первой маме стало неловко от пристального неразумного взгляда — ковыряясь у себя в ногтях, со словам: «Чего-то жарко, сколько градусов сегодня?», она стала отступать к дверям.

Но как раз в комнату заглянул веселенький профессор Васишка: «Ку-ку, вот и я к вам. Знаете, этим утром мне пришли в голову такие чистые строки: „Направившись к толпе берез, мудрец любил их, не боясь заноз“. В ответ странная пятнистая маманя взяла „мудреца“ за ноздри, отчего нос сразу окрасился багрянцем, как месяц из известной матросской песни, и сказала:

— Ну чего раскуковался в этих сложных неоднозначных обстоятельствах? Придуриваешься, что ли?

— Не придуриваюсь, я в самом деле такой, — чистосердечно сознался шаман-профессор, отчего пятнистая мама пробила ему пенальти — кулаком в лоб. И, перешагнув через полегшее костьми тело, скрылась в сумерках коридора. Минут десять спустя вторая, то есть ныне единственная мамаша прекратила кататься в истерике, заодно профессор вышел из нокаута. Поиски первой мамы, проведенные вооруженной челядью госпожи Людмилы и березовского Властелина Чистоты, дали отрицательный результат. Собравшиеся приняли устную резолюцию, в которой постановили считать сбежавшую личность то ли разбойником, то ли тюркским лазутчиком. То ли дружком Васишки. Сам шаман-профессор в последнем варианте решения голосовал против. Затем двое холодов унесли маму.

— После всего совместно пережитого… — „после всего“ Васишкин голос стал еще гнусавее, — вы моя экология, вы воплощение первозданной Чистоты. И я хочу вас видеть, так сказать, без приписок. Чтоб, не занимаясь экстраполяциями, провести точный математический анализ ваших прелестей и осознать Дух Чистоты непосредственно.

Затем процитировал себя: „Мудрец Людмилу познавал рассказом о себе, а дева, ведая мораль, укрылась в водке и вине“.

Люся Б. не стала обнажаться, напротив, закуталась в трофейный китайский халат — один казак подарил — и выскользнула из протянутых рук учёного. Обольстительная. Пантера. Побежала проверить, захрапела ли маманя.

Профессор плюхнулся на люсин водяной матрас и несколько раз подпрыгнул, подумывая о приятном. Закрыл глаза. Открыл, когда показалось, что скрипнула дверь и дунуло морозным ветерком.

Перед ним стояла фигура, его собственная. Васильеву вначале показалось, что это всего лишь кукла. Однако фигура моргнула, и размякшая челюсть профессора легла на грудь.

Уже мгновение спустя ошарашенный человек рванулся, пытаясь распрощаться с комнатой ужаса при помощи окна. Двойник с полуприседа прыгнул следом и, растянувшись, успел зацепить стремглав улепетывающего за щиколотки. Тот, рухнув шлагбаумом, еще пытался отпихнуться и уползти. Оборотень, скакнув, как крокодил, из положения лежа, окончательно настиг беглеца-профессора. Схватил за оттопыренные уши, и, сверкнув своими глазами, будто лампочками, шмякнул лбом об пол. Потом, быстренько обшарив карманы отключившейся жертвы, выудил оттуда скомканную для туалетных дел бумажку, кстати, гербовую, с таким вот содержанием: „Владыка Чистоты — своему слуге шаману-профессору Васильеву. Дознать о причинах пропадания Блюстителя Кологривова и доложить в пятидневный срок“. И приписка корявым почерком (видимо, получателя письма): „Спросить Посла“.

После этого шаман-профессор был затолкан во встроенный шкаф. Когда оборотень закрывал дверцу, уминая выпирающие части тела, в коридоре зацокали каблучки Люси Б. Оставшийся на ходу мужчина, подобрав букет, сиганул на постель под розовый балдахин. А улегшись, несколько раз свел и развел свои руки; пропустив между ними черточки разрядов.

— Что там за клопик завелся в моей кроватке? — оценила „выходку“ Люся Б. — Профессор, рано вы сняли очки-велосипед, нас еще ждет расчет динамических тензоров из пятой главы и составление заклинаний Духа Чистоты из седьмой.

— Это кощунственно, в конце концов! — возмутился лжеученый. — Во-первых, мы опаздываем.

— Наоборот, все успеваем.

Оборотень-профессор казался застигнутым врасплох и даже думающим.

— Так вот… Наша наука похожа на водяной матрас, — начал он, явно выискивая верные слова. — Чем сильнее налегаешь, тем больше отдача… В общем, целесообразно для увеличения знаний, чтоб вы находились между матрасом и еще одним ученым…

— Ну, Васишка, — закапризничала дамочка, — только я хотела заниматься, вы опять про другое. Что во мне такого интересного?

— Зачем вам заниматься, надо просто мыслить. А мыслить лучше голым. Это нулевая аксиома Евклида. От нее у древних греков случился такой взрыв науки. Мы же аксиому не соблюдаем — налицо спад.

— Нет, не спад, а вон какой подъем, забыли, что ли, про свои доходы? За что вам подарили столько земли вместе с крестьянскими дворами? Вот и давайте про тензоры, — настаивала Люся Б.

Лжепрофессор не унимался, началась и закончилась возня. Васишка-Второй с вывернутыми руками прокричал:

— Сдаюсь, побежден я силой обаяния. Пусть будут проклятые тензоры. Только я хотел кое-что выяснить вначале. Этот козел из центрального Храма Чистоты, Кологривов… Не кажется ли вам, что кое-кто с ним поторопился?

Люся мазнула лжепрофессора несколько недоумевающим взором.

— „Кое-кто“. Таким словом вы обозначаете свою собственную деятельность?

— Я просто не могу выражаться яснее, вдруг нас подслушивают» — стал оправдываться Лжевасильев.

— А сальности выражать ясным голосом вы в состоянии?.. — улыбка не сползала с идеального лица, однако лжепрофессор почувствовал наэлектризованность Люси Б. — Послушайте, уважаемый, пока вы не сдрейфите, никто не узнает о наших операциях. Любой расследователь отправится по стопам Кологривова.

— Но все-таки я хотел повстречаться с Послом… — оборотень повел глазками вверх, в сторону неба. — Пусть неземляне обеспечат нам надежное прикрытие в центральном Храме…

Вместо ответа Люся встрепенулась молодым телом из-за зашумевшего грозно шкафа.

— Ой, боюсь, — сразу пожаловалась она.

— Прижмитесь ко мне, и все пройдет, — посоветовал лжеученый.

— Я как раз прижималась, когда оно случилось, — резонно возразила дама и отшвырнула от себя Лжевасильева. Вынула из-под подушки пистолет, изящный, дамский. Подкралась, гибкая как дикая кошка, к шкафу и резко дернула дверцу. Оттуда вывалилось тело, в котором нельзя было не признать профессора Васильева. Еще одного.

— К стене, — метализированным голосом скомандовала Люся Б. — Оба. Шаг влево, шаг вправо, считается побегом, стреляю без предупреждения.

Двойники по внешности и профессорскому званию исполнили приказ с охотцей, быстро, точно, поглядывая друг на друга искоса, но с ненавистью.

— Это же я, Васишка, — уговаривал один, — тот самый, что построил функцию нагрузки на канализацию в зависимости от качества потребляемого населением продовольствия.

Другой долдонил:

— Двадцать лет жизни я изучал влияние посещаемости библиотек на количество заболеваний триппером. Ну, помните знаменитый вывод: никакой связи нет… А вот этот тип — фантом.

— Спустить штаны, задрать рубашонки, — продолжила проверку решительная женщина.

— Это разве удобно? Все-таки заднее место оголится, — поинтересовался кто-то из Васильевых.

— Знаешь, сколько я их видела, твоих мест? Если склеить вместе, получится ЯДНХ. — Дама стервозно поторопила джентльменов. — Сейчас будет финал, приготовьтесь. У настоящего профессора Васильева на попе татуировка с изображением секретного знака Воина Чистоты. А вот лже-ученого придется пристрелить как собаку. Дело в том, что хоть я добрая, могу убить сгоряча — потом, конечно, переживаю.

Заключительных слов один из Васишек не выдержал и бросился к распахнутому окну — свинец срезал его уже на подоконнике — невезучий человек повалился назад, дернулся, затих. Первая пуля пробила затылок и вышла через лоб, заодно высадя глаз. Вторая прошила грудную клетку, залив кровью кружевной галстук.

Люся Б. снова улыбнулась. Довольно мило. Оставшийся в живых, а именно профессор-из-шкафа, помахал татуированной попой, как знаменем полка, и, довольный, натянул штаны. Люда сунула пистолетик под вышитую подушку со словами: «Вот теперь все честно, по справедливости. Кто неправ, тот задвинул кеды в угол».

— Между прочим, я ещё участвую в беседе, — наповал сраженный внезапно ожил, выхаркнул багровый сгусток, оглянулся одноглазым лицом и выбросился со второго этажа. Люся вытащила из-под кровати винтовку, прицелилась с подоконника и выстрелила.

— Попала… Нет, ушел гад в канализационный люк. Эх, давно собиралась забетонировать его. — Людмила в сердцах сплюнула и растерла изящной туфелькой с помпоном.

— Барин, — послышалось снизу, — вы живы аль преставились?

— Профессор, подойдите-ка к окошку, — снисходительным голосом велела Людмила, — ваши холопы интересуются.

Бледный полубезумный истинный профессор появился пред глаза своих мужиков и отослал их за забор мановением трясущейся руки.

— Этот оборотень, что ль, только слегка умер? — спросил Васильев у Людмилы. — То есть, кто он такой?

— А вы, большой ученый, так и не догадываетесь? — с презрительным раздуванием ноздрей произнесла Люся Б. — Это ж Кологривов.

— Да ну?.. Неужели он вышел из-под контроля?!

— Не исключено, что благодаря вам. Похоже, ваша группа не совсем понимает, какую информацию перекачивает из исходного тела в синтетика. А если сейчас появится Почкин и повстречается с Марком Матвеевичем?

— Ну, мы не позволим им пересечься.

— Не вы, а мы не позволим, — неожиданно для профессора заявила Люся.

Васильев несколько опешил.

— Люсенька, я же вас и привлек к этой работе по указанию Посла… — профессор воздел глаза к потолку. — Теперь, создается впечатление, что вы меня как-то отодвигаете.

— Да, вы меня привлекли. — Голос Люси помягчал снова, движения стали плавными, она уронила кудрявую головку на бороду профессора, а своей сладостной ручкой провела по…

— Между прочим, Людмилушка, я недюжин во всем.

Васишка радостно заскулил, он расстегивал пуговки ее халата, его прошибала сладкая волна гормонов и прочих флюидов. Одновременно профессор едва поспевал размыкать свою ширинку. Одновременно шаман делал подножку дамочке, чтобы поскорее приступить к делу.

— Нет уж, я сверху, замурлыкала красотка, с чем профессор-шаман немедленно согласился. Люся оседлала ученого и тот отзудил свое.

— Отпусти, сладкая моя, — наконец сказал он, имея ввиду свой прибор для половых действий.

— Он тебе больше не понадобится, — мило сказала Люся и наклонила к шаману-профессору свое лицо. При том ее челюсти выдвинулись вперед и из них потянулись клыки.

— Оборотень, — прохрипел ужасающийся Васишка. — Еще один.

— Нет, квибсер, — спокойно возразила Люся.

— Квибсер! Но ты же никогда не проходила через телеприемник!.

— Каждый отдельный человек не должен знать обо всем. А теперь тебе не надобно беспокоиться вообще ни о чем. Ведь Посол — нынче это местный житель. Если точнее, именно я возглавляю свою синтетическую Девятку, именно я претворяю волю Космики. И я приказываю тебе исчезнуть.

Зубы Посла прокололи основание шеи у профессора. Васильев дернулся, но боль исчезла сразу. Поэтому он наблюдал, как клыки красотки вскрывают и вспарывают его, как ее руки погружаются в его живот и начинают перекладывать наиболее ценные внутренности в пакет, как ее пухлые губки проговаривают: «Фу, липкий какой».

Порой она что-то поспешно жевала или с хрустом разгрызала косточку, и в итоге залила весь подбородок дымящей кровью. Писаная красавица пожирала несносного урода.

— Красота спасет мир, — шепнула она в утешение. — Некрасивых, противных надо просто скушать. Тем более, что в них так много полезных, приятных и легкоусваиваемых веществ.

Перед тем как чувство зрения стало изменять главе филиала, он заметил, что расчленительница меняет свой облик. Свой облик на его — васильевско-профессорский. Он ощутил холод и больше ничего… Соратница повела с ним себя достаточно мило и избавила от необязательных мучений.

9

Кологривов не сразу нырнул в канализационный люк. На какое-то время он залег в кустах, жалко всхлипывая из-за того, что опростоволосился. Нелюдь, известная как Люся Б., конечно же, отсканировала его еще в начале визита, но не стала торопиться с расправой. Напротив, поваляла дурака (или дуру) ввиду присутствия истинного профессора Васильева.

Маленькое, холодное и мокрое ткнулось в щеку Кологривова. Оказалось, что собственный глаз подполз к нему с помощью стебельков, которыми он ранее крепился в черепе. Марк Матвеевич поднес столь важный член тела к глазнице.

Однако разрушенное окр не смогло при всех стараниях занять прежнее законное место, стебельков-корешков явно не хватало. Но все-таки сумело показать кино, заснятое у дома врага. Кологривов увидел словно вживе, что от Люси выходит профессор Васильев и на его одежде поблескивает иней. Какой-то непорядок. След оборотничества! Некто превратился в шамана-профессора Васильева?! Впрочем, подранку Кологривову сейчас было не до расследований.

Кусты вывели его к люку позабытой-позаброшенной сточной системы. В ее трубах не было пусто. Помимо всякой живности, в канализации водились люди: разбойники, попрошайки, ковырятели дерьма и прочие вольные добытчики. Они не стали вступать в контакт с человеком, имеющим по дырке в голове и груди.

Кологривов скорчился в каком-то темном углу. Там запихнул в рот кусок хлеба, позаимствованный у одного подземного жителя, заодно пару крыс, которых схватил молниеносными руками. Пальцы сейчас погружались в пробитый лоб целиком, в разверстой груди можно было разглядеть какие-то подвижные, порой разорванные трубочки с пупырышками, также нечто густое, пузырящееся вроде горячей каши. Только каша эта была не горячей, а холодной, звенящей, искрящейся. Несмотря на оторопь, Кологривов поддел пальцем кусочек непонятного вещества, и разглядел, что состоит оно из тоненьких волокон с пузырьками. Прямо на глазах, нисколько не стесняясь, эти ниточки прорастали и искали друг друга, чтобы соединиться. А еще Кологривов чувствовал нарастающую слабость во всех своих членах.

Марку Матвеевичу очень захотелось понять, в чем же дело. И перед внутренним глазом поплыли надписи странного содержания.

СУБНУКЛОНОВЫЕ КОНВЕРТЕРЫ.

ФАЗА 1. СУБНУКЛОНОВАЯ ДЕЗИНТЕГРАЦИЯ ПЕРВИЧНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ. КИСЛОРОД, АЗОТ — НОРМА. УГЛЕРОД — 40 %. ВЫРАБОТКА ЭНЕРГИЙ — 30 % ОТ МАКСИМУМА.

ФАЗА 2. СУБНУКЛОНОВАЯ ИНТЕГРАЦИЯ ТКАНЕЙ ТЕЛА. ВРЕМЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ 12 ЧАСОВ ПРИ СОХРАНЕНИИ УРОВНЯ ПОДАЧИ ЭНЕРГИЙ И СТРОИТЕЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ.

РЕКОМЕНДУЕТСЯ УВЕЛИЧИТЬ ПРИЕМ УГЛЕВОДОРОДОВ, ВОССТАНОВИТЬ КАНАЛЫ ЭНЕРГООБМЕНА С ДЕВЯТКОЙ.

Но Кологривов не желал никакого обмена с Девяткой, он экранировал из предпоследних сил свои излучения — лишь бы монстры не засекли его. А из последних сил он вполз в какую-то щель, где набросился на глазах у изумленных ее обитателей на солому, устилающую бетонный пол.

Через девять часов затянулась рана на груди, однако глаз прорастал куда медленнее и еще был прикрыт бельмом.

За это время о Кологривове разнеслась по подземельям то ли дурная, то ли добрая слава, как о демоне — пожирателе крыс и соломы, — которому не мешает дыра в голове. Некоторые личности подбирались к нему и пытались поклониться. Жертвоприношения были в кайф, но Марк Матвеевич понимал, что излишняя реклама ему ни к чему, можно по-крупному засветиться.

Поэтому он, проплыв и протопав путями сточной системы, выбрался из люка где-то в центре города.

Где увидел ослика из породы полуразумных мутантов, который едва брел, страдая от одышки и икоты. Что-то не ладилось у домашнего животного со здоровьем, отчего ему приходилось хлебать то и дело из луж, бока у него болтались как у бурдюка, однако он не забывал поводить своими ушами, как локаторами. И к тому же направился прямиком к Кологривову.

Лет двадцать киберсистемы активно занимались выведением пород животных со способностями мозга, достаточными для замены человека на простых работах. Дворницких, малярских, официантских. Делалось это с помощью самонастраивающихся вирусов развития. Такие вирусы действительно вшивали гены разумного и доброго в животных, но иногда могли переборщить, отчего получались монстры. Живущие, размножающиеся и неплохо себя чувствующие до сих пор, хотя зачинатели экспериментов кибероболочки — давно вышли из обращения. Правда, и в жизни монстров бывают огорчения.

Ослику стало совсем невмоготу, он примостился неподалеку у стены и затих. Причем Кологривову отчетливо показалось — животное здесь оказалось неспроста и как бы намекает на что-то.

Через пять минут появилась хозяйка осла. В таком месте, почти в центре города Березов! В полночь, когда может безболезненно проехаться лишь бригада рабочих в бронированном паромобиле. В полночь, когда этой частью суши безраздельно владеют силы зла — происшедшие от людей мутанты-«генераты». В полночь, когда творятся их непонятные бесовские игрища. Которыми, как считают некоторые прозорливцы в Храме Чистоты, руководят сигналы, прилетающие из империи Космика. Но простому люду известно одно, что генераты порождены злым Духом Грязи.

Итак, возникла тощая востроносая девица, подхватила этого недобитого осла и хотела уже выбираться назад. Ей было жутковато, фигурка ее съежилась, глаза то и дело озирались.

И не зря.

Позади ее, легки на помине, появились две широкие тени. Девица, ойкнув, глянула вперед — там мрачным памятником стояла еще одна фигура.

— Кого ждала, кого любила я… — фигура протянула свою правую руку. То, что должно было оказаться кистью и предплечьем, вырисовалось в огромную клешню с синеватым металлическим отливом. — В ней помимо металло-органики полно нервных клеток, так что не злите ее, а просто поздоровайтесь.

Девчонка спрятала свою ладошку за спину, а клешня пощелкала на разные лады, затем убедительно перекусила стальной прут, торчащий из земли.

— Или, может, поцелуемся? Я люблю взасос. — Язык того генерата, что предложил «поцелуй», вывалился на полметра, заболтался расслабленной змеей., а потом напрягся и стал трубой. Средство для поцелуя еще заизвивалось, показывая свои способности и, наконец, всосало для разминки лужу. — Вы понимаете, красавица, каковы возможности других моих членов?

Еще один участник встречи поклонился, как артист, обхватил двадцатисантиметровыми пальцами тополек, стоявший у обочины, и бесхитростно срубил его двумя парами дециметровых зубов.

В начале представления девица явно перенасытилась гормонами остолбенения, но столбняк помаленьку испарился, и ужас ее стал приобретать осмысленный характер.

— Сударыня, осмелюсь предложить вам народную игру в пятнашки, — вежливо произнес «краб». — Вы убегаете, мы догоняем. Причем вы получаете фору, потому что мы сперва разойдемся на все четыре стороны, а уж потом начнем. Учтите, каждый запятнавший возьмет у вас то, что ему нужно. Но вы не беспокойтесь. Причиненный вам ущерб будет обязательно возмещен любовными ласками — в знак понимания вашего нежного возраста. И вообще, причин для огорчения нет, мы всегда так балуемся.

Над родителями этих генератов когда-то поработали «ручные» вирусы высокого уровня. Папашам и мамашам лечили шизофрению, диабет и прочие болезни, вызванные генетическими отклонениями. Вирусам была привита задача — найти и убрать гены, виновные за столь нехорошие болезни. И вирусы почистили организм с гарантией. Только выброшенные гены оказались ответственными не только за болезни, но и за биологическую устойчивость вида Homo Sapiens.

Поэтому, когда не стало многообразия болезней, наступил видовой плюрализм, и из Homo Sapiens пророс целый букет генератов: Homo Lupus (вурдалак, ликантроп), Homo Vampiricus Desmodus (упырь), Homo Rattus (человекокрыс) и так далее.

Когда Асе настал черёд удирать, ужас сразу превратился в полезную энергию, от которой четко и ясно заработали мозги. Мгновенно была выработана траектория наиболее быстрого и безопасного движения. Однако со смекалистой девочонкой играли в свои игры особые существа. И они играли, конечно же, по своим правилам. Для генератов охота была естественной формой жизни.

Первым — на развалинах спортзала — повстречался владелец страшных зубов. Он стал щелкать ими в разных углах мглистого помещения в ритме какого-то вальса. Но в тот момент, когда, желая ухватить кусок сладкого девичьего тела, пасть стала очень близкой и призывно распахнулась, возникло нечто. «Нечто» представляло собой точную копию девчонки.

Это второе «я» одной рукой схватило верхнюю челюсть злыдня, другой нижнюю… и пасть разорвалась, брызнув кровавыми струйками. Зрелище оказалось слишком сильным, и путешественница завизжала. Когда она осмелилась посмотреть снова, то двойница исчезла, и стало ясно, что все привиделось. Однако, не слишком красивый труп лежал у ног девицы.

На звук явился человек с особым языком, он пытался опустить свой инструмент девушке в нутро и поцеловать «до попы». Но опять второе «я» появилось неизвестно откуда, ухватилось за окаянный отросток и стало ненатужно раскручивать тощее тело неприятеля. Через десять секунд языкатый человек был расплющен об стену. Однако от дублерши опять никаких следов. Девица изумилась, выходит, что кровавое пятно на стене — ее рук дело. Но вопить не стала, потому что привыкла. Привыкла к тому, что ей содействует демон-хранитель. То есть происходит нечто непонятное, чем, однако, обязательно надо воспользоваться без всяких возражений.

Получилась отчаянная тишина. И в этом молчании ослик неожиданно подал немелодичный голос.

Уже через минуту Ася держала за шкирку своего осла Никиту, который чудным образом оказался живым, невредимым и поблизости. Только вся его шкура была в изморози, будто вынули его минуту назад из морозильника. Тоже факт, ставящий в тупик, однако меркнущий перед радостью встречи со столь любимой длинноухой игрушкой.

Когда хозяйка вместе с домашним животным перебралась через рвы, оставшиеся от стволов метрополитена, то встретились с отрядом городской стражи. Стражники хоть и пощипывали девушку за ляжки, но все ж таки доставили ее к дому, возле которого уже бегали с дубинами, факелами и криками дворовые люди.

10

Мама Аси трудилась где-то за Сатурном, и дома бывала раз в три года. Вернее, тамошнее начальство уже три года не пускало ее отдохнуть в родные края. Раз в месяц дочка передавала ей с попутной грузовой ракетой весточку типа: «Живу хорошо, у бабушки все дома. Не волнуйся за розы — они давно засохли. Ася».

Некогда здесь бывал и батя, капитан то ли пиратской, то ли торговой шхуны, которая моталась и по Северному океану, и по Тихому, вплоть до американского государства Калипони. В свое время он получил дворянство вместе с поместьем от Теменского великого князя за то, что доставил ему из Нового Древнего Египта секрет мумификации, позволяющий надолго обеспечить жизнерадостный вид и хорошее настроение мертвецу.

Но потом папаша, плюнув на поместье, стал захаживать в Березов все реже, наконец, и вовсе растаял в тумане — поменял порт приписки, как трактовала это Асина мама («Приписьки», — как выговаривала бабушка, не ведая греха). Кстати, бабушка, будучи запуганной великими потрясениями представительницей забытой деревеньки, все никак не могла поверить, что в доме имеется пятеро слуг и две кухарки. Поэтому считала, что живет со своей внучкой в общежитии.

Да, благодаря мамаше в Асином доме было порядком всяких приспособлений, которых на Земле с огнем и мечом не сыскать. Конечно, отсутствовали кибероболочки, то есть терминалы и роботы. Пятнадцать лет назад это хозяйство было сметено кибернетической эпидемией, зараза поразила даже изолированные компьютеры. Асина мама как-то объясняла, что помимо программных вирусов виноваты некие грибки, который чрезвычайно возбуждаются от тактовой частоты вычислительной машины и харчат до последней молекулы полимерную основу дисков — информационных носителей.

Зато имелось в доме несколько прилично оразумленных мутантов. Такие, конечно, на Земле присутствовали в большом количестве. На воле бегали запрограммированные волки, которые кушали только бродяг-алкоголиков и одичавших овец. В поместьях крупных феодалов проживали весельчаки-медведи, они сторожили владения, сжимая большие дубины в лапах. А в крестьянских хозяйствах мекали козлы, ржали лошади и брехали собаки несколько повышенной разумности. Меканьем, ржаньем и бреханьем они даже могли выводить разные мелодии. Но в Асином доме квартировались зверюшки-мутанты совершенно необычайных способностей.

Ася Шерешевич самостоятельно и к тому же украдкой от Храма Чистоты прививала разум животным. Малолетние звери получали вирусную инъекцию разумности «ММген», отчего генный аппарат мозговых клеток становился куда совершеннее и начинал производить белок ММ-12. Эти длиннющие молекулы чрезвычайно годились для наращивания ассоциативной памяти, благодаря чему коты достигали умственного коэффициента первоклассников, попугаи — пятиклассников, а обезьянка породы гиббон поднялась на уровень политика средней руки.

Кстати, бабушка стремительно удирала от оразумленных монстриков, поэтому проблемы не представляла. А слуги отлично слушались обезьянку в генеральском мундире, которая командовала с помощью жестов. Эта исполнительность была единственным плюсом дворовой челяди.

Как раз наступало время утреннего моциона, все обитатели Дома получили по команде генерала-обезьяны свой завтрак, а «отличившийся» ослик не слишком радостно захрустел овсом. Сегодня любимое животное было совсем квелым. Вчера же вечером повело ушами как антеннами, потом номер отмочило — удрало безо всякого спроса! У длинноухого и раньше всякие закидоны случались. Может, инъекция разумности была ему сделана какая-то нестандартная или дефективная?

Да не шпион ли он?… Впрочем, подобную инъекцию и попугай получил. Кстати, эта птица тоже незаурядная, схватывает все на лету (в прямом и переносном смысле), способна поддерживать нешуточный разговор. Те ампулы «ММгена» попали к Асе три года назад, а произведены были на каком-то спутнике Сатурна — Титане, что ли. На них еще имелись астрологические значки этой планетки.

Когда Ася хотела покумекать — что могли подмешать сатурняне в «ММген», — домашние звери-интеллектуалы вдруг переполошились, а попугай мужественно пропел: «Стоим на страже всегда-всегда. Ударом мощным сметем врага. Дальневосточная, смелее в бой…»

А затем в дверь позвонили, причем очень настойчиво. «Не отпирай ни под каким соусом», — тревожно забубнил разумный попугай.

— Без сопливых обойдемся, я пока в доме пахана, — отозвалась Ася, однако к двери направилась с большой настороженностью и с сверхострым мечом в руке.

На пороге лежало двое холопов в состоянии то ли сна то ли обморока, по крайней мере, они болезненно храпели.

А еще на пороге застыл некто. Отчасти смахивающий на папиного друга Николая, тапки длинные, как лыжи, зипун до колен и борода на щеках. Тот бородатый фраер почему-то наведывался, даже когда папаня прочно скрылся за горизонтом. В последний раз Николай-хам так вмазал разумному коту, который уже читал книжки, что зверь напрочь разучился грамоте. А с другой стороны, уши у Николая были оттопырены, у этого же типа прижаты. Ася решила называть визитера Как-бы-Николай. И заодно почему-то вспомнила двойника, трижды спасавшего ее ночью. То был демон-хранитель. А нынче кто пожаловал? На хранителя не шибко похож…

— Вам, собственно, чего надо, уважаемый, после наглого побиения моих холопов? Только я имею право их бить, пороть и всячески наказывать.

— Извините, мы просто столкнулись лбами. — Гость ткнул пальцем в лежащих. — Поэтому у них ноги подвернулись, А мама дома? — спросил, скалясь, Как-бы-Николай.

— Вы бы лучше про папу спросили. Да и нет никакого дома, один адрес остался.

— А сколько сейчас в доме оразумленных мутантов? — подобрал другой вопрос незваный гость.

— В этом доме для вас пусто, — вежливо ответила Ася и хотела оборвать беседу. Но дядя отжал дверь плечом и показал ярлык. Ярлык Владыки Чистоты, которого всякий опасался. Там были изображены два сплетенных вихря, черный и белый.

— Мы ищем Нечистого, он у тебя, мне все известно. Он может принять любой облик, — продолжал упорствовать Как-бы-Николай. — Надобно его изъять.

— Почему?

— По инструкции, девонька. Мы инструкции читаем, а не романы.

Ася смутно подумала, что речь идет об ее ослике, который не просто оразумленный осел. А кто же? Случилась какая-то трансформация? Однако ей захотелось разобраться самой, без участия подозрительного визитера.

— А мы, уважаемый, читаем романы. Так что «до свиданья», неприемный день. Рассказывайте про Нечистого своему Владыке.

Тогда «дядя Николай» без дальнейших разъяснений двинулся вперед. Ася уточнила:

— Значит, вы настаиваете?

— Мы всегда настаиваем.

— Это неинтеллигентно и неблагородно, — напомнила девушка и, схватив свой меч, сделала выпад. Без особых церемоний. Однако стальное лезвие Как-бы-Николай шутя смахнул на сторону ладонью. Потом, скользнув вперед и вбок, ткнул в Асин локоть. Клинок выпал.

— Рекомендую приемчик, — произнес вредный гость, продолжая двигаться вперед.

— Так вот вы какой, — протянула разочарованная неудачей девочка и, шмыгнув по коридору в главную светелку, заперлась там. А попугай уверенно наговаривал на гостя: «Это нечеловек. Просто вредная нелюдь».

Как-бы-Николай проломил дверь, оставив позади себя почему-то квадратную дырку. Ослик заорал при виде возникшего в комнате гостя. Асе визжать было бесполезно: поскольку соседи считали ее младой ведьмой, то никогда бы не явились на зов. Надеяться на скорую помощь дворянского ополчения и княжеских стражников тоже не приходилось.

— Не надо этих дешевых воплей, Кологривов, джентльмен ушастый. Тебе не стоило шиковать и столь культурно спасать эту юную особу от страшных и ужасных генератов. Должен был понимать, осел, что раскроешься своим жарким излучением, что с запасом энергий возникнут трудности. А теперь иди сюда, паршивец, — Как-бы-Николай поманил несчастное животное пальцем. — Тару для тебя я уже подготовил.

И показал большой пыльный мешок.

— Никуда ослик не пойдет, — вмешалась Ася, — это моя игрушка. Он и денег стоит, и столько времени угрохано на его воспитание.

— Это не игрушка, а ловкий интриган. А сейчас мы как раз увидим, куда он отправится…

Визитер вытащил из кармана то ли фонарик, то, ли дубинку. Из нее вырвался пучок света — лазерный луч, догадалась Ася — и воткнулся в глаза ослику.

Тот хоть сопротивлялся и вырывался изо все сил, однако особого успеха не имел, лишь морщился и комкался от отчаянной борьбы. И, самое главное, глазенки не отводил.

— Ну что, доигрался, осел, страшно стало? Сейчас я тебе нанесу моральную травму, — визитер по ходу дела вел психическую обработку своей жертвы. — Больше никаких выходок не будет, потому что успокоишься надолго. Знаешь, сколько живчиков вроде тебя закончило маршрут в этом мешке? Имелась бы минутка свободная, показал бы опись вложения…

А ослик на глазах у ошеломленной Аси пробовал уйти от ответственности, то распластываясь в ящерицу, то превращаясь в подобие обезьяны, то вообще становясь геометрической фигурой. Но это помогало плохо.

Ася даже прикрыла глаза осла своей шапкой, защищая их от лазерного луча. Даже держала его за шерсть. Однако животное было уже закодировано пучком света и вскоре провалилось в мешок. Фонарь-дубина сработал безотказно.

— Спасибо за внимание, — поблагодарил Как-бы-Николай Асю, — надеюсь, это недоразумение останется между нами. Дарю совет, не создавайте этой сцене дополнительную рекламу, тогда мы с вами раззнакомимся и не станем дальше выяснять отношения по поводу вашего злоупотребления контрабандным «ММгеном».

И злодей отправился через все распахнутые двери прямо на улицу, кинув слегка подрагивающий мешок на плечи.

Ася разжала кулачок, в котором лежал клочок шерсти. Все, что осталось от осла. Сейчас кинуть это в мусорную вазу, и вся церемония похорон. Нет, лучше не, так. Девочка подняла клочок и подставила под солнечный луч.

Что-то не так, какой-то стальной отблеск. Через минуту волосок лежал на предметном стеклышке микроскопа. Это был не животный волос, скорее, синтетический. И еще какое-то странное чередование полосок. Широкие узкие, потом пробелы. Может, азбука Морзе?

Ася взяла гусиное перо и стала переносить на бумагу расшифровку. Буквы, как ни странно, складывались в слова, те укладывались во фразы. Получившийся текст был странным, но все-таки текстом.

«Я не осел, а Кологривов, Ревнитель Храма Чистоты. Свяжись с Блюстителем по имени Северин Почкин, он обязательна заявится в крепость. Осел не я. Я — человеческая душа, которая находится внутри искусственного существа, получающего энергии от субнуклонового конвертера. Человек — это средство создания подлинного нечеловека. Индуктивно-резонансная пси-структура — это ключ, она еще важнее, чем конвертер…»

Вначале Асю занимала не столько ахинея, прочитанная по шерсти, сколько сама шерсть. Она была искусственной, а это означало, что само животное являлось кибернетическим организмом.

Минуту девочка ничего не понимала, разные события никак не желали соединяться в общую картину. Мешал своими звуками возбужденный бык, бредущий по улице. Осел еще вчера был настоящим, хотя и странным, как будто запрограмированным, шерсть тоже казалась вполне натуральной. Выходит, случилась подмена, причем ночью. В то время, когда действовал оборотень, принимавший ее, Асин, облик. Он ведь мог не погнушаться и стать ослом. А утром за ним явилось другое чудовище, изображавшее из себя дядю Николая.

Картина стала цельной и еще менее понятной. Руки от этого опускались, в покои барышни тем временем вползали осоловевшие от нокаута холопы.

— Вон, вон, все отсюда, — замахала она руками.

А что, если попробовать осмыслить хотя бы фрагмент картины?

«Северин Почкин, Блюститель Чистоты, — по крайней мере, сочетание слов довольно дурацкое… Человек как средство создания подлинного нечеловека… уже любопытно. Подлинный нечеловек — это, наверное, киборг. Но чего ему не хватает? В киборге есть все, свои мышцы, кости, гены. Единственное, чего ему не хватает, так это… действительно, души, пси-структуры. Вот что можно вычленить из меня, например, и вложить в киборга. Не удивлюсь, если пси-структуры покупаются на базаре или просто выхватываются совершенно антирыночным образом…»

11

Блюститель Чистоты, член храмового совета Северин Почкин пересек гостиничный номер, где еще совсем недавно жил-поживал да лихо наживал его подчиненный. Стало грустно оттого, что одним все лучше и краше, а другим все хреновее. К таким хреновистам явно относился Кологривов. Особенное чувство вызывало одеяло, прожженное какими-то садистами. После этого одеяла нетрудно было представить, какой нелучший вид имеет сам господин Ревнитель.

Вчера еще Почкин присутствовал на ежегодном ритуале нисхождения Духа Чистоты. Весь зал был забит Ревнителями и Блюстителями, на темном балконе таились незаметные Воители, для светских феодалов места не хватало, князья сидели на подоконниках, бояре вообще на лестнице торчали. Верховный Белый Шаман старался изо всех сил. Он задабривал и заклинал Дух, отрешался от суетного и низменного, пел, кружил и взбалтывал воздух, настраивал энергетические центры пониже пупка для того, чтобы высшая сила таки вошла в него.

Главный шаман в белых одеяниях публично боролся за все естественное против всего искусственного. Грехопадение, по словам шамана-белоснежки началось, когда человечек обмельчал и принялся все делить на плохое и хорошее для здоровья, на полезное и вредное для благополучия, стал уклоняться от того, что казалось ему злым и противным, лелеять жалкое телесное добро с помощью квартир и машин.

Греховный Дух Грязи был приглашен мизерными человечками на Землю для ублажения тела, но недолгим получился период изобилия в кормушках. Святой Дух Чистоты изгнал Демона Грязи и свершилось по всей Земле возвращение на естественный Путь, однако, родные просторы уже все в адском говне…

Верховный шаман задорно бил в бубен, а старые сотрудники вынужденно соглашались: «Это очень похоже на даосизм». Самые старые сотрудники добавляли, что на шизофрению тоже похоже, что духи с демонами рвут и делят хилое человеческое сознание на части.

Великое камланье было вчера, а потом сообщили из Березовского филиала — Кологривов пропал нахрен где-то за пределами крепости. Кому, как не непосредственному начальнику, ехать проверять пропажу? А сегодня капитан стражи, приставленный Березовским князем к Блюстителю Почкину в провожатые, вздохнул сквозь толстые щеки. Вначале надрывно, потом легче и, наконец, полной грудью.

— Дело об исчезновении господина Ревнителя мы, естественно, не собираемся законопатить в архив. — Капитан икнул вчерашним пивом и продолжил максимально изысканным, на его взгляд, языком, излагать суть: — Мы, скрепя всем сердцем, вынуждены признать, что покой… пострадавший Марк Матвеевич не отличался преданностью, стойкостью и умом. Все свои темные стороны, всех сидящих в нем демонов этот многогранный человек с большой душевной щедростью открыл желающим и нежелающим за короткое время пребывания в нашем городе. А чего стоит его так называемый слуга Василий — до сих пор просохнуть не может!

Увы, у меня есть неприятные показания на эту тему главы храмового филиала, охранников Завода и аспирантессы из нашей Семинарии госпожи Людмилы Бонбон. Думаю, Марк Матвеевич не как-то особенно у нас отличился, а подобными проявлениями «радовал» окружающих на каждой страничке своей биографии. Просто в эти два дня господин Кологривов не изменил себе, вступив в преступный сговор в целях наживы с группой презренного быдла, разбойников, орудующих на свалках. Но, видимо, факт провала рассорил бывших заединщиков.

Ревнителя Кологривова видели выходящим из этой сомнительной гостиницы, также в палатке бродячего театра и на Заводе. Может быть, там и кончился не слишком идеальный жизненный путь вашего сотрудника, господин Почкин. Не исключено, что труп Марка Матвеевича уничтожили. Скорее всего, перегнали на газообразную и жидкую фракции при помощи имеющихся в промзоне агрессивных веществ. Попросту говоря, спустили в уборную. В общем, господин Кологривов так сгинул, чтобы другим неповадно было проказничать.

«Тебе бы в стаде бараном работать», — сказал глазами Почкин, но вслух был вежлив, как самурай:.

— Что-то вы не прибегаете к доказательствам, милейший капитан. Как-то брезгуете ими, а вместо них выплетаете ртом кружевные узоры. Если вы считаете, что кому-то жить нельзя, то он сразу обязан подохнуть каким-то гнусным образом. Почему бы убийству не случиться совсем по другой причине? Допустим, Кологривов действовал вразрез с интересами какого-то высокого лица. И, кстати, первое значительное лицо, которое приходит на ум, — не мой, конечно, — что это ваш хозяин, Березовский князь, он же Властелин Железа…

Капитан не обиделся за своего суверена и честь свою не посчитал задетой, напротив, был по-прежнему готов тарахтеть:

— Хозяин принес присягу Храму Чистоты и был верен ей всегда… Но, в общем-то, мы готовы разделить точку зрения, что никакого убийства и разборки не случилось. Мы проверили окрестные трупохранилища и лечебницы Храма Жизни-Смерти — все есть, кроме Марка Матвеевича. А если Кологривов просто удрал? Он же мог провороваться? Это каждый может. Слизнуть казенное золотишко или серебро, что прояснится при проверке храмовой сокровищницы. Мог наш блудодей запутаться в любовницах или, психанув из-за своей непутевой жизни, пришить кого-нибудь. Это ведь так обычно и заурядно. К тому же наш герой уже отдыхал однажды в дурдоме даосского монастыря с диагнозом «легкая одержимость бесами». А какая там у него болячка была в голове — поди разберись.

— Меня, кстати, при прежнем Владыке Чистоты в монастыре тоже помариновали. По-вашему, это означает, что я пошарил в храмовой сокровищнице? Или психанув, пришил кого-то и спрятал тело в ночной горшок?

— Обижаете, — круглое свое лицо капитан раскатал еще шире с помощью искренней улыбки. — Вам-то зачем? Вы бывший кавалерийский есаул с наградами, пару деревенек имеете, вдобавок магистр каких-то наук, подчиненные каждое слово ловят, кругом почет, вот и по радио вас хвалили.

Взвинченный Северин Почкин покинул место нехорошего происшествия и перебрался в значительно более благоустроенные палаты, которые располагались непосредственно в храмовом филиале. Сколько раз Блюститель внушал своему подчиненному Кологривову: «Лишь тот достоин жизни и заботы, кто каждый день бежит для них с работы». Сколько раз объяснял, что подлинный героизм заключается в том, чтоб никуда не ввязываться и не вляпываться. Все напрасно.

Из-за огорчения господин Блюститель крикнул горничную, та мигом доставила ему смирновскую водку в запотевшем хрустальном графинчике и сигару южного производства. Но даже такие средства пожаротушения не загасили едко тлеющие душевные огоньки.

Что бы там не плел капитан городской стражи, думалось Почкину, ясно, что Кологривова убрали. Ну зачем он, матерый Блюститель, выпустил из клетки этого исключительно дикого Ревнителя Матвеича? Для кого было страшной тайной, что этот неудовлетворенный карьерой Кологривов станет рыть землю носом? Лучше бы направил сюда писаря, поднаторевшего на отписках, приписках и банкетах.

Спокойно бы отмазались от Властелина Неба вместе с его летунами, пусть не трясут воздух, оде попало — атмосфера дело тонкое. Мы другую вахту несем: склевываем подлых воров, которые мастерят всякие хитрости и не платят за это подати. Однако, чую, шустряк Кологривов принялся сновать меж когтей какого-то угрюмого феодала, скорее всего, самого Березовского князя. Оттого-то Марк исчез чисто, будто стерли его резинкой.

Ясно же, Властелин Железа подчиняется Владыке Чистоты лишь формально, однако никто не доводит дело до войны. Ведь битва неизвестно чем закончится. Податных земель у Храма куда больше, но это в основном, свалки и руины заводов, малопригодные для земледелия. Конечно, среди мусора немало ценных материалов валяется, порой попадаются уцелевшие механизмы, которые можно загнать заготовителям с Космики или феодалам пожирнее. Но Березовский князь сам делает машины, у него даже имеется кое-что похожее на танки. И неизвестно, поддержит ли Космика Храм, или предпочтет, чтобы мы с Березовским князем измолотили друг друга.

Северин Почкин сидел в изящном кресле по имени «трон Кощея» и почти посапывал, замаривая грусть, как вдруг сквозь дремоту понял: кто-то дергает его за штанину. Он решил, что это шалит солидный красиво завитой кот, входящий в обстановку Гостевых Палат, и пнул его сафьяновым тапком. Ненадолго кот отвалил, потом принялся мешать снова, пуская снизу дым. Тогда директор Почкин перешел на другой уровень сознания, где стало предельно понятно: коты дымить не умеют. И тогда обозрел свои ноги.

Конечно, коты дымить не умеют. На самом деле внизу стоял большой попугай. Правда, он тоже курил, демонстрируя колечки дыма и умение. Почкин пришел к мнению, что этот оразумленный монстр появился тут неспроста и надо бы с ним пообщаться.

— Поговорите со мной, — вклинился в его мысли попугай своим малоприятным картавым голосом. — Можно считать для простоты, что я — один из ваших доброжелателей. У меня есть информация о господине Кологривове. Он в каком-то смысле ушел от нас.

Попугай говорил, конечно, готовыми блоками, но его толково запрограммировали. И от таких слов Блюститель вскочил, как будто в кресле, под ним, распрямилась большая острая пружина. Он завертел головой влево-вправо, вверх-вниз. Но потом все-таки застегнул кафтан на все пуговицы и оправился, как бы снимая напряжение, аккуратными движениями рук.

— Кологривов, говоришь. Неужели скопытился? Эх, Марк Матвеевич… Выражаю тогда себе чувство искреннего…

— А я вам. Однако не будем торопиться. Он пока что перестал быть человеком.

— И кем же он стал?

— Наверное, осликом.

Напряжение окончательно ушло. Несерьезно все как-то звучит. Особенно из смешного попугайского клюва.

— Ослом?… Оборотень? Тогда тебе надо к шаману. — Теперь уже посетитель казался Почкину гораздо более интересным, чем сам разговор.

Попугай отреагировал на слова «оборотень».

— Какой там оборотень. Киборг, трансформер, черт-те знает что. Но при том он сохранил чувство «я» и собственного достоинства. Понимаете, осел недвусмысленно назвал себя Ревнителем Кологривовым. Мне такое утверждение представилось не столь уж далеким от истины… Правда, он изменил свою телесность. Но я гарантирую…

— Ну, все. Изыди, демон, со своими гарантиями. Хватит с меня местных капитанов. Я сейчас вызову замковых стражников, и они бросят тебя в суп. Понял, пернатый? B гороховый суп, лучшего ты не заслуживаешь.

Попугай уловил неприязнь и разразился гневной отповедью:

— Вы же правду услышали. А правды никогда не хватит. Вы немало теперь знаете о Кологривове. Он ведь надеялся на свое начальство, если точнее, хотел вас найти. Только вот, судя по всему, голова ваша нафарширована какой-то чушью. Но я скажу напоследок, — не вам, конечно, а так, для звука — где-то в Космике искали способ внесения инструкций прямо в геном человека. И доискались. Нашли какие-то протогены, состоящие из тонкоэнергетических линейных зарядов. К тому же поняли, что это — центр управления, индуктивно-резонансная пси-структура. Что она формирует и физическое, и психическое в человеке, руководит работой генома, является узлом сознания и самосознания. В общем и попросту выражаясь — это душа. А почему бы такую душу не отнять у тела, не запрограммировать ее нужным образом и не встроить в киборга?

Северин Почкин даже застонал мучительно.

— Почему — по кочану. Киборги-шмиборги. Это все у них, у космиков. А у нас шаманы с соплями до полу, бесы, злые духи.

— С чего вы решили, что если у нас есть бесы, то не должно быть киборгов-шмиборгов? Как раз Космике очень удобно здесь экспериментировать, поплевывая на наше общественное мнение. Мы отлично годимся на роль подопытных, — обличительно произнес попка.

— На подопытных годимся — это уже неплохо, есть, значит, повод для веселья и радости… Слушай, если даже в твоем попугайском трепе присутствует доля правды, то что мы будем с нее иметь? Ты знаешь, где находится Кологривов?

— Нет, — честно признался пернатый собеседник.

— Ну так и заткнись. Не читай мне морали, не долдонь мне про какие-то лженаучные протогены… Я не представляю, как нам управиться с Властелином Железа в случае лобового столкновения. Я без понятия, что ты за штука, какую цель, преследуешь. Но я уверен на все сто, что Космика может меня превратить в фарш за миллисекунду. Вот тогда много будет проку от твоей правды. Нет, Кологривову не помочь. Если даже от него осталась на память эта самая пси-структура.

— Да вы хоть представляете, что такое — превратиться из человека в машину? И некому руку подать в минутку душевной невзгоды! — заорал пернатый гость.

Измученный Почкин подхватил птицу и зашептал ей туда, где предполагалось наличие уха:

— Все-таки, с кем я имею дело? Кто заставляет меня пасть в неравном бою? Попугай или его хозяин? Почему Кологривов не попытался лично выйти на контакт со мной? Почему хотя бы не передал записку?.. Ну в конце-то концов, смешно говорить на серьезные темы с тем, у кого под хохолком два грамма мозгов.

— Мне моих нейронов хватает, — уверенно произнес пернатый гость. — Зато неизвестно, что имеется в вашей голове, если вы уверены, что Кологривов должен был явиться к вам на чашечку чая и рюмочку водки. Да ведь его сунули в пыльный мешок, едва он как-то проявился!.. Сейчас наша малопродуктивная беседа становится еще более затруднительной, в следующий раз мы встретимся на Ф145…

Попугай царапнул когтем, вывернулся и скрылся за портьерой. Когда Северин заглянул туда, то ничего не обнаружил кроме открытой форточки и наглых умных ворон за окном. Эти каркающие мутанты тоже состояли в филиале на казенном удовольствии.

Потом два черных «вороньих» пятнышка рванулись за желтеньким «попугайным». Крылатая стража погналась за недавним собеседником господина Почкина — еще немного, и вырвут красивые перья из хвоста. Попугай, однако, был не прост. Он сделал очень рискованный маневр по дуге к окну, а увлекшиеся вороны атаковали по кратчайшей. Желтая птица, — тормозя, пробежалась по стеклу, черные же ударились в него клювами, так и не ухватив добычу. Посыпались осколки…

«Из всех мутантов только ворон не люблю. Говорят, они даже на крыс в подвалах охотятся. Клювы такие имеют, что могут откупоривать бутылки, пальцами в состоянии кошелек из кармана выудить… А вообще, дурость какая. Растрепался не поймешь с кем. Сегодня с попугаем, завтра придется общаться с тараканом, послезавтра спорить с клопом, — подумалось Почкину. — Но все же, что такое Ф145?».

Он пораскидывал мозгами с полминуты, но мысли никак не рождались. Надоела фигня, решил Почкин, собираясь ударить в небольшое било. Сейчас прибежит служанка и можно будет немножко пошалить, как и полагается солидному начальству. Ребеночка, например, сбацать наудачу. Блюститель уже ударил в медную тарелку, уже возникла на все готовая женщина, но он устыдил себя внезапно — возможно, прозрению поспособствовал резкий звон металла.

«При власти киберсистем мы башкой не варили, не надо было. И сейчас тоже не требуется. Одни пашут, сеют и жнут, другие отбирают у первых жратву». — Разозлившись, Почкин догадался. «Ф» — фиолетовый, первый фиолетовый луч солнца, девять вечера или около того. 145 — это радиочастота. Радиоговорильник-то в палатах каменных как-нибудь имеется…

— Чего изволите? — настойчиво повторила румяная женщина в кокошнике.

— Изволю сейчас с тобой попрощаться.

Господин Блюститель с некоторым сожалением развернул бабенку и подтолкнул в округлую часть тела.

Чуть позже, он понял, что догадка оказалась верной — в означенное время по радио послышалось:

— Рыжий лес надевает черный пояс. Когда включится свет, поймаешь золотую рыбку.

На удивление кое-что понятно. Ага… там, где развалины нефтехимического комплекса, напоминающие ржавые джунгли, встречаются с землей, залитой пятнадцать лет назад гудроном, он, догадливый Почкин, встретит на рассвете солнца своего контрагента. Который, возможно, укажет, где находится Кологривов или его невезучий труп.

В четыре утра, несмотря на недовольные позевывания конюха, Блюститель вывел своего скакуна из бывшего гаража и направился на встречу по сонным улицам Березова, где уныло бродила лишь городская стража да несколько оборванцев. Несколько раз Почкину показалось, что дроби копыт его коня вторит еще одна. Наконец Блюститель пригласил своего жеребца в какой-то переулок, и там обмотал подковы тряпками.

Он промчался тесными улочками среди заброшенных домов, похожих на мертвые головы, далее перемахнул через разрушенный забор нефтехимкобината, и там уж сбавил ход среди металлических зарослей.

Был момент, когда ему показалось — что-то блеснуло под лучами восходящего солнца, а это являлось странным в краю сплошной ржавчины. Настолько странным, что Почкин не поверил: «Нет, наверное, что-то блеснуло у меня в голове». Вот и вечный след гудроновой реки. Тогда, то есть пятнадцать лет назад, кибероболочка нефтехимкобината была вырублена последней. Космика каким-то боком была причастна к этому, ведь именно она намекнула Храму Чистоты (а тогда Министерству Экологии), чтоб было выставлено оцепление и никто дурной не бросил спичку.

Вокруг ничего не дышало и не шевелилось. Почкин погонял коня туда-сюда, потом выскочил из седла и побродил.

Все ясно. Вернее, ничего не ясно. Ошибка, розыгрыш или провокация?

Почкин запрыгнул снова на спину своего жеребца, попутно отметив, что кавалерийской ловкости все-таки не утратил. Ну, пора в палаты каменные, досыпать.

И тут послышалось:

— Дядя-сударь, двигайте сюда, да за цистерну встаньте.

За цистерной Почкин и повстречал своего контрагента. Какое убожество. В смысле, для контрагента. А так нормальная девица. Правда, щуплая по нынешним грудастым и ягодичным временам. Длинненькая, по нынешним низкорослым временам. В кепке с протяженным козырьком.

12

— Итак, вторая серия беседы с попугаем. Ну, кто тебя подослал? Или ты меня здорово разыграла? — Несмотря на возможный обман, Почкин решил себя не кипятить. Все-таки видно, что девчонка из благородных.

— Нагнитесь, или лучше свалитесь с этой лошади. По-моему, вы с «хвостом» явились, — напористо сказала девица.

— Ну, ладно не злоупотребляй, — осек ее Почкин.

— Вы точно с «хвостом», сударь. Я голос только потому подала, что вас уж больше не вытащить будет из берлоги. Да отцепитесь вы от коня.

Она внезапно ухватила жеребца за уздечку да дернула.

— Эй, дьяволица, — гаркнул Почкин и как раз пули свистнули у него над головой. Тут уж пришлось ему свалиться мордой вниз из-за страха и неожиданности.

Стреляли из автомата с высокой, чудом сохранившейся ректификационной колонны. Причем Почкин находился именно в секторе обстрела. Еще несколько секунд — и после попадания в «десятку» привет на тот свет. Дух Чистоты и Дух Грязи раздерут на шматки психику и физику господина Блюстителя.

— Давайте за мной, не пожалеете, — подала голос девчонка из какой-то щели. И Блюститель Чистоты, Уста Владыки, член храмового совета стал протискиваться следом по весьма тесному лазу. Который оказался какой-то раздавленной трубой, все более сужающейся. И немаленькому Почкину все затруднительнее было в нее вписываться, несмотря на проявляемую прыть. Пришлось даже от тесака избавиться.

— Я не могу больше сжиматься и съеживаться, я ведь не членистоногий, — заорал в один неприятный момент Северин Касьянович, — к тому же вот-вот поймаю очередь в беззащитную задницу.

— Я не могу защитить вашу задницу, голову хотя бы спасти. Вы же не на коне гарцуете, ползите смирно, как червячок, — дала девица гулкие инструкции.

Наконец труба чуть расширилась и при том загнулась вверх. Удирающие в конце концов выпростались из тьмы и оказались на невысокой платформе, рядом с ректификационной колонной. Той самой колонной, на вершине которой кто-то угнездился и стрекотал из грозного оружия.

— Там пулеметчик, сударь, уберите-ка его по-быстрому, — предложила девочка.

— Как же, сейчас, — огрызнулся Почкин, оттого что ее предложение показалось легкомысленным. Но вскоре с тоскою понял — деваться некуда.

Он отправился по скобам наверх, еще не представляя как же ему управиться со стрелком, в то время как адреналин активно насыщал тело. Почкин не помнил слова «адреналин», но замечал, что жизнь пошла скорее и каждая нынешняя секунда вмещает всяких переживаний и ощущений на целую минуту.

Отсчитываются последние скобы… надо очень тихо, ни одного лишнего шороха, а сердце колотится, чуть ли не вылетает из макушки. Господину Блюстителю ведь сорок лет, и он десять лет как ни с кем не бьется, ни на кулаках, ни на саблях, напрочь утратил сноровку и забыл боевые ухватки.

Вот голова пересекла границу верха и низа колонны. Пулеметчик лежал боком и высматривал человеческую дичь зорким оком. Ну что теперь? Блюстителю предстоит исполнить либо прыжок на супротивника, либо полет вниз головой.

Стрелок не успел перенаправить ствол, но приподнялся и оружие оказалось между ним и нападающим Почкиным. Почти одновременно противники ударили друг друга, Блюститель получил в челюсть, а сам отвесил ногой в пах. В результате Почкин оказался на самом краю верхотуры и едва удержал равновесие. Но все-таки качнулся вперед, опять схватил ствол, однако угостился еще одним ударом в скулу. И тогда всплыло что-то полезное из растревоженной побоями памяти.

Держась за ствол, Почкин резко сел, отчего в «ножницы» его ног угодила нижняя часть врага. Ноги недолго вспоминали, что надо сделать. Одна, не растерявшись, влупила сзади по щиколотке неприятеля, другая — по коленке, спереди. И пулеметчик усвистал вниз с башни, правда, вместе со стволом.

Победитель осторожно глянул вниз — смайнавший враг был лежащим и недвижным, то есть распрощавшимся с жизнью. От этого Почкину стало не по себе. Он отвык убивать.

Блюститель стал спускаться по скобам, пытаясь поверить, что эта серия его жизни не оказалась последней. Сознание сделалось вялотекущим, отрешенным; мнилось, что распухшие звуки еле пролезают в уши. Но тут пришлось снова встрепенуться, потому что пулеметная очередь впилась в цистерну чуть сбоку. Были заметны утопшие в стальном листе комочки свинца, звон заполонил всю голову, будто она являлась пустым котлом. Все, теперь точно хана и даже трепыхаться не стоит. Ведь сзади возник еще один стрелок!

Впрочем, неприятная неожиданность сменилась приятной. Загавкал другой пулемет, причем мишенью был не Почкин, а тот, кто на Почкина охотился. Неужели девчонка подхватила упавшее с башни оружие? Теперь, когда вражеский пулеметчик пытался укрыть свое тело, Блюститель на манер шустрого таракана заперебирал руками-ногами и, не утерпев, сиганул вниз с высоты в три метра.

Так и есть, напарница держала под обстрелом огневую точку метрах в пятидесяти от себя. Еще десять секунд и… подавила.

— Я долго в стрелковой гильдии занималась, приходилось для этого даже пацаном переодеваться. Но только сейчас первого своего неприятеля кокнула, можно звездочку на прикладе вырезать. Жалко, конечно, дядю… — заметила девица без особой печали.

— Да, не жилец он был. Рано или поздно ему бы конец настал… Я рад, если ты все делаешь так хорошо. Умельцев нынче мало.

Почкин похвалил, а девица скомандовала:

— Надо прочесать местность. Я к компрессору двинусь, а вы — вон к тому контейнеру.

Пигалица распоряжалась Блюстителем, но пришлось повиноваться. Как никак пигалица была неплохой пулеметчицей. Он пробирался среди ржавого хлама на полусогнутых, пока голова не почувствовала намечающуюся в ней дырку. Почкин заблаговременно упал, еще до того, как высунулось из-за контейнера дуло пистолета и пыхнуло дымком. Вновь ярко засветил капец.

Однако именно в это время глазки Блюстителя сноровисто забегали. Как и тогда, на южнотеменском шляхе.

Быстро высмотрев поблизости большую бочку, Почкин в полупадении пихнул ее, чтобы она покатилась на человека с пистолетом в руке. Чрезвычайно согнувшийся Блюститель потрусил вслед за катящимся предметом, слушая, как пули звякают об железку. В самый последний момент, когда пакостник с пистолетом уже отскочил в сторону, Почкин ухватил с земли железную цепь и, приподнявшись, достал ею цель.

Железяка вышибла пистолет и подбила врагу ребро, не более. Тот, перехватив цепь, потянул ее на себя, потом швырнул прямо в умную голову Блюстителя. Но Северин Почкин уже прыгнул умной головой вперед, плечом подбил колени противника, правой рукой — лодыжки. А опрокинув его, еще и тяпнул локтем в кадык.

— Почкин, шухер справа! — скороговоркой предупредила бой-девица.

После чего Блюститель боковым зрением зафиксировал летящую на него гранату, и даже того, кто ее метнул — шагах в тридцати от себя. Выбор был скуден. На роль укрытия годился лишь открытый контейнер, и Почкин нырнул в его распахнутое ржавое нутро. Был взрыв, здоровенный, ящик несколько раз подпрыгнул и перевернулся. Вдобавок оказался в некоторых местах пронзен осколками, внутреннее же его пространство наполнилось ржавой трухой. Ослепший, оглохший, кашляющий и чихающий до треска Почкин, был, конечно, полностью «открыт» для врага. Но никто не добил беспомощного человека с помощью тяжелого кулака или приклада, напротив, кто-то ласково потянул за ботинок. Блюститель подался вперед, а уж потом разлепил веки. Над ним стояла девица с большим козырьком и пулеметом Дегтярева в руках.

— К сожалению, пришлось и того пришить, который гранату метнул. Пока что все концы оборваны, — подытожила она и подмигнула, — но вы дядька боевой оказались.

Господин Блюститель, он же член храмового совета, оторвал голову от контейнерного днища, вытряхнул из шевелюры ржавчину и со скрипом привел спину в вертикальное положение.

— Как-нибудь заслужить твою любовь, не подрываясь на гранатах и минах, можно? И, кстати, девушка, с кем я воевал и за кого?

— Если вы моему пернатому посланцу достаточно разумно внимали, тогда должны понимать, что старательно сражались за вашего же витязя Кологривова, и против тех, кто его оприходовал. Кому, в конце-то концов, все эти разборки больше требуются, вам или мне?

— Где же он, итти его налево? — с трудом встрепенулся господин Блюститель.

— Откуда мне знать… Ваш человек растворился, вы и напрягайте мозговые извилины. Одно ясно, не так уж все чисто в вашем хваленом Храме Мочалки и Мыла. Тот ведьмак, что за ослом-Кологривовым в мой дом явился, махал мне ярлыком Чистоты. Кроме того, сегодня, слежка за вами велась, уважаемый, не за мной.

Девчонка спокойно произнесла крамолу, при этом нечаянные соратники двигались в поисках затерявшегося жеребца.

— Ну-ну, не трожь святыню своими маленькими пальчиками, — нахмурился Блюститель. — Почему под твоим красивым чепчиком не пробегает мысль, что замешан Властелин Железа, он же бывший директор Колобков? Технические фокусы всякие, скорее уж по его части. А в нашем филиале, допустим, трудится какой-то его соглядатай.

— Такой фокус с Кологривовым можно было отчудить только при участии Космики, а ваш Храм общается с ней куда теснее, чем Властелин Железа. Причем с давних пор. Вы ж практически на нее работаете.

— Ты откуда знаешь? Вылупилась ведь совсем недавно, — изумился Блюститель.

— У меня маманя там, наверху, — девчонка ткнула пальцем в небо. — А меня туда не берут, потому что я не хочу, пока что.

— Ну так слушай, доброжелательница, и не называй меня старпером. Вчерась я засиделся в цитадели крепости-филиала, проверял красивые липовые отчеты. В целом доме один скучал — только внизу пяток стражей в шашки-шахматы сражались на щелбаны.

Кстати, накопал кое-какой компромат на шамана-профессора Васильева. Некие подозрительные личности получают от него натуроплату хрен знает за что. Может, это наши сегодняшние пулеметчики и есть. Недостачу по оружию обнаружил. А еще Кологривову ордер на проживание в гостевых хоромах не выписан, хотя свободные одноместные палаты имелись.

Так вот, копаю я документы, вдруг шебуршение в коридоре. Не охранник сапожищами половицы давит, а кто-то тихонько след кладет. Я в своем закутке канделябр притушил и кочерыжку из двери высунул. Ага, попалась! Вижу цель — то ли призрак, то ли крепостной танцор от порки бежит. Слегка светящаяся такая фигурка на цыпочках. В моих интересах за любое нарушение хвататься (говно-прием, понимаю) и раскручивать, авось главный узелок и потянется. Выруливаю за подозрительным силуэтом, упорно его преследую, таясь, как змей, и скакая, как горный баран, до самого последнего пятого этажа. Там этот таинственный беглец юркнул в какой-то переход, прикрытый обычной невзрачной дверью. Я не лопухнулся, не отстал, но тут мне показали фокус-покус. Добрался поднадзорный силуэт до конца перехода и растаял в стене. Все сантиметры тупика я простучал, пропальпировал, но никакого рычага для открытия сезама народу. Лишь только щель у самого потолка не шире кулака.

— А переход всегда был тупиковым? Куда он вел раньше?

— Из цитадели в лабораторный корпус, который уж пятнадцать лет как законсервирован. Причем тупик бетонными блоками выложен. Видишь, барышня, я был смел, упорен, но толку никакого.

— Почему же, достаточно толка. Фактов у вас зашибись. На территории крепости встречаются неопознанные по своей сути объекты. Похоже, что Кологривов к таковым относится. И тот козел, что ко мне за осликом явился. Шаман-профессор Васильев тоже какой-то подозрительный. Надобно расследовать.

— Поменьше бы таких фактов, — вздохнул Почкин. — От них спиться можно. Если Васильев поспособствовал превращению Кологривова в малопонятный летающий, бегающий, скачущий объект, то расследование долго продлится. И неизвестно, чья башка в итоге слетит, кто кого уест!

— Вначале надо раздобыть план крепости-филиала — посекретнее и подетальнее. Вы же Блюститель, потребуйте, и вам дадут. Или сами поищите в анналах вашего Храма.

— Не командуй. Анналов, понимаешь, захотела. Да и вообще, я тебе не доверяю — девчонки такими ушлыми не бывают. Ты, должно быть, лазутчица какого-нибудь врага, провокаторша. Шпиенка из ханской ставки. Это им надо, чтобы мы все передрались. А внешне такая невинная, прямо пианистка. Если мы будем совать голову в каждую помойную яму, нас обязательно возьмут за шкирку. Но тебе много не дадут и при первой же амнистии под задок коленкой, отпустят гулять. Я же стану вдохновителем заговора, бандой одного, растлителем малолетней. Меня обязательно повесят, даже если судьей будет Дюймовочка!..

— Закройте рот, слюни летят, — затормозила смелая девица господина Блюстителя и напомнила: — Не надо предрекать работу похоронной команде. Она работает по своему расписанию… Ну, отсидите вы сейчас на скамейке запасных, потом ведь сами себя закушаете-закусаете. Кроме того, рано или поздно вы станете неудобным, тогда с вами запросто случится такая же бяка, что и с Кологривовым, или еще похуже. Враг же непременно будет расширять операции, пользуясь всеобщей тупостью. Оттого-то и надо все выяснить. Может, вы спасете целую Землю. Когда о вас сложат песни и легенды, это будет приятно.

— А целая Земля будет меня спасать?

Тут Почкин заметил свое домашнее животное. Конь виновато заржал и укоризненно пукнул, показывая, что вначале испугался и спасал свою жизнь, но потом сбился с копыт, выискивая хозяина.

— А когда вы помрете, — продолжила увещевание Ася, — я вам такую шикарную надпись на саркофаге сделаю, что народ будет как заводной ходить и поклоняться.

Спустя несколько минут Почкин поймал жеребца за узду и запрыгнул в седло.

— Не торопись, девушка, я пока не в саркофаге и мне достаточно матерной надписи на заборе, а почести требуются совсем иного рода… Ладно, покататься нам никто не запретит. Садись на облучок.

Девица легко забралась на транспортное средство о четырех ногах, пытаясь сохранять дистанцию от второго наездника. Однако когда Почкин добавил лошаденке ходу, ему пришлось приобнять спутницу одной рукой.

— Ты уж извини за это дружеское объятие, а то свалишься, ударишься своим мудрым лобиком об поверхность планеты.

— Если бы вы меня приобняли так в других обстоятельствах, дядя, я бы выпустила семечки из вашего пуза, — сообщила девушка, но смирилась ради общего дела.

— Я что, насильник и садист? Да я еще ни одной девушке плохого не сделал. Всем сделал хорошего. Славные получились мальцы, — голос Блюстителя сделался густым и сладким. — Я им заботливый отец, кстати. Однажды даже решил принести алименты. Чуть-чуть не донес.

— По-моему, это безнравственно, — строго произнесла девица.

— Моя лошадь ржет от ваших слов. А отпустить девушку ни с чем, это нравственно, что ли? Вдруг она решит, что никому не нужна, и руки на себя наложит? — ловко отбрехался Блюститель.

Здоровенная ладонь Почкина лежала на упругом животике новой знакомой, большой палец задевал у нее то, что не слишком далеко, но все-таки выдавалось вперед.

— Раз наши кости смыкаются столь же тесно, что и в постели, мы обязаны получше узнать друг друга, — выразил свое мнение Почкин.

— О себе можете не рассказывать, это пока не интересно. А я — Ася Шерешевич, березовская дворянка.

13

Господин Блюститель хотел проявить эрудицию, и это у него получилось.

— Крепость-филиал Храма Чистоты возводилась еще могучими кибероболочками с применением приличных стройматериалов и настоящей техники. То есть на славу сооружался огромный институт-завод биотехнологий, в котором должны были разрабатываться и вставляться людям биокибернетические имплантанты. От этих имплантантов люди становились бы совсем послушные кибероболочкам и хоть немножечко полезные. Таково предание. Как ни странно, у нас очень мало документов даже двадцатилетней давности. Соответственно, недоступны и компьютерные файлы. Эта зараза, которую ты называешь грибками, перепортила всю аппаратуру. А документами народ топил печки. Бумагами также питались пожары, которые как с цепи сорвались после краха кибероболочек и, соответственно, всего городского хозяйства. Бумагу размачивала вода, льющая сверху и поднимающаяся снизу. Вдобавок непечатники доканали многие архивы. Это такая секта, одно время близкая к нашему Храму.

— Ну и что сталось с доблестными непечатниками, чего-то я про них не слыхала? — задалась вопросом любопытная Ася.

— Мы их породили, мы варфоломеевскую ночь и устроили этим грязным даосистам-хиппанам. Всех перерезали.

— Как, вместе с детьми? — праведно ужаснулась девушка.

— Конечно, без. Кто же знает, где у них дети. На то они и непечатники, чтобы одни собачьи свадьбы играть. Однако, вернемся к крепости. Цитадель — это бывший административный корпус. Все здания были сложены из мощных композитных кирпичей, окна имели узкие, поэтому без особых проблем превратились в крепостные укрепления.

После варваризации всей Земли оставалось только поставить вокруг институтского комплекса стены из грубых гранитных глыб с зубцами наверху, прокопать ров, залить его водой, в воду запустить хищных карасей-мутантов, которые рвут все живое на части. В общем, березовские Хранители постарались в меру способностей. В итоге крепость-филиал вряд ли мощью своей уступит центральному Храму Чистоты в Теменске.

— У тебя недурно варит башка по нынешним временам, — похвалила девчонка, отчего Почкину стало необычайно приятно, хотя он отметил: — Да ведь светлая голова не затем дана, чтоб ее в каждую петельку совать.

Блюститель стал массировать светлую голову по китайскому методу — самих китайцев частенько брали в плен, потому что они инструкторами у тюрков служили, — а также вспоминать схему крепости, рисовать и поглядывать на Асю. Безусловно, она была новый экземпляр, который смог появиться уже после развала всемирной вычислительной среды. Феодалка младая.

Дивиденды и зарплата последние десять-пятнадцать лет мало интересуют людей, простым приказом тоже никого не прижмешь. Храм или князь только пожалованием земель может собрать на своей службе не шантрапу безмозглую, которой полным полно, а ловких и проворных авантюристов. А где своя земля, там и челядь подневольная, и крестьяне оброчные, и много спеси у свежеиспеченного дворянина.

Сейчас Почкин и Ася сидели не в замке, не в Асиной усадьбе, а просто в колючих кустах кизила где-то в окрестностях Березова. Девица не рискнула вернуться домой, потому что с ночи над родовым гнездом кружили наглые крепостные вороны, заглядывая в окна, обжирая ягоды с деревьев. Пернатые шпики устроили особо плотную слежку на рассвете, когда Асе еще предстояло пробираться из своей усадьбы к руинам нефтехимкомбината. Только попугай спас положение. Едва он дерзко появился в воздухе, как вся черная братия кинулась за ним.

А здесь, в кизиле, было неподнадзорное место, пригодное для заговоров, заклинаний и засад. Также тайных пыток. Однако, Почкин прикупил в лавчонке кувшин пива да полпалки кровяной колбасы. Прихлебывая и откусывая, старался думать, что попал на пикник. Господин Блюститель уже отпсиховал свое, и теперь мысль о том, зачем ему все это надо, спряталась в глубокую тень.

— В самой цитадели вряд ли найдется что-нибудь любопытное. А вот рядом, в заброшенном лабораторном корпусе, который некогда соединялся с ней переходом, возможно, таится кое-что: Таится во мраке, ведь все окна у него законопачены. Тем более, народ наговаривает: мол, там обитают бесы и прочие силы зла. А народ пусть смутно, но всегда что-то понимает. Впрочем, лично я считаю, что бесы там проживают, где их меньше всего ожидают увидеть. Ладно, это не по теме. А по теме то, что Гостевые Палаты, где обитаю лично я, стоят совершенно в стороне. Оттуда попасть в заколоченный лабораторный корпус немногим проще, чем из какого-нибудь сельского сортира. Эх, если б можно было сгонять в Теменск и вернуться с полномочиями…

— Этим все испортите. Насколько я поняла, контора ваша гнилая, никому верить на полслова нельзя, — возразила Ася. — Такими громогласными действиями, хочешь не хочешь, но обязательно предупредишь оппонентов, дескать, «иду на ты». И возвращаться в Гостевые Палаты вам не стоит, сразу будет установлена плотная слежка… Лучше так. Мы перейдем ров по южному мостику, мой какаду взлетит на стену вместе с тросом…

— Что, твоему какаду совсем некуда лететь? А мы разве сибирские ниндзя? Там ведь Южные ворота и пост из пяти отборных молодцов.

— Всего из пяти? Почкин, кто не ошибается, тот не пьет шампанского.

Блюститель понуро отхлебнул пива и, вздохнув, поглядел на кусок колбасы.

— И ты, колбаса, еще вчера весело мумукала. Боюсь, что завтра я стану похож на тебя… Кстати, Ася, почему твой попугай такой умный? И неужто случайно твой личный осел вдруг объявил себя Кологривовым?

Ася вдруг потеряла обычную говорливость, даже показалась задумчивой.

— Несколько лет назад мамаша спустилась с неба, в отпуск, значит, пожаловала. Тут у нее разболелась нога. Нашли приличного лекаря, который вырезал три гибкие ампулы из-под ее кожи. В общем, чистая контрабанда. Пришлось этому докторишке еще отару овец пригнать, чтоб не настучал вашему Храму — ведь ваш Владыка внаглую считает себя монополистом в деле прививания разумности. Препарат в ампулах назывался «ММген», сатурнянского производства…

— Ну, меня ты контрабандой не удивишь… Я тоже «ММген» доставал для своих лошадок.

— Но мамаша моя всегда чуралась таких дел. Кроме того, эти ампулы оказали странное воздействие на всех, кого я колола — попугая, осла… Иной раз их было трудно понять, будто искали они кого-то…

Почкин заканчивал с пивом и колбасой, поэтому стал закруглять ставший невнятным разговор:

— Будем считать, что себя искали. А вообще-то, когда речь заходит о непонятных маневрах Космики, все сразу стыдливо замолкают. Что неземляне предпринимают, чего хотят?.. Однако у меня создается впечатление, что кто-то там вознамерился втравить нас с тобой в историю с оборотнями или, допустим, киборгами, причем очень скользкую историю.

— Ну что, вы сдрейфили и решили сделать разворот в сторону?

Только сейчас Почкин ощутил, насколько он влип. А липучками являются: девчонка, которую, он не может отпустить одну, и Кологривов, какой-никакой друг, впрочем, других нету. Ну просто рок.

— Пожалуй, разворот делать поздновато. Если того хотят товарищи боги… Зачем твой монстр пернатый какую-то чушь порол про «пси», которую можно вытащить из тела?

— Все известное нам, включая атомы, элементарные частицы, даже субнуклоны, получилось из смешения тонких сил в различных пропорциях. Поэтому любую вещь мы можем ввести в резонанс и заставить откликнуться, воздействуя своей пси-структурой, то есть душой, которая, опять же, состоит из тонкоэнергетических струн. Такой вещью может быть не только свое тело, но и чужое. Понятно?

— С этим-то понятно, а вот с твоей обширной эрудицией — неясность.

Остатки пива вместе с кувшином господин Блюститель постарался забросить как можно дальше в молчаливое небо.

В закатных сумерках через мостик, соединяющий две стороны рва, стала перебираться запряженная понурой клячей телега, держа путь к южным воротам. Однако правили ей не слишком удачно, и левым задним колесом она съехала с мостика, после чего — ни туда ни сюда.

Страж, не выдержав такого зрелища, выскочил из ворот крепости. И заиграл, как на одной струне, одним неприличным словом. Потом все-таки схватил конягу за удила и помог выбраться.

— Ну куда вы, придури такие, двинулись? — обратился стражник к деду и бабке, восседавшим на телеге поверх сена.

— Туда же, куда и все. Вашему конюшенному везем из Колюпановки, согласно заготовительной ведомости, — вежливо, как полагается простонародью при общении с вышестоящими, объяснил дед.

Охранный воин понюхал руки, потом повел внимательным носом-локатором по сторонам, как будто выискивая источник непонятного запаха. Но ничего подозрительного не обнаружил.

— Заткнись, пока по морде лица не получил, — твердо заявил стражник. — Думаешь, на тупость все спишется? Тебе, бестолочь, в западные ворота. А здесь вход для благородных.

— Слушаюсь, — отчеканил по-военному дед и стал разворачивать телегу.

А воин вернулся в каракаулку, где находились прочие стражи. Кто-то уколол его:

— Севостьян как чем-то провоняется, так сразу к нам бежит, чтобы и мы порадовались.

— Сам засранец, — отозвался стражник Севостьян, но вскоре обмяк и захрапел, впрочем, другие тоже стали клевать носами.

Дело в том, что во время обмена мнениями с дедкой старческая рука, принадлежавшая бабке, окропила зеленый мундир воина настойкой из эфирного растения-мутанта кошмаргона. А смоченная униформа в замкнутом помещении стала вовсю выделять снотворные молекулы.

Пока дед отбуксировывал телегу с мостика к ближайшим кустам ирги, бабка уже подползла к стене и со словами «труба зовет» запустила вверх попугая. Сама птица держала в мощном клюве тросик с крюком на конце.

Когда же крюк вместе с пернатым другом исчез за зубцом стены, бабка, — вся как была, в платке и платье до пят, — стала карабкаться по тросу, выискивая носками своих ветхих ботинок щели меж камнями. Три минуты спустя она уже осилила подъем. Тут сразу дедка появился. И прямо в кепке, с посохом, с неподдельным кряхтением потащился вслед за бабкой, пытаясь угнездиться своими несмазанными кирзовыми сапогами в прорехах стены. Старец тоже взял приступом высоту, и спортивная старушонка встретила его в широкой длинной впадине меж двух зубцов.

— Здесь два стражника разгуливают, я едва успела голову спрятать. С правой стороны сейчас подходят.

Воины действительно прохаживались неподалеку от зубцов, но это оказалось милым старичкам весьма на руку.

— Леопольдовна, помоги-ка смотать тросик. Это сподручно, что ветер им в лицо.

Перед тем, как стражи должны были поровняться со впадиной, дед метнул из мешочка перечный порошок. Тот был вдут неспокойным воздухом, в глаза да носоглотки воинов, которые мигом стали чихать и кашлять до треска. Один даже отвернулся от ветра, пытаясь прочистить саднящие гляделки.

Тогда дед, скользнув из ниши на пол, с колен поразил стражника — посохом в пах. Пораженный человек со стоном согнулся и, получив по темечку, рухнул. Когда второй стражник собирался обернуться, посох лег ему на горло и стал удушать.

Воин оказался крепышом, он потащил дедку-душителя за собой, а потом, чуть присев, бросил ветхого обидчика через плечо. Старичок шмякнулся на спину, тут уж стражник поднял свой вострый клинок, чтоб проткнуть упавшего и одновременно распахнул рот, чтоб протрубить тревогу. Однако не очень-то вышло.

У него на горле оказался трос, а на спине — юркая старушка. Боец с длинным мечом растерялся и, пока скидывал бабку, дедка ткнул ему с пола своим посохом сперва в челюсть, затем в живот, вызвав рефлекторное сгибание. Потом, привстав, влепил уже по затылку. Этого хватило. Обмякшие тела стражей были оперативно пристроены на отдых в межзубцовые впадины.

— А теперь прошмыгнем, как мышки, — провозгласил дед. — Шварц, штиль, шнель, как выражаются наши тевтонские друзья.

Немного странные пожилые люди рванули вниз со стены по узеньким ступенькам, потом припустили по хрустящим туфовым дорожкам внутри крепости, стараясь вести бодрый разговор о сене и не привлекать праздным видом внимания храмовников. Вот показался законсервированный лабораторный корпус — замок в замке, все окна заложены щитами, двери даже забронированы.

— Сейчас нам пора в цитадель, — дедок юркнул в аккуратно подстриженные кусты и через мгновение принял нормальный облик добропорядочного Блюстителя Почкина в длинной кожаной куртке с тремя дубовыми листиками в петлицах. (Воители щеголяли четырьмя, у Владыки был целый дуб.) А бабка пока что сохранила скромную старушечью наружность.

У входа в цитадель не было строгой охраны, и Почкин только бросил позевывающему стражнику:

— Это моя осведомительница из деревни Накакино.

Блюститель вместе со спутницей-бабкой поднялся на четвертый этаж. Этажом выше исчезла позавчера та самая таинственная фигурка. В застекленной галерее единомышленники уткнулись в нишу для доверительных бесед и старушка, заслоненная внушительной фигурой Почкина, мгновенно преобразилась в девушку Асю.

Потом Блюститель и Ася распахнули Дверь с табличкой «Архив». Там, перед длинным рядом пыльных шкафов, старился над бумагами давно осунувшийся юноша с длинным простуженным носом.

— Ведомости по разиндустриализации Северного Березова у нас где, господин дьяк? — твердо спросил Почкин.

— Слева, сударь, двадцатый шкаф.

— А Новой Слободки?

— Справа, господин Блюститель, тридцать второй шкаф.

Из коридора донеслись довольно резкие звуки. Ася вскинулась и растерянно глянула на старшего товарища. Шум погони? Но Северин продолжил речь без тени смущения, поэтому дремлющий ум архивариуса не возбудился.

— Мне к тридцать второму… а это моя помощница, дьяконица… Да, я понимаю, что у нее нет пропуска в архив. Но… как мужчина вы меня понимаете… еще более поймете как мужчина, потому что вам представится возможность ознакомиться с ней как с женщиной.

У юноши в знак понимания двинулся кадык и он опустил голову вместе с пыльными волосами к какой-то папке. Почкин подмигнул Асе, мол, быстренько двигай за мной. Когда они оказались за несколько шкафов от хранителя ведомостей, девица несколько^-возбужденно зашептала:

— Чего это вы торгуете моим телом, господин Блюститель? Я, между прочим, благородная девушка, товарищ жлоб.

— Торговля была ложная, мы ведь не собираемся заниматься любовью за шкафом. Хотя убавь мне лет двадцать, прибавь тебе кое-где пару размеров, и будь мы, конечно, не такие благородные…

Почкин осекся, смутившись. Он даже двадцать лет назад не стал бы послушно ломиться невесть куда по первому свистку какой-то невзрачной пигалицы. А сейчас нежданно-негаданно сделался шахматной фигуркой в ее узенькой ладошке. Увы, надо признать, что кабы не хотел он выпендриться перед девчонкой, все страсти по Кологривову ограничились бы поминальной чаркой. И никакое мужество не проснулось бы. Жизненный опыт давно научил тому, что не стоит каждую вредную задницу прикрывать собственными ладошками.

Но истинно мужское желание «быть пред бабами великим и могучим» сейчас подначило его и пересилило жизненный опыт. Правда, в древности такое желание удовлетворялось куда проще — угробил побольше соперников сучковатой дубиной и оплодотворил максимальное число самочек.

Через узкое оконце была видна крыша лабораторного корпуса. В трех метрах ниже и в двух метрах сбоку. Крюком не за что зацепиться, все трубы на крыше гладкие, с колпаками.

Почкин подвинул проржавевшие запоры и дернул на себя поддавшиеся ставни.

— Кто-то струхнул или мне почудилось? - не упустил он возможности поиздеваться, хотя и сам был в миноре. — Куда ж подевался гонор, березовская дворянка? Да, выбор не богат, это вам не рынок. Однако в окно надо.

— Не стоит таким тарахтеньем прикрывать собственную робость, огрызнулась девушка.

Блюститель спустился на карниз. Ася за ним.

— Ступай приставными шагами. Повторяй, дядя Почкин вместе с тобой.

— Это мне очень поможет, если я полечу вниз головой, — вякнула она.

— Я полечу тебя ведомым.

Пора была прыгать; даже Почкину, участвовавшему в разных переделках во время знаменитой алтайской кампании, показалось не слишком приятным преодолевать эти два метра вперед и три вниз. Блюститель быстро присел и, напружинив ноги, сильно толкнулся. Мгновение спустя понял, что уцелел.

Почкин, глянув на новую подружку, вдруг подумал, что, если она улетит не туда, куда положено, то не исключено, что он, раскинув руки, сиганет следом. Уж не ведьма-ворожейка ли эта девчонка?

— Аська, обвяжись тросом и брось мне один конец. — Девица несколько дрожащими руками выполнила указание напарника. Тот, отойдя подальше, закрепился на вентиляционной трубе. — Ну, вперед, кавалеры приглашают, дам.

«Ведьму», видимо, вспугнули какие-то шумы, поэтому оттолкнулась она неудачно и, завершив полет, не удержалась на краю. Однако Почкин, оперативно и мощно смотав веревку, втянул девицу на крышу. Ася благодаря незначительному весу быстро оказалась в его руках, и компаньоны простояли, обнявшись, чуть дольше, чем необходимо..

«Едрить мою налево и направо, — подумал Почкин, — кажется, мне дорога каждая ее косточка».

Тут в окне, из которого они держали воздушный путь, возникло несколько рож. И несколько стволов.

— Именем Чистоты, стойте! — протрубила одна из них.

Мужчина и девушка бросились улепетывать. Вдогонку понеслись свинцовые поцелуи. Поэтому пришлось спешно укрывать тела за вентиляционными трубами.

— Труба в прямом и переносном смысле, — горестно выдохнул Почкин. — Либо — протискивайся в дырку, либо пропадай.

Он заработал своим кольтом, заставив стрелков в окне вести себя осторожнее. Но распахнулись еще одни ставни — теперь уже угрожал перекрестный обстрел.

— Я много лет активно занимаюсь похудением, но худеют, видно, одни мозги. А тебе габариты трубы вполне подходят, — намекнул Блюститель своей напарнице.

Он перезарядил револьвер, сорвал колпак вентиляционного тоннеля и открыл рьяную пальбу по окнам цитадели. Девица, пользуясь прикрытием, нырнула в темное отверстие.

И очутилась внутри здания, пользующегося сомнительной репутацией. Вначале Асе показалось, что вокруг, словно мухи, порхают какие-то пятна. Потом глаза смогли использовать фотоны скудного освещения, благодаря чему она ощутила зрительную перспективу и разглядела с десяток колобков, которые прыгали, как мячи во время тренировки какой-нибудь спортивной команды. Впрочем, рядышком не было видно ни футболистов, ни баскетболистов.

Мячи болтались в другом конце зала, дрожали, жужжали и, казалось, имели весьма скромные размеры.

И вдруг бодро направились в ее сторону, все более разбухая.

Команда колобков стремительно приближалась. Ася драпанула от них, а когда поняла, что не успеет, то опрокинулась на пол. Мячи, удачно скакнув, пролетели над ней. Девчонка устремилась в другую сторону, но неопознанные прыгучие объекты опять рванули следом. Она снова рухнула, и колобки пронеслись впритык к голове, так что чубчик с козырьком подскочили от порыва ветра.

Надо было срочно менять тактику. Поднявшись, Ася не нашла ничего более подходящего, как пойти в атаку на наглые мячи. Хотя атака была, конечно же, психической, однако неопознанные объекты принялись вести себя в другом ключе. Выстроились в рядок, напряженно подрыгиваясь на одном месте и как бы ожидая чего-то. Когда девица остановилась, какой-то из них запрыгал к ней, причем весьма аккуратно, без ража. Ася почувствовала некое успокоение — есть контакт! — и влупила по нему ногой.

После чего заварилось что-то вроде игры. Ася пинала мяч, тот, впилившись в ряд своих товарищей, отскакивал обратно. Когда предсказуемо, а иногда довольно странно. Затем девчонке надо было успеть к отскочившему колобку и снова отправить его в шеренгу товарищей. Если Ася не успевала, то мяч, отразившись от стенки, обязательно шлепал ее по затылку или спине. Можно было возмущенно вопить, но это не смягчало наказания. Иногда из ряда бодро выскакивал еще один колобок и, если Ася поспевала к нему, то первый мяч, становился куда более деликатным, даже замедленным. Немного погодя девица прочувствовала связи меж собой, колобками и стенами, будто все они были скреплены пружинками.

В разгар матча из проема вентиляционной шахты появился Почкин.

— Я себя наполовину испарил, но все равно пузо ободрал, пока протискивался. А она тут балуется. Ну, хватит играть не поймешь с кем.

— Это вроде той игры у ацтеков, когда проигравшей команде отрубают головы и пускают ее на бифштексы, — сквозь шумные вдохи и выдохи пожаловалась юная дворянка.

— Ага, понятно — принудили маленькую девочку. Квазиживая органика, она ведь с рефлексами. Ну, давай двигать помаленьку. Вон там, кажется, трап.

Ася, отбивая при помощи Почкина подачи, стала смещаться в сторону выхода. Шаловливые объекты, хотя догадались, что она сваливает, вдогонку не пустились. Лишь один маленький мячик увязался следом, но явно с дружественными целями.

На трап пробивались лишь отдельные крапинки света. А когда исследователи спустились на уровень ниже, стала царить полная мгла. Но кожное «зрение» улавливало присутствие каких-то недалеких предметов, вдобавок слышалось непонятно откуда странное почмокивание. Почкин включил фонарик, но лучик света выбелил только кафельную полосу голого пола. Тогда Блюститель догадался посветить на потолок. С него свисали малоприятные вещи: вроде мешки, скорее даже большие пузыри, наполненные гущей.

Пузыри казались неспокойными, они подрагивали, внутри них что-то перемещалось и предавалось какой-то скрытой деятельности.

— Подарки висят, — шепнул Почкин.

И действительно, один из пузырей вдруг шумно лопнул, из него сочно пролилось нечто полужидкое, с хлюпаньем образовав студневидный холмик на полу. Впрочем, студень с мерзкими звуками вскоре скатался в червеобразное тело.

— Похоже, наверху мы имели дело с малышами, а здесь уже отроки, — высказала мнение Ася.

— Я вот думаю, что Господь не зря сотворил червяков и студеньков маленькими.

После этих слов червяк, словно обидевшись, оформил на одном из своих концов что-то вроде рта-воронки и бросился на Почкина. Причем довольно необычным образом. Приподнявшись на хвост и немного побалансировав, прыгнул. Блюститель едва успел упасть, поэтому червяк просвистел над ним. А затем неудовлетворенная тварь стала обращать пристальное внимание на Асю.

— Ложись, девушка, ложись. Этим ползучим комплексантам не нравится, когда кто-то возвышается над ними, — высказал предположение Почкин.

Когда оба посетителя лабораторного корпуса стали смиренно ползать по полу, червяк уже более миролюбиво подобрался к ним.

— Аська, расслабься, представь, что ты такая же, как и этот ползучий гад.

— Надеюсь, у нас достаточно много общего.

Червяк потыкался одним своим концом, возможно, носом, в бок девчонки, потом направился к Почкину и неожиданно присосался к его спине.

— Ася, передай нашим, что я погиб раньше, чем сдался. Что перед смертью смеялся, — дребезжащим голосом сделал заявление перед очень вероятной кончиной господин Блюститель. Он дергался и елозил руками-ногами, однако без особого толку. — Если сохранится мой труп, то зимой его используйте вместо вешалки.

— Почкин, выволакивайтесь из куртки. Зверю прикид ваш понадобился.

— Сомнительно, чтобы ему требовалось так мало… Но, ладно, подавись, червь.

Почкин аккуратно выпростался из куртки. А червеобразная тварь, напротив, втекла в нее. Однако не успокоилась и стала как бы присматриваться к голове Блюстителя.

— Эй, товарищ в моей куртке! Здесь нет съемных деталей, — затявкал Почкин.

По счастью червяк удовольствовался наружным осмотром. Затем правильно распределился в куртке, передним своим концом скопировал форму человеческой головы. Еще и встал на хвост, схематически образовав человеческую фигуру.

— Оказывается, господа Блюстители являются примером для подражания даже у квазиживой органики, — нервно хихикнула Ася.

Тут из пакета, подвешенного к потолку, вылетел еще один червяк, причем весьма рассерженный. Он крепко ткнул своего «товарища в куртке», затем шлепнул Почкина, как гибкий резиновый шланг, отчего непрошеный визитер покатился кубарем. Червяк не унимался, напротив, он снова приподнялся в боевую стойку. Видимо, готовился к решительно пригвождающему удару.

Тот гад, что в куртке, с интересом покачивался неподалеку.

— Не оплошайте, Сева! — крикнула в поддержку Ася.

— Легко сказать.

Злой червяк сделал выпад сверху вниз, Почкин успел оторваться в сторону, потом резко вскочил и перепрыгнул ударившего по ногам червяка.

— Аська, этот гад — сущий каратист, школа «гада».

— Сейчас он умнее врежет, с упреждением вашего маневра, — в тревожной тональности подсказала Ася. — Когда увернетесь, цепляйте его петлей троса.

Неожиданно и весьма по-доброму вмешался червяк в куртке Блюстителя. В тот момент, когда злой гад совершил бросок с упреждением, добряк ухватил собрата за хвост «ложной ногой», отчего Почкин сумел избежать нокаута.

— Опять-таки тикаем! — крикнул зажигательный лозунг Блюститель, которому удалось, наконец, заметить вы-, ход — то ли люк, то ли дверку.

Исследователи рванулись в спасительную сторону под падающими мешками, из которых выплескивались новые и новые «отроки».

— Сейчас здесь будет очень густой вермишелевый суп! — заорал Почкин, и сразу же какой-то вредный червяк надел на него свое кольцо: Однако Блюститель, резко выдохнув, успел продернуться сквозь «мертвую петлю» и даже зашвырнул откровенному врагу в рот-воронку свой фонарик.

— Жри, гнида!

Затем шмыгнул в выходное отверстие вслед за Асей, удачно покинув «червивую» тусовку. Девушка вовремя предотвратила свободное падение упитанного тела Блюстителя.

Вы не на лестнице.

Они действительно находились в вентиляционной шахте, на этот раз вполне отвесной. Ася спускалась вниз, пользуясь трещинами и выщербинами, всовывая нож в щели. У Почкина получалось не так лихо, он прижимался Спиной к одной стене, ногами к другой, и потихоньку сползал.

Внезапно Ася куда-то исчезла, а потом уже сбоку донеслось:

— Почкин, нас, по-моему, кое-куда приглашают.

Изрядно вымазавшись, исследователи выбрались из чего-то, напоминающего камин.

— По крайней мере, здесь можно восстановить нормальное дыхание и перейти от воплей к спокойному разговору двух людей противоположного пола… Похоже, здесь когда-то существовал кабинет, — определился на местности Почкин.

И в самом деле кресла, пшикающие озоновым ароматом, едва вы присядете; диванчики, которые щипками массируют вашу усталую попу; искусственные угольки в камине, что краснеют, как только вы их поворошите; и еще цельнометаллическая скульптурка голенькой девушки, до сих пор выделывающей соблазнительные движения.

— Несмотря на обесточивание, замечаю признаки автономной системы питания, — высказался Почкин, когда осмотрелся с восхищением.

Имелся тут и компьютерный терминал с пленочным, почти невидимым экраном.

— Когда-то я баловался с такими штуками. — Почкин потыркал клавиши. — Конечно же, жадный грибок сожрал внутренности и этой полезной некогда машинки.

— А папки сплошь пустые, кто-то, видно, проводил правильную эвакуацию, — заметила Ася, оглядывая полки. — Правда, на корешках остались наклейки… «Голубой кисель», это, наверное, искусственная кровь, я что-то про нее от мамаши слышала… Далее совсем непонятные клички, «биополимерный блок L49», «Материнская Субстанция» и такое прочее. Да, тут одного старания маловато, надо еще и мозги, напичканные знаниями иметь.

— С большими знаниями каждый дурак в этом деле разберется, — оспорил Блюститель.

Ася влезла под стол и выползла оттуда с каким-то бумажным мусором, зажатым в ручонке.

— Тут что-то начиркано. Про саморегенерацию биополимерных слоев. По-моему, в этом заведении дело зашло дальше искусственной крови.

— А что может быть дальше? — поинтересовался и без того догадывающийся Почкин.

— Дальше искусственная кожа, печень, почки, голова, ноги. В итоге получается искусственное существо, наверное, биокибернетическое, из квазиживой органики. Конечно, я не знаю, кем оно будет считаться, но отличить его от человека окажется непросто.

— Ты слишком много держишь в своей головенке, Асик, — сказал Почкин с некоторым недоброжелательством по отношению к умственным возможностям девушки. — Это может серьезно подпортить твой внешний вид, личико из-за умственной активности сморщиваться начнет, попка пожухлой станет, нос обвиснет… Единственная надежда, что ты начнешь усиленно трудиться другим своим местом и котелок у тебя быстро опустеет.

— У вас же из-за работы этим самым местом не уменьшилось количество вещества под черепной крышкой, — отразила Ася.

— Может, потому, что нечему было уменьшаться и убывать, масса и так была критической… — тоскливым голосом произнес Блюститель. — Впрочем, мы отвлеклись.

— Почкин, я нашла какую-то замечательную штуку.

Девица показала фиговину, похожую на шипованную дубинку. Ася чем-то покрутила на рукоятке, из шипов выскочили лучики света и впились прямо в сетчатку глаза, принадлежащего господину Блюстителю. Он и захрипел, и задрыгался, и замер очарованный. Впрочем, устройство было тут же выключено.

— Извините, — произнесла мигом оробевшая напарница. Блюститель не откликался. — Ну, что, извинить трудно?

— У меня голова взорвалась, — наконец пожаловался Почкин. — Отсутствует орган, который принимает извинения… Эти лучи лазаря на удивление быстро влезли в мозги. В общем, они самосознание размазывают.

— Это, кажется, кодировщик, — подумав чуток, предположила Ася. — Я что-то в этом роде уже видела. Но, кажется, на человека он не слишком точно действует. Наверное, потому, что у нас в мозгах чересчур много ходов для одной и той же мысли, пускай самой простой. Этот фонарик предназначен для чего-то подобного человеку. Но более примитивного.

— Не больно вдохновляет меня твое прозрение, Ася. Кому и зачем нужны подобия людей, когда и оригиналов хватает? У меня вот на кухне три стряпухи один обед готовят.

— Подобия людей легче научаемы и проще управляемы. А ваши оригиналы мы как-нибудь видели. Тупые хлеборубы и лесоробы, — пренебрежительно отозвалась Ася о простом народе.

— Слышу дворянский голосок, — заметил Почкин, — мне так высказаться в голову бы не пришло. И хорошо, что они появились, эти тупые хлеборубы. Двадцать пять лет тому мы имели вместо людей каких-то кукол, пахнущих нафталином, которых киберсистемы иногда поднимали и дергали за ниточки. А полвека назад у нас были злые и ленивые колхозники, что, опохмелившись, давили поля многотонными тракторами.

— Жалко, народных масс рядом нет, они бы порукоплескали вам, на ложках бы для вас сыграли. Все-таки к обжорству, ковырянью в носу и бзденью добавилось новое развлечение. Однако для больших умных дел наши полу-разумные мужики даже вкупе с разумными козлами и баранами не очень-то годятся, — березовская помещица презрительно зафыркала. — Вообще-то я догадываюсь, каким образом вы сближаетесь с той частью народа, что ходит в юбках.

Собеседники вышли в коридор, нормальный коридор слегка подсвечиваемый — до сих пор! — плафонами. Видимо, электрификация еще фурычила за счет солнечных батарей и термопар.

Вдоль одной стороны коридора густо просыпались двери кабинетов, офисов, информационных узлов, вдоль другой — серебрились куда более редкие двери лабораторий.

— Хоть и страшно, но надо заглянуть. Иначе зачем пришли. Вот «Биополимерная лаборатория № 3, ответственный за безопасность Петров А. Г.». Чем же там Петров некогда занимался? — задался непраздным вопросом Почкин.

Исследователи вступили за порог и самостоятельная дверь с легким скрипом закрылась за ними. Блюститель с Асей очутились на минуту в непроглядной мгле, ожидая дрожащим подсознанием, что вот-вот какие-то демоны схватят их за бока, а черти за пятки. Но бока с пятками пока уцелели, включатель света нашелся, и сам свет обрисовал помещение.

Почкин перевел дух и сказал с сочащейся в голосе ненавистью:

— Все-таки, Темная Эпоха даром не проходит. Доконали нас эти бесчисленные сектанты и колдуны, которые полощут мозги бесконечными разговорами о бесовстве. В того бес вселился, из этого выселился. Потусторонние голоса, дескать, вещают, как раньше радиостанции, и призраки являются не реже, чем программы новостей в былые времена.

— А вы уверены, что бесы с призраками к вам никогда не явятся? — задала резонный вопрос Ася.

— И ко мне могут явиться, только это будет называться шизофренией. Да, древние египтяне тоже имели диагноз «шизофрения», когда говорили, что у них четыре души, и древние греки, которым боги все время что-то напевали и навеивали, и марксисты, которые всегда ссылались на классовое чутье, и почвенники, которые про голос крови, и наши колдуны-шаманы. Башка всегда пытается шизофренировать, и ум хочет расчлениться на части, если человек себя не уважает и дрейфит.

За таким разговором посетители лаборатории гуляли по плиточному полу, давя башмаками пробирки, колбы и пластиковые обломки. А кругом валялись вскрытые приборы с вывороченными кишками проводов, хрустящие кристаллические потроха компьютеров, ампутированные части столов, шкафов, ворохи бумажек, ржавый лом.

— Будто драка какая-то случилась, но скелетов не видно, значит, одни приборы пострадали. Эх, почаще бы сектанты с колдунами сражались меж собой, убивая друг дружку как можно больше, — помечталось Почкину.

— Наверное, здесь произошло «народное гуляние», — предположила Ася.

— Да вряд ли, лабораторный корпус сразу после развала киберсистем перешел на баланс и под охрану Минэкологии, то есть Храма Чистоты. Когда шайки Чингиса Джансеитова напали на город, взять крепость они так и не сумели. Правда, у стражей тогда еще бластеры тридцатикиловаттные имелись. А город отбился с помощью овсяного киселя… Какие шутки? Тюрки сперва захватили ярмарочное поле, где Березовский князь от щедрот потчевал толпу киселем и прочими бесплатными, продуктами. Аскеры сами нахлебались с дороги и лошадей напоили, ну а потом их всех пробрало. Такой, пардон, дрист, пошел, что крестьяне за десять верст за удобрением приезжали.

— Ну, а что тюрки-то?

— В плен сдались с позором. Разве посражаешься, если в штанах полно этого самого.

И тут Почкин и Ася совершенно неожиданно наткнулись на фигуру, выступившую из-за какого-то шкафа с весьма неясной в сумерках физиономией, но в старинном барахле, какое уж с пятнадцать лет никто не носит. На фигуре был пиджак от Кардена вместо современных длинных курток и кафтанов, короткий «ежик» заменял модно свисающие патлы и парики.

— Вы кто? — первая опомнилась Ася.

— Я-то? Я — Петров, ответственный за пожарную и прочие безопасности. А вот кто вы такие?… Ресу-у-рсы! — последние слова фигура уже произнесла с подвыванием, на бегу. Бег шел по полу, потом продолжился на стене и потолке. Наконец «Петров» стал темным пятном, похожим на паука, в дальнем углу.

— Сам ты козел мохнорылый… Я думаю, это все нам привиделось, — заключил Почкин, успокоив колочение в сердце. — Просто легкая шизия, небольшое хиленькое расчленение сознания. Может, мы еще надышались каких-нибудь паров-испарений. Вот так, господа товарищи. Хотя фамилию Петрова я припоминаю. «Автополимеризация по Петрову». Когда тюркский воин занес над ним саблю, он закричал: «Не трогай мой полимер». И налетчик разрубил пополам его полимер.

— По сравнению с теми временами Петров заметно деградировал. Вряд ли он понравится даже самой неприхотливой даме… А еще тут какая-то каморка сбоку, — обнаружила Ася.

— Ну, давай посмотрим, коли пришли. Что там еще за комнатка для тайных свиданий?

Дверь бокового помещения защищалась кодовым замком, который, однако, был сильно изъеден временем. В этой комнате оказалось куда холоднее, чем в лаборатории, что особенно прочувствовал оказавшийся без куртки Почкин. А шкафы тут сохранили, можно сказать, юношескую крепость и хорошие клинкетные запоры. Почкин покрутил ручки и потянул массивные дверки одного из металлических ящиков. Потом застыл озадаченный.

— Ася, дай-ка свечку. Что-то я здесь не очень разберусь.

Наконец слабенькое пламя высветило внутренности шкафа.

— Теперь понятно, разобрался. Но я все-таки надеялся на лучшее. Хотел бы я знать, отчего у меня так стучат зубы — из-за стужи, или содержимого этого ящика?

Шкаф был полон голов, голов на подставках. Отрезанных и сохраняемых. Прилично сохраненных. Причем некоторые из них напоминали неандертальские и питекантропские.

— Гады, садисты, тьфу! — Почкина передернуло. — Я и сам башки рубал, но под горячую руку! А тут все разложено и коллекцией называется.

— Даже при такой бодрящей прохладе все эти кочаны не должны были столь хорошо сохраниться, — заметила стойкая Ася и распахнула еще один шкаф. — Здесь руки рядком лежат. Есть даже обезьяньи, с примыкающим большим пальцем.

— Прозекторская. Или провиантская. Впечатление создается, что здесь жил-поживал да добро наживал какой-то просвещенный людоед. Устроил любовно, в своем вкусе, красный уголок.

Почкин стал закрывать шкаф, но потом передумал и вновь открыл.

— Кто-то чего-то сделал, или мне почудилось? Ася-я-я, да по какому они праву? Эдак живот может со страху заболеть.

Непонятно по какому праву одна из голов с большими надбровными дугами занималась тем, что подмигивала и пыталась что-то нашептывать. Однако Ася, вопреки ожиданиям, не побледнела.

— Это меня вполне успокаивает и даже устраивает, Почкин. Головы и руки не настоящие. Просто детали квазиживых биополимерных киборгов. Или квибсеров, как выражаются в Космике.

— А это меня не слишком успокаивает. Как, например, эдакого живучего квибсера можно кокнуть?

— Для начала закройте дверцу, господин Блюститель. Или вам требуется внушительное количество слушателей?

— Да, девушка права. Спокойной ночи, головы. Хватит ужас наводить. — Почкин поспешно затворил дверку. — У меня ощущение, что я скоро начну кое-чего понимать.

— Я думаю, избавиться от квибсеров трудновато. Квазиживая органика при достаточно мощном источнике энергии, например, субнуклоновом конвертере, возобновляется быстро. Если даже останется, например, половинка тела, этого достаточно. Наверное, энергетическое подкрепление можно получать, так сказать, от товарищей по партии… А структурная информация будет восстанавливаться по копиям и матрицам, хранящимся также на каких-нибудь других носителях… Ладно, пора нам отмерзать.

После такого неутешительного заключения трясущие челюстями исследователи вернулись из холодной кладовки для членов тела в помещение самой лаборатории. Где их, оказывается, ждали с большим интересом.

Полукругом стояли фигуры мужских очертаний в давно немодных пиджаках и брюках, также женские фигуры в архаичных платьях, весьма открытых со всех сторон.

— Интересно, а между ног у квибсеров все подробности соблюдены? — пробормотал «для разрядки» Почкин и, вытащив свой кольт с широким стволом, взвел курок.

Фигуры приближались с неразличимыми в потемках эмоциями. Причем, если у одних были довольно координированные движения, то другие перемещались, как развинченные игрушки.

— Ну-ка, фу, — сказал Почкин как будто к нему подбирались голодные псы. — Чего надо?

— Роскоши человеческого общения, — объявил передний силуэт. — Роскоши общения с человеком.

— Я — профессор Никодимов, — представилась следующая фигура, которая все время качалась, пытаясь удержать равновесие. — Именно я рассчитал оптимальные размеры унитаза в 2038 году.

— А я доктор Хусаинов, — заявила странная личность, у которой руки двигались вне всякой связи с телом. — Изобретатель саморазогревающейся котлеты и вечно теплого супа. Ну, помните сенсации 2042 года?

— А вот я синтезировал мусорное ведро, которое съедает помои, еще в 2047 году, — гордо напомнил ученый с отчаянно трясущейся башкой.

— У меня такое впечатление, что я попал на бал самых именитых мертвецов. Сейчас будут приглашать на брейк, польку-бабочку и другие древние танцы, — поделился впечатлениями с компаньонкой господин Блюститель.

Тем временем остальные присутствующие тараторили о своих достижениях.

— Цвет ИТР, все из Минэкологии, — подытожил Почкин. — Итак, наши лучшие таланты были каким-то образом сохранены в искусственных организмах. Но эти полимерное товарищи будто поголовно белены объелись и мухоморного сока опились. Им явно чего-то не хватает.

— По-моему, они за что боролись, на то и напоролись. Телесное бессмертие обрели, да вот душевные силы в пластмассовом теле быстро истощаются. Осечка вышла, — особенно гулкие и смелые слова произнесла Ася. — Угадала? Пока ее нет, вы, господа ученые, просто куклы.

— Ты потише, Аська, — нахмурился Почкин, — еще разозлятся с горя.

— Иначе мы ничего никогда не узнаем, господин Блюститель, — нехотя оправдалась спутница.

— Девушка права. Загвоздка в одной комплектующей детали. Но разве трудно поменять свечу зажигания в двигателе внутреннего сгорания?

Удачное сравнение привела передовая фигура. Ее лицо посветлело, стало доступно обозрению, оно просто лучилось. Петров, тот самый. Но на глазах физиономия текла, как глиняный холмик в проливной дождь. Она видоизменялась, она силилась стать на что-то похожей. Получалось плохо. Лицо расплывалось в какую-то лужу. Однако не слишком удачливый оборотень, собрав остатки душевных сил, все-таки привел свою физиономию в порядок. Она явно теперь подражала, и носом, и ушами, и особенно усами, Министру Экологии, вернее Владыке Чистоты, каким тот был в более юные годы.

Это уже узурпация власти, это мне не может понравиться, — произнес Почкин и выстрелил в лоб полимерного вора.

Верхняя часть башки у квибсера, как и ожидалось, разлетелась, словно ударенный кирпичом арбуз. Однако фигура, покачнувшись, осталась на ногах. Чудо.

Обыкновенное чудо продолжалось. Из уцелевшей части головы, будто цветы из горшка потянулись вверх спиралевидные ростки. «Как при ускоренной перемотке фильма», — вспомнил Почкин. Побеги, кружа, сплетались — что было похоже на работу кружевниц — и получалась в итоге утраченная благодаря выстрелу часть черепа. Вначале без макушки, что-то вроде чаши с лицом, потом незавершенка превратилась в нормальную яйцевидную голову.

— И так далее, и тому подобное, — мрачно подытожила Ася. — Жизнь прекрасна для тех, кто является одновременно и скульптором, и статуей.

Петров тряхнул головой. И она снова «расплелась». На макушке образовалась дырка, из которой выскочило несколько бурно растущих побегов. Они не только крутились как скакалки, но и направлялись к Почкину.

Блюститель стал садить из кольта во враждебные отростки и отступать. Он преимущественно мазал, хотя и делал пробоины в квибсерах.

— Ах, вот так, — Ася направила на страшную публику «дубинку», позаимствованную в кабинете. — Неужели вам это нравится? А так, а сяк?..

Пучки лазерных лучей полетели прямо в зрачки обитателей лаборатории. Вначале ничего особенного, лишь пластиковые отростки загнали Почкина в угол.

И вдруг среди квибсеров случился небольшой переполох.

— Откуда ты знаешь код расфокусировки? — мучительно выкрикнул бывший Петров, щурясь, но не пытаясь заслонить глаза ладошкой.

Отростки бросились на Почкина, как стая некормленных змей. Однако опутать уже не смогли, он удачно отвертелся и отстрелялся. Петли были разорваны, и Блюститель выскочил на волю, отдирая от себя липкие ошметки.

— В коридор, Аська, в коридор! — голос Почкина был истошен и надтреснут.

Блюститель проскочил под растопыренными пальцами какого-то кощея. Парочка полимерных людей вышибла из Асиных рук «дубинку умиротворения» и пыталась ухватить девицу. Но когда Почкин прострелил им запястья, кисти загребущих рук отлетели. Затем он зацепил крючковатым концом троса шею самого прыткого квибсера, а другим концом, который с гирькой, захлестнул шею самого мощного. Эти монстры, погнавшись за снующим Почкиным, завязали узлом десяток своих товарищей и организовали кучу малу.

Почкин с Асей удачно преодолели расстояние до двери — Блюститель даже «дубинку умиротворения» успел подобрать — и вымелись в коридор. Как ни странно, там их никто уже не преследовал.

— Они вовсе не такие плохие ребята. Доктора, профессора. Тоже несчастные по-своему, — заметил несколько успокоившийся, но взмыленный Почкин, отскабливая от кожи остатки липкой дряни. — Хотя в общем-то гады, напугали и испачкали.

— Для меня теперь не составляет труда заявить, кто таков Кологривов. Он один из них, только почему-то вышел из-под контроля, — сказала прозорливая Ася.

— Ну, тебе виднее, вышел ли он, а если вышел, то зачем. Хотел бы я знать, чем наши друзья квибсеры руководствуются. Какими сказочками их кормят, чтобы они не взбесились от безысходности. У любого человека должна чем-то поддерживаться тяга к жизни. Даже у пластмассового.

— Вряд ли им надо заботиться о смысле жизни. Скорее всего, ощущение личности у квибсера теряется. И остается только память: «Я был, я буду», да еще чувство причастности к каким-то высшим силам и задачам…

— Мудрено, не по-девчоночьи говоришь. Или ты себе тоже вколола сатурнянскую инъекцию разумности? — неодобрительно произнес мужчина. — Расскажи лучше, какие конфеты любишь, или когда ты первый раз поцеловалась с мальчиком?

— Вы явно не мальчик. Но давайте, в самом деле, о более простом, — согласилась Ася, забыв ответить на вопрос, что стало с третьей дозой сатурнянского «ММгена». — Например, во всей этой технологической цепочке явно не хватает того причинного места, с помощью которого зарождаются квибсеры — инкубатора, генератора…

— А эта дорога не ведет ли к чреслам, из которых появляются пластиковые малыши? — Почкин махнул на широкую вертикально стоящую трубу с овальным проемом. Затем сунул в нее бесшабашную голову. — Здесь, кстати, диск, металлический кругляш на уровне пола. Немного напоминает лифт. В домах имелись такие устройства когда-то. Да, во времена моей молодости можно было добраться до пятого этажа, не топая подметками по лестнице.

Визитеры поставили все свои ноги на кругляш и хотели поискать кнопку включения, но он сам, без понукания, двинулся вниз, еще и вращаясь при том.

— Для человека довольно неприятное путешествие. Hо наверняка этой штукой с комфортом пользуются квибсеры. — Почкин морщился и начинал чувствовать тот литр портвейна, который он принял еще в Теменске.

Неприятный спуск наконец-то закончился. То, куда угодили исследователи, мало чем напоминало какой-нибудь генератор-инкубатор. Они очутились в месте, смахивающем на захламленный подвал. Там и тут валялись куски квибсеров, наверное, не слишком удачные — когда вспученные и даже пованивающие, когда твердые как полено, хоть стругай. Затем посетители подвала добрались до целого ряда коконов, вернее, полупрозрачных капсул с какой-то жижей, в которой отлеживались целые квибсеры и чего-то ждали. Она была густой и казалась похожей на плаценту, даже делилась на слои, пронизанные множеством капилляров, образующих симметричный рисунок. А сами капсулы, судя по всему, получились из той же жижи, только ороговевшей или засохшей по краям.

— Может, на этой помойке чудаки квибсеры, потихоньку вызревая, дожидаются своей очереди, — предположил брезгливо осматривающийся Почкин. — Но вообще-то для начала здесь не мешало бы подмести.

Далее подвал все более стал тянуть на пещеру — волнистый, кое-где ощерившийся сталагмитами пол, ребристые стены, бугристый потолок.

— По-моему, мы потихоньку сместились в пещерную эпоху, и сейчас нас поприветствует сучковатой дубиной товарищ неандерталец. — Почкин устал озираться.

— А мне кажется, что пол под ногами пружинит, пульсирует, даже плывет немного, — насторожилась Ася.

— Надеюсь, ты ошибаешься. Это так всегда кажется, когда сходишь с корабля на берег. Хотя нет, уже не надеюсь, потому что не кажется. Все действительно плывет к какому-то хрену.

Через несколько секунд определилось, что исследователи попали в самый настоящий гущеворот.

— Едрить мои лапти, мы явно не туда забрели, потакая своему любопытству, — отметил Почкин. Он понял, что дрейфит, но старается изо всех сил не подавать трусливого виду в присутствии девочки. Эх, если бы возникла какая-нибудь явная опасность в образе волка или воина, однако тут что-то мощное, но скрытое. — Давай сюда, Аська, нашлось местечко потверже.

Исследователи забрались на какой-то выступ, а вокруг все текло и изменялось, как пресловутая Гераклитова река: стены, потолок, пол. Однако, на устойчивом месте не было простора даже для двоих человек.

— Такую проблему бабы с мужиками решают запросто. Можно я тебя, как говорят в деревне, обойму? — спросил Почкин. — Станет у нас меньше девственности, но зато больше безопасности.

— Обнимите, только не слишком тискайте ради этой вашей безопасности.

Его рука опустилось на ее утлое плечико, затем сместилось на ребрышки, не слишком сильно прикрытые плотью. Воробей, а не баба. Но что-то будто тает в груди и горле.

— Ну как, плотские мысли зароились в вашей благообразной голове с красивыми залысинами? — шепнула Ася.

— Я хочу не тебя, я хочу добра тебе. Это, наверное, старость виновата. Впрочем, положи нас в одну кровать, причем без излишней одежды и по обоюдному согласию…

— Много условий выставляешь, Почкин. Лучше скажи, что можно сделать вот на таком пеньке. — Она перешла на «ты» и заодно прикоснулась к его губам, легонько, не тверже ветра. — Если погибнем, то дураки, наверное, будем.

— Да что ты, я еще буду гулять на твоей свадьбе. Или ты на моей. Или мы оба на нашей…

Под мечтанья о свадьбе выступ обрушился, и сидельцы сразу увязли в гуще, топкой, эластичной и мускулистой. Почкин выпустил Асю, то ли от неожиданности, то ли хваткая среда выкрутила девчонку из его рук. Впрочем самого мужчину гнусная масса сдавила так, что голова, мигом опухнув, взорвалась разноцветными пузырями мыслей и — чувств.

Когда эти мысли и чувства были еще вместе, то все по-разному подкрепляли тягу Почкина к жизни к бессмертию, его любопытство, веру, упрямство, его пробивную силу. Теперь они разлетелись и неизвестно, что осталось от личности.

Потом зрительные ощущения вернулись, и Блюститель нашел себя в какой-то вакуоли. Аси же нигде не было видно. Почкин прочистил глотку, звуки по-прежнему из нее выпрыгивали, хотя лететь им было особенно некуда и они гулко бились обратно в слуховые перепонки.

— Вот зараза! Где же я? — не удержался от праздного вопроса заключенный Почкин. Неожиданно поступил отзыв. В виде объемного шепотка со всех сторон.

«Стало быть, во мне. С поглощением».

Стенки вакуоли дрожат, заметил «поглощенный». Может, они плодят звуки?

— А вы кто? И на каком я свете?

«Какая разница? В любом случае, от меня зависит, будешь ли ты жить дальше хорошо, плохо или вообще никак, — шепоток насытился кое-какими эмоциями и стало ясно, что собеседник или собеседница гордится собой. — Я, в принципе, лишь субстанция, но желательно, чтобы ты откосился ко мне как к женскому существу, допустим, как к богине».

— Согласен, всецело одобряю. Я вас богинюшкой с охоткой назову. Поклоняться буду, жертвы приносить весомые. Кабана, быка заколю, даже если они будут против. Воскурения, возлияния…

«Фу, какая грубая настырная речь. Да, тебе не сравниться с господином Проектировщиком», — заметила слизневидная дама.

— Но где все-таки Ася, моя подружка?

«О твоей подружке пока рано говорить», — отрезал голос. А Почкин, несмотря на временное поражение разума, вспомнил о надписи «Материнская Субстанция», что значилась на пустой папке, валяющейся в заброшенном кабинете..

— Самое время, богиня. Можете разозлиться, задушить меня разок другой, однако пора поговорить, порассуждать, потолковать об этой девчонке.

После небольшой, довольно жутковатой паузы голос «субстанции» откликнулся на предложение:

«Я уважаю такую настойчивость. Решил, значит, пофорсить, поиграть в крутого парня. Ладно, неважно, какая игра, лишь бы она придавала нам значительности», — слизеподобная богиня показала себя большой человековедкой.

К вакуоли с Почкиным приблизилась еще одна — с голым тельцем Аси. Совсем неподвижным. Два студневидных проводка уходили ей в нос и под веко.

Горячая волна плеснула внутри головы Почкина, как по корыту и, отвердев, застыла колом в горле.

«Жизнь присутствует всеми необходимыми пульсами в этом теле. Ты видишь движение грудной клетки? — несколько успокоил объемный голос. — А теперь сделаем так, чтобы нам ничто не мешало».

Последний цепкий взгляд Почкина ухватил тонкую жалостливую линию девчоночьей руки. А еще запечатлел перекрестье узеньких бедер, которое в других обстоятельствах могло вызвать силу притяжения в нижней части живота, но сейчас — лишь томление сердца. Наступят ли эти другие обстоятельства?

— Ну, так что вы поделываете, богиня? — Почкин собрал все ручейки воли в одно русло.

«Не слишком вежливо переться напролом… Ладно уж. Я поделываю квибсеров. Пеку людей, так сказать».

— Не слишком настоящих, — Почкин нашел силы покритиковать.

«Когда я вдыхаю в них душу, им не кажется, что они какие-то буратинки. Особенно если настроить умишки моих отпрысков на что-нибудь не слишком сложное и приобщить к какому-нибудь большому делу. Потом, правда, личность у моих исчадий немножко распадается, они начинают шизофренировать и засыпают… До той поры, пока в них не вдувают новую душу. А что им делать, когда истощается тяга к жизни?».

— Я все-таки не могу поверить, что мы с вами, богиня, просто так общаемся.

«Мы с тобой не просто так общаемся, — „успокоила“ субстанция. — Глянь-ка под нос, герой».

Батюшки — и у него пуповинка. Скользкий слизистый проводок пролегал из стенки вакуоли прямо в ноздрю. И куда-то дальше.

«Да, прямо в речевой центр мозга. Потому-то я и говорю на твоем языке», — пояснила богиня-хирургиня.

— Так отчего же истощается тяга к жизни у синтетических людей? — переключился с неприятной темы Почкин. — Или это секрет?

«Если вопрос поставлен, надо отвечать. Но так, чтобы никто не понял ответа. Душа — это своего рода батарейка, только четырехполюсная и с линейными зарядами, она дает искру в энергетическую систему человека. Нормальный белковый организм обратной волной подзаряжает „батарейку“, а вот полимерное тело, увы, нет».

— Я врубился. Как-нибудь понял, что это начальство на Космике постаралось, — гордо объявил Почкин. — Значит, им не надо прочной души. Но что им надо тогда?

«А я почему должна тебе говорить?»

— Так я ж могу подумать, что вы чего-то не знаете, богиня.

«Думай как хочешь, мне какое дело… Ну, ладно, внемли… У них там каких-то устаревших мутантов из специализированных каст должны поменять на моих синтетических ребятишек. Мои-то не боятся ни радиации, ни ускорения».

— Богиня, а кого все-таки собираются отправить на пенсию?

«На пенсию никого. Эти мутанты, штурмана, которые тоже не боятся ни радиации, ни ускорения, похоже, на мыло пойдут… Создавали-то их на базе человеческого генома, но лишь как живые разумные машины. С помощью других живых машинок, дрессированных вирусов, которые помогали человеческим гаметам вырасти в монстров, полезных для народного хозяйства. А сейчас эти самые хвостатые-зубатые-зеленые штурмана оборзели слишком, права стали качать, в общем, ведут себя как евреи».

— Вы, богиня, откуда такое слово знаете? В Космике, я слышал, различие племен утрачено, там любой негр с помощью эндогенного вируса «Блонди-Т» может превратить себя в белобрысую бестию, а вирусом «Негатив-Ультра» очернить себя обратно. У нас же на Земле иудейская нация куда южнее Темении живет. Говорят, что на острове каком-то, водой от магометан отгородилась, и в море том левиафаны плавают, которые корабли харчат.

«Вот-вот, а в Космике водой не отгородишься», — скверно выразилась богиня, будто служанка какая-нибудь. И стало ясно, ее воспитанием давно никто не занимался. Или что господин Проектировщик привил ей собственные дурные манеры. Несмотря на явные пробелы в моральном облике, студневидная дама чувствовала свою материнскую значительность и явно претендовала на большее.

«В общем, надоело мне синтетиков клепать, хотя я, вроде, на это дело настроена. Осточертел мягкий полимерный синтез по матрицам, копирование информации в пластиковые мозги, прошивание энергетических каналов в пластиковых организмах… Потому я устроила так, чтобы ты сюда попал. Это я ведь дала Кологривову степень свободы, а уж он сработал как следует. Шустрый оказался малый. Ну, спрашивай теперь, чего мне от тебя надо?»

— Ладно, ладно, чего тебе надо, богиня? — подчинился Почкин.

«Я больше не хочу делать синтетиков с расползающейся душонкой. До меня дошли сведения, что у Бога была Премудрость, София, Хокма, помощница при творении. Помогать Ему в творении хочу, лепить то, чего не было, что мне кажется наиболее интересным. А душа у всего сотворенного моя будет».

И студневидная богиня устроила экскурсию по своим вакуолям, как музейным залам. Там были существа, похожие на большие тюльпаны, естественно, хищные, умеющие легко расщеплять углеводороды, жиры, белки. И квазиживые прозрачные пленки, которые должны были упаковывать и поглощать тех, кто случайно наступит на них. И квазиживая органика, что принимала облик стульев и кроватей, готовясь поживиться тем, что попадет в ее узы. И другая продукция такого же свойства. Особенно понравился, если можно так выразиться, господину Блюстителю «зеркальщик». Эта тварь с помощью ионов серебра одному своему боку придавала отражательные свойства. Планировалось, что будущая жертва подойдет к этому боку как к зеркалу и займется прихорашиванием. А в один ответственный момент собственное отражение превратится в страшную морду, которая плюнет из «зазеркалья» клейкими быстро застывающими струйками. С помощью этих струек жертва будет облеплена и утянута в пластиковое чрево на расщепление.

— Ну что сказать, богиня? Свежо, оригинально, умно. Я бы даже сказал, остроумно, — добавил господин Блюститель со вздохом. — Все необходимое присутствует в ваших исчадиях: и катаболизм, и анаболизм, и инстинкты.

«Спасибо на добром слове. Теперь ты будешь отправлен мной на Завод, если точнее, туда, где извлекаются пси-структуры из замороженных человеческих тушек. Нужно прикрыть эту лавочку. Кроме того, ты сможешь найти там своего приятеля и привести его в движение. Управишься с порученным дельцем, будем считать, что послужил мне. Отдам тебе тогда и девчонку. Все».

Задание на уровне много ниже среднего. Приказ самодурки. Поди и напорти. Сразу видно, что возможности у нее, куда больше чем умственные способности. Такие мысли зароились в голове господина Блюстителя, а потом в его руку лег тяжелый, но мелкий предмет, не больше гандбольного мяча, со странной нарезкой.

«Это шарик с непростой начинкой. Там, можешь считать, душа твоего дружка», — сказала невероятную вещь студенистая богиня. Во что Почкин поверил незамедлительно. Однако спросил, несколько недоумевая:

— А как я попаду на место диверсии? Что-то здесь не видно кабриолета или двуколки.

«Ты полетишь по воздуху… То есть транспортное средство у тебя будет пневматическим».

И вакуоль протащила Почкина к трубе не слишком большого диаметра с удлиненным люком наверху.

«Ложись-ка на люк спиной, милок, руки с шариком выставь вперед и дуй с ветерком, сердечный. Учти, кстати, времени у тебя мало. Сейчас вблизи холодильника-телоприемника нет ни одного квибсера, но они могут там появиться в течение часа. Кроме того, я не могу слишком долго держать твою подружку в заторможенном состоянии, это может подпортить ее».

Почкин улегся, разместился, как велено. Пережил довольно неприятный момент, когда пуповинка-проводок выходил из его носа. Боли не было, очевидно, субстанция-мама повоздействовала на центры ощущений, но гадкое тянущее чувство и умопомрачение Блюститель испытал, а из ноздрей выпало несколько мелких красных капелек.

— Эй, осторожно, я вам не мумия, чтобы мозги через нос вытаскивать!

После этого выкрика люк резко перевернулся, забросил Блюстителя внутрь трубы, где ураганный ветер сорвал его с места. И понес там, где до сих носились только разные предметы и синтетические люди квибсеры.

Почкин постарался затвердеть снаружи, превратиться в камень, в пулю, все силы воли направить наружу, в эпидермис. Ему показалось, что он, наконец, заощущал свою душу, которая была похожа на многослойную луковицу, почувствовал ее от огненной сердцевинки до плотной наружней корки. Потом, в один непрекрасный миг, под гадкий скрип костей и жил, его, изогнув, выбросило из трубы.

14

В ту ночь довольно много людей на Земле задирали головы к ночному небу и кое-кто подмечал — особенно астрологи, моряки, проститутки, — что оно не такое как обычно. Несколько звездочек были слишком подвижны, они просто сновали, похожие на мошек в свете костра, вспыхивали и гасли… Иногда насовсем.

А космос был занят битвой. Военно-космическая база «Порог», что в префектуре «Луна», подверглась нападению террористического бандформирования в составе трех мятежных катеров.

Момент был выбран удачно, корабли лунарской эскадры рассредоточились в южном секторе и база «Порог» осталась без прикрытия.

Однако эта космическая крепость выглядела практически неуязвимой. Командующий лунарской эскадрой адмирал Соларз хранил спокойствие, потому что «Порог» с гарантией размазывал все приближающееся к нему хотя бы на дистанцию в десять, тысяч километров. При этом глохнуть саму базу оказалось бы весьма непросто. Ведь ее гамма-лазерные пушки четко наводились на угрожающий объект и были закреплены на титаново-молибденовых кольцах. Те имели, во-первых, километровый диаметр, во-вторых, хрен знает как болтались и по-всякому крутились вокруг фокальных точек.

«Хрен знает как». Вращение колец было непостижимым аналогом колебаний молекулы. Какой, неизвестно.

Однако удары с трех мятежных катеров пришлись ровнехонько на гамма-лазерные пушки. Случилось это с расстояния в двадцать тысяч километров. Два катера были шпокнуты подоспевшим эсминцем, наверное, потому, что прикрывали движение третьего, которому удалось прорваться к Земле. Адмирал Соларз трижды сплюнул на палубу рубки. Из угла, тревожно попискивая, выскочила красивая кибер-уборщица.

Путь к Земле был свободен.

И адмирал, и его флагман-инженеры, мучительно двигая лбами, не могли понять, каким образом противнику — «этим крокодилам» — удалось постигнуть тайну движения колец.

Но «крокодил» на третьем катере — а если точнее, представитель касты штурманов, что приближал к себе разбухающую голубую кляксу Земли — знал. Знал, что у любой, пусть самой крохотной молекулки имеется душа, также как и у него.

15

Северин Касьянович закончил стремительное путешествие по пневмопроводу в каком-то подземелье. И первое, что удалось разглядеть, было непонятным. Однако чутье матерого человека кое-что подсказало ему. Два толстых обруча — это, кажется, установка ядерно-магнитного резонанса, из-за нее объект мгновенно и без разговоров отдает все свое тепло. (Нет, не даром Храм Чистоты оставался единственным заведением Темении, даже всей Евразии, где следили не только за остатками разумности и знаний в рамках Земли, но и пытались выведать про научные достижения Космики.)

Потом Почкин набрел на установку, которая казалась большим письменным столом дяди-циклопа. Однако вместо ящиков в него были вставлены капсулы с чем-то очень холодным внутри. Здесь вообще царила малоприятная для слабоодетого Блюстителя прохлада.

Напротив махины «письменного стола» торчали рядком стойки с нишами, в которых закреплены были «гандбольные мячи», вроде того самого, что лежал у Блюстителя в ладони. На сей раз они сильно разлохматились из-за подключенных к ним кабелей. Проводки же уходили, как в саму стойку, где мигали и рябили огоньки, так и в установку с капсулами. Озирая все это, даже малопроницательному уму стало бы ясно, что из «письменного стола» в «мячики» что-то активно перекачивается.

На стойках имелись приборные панели с множеством совершенно Непонятных индикаторов. Впрочем на индикаторе «код объекта» цифры вели себя тихо в отличие от мельтешенья на других экранчиках. Это показалось Почкину исполненными глубокого смысла. Кроме того на переднем щитке каждой капсулы имелся небольшой компьютерный терминал, которым почему погнушался хищный грибок. Когда господин Блюститель, выбрав один из терминалов, отстучал на клавишах эти самые «спокойные» цифры, экран вдруг откликнулся:

«Цель извлечения? (1) Уничтожение (2) Проверка (3) Восстановление».

«Проверка», — осторожно отозвался Почкин. И тут капсула выдвинулась где-то на четверть, после чего за стеклянной крышкой засветилась физиономия свежезамороженного гражданина. В душе Северина Касьяновича будто бы заиграл токкату с фугой старичок Бах. Стало понятно значение слов «телоприемник-холодильник». Почкин напрягся памятью и установил личность замороженного — постановщик зрелищ С. Куров из бродячего театра.

Блюститель вернулся к стойкам с «гандбольными мячиками» и, запомнив коды объектов, снова поспешил к капсулам. Так методом тыков и отсосов нашелся М. М. Кологривов.

Капсула высунулась, показав его лицо с заледеневшей глупой улыбочкой. Почкин растерялся. Что делать, куда бросаться? Как разморозить мороженое мясо, да так, чтобы не протухло? Богиня-субстанция ничего не посоветовала. Если даже она, великая и ужасная, мало в чем разбирается, так куда ж ему, сопливому Блюстителю, понять.

Ясно пока одно. Человеческий организм здесь берется на ответственное или безответственное хранение, вдобавок из него что-то выволакивается и вкладывается в «гандбольный мяч». Наверное, как раз та самая парашная пси-структура, про которую столько слухов. Может, она взаправду этакий тонкоэнергетический командный пункт. Кроме того, по идее, «мячик» должен начиняться не только душой, но и памятью замороженного господина.

Почкин вложил свой «мячик» в стойку напротив капсулы, хранящей ледяного Кологривова, и нажал кнопку «Восстановление». Как бешеные заскакали огоньки по индикаторам и заодно стал меняться цвет жидкости в капсуле. Немного погодя зажглась надпись «пересылка пси-структуры», следом замелькали слова про «активацию длинномолекулярной памяти» и такое прочее. Минут пять после этого засветилась панель «настройка», затем «ингибернизация».

И, наконец, по компьютерному терминалу самой капсулы заторопились малопонятные объявления: «проверка функций левого полушария — положительно, правого полушария — положительно… газообмен — положительно… солевой баланс — положительно… ионные соотношения — удовлетворительно… мембранная проницаемость — близко к норме… энергетическая схема — близко к норме…».

В конце концов жидкость из капсулы целиком куда-то вытекла и… крышка ее откинулась. «Все системы — жизнеспособны, объект к изъятию готов». Почкин взял запястье Кологривова, пульс ровный был, но слабый и далекий, налицо состояние глубокого сна. Как забрать такой объект? Несколько растерявшийся Блюститель пару раз угостил по щекам своего подчиненного.

— Вставай, протухший подлец, вставай, спящий урод. Проснись, гад, обворовали! Ну, сколько мне с тобой возиться? Комплексант, зануда, хватит сидеть на моей шее.

Подчиненный плохо реагировал на упреки начальника, вернее, никак. Неожиданно на экране установки возникла еще одна надпись. «Для сокращения сроков расторможения центральной нервной системой рекомендуется применение реанимала. Использовать только в чрезвычайных обстоятельствах, не более 5 мл». Из стойки выехал поднос, на нем лежала штука, в которой Почкин признал шприц-пистолет. Начальник поставил измеритель дозы на максимум, поднес приспособление к бледной руке подчиненного и нажал на спусковой крючок. Игла бодряще куснула Кологривова.

— Ну, этого тебе хватит, чтоб запрыгать, зараза? Или прикажете чашечку кофе в саркофаг? Трамвай не может ждать вечно. Скажешь, что рано, что еще не оклемался? А ну не ври тут, вставай, как хрен.

После такой бодрящей фразы к озабоченному затылку Почкина прижалось что-то. А именно ствол пистолета. Приспособление для изготовления дырок в голове и других частях тела.

Включился незнакомый и весьма неприятный голос.

— Не надо никуда больше ехать. У твоего трамвая конечная остановка, дядя. Теперь шаг назад, не стоит мусолить товарища грязными пальцами… Не мешай ему отдыхать.

Пришлось послушно и поспешно отступить. Далее владелец ствола, он же, очевидно, стражник подземелья, посоветовал Блюстителю уткнуться хитрой рожей в стену и выбросил из его кобуры ставший лишней тяжестью револьвер. Кончилось это тем, что одну руку Почкина прицепили наручниками к мощной трубе. После всего такого задержанного господина оставили в одиночестве, предупредив напоследок: «Не трепыхайся, скоро тебя приберут, до утра мучиться не оставят».

Победитель покрыл десяток метров, отделяющие его от вертикальной шахты, и дал подъемнику унести себя вверх. Истекло пять минут напряженной, насыщенной внутренними проклятьями тишины. Ведь не было исключено, что приковал господина Блюстителя человек, получающий натуроплату от Храма. И само подземелье, возможно, какой-то контрольный пункт Храма Чистоты, позднее законсервированный. Только не для всех.

И вот в шахте снова заработал лифт. Вначале появились сапоги сорок четвертого размера, черный плащ, гладкая матовая голова с оттопыренными ушами «под локаторы». Фигура и рожа узнаваемые, ошибки не может быть. Режиссер Куров? Но тот хранился в мороженном виде неподалеку отсюда. Значит, подтверждается вся эта мудистика про пластмассовые тела, про киборгов, в которых вставляется человеческое «пси»?

— Вы, случаем, не родственник Курова? — попытался обратиться Северин Почкин к странной персоне.

— Это тебе знать не обязательно… — отозвалась «персона» грубовато. — Ты, наверное, думаешь, что после пересадки пси-структуры станешь чем-то вроде меня, а еще лучше — фрондером вроде Кологривова. Возьмут-де твою бессмертную душу да аккуратненько переложат из бренного тела в долговечного квибсера. Увы и ах, я должен разочаровать. Ничего такого не предполагается. Отправится твое тело вместе с душой в цистерну, но… Замораживание будет не мгновенное, а обычное — просто, чтобы у трупа получше сохранился румянец, чтобы органы не протухли и можно было их потом распродать по приличной цене.

«Это не просто грозная трепотня удалого монстра, таково решение его хозяев, которое принято только что», — заметил Почкин. Сейчас у него оставалась одна-единственная забота: как-нибудь притормозить неприятный ход событий.

— Спасибо за трогательное внимание к моим органам. Но отчего столь плевое отношение к моей «пси»? Разве она хуже качеством, чем у режиссера Курова или у этой бестолочи Кологривова?

— Ты попался, когда уже многое ясно. Некоторые люди, вернее их протогеновые пси-структуры — носят вырожденческий характер. Уж извини, к тебе это как раз и относится, хотя дела твой вполне наши. Мы их одобряем.

Почкину тоже стало кое-что ясно. Хозяева-верховодники про изменническую деятельность Материнской Субстанции еще не догадываются. Следовательно, Кологривова считают чистой воды вырожденцем.

— Что за дела, многоуважаемое чудище?

— Ты со своими экологическими бойцами очень постарался, чтоб в головах землян еще скуднее сделалось, чтобы планета стала резервацией балбесов. Небось уже соображаешь, что на земных огородах растут помимо вкусных огурцов и помидоров также полезные пси-структуры. Вот они-то, получив полимерные мышцы да кости, будут создавать новые прекрасные миры — там, наверху. Интересно, да? Души человечьи оказались чем-то вроде корнеплодов, которые надо умело, без потерь, убрать по осени. Видишь, тебе оказана высокая честь — сделаться напоследок образованным человеком.

Почкин вспомнил, как один исторический персонаж обделался, узнав о смертном приговоре. Однако несмотря на мандраж, снова отметил, что пластмассовый Куров поет с чужого голоса, уж больно глобальные эти разглагольствования.

Тем временем монстр разорвал легким ненатужным движением наручники и взял Почкина за загривок. Сомнений не оставалось — доведет куда надо. И в самом деле, с непреодолимой силой Куров № 2 подтащил Северина Касьяновича к установке, ткнул кнопку. Вылезла капсула, только свободная, без тела. Гостеприимно распахнув «чрево», она стала ванной с жидким азотом. Потянулся холод, мерзкий, преисподний, адский. Квибсер подвел физиономию Почкина поближе к нехорошему резервуару, стужа схватала щеки, вгрызлась в нос, стала пролезать в горло.

— Не будет у тебя ни того, ни этого света. На запчасти пойдешь, — посулил монстр. И этот посул явно не был пустым.

— Стоп, машина. Я должен передать важное сообщение твоим хозяевам, — максимально затвердев голосом, произнес Почкин, но звуки все равно получились надтреснутыми.

Куров № 2 отвел лицо Почкина от холода. Казалось, квибсер сомневается, даже вслушивается во что-то. Только одно объяснение напрашивалось — из-за неполной автономности синтетический монстр получает сейчас инструкции сверху. Или снизу.

— Я посетил лабораторный корпус крепости. — Почкин глубоко вдыхал воздух в нижнюю часть живота, пытаясь обрести самоуверенность. — И зафиксировал все, что видел. Учтите, видел я многое. Увиденное и зафиксированное в виде записей отправил кое-куда, и они дойдут до адресата. Причем, попадут в руки не каких-нибудь балбесов, на которых вам дерьма накласть, а весомых компетентных людей.

Сказал и понял, что слишком слабую зацепочку придумал. По-большому счету, хозяевам плевать, что записи попадут к какому-то Владыке Чистоты, если даже тот еще не продался вместе с потрохами Космике.

Однако монстр стал вслушиваться во что-то, даже загримасничал с натуги. Заметно было, как он напрягает свои мощности, пыжится изо всех сил, желая осилить помехи. Хватка его несколько ослабла, тут Почкин кувыркнулся вон из своего пиджака. Крутанулся на полу, как на танцплощадке когда-то, и закончил свой кульбит, схватив валяющийся на полу револьвер. Самонадеянный охранник, который прихватил Блюстителя, не удосужился разрядить барабан. Пули полетели веером и угодили в башку монстра, в телоприемник, в стойки, в какие-то трубы на стенах.

Заискрила, заплевала огнем проводка, забил бурун азота, наполняя клубящейся мглой все помещение. Квибсер, хоть и с дыркой в башке, мигом отнял револьвер каким-то отростком. Но не ринулся следом, когда Почкин стартовал в ту сторону, куда ушел стражник подземелья. Воспользоваться пневмопроводом уже не представлялось возможным, оставалась последняя надежда на подъемник.

Синтетическому монстру важнее было навести пластырь на цистерну и прекратит утечку — чтобы не рассекретить операции — жертва же могла пока побегать. Это господин Блюститель вполне усек, оказавшись у шахты: до поверхности метров двадцать, подъемника и в помине нет. Карабкайся не карабкайся, а получается, что остановка у Севы Почкина действительно последняя.

Но платформа сверху все-таки приползла. Правда не в одиночку. Подземный шум привлек внимание того самого угнетателя, что недавно приковал Почкина к трубе.

Пистолет стражника был выставлен вперед, палец на спусковом крючке, однако глаза, не успевшие привыкнуть к туману, не разглядели атакующего. Северин Касьянович по-волчьи проскочил к вражеским сапогам и, дернув за щиколотки, повалил бугая на пол. После чего стражник тремя ударами — пинком ноги в корпус, апперкотом в челюсть да ребром ладони по шее — уложил Блюстителя в нокдаун и поспешил к своему выпавшему пистолету, чтоб заняться проделыванием скважин в лежащем теле.

Однако, в тот момент, когда враг нагибался, Почкин уже очухался. Еще в далекой юности при обучении в летной школе, кибероболочки вставили ему пластины из упругого сплава в шейный отдел позвоночника. Поэтому очнулся быстро и из положения лежа впаял грозно нависающей фигуре промеж расставленных ног. Один удар, но как резко все переменилось. Пока здоровяк обалдевал от столь внезапного нездоровья, Блюститель еще разок, для надежности, припечатал его ногой и потянулся к кнопке подъема со словами: «Это блюдо называется — отбивные в промежности».

— Подожди меня, повар, — из клубов азотного пара появился, на полусогнутых и покачиваясь, Кологривов.

Вот неожиданность, хотя почему нет?

— Вовремя ожил, — Почкин победно поправил усы. — А кто вместо тебя заснул в капсуле, квибсер что ли?

— Кому пора, тот и заснул, — небрежно отозвался Кологривов. — Понимаешь, Куров внутри ослабленный, такого легко взять под контроль, как его собственному начальнику, так и собрату по несчастью вроде меня. Ты смог геройски удрать, когда я господина режиссера полностью задурил.

— Ну, вечно надо успехи очернить и принизить. Ладно, ты потом расскажешь про «одурения» и прочие свои фокусы. А пока что предлагаю быстренько воспользоваться пневмопроводным транспортом вместо этого подозрительного лифта.

— Ничего не выйдет. Пневмопроводная система автоматически отключилась из-за аварии. Аукнулись полеты. Так-то, — равнодушно сообщил крайне неприятное известие Кологривов.

— Надеюсь, мозги у тебя уже достаточно отмерзли, и ты не бредишь. Но в лабораторном корпусе крепости-филиала, в какой-то разлагольствующей жиже, которая называет себя богиней и субстанцией, лежит живая девочка Ася. Эта барышня все устроила так, чтобы выручить тебя, дурака. И проникнуть к ней мы можем, только используя силу воздуха.

— Господин Блюститель, у нас еще имеется сила разума. Кроме того, попасть в крепость через ворота даже захудалый дьяк-чистильщик в состоянии.

Почкин понурился.

— А мне красный свет. Я в филиале уже отметился, прошелся по полутрупам. Так что, спасет меня разве что полное разоблачение всей этой петрушки. Иначе секир башка. Говорят, у нас в Храме Чистоты сносят головы очень умело. Палач хороший, он раньше в хлеборезке работал. Увы, если у нас кто-то теряет голову, то она улетает очень далеко.

— Почкин — и вдруг смутьян, бунтовщик. — Кологривов не без удовольствия произнес немыслимое ранее сочетание слов. — Единственное объяснение, что это Ася на тебя такое благотворное действие оказала. Ладно, жми пока что кнопку лифта.

Блюститель и Ревнитель вывинтились на поверхность в районе, устеленном металлоломом, около мрачного костяка домны, на опушке стального леса, где застыли в состоянии полураспада сталеплавильные печи. А дыра шахты была мгновенно закрыта каким-то ползучим шлакоблоком.

Оба беглеца из подземелья натужно всматривались в туман, пытались сориентироваться на местности.

— Это, похоже, Завод, — определился Почкин, — место, где находился когда-то опорный пункт Минэкологии.

— Мне напоминать не надо, — вздохнул Кологривов, — был лично здесь замучен.

И вдруг среди испарений возникла фигура. Если точнее, фигурка.

— Люся, — прошептал Кологривов. — Неожиданное расставание, неожиданная встреча.

— Я тогда, после пира, хотела помочь вам, Марк Матвеевич, в вашем расследовании, — затарахтела она. — Я знаю, что виновата перед вами, однако не так, как вы думаете; Моя стыдливость, не позволила мне уступить вам… А с тех пор, как вы пропали, я искала вас здесь, на Заводе… Здравствуйте, господин Почкин.

— Добрый день, Людмила, — отозвался недоумевающий Блюститель. — Правда, мы очень торопимся. Потом увидимся. До свиданья, целую.

И он, спешно взяв Кологривова под руку, повел на одну из четырех сторон.

— Однако после того совместного и весьма многообещающего времяпровождения я побывал инкогнито у вас в доме, Люся, — признался, напряженно озираясь на женщину, Кологривов. — И вы… вы меня застрелили на подоконнике.

— Так это были вы?.. Грешно упрекать бедную девушку в ране, причиненной не поймешь кому. Я ведь стреляла в оборотня. Я не могла знать, что под его личиной скрываетесь вы.

— Допустим, не могли. Вы справедливо подстрелили мнимого Васильева и, наверное, это было правильным решением, но что вы сделали с настоящим шаманом-профессором? Он ведь не покинул вашего жилища. Ваш дом покинула только его внешность.

Люся Б. нежно улыбнулась и мило погрозила пальчиком.

— Какой вы, право, забавный фантазер.

— Зачем ты так с ней разоблачительно, сейчас озлится и сделает что-нибудь нехорошее, — упрекнул Почкин товарища.

— Она и так сделает плохое, — отбился от упрека Кологривов. — Людмила, вы, выходя из дому, забрали себе личину господина Васильева.

— Ах, бес тебя раздери, — догадалась Люся, — ты же глаз свой выбитый оставил во дворе. Он именно туда и вылетел.

Личико аспирантессы после этой догадки заледенело, причем в самом прямом смысле, потому что потянуло холодком.

— Давай удирать со всех ног, Кологривов, — предложил Блюститель.

— Поздно. Нам удирать от нее, все равно, что сопле от трактора.

На всю Люсю нашло какое-то затмение, по лицу даже заскользили черные пятна. А когда они исчезли, то на ее месте находилась совсем другая персона.

— Султанчик, — объявил погрустневший Кологривов.

— И Султанчик, и Люся, и не только. Я — усовершенствованный образец. Само совершенство. Я — это он и она, — загадочно произнесло переменчивое создание.

— И вы, наверное, руководитель. Куров вам подчиняется? — решил уточнить Почкин.

— Не только. Я хозяин своей Девятки. Через восемь часов я произведу еще одну Девятку.

— Ваше совершенство, вы гомик и хвастун, — пренебрежительно отозвался Кологривов.

— Ревнитель, ты мне надоел. Поэтому я тебя сейчас, больной вопрос, оздоровлю, уже не отвертишься. Куда тебе до Левиафана, но я даже ему яйца оторвал, — пригрозил обозлившийся враг и рукой, проросшей в кривой меч, сделал секущее движение.

— Ну все, доигрались мы, — покачал головой Почкин, — и в кого ты такой смелый уродился, Марик?

Ответа не последовало, вместо этого сзади снова отодвинулся шлакоблок и возник еще один персонаж.

— Пластиковый Куров явился, а Султанчик-то ему непосредственный командир, — Блюститель прозвучал искренним стоном отчаяния. — Ну все — это капец с гарантией. Если будем хорошо себя вести, то хотя бы мучиться не придется.

Однако сам Почкин решил вести себя плохо и направил лучи из «дубинки умиротворения» в глаза суперквибсеру Султанчику.

Тот поморщился немного, а потом стал глядеть без опаски.

— Уж от вас-то, Северин Касьянович, я не ожидал подобных несолидных трепыханий. Говорил же вам, что я усовершенствованный образец.

Тут Кологривов выхватил приспособление из рук Блюстителя и занялся уже Куровым. А Почкин заметил, что гримаса появилась не только на физиономии квибсера, но и Марк Матвеевич исказился от напряжения.

— Колдуешь, что ли?

Марк не откликался. Наверное, кто-то все-таки колдовал. Потому что квибсер Куров неожиданно ухватил здоровенную станину от станка и, взяв короткую паузу на раздумия, швырнул железяку в… Султанчика. Правда и тот, оперативно согнувшись, голову свою сохранил.

— Один монстр неожиданно переходит на сторону добра и справедливости, то есть, нашу, — прокомментировал Почкин, — Наверное, у тебя, шаман Кологривов, что-то получается… Не ожидал.

Но Кологривов по-прежнему был занят. Он, опустив веки, не только глубоко втягивал воздух, но руками будто расплетал и сплетал какие-то нити.

Куров, не огорошенный неудачей, выдохнул пламенный сноп, более подобающий огнемету, чем квибсеру, и опять в сторону своего бывшего соратника.

Однако Султанчик, не теряя времени даром, натянул перепонки между руками и телом, напоминающие крылья, и с их помощью взмыл в воздух, спасая себя от тяжелых ожогов.

Не обращая внимания на успех противника, Куров набряк своим кулаком, так, что тот обернулся форменной булавой, а пальцы стали ее лепестками. Поэтому имелось чем встретить пикирующего Султанчика. Однако сотрудник Палаты Дознаний тоже знал, как «порадовать». Его кисть заострилась и приобрела металлический отлив клинка. Левые же ладони вместе с предплечьями у обоих поединщиков обзавелись защитными щитками.

Султанчик пронзительно взвизгнул, отчего показалось, что воздух треснул, затем рубанул сверху. Но клинок лишь скользнул по щиткам. Куров моментально захлестнул своим длинным языком щиколотку крылатого неприятеля и сдернул его на землю. После чего рука-палица шлепнулась на голову Султанчика. Тот хоть успел заслониться, однако зашатался от сотрясения, пытаясь поймать точку равновесия. Неуверенно качнувшись вперед, главный монстр сделал два довольно твердых выпада рукой-клинком. Куров, скручивая то верх, то низ тела, не дал нанизать себя на острие. Затем сам двинулся в атаку, примериваясь своей рукой-булавой. Меч Султанчика обманно нырнул вниз, атакующая сторона, купившись на этот прием, опустила щит. После чего серьезно пострадала.

Вражеский клинок, резкой восьмеркой скользнув вверх, пропорол Курову грудь. Впрочем, сам Султанчик пропустил ударное оружие в лоб, отчего вся голова смялась и сплющилась, а изо рта пролился белесый ручеек.

Тут уж единоборцы сцепились, превратив свои руки в крепкие захваты. Левые ладони стали клешнями, правые прирастили длинные когти. Клешня Султанчика сошлась на горле противника и принялась давить. Когти Курова впились во вражескую спину и стали что-то из нее выгребать, как из ведра с помоями.

— Все, ребят зациклило. Полный клинч. Сейчас самое время удрать. Надеюсь, исход битвы будет печальным для обеих сторон, — крикнул вернувшийся к нормальной жизни Кологривов. Он вместе с неотстающим Почкиным перешел на бег с барьерами, с препятствиями и по пересеченной местности, стараясь не оглядываться на малоэстетичную сцену сзади. Существуй по данному виду легкой атлетики какое-нибудь официальное соревнование, то бегущие наверняка бы взяли рекорд. По крайней мере через двадцать минут легкие болтались в груди как воздушные шарики на сильном ветру, волосы свалялись, словно малярные кисточки, а отрыв от сражающихся полимерных бойцов стал приличным.

— Я тоже хочу иногда командовать каким-нибудь жутким монстром. Будет мне за водкой бегать, — сбавив скорость, помечтал Почкин. — Как это у тебя получается, Кологривов? Ничего не понимаю. Ты ж в последнее время явно был в «ауте». Тело-пломбир в отстойнике-холодильнике, душа, то есть пси-структура, в каком-то яйце, яйцо хранится у субстанции-богини. Твою гнилую душонку даже в синтетический организм не пускали, как самый антиобщественный элемент.

— Ты называешь мою «гнилую душонку» пси-структурой? Забавно. Я бы назвал ее упырем, который хочет удержать свои силы-заряды. Особенно когда она выдрана из законного тела и вдобавок лишена сообщества Девятки. Упырь все время сидит в засаде, пытается пристроиться на волну другого такого же невезучего объекта и выкачать из него энергии. Когда у богини-лады вновь очутилась потрепанная душа Курова, я легко приручил этого раненого звереныша. В свое время наш полимерный режиссер каким-то образом выпал из объятий Девятки и попал на вольные хлеба, что, впрочем, не пошло ему на большую пользу. Ведь Девятка — это не только обмен энергиями, но и поддержание совместной воли к жизни. Тем не менее, следующим, куда более независимым образцом стал я, и злоключения Курова мне в общем-то пригодились…

— Ну, будем считать, что объяснил. Декабристы разбудили Герцена и все такое… Богиней-ладой ты, надо понимать, ласково кличешь Материнскую Субстанцию. Но, кажется, не догадываешься, что она предательница какого-то там неземного дела. И экспериментировала на двух балбесах, тебе и Курове… Вернее, трех — меня тоже можно добавить в вашу непрезентабельную компанию. — Чтобы отвлечься от малоприятной темы, Почкин спросил невпопад: — А вместо булавы и клинка может квибсер вырастить, например, эскимо на пальце?

— За вкус не ручаюсь, но холодное оно точно будет. Увы, меня сейчас другое тревожит. Новые усовершенствованные синтетики, или, по-твоему выражаясь, суперквибсеры — не просто оборотни, но, кажется, еще способны производить квибсерят без всякого участия богини-лады. Тогда ясно, почему наша жидкая дама всполошилась. Через восемь часов начнется цикл размножения, — отметил Кологривов без особых признаков душевного волнения.

— Мы еще старые проблемы не решили, а ты, неугомонный, уже новые создаешь, — недовольно отозвался Почкин.

Беглецы, пыхтя, преодолели железобетонный лес, состоящий из остатков цеховых стен, а также металлический кустарник из проржавевших вагонеток, рельсов и стального проката. Преодолели нынешнюю границу Завода, то есть проволоку-колючку и нацепленные на нее банки, причем Кологривов ловко выискал место, где ограждение было надрезано снизу. Металлургические заросли продолжались и за колючим забором, потом они резко сменились «редколесьем» и «лесостепью», где беглецы и столкнулись с группой всадников. Да так столкнулись, что и удирать было некуда.

Всадники прибарахлены были в традиционные тюркские халаты, посажены на жилистых оразумленных лошаденок-мутантов, немало напоминающих приземистых верблюдов-недоростков. Все конники приоделись в легкие титановые кольчуги, защитные металлические чепраки имелись также у лошадок. Тюркские головы вдеты были помимо меховых шапок еще и в каски с рожками. Вооружилась кавалерия самозатачивающимися шашками, многозарядными самострелами с оптическими прицелами и особо упругими спусковыми пружинками. Стрела, вылетев из такого приспособления, пробивала доску на расстоянии пол километра. Ну, и шкуру, само собой. У кое-кого из всадников в седельных кобурах лежали винтовки.

— Откуда здесь взялись эти типы? — краешком рта выпустил Почкин.

— У них степь выжгло Новым Солнцем, — также краешком объяснился Кологривов.

— Погоди, не было ли такое выжигание специально устроено? Кому это выгодно?

— Тому, кто хочет устроить разброд в Темении, а, может, конкретно в Березове. Ну, поработай своей умной головой.

— Сейчас умная голова будет оттяпана и укатится под кустик, как какашка, — мрачным шушуканьем предрек Почкин, а Кологривов, напротив, ласково улыбнулся самому представительному, то есть упитанному аскеру. Тот почесал себе спину кривым кинжалом, а затем произнес:

— Ну, будэм гаварить или в малчанку играть? Куда спишиль?

— В крепость, бай, — вежливо отозвался Кологривов. — Больше тут интересных мест нет. На Заводе пулеметы и большая охрана. В городе полно княжеских стражников.

— И чыго там в крэпост интэрэсный? — последовал резонный вопрос.

— Только там и можно найти штуки-дрюки, которые вам очень понравятся. Их туда со всей округи стаскивали. Все-таки филиал Храма Чистоты. Кто туда направится, попадет прямо в яблочко.

— Нам ныравится лишь адно, когда нычто не мешаит нашым лашадям и стадам — ни стэна, ни дом, ни поле. Ровное нэбо свэрху, ровный зымля снызу. А посредине я, атабек Кероглу-багатыр, и мои аскеры. — Важный бай скромно отозвался программой-минимум, но все-таки полюбопытствовал: — Расскажи, что за хытрый штука в крэпост?

— Арканы-самохваты, ползучие глаза-соглядатаи, одеяла-самогреи, их на халаты и трусы перешьете, самосворачивающиеся и саморазворачивающиеся пластиковые палатки, юрты, то есть…

— Красивый пэсни поешь. А надувные бабы эсть? — решил уточнить атабек.

— И это, если поискать в кладовке, найдется.

— А то, панимаэшь, мясные бабы надаедают, да и жрать они всегда хатят, — пожаловался атабек под смех аскеров, переходящий в ржание. — Ладно, ты мэне убедил. Сы нами пойдешь, путь покажешь.

Кероглу ткнул нагайкой в сторону Почкина.

— А этат вэрзила зачэм нам нужэн? Мнэ кажэтся, эсли пакавэрять в его брюхе саблэй, там найдется мыного кал-басы и пива. Зачэм такого жруна на зиму аставлять?

Блюститель испуганно схватился за живот и подумал, что вражеский предводитель не столь уж далек от истины.

— Если обещаете выдавать жалованье золотыми монетами, тогда буду защищать, — шепнул Кологривов Почкину.

— Золотыми не могу, я тебе землицы еще отрежу. Защищай, не пожалеешь, — господин Блюститель перешел почти на чревовещание.

— Ну, ладно, так уж и быть… Уважаемый атабек, этот человек-верзила знает все крепостные ходы-выходы лучше меня. Есть такие люди — расхитители, несуны. Вот он как раз из них.

Почкин судорожно оглянулся, нет ли поблизости кого-нибудь из березовских жителей.

— Ай, гулям-маладэц, — похвалил Блюстителя атабек, — ну, цэплайсь за стрэмя.

И, стараясь не отстать от коней, Почкин с Кологривовым повели тюркский отряд к крепости. По пути еще не раз попадались группы налетчиков, Кероглу что-то втолковывал им, шлепая Кологривова по затылку. Наверное, достаточно убедительно, потому что присоединялись новые и новые всадники. Иные из них имели за плечами ремесленно сработанные гранатометы, напоминающие небольшие средневековые пушки.

Внушительное в итоге получилось войско, триста сабель, не меньше. Да еще несколько кибиток с лестницами и прочим «оборудованием». И пара тачанок, на которых были установлены безоткатные орудия.

Вот уже высокие тополя перестали заслонять стены крепости. Всадники растеклись меж низеньких домиков, примыкающих ко рву. Было видно, с какой нервной скоростью крепостные стражи закрывают ворота и поднимают мостики.

Однако тюрки действовали сноровисто и согласованно. С крыш соседних домов открыли стрельбу по крепости: зубцам, бойницам и всему, что двигалось. Стены каких-то мигом разобранных сараев послужили новыми мостками, по которым устремились через ров аскеры с лестницами. Правда, некоторые из них срывались вниз, к хищным карасям, которые радовались обильной поживе, однако это не сбивало общего задора.

Вскоре те воины, что тащили лестницы спереди, стали забегать вместе с ними по стенам, переводя горизонтальное усилие в вертикальное. Естественно, что их подпирали кривоногие здоровяки, несущие лестницы сзади.

Передовые воины достигают верхотур, машут саблями, падают простреленные и прорезанные вниз, но лестницы, закрючившие стены, так просто не спихнешь. Наверх торопится очередь из аскеров, она уже разбегается по пристенным галереям. Вскоре стражники у южных ворот совсем порублены, и створки дверей скрипуче проворачиваются на огромных петлях. В результате, для основной массы незваных визитеров вход стал свободен и бесплатен.

— Это, по крайней мере, лучше, чем если бы джигиты орудовали в городе, — успокоил Кологривов Почкина.

— А почему бы им не поорудовать после крепости и в городе? — скептически отозвался Блюститель.

Тем временем, вереница всадников ворвалась в раскрытые ворота. И вместе с ней оказались внутри оба наводчика.

— Налево Гостевые Палаты, там ничего, кроме копченостей и постельных принадлежностей, вы не найдете, не потащите же шкафы и серванты отсюда в свою Орду. Прямо — цитадель, там лишь бумажки и сопливые бюрократы. Их, конечно, приятно порубить в окрошку, но цитадель еще надо взять. Одних лестниц вам там не хватит, господа разбойники. А вот направо — лабораторный корпус, где полно подлинных сокровищ, — расписал обстановку Почкин.

— Ну, сматри. Эсли абманешь, я тэбе буду рэзать на маленьки-маленьки кусочэк, — пообещал атабек.

— Это, конечно, неприятно, но, если все будет «о’кей», разреши нам забрать одну девчонку из лабораторного корпуса. Ну, в награду за верную службу одну щуплую тощую девчонку на двоих, — попросил Блюститель.

— «Акэй», гаваришь… А точна щуплая? — уточнил атабек. — И ляжки тожа?

— Клянемся. Как березка. Ляжки как палки.

— Ладно, эсли одну всего надо девушку, эсли бэрезка какая-то, бэрите, — милостиво согласился строгий справедливый атабек.

Одни багатыры уже залпами из орудий крошили бронированные двери лабораторного корпуса, другие, посмекалистее, приставляли лестницы, которые доставали до третьего этажа. А самые-самые бодро карабкались вверх по водосточным трубам. Посыпались осколки щитов и стекол из окон второго и третьего этажа, после чего смелое воинство, нисколько не задумываясь, полезло внутрь здания.

Правда, несколько секунд спустя оконные проемы стали источать немирные шумы, солянку из человеческих воплей и звучных ударов — однако, не мечей, но мячей о пол, стены и тела. Кто с кем играет? — задавались вопросом оставшиеся внизу. Еще немного погодя люди стали вылетать из оконных проемов третьего этажа, покидать здание с большим ускорением. Вместе с ними на двор заторопились и какие-то шары.

— Шайтан, шайтан, — кричали выпадающие из окон и удирающие воины, а колобки резвились, сшибая их на лету точными ударами, отчего падение становилось сокрушительным.

Атабек испустил несколько немелодичных, но грозных ревов, какому-то паникеру снес саблей шалапутную голову, отчего навелся порядок, и на мячи началась дружная охота. Пошла стрельба из всех калибров и крутая сеча. В результате активных боевых действий округлые неприятели были раскурочены на кусочки не больше пинг-понгового шарика, которые особого вреда уже не могли причинить, ну разве что высадить глаз.

Люди снова полезли по лестницам в здание, и теперь обошлось без неприятных шумов. Однако через несколько минут из окон второго этажа, оставляя мокрый след на стене, принялись выпадать огромные капли, которые на земле с чмоканьем превращались в расползающихся слизней, а те, по дороге оперативно стягиваясь и скатываясь, в червей.

— Так это дэрьмо и эсть ваше сакровище? — воскликнул, суживая и без того некруглые глазки, атабек.

— Настоящие сокровища всегда хоть немного охраняются. Неужели твои воины испугались жалких червячков? — возразил Кологривов.

— Пускай дерьмо, зато его много, — шепнул Почкин своему подчиненному.

Атабек призывно воздел бунчук, засвистел ятаганом и верные аскеры со страшным воем ринулись в бой. Они пластали извивающихся врагов саблями, кривыми мечами, кромсали секирами, пробивали их пулями, гвоздили шипованными булавами, плющили цепами.

Команда червей, в свою очередь, душила воинов кольцами, мозжила бросками и заглатывала ртами-воронками, которые у тварей работали как спереди так и сзади. Кроме того, она двигалась в боевом порядке, веером, и как только между двумя ее клиньями попадалась группа воинов, та сразу охватывалась со всех сторон. Окруженные ликвидировались почти мгновенно. Твари становились в позу крючка и, распрямляясь, взмывали в воздух. Многопудовые колбаски валились на аскеров, и те падали с каблуков. А потом черви, изгибаясь в разные стороны, колошматили упавших воинов на манер больших резиновых дубинок. Из-за такой молотьбы от степняков оставались одни сопливые лужи.

Однако строгий атабек сумел перестроить воинов и направить в атаку должным образом. Аскеры схватили шесты, доски, лестницы и стали укладывать их поверх червивого месива. Подмяв таким образом гадов, тюрки набросали на импровизированный «помост» шкафы, скамьи и сундуки, побрызгали керосином и подожгли. Соответственно, любую тварь, что пыталась выползти сбоку, рубили в клочья. Вскоре огромный костер сожрал жутких, непрестижных соперников. Но и тюркское войско недосчиталось у лабораторного корпуса тридцати бритых голов.

— Сразу видно, врагу есть что защищать и отступать ему некуда. Следовательно, драгоценностей он накопил больше, чем даже нам мечталось. А вот делить их теперь придется на меньшее число желающих, — уверенно нашептывал Кологривов атабеку.

Как раз яростная пальба покончила с дверями, и вся жаждущая людская куча рванулась вовнутрь, к обещанным сокровищам. Однако ничего дурного не случилось. Даже появились первые плоды нападения. Багатыры тащили светящиеся тряпки с переменчивыми узорами, бережно несли в руках комочки, превращающиеся то в ароматные цветочки, то в посвистывающих птичек, то в зверьков, жующих и какающих. Аскеры пытались удержать в охапке разлетающиеся и слетающиеся пузыри, которые лопались, производя смешные звуки. В общем, тюрки радостно несли всякую квазиживую дребедень. Некоторые воины громко препирались меж собой из-за каких-нибудь самозавязывающихся галстуков или трусов переменной прозрачности.

— Вот, работает мое предсказание! Народ-то тянется к красоте и чуду, — удовлетворенно произнес Кологривов. — Не лучше ли и нам поспешить к нему, уважаемый атабек?

— Сагласэн, — и Кероглу величественно спешился.

Главный тюрк в сопровождении свиты и пленников важно прошествовал сквозь двери. И попал в холл, где бравые воины сдирали со стен обои, на которых мельтешили мультипликационные персонажи, срывали с постаментов странные пластиковые и металлические скульптурки, которые двигались с тихим бормотанием, хотя не имели ни привода, ни сочленений.

— Мнэ вот это, пажалуста, упакуйте, — вежливо сказал атабек одному из своих аскеров. Тот спешно стал засовывать в мешок произведение искусства в виде двух фигурок, целующихся то так, то сяк и отпускающих при этом соответствующие шепотки.

— И еще вот эта, пажалуста. — Воины радостно исполнили приказание, сдернув со стены изображение девушки, которая оголялась именно в том месте, куда падал проницательный взгляд.

Следующий зал поначалу был непонятен визитерам, но потом из стены выплыл едва заметный шарик. Тот вскоре раздулся в большой пузырь, внутри которого возник чудной незнакомый мир. Несущиеся звездолеты, взрывающиеся звезды, сталактитовые небеса, сталагмитовые полянки, стреляющие звездами бластерные пушки, корабли, огромные как горы…

Некоторые из налетчиков увидели в пузыре происки шайтана и очень злых духов. Другие все-таки поняли, что это лишь баловство неземных людей космиков, и восхищенно чмокали языком. Наконец один из тех, кто разглядел демона, рубанул шар саблей, отчего объемное изображение с пфуканьем пропало. Впрочем, и сам борец с нечистью тотчас был искрошен ятаганами недовольных зрителей.

Разочарованная публика двинулась дальше и очутилась в помещении складского типа, уставленном множеством ящиков. Тут же аскеры своими острыми железяками принялись вскрывать их.

Они немного удивились содержимому, когда разодрали упаковочную бумагу. В ящиках содержались люди — много господ и дам в костюмах старинного кроя.

— Дахлятина. Харашо сахранилась, — усмехнулся атабек. — Странный абычай у ваших прэдков.

Один из воинов со страху сразу решил поозоровать и, усадив «предка», шашкой снес ему голову. В виде неожиданного ответа из соседнего ящика, пробив доску, вылетела рука с очень длинным и острым указательным пальцем. Этот палец воткнулся аскеру между лопаток — легко, как будто воин был кремовым, — затем слегка пошуровал во внутренностях… И тюрк рухнул, пустив густую красную струйку изо рта.

Атабек сразу заорал на подчиненных.

— Наконец-то призвал своих бойцов быть поделикатнее, — порадовался Почкин.

Кологривов охотно сделал вольный перевод.

— Кажется, почтенный Кероглу настоятельно предложил порубить и пожечь всех злых мертвецов, то есть приказал порешить наших квибсеров до одного.

Соответственно приказу началась кутерьма. Тюрки лихо взламывали ящики, выбрасывали на пол полимерных людей, пластовали их, других волокли во двор, чтобы подпалить. Работа спорилась. Иные квибсеры пытались кое-как сопротивляться, но им быстренько оттяпывали руки и ноги, большинство же «злых мертвецов» вело себя по-доброму, то есть податливо. Быстро росла куча нарубленных членов, иногда шевелящихся и пытающихся отползти от клинков, которые со свистом шинковали их на еще более мелкие кусочки.

— Один-ноль в пользу команды гостей, — подытожил Кологривов.

Некоторые воины слишком увлеклись, другие двинулись навстречу новым свершениям, вернее, по ступенькам вниз. И очутились в подвальном помещении, более напоминающем пещеру. Хотели было тронуть назад, но впереди показалось какое-то соблазнительное свечение. Оттого аскеры и продолжили свою экскурсию, надеясь повстречаться с очередными сокровищами.

Однако подвал оказался неинтересным, разочаровывающим, грязным и захламленным. Никакие примечательные экспонаты, кроме поднадоевших «злых мертвецов» в капсулах, не встретились. Поэтому передовая группа собралась повернуть. Да поздно было. Поверхность под ногами полопалась и, будто из преисподней, явились цепкие руки и клейкие щупальца. И когти, и клыки. А следом, и фигуры с четко выраженными недружественными намерениями. Причем фигуры эти были чрезвычайно гадки по своим очертаниям: обезьяньи задницы, тигриные челюсти, слоновьи хоботы. Некоторые из этих «подарков преисподней» передвигались на двух ногах, другие на трех, и даже на четырех или шести.

Аскеры принялись, отступая, рубить приставучие конечности, наглые отростки и кусачие головы саблями. Однако на месте отрубленных непременно прорастали новые.

А то и вовсе поднимался какой-нибудь многорукий многоротый пузырь, склеенный будто из множества разнообразных организмов, который просто выламывал и выкусывал сабли. Или возникало чудище с огромной пастью в районе брюха и, втянув пачку воинов, опускалось в зыбь. Но все же большая часть аскеров успела вытесниться из подвала.

Однако следом за ними торопились весьма бодренькие квибсеры. Они, отстреливая свои загребущие конечности, отростки и хоботы на несколько метров, захлестывали и захватывали бойцов из отступающей шеренги. Воин, выдернутый из шеренги отступающих, сразу становился добычей, потому что квибсер впивался ему длинными зубами в основание черепа и первым делом высасывал мозги. Иной раз из живота преследующего квибсера выбегал зверек с клейкими лапками, который, догнав воина, проскакивал по его ноге и туловищу, после чего пытался впиться в яремную вену или в какой другой кровеносный сосуд. Иногда эти твари первоначально добирались до потолка, а затем уж сигали аскерам на загривок, где начинали жевать шейные позвонки.

Вдобавок квибсеры, раскрутив на гибких отростках очень твердые комки с шипами, запускали их в преследуемую добычу с большой убойной скоростью, будто из пращи.

— Один-один, крепкая ничья, — прокомментировал Кологривов, отводя Почкина подальше от посвистывающего оружия.

Тюрки не только отступали, но и орали своим товарищам, занимающимся оголением холла, чтобы те вкатили пушку и долбанули по толпе демонов прямой наводкой. И действительно, когда с большими потерями аскеры стремительно откатились назад, перед напирающей гущей монстров оказалось дуло орудия, в котором полыхнул дымный порох и силой газов выбросил поток картечи.

У синтетических существ в разные стороны полетели головы, ноги, хоботы, члены, какие-то потроха. Но, как выяснилось, основная масса демонов загодя, перед выстрелом, слиплась в большую трубу, сквозь которую и просвистела картечь.

В любом случае, в холле воины почувствовали себя увереннее, активно замахали саблями, секирами, однако и квибсеры обратили свои руки в щиты, клинки и копья, которые пробивали любой доспех и человека впридачу. А хоботы и щупальца время от времени превращались в арканы, что ловко хватали тюрок за горло, валили и душили.

— Вы заманиль, вот они, сакровища ваши, боком вышли, да? — свел густые брови предводитель, источая гнев в сторону Ревнителя и Блюстителя.

— Не извольте беспокоиться. Все в порядке, малой кровью и на чужой территории, — пытался успокоить Кологривов, однако справедливо возмущенный атабек и его ординарец занесли уже карающие клинки над пленниками. Но тут на ординарца напал квибсер, ударив его кулаком-булавой по затылку, отчего глаза пострадавшего моментом залились кровью и он уткнулся головой в пол. Почкин, в свою очередь, поднырнул под рубящую руку Кероглу и, ухватив ее в районе локтя, бросил упитанного тюрка через бедро. Рухнувший атабек еще пихнул Блюстителя ногой, а тот, хоть и отлетел, но сразу кувыркнулся вперед. Его каблуки попали предводителю в лоб, отчего тот откинулся, хрустнув шейными позвонками.

Кологривов присматривался и прислушивался, затем определился — не дождавшись появления всех своих товарищей во дворе, наружные тюрки с перепуга залили пол керосином, забаррикадировали с той стороны двери и бросили спичку. Вскоре в холле засуетились синеватые язычки пламени.

Оставшиеся в здании тюрки и монстры немного поостыли друг к другу и кинулись искать спасительные выходы. Большинство из них единодушно устремилось на второй этаж.

— Обе команды перестали соперничать, и это хорошо, — сообщил Кологривов Почкину сквозь шум-гам.

— Юродивый ты какой-то стал. Ладно, выбирайся с остальными. А мне надо в подвал, Асю выручать, — сообщил Блюститель Ревнителю. Тот на удивление легко «поддался на уговоры».

¹⁶

А Марк Матвеев сын Кологривов вовсе не собирался просто и без затей смыться, логика вещей ему подсказывала, что в таком внушительном здании обязательно должна иметься централизованная система пожаротушения.

Несколько минут метаний ничего не дали, лишь навстречу то и дело попадались психующие тюрки или не слишком складные квибсеры. Они решали свои вопросы и, как правило, не замечали господина Ревнителя.

Впрочем некий нездорово возбужденный багатыр все-таки захотел отрезать ему голову — просто чтобы снять себе стресс. Марк ложно двинулся вперед и вражеское оружие взлетело повыше — для хорошего разваливающего удара. Потом, резко сложившись, Ревнитель упал на бок и выбросил левую ногу в сторону тюрка. Получился прием по имени «подсечка», из-за которого противник больно схлопотал по щиколоткам и свалился, мелькнув подметками.

Как раз в это время, отдыхая на полу, Кологривов заметил красный проводок, отходящий от еле заметного датчика на стене. Похоже, эти крохотные вещицы имели отношение к пожарной сигнализации. Марк, подобрав кусок трубы и быстренько угомонив соперника, резво побежал вдоль проводка. Недавно еще замороженные эмоции все более распалялись в нем, испарялся кошмар равнодушной механической борьбы, которая наполняла долгую ледяную ночь там, в холодильнике. Кологривов рвался вперед, отшвыривая и отваживая своим оружием всех, кто лез ему под руку или под ноги. Трасса иногда ныряла под обои, становилась просто полоской вздутия. Тогда надо было по-обезьяньи прыгать по стульям и шкафам, чтобы отследить ее.

И вот, когда Кологривов взломал какую-то вредную дверь, он оказался в довольно большом зале, где нашелся пульт противопожарной системы. Когда-то этой системой руководила бдительная кибероболочка, но потом она сгинула вместе со своими собратьями и сосестрами. Однако сама сигнализация фурычила по сей день, о чем свидетельствовал помаргивающий беспокойными огоньками план здания на стене. С полминуты Марк пристально изучал пульт, и, наконец, его рука двинулась к кнопкам включения активных средств борьбы с огнем.

Когда успех был столь близок, прямо под пальцами пульт превратился в разлетающиеся осколки из-за удара тяжелым предметом. И кнопки, и пластик, и соединения брызнули в разные стороны разноцветным фонтанчиком, заболтались в воздухе беспомощные проводки.

— Извините, я бросил стул. Вам не стоило так настойчиво стремиться к этим кнопочкам.

Голос явно принадлежал Кологривову, а вот слова были чужими. Ревнитель спешно обернулся — и увидел себя.

— Ну, это не ново, мой малоуважаемый двойник. — заметил Марк Матвеевич. — Уж тем более, что достать пси-структуру из меня вряд ли получится. По крайней мере, сейчас.

Двойник откашлялся, и продолжил, казалось бы, нерешительно:

— Мне можно, надеюсь, обращаться на «ты». Ведь мы ближе, чем братья… Больше не надо ни о чем беспокоиться. Опасения твои напрасны, ведь скоро вся информация, которая есть в тебе, обогатит и меня. Нет, я, наверное, не так выразился. Мы скоро станем одним целым. Во мне уже есть Султанчик, Васильев, Люся Бонбон, Куров — да-да, я его тоже присовокупил. Вот еще ты собираешься присоединиться. Добро пожаловать. В неплохой компании окажешься, — изложил игривым тоном двойник.

— Но Султанчик… Когда ты был в облике Султанчика, разве Куров тебя не распатронил? — недовольно спросил Кологривов, изнывая от практической неуязвимости зла.

— Скорее, наоборот. Да, распатронить меня — трудновато. Достаточно куска в пол кило весом, чтобы вырастить все недостающее снова… Так что приступим. В произведенной мной новой Девятке свойства всех нас будут перемешаны и распределены наилучшим образом между отпрысками…

Голова оборотня постоянно менялась, причем очень точно и быстро. Султанчик, Васильев, Люся, Куров — их личины появлялись и таяли…

— Стоп! Ведь сканировать и вытягивать пси-структуру надо в условиях мгновенного замораживания. В особых условиях. Разве я не прав? — Ревнитель попытался вывести хвастливого оборотня на чистую воду.

— Был прав. И в этом мы совершенствуемся. Будут тебе особые условия прямо на месте. — Оборотень стянул шевелюру и оголил ребристый череп. — Тут ЯМР. Теперь без всякого стороннего оборудования можно отчирикивать пси-структуру. Было ваше — стало наше! Говорю же без излишней скромности — усовершенствованный я образец. Я силен и в глубоком сканировании, и в накоплении большого количества разносортной информации.

— Я тоже был непрост.

— Материнская Субстанция вывела тебя из-под моего контроля, чтобы попользоваться для своих махинаций. После того, как слабоумный Куров Хорошенько царапнул меня, стало все ясно с матушкой-богиней. Ну, ничего, доигралась, капец ей. Она отменяется, поэтому самое время ей сгореть. Я полагаю, нет нужды растолковывать, что Материнская Субстанция не требуется даже для размножения. Производством квибсеров займутся сами квибсеры.

— Поздравляю. Неужели гомосексуальным образом?.. Фу, стыд.

— Моносексуальным, бисексуальным и даже трисексуальным. Не стыд, а самообслуживание, — последнее слово было произнесено могучим оборотнем с заметным чувством законной гордости.

На черепе квибсера задрожали ребра и шишки. Первый же ледяной луч заставил подумать, что Кологривов одним боком прижался к Южному полюсу.

— Вот так он работает, ЯМР-излучатель. Чувствуешь, Марк?

Кологривов чувствовал, но обрезок трубы был слишком далеко. Вот ребра и шишки заходили снова, а в верхней части Султанчиковой физиономии образовалось что-то вроде раструба, который вытеснил нос и глаза вниз, к подбородку.

Тут в зале показался некий тюрк. Он в раже подскочил к квибсеру и дернул его за плечо. Усовершенствованный образец любезно обернулся.

Тюрк, завидев такую рожу, с криком: «Шайтан, шайтан» успел только воздеть саблю — и застыл ледяной статуей.

— Как просто стать талантливым скульптором, — хвастливо оценил свое «творчество» суперквибсер.

Кологривов и до этого противного дела перемещался к обрезку трубы, который безалаберно оставил в углу. После того как опасность стала нескрываемой, Марк совершил прыжок с переворотом и ухватил свое оружие. Когда господин Ревнитель поднялся, то оборотень показал фигу. Только и всего. Но «фига» выстрелила, и вражеский палец чуть не попал Кологривову в лоб. Чуть. Ведь Ревнитель бросил все свои кости и мышцы так, чтобы, оттолкнувшись плечом от пола, снова вскочить и врезать неприятелю трубой по затылку. Это почти получилось. Однако голова оборотня резко съехала вниз по груди, а потом ткнулась в живот Кологривову. Тот все-таки попытался увернуться, и касание получилось скользящим. Но следующий удар достал Марка, полимерные мышцы квибсера выбросили кулак прямо в человеческую челюсть. Последний раз Кологривова угостили столь основательно на южнотеменском шляхе. Причем кистенем.

Все завертелось, а когда остановилось, то оказалось, что перед глазами качается потолок. Наверное, оттого, что затылок врезался в пол. Кологривов лежал, а на него надвигалась широкая тень. Он знал, чья это тень и догадывался, что сейчас произойдет. Потому что было очень студено снаружи и внутри, и пот на лбу превратился в ледяную корку. Сознание уже покрылось мерзлыми темными пятнами и стало расслаиваться — из Кологривова заживо выходила душа. Квибсер брал ее в «общий котел» новой Девятки.

Наступил момент полного поражения. Однако вместе с тем лопнуло оконное стекло, металлические ставни тоже, и шквальный порыв ветра прижал Кологривова к полу, а жуткую фигуру, бросающую страшную тень, просто отшвырнул. Глаза, мучительно скошенные набок, помогли Марку установить, что в помещении появилось устройство, какого он прежде не видал. Сразу стало понятно, что подобным образом выглядит небольшой космический аппарат. И, кстати, цвет его оказался таков, что он почти не выделялся на фоне стены. То была шпионская или диверсионная капсула. Вот она раскрылась как орех, и из нее вывалилось малоприятное существо с бластером. Впрочем, что-то мигом свистнуло, и оружие вывалилось из жутковатой лапы не-землянина.

Да, таких чудищ Кологривов никогда не встречал, но быстро пришел к единому мнению, что это представитель одной из специализированных каст, разводимых в Космике для выполнения всякой дерьмовой работы. В противном случае это мог быть разве что представитель преисподней.

Существо сохраняло некое человекообразие, но сильно смахивало на африканского крокодила, вставшего вдруг на две ноги, и даже на небольшого динозавра с умными глазами. Хвостатый, с грубой чемодановой кожей и жабрами, с выдающейся вперед пастью, где хватало места на два ряда зубов, с четырехсуставными когтистыми пальцами. А росту в небольшом динозавре было два с половиной метра от кончика хвоста до гребня на голове.

— Штурман, — опознал гостя квибсер, — только тебя и не хватало. Субстанция, мать-перемать, все-таки достучалась до вашей шайки.

— Не думай, что ты здесь хозяин, — произнесло существо быстрым и плохо различимым голосом.

Дальнейшее случилось крайне стремительно. Средств огневого поражения у противников уже не нашлось. Зато правая ладонь квибсера сменилась тремя клинками, одним длинным и двумя покороче, левая превратилась в два крюка и одно изогнутое серповидное лезвие. Судя по всему, сейчас динозавру должно было не поздоровиться.

И в самом деле клинки правой руки резали воздух во всех направлениях, а крючья левой прощелкали все пространство, в котором находился гость-крокодил. Однако и пришелец реагировал удачно, демонстрируя сногсшибательную для белкового существа реакцию. Кроме того, движения его были не только мгновенны, но и совершенно неожиданны на земной взгляд. Впрочем неземлянин лишь уклонялся, кружил и отходил, что с каждой секундой уменьшало его шансы на долгую жизнь: Вот уже один из клинков квибсера пропорол толстенную кожу гостя, и показалась зеленоватая кровь. Но рана не слишком глубоко прочертила «крокодила», и его ловкость даже увеличилась.

Очередной выпад квибсера не принес очков, многоострая рука лишь раскурочила шкаф, а крючья с серпом воткнулись в какой-то стеллаж. Пришелец нырнул головой вперед. Но движение было ложным. Пока квибсер лихорадочно прикрывал живот, гость чуть присел — а колено его согнулось совсем не в ту сторону, чем у людей — и, резко подпрыгнув, впаял сопернику в челюсть. Там что-то хрустнуло, и синтетик стал заваливаться набок. «Крокодил» еще раз оторвался от земли и после странного кривобокого сальто лягнул квибсера в затылок.

Синтетический человек хоть и чиркнул клешнями-крючьями, но все-таки улетел в стену, сотряс ее, немного сплющился и покрылся штукатуркой. Тут же «крокодил» ухватил какой-то мощный металлический шкаф и протаранил им неприятеля. Изо рта у квибсера брызнули зеленоватые струйки, снизу тоже натекла лужа — и он, недолго попульсировав, застыл. Впрочем, неземлянин этим не удовольствовался и, развернув дюзами свою капсулу, превратил шкаф в раскаленную болванку, а раздавленного синтетика в довольно вонючий пар.

— Вот и все, наш друг безвременно испарился, — разумный динозавр обернулся к Кологривову, и на его странную физиономию явилось подобие улыбки. — Не зря мне сюда командировку выписали. Нам удалось засечь излучение субнуклоновых конвертеров — те работали на предельных мощностях и плохо экранировались. Что, в общем-то, мы сами и спровоцировали.

Кологривов ощутил и собственные заслуги в рассекречивании работы конвертеров, однако тащиться от гордости не стал. Вместо этого он оглянулся на труп тюрка, который сейчас, отмерзая, лопался и расползался, как квашня.

— Ну и что нам с вашей командировки? В наших краях любого человека, даже любого князя и владыку могут поменять в любой момент на квибсера.

— Теперь уже нет. Правительственные чины Космики сходятся лишь в одном — в нелюбви к штурманам, в вопросах же хозяйственного освоения Земли расходятся на скандалящие фракции. Мы сумеем передать кому надо сенсационные сведения об использовании людей в производстве синтетиков.

— Ай! — включился Кологривов, но было поздно. Один из ручейков, протекших из раздавленного квибсера, добрался до валяющегося беспризорно бластера и превратился в захват. После чего оружие точно выпустило яркий пучок энергии, а гость-крокодил осел с дециметровой дырой. Марк бросился к захвату, растоптав его, выхватил бластер, быстро, но аккуратно спалил остатки квибсера. Затем подошел к распростертому штурману и, оторвав рукав от рубашки, сделал неуклюжую повязку. Заодно попробовал выяснить:

— Как включить пожарную систему, если пульт развит?

Пришелец, особо не страдая от раны, поднял свою лапу и покачал ей из стороны в сторону, держа открытой ладонью в сторону пульта.

— Красный и зеленый проводки воткни в пятиугольный разъем.

Кологривов послушался, и красные огоньки на плане здания слегка позеленели, показывая, что заработало газовое пожаротушение.

— Что там у вас случилось? Откуда взялись на нашу голову эти оборотни-квибсеры? В чем дело-то? — наконец прорвало Кологривова.

— Все дело в нас, штурманах. Многие члены и органы нашего тела имеют смысл лишь при пилотировании судов с атомными силовыми установками и жидкостным наполнением кабин, при жевании жестких белковых плиток на завтрак, обед и ужин, при перезарядке батарей с плутониевыми стержнями и латании переборок в баках с водородным гелем. Однако эти ценные члены и органы теряют всяческий смысл при оснащении торгового флота империи Космика судами без собственных двигателей, разгоняемых лучами с внешних лазерных станций. Вместе с ненужными свойствами становимся лишними и мы, штурмана, на Каллисто закрываются инкубаторы по нашему воспроизводству. Теперь нас, как утративших полезность, собираются отправить в переработку.

Гость с неба говорил очень быстро, просто тарахтел, Кологривов уловил едва ли половину слов.

— Но отчего ж не на пенсию? Неужели ваше правительство такое жмотистое? Или там злодеи засели?

— Да нет, они щедрые, когда надо. Но почему бы не ликвидировать тех, кто помог Космике распространиться до самого Заплутонья. Да не почистить соответствующим образом файлы личного состава флота? Что, где, какие штурмана? И тогда не надо будет вечно благодарить и ставить на постамент откровенных уродов. Это ведь так естественно… А ты, похоже, на нашей стороне. Чего вдруг?

Почти всегда ясно, чем обуреваем человек, какие чувства посетили млекопитающее, но что за эмоции ползают внутри пресмыкающегося, совершенно непостижимо. Та же невнятность была и с «крокодилом»-штурманом. Особо удивляло то, что при столь жуткой ране пришелец ведет спокойную беседу, и ему будто лишь чашечки чая не хватает.

— Это уж, скорее, вы на моей стороне. Но я, конечно, хочу, чтоб вы были, — попытался объяснить Кологривов. — Вот кабы вы собрались сожрать вместо белковых плиток всех нормальных людей, тогда бы я за вашу команду не болел.

— Бластер переведи на минимальную мощность, — голос неземлянина неожиданно стух, стало заметно, что он напрягается для продолжения разговора. — И возьми вот это, наши опознают тебя по такой штуке даже с расстояния в триста тысяч километров. — Когтистая лапа вложила в ладонь Кологривова какую-то прозрачную липкую пластинку. — А теперь — пока…

Крокодил из оранжевого стал фиолетовым, края раны сделались даже прозрачными. Пришелец, судя по всему, преставился. И оставалось только дивиться тому, какой волей к жизни штурман удерживал сознание в этом мире.

Кологривов вспомнил неспрошенные вопросы, а не штурмана ли устроили климатический скачок в степи, не они ли вызывали нашествие кочевников, не играли ли они балбесами-землянами так же, как Космика, не они ли прислали три дозы программируемой разумности для Аси, ее ослика и попугая, но увы…

Тут в помещение влетела парочка взбудораженных квибсеров, которая быстро ознакомилась с новым «горячим» оружием Кологривова.

— Здравствуйте, ребята, — произнес он ласково, — будем, надеюсь, дружить.

Его бластер ударил синтетическим людям в самое тонкое место, в адаптер, где электронные мозги контактируют с осевым каналом пси-структуры — под кадык.

Это квибсеров не прикончило, а лишь парализовало их волю.

Можно было уложить присмиревших синтетиков параллельно, и проделать разрезы за их ушами, там, где скрываются платы управления ЯМР. Потом уткнуть синтетические лица раструбами друг в друга. И вот пробили воздух ледяные лучи, пси-структуры голубыми струйками потянулись из тел наружу, и, сомкнувшись, образовали радужную перемычку.

Кологривов продолжил операцию, он рассек квибсерам грудные клетки, которые вывернул словно пиджаки и сплавил легким бластерным лучом. Конечно, часть конвертерных цепей и каналов питания была испорчена, но остальные удачно срослись. Парочка квибсеров обратилась в сиамских близнецов. Для начала.

Затем Ревнитель посредством «дубинки»-кодировщика настроил свежеиспеченных сиамцев на восприимчивый лад. Жуткий холод раздался во все стороны, воздух заискрил от изморози, пасти квибсеров непрерывно поглощали столы, стулья, металлические обломки приборов, даже ковер. Все эти продукты подкидывал им заботливый Кологривов.

На месте сиамских близнецов возникало что-то новое. Особенно пришлось Ревнителю помучиться с перепонками крыльев, подбирая для них материал и способы энергетической подпитки, однако без этого все планы пришлось бы похоронить и залить цементом. Силовая схема сращенных квибсеров оказалась не слишком сбалансированной. Вдобавок субнуклоновые конвертеры требовали огромного количества энергии для полетных движений, поэтому пришлось увеличить объем кислородных и азотных тоннельных поглотителей. А в итоге летательный аппарат стал дышать не хуже турбореактивного двигателя.

17

Когда Северин стал приближаться к подвалу, то заметил, что огонь уже опередил его. Горящий ручеек керосина лился прямо по ступенькам. Почкин, прыгая над танцующими язычками пламени, все-таки проскочил вниз. А там Материнская Субстанция уже шипела от соприкосновений с огнем, съеживалась от страха и, может быть, боли. Пламя проковыряло дорожку в ней, и хоть умная гуща липла к стенкам, шансов на спасение у нее оставалось маловато.

— Ася, Ася, Асенька! Где же она? Отвечай, богиня! Я не виноват, что так все получилось.

И тут субстанция еще больше подобралась к стене, а Почкин увидел тельце Аси, облепленное шматками студня. Голенькое тельце с тоскливыми линиями рук и горестным пересечением бедер. Почкин скинул рубаху и закутал девчонку. Он почувствовал себя раздавленным, будто по нему проехал паровой каток или прошлась нога циклопа. Ему даже захотелось остаться размазанным навсегда. Однако ладони, касавшиеся Аси, ощутили в ней присутствие жизни, легкие прерывистые пульсы. Почкин помассировал девушку по методике китайских пленных.

А потом изо рта у нее выползла студневидная пуповина, девчонка пару раз надрывно кашлянула и открыла глаза.

— Почкин вернулся, — протянула Ася с кхеканьем. — Ты все сделал, как хотела эта говорящая жижа?

— Я делал, Асюха, как она хотела, да вот результат вряд ли ей понравился.

Живехонька девица, но и выход перекрыт огненным заслоном. И с каждой секундой в помещении становится все неуютнее. Потихоньку пускает парок серебристо-ребристая поверхность пола, с противными звуками лопаются пупырышки на многослойных стенах. Тем не менее где-то обязана работать вытяжка, иначе Почкин с Асей уже задохнулись бы.

— Там не вытяжка ли? — произнесла девица еще синюшными губами, угадав мысли Почкина, и ткнула пальцем в какой-то щиток.

Блюститель рванулся к нему, попробовал сковырнуть руками, однако не вышло, лишь ногти ободрал. По счастью, валялась неподалеку сабля, оброненная каким-то незадачливым тюрком. Острый титано-борный сплав прогрыз замок, и щиток отпал.

— Давай сюда. Сейчас придется отбрасывать нормы морали, — пригласил Блюститель.

Почкин протиснул Асю в щель, потом стал толкать ее наверх. Если точнее, девица кое-как перебирала слабыми руками, а он подсаживал ее плечом в попку. Столь пикантным образом они добрались до уровня первого этажа, но никаких проемов и выходов там не имелось. Видимо, вытяжка цельно следовала до самой крыши.

Почкин представил и ощутил уже весь ужас подъема, когда сверху замаячило пятно света и оттуда упал полимерный трос. Едва Северин с девчонкой ухватились за него, как трос стал сокращаться и буквально выбросил их через несколько секунд на крышу.

Вначале перед глазами Почкина была лишь одна матово-черная поверхность, мерцающая отраженным солнечным блеском. «Фотоэлементы», — высказался он зачем-то и, невзирая на ломоту в шее, поднял голову… Он даже похлопал веками, пытаясь прогнать неудобоваримое видение. Перед Блюстителем и Асей «красовалось» огромная крылатая тварь с бьющимися на ветру перепончатыми крылами, с двумя руками вдобавок и, что немаловажно, с двумя улыбающимися физиономиями. Собственно хвост подозрительного существа послужил спасательным тросом. А еще вспомнилась баба-яга, с нападения которой на летак началась «веселая» жизнь.

— Не очень-то ты похож на ангела, — вымолвил, робея, Почкин. — Хотя я где-то читал про четырехликого херувима.

— И тем не менее, — послышался знакомый, а если точнее, кологривовский голос. — Тем не менее, рассею предубеждение. Парочка квибсеров любезно согласилась стать моей биополимерной оболочкой. Мне, конечно, пришлось их поуговаривать. Но потом они стали особо чуткие и восприимчивые.

— Ну и куда мы с тобой таким? — с сомнением, но уже начальственно произнес Северин Касьянович. — Если бы еще цирк-шапито поблизости имелся. Или птичий рынок какой-нибудь.

— Глянь-ка лучше вниз, если кажешься себе таким умным, — предложило крылатое создание.

Почкин осторожно высунул голову из-за края крыши. Дым не помешал ему рассмотреть, что внизу сильно поредевшую цепь тюрок взяли в кольцо воины князя Березовского, и у налетчиков прогулка явно подходила к концу. Березовцы лихо располовинивали своими двуручными титановыми мечами зарвавшихся визитеров.

— Впрочем, мы тоже можем узнать, каково это — из одного целого стать двумя половинками, так сказать, раздвоиться, — заметил Почкин. — Пока что мы считаемся разбойниками и наводчиками. Если и есть смысл кому-нибудь чего-то втолковать, так это Владыке Чистоты или Березовскому князю. И ты бы, Кологривов, служил у нас основным вещдоком… Выходит, что я рад нашей очередной встрече.

— Сейчас сматываться по воздуху надо, — убежденно и деловито произнес Кологривов. — Хватай девицу, а я тебя. Или наоборот.

— Почкин подобрался к Асе, примерился и обнял ее.

— Таковы условия полета.

— Нет, это уже слишком далеко зашло, — строго провозгласила девица.

— Правильно. После всего такого, я как честный человек просто обязан сделать тебе предложение, — смиренно произнес господин Блюститель, щекоча девушкину шейку усом. — Тем более, я почувствовал, что моя старость отступила, она даже побежала от меня прочь со всех ног.

— А, решил завладеть моим поместьем, проклятый храмовник, — и Асина щека потерлась о колючий подбородок Почкина.

— Только без фальстарта, Кологривов. Ты отвечаешь за все, потому что являешься самолетом и пилотом в одном лице, — хмуро предупредил Блюститель.

— Слушай, не отвлекай разговорами, я ведь первый раз, — огрызнулся «пилот-самолет», пытаясь настроиться на борьбу с силами тяготения.

Крепкие полимерные руки скрепили поясом безопасности пассажиров, крылья захлопали, все шесть ног оторвалось от крыши. И сражавшиеся внизу воины, хоть им было не до того, заметили, как пронесшийся над ними ангел унес двух людей, мужчину и женщину, неизвестно куда.

18

— Тебе сколько лет, Почкин?

— Сорок два, Ася.

— Ты смелый дядька.

— Смелый, потому что глупый. Вообще-то мы все герои. Так что можно даже о памятниках похлопотать. Кологривову монумент в полный рост, тебе бюст, мне живот. Впрочем, памятника придется подождать. При жизни мраморный как-то неудобно ставить, а если бронзовый, то его просто сопрут и разделают на кастрюли.

— А до этого светлого посмертного времени нам есть чем заниматься?

— Ты сказала «нам». Ловить на слове или мне послышалось?

— Да, чем нам с тобой заниматься, Касьяныч?

— Это надо понимать как извращенную форму свадебного предложения? А вдруг я еще недостаточно зрел для четвертого брака? И самое главное. Конечно, я не мордастый бурдюк на кривых ножках и медали мои не шоколадные. В отношении зрелых женщин я спокоен, чтоб поцеловать такую, мне не надо тянуть ее за уши. Однако редколесье на этой голове и довесок в брюшке могут испугать молодку.

— Пустяки, учитывая что объектом моей первой привязанности был просто ослик.

— Я и сейчас осел, а не орел, — летящий Кологривов вмешался в воркование Почкина и Аси. — Любой на моем месте давно бы разжал руки…