Падение сквозь облака

Глава 16

Когда я проснулась, ночная тьма только что начала рассеиваться. Было еще темно, но окружающие предметы выглядели более выпукло, более определенно. Силуэт скальной поверхности холма представлял собой вещь, которую я могла обвести пальцем на фоне неба. Так же как силуэт Гевина, все еще сидевшего, неподвижно, как скала, почти застывшего в своих очертаниях.

Я села и наполовину раскрыла застежку-«молнию» спального мешка.

— Гевин, забирайся сюда, согреешься.

Он повернул голову. Его шея была столь напряжена, что я чуть не рассмеялась.

— Все в порядке.

— Забирайся сюда, — повторила я, — мне тоже холодно, погреем друг друга.

— Мы поместимся вдвоем?

— Будет уютно.

Он снял ботинки и влез ко мне в мешок. На самом деле в нем было мало места, но мы прижались друг к другу и ухитрились закрыть застежку-«молнию» поверх наших бедер. Вскоре мы оба смеялись. Я нащупала пальцем застежку и дернула вверх. Мы очутились в герметичной упаковке спального мешка, грудь к груди, губы к губам, моя рука застряла возле уха без возможности как-нибудь двинуть ею. Он начал смягчаться.

— Что нам сейчас нужно, — сказал он, — так это натянуть поверх нашего другой мешок.

— И как мы сможем его достать?

— С трудом.

Ему удалось вытащить руку и схватить свой рюкзак. Он довольно легко отсоединил свой спальный мешок от ранца. Но для его освобождения от водонепроницаемой упаковки нашим свободным рукам потребовалось около десяти минут. Девять из этих минут ушло на то, чтобы он осознал, как близко находились мои губы, и поцеловал меня. Я не представляла себе, что он делал ночью.

Мы развернули спальный мешок. Он был желтого цвета с коричневыми вставками по сторонам. Мешок расплющился, как раскатанная кожа. Тот мешок, в который втиснулись мы, был голубого цвета. Он топорщился от наших тел. Попасть ногами в отверстие желтого мешка казалось невыполнимой задачей, и первые две попытки закончились стуканием колен друг о друга и общим провалом, сопровождавшимся смехом. Мы поняли, что должны двигаться так, словно составляем одно целое.

Дюйм за дюймом я перемещала свое тело, пока не повернулась к нему спиной. Его колени вошли в изгибы моих колен, моя задница прижалась к его паху. Его руки обхватывали мою грудь, лицо уткнулось в мою шею. Мы пихали друг друга. Я ощущала его всей длиной своего тела, но для свободы движений не было никакой возможности. Я едва могла повернуть голову, чтобы поцеловать его.

Мы свернулись так, что я лежала на Гевине, затем одновременно подняли ноги, причем я держала верх желтого спального мешка, а Гевин поддерживал меня. Это сработало. Я натянула мешок на наши колени, потом на бедра.

После этого мы извивались и перекатывались.

К этому времени мы уже были заключены в два спальных мешка и согрелись. Солнце билось о горизонт, посылая вверх оранжевое свечение. Гевин обнимал меня из-за спины и целовал мою шею. Я чувствовала, как погружаюсь в счастливый сон. Поскольку раздеться не было никакой возможности, я вскоре снова задремала.

Когда я проснулась, солнце располагалось над деревьями, а желтый спальный мешок усеяли насекомые. Гевин спал. Его левая рука обнимала меня. Мне было слишком жарко от одежды и его горячего тела. Кроме того, хотелось помочиться. Я открыла застежки-«молнии» на обоих спальных мешках и вылезла наружу — гораздо проще, чем влезла в мешки.

Вернувшись, я увидела, что Гевин уже не спит. Он лежал на спине, все еще в обоих спальных мешках, глядя в небо. Я проследила направление его взгляда, а он сказал:

— Прекрасное утро. Взгляни на небо, Кэт.

Назад мы возвращались тем же путем, что пришли сюда. На этот раз медленнее, поскольку еще не отошли от ночи, проведенной на голой земле. Гевин выглядел счастливым и беззаботным. Он шутил и целовал меня при любой возможности. На Рафторе он повалил меня на землю, прямо на пакет чипсов. Солнце ярко сияло. Мне следовало запомнить этот день, как самый прекрасный. Но когда вспоминаю его, возникает ощущение, будто в нем было упущено что-то очень важное. День представлял собой огромный шар очарования, солнечного света, свежего воздуха и любви. Но в середине этот шар был полым. И я не вполне уверена, знаю ли, что там должно было находиться. Что-то весомое, способное связать нас с землей и не позволить улететь очарованию. В то время я едва ли осознавала это. Просто досадная мелочь в голове, которую легко отбросить.

К вечеру мы вернулись домой и направились прямо к Мелу и Шейле. Они обещали хорошо угостить нас. В задней части их квартиры помещался балкон, как раз над студией татуировок, и Мел построил там жаровню из кирпичей и мелкоячеистой сетки. Когда мы прибыли, запах раскаленного угля распространялся в летнем воздухе. Предвкушение трапезы с жареным мясом и холодным пивом разжигало аппетит.

Вскоре мы оба, хотя Мел был искусным кулинаром, переворачивали жарившееся мясо и сняли его с жаровни, прежде чем на нем образовалась черная корка. Шейла приготовила большие миски салата и зажгла свечи, добавив очарования аппетитному запаху еды. Мы рассказывали о своей прогулке, о своем сильном впечатлении от пребывания на вершине Браун-Уилли, о магическом спокойствии озера Дозмэри в сумерках.

Шейла поведала о странных происшествиях на его берегах. О встречах с людьми, в существование которых было трудно поверить. Об островах, которые виднелись на озере в сумерках, но исчезали при дневном свете. О таинственных лодках, которые бороздили воду озера во время зимних рассветов. Мел молчал. Он обратился к жареному мясу и стал раскладывать его по тарелкам, слушая, что говорят другие. Шейла вывесила на балконе бамбуковые подвески, и самые слабые порывы ветра заставляли их касаться друг друга и выбивать мелодичные звуки.

Я прислонилась к руке Гевина, наслаждаясь уютом и радостью от нахождения в компании друзей. Все сомнения, возникавшие в течение дня, исчезли без остатка.

Около десяти часов, когда стало темнеть, Мел произнес:

— Гевин, я прочел сообщения некоторых старых газет того времени, когда ты приехал из Ирака. Ты никогда не рассказывал об этом.

Мы с Шейлой переглянулись. Интересно, знала ли она о том, что он скажет это. Ее лицо оставалось бесстрастным. Интересно, выдала ли я свою тревогу.

Соприкасаясь с телом Гевина, я чувствовала, что он сохраняет спокойствие. Он заговорил через тридцать секунд. Через полминуты, в течение которых касались друг друга и разъединялись бамбуковые подвески, горели свечи, пламя которых вспыхивало ярче под внезапным дуновением ветерка.

— Не рассказывал. Это нелегкая тема для меня.

— Но ты не думаешь, что высказаться — лучший выход? Если все копить внутри, то это загноится. Мы ведь друзья, если ты не доверишься друзьям, то с кем еще ты сможешь поговорить на эту тему?

Мне хотелось крикнуть, чтобы он замолчал. Неужели он не заметил, что Гевин избавляется от своих переживаний постепенно? Неужели он не понял, ради чего предпринималась эта прогулка, что состояние Гевина улучшается? Не похоже, чтобы Мел и Шейла были закадычными друзьями Гевина, не видевшими его пятнадцать лет.

Гевин улыбнулся и подался вперед на своем стуле так, чтобы был виден при свете свечей. Мел мог смотреть ему прямо в глаза.

— Мел, я ценю вашу дружбу, твою и Шейлы, а также все, что вы для меня сделали. Вы правы, мне нужно высказаться. И я это скоро сделаю. Это нелегко, я не могу подобрать нужные слова. Не знаю, что хочу сказать. Думаю, что это пройдет, и когда смогу, то расскажу вам.

Мое напряжение прошло, я почти вздохнула облегченно. Он сохранил спокойствие, дал Мелу резонный ответ, который тому пришлось принять. Гевин ловко обошел препятствие. Мне захотелось сделать легкомысленное замечание, чтобы разрядить общее настроение, побудить всех нас смеяться.

— Но ведь в это дело вовлечены и другие, не правда ли? — продолжил Мел, и я повернулась, чтобы его видеть. — Такие, как тот фотограф, с которым вы поехали, Бертран Найт. Его семья. Она знает, что с ним случилось?

— Полагаю, что знает, — произнес Гевин ровным голосом.

— Полагаешь, она знает! А ты? Ты знаешь, что с ним случилось?

Гевин чуть отодвинулся от света. Сделал едва заметное движение головой, но нельзя было определить, говорит он «да» или «нет».

— Газеты ничего не писали об этом. Сообщили просто, что ты вернулся, появился в аэропорту Хитроу, и больше ничего. Ничего больше о тебе и совсем ничего об этом Найте. Подозрительная сдержанность, не то что сообщения о парне, которого они раскручивали в данный момент. Во всех газетах это шло под крупными заголовками.

Гевин выпрямился на своем стуле, его голос звучал из тени жестко и приглушенно.

— Прости, Мел. Не могу.

Мел подался вперед еще больше, оперся руками о колени. Он напомнил мне пса, державшегося зубами за палку, которую у него пытаются отнять. Он и не думал отступать.

Я схватила Гевина за руку и прочистила горло, но Шейла меня опередила:

— Может, сейчас не подходящее время, Мел.

Он вопросительно взглянул на нее, но ее лицо оставалось непроницаемым. Азарт покинул Мела. Рука Гевина дрожала в моей руке.

После этого мы оставались в гостях около часа. Шейла и я предпринимали все возможное для того, чтобы вечер прошел на уровне, однако Мел помрачнел, а Гевин, видимо, не отошел от потрясения. Возвратившись домой, мы неожиданно оказались неспособными что-либо сказать друг другу. Разделись, легли в постель и занялись любовью под покрывалом в темноте. Гевин был нежен и нетороплив.

Затем мы лежали рядом, моя голова покоилась на его плече, его рука поддерживала мою голову. Мы молчали, но не спали. Начинало светать, когда Гевин осторожно выбрался из постели и пошел в ванную комнату. Я не спала. Через пять минут он вернулся и сел у окна, глядя в светлеющее небо. Я лежала в постели и наблюдала за ним из-под полураскрытых глаз.

Наконец я, должно быть, уснула, потому что Гевин разбудил меня в семь утра, чтобы предложить кофе.

— Тебе нужно идти сегодня на работу? — спросила я его.

— Немного позднее, — ответил он.

Мы отправились завтракать в придорожное кафе. Я пила черный кофе и грызла гренку. Хотела спросить, как он себя чувствует, что он думает о прошлой ночи, но гренка мешала говорить. Меня охватило чувство удрученности.

В 8.45 мне нужно помогать Шейле в лавке, поэтому мы расстались на главной улице и пошли своими путями: он — в отель, я — в лавку «Пещера Мерлина».

Утро началось неспешной работой в лавке. Шейла попросила меня рассортировать содержимое кладовой, так как ожидала подвоза нового товара и для его размещения требовалось свободное место. Я разобрала половину картонных коробок, размещая на полках хранившиеся в них вещи как можно теснее. На нижней полке хранилось несколько образцов, доставленных по специальному заказу. Шейла предупредила, что некоторые из них хранились довольно продолжительное время, и попросила рассортировать их по датам доставки. Попросила также осмотреть самые старые образцы с целью установить, годятся ли они еще для продажи. Она всегда оплачивала товары, исходя из реализованных заказов, таким образом, они формально не принадлежали лавке.

С течением времени в лавке становилось многолюднее, поэтому у меня не было возможности сортировать пакеты. Ко времени ланча, когда лавка была набита покупателями, вошел Гевин. Я удивилась его появлению. Обычно он работал в это время, к тому же сегодня начал рабочий день позднее. Я была занята обслуживанием клиента, Гевин же ходил по лавке, разглядывая книги.

— Почему бы тебе не пойти и увидеться с Мелом? — предложила ему Шейла.

Когда клиент ушел, я последовала за Гевином в студию татуировок. Мел работал, и звук от действия иглы носился по лавке как жужжание рассерженной пчелы. Гевин стоял по другую сторону ширмы, разглядывая образцы татуировок на стене. Он улыбнулся, когда увидел меня.

— Что-нибудь случилось? — спросила я.

— Нет, просто решил зайти и поздороваться. Впрочем, выбрал неподходящее время. Все заняты.

Чувство удрученности усилилось. Мне стало невыносимо тяжело. Дальнейшие слова дались мне труднее, чем можно было ожидать.

— Ты был на работе?

— Да, сегодня ее было немного. Я рано освободился.

На курорте Корниш лето. Трудно было поверить, что в отеле было мало работы. Я улыбнулась:

— Отлично. Что ты собираешься делать дальше?

Он пожал плечами:

— Не знаю, пойду погуляю. Схожу на пляж. Я не думаю, что ты…

Я замотала головой:

— Ты видишь, в лавке много работы. Шейла не может отпустить меня на несколько часов. Прости.

— Ладно, тогда я поброжу один. — Он подхватил свою сумку и перекинул ее через плечо. — До встречи, Кэт.

Он наклонился вперед и поцеловал меня в губы. Я закрыла глаза. Так стояла с ощущением поцелуя на губах, похожего на прикосновение крыльев бабочки, даже тогда, когда он попрощался с Мелом, прошел в лавку к Шейле и вышел оттуда через дверь. Когда за ним закрылась дверь, погасив сияние уголка голубого неба, когда прекратили звенеть колокольчики на двери.