Пака. Книга сапфировая

Глава 1 °Cтива. Больно же…

Это самый гадкий день в моей жизни! Правда.

Тиби спряталась. Во всех смыслах этого слова. Закрылась, отгородилась, отодвинулась!

Она ушла на откидной мосток на корме яхты, сжалась в комочек и сидела там одиноко, глядя на волны и небо. Она покрыла волосы косынкой, но по спине все равно вились блестящие черные пряди. Ветер играл ими и я ему….завидовал? Баран!

Она плакала… Тихо, чтобы я не слышал, но я слышал, и что еще хуже, ЧУВСТВОВАЛ.

Мне бы радоваться, что она молчит и смотрит мимо меня, а я сожалел. Я могу конечно и другое слово употребить, например, страдал… Но, не стану. Да, блин! Страдал, но это пройдет. Скоро. Через две недели…нет, уже меньше.

Так мало времени! Что? Зачем я это думаю? Я вообще, каким боком об этом, про это и ТАК? Какого времени?

Я прекрасно понимаю, что в Пенни-Сток мы расстанемся, и я никогда не увижу ее больше. Я в кругу избранных, но это не значит, что я и правда могу войти в него, вот так запросто. Спасибо, мадам Бессонова, за подарок, конечно, но… Даже после этого, кто я такой, чтобы думать (мечтать???!) об Алене?

Тиби не говорила со мной весь день. Исключая те моменты, когда звала меня к столу и слушала мои наставления по поводу досмотра в Бонхо. И весь день, я чувствовал себя неуютно, плохо.

Клянусь, у меня даже сердце заболело! Правда странно как-то… Закололо на левой груди и ощутимо зачесалось. Это что еще за херня? Типа, на нервной почве? Или это звоночек о том, что я старею?

Гадская, неотразимая, окаянная тиби! Вот весь день думал, как бы извиниться? Мне еще хуже стало, когда она приготовила для меня обед! Пака, зачем? Я же так тебя… Черт, ей даже больно было! Я своими ручищами так сжимал ее охреническое тело, что скорее всего, следы оставил от своих лап!

Досмотр, ожидаемо, прошел гладко. Тиби не спасовала и прекрасно справилась с ролью даху. Молодец, девчонка.

О, нет. Давай, Стива, без восхищения, ок?

Она линзы надела… Черные. Я сожалел, что не вижу синевы ее настоящих глаз. Она цветы на базаре заметила. И я моментально их купил для нее. Потом, идиот, поставил их в горшок и сунул на стол, где она обычно готовила.

Я ждал, что мы будем вместе ужинать, а она сбежала… Я настолько ей противен?

Тиби, постой! Мне кусок в горло не полезет, если ты не будешь сидеть напротив меня и улыбаться!

Ну, есетинская сила… Я влип? Я влип, точно!

Не, не, не…фу! Нельзя, Стива! Плюнь! Поздно ластами махать, надо было раньше думать, когда брал контракт с тиби в главной роли. Знал же, что они сокрушительны? Знал. Но не думал, что настолько.

Пришлось есть в одиночестве. Не хотелось, но пришлось запихать в себя всю эту вкусноту, даже не ощущая вкуса. Она обидится еще больше, если увидит, что к еде я не притронулся.

Посуду покидал в посудомойку и пошел… Бродить по палубе, нарезая круги, подбираясь, как акула все ближе к тиби, сужая радиус движения. Честно, она как магнит!

Шаркал шлепками по палубе и думал, что сказать ей? Не надо бы. Пусть так и будет до конца путешествия. Лучше нам обоим. Но, не мог. Просто физически не мог выносить ее этот игнор и ее обиду.

Она сидела на диванчике на открытой корме и смотрела вдаль синими своими глазищами. Печально так смотрела. Ей что, больно? Так же как и мне сейчас?! От этого стало еще больнее мне самому!

Я сел напротив нее и вздохнув, выдал.

— Я понятия не имею, как отличить семейное прозвище или обращение от издевки. Меня мало кто отваживается называть иначе как, господин майор. Сеньора Солана говорила мне «Стёпушка», но только потому, что она пожилая дама, знает меня с детства и благоволит мне. Я никогда не принимал это за проявление симпатии более глубокой, чем обычная привычка, — выдохнул.

Тиби смотрела на меня во все глаза. Даже рот приоткрыла. Я, воодушевленный ее вниманием, продолжил.

— Мне никогда не войти в твой круг, Алена. Ни в семейный, ни в круг избранных. Просто рылом не вышел. Родом не богат. Я такой, какой есть, но это не значит, что я пустое место. Я всегда отвечаю грубостью на грубость и ударом на удар. В нашем случае, я был неправ, поскольку не понял, почему ты так назвала меня. Стивка? Это панибратство, а я никому не позволяю такого отношения. Мне непросто было выдавить из себя свое беспризорное воспитание. Полагаю, часть его останется со мной навсегда. Ты должна понять, что я воспринимаю подобное, как угрозу или оскорбление и моментально реагирую, адекватно ситуации.

Это была длинная речь. Далась она мне с трудом, но самое страшное еще впереди. Пака неуправляема, почти. И я понятия не имею, какая реакция последует с ее стороны на мой вот этот словесный поток. Сейчас вылезет из нее «принцесса» и мы снова будем ругаться.

Боже, за какие такие грехи, ты послал мне это НЕЧТО? Это что, кара такая? Искупление?

Как обычно, она прицепилась совсем не к тому, что я имел до нее сказать!

— Стива, почему это ты рылом не вышел? — вот и понимай, как хочешь!

То ли защищает меня, то ли наезжает. Бабы, одним словом! Хорошо хоть не «выкает» больше. Да и «Стива» из ее уст звучит так…охренительно.

— Пака, при чем тут рыло? Я совсем о другом!

— И я о другом! Ты себя со стороны не видишь, Стива. Когда на лице твоем нет этой паскудной улыбочки, ты реально, древний высший. Особенно, когда дерешься. Я еще в гареме заметила, что ты какой-то иной…другой. Я не знаю, что именно мне подсказывает, дар мой или моя интуиция, но ты вовсе не безродный. Да дело не в этом даже… Ты сам по себе какой-то уникальный экземпляр!

— Вот кто бы говорил?! — я даже очешуел от ее слов!

— Да ну тебя! Ты не понимаешь! — она сверкала глазищами, воодушевленно и искренне.

— Я не понимаю? Ты на себя посмотри. В тебе три, минимум, разных личности уживается! И какая и когда вылезет, я понятия не имею! Ты хоть предупреждай, иначе яхта в щепы разлетится от наших склок! — я выдал совершенно все свои тайные измышления этой девчонке!

— А это все из-за тебя, Стива! Ты меня в тупик ставишь своим поведением, и я не знаю, что говорить и что делать! — она даже глаза округлила, видимо тоже не собиралась выдавать свои тайные мысли!

Это у нас что тут? Сеанс душевного стриптиза? Причем, какого-то навязанного свыше?

— Кариньо, ты ведь замечаешь странности?

— Вообще-то, да, — она не испугалась, наоборот, придвинула ко мне свою моську любопытствующую.

— Это ты так действуешь на меня, тиби? — я старался не сдвигать брови грозно, помня, что пришел извиняться и что пугаю ее этим.

— Я думала это ты даром шарашишь, исподтишка… — а мордашка еще больше стала напоминать любопытного котенка!

Ее лицо было совсем близко. Она подалась ко мне со своего дивана, а я не и не заметил, как подался к ней со своего. Залипли. Оба. Капитально.

Первой очнулась Пака.

— Стива, ты случайно не захватил с собой святой водички? Сейчас бы побрызгались, и сразу бы все прошло, — ну, блин, когда не видишь выхода, рассчитываешь на святую водичку!

Только я не хочу, чтобы проходило. Страшное дело, кариньо! Ты нравишься мне.

Уж не знаю, о чем думала Алена, но глаза у нее стали совсем синие, искорки побежали по волосам. Тоже синие.

— Эй, ты чего творишь? — я на всякий случай, полыхнул даром тихонько.

— Пытаюсь тебе противостоять! — серьезно?

— Я не нападаю.

— Святой воды-то нет. Придется обходиться своими силами, Стива, — приколистка, чертова.

— Знаешь, со всем этим надо переспать! — я, видимо, что-то не так ляпнул, потому, что глаза тиби стали совсем уж огромными.

— В каком смысле? — она захлопала ресницами.

До меня дошло, и чуть не сверзился с диванчика. Пака, вот не знаю, чем думал я, когда говорил это, но я, честно, не против того, о чем подумала ты. Еще пять минут таких вот залипов на тебе и странных оговорок, и я плюну на пункт контракта о твоей неприкосновенности!

— Кариньо, я имел в виду сон. Но, если для тебя принципиально, я могу и поспособствовать тебе в твоем…э…эксперименте, — и замер, наблюдая превращение Паки из обычной Паки в смущенную Паку.

Она быстро взяла себя в руки и ответила мне весьма веско.

— Стива, я нормальная девушка. И на слово «переспать» реагирую определенным образом. А, учитывая, твое утреннее поведение, я не могу избавиться от мысли об интиме, причем навязанном тобой насильно.

Она будет долго мне припоминать мою дикость? Долго, видимо. Ладно, попробую сказать что- нибудь. Не молчать же.

— Я бы никогда не сделал этого против твоей воли, кариньо. Чтобы ты там обо мне не думала. Мне неприятно осознавать, что я сделал тебе больно. Но в тот момент, мне подумалось, что это единственный способ указать тебе твое место, — я приврал чутка, ведь знал, что мог поступить иначе.

— Мне было больно, — она расстроилась снова! — Но, я не стану припоминать тебе. Забуду этот случай сразу же, как синяки сойдут.

Черт, значит все же синяков я ей понаставил. Прости, ну прости ты меня, синеглазое чудо.

— Извини, Алена.

— Я не сержусь уже. И…еще… Я и сама косякнула. Знала же, что нельзя с тобой как с собачкой. Бес попутал, — серьезно, понимает?

Ну, прямо вечер откровений!

— Я первый начал. Кстати, тоже зная, что ты не робкого десятка и дашь достойный ответ. Давай не будем продолжать, а? После десяти минут нормального общения, мы, как правило, начинаем сра… В смысле, ругаться.

— Давай на спор? Кто первый начнет бучу, тот….ну…. не знаю. Придумай что-нибудь! — она не шутила и, в целом, ее предложение не было лишено смысла.

Ох, Алена, провоцируешь! Я знаю, что могу сдерживать себя, а вот ты прямо легкая мишень! Я очень даже знал, что хочу попросить в качестве приза, но контракт и ТЫ сама, твое отношение, не позволяли мне открыто заявить о своих притязаниях.

— Я выиграю. Это будет нечестно, кариньо, — вот, дуралей.

— Это с фига ли? — она моментально рассердилась, кошка, натуральная!

— Ты не умеешь держать себя в руках. Сеньора Солана права была, когда знавала тебя «Пака». Слишком свободная. И в своих словах и в поступках.

— Я умею. Ма учила. И в Санктум Эст учили! — снова спорит, глупенькая.

— Не преуспели, кариньо. Но, если тебя это успокоит, то, на мой взгляд, тебе это даже к лицу. С тобой никогда скучно не бывает, — я снова искренне вещал!

Да уж… Мистика.

— Ты говорил, что любишь робких, послушных девушек. С чего, вдруг, такие признания в мой адрес? — опасно!

— Эй, притормози. Я не признавался еще в любви к тебе. Просто сказал, что с тобой не скучно и все. Не знаю, что ты там себе надумала, Пака, но ты ошибаешься, — а вот теперь я врал!

— Вот ты лупанул, так лупанул, Стива! Я тебе в подружки не набиваюсь. В невесты не прошусь. Просто интересно стало, — сама она тоже хитрила и от понимания сего факта, мне стало жарко.

Серьезно? Кариньо, я тебе тоже нравлюсь?!!

— Пака, а еда есть еще? — я круто сменил тему, опасаясь, что заведет она меня не туда, куда надо (но туда, куда очень хотелось).

Она уставилась на меня как кошка на летающий самокат.

— Ты голодный? Ужин не зашел? — волнуется, приятненько.

— Я не почувствовал вкуса, — на этом я прекратил свои пояснения, ибо опять опасно!

— Идем. Накормлю еще раз, — ты и сама не ела.

Думала, не замечу?

— Только если ты со мной поешь. Мне не нужен тут скелет нервный, — ну, сказал и сказал, чего сразу искры из глаз метать, Пака??

Она даже кулачки сжала!

— Стива, ответь мне как на духу, почему ты все время меня злишь, а? Я никакой не скелет! Вот, смотри! — она вскочила и покрутилась передо мной.

Алена, прекрати! Я и без демонстраций с твоей стороны вижу, что фигура у тебя изумительная и никаких выпирающих костей! Скорее…аппетитные округлости в стратегически важных местах и плавная стройность в нужных областях!

— Но нервная же! — после ее кружений, моя голова и сама решила последовать примеру Паки, — Женщина, дай поесть и не мельтеши!

— Ладно, — не спорит даже?

Пака пошла в салон и начала там посудой греметь, не зло, и это меня слегка успокоило. Я вновь смог ощутить аромат вкуснейшего варева этой синеглазой ведьмы.

Я не смог дождаться ее приглашения к столу и резво поскакал в кухню. Наверно от того, что скучал весь день по ее глазам. Нет, не по самим этим окаянным синим блюдцам, а по ее взгляду.

Уселся напротив нее и стал наблюдать за ее руками. Она снова порхали над тарелками, и вот это их порхание и знание, что готовит она для меня, волновали гораздо сильнее, чем все порно- фильмы Мира.

У, Стива, пора тебе на пенсию. С таким самоконтролем, тебя хлопнут в первой же стычке. Кто я там, а? Боевой офицер? Командир дистэто? Херня! Я самый натуральный баран!

— Стива, — я и не заметил, что кошка разглядывает меня внимательно, — Уж не знаю, о чем ты сейчас думаешь, но точно вижу, что тебе взгрустнулось. Давай я тебе побольше еды накидаю? Найду корыто и сложу в него все, что приготовила, хочешь? — вот опять из нее черти лезут!

— Ты очень заботливая, кариньо. Я никогда не забуду твоей доброты, нежности и щедрости, — я посмотрел на нее так, как смотрел на девочек, которых хотел затащить в постель.

Просто, в виде эксперимента. В мозгу фоном, постоянно билась мысль о странностях, которые происходят с ней и со мной. Хотелось понять, насколько мы оба ЧУВСТВУЕМ друг друга. Как далеко мы видим? Если это, конечно, не простое совпадение. Поймет она, что я играю сейчас?

Поняла, кошка! И выдала в ответ совсем уж бесчеловечное нечто, по отношению ко мне, озабоченному барану.

Она нарочито сексуально провела рукой по волосам, скидывая их на одно плечо, другое, то, что открылось, приподняла и стоя ко мне в полоборота, сверкая глазами, произнесла.

— Дорогой, все только для тебя, — и, главное, голос такой…… с хрипотцой!

Меня кинуло сначала в жар, потом в холод! Точно, пора на свалку с такой психикой! Надо прекращать это. Срочно.

Я собрался и ледяным тоном лупанул по девочке, которая опять не была виновата ни в чем, кроме того, что возбуждала меня сверх всякой меры.

— Алена, никогда не говори так с чужим мужиком. Особенно, если вы наедине. И никто не защитит тебя, вздумай он ставить синяки на твоем теле. Полагаю, мама тебя предупреждала, но мимо. Как и с выдержкой, — принимай лекцию, кошка!

О том, что сейчас начнется, я думать не хотел. Но из нее вылезла адекватная девчулька.

— Я знаю, Стива. Ты прав. Вот из за одного такого моего поступка, Илька получил шрам на губе. Я знаю, что тиби и что действую на мужчин…э…своеобразно. Но… — она загрустила, а за ней и я!

Точно! Есть муть какая-то между нами с тобой, кариньо! Вопрос- что это за хрень такая?

— Ну, по крайней мере, в ближайшие пару недель ты можешь быть спокойна. Я рядом. Никто не обидит тебя, кошка. И я сам тебя тоже не обижу больше.

— Пара недель быстро закончится. А что потом, Стива? — вот к этому вопросу я был не готов и сам боялся на него отвечать.

— Еды дай, а? Жадная.

— На, на тебе твою еду! — она начала ставить передо мной тарелки, миски, кинула вилку и нож, а вслед за всем этим полтела салфетка.

— А себе? — я не сдавался в попытке накормить и ее тоже.

— Знаешь что, из тебя самого лезут разные личности! То ты глумливый гаденыш, то высший, то мамочка! — вот прямо своевременный конфликт, Пака! — Да, я слегка увлекающаяся натура, да, бываю слишком импульсивной, но куда мне до тебя, Стивятина?!

— Ты мне сейчас чего сказать-то хочешь? Я человек простой, твоих заумных намеков не понимаю, — я очень старался не залипать на ее лице, сверкающих глазах и груди…

Именно, груди. Пака так экспрессивно жестикулировала, что вырез ее скромного сарафана спускался все ниже, а грудь от наплыва эмоций, поднималась все выше.

— Я хочу сказать, что мои перепады настроения гораздо более плавные, чем твои. Нет, я не спорю, ты весь такой собранный, спокойный, но полыхаешь как свечка, стоит тебе только слегка рассердиться. Сначала ты ухмыляешься, как кочерыжка, и мгновенно, по своим каким-то непонятным соображениям, превращаешься в жуткого монстра! Но, я тебя не боюсь! — она уперла руки в бока, напоминая женщин дель Торе-Пачего.

Да уж, кровь не водица. Пака, ты же чистая Пачего! Сдается мне, стань ты ревновать, то и мокрого места не оставишь от своей соперницы, а потом еще и мужику своему люлей раскатаешь. Ух, бодрит-то как!

Но с Пачего я бок о бок уже очень давно, кариньо. И прекрасно знаю, как унять вот этот бешенный темперамент. Ну, держись, кошка!

— Кариньо, — говорил голосом, максимально нежным (странно, но даже притворяться не пришлось!!!), — Ты очень красивая, когда сердишься. И когда не сердишься, тоже. Чтобы я там не говорил, ты хорошая. Искренняя. А еще, я совсем не ожидал, что ты настолько хорошо готовишь. Поверь, если я сейчас не попробую всего вот этого, я буду жалеть всю жизнь. Когда еще доведется так вкусно поесть?

Я и сам проникся своей собственно речью, даром, что все сказанное мною было правдой. А Пака… ну она замолчала и уставилась на меня. Такого взгляда от нее я еще никогда не получал. Чего там только не было! Лучше не смотреть, иначе от слов я перейду к действию!

— Спасибо за цветы, Стива, — вот это поворот!

Голос ее был нежным, и в нем слышалась натуральная, неподдельная благодарность.

— Это в качестве извинения за мою грубость, кариньо, — ну не мог я ей солгать сейчас, а надо бы было!

— Мы договорились, что закроем эту тему. Сказала же, я и сама хороша. Но в качестве извинения я не знаю, что подарить тебе, Стива. Есть пожелания? — она вовсе не шутила.

Есть! Много! Разных! И давай начнем с того, что ты сядешь ко мне поближе, кошка…. Тьфу, о чем я?

— Поужинай со мной, и мы в расчете, — я очень добрый, кажется…

Она улыбнулась светло так, и взялась за вилку. Я принялся за еду, понимая насколько я не чувствовал вкуса, когда ел это в первый свой ужин!

Ведьма, даром клянусь, ведьма она! Люди так не готовят!

Я съел все. Совсем все. Надо было видеть глаза Алены, которая смотрела на пустые тарелки и миски. Она, похоже, была счастлива, не меньше моего!

Пока она убирала грязную посуду и наводила порядок на кухне, я наблюдал за ней, честно не понимая, как эта изнеженная семьей и деньгами девушка, вот так запросто и кашеварит и убирается, в десятый раз задавая себе все эти вопросы.

— Алена, откуда такая любовь к хозяйству? Нет, ну готовить нравится, понять могу. Хобби. А порядок? А вот это радостное шуршание по дому? С чего бы? Ты же из этих… — я все же не удержал себя от вопросов.

Она, по своему обыкновению, пропустила мимо ушей все, что я говорил, и прицепилась к последнему моему слову!

— Из каких «этих»? — даже шуршать перестала и уставилась на меня, готовясь дать отпор.

Paloma, я не нападаю, честно! Просто хочу узнать получше.

— Из девочек- люкс. У таких даже подошвы туфель блестят. Дорогая одежда, редкие украшения. Тебе на обложку журнала о шикарной жизни, а ты тут кашеваришь.

— А, ты об этом… Ну, а что еще делать на этой яхте? — точно, я сразу понял, что ты слишком деятельная, Алена.

— А если бы была дома? Чем бы занималась? — я понимал, что в ответ может прилететь что угодно, но надеялся на лучшее, ожидая чего-то адекватного, мудрого, разумного.

Стива, тупасий, это же Пака. Сейчас скажет, что кактусы любит разводить или тащится от маленьких собачек….

— Я бы ходила на работу. Кстати, она мне по душе! Вечерами пела бы в любимом караоке вместе с Илькой. Или с подружками. Кстати, их три штуки и они дочери Натали Волконской. Она моя любимая тетушка, и, так же как и ты теперь, из круга избранных. Если бы была в дурном настроении, гоняла бы на машине по Столице. Часто хожу с братом на выставки. Он дитари, но состояние сколотил на живописи. Ищет таланты, но конкретно залипает только на работах одной художницы- Лилит де Монк. Он пытается встретиться с ней уже несколько лет и впустую! Очень загадочная особа. Готовила бы для па и ма. Люблю плавать. Люблю прыгать с парашютом. Люблю бабулю Солану. Когда грущу, могу закрыться дома и сидеть в одиночестве, но такое бывает редко и быстро проходит. По утрам бегаю! Очень рано встаю и несусь по пустому парку, как ветер! Ненавижу приемы и банкеты! Прямо ядом плююсь, когда вижу толпу лицемеров! Дальше говорить? — я рот открыл, слушая ее исповедь.

Алена, ты ни слова не сказала о том, что встречаешься с парнями. Почему? Я был уверен, что ты тусовщица! Экое счастье.

Что?! Какое на фиг счастье? Я подумал о том, как Паку целует какой-нибудь щеголь и кулаки сжались сами собой! Я полыхнул пламенем!!! Это что еще за хрень?! Это ревность? Впервые в жизни я ревную?? Да не было такого никогда!!!!

— Стива!!!! — Пака шарахнулась от меня, когда засекла мои бесноватые всполохи.

Я сам вскочил и всеми силами пытался унять свое беспокойство и…ревность! Жуткую и несвоевременную. Я уж промолчу о том, что ревность эта была совершенно беспочвенной, и, что я не имею на нее (ревность) никакого права. Алена не моя и никогда ею не будет.

— Все, кариньо, я успокоился. Извини, что напугал, — с трудом я выговорил все это и вышел из салона.

Конечно, любопытная тиби поскакала вслед за мной. И началось…

— Стива, что такое? Ты хорошо себя чувствуешь? Что случилось? Опасность? Мы все умрем? Ты почему полыхать начал? Это из- за меня? Да? Что я сказала такого? Стива!!! — она трясла меня за руку.

— Кариньо, слишком много вопросов. Выбери один и я отвечу, — а руки у нее нежные, теплые и мне нравилось что она держалась за меня обеими своими лапками.

Интересно, какой она выберет вопрос? О себе или обо мне? Кошка, я жду.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обо мне…капец.

Вот сейчас я понял окончательно, что между нами есть нечто. И ты, кариньо, так же как и я, думаешь обо мне больше и чаще, чем нужно. Напугалась, бежала за мной. Закидала вопросами и все только ради того, чтобы узнать, как я себя чувствую? А если опасность? А если мы «все умрем»? Ты про себя думай, глупая моя.

Моя? Какая еще «моя?!

— Я себя чувствую прекрасно, Пака. Не волнуйся. Мы не умрем. Опасности нет. Случилось нечто, о чем я пока не могу тебе рассказать. Возможно, никогда не расскажу. Полыхнул, потому, что думал о кошмарном. И да, из-за тебя. Ты ничего такого не сказала, но именно поэтому я и полыхнул, — я ответил на все ее вопросы максимально откровенно.

Она долго смотрела на меня. Потом тряхнула головой, словно отгоняя от себя дурные мысли и наваждения.

— Знаешь, я впервые вижу парня, от которого у меня мурашки по всему телу!!!

Во, как! Ну, ну….продолжай. Становится интересно! И горячо!

— Кариньо, я понимаю, что на этой яхте я для тебя единственное развлечение, после готовки и уборки. Но нельзя же так прямо в лоб, — я потешался (и был счастлив!!).

— Закатай губу, Стивятина! Мурашки от того, что бесишь меня! Ты ответил на все мои вопросы, а ясности не прибавил, только туману напустил! Я же сдохну от любопытства! — она топала ногой и снова трясла меня, только уже за футболку!

— Нет, пока ты со мной, не сдохнешь. Вот верну тебя домой, а там как знаешь, — я врал, понимая, что стану думать о ней даже тогда, когда ее не будет рядом.

Она снова не обратила внимания на мои слова, отчасти обидные для нее.

— А что ты будешь делать, когда домой вернешься? — она даже подошла поближе.

Я ощутил снова, как и в гареме, запах лаванды.

— То же самое, что и ты, как ни странно. Только мне не для кого готовить. Ну и по выставкам в Мальето особенно не побродишь. Ибо там их нет. Точнее, они редки. А во всем остальном, правда, как и ты.

— И тоже есть три подружки? — ее глаза хитро блестели.

— Да, кариньо. Три самые красивые женщины Мальето. Солана дель Торе-Пачего, ее подруга Рита Рождественская и мама моего друга Виола Боскас, — я точно не стану обсуждать с тобой своих баб….бывших.

Она засмеялась, и меня вдруг потянуло засмеяться вместе с ней. Ну, правда, смешно же! Я и заржал. Ну…ладно, засмеялся.

А тиби смеяться перестала и уставилась на меня удивленно.

— Стива, я и знать не знала, что ты умеешь просто смеяться. Может, ты нормальный, а? — знаете, а в голосе ее была надежда.

— Кошка, из нас двоих только один ненормальный и я точно знаю, кто он, — сказал я, хотя и был уверен, что мы оба куку.

— Я тоже знаю, кто! — Пака, конечно, шутила и мне это нравилось.

Народ, мы трепались уже больше десяти минут и оба еще живы. Надо где-то это записать.

Стало так хорошо, так радостно, что я в кои-то веки слегка расслабился, а зря. Потому, что кошка вздумала резко сменить тему беседы и свое настроение, и без того переменчивое, как весенняя погода.

— Я хотела спросить у тебя… — она замялась, думая, подбирая слова.

— Что? — не пугай меня, Алена!

— А нет возможности сообщить мой семье, что я все еще жива? — уф, ты об этом…

— Я не могу связаться с ними сию минуту. Но, есть договоренность, что я сообщу сеньоре Солане кодом, что ты в порядке. И еще… Не волнуйся о них. Если бы что-то случилось, я бы позвонил им. А так, нет звонка, есть надежда и ожидание.

— Спасибо, Стива. Нам всем очень повезло, что бабуля тебя нашла. Будь на твоем месте кто-то другой, я бы не была уверена в успехе, — после таких слов я оцепенел, потому, что были они сказаны искренне и от всей пакиной души.

Мне ничего не оставалось, кроме как ответить честно…по-возможности.

— Отчасти это и твоя заслуга. Не стоило бы тебе говорить, загордишься еще, кошка. Но, путь из гарема лабиринтом никогда бы не состоялся, не будь ты тиби с редким даром. Мы могли бы застрять в том окаянном дворе. Я бы накромсал народу…. Да и держалась ты неплохо, точнее держишься. Я был уверен, что ты будешь пищать, голосить и все время заваливаться в обморок от страха. А ты всего-то разок плюхнулась без сознания и то потому, что я баран, не включил кондей, — вот это все я и вывалил на удивленную девчонку.

— На барана ты совсем не похож. Вот на медведя — да! Они все такие. Мордашка милая, славная, а подойдет тихо и считай, что ты уже в ином мире, — спасибо тебе, кариньо, утешила.

— А кого ты хотела видеть на моем месте? Ангела? Взял тебя на руки, и, махая крыльями, унес бы к маме и папе? Ты, Пакита, сказок начиталась. Вроде взрослая девочка… — я убийца, но не хочу, чтобы она мне об этом говорила.

Только не она!

— Вот теперь ты настоящий баран! — ну вот, снова.

— Повтори, — я сказал тихо и двинулся на нее.

Вокруг нас была ночь, ароматная и теплая. Волны, следуя малому ходу яхты, колыхались нежно и тихо за кормой. Звезды в большом количестве и беспорядке, рассыпались по небу, которое цветом своим напоминало бархат темный, чернильный. Фонарик под навесом теплым светом окутывал меня и ее. Но, даже эта умиротворяющая картинка не остудила ее темперамента, и моей бесноватости, которая проявлялась только рядом с тиби.

— Я сказала, что ты- баран! У меня такое ощущение, что говорим мы на разных языках! Стива, я хотела сказать, что ты опасный, сильный. Суперарэ! Это, болван ты солдафонский, был комплимент! В следующий раз перед тем как сказать, буду давать намек, типа — Стива, сейчас скажу приятное, или Стива, сейчас поругаюсь на тебя, — она ни грамма не испугалась моей звериной морды.

В том, что она была звериной (злой) я не сомневался, ибо злился.

Она продолжала.

— Я знаю, кто ты и, поверь, ни капли не сожалею, что спасать меня приперся именно ты, а не тот ангел, которого ты живописал! Сколько нам до Гудали? — все как обычно!

Аленины мысли свернули в иное русло и я злость свою унял. У нее есть что сказать мне?

— Четыре дня.

— Тогда, я могу тебя «прочесть»? Я могла бы и без разрешения, но учитывая твою нежнейшую и обидчивую натуру, спросить обязана! — эк ее проняло, натуру мою она изучила и уже вся такая умная!

Ладно, получай в ответ, тиби!

— Перебьешься, кошка. Еще раз включишь «всезнайку», получишь в ответ список животных, на которых похожа ты. И «курица» будет самым безобидным из всех. Не смей говорить со мной таким тоном. Уяснила? — я не полыхал, я просто замораживал льдом.

— Ты… Ты… — тиби снова впала в ступор.

— Я. И что дальше? Уже проходили это, кошка. Снова придушить тебя? — я совсем не хочу тебя обижать, paloma, но сесть себе на шею, даже если у меня от тебя крышу сносит, я не позволю!

— Я пойду спать! И утром на завтрак не рассчитывай! Жуй свои шлепки! — она резко развернулась и ушла.

Я услышал, как Пака треснула дверью каюты… И все стихло вокруг. Но, не внутри меня.