У меня шерсть дыбом встала, когда Алена начала говорить с моими духами (ну, не шерсть, но что там встать может? Тьфу, не о том вы думаете!)
Тиби долго мерцала даром своим невероятным, пока я не понял, что силы из нее убегают слишком быстро!
Все, хватит, Алена! Возвращайся! Я того не стою! Ну, кто я такой, чтобы ты из-за меня так надрывалась? Чтобы я еще раз повелся на твои уговоры? Да, никогда! Ненормальная! Погибнешь!
Вот…сейчас…последняя искра.
Я ломанулся к ней, успев ухватить, когда она уже начала падать с дивана. Обнял крепко и прижал к себе. Чёрт, она запретила силы в нее вливать.
— Стива, — голос ее был тихим, оно и понятно, — Сейчас долго не смогу говорить, устала. Ты- Защитник. Тебе привет от Кирюхи и Жозе. Говорят, ты славный вырос. И враги с поля боя тебе салютуют, все как один. Об остальном завтра, можно?
И она отрубилась.
Я держал ее крепко, а она уже спала.
Если бы та знала, alma mia, какой камень сняла с моего сердца! Мертвые не лгут. Есть разница между защитником и убийцей. Ты сказала- Защитник, а могла бы назвать потрошителем… Спасибо, paloma.
Спит… Такая красивая, бледная. Не отпускал бы ее, но она отчаянно нуждалась в отдыхе. Делать нечего, понес кошку в каюту. Там уложил в постель и…уходить не хотел.
Я бы и не ушел, но глядя на нее, не мог не думать о том, как прошел сегодняшний день.
Что бы я там тебе не плёл о своем равнодушии к твоим попыткам меня соблазнить, я нагло врал! Так и знай!
Еще с утра, после того, как она обняла меня, я места себе не находил! Вот ведь, влип, Стива! И в кого? В тиби! В дочь премьер-министра! В «объект»!
Я даже вспоминать не буду, как она выглядела после купания в море, потому как если вспомню, то даже не посмотрю, что она спит и…
Ой, все! Валить надо! Из каюты! С яхты! С Планеты! Хоть к чёрту на рога!
И все же не удержался…. Поцеловал ее лодыжку. Она не проснулась, но прикосновение ощутила! Пальчики на ее ногах слегка поджались и тотчас расслабились.
Меня вынесло из ее каюты! Я сам себя вынес! Плюнул на все свои профессиональные принципы, бросил яхту и нырнул как есть, в одежде прямо в море. Благо, стояли на якоре и рядом с берегом. Понырял, поплавал, полегчало! Тапки утонули…и пёс с ними!
Потом долго сидел на корме, болтая ногами в воде, смотрел на закат.
Солнце село. Ушло. Перестало согревать. Так и ты, Алена, уйдешь скоро. Скроешься за горизонтом, а я останусь в Мальето. Снова один, но с треснувшим сердцем.
В клан захотел? Власти возжелал? Тупой суперарэ! Сплошные инстинкты победителя! А на хрена мне все это, если тебя рядом не будет?
Как быстро, как скоро я влип. Знал же, что она не для меня? Знал. Так чего теперь голову пеплом посыпать и сокрушаться? Нужно было следовать плану и не болтать с ней и не смотреть на нее. Гадская тиби!
И уж совершенно точно, не надо было ее целовать! У меня чуть искры из глаз не посыпались после этого. Садануло меня знатно. Пришлось отступать в спешном порядке.
Ну, ничего. Я еще потрепыхаюсь! Вдруг пройдет? А что? Надежда умирает последней, так ведь говорят. Хрен тебе, кошка, а не обожание и восхищение!
Кого я обманываю? Уже и обожаю и восхищаюсь. Дурень. Как есть, дурень.
Вздыхая, поднялся в рубку, завел мотор и вырулил в море. Автопилот принял на себя мою работу.
Потом меня долго болтало по палубе. Я раз сто проверил ход яхты, «ловца», штурвал. И Паку… Заглядывал к ней и смотрел, как она спит. Угомонился к середине ночи и улегся на диван в штурвальной.
Вот странное дело, сон мой был спокоен и крепок!
С утра пораньше, подскочил и уселся на своей удобной лежанке. Пака! Как она??! Бегом к ней… Заглянул в каюту, успокоился- спит, как сурок.
Ой, вот только не надо ТАК улыбаться, Стива. Ты словно карамели объелся. Фу!
Принял душ и переоделся. Даже в зеркало заглянул, как бы случайно.
Что, брат, тяжко тебе? Ну, а как ты хотел? Терпи теперь.
Смотрел я на свою чудовищную в своей озабоченности и нежности рожу и думал, а может все получится у нас? Ты, Пака, смотришь на меня совсем не невинным взором. Ну, чуйка у меня! Хотя, видел я в глазах твоих синих, только плотское, ничего того, что напомнило бы о нежности, привязанности и…любви? Нет, слишком громкое слово. Ты хочешь меня и только…. Мало, paloma, этого мне мало.
Ну, есетинская сила! Куда меня несет-то? Чего мало-то? Дубинарий!
Это там что еще? Я прислушался…
О, как. Принцесса проснулась и поет. Серьезно, поет! Чего поем, дорогуша? Изумительный мотив, старый, мощный. Слов не разобрать, язык не общеимперский. Хотя, сходен по звучанию с языком клана дель Торе-Пачего. Порту? Она поет на Порту?
Тихо спустился в салон. Алена готовила что-то и была хороша собой, как никогда! Крепкая барышня! Истинная Пачего! Будто не слила вчера весь дар, а прогулялась на свежем воздухе в тени ракит. Господи, ракиты-то каким боком прилепились?!
— Смотрю, ты жива, кошка? — я не хотел грубить, но она, как ни странно, заулыбалась, увидев меня и, услышав мои речи.
— Твоими молитвами, господин майор, — и смеется, окаянная.
— Ты как? — сам обалдел от того, как дрогнул голос мой, выдавая все мои тревоги за нее, и те чувства, которые мне, кровь из носа, нужно было скрыть от этой синеглазой ведьмы.
— Я в порядке, не парься, — она смешивала что-то ароматное в большой стеклянной миске, — Ты хочешь мяса? Или чего-то полегче?
Я уселся на свое обычное место, и принялся наблюдать за ее действиями.
Честное слово, всякий раз удивляюсь ее кухонному мастерству.
— Я еды хочу, кариньо. И все равно какой. Лишь бы можно было грызть, — понял только что, насколько проголодался.
— Давай сырников поедим? Самая домашняя еда! Сейчас изжарим и зальем все сметаной. Или медом. Или медом со сметаной, — она приговаривала, смешивала и высаживала ароматное тесто в сковородку.
Блин, аж слюни потекли! И, главное, от чего? От сырников? В жизни не ел их по собственной воле, ну разве что с большой голодухи.
Я слупил все, что было в моей тарелке, тяпнул кружку какао. Все, это трындец. Повяжите мне бантик на шею, я теперь девочка. Тащусь от сладкого!
Вкусно-то как, Алена!
— Кариньо, спасибо, это было круто, как обычно, — я довольный собой, жизнью и синеглазой красоткой по ту сторону стола, улыбался.
— На здоровье, Стива, — просияла в ответ улыбкой и уставилась на меня.
Что?! Не смотри так.
— Ты хочешь услышать мой рассказ? Или станешь задавать вопросы?
— Рассказ. Для вопросов я слишком мало знаю.
— Стива, про врагов и друзей я тебе вчера поведала. Но, есть три «НО», одно загадочнее другого. Давай по нарастающей? Согласен? Отлично. Тогда слушай. Первое- дед. Он погиб от твоей руки в каком-то ангаре, и все бы ничего, смирился бы со смертью, но донимает тебя, потому, что там, на месте его гибели, остался подарок его жены. Иконка. Он «просил» найти ее и передать в Собор Дуартэ. Тогда он успокоится. Второе — семейная пара. Тоже погибли…ты их… Те злятся, и требуют найти их могилы на Знаменском кладбище. В последнем ряду. Прочесть их имена и написать твое имя на погребальных камнях. Странная просьба, но выполнимая. Стива, не пренебрегай их словами. Дай им покой, ладно?
Я покрылся мурашками, клянусь. Вот сидит и запросто вещает мне о словах мертвых! Ведьма.
— Я понял и сделаю, как только будем дома. Эти трое случайные жертвы и я знаю, о ком ты. Сняться мне часто. Но, поверь, кариньо, иначе было никак. Я не сожалею ни о чем. Просто хочу, чтобы ты знала, — ну, ты еще покайся, Стива, перед ней за свою работу!
Я был прав! Я сделал все как нужно.
— Стива, я вовсе не судья тебе. Скорее, твой адвокат. Мне никогда не понять, каких трудов тебе стоит выполнять свою работу, но знаю наверняка, если бы не ты, не такие, как ты, Империя перестала бы существовать. По нашим землям шли бы враги, убивая, насилуя, издеваясь. И покупали бы сейчас меня, а не Ниту Кучти… Понимаешь?
Я понимал. Но, как ТЫ понимаешь, кошка? Откуда вдруг столько рассудительности?
— Paloma, перестань. Давай не будем больше говорить о моей работе. Но, это не значит, что твои слова для меня пустой звук. Уяснила?
— Уяснила, Стива, — она кивнула, и тема была закрыта.
Закрыта ПРАВИЛЬНО и окончательно.
— Это были два «НО». Третье где?
— Третье «НО» самое удивительное из всего, что я видела за все время моего общения с духами и не только твоими! Стива, твоя «история» заблокирована даном или данами высшего порядка. На «той» стороне для меня недоступного мало, но даже у меня не получилось «пробить» защиту. Я ни грамма не удивлюсь, если узнаю, что ты царских кровей, Кочерыжка. За твоей спиной пурпурное облако, а это цвет имперской семьи. Строго засекречено. Печать Императорского Дома. Я видела лицо женщины, чем-то похожей на тебя. Светлые волосы и серые глаза. Она мне улыбнулась. Так же, слышала голос, он произнес два слова — «Стива», «Коста». И это все о твоей семье. Выводы делай сам, а для себя я кое-что поняла.
Я оху…, прошу прощения, обалдел! Она же не врет? Вроде, нет. Кто я такой? Что это за фигня? Какой царь? Какой пурпур? Нет, Стива, вряд ли ты из принцев. Быть может, моя семья была замешана в чем-то, что связано с императором? Это наиболее вероятный сценарий. Чудес не бывает!
Ага, не бывает, как же. За несколько дней со мной уже тех чудес посовершалось, мама не горюй! Начиная с подарка мадам Бессоновой и заканчивая моей скоропалительно бараньей любовью к синеглазой. Любовью?!! Минутку, я еще не сдался!
— Спасибо, paloma. Теперь я твой должник. Проси, что угодно, — давай ты попросишь меня о поцелуе или о жаркой ночи?
Она очень загадочно посмотрела на меня. Склонила голову свою смоляную к плечу и начала накручивать длинный, блестящий локон на пальчик.
— Прямо таки все, что угодно? — и голос такой…мурашкообразовательный!
— Сказал же, — а я начал психовать, того и гляди полыхну.
Она придвинула ко мне свою мордашку и выпалила.
— Дай порулить яхтой! И купаться хочу! — и всего-то?
Ну, блин, кариньо! Давай лучше поцелую? Нет? Яхтой порулить? Балда ты! Или я…?
— С чего хочешь начать? — я пообещал, значит надо исполнять.
— Купаться! Стива, я очень люблю плавать. Я побегу переодеться, да? — она уже вскочила, ртуть, и все ее очешуенное тело выдало потрясное движение на выход!
Даже юбка ее сарафана тянулась поскорее на волю!
— Беги, кариньо. Пойду, заглушу мотор, — это я уже говорил ее попке.
Как и вчера, она топталась на мостке, ожидая моего разрешения нырнуть в лазурные волны. Очень хотелось зажмуриться и не смотреть на ее тело. Свихнулся, Стива, так и скажи!
Потом ее швырнуло в море и она там резвилась. Я смотрел на все это безобразие (ноги, попку, грудь) и хотел нырнуть вслед за ней. Однако, пересилил свой порыв, повторяя самому себе, что вторую (последнюю) пару шлепок я топить не желаю!
Она, накупавшись до сиреневых соплей, подплыла к мостку и положила на него локти, повисла, болтая в воде ногами. Я, опять таки, вынужден был любоваться этой сверхэротической картинкой с серьезной рожей!
— Выходи уже! Тут очередь, — хаманул я, но она снова не рассердилась, как и утром.
Чудеса!
— Злой ты, Стива, уйду я от тебя, — она цитировала старый мультик, а я, зная, что уйдет, постарался не загрустить.
Ни хрена не вышло, зато морда, моя перестала быть похожей на сахарную вату, и стала нормальной, мужицкой! Надеюсь…
Подошел к гадской тиби и вытянул ее на мосток! Хватит уже издеваться надо мной, Алена!
Лучше бы не тянул… Мокрая, блестящая девчонка, была слишком хороша, чтобы мозги мои не съехали набекрень.
— Что ты пела утром? — я постарался взять себя в руки и, не глазеть на все это чудо.
— Пела? Ааа…, - она хихикнула, — Cancao do mar. Кстати, есть у меня подозрение, что шейхенышу снесло крышу после того, как я спела ее на юбилее отца. Я не говорила тебе, но иногда пою на большой сцене. Дядя Гоша Шуйский хотел, чтобы я стала певицей. Я отказалась. Это слишком обременительно. Точнее, связывает по рукам и ногам обязательствами, контрактами, поездками. Жёстко. Не могу.
У меня свои подозрения, кошка. Мне вот, и без твоих песен крышу сносит. Интересно, если ты мне споешь, я сдохну сразу или чуть погодя?
— Красивая песня, — надо же было что-то сказать ей в ответ, — Видимо, хорошо поешь, если сам Шуйский за тебя взялся.
— Спеть тебе? — и подмигнула!
Все, допёрло до меня! Ты перестала соблазнять меня открыто и начала исподволь? Ну, дорогая, ты сама напросилась!
Я подошел к тиби, обнял ее за мокрую талию и резко притянул к себе, потом проговорил ей прямо в губы, стараясь не касаться их, ибо чревато.
— А если у меня снесет крышу после твоих серенад, alma mia? Спасать будет некому. Не боишься? — и замер, наблюдая, как синие глаза становятся темнее, губы раскрываются…для поцелуя?
Нет, для ответа…
— Еще не снесло? — провокатор ты, Пака!
Снесло, давно.
Оттолкнул Алену от себя, нагло осмотрел ее всю, с ног до головы, и выдал несусветное.
— Я уже говорил тебе, Пака, ты не в моем вкусе. Не снесло, не бойся. Пой, сколько душе угодно.
Мне срочно нужно окунуться! В море! Тиби, исчезни!
Она расстроилась???!!! Да, нет…показалось, наверно.
Алена ушлепала в каюту, а я (скинув тапки!!!) сбросив одежду, нырнул и уже там, на глубине, от всей души полыхнул даром!
Вынырнул и лег на воду, как звезда. Жарища…
Однако, полегчало и можно пойти к тиби смело, не опасаясь, что попытаюсь ее…короче, неважно.
Я нашел ее в салоне. Она устроила ревизию продуктам и злобно швыряла все, что находила в холодильнике на стол. Под нос себе бубнила что-то обо мне, судя по словам «кочерыжка», «дурной вкус», «дубина слепая».
— Кариньо… — я не успел продолжить.
Она повернулась ко мне и непередаваемо пачеговским жестом, уперла руки в бока. Синие глаза буравили меня злобно и обиженно, одновременно.
Ну и темперамент!
— Стива, радость ты моя, накупался, да?! — начало не предвещало ничего хорошего, — Ты уже определись, alma mio, либо обниматься со мной, либо отталкивать! Не нравлюсь я тебе?! Тогда не подходи ко мне близко! Не смей цапать!
И все время, пока она отчитывала меня, ее ножка, как и у всех женщин Пачего, с высоким подъемом, отстукивала злой ритм! Брови исключительно красивые и черные, сошлись над переносицей. Синие искры из глаз! Румянец по лицу!
Народ, честно, это же тайфун, а не девчонка! Я только успокоился, а она снова меня провоцирует!
— Пака, ты сейчас похожа на престарелую жену. Ворчишь, пилишь, скандалишь. Я прямо как дома у Шоси побывал. Шоси Боскас, приятель мой. Его мама, Виола, бесконечно обожает своего мужа Луку, но днем все время кричит на него. Однако, точно знаю, что по ночам Лука кричит на Виолу. Это же просто фейерверк чувств, кариньо. Я так дорог тебе? — вот хрен знает, какого ответа я ждал, но надеялся, что тиби меня удивит, как обычно.
— Размечтался! Ты же не кричишь на меня по ночам! С чего мне знать, насколько ты мне дорог? — весьма двусмысленный ответ.
Хотя, какой вопрос, такой и ответ.
Говорить я ничего я не стал, просто обнял рассерженную Паку и прижал к себе. Она попыталась вырваться, но быстро прекратила свои попытки и положила голову мне на грудь.
Еще в первые наши с ней обнимашки, я почувствовал, насколько она подходит мне! По росту, по…не знаю…объему. Она идеально приложилась ко мне, прилепилась.
— Кариньо, я не хотел обидеть. Прошу, давай перестанем ругаться? Мы слишком похожи, чтобы не найти общего языка. Я не думал, что скажу это, но ведь правда же? Согласна?
Она закивала, двигая щекой по моей груди. А я…ощутил прилив нежности. Нет, это не хохма, не оборот речи. Я обнимал сейчас самую дорогую для меня девушку и наслаждался каждой секундой этого простого, спокойного объятия.
Потом она, как обычно, огорошила меня вопросом, к теме беседы не имеющим никакого отношения, но от этого не менее интригующим!
— Стива, а что именно по ночам кричит Лука?
— Приличной девушке об этом лучше не знать, поверь на слово, — я засмеялся, она со мной.
Потом, как гром среди ясного неба- сигнал «ловца». Мощный рык аппарата, вернул меня на землю и напомнил о моих обязанностях.
— Пака, в каюту и переодевайся. Линзы не забудь! — я уже мчался в рубку.
На горизонте появилось судно. Яхта, судя по описаниям прибора. Довольно большая.
Мы поравнялись спустя десять минут.
— День добрый! — из рубки встречной яхты на меня смотрел старый мужик, бородатый и хитрый.
Взгляд его был любопытным и пронзительным. Это что еще за фигня?
— И Вам доброго дня! Куда путь держите? — я улыбался, шире некуда!
— В Шахри. Говорят- райский остров! — дедок отсвечивал улыбкой в мою сторону.
— Мы оттуда. Там недурно и есть на что посмотреть.
— Шли через Джиру и Бонхо?
— Точно! Там удачные причалы и хорошие зарядники для аккумуляторов! Правда, в Бонхо стояли долго. Праздник у местных был. Там все время какие-то проверки. Все время обыски! Ищут преступницу. Трижды проверяли, все вверх дном! Аж зло берет! — ты это хотел услышать, старый козёл?
Похоже, это и хотел услышать дедок. Он перестал улыбаться и поскучнел рожей.
— Попутного ветра, доброго пути, — сказал дед и завел мотор своего судна.
— И Вам приятного путешествия! — я помахал ему рукой и ослепил улыбкой.
Так, ясно… Даже после Гудали не стоит расслабляться. Шейхеныш совсем ум потерял… как и я. Ах тыж, тиби!
Есть вероятность, что после эмиратов, там, где спорные земли, нас могут принять. И не кто-нибудь, а Сыны солнца. И не в форме, а тайком. Ок. Предупрежден, значит вооружен.
Яхты разошлись и после минут десяти хода, я пошел к тиби.
А ее нигде не было! Что?!!!
Я носился по яхте и не находил Паку! Да, твою ж дивизию!
— Алена! Ты где, блин?! — я орал на весь салон.
— Уже можно выходить? — тихий голос из закутка.
Уф…. Я даже вспотел от волнения.
Открыл панель и увидел девочку с черными глазами, напуганную, но решительную. Схватил ее за плечи и вытянул на середину каюты.
— Ты чего сюда забралась, глупая? — она в руке снова нож держала! — Опять? Ты обещала не делать ничего собой!
Я тряс ее, крепко держа за плечи и обливаясь холодным потом от одной лишь мысли, что ее может просто не стать!
— Отпусти! Ты из меня вытрясешь печень и почки! Это не для меня, а для врагов!
— Так, все. Надоело. Запомни раз и навсегда — я тебя защищаю, это моя работа. Нож в руки берешь только тогда, когда еду готовишь! Это ясно? Я спросил, тебе ясно?!!!! — я полыхал во всю силу!
И мне не сложно объяснить почему. Я испугался. Капитально и глубоко. За нее. Если ее не станет, я на хрен все порушу! Когда не смог найти ее, думал, сердце лопнет на фиг. А нож в ее руках, усилил впечатление конца света, причем лично моего, индивидуального!
Пака, часто моргая ресницами (блестя черными глазами!!!), не пыталась отползти от меня, просто застыв на полу в средине каюты. Там, куда я вытащил ее и там, где мы сидели оба, пока я ее тряс. Под черным эмиратским платком не было видно ее лица, и я, в сердцах, сдернул тряпку!
— Линзы сняла! Быстро! — я орал и полыхал!
Она смахнула линзы с глаз и уставилась на меня синими, самыми красивыми на свете глазами!
— А теперь повторяй за мной! Стива, я никогда не умру! Чего ждешь, окаянная?!!!!!
И эта окаянная, вместо того, чтобы грохнуться в обморок от страха, моих воплей и полыханий, заулыбалась и полезла обниматься….
— Стива, я думаю, что Лука вот примерно так и кричит по ночам на Виолу, — я сидел как дебил и не мог двинуть ни рукой ни ногой.
А тиби меня обнимала и смеялась….
Официально заявляю, я сошел с ума. Не, вы не поняли, это чистая правда! И на правах сумасшедшего, так же заявляю, мне все по фиг. Гори все синим пламенем. Пусть все идет ко дну.
Я обнял психическую тиби и тоже заржал. Что?! Имею право!
Потом мы очень долго сидели на полу в каюте и трепались как два (официальных!!!) психа. Это значит, что не могли остановиться. Алена рассказывала о семье, о себе. Как сбегала из дома, дралась и всячески безобразничала.
Я ответил ей парочкой историй из своего беспризорного детства.
И это было НОРМАЛЬНО.
Потом я точил ножи для нее, чинил подсветку в салоне. А она, переодевшись, возилась не кухне. Заметив, что футболка моя поползла по шву, тиби велела скинуть ее и принялась штопать.
Затем, она готовила обед, точнее ужин, обед мы пропустили, пока болтали, а я смотрел, как она готовит.
И вот кто я после этого? Жуткий дистэто или смиренный Лука?
Видимо, сама Пака заподозрила что-то неладное и, подсунув мне тарелку с вкуснейшими картофельными «лодочками», выдала.
— Мы не ссоримся, заметил? Уже несколько часов подряд. Я чувствую себя так, будто я дома. И то, что ты точишь ножи и возишься с проводкой, кажется мне нормальным. Но, Стива, это ненормально, не находишь?
Я слушал ее, конечно, но отвечать не торопился по двум причинам.
Первая — я жевал, и мне было ооочень вкусно. Картофельные лодочки были начинены чем-то мясным, политы классным соусом и я полагал глупым, болтать, поедая все это невероятие.
Вторая — если отвечу, начнем сра…простите, ругаться.
Но, надо знать Паку! Она не отвязалась, пока не получила от меня ответа. Терроризировала взглядом, сопела, и отказывалась дать добавки. Я почел за лучшее, ответить.
— Paloma, я не знаю, что тебе нужно. Если мы ругаемся — тебе плохо. Если мило общаемся- тебе тоже плохо. Давай как у Боскас? А? Ты орешь на меня днем, я ночью. Или ближе к вечеру, а? Ночью мы спим, хвала Небесам, и вполне себе спокойно. Однако, в благодарность за вкусный ужин, я могу поорать на тебя к полуночи. Тебе как? В ухо, когда спишь или сначала разбудить, а потом гавкнуть? — я был сыт, спокоен и потому, моя речь не была пламенной, скорее лениво-хамской.
Она даже полыхнула, покрываясь синими искрами! Начинается очередной концерт.
Знаешь, Пакита, есть у меня одно предположение, почему мы так яростно реагируем друг на друга… Это от желания… Вожделение проявляется по разному. В нашем случае, это скандалы. Ну, с моей стороны, точно. И бешусь я потому, что ты для меня недосягаема. Ты вспыхиваешь от любого моего слова и взгляда, и, учитывая такую вот реакцию, ты вполне готова отдаться мне. Только, мне этого мало.
Стать очередным «брюнетом» в твоей истории похождений, я не хочу точно. И как бы мне не сносило крышу, как бы я не был влюблен в тебя, я не желаю остаться в твоей памяти под грифом — «Стива, жеребец, яхта». Я приложу все усилия, чтобы ты запомнила меня, это- раз, и чтобы влюбилась, это-два (это главнее, но так размышлять удобно- программа минимум и программа максимум)!
Вот, как хочешь, но я, суперарэ, сказал-сделал!
Да, учитывая разницу в нашем с тобой социальном статусе, я допускаю, что может ничего не получиться. Но, я попытаюсь. А если вспомнить, что осталось нам болтаться на яхте совсем немного, то, это будет блиц-план!
Я намерен выводить тебя из себя, исключительно для того чтобы ты поняла, не все дается легко. Ты, тиби, а значит мужики к тебе в руки сами собой плывут. Вот и запомни, что Стива, иной, другой.
Я прекрасно понимаю, что для меня это будет пыткой, но ты слишком дорога мне, чтобы я позорно слил тебе в этой игре!
Вот решил и сразу легче стало! Народ, вот как-то так….
Пока легендарное решение принималось мною мысленно, жуткая Пака полыхала и злилась. Вау, вот круто!
— Знаешь, ты полный, абсолютный дуб! Честно! Совершенно не понимаешь, а чем я говорю!
— Да, дорогая, я совершенно не понимаю. Про дуб- грубо, но я не обиделся. Это к слову. Знаешь, мы можем пойти на корму. Жара спала, можно подышать свежим воздухом. Море, опять таки… Когда еще доведется тебе, Пакита, с классным парнем полюбоваться волнами? — пробная бомба была заброшена!
— Никуда я с тобой не пойду! Сиди там один и гипнотизируй море! Я пошла спать! И не смей орать ночью!! — она была прекрасна, и я залип на ней.
— Как пожелаешь, кариньо, — включил «смиренного Луку», а сам запускал план!
Я нашел в штурвальной гитару. Да, alma mia, буду сидеть и петь. Вот, клянусь, еще ни одна девчонка не осталась равнодушной к моему лабанию и завываниям!
Ты не усидишь у себя в каюте, поверь, и не сопротивляйся, когда захочется сесть рядом со мной и смотреть на меня нежным взором. Что ты там пела в первый раз? «Вьюн…»? Вот и послушай, как поет эту песню мужик, который хочет быть услышанным!
Когда за Аленой с треском захлопнулась дверь каюты, я посайгачил в штурвальную и, взяв гитару, удобненько устроился на корме.
Елы-палы…а не так-то это и просто, петь серенаду, чтоб ее, для девушки, которая с ума сводит! Сейчас бы текилы бахнуть, чтобы голос и руки не дрожали…
Вспомнил, я же официально — псих. Не надо, Стива, ничего строить из себя. Ты есть ты. Забей и просто радуйся, что жив и Пака рядом.
Пака…Я думал о ней, от того, наверно, и запел так, как никогда не пел. Просто потому, что никогда не был настолько очарован и безумен.
Она пришла… правда, я не заметил, когда. Допел песню, очнулся, а она сидит напротив меня и… смотрит. Глаза эти окаянные! Интересно, что скажет? Хотя, от нее всего, что угодно можно ожидать… Оп, накаркал!
— Ты не дал мне порулить яхтой, а обещал, между прочим, — не верю, Пака, не верю!
Пришла ты не за этим.
— Рули, кариньо, на штурвале есть кнопка «Автопилот». Нажми «отключить» и катайся на здоровье, — я и глазом не повел в ее сторону.
— И ты не боишься, что я завезу нас не туда? Что на скалы нарвемся? — она была удивлена сверх меры.
— Не-а. Чего бояться? Я выплыву. А ты… Ну, Пакита, руль у тебя в руках, тебе и решать, умирать или жить, — вот что-то такое выдал мой врунский язык.
— Ты странный стал, Стива. Я тебя не узнаю, — она вглядывалась в мое лицо, пытаясь понять, что не так.
— Просто понял, что тебя ограничивать нет смысла. Все равно сделаешь, как хочешь. А я только и могу, что позаботиться о последствиях. Должен же кто-то об этом думать, — а как тебе такое заявление?
— Ты говоришь как Илька, — она надулась.
— Разумеется. А ты делаешь, как Пака, — я перебирал струны гитары, все так же, не смотря на нее, — Ты косячишь, мы разгребаем последствия.
Она разозлилась.
— Ты не смей рассуждать о моих косяках, понял?! — задел за живое, точно, ибо помнил, что брат ее дрался частенько по ее вине и шрам заработал на морду.
— О них рассуждай, не рассуждай…без разницы. Иди, кариньо, бузи сколько влезет. Я рядом, если что. И я не брат тебе, меня жалко не будет, если придется мною пожертвовать, — я перегибал, но давно хотел ей об этом сказать.
Прости, детка.
— Ты не имеешь никакого права отчитывать меня и воспитывать!!!! — задело, однако я заставил ее призадуматься, клянусь!
— Поздно, кариньо, тебя воспитывать. Ты, такая, какая есть и уже ничего не исправить. Ты хорошая, я говорил тебе. Умница, красавица, хозяйка высший сорт! А остальное…? Ну, если что папочка за тобой подчистит. Мамочка пожалеет. Брат вступится. Тети-дяди помогут.
Я сам не думал, что наша беседа зайдет в такие дали.
— Я ничего такого не делала, чтобы из-за меня мог кто-то пострадать!!!! — оправдываться начала, значит, чует вину.
Я отложил гитару и повернулся к ней.
— Пела на юбилее отца зачем? Знала же, что сокрушительна. Видела, что шейхеныш глаз не сводит. Гордыня? Честолюбие?
— Я хотела отца порадовать, — уже не так уверено говорит.
— Могла спеть ему, а не всем. Ты же не тупая, Пакита, понимаешь что к чему.
— Так как-то вышло… — и голос тихий.
Только не реви!
— Зачем провоцируешь меня? Чего хочешь? Привыкла играть людьми? — я не отступал, понимая, что делаю ей больно, но остановиться уже не мог.
— Ты сам меня….злишь! — опять кричит.
— Чем, paloma? Тем, что мой тон тебе не нравится? Тем, что мое слово должно быть главным, а не твое? Так это само собой разумеется. Ты дистэто? Ты профи в том, что касается вывода «объекта» из под контроля? Так я не знал, прости. Вот сама себя и спасала бы. С серебряной тыкалкой в руках.
— Прекрати!!! — она собралась плакать?????
Нет, детка, ты сильнее этого, справишься с горькой пилюлей. Уверен!
— Последствия, Алена. Ты о них никогда не думаешь. Поэтому, за тебя я буду думать об этом. А ты иди и рули яхтой. Скалы, встречные суда, поисковики армейские….фигня. Я справлюсь.
— Еще никто и никогда не говорил со мной так! И ты не смей! Я не позволю тебе обижать меня! — она вскочила, но уходить, все же, не спешила.
— Никто не говорил так? Ну, надо же! Интересно, почему? Может, боялись твоего папочку? Принцессу фиг обидишь, — детка, прости!
Глаза Алены стали совсем темными. Только я не понял, от злости или от подступивших слез?
Прости меня тысячу раз, Пака, но ты должна понять меня. Говорю я все это только для того, чтобы ты поняла, напрасный риск грозит тебе гибелью, а этого я не могу допустить! Да и спесь твоя напускная может пройти. Я знаю, какая ты. Очень смелая, очень искренняя. Сильная. И люблю я тебя потому, что ты такая….
Люблю, и хочу, чтобы ты любила.
— Стива, что ты этим хочешь добиться? Зачем все эти лекции? — о, дошло до детки!
— Я просто не хочу тебя потерять, — она моргнула и снова шлепнулась на диванчик.
— Я не понимаю!
— А что тут непонятного, paloma? Однажды ни Ильи, ни меня не окажется рядом. Так уже случилось, когда тебя украли. И не где-нибудь, а рядом с домом. С домом премьер- министра Империи. Понимаешь к чему я? Ты не в безопасности, пока позволяешь себе все, что захочешь. Ты- тиби. Редкая. Много желающих найдется.
— Мне сидеть взаперти???!!! Вышивать??!!! — она готова была полыхнуть, моя радость!
Не заплакала!
— Вот в этом вся ты, — я улыбался, — Из крайности в крайность. Делай все, что захочешь, но думай прежде, чем начать действовать.
— Намекаешь, что я дура?
— Ты порывистая. Импульсивная. Но, мозгов не лишена. Придумай себе тормоз.
— Что???
— Что слышала. Прежде чем начать действовать, думай о чем-то или о ком-то, кто тебе дорог. Секунды хватит, чтобы не накосячить. Я уверен в тебе, кариньо.
— Уверен во мне? Да ты только что смешал меня с грязью, — обиделась, но слушает, молодец!
— В чем грязь? Просто объясни, что показалось тебе обидным, — давай, рассуждай и поймешь.
— Ты намекал, что сама я ни на что не гожусь, что за мной папочка чистит! Или Илька!
— Это не так? Это не правда? — я даже подвинулся к ней поближе.
Она уже открыла рот для ответа, но промолчала и задумалась.
— Еще есть претензии? — спросил я, понимая, что ответов на свои вопросы не дождусь.
— Есть, — она говорила уже не так уверено и перестала повышать голос, — Ты сказал, что у меня «гордыня» и «честолюбие»!
— Я спросил, почему пела. Я не сказал, что оба этих качества тебе присущи. Это был вопрос. Ты, кариньо, слышишь меня? Или слова мои мимо? Так скажи, я перестану говорить.
Она начала понимать и осознавать, что я прав. Честно!
— Я не играю людьми, — она уже смотрела на меня вопросительно.
— Честно? Не пытаешься бесить, мстить за обиды, которые сама себе придумала? А, поскольку, отец премьер, не каждый может тебе противостоять. Да ты и сама не лыком шита. Тиби, редкий дар, сокрушительное обаяние.
Снова молчит, смотрит.
— Еще вопросы, Пакита?
— Есть, — упрямая!
— Говори.
— Меня не тон твой приказной бесит и злит, а твоя лживая ухмылка. Я знаю, ты стараешься ради меня и контракта, но… просто убивает твоя игра в скользкого типа! Я не люблю неискренних людей!
Вот оно что…
— Пака, это привычка еще с улицы. Улыбчивым людям больше доверия и плюшек.
— Стива, я и без этой твоей ухмылки доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. Не улыбайся мне так…
— Иначе ты не захочешь улыбаться мне в ответ? Удивлена? Я запомнил твои слова. Тебе я и не улыбаюсь.
Она обрадовалась, словно не была отчитана мною как малолетка.
Я дорог тебе?!! Я не верю сейчас ни ушам своим, ни глазам. Просто потому, что по причине самой жёсткой влюбленности, могу принять желаемое за действительное.
Пака смотрела на меня во все глаза свои синюшные! Я только чудом не кинулся на нее с поцелуями. Потом она выдала нечто, что я очень хотела услышать, но не ожидал, что так скоро.
— Я буду думать о тебе, когда захочу приключений. Стива Голицын — мой личный тормоз.
Я не рискнул ответить…. Вру, я просто сильно обрадовался, потому и слова подрастерял.
— Я обижена. Ты потоптался на моем самолюбии. Но, я понимаю, что просто так ты бы говорить мне все это не стал. Если бы тебе было на меня наплевать, ты бы просто ухмылялся и все, — моя ж ты умница! — И еще…я не могу просто так взять и извиниться за свои проступки. Предпочитаю сделать что-нибудь хорошее.
— Поэтому начала готовить для меня? Ты все время повторяла, что это в качестве извинения.
— Я по другому не могу. Точнее могу, но мне это сложно. Можешь считать это гордыней, но простого слова «извини» частенько бывает недостаточно.
Теперь пришла моя очередь задуматься. Я обижал ее часто и не только словами. Я обещал ей дать порулить в качестве «спасибо» за то, что она прочла меня. И вместо извинений и призов, отчитал ее.
Да, Стива, дуб ты. Права душа моя. И ведь выслушала меня, не ударила, не плюнула в лицо. А ты, Стива??? Связался чёрт с младенцем.
— Рули.
— Что?
— Рули яхтой, если хочешь. Только, я буду рядом. Приготовить обед я не смогу, вернее смогу, но ты не сможешь есть то, что я приготовил. Поэтому, поймаю тебе большую рыбину в этом гадском море, а ты ее изжаришь. Идет?
— Это в качестве извинения? — она прекрасно поняла мой порыв.
— За то, что я хамил тебе, правда у меня была причина, и за то, что оставил синяки на тебе. Но за слова, сказанные мною тебе сегодня, я извиняться не стану. Но замечу, что ты, Пака, как бы странно это не звучало, одна из самых адекватных девиц в этом мире. Я ожидал чего угодно, но только не нормальной реакции на свои замечания.
— Нет, Стива. Адекватной меня назвать никак нельзя. Ты ошибся. Просто, ты сам бешеный, только никому этого не показываешь, — снова она поняла меня и гораздо лучше, чем я сам себя.
— Тут, alma mia, я спорить не стану. Возражать не возьмусь, — я постарался притушить свой горячий взгляд в сторону очешуенной тиби!
— Я не стану рулить. Ты лучше спой мне, Стива. Может, я перестану сердиться… — она вздохнула тяжело, и я понял, будет думать над моими словами.