Индустрией назвал каменный инвентарь отдельного памятника отдельной стоянки.
Линии развития в понимании В.П. Любина в общем близки, но не идентичны путям развития в понимании Г.П. Григорьева и вариантами в понимании В.Н. Гладилина. Разработка данной проблематики в советской литературе по палеолиту далека от завершения, и формулировки их авторами время от времени уточняются. Для целей нашего обобщения некоторые расхождения по данному вопросу между тремя данными авторами не являются существенными.
В 1936 и 1937 гг. эту же стоянку раскапывал В.А. Городцов.
Южногрузинского — в северо-западной части, собственно Армянского — в центральной, Карабахского — в восточной, азербайджанской части.
Существуют и другие взгляды на причины возникновения подобных лавовых гротов (Щукин И.С., 1964, с. 383).
Вероятность нахождения под лавами и туфами Армянского вулканического нагорья и Центрального Кавказа остатков древнейших человеческих культур не исключена. Напомним, что в Восточной Африке, под лавовыми потоками, встречены древнейшие на земле остатки ископаемых гоминид и сопутствующие им орудия. Тафономические особенности подлавовых захоронений способствуют консервации ископаемых остатков (Иванова И.К., 1974).
По разным причинам здесь также бывают стратиграфические перерывы (несогласие напластований) и известные перемещения материалов.
Вслед за И.К. Ивановой (1972) мы проводим нижнюю границу плейстоцена под гюнц-минделем (кромером).
Дата эта не представляется незыблемой. Одна из причин этого — сбивчивые свидетельства о встреченных в этом слое фаунистических остатках. В более ранних публикациях говорилось о находках здесь остатков таких представителей тираспольского фаунистического комплекса, как Bison schoetensacki и Equus caballus mosbachensis (Алиев С.Д., 1969), в более поздних эти виды животных не указаны в списках видового состава млекопитающих этого слоя (Гаджиев Д.В. и др., 1979).
К собственно ашельским индустриям принято относить индустрии с бифасами.
По данным ее доклада на конгрессе UISPP в Ницце в сентябре 1976 г.
Они найдены в хорошо стратифицированных мустьерских слоях пещер Донской и Ахштырской (фрагмент) и на мустьерском местонахождении Лысая Гора в Северной Осетии (Каландадзе А.Н., Тушабрамишвили Д.М., 1978; Замятнин С.Н., 1961; Любин В.П., 1969б).
Выражаю признательность сотруднику Донецкого музея О.Я. Приваловой за оказанную помощь в изучении этого орудия.
В мустьерском культурном слое Староселья найдены также три обломка костей взрослого человека, принадлежавшего к современному типу.
Глава написана по опубликованным материалам В.А. Ранова, А.П. Окладникова, Х.А. Алпысбаева, А.Г. Медоева, Г.И. Медведева, Р.Х. Сулейманова, М.Р. Касымова, Н.Х. Ташкенбаева, М.Н. Клапчука. Автор глубоко признателен А.П. Окладникову и В.А. Ранову, предоставившим возможность ознакомления с неизданными материалами.
Исследование памятника продолжается. К 1982 г. установлено наличие свыше 30 культурных слоев, самый нижний залегает на глубине около 18 м. Следует отметить также, что в нижних ашельских слоях встречаются двусторонне обработанные изделия.
В списках вместо барана Ovis sp. написано барсук, что определенно является опечаткой.
За исходное общее количество принято 600 определимых костей.
Существует мнение, что все костенковские памятники, залегающие в гумусированных суглинках, датируются «брянским временем» (по Величко А.А. — 29–24 тыс. лет до наших дней. См.: Величко А.А. и др., 1969, с. 22–24). Оно в значительной мере основывается на ряде «молодых радиоуглеродных дат», полученных в 60-е годы, преимущественно по образцам гумуса. По нашему мнению, эти даты опровергаются приведенными выше, полученными по более надежным образцам и с помощью более совершенной методики. Резко противоречат «омолаживанию» костенковских гумусов и палинологические данные.
«Омоложение» Медвежьей пещеры в последней монографии В.И. Канивца (Канивец В.И., 1970, с. 81), по нашему мнению, неоправданно, так как основывается в первую очередь на представлениях этого исследователя об обязательном хронологическом разрыве между Бызовой стоянкой и Медвежьей пещерой, исходя из облика каменной индустрии этих памятников. Но в настоящее время доказано сосуществование в раннюю пору верхнего палеолита резко различных по своему облику каменных индустрий, одни из которых отличаются большим или меньшим «архаизмом», а другие имеют очень «развитый» характер, проявляющийся как в технике первичной обработки, так и в наборе орудий.
Еще раз подчеркнем: речь идет только о возможности такой датировки этих памятников. До получения надежных естественно-научных данных нельзя исключить, что Амвросиевка, описываемая в настоящем разделе, в действительности является более молодой, а, скажем, Мураловка, охарактеризованная ниже, в разделе, посвященном памятникам средней поры позднего палеолита, — более древней. Неопределенность возраста памятников степной зоны отражена нами и в сводной таблице.
Однако следует учитывать, что в Костенках памятники стрелецкой культуры вскрыты на незначительной площади.
Стратиграфическое строение верхней гумусовой толщи, несмотря на ее слоистость, свидетельствующую о переотложении гумусов, отличается постоянством (Величко А.А., 1963; Аникович М.В., 1977а).
Предположение о культовом характере мезинского жилища 1 было высказано С.Н. Бибиковым и основано на том, что происходящие отсюда раскрашенные кости являются древними ударными музыкальными инструментами. Независимо от правильности такой интерпретации, предположение об особом характере этого жилища вроде бы подтверждается составом находок, сделанных на полу: раскрашенные кости, «шумящий браслет», «антропоморфные фигурки», одна из которых была воткнута в пол; из орудий — только костяной клин, несколько клиньев, шильев, «молоток» из рога оленя, трактуемый С.Н. Бибиковым как «ударник». Однако для суждения о том, насколько такой состав находок необычен для жилищ мезинско-ансовского типа, требуется, по нашему мнению, большое количество сравнительных данных.
Некоторое сходство с мезинскими антропоморфными изображениями, возможно, имеет стилизованная фигурка из янтаря, найденная в Добраничевке.
Цифры приводятся по материалам раскопок 1959–1962 гг., опубликованным М.Д. Гвоздовер (Гвоздовер М.Д., 1964).
Наличие сопутствующих видов не может опровергнуть это положение, так как количественно определяющая роль всегда принадлежала зубру (Смирнов С.В., 1977). Значительное количество особей лошади в Каменной балке II также не опровергает положение о специализации охоты: по образу жизни этих животных охота на них должна была вестись теми же способами, что и на зубра.
Разумеется, из этого не следует, что на столь обширной территории существовало социально связанное население (например, племенной союз): близость, почти тождественность специфических особенностей материальной культуры удаленных друг от друга стоянок — следствие первобытной консервативности традиции, особенно ярко выступающей при одинаковой природной базе. Лишь постепенно, в течение длительного отрезка времени, изолированные друг от друга коллективы изменили свои первоначальные традиции, что и привело к возникновению локальных вариантов виллендорфско-костенковской культуры.
Вновь полученные радиоуглеродные даты для I слоя Костенок 1 и Авдеево порядка 23000 л. до н. дн. позволяют считать прежние их датировки (13–14 тыс. л. до н. дн.) омоложенными. Ближе к истине, вероятно, и новая дата для Гагаринской стоянки — 21800±300 (ГИН-1872); прежняя, порядка 30 тыс. л. до н. дн. (Герасимов И.П. и др., 1976), противоречила условиям залегания культурного слоя в более поздних, осташковских отложениях.
Количество орудий подсчитано В.И. Беляевой, приводятся материалы только первого жилого объекта.
Мергелевая статуэтка из Костенок 13 с подогнутыми ногами, возможно, изображает рожающую женщину.
Преобладание нуклеусов торцового скалывания в данной индустрии в силу их специализации (направлены на получение определенного вида заготовок-микропластин) следует объяснять не традиционным доминированием данного принципа скалывания над призматическим, а производственной необходимостью большого количества микроорудий при большей технической ограниченности количества заготовок, скалываемых с подобных нуклеусов, нежели о призматических ядрищ.
В отличие от нижнего слоя Костенок четыре микропластины с притупленными краями составляют здесь единую технико-морфологическую группу орудий, объединяющуюся не только наличием вертикальной ретуши, усекающей один край, но и другими морфологическими признаками.
Как и в случае с наконечником с боковой выемкой виллендорфско-костенковской культуры, здесь понятия «технико-морфологическая группа» и «тип» почти совпадают.
Абсолютная дата, полученная по образцу костного угля из нижнего культурного слоя пещеры Нетопежова, 38160±1250 (ChmielewskiW., 1961).
Можно, конечно, предположить, что ко времени существования стоянки Замятнина эта культура почти во всем сменила свой облик. Но до тех пор, пока не будут найдены связующие звенья между стоянками, столь различающимися по особенностям индустрии, подобные предположения останутся чисто умозрительными.
Даже в пределах одной стоянки разные ее участки могут давать и дают значительно различающийся набор орудий, в настоящее время — это твердо установленный факт (см., например: Борисковский П.И., 1963, с. 156; Гвоздовер М.Д., Григорьев Г.П., 1975).
Вместе с материалами, собранными на поверхности, общее количество кремня доходит до 24,5 тыс. экз. (Григорьева Г.В., 1967, с. 86–87).
После публикации многочисленных материалов, может быть, появится возможность охарактеризовать особенности палеолитических культур этого района на различных этапах, в том числе в позднеледниковье. Пока же такая характеристика будет, по нашему мнению, преждевременной, не подкрепленной в должной мере фактами.
До 22! Едва ли каждый из таких горизонтов являлся самостоятельным культурным слоем; однако большое их количество может свидетельствовать о значительной мощности реальных культурных слоев этого памятника.
Так называемые азильские слои Осокоровки (IV–II) и других памятников (Колосов Ю.Г., 1964), по нашему мнению, относятся к концу позднего палеолита: резкого изменения в характере кремневой индустрии по сравнению с нижними слоями там не наблюдается, а присутствие округлых скребков, отдельных геометрических микролитов (удлиненные трапеции в горизонте III — в Осокоровке; сегмент из сборов на Ямбурге) в свете того, что нам известно о финальном палеолите Крыма, не может считаться показателем начала мезолитической эпохи.
Е.А. Векилова в своей сводной работе по каменному веку Крыма не отмечает наличия в составе фауны азильских стоянок Крыма этих видов, кроме сайги (Векилова Е.А., 1971), но говорит о наличии в фаунистическом составе азильских слоев Шан-Кобы и Фатьма-Кобы холодолюбивых видов, свидетельствующих, по ее мнению, о достаточно холодном климате, который может быть сопоставлен только со временем отступления последнего оледенения и позволяет допустить не столь уж значительный хронологический разрыв между верхним слоем Сюрени 1 и азильскими слоями многослойных крымских пещер (Векилова Е.А., 1971).
Как уже отмечалось, в ряде более древних позднепалеолитических индустрий спорадически отмечается появление геометрических микролитов, никогда, однако, не игравших в составе инвентаря такой роли, как в соответствующих мезолитических комплексах.
Количественные подсчеты по азильским памятникам Крыма были опубликованы в свое время Н.О. Бадером (Бадер Н.О., 1961). Однако для Сюрени 2 они далеко не полны: общая сумма орудий из раскопок Г.А. Бонч-Осмоловского и Е.А. Векиловой по таблице Н.О. Бадера составляет около 50 экз. (Бадер Н.О., 1961), в то время как, по данным Е.А. Векиловой, в коллекции из нижнего слоя Сюрени 2 имеется около 50 экз. одних только свидерских наконечников (Векилова Е.А., 1961).
Представляет ли это единство одну археологическую культуру или же общность более высокого порядка — сказать по имеющимся материалам трудно.
Эта связь очень тесна, типологические границы между палеолитом и мезолитом северо-запада настолько расплывчаты, что в настоящее время зачастую трудно отделить здесь палеолитические стоянки от мезолитических.
Раздел об использовании красок в палеолите написав Н.Д. Прасловым.
В литературе неоднократно отмечалось, что, по этнографическим данным, передача лица, особенно глаз, в антропоморфных изображениях была запрещена, так как связывалась с представлением об «оживлении» статуэтки. Думается все же, что в искусстве палеолита подобные анимистические представления еще не проявлялись: авдеевские статуэтки с изображением лица были найдены в тех же самых условиях, что и безликие фигурки. Скорее всего в эпоху позднего палеолита изображение лица не было запретным, но лишь безразличным, не имеющим значения для целей, которые преследовали мастера, создавшие женские фигурки.
Следует отметить, что, по мнению С.Н. Бибикова, все или подавляющее большинство женских статуэток, традиционно рассматриваемых как статические изображают танцующих женщин (Бибиков С.Н., 1981).
Широко распространено представление об особых связях таких статуэток с очагами. По нашему мнению, оно не имеет достаточных фактических обоснований: на плане, приведенном в монографии З.А. Абрамовой (1966, рис. 1), видно, что ямки, в которых находились целые статуэтки, среди прочих ямок-хранилищ отнюдь не самые близкие по отношению к очагам. Женские статуэтки планиграфически связаны с очагами ничуть не больше, чем любой предмет, найденный на территории длинного жилища.
В последнее время появились сообщения об открытии живописных изображений эпохи палеолита в одной из пещер Румынии.
Имеются в виду сохранившиеся погребения с остатками человека, по которым можно восстановить элементы погребального обряда. Кроме перечисленных, на Сунгире карьерными работами был уничтожен ряд погребений (см. ниже), на Костенках 18 было найдено погребение, сильно разрушенное поздними ямами, наконец, отдельно человеческие кости неоднократно находились на ряде палеолитических стоянок (например, грот Старые Дуруиторы в Молдавии, Чулатово 2 на Десне, Костенки 8 на Среднем Дону).
Раздел о сунгирьских погребениях написан для данного издания О.Н. Бадером; ему же принадлежат рисунки, на которые имеются ссылки в данном разделе.
Глава написана на основе публикаций многих исследователей и материалов, полученных при раскопках автора. Автор глубоко благодарен А.П. Окладникову, В.Е. Ларичеву, Г.И. Медведеву, М.П. Аксенову, С.Н. Астахову. В.А. Ранову, М.В. Константинову, И.И. Кириллову за возможность просмотреть некоторые неопубликованные материалы.
Кстати, не доказано, что она соответствует точно горизонту С раскопок Г.П. Сосновского. Образец был взят С.М. Цейтлиным в 1962 г., когда он предположил его позднекаргинский возраст (см.: Верхний плейстоцен. М., 1966, с. 273). По С.Н. Астахову, образец был взят ниже горизонта С3, на уровне горизонта Д с фаунистическими остатками. Еще меньше оснований полагать, что дата 11300±270 (Мо-343), которую все чаще и чаще связывают с верхним горизонтом, относится именно к нему (см. там же, с. 248).
Недавние находки скульптурной головки медведя в Толбаге, где резчик использовал естественную форму кости, и резной фигурки мамонта в Усть-Кове свидетельствуют, что Мальта и Буреть не являются исключением из правила. Если средний комплекс Усть-Ковы соответствует времени Мальты-Бурети, то Толбага-памятник более древний, и сколько бы ни утверждалось мнение о мустьероидном характере ранней поры позднего палеолита Сибири, ни о каком вызревании микролитических традиций говорить не приходится.
В.Н. Гладилин (1976) выделяет для Крыма и Русской равнины семь мустьерских культур: аккайскую и киик-кобинскую (отвечают белогорской культуре Н.Д. Праслова), молодовскую, стинковскую, друиторскую, орловскую и антоновскую. Это деление, как нам представляется, резко не отличается от деления, предложенного Н.Д. Прасловым (ч. II, гл. 3), хотя, быть может, в отдельных случаях является чрезмерно дробным.
Не надо, разумеется, забывать, что и этнографические различия могли сложиться под влиянием былого своеобразия хозяйственных форм и природной среды.
Вопрос о подобных крупных локальных различиях и областях был разработан С.Н. Замятниным еще в 1951 г. (Замятнин С.Н., 1951).
Правда, впоследствии не все определения остатков домашней собаки в палеолите подтвердились; см.: Верещагин Н.К., Кузьмина И.Е., 1977.
Маркс И., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 545.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 102.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 26.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 89.