«Ну вот и все, — подумал Бретт, — можно отправляться домой». Он просмотрел весь этот чертов дневник. Такого нагромождения совпадений ему еще никогда не доводилось встречать, и вряд ли оно вообще могло существовать. Имена героев. События. Все сходилось.
Бред. В жизни такого не бывает. Остается только поверить, что в Новом Орлеане живет современный прототип Моди Гэмптон, которому суждено преследовать Дженни и покушаться на ее жизнь и дальше.
Сью и Джон и слышать не хотели об их отъезде. После завтрака они в один голос заявили, что просят их побыть здесь хотя бы еще в течение нескольких дней. А почему бы в конце концов действительно не остаться? Что им может помешать? Хотя, честно говоря, тошнотворное ощущение, которое возникло при чтении дневника Моди, по ассоциации перенеслось и на «Дупло дуба».
— А открыть ваше заведение вы, значит, собираетесь в этот уик-энд? — уточнила Дженни.
— Собирались, — помрачнела Сью. — Батон-ружская газета разместила нашу рекламу только в воскресенье.
— Но ведь сегодня понедельник. Разве ее не успеют прочитать?
— Деловые люди редко читают воскресные выпуски.
— Кроме того, на этот уик-энд в Батон-Руже намечено открытие приюта для боснийских беженцев. Губернатор уже выступал по телевидению, — добавил Джон. — Ожидается большой праздничный салют, и, боюсь, наши потенциальные клиенты предпочтут этот праздник нашему скромному приему.
Дженни обратила внимание, что Бретт о чем-то усиленно размышляет.
— Ты что такой задумчивый? — поинтересовалась она.
— Клин вышибают клином.
— То есть?
— Ваш прием, по-моему, стоит несколько видоизменить. Что, если провести его в виде костюмированного бала? Старый юг? А?
— Бал? — пробормотала Сью.
Такой вариант ей явно не приходил в голову.
— В какой именно день губернатор собирается открывать приют?
— В субботу днем. А что?
— Видите ли, в моем литературном агенте живет дух соперничества. Если она возьмется за рекламу, то, будьте спокойны, губернатор останется с носом. Где у вас телефон?
Уже через двадцать минут все ожесточенно обсуждали, как лучше реализовать новую идею.
Бретт вышел на веранду и неожиданно почувствовал на своих плечах руки Дженни.
— Ты прекрасный человек, Мак-Кормик.
— Спасибо, ты мне тоже очень нравишься, — улыбнулся он в ответ.
Нравишься. Не люблю, а нравишься. Это мгновенно укололо ее. Мгновенно, но глубоко. Она отвернулась, чтобы Бретт не увидел ее огорченного лица.
— Я рада, что ты взялся помочь Сью и Джону. Только неужели Грейс сумеет за такой короткий срок организовать рекламную кампанию костюмированного бала?
— Если не сможет она, не сможет никто.
— Просто объем работы слишком велик.
— Верь, я знаю, что говорю. Еще ни разу у нее не было ни единого прокола в том, что относится к рекламе. Она раскрутила мой ноябрьский тур. Она обеспечила рекламу всех написанных мною книг, а также еще не написанной. Только с ее помощью их популярность достигла такого уровня. И если она займется презентацией «Дупла», то сделает все как нужно. Будь у нее в конкурентах хоть губернатор, хоть черт, хоть дьявол. Я уверен, что от гостей не будет отбоя. Тем более всего за десять баксов.
— Как, всего за десять?
— Зачем же быть грабителем?
— Что ж, для рекламной кампании вполне разумно.
— Я тоже так думаю.
— Бретт, посмотри, какая красота! — Она показала на сад.
Вчера из окна машины он выглядел совсем иначе. Дорожка из красного кирпича вилась между хижинами. Клумб с цветами оказалось значительно больше, чем им показалось вчера. Они были красными, розовыми, желтыми, белыми — с бегониями, розами, геранями и другими цветами, которым Дженни просто не знала названия.
Чуть поодаль от этого великолепия, уже почти у самого леса, словно королева над своей свитой, состоящей из длинного ряда новеньких коттеджей, возвышалась высокая постройка, похожая на башню, с изящной решеткой наверху.
— Ты только взгляни! — снова воскликнула Дженни.
Перед башней, прямо посреди клумб, стояли скамейки, за ними тянулась дорожка, по обеим сторонам которой двумя ровными рядами расположились гостевые коттеджи. Среди буйного разноцветья окружающей природы сама башня напоминала пожарную каланчу.
Дженни восторженно, но при этом с необъяснимой грустью смотрела на раскинувшийся перед ней пейзаж. Она никак не ожидала, что этот вид подействует на нее таким образом. Взгляд Бретта, который Дженни успела перехватить, тоже был печален. Вид старой башни действовал на них обоих угнетающе: и во сне, и в книге Анна и Сэз встречались именно там, на первом этаже, где когда-то располагался склад. И в последнюю свою ночь они тоже были на складе. Бретт почувствовал, что настроение Дженни резко упало, и ободряюще улыбнулся:
— Ну что? Подойдем поближе, посмотрим?
— Нет! — Дженни попыталась улыбнуться, но вместо этого губы свело будто судорогой. — Нет! Не сегодня. Я не думаю… Не сегодня.
Он понимающе кивнул, взял Дженни за руку и, минуя башню, даже отвернувшись от нее, они завернули за дом. Сразу за углом, на огромном камне, рядом с задней дверью восседала Хестер. Перед ней стояли ведра, наполненные землей, в которые она аккуратно высаживала зеленые бобы.
— Господи, как я ненавидела это делать в детстве! — засмеялась Дженни.
Хестер ответила вежливой улыбкой:
— Меня такая работа, наоборот, успокаивает.
— Да, мне бы, наверное, тоже сейчас не помешало что-нибудь успокаивающее. Но когда человеку восемь лет, неподвижно сидеть перед ведрами кажется невыносимым.
Дженни пропустила Бретта вперед и хотела уже вслед за ним пройти в дверь, но тут ближайшие кусты зашевелились. Она оглянулась, Бретт, тоже заметивший, что в кустах кто-то прячется, остановился и стал пристально вглядываться в стену зелени. Хестер на секунду оторвалась от своего занятия, затем тряхнула головой, блеснула лукавым взглядом, улыбнулась и продолжила высадку бобов.
Блестящая, словно покрытая глянцем, зелень кустов снова зашуршала.
— Стоять на месте и никому не шевелиться!
Джефф Темплтон вылез из засады. Указательный палец правой руки был грозно вытянут в сторону пришельцев. Другую руку он прижимал к перепачканной футболке, что, очевидно, должно было означать ранение. Спотыкаясь, он взобрался на веранду.
— Вы-ы я-янки-и или южа-а-ане? — судя по произношению, было похоже, что Джефф находится на стороне южан.
— Ка-ак я понима-а-аю, было бы совершенно глупо предполагать, что молодой джентльмен сегодня воюет за янки? — поинтересовалась Хестер.
— Все правильно! — с достоинством произнес Джефф.
— Так, а кто же мы сегодня?
— Я — Джонни Реб, и меня подстрелили грязные янки. — Джефф жалобно застонал.
— А ты знаешь, что грязные янки вытащили моих предков из рабства?
— О! — Забыв обо всем, Джефф сел и с любопытством уставился на Хестер. — А кто такие переедки?
— Предки. Это, ну как тебе сказать, это моя семья.
— Я, кажется, понял. — Джефф подумал и снова начал стонать. — Честные и добрые янки застрелили меня в бою, — доверительно сообщил он. — Теперь я застрелен полностью и иду умирать.
— Иди, но не забудь, что лучше тебе не попадаться по дороге на глаза матери. Если она увидит твою футболку, то упадет в обморок, — добавил появившийся в дверях Джон.
— Так это же кровь, а не грязь, — весело пояснил Джефф, тыча пальцами в засохшую глину.
— Ну, для тех, кто будет стирать твою футболку, это, пожалуй, все-таки грязь.
— Это кровь! — упрямо возразил Джефф и, разочарованно взглянув на всех окружающих, нахмурился. — У, взрослые!
Он спрыгнул с веранды и снова скрылся в кустах, затем через секунду появился, издал победный вопль и убежал, раскидывая дротики направо и налево.
Дженни не выдержала и рассмеялась, вскоре к ней присоединился и Бретт.
Лицо Джона быстро стало серьезным, было видно, что он подошел по делу. Темплтон посмотрел на Бретта и спросил:
— Послушайте, мы можем с вами поговорить по поводу дневника?
Бретт лишь тяжело вздохнул в ответ. Ему очень хотелось избежать этого разговора, но он не мог отказать людям, так гостеприимно распахнувшим перед ним двери своего дома. Бретт кивнул. Дженни хотела что-то сказать, но он сжал ее руку, предупреждая, что будет говорить сам.
Они втроем прошли в комнату. Старая мебель, аромат цветов и золотистый солнечный свет повсюду делали помещение во флигеле удобным и уютным.
— Итак, вы прочитали, — сказал Джон утвердительно.
— Да. Прочитал.
— И?
— Что «и»?
Джон подался вперед, его пальцы сжались на подлокотниках кресла.
— Я хотел бы знать ваше мнение о его подлинности.
— То есть вы хотите, чтобы я подтвердил, что дневник не фальшивка, а действительно старый документ?
Джон кивнул.
— А зачем вам это нужно?
— С тех пор как я сопоставил ваш роман и дневник Гэмптон, мне стало казаться, что это в первую очередь нужно не мне, а вам. Вы можете как-то объяснить определенное сходство?
— В своем письме вы сами написали, что у меня не было никакой возможности ознакомиться с содержанием дневника до приезда сюда, тем более снять с него копию.
— Безусловно, — подтвердил Темплтон. — О плагиате не может быть и речи. Но согласитесь, что совпадений такого рода в жизни не бывает.
Бретт начал хмуриться.
— Джон, я сказал вам все, что мог. У меня нет оснований не верить тому, что дневник настоящий. И свой роман я тоже написал сам. Его придумал я, понимаете? Все, что написано в моей книге, есть результат моей фантазии, не больше.
— Вы так в этом уверены?
— Абсолютно.
— Простите, а сами вы верите в то, о чем говорите?
Бретт взглянул на Дженни и увидел, как она напряглась, ожидая его ответа.
— Что вы имеете в виду?
— Я не просто так начал этот разговор. До прошлого года я был практикующим парапсихологом.
Руки Бретта непроизвольно сжались в кулаки. Он не хотел разговаривать на эту тему в таком ключе. Особенно если сейчас Джон начнет рассказывать про прошлую жизнь и возможное переселение душ. Бретт ничего подобного слушать не желал.
— Прошу прощения, если удивил вас таким поворотом разговора, — продолжал Джон, — может быть, мне следовало предупредить вас в письме.
— Предупредить о чем? — Бретт понимал, что при всем своем желании встать и уйти он ничего подобного не сделает. Он будет сидеть и слушать Джона Темплтона хотя бы потому, что слишком много совпадений и случайностей повстречалось на его пути в последнее время. И объяснения не было. — Что вы хотите услышать от меня? Только конкретно!
— Я ничего от вас не хочу, — сказал Джон доверительно, — но любопытство, оказывается, сильнее меня.
— Любопытство по поводу сходства?
— Нет, скорее по поводу того, как вы писали эту книгу.
— Как писал? Сидел и выдумывал!
— А у вас не было впечатления, что вы ее не выдумывали, а просто вспоминали?
Бретт уселся поудобнее:
— Вы случайно рекламой не пробовали заниматься? Согласитесь, звучало бы неплохо: «Приезжайте отдохнуть в „Дупло дуба“. Здесь вы встретитесь с теми, с кем уже когда-то встречались в прошлой жизни!»
— А почему вы говорите во множественном числе?
— Прежде всего это моя идея! — вмешалась Дженни.
— Простите, не понимаю.
— И не поймете, но я верю в это!
— Верите во что?
— Подожди, — прервал Дженни Бретт. — У меня тоже есть вопрос к Джону. Вы кому-нибудь рассказывали про дневник?
— Нет, — уверенно ответил Темплтон. — Правда, я попытался расспросить Хестер, все-таки ее предки жили именно здесь. У меня нет цели непременно установить вашу связь с «Дуплом».
Бретт встал и начал прохаживаться, он явно нервничал. Хотя вечер был теплым, его взгляд красноречиво говорил о том, что он бы не отказался сейчас погреться у горящего камина.
— Видите ли, Темплтон, я как-то сомневаюсь, что вами движет обычное любопытство. Более того, я уверен, что это не так.
— Возможно, вы правы. Когда Джеффу было около четырех, он начал выдумывать всякие невероятные истории. Естественно, ни Сью, ни я не придали этому особенного значения. Все дети в таком возрасте любят фантазировать. Однако истории становились все более сложными и запутанными, и стало уже невозможно пропускать их мимо ушей. Джефф постоянно рассказывал про жизнь рабов на старых хлопковых плантациях. Но дети такого возраста просто не обладают достаточной информацией для того, чтобы придумывать то, что придумывал Джефф.
Джон прервался на мгновение, тряхнул головой, собираясь с мыслями, и продолжил, чуть улыбнувшись, как будто посмеиваясь над собственной глупостью:
— Я понимаю, насколько нелепо это все выглядит, но тем не менее факт остается фактом. Изучение предыдущих жизней и перевоплощений в новой — часть моей профессии. Профессии доктора парапсихологии. У меня, поверьте, достаточно большая практика, в том числе и экспериментальная, и, следовательно, я имею некоторый опыт в этой области. Я заинтересовался случаем с собственным сыном, но потерпел неудачу.
— Вы хотите сказать, что ваш сын помнит свою прежнюю жизнь? — спросил Бретт с нескрываемым любопытством.
— Сейчас уже не настолько. Эта память слабеет со временем.
— Но… Это невероятно.
— Значительно вероятнее, чем вы думаете. В той или иной степени память о прошлом воплощении преследует человека в течение всей жизни. Вы что, даже не слышали о проявлениях такого свойства?
— Например, под гипнозом? — уточнила Дженни.
— Хотя бы. И я рискнул загипнотизировать Джеффа, когда ему было лет пять. — Его глаза затуманились и стали мечтательными. Вообще, когда разговор заходил о Джеффе, Джон сразу менялся. Было видно, что он без ума от своего сына. Он помолчал и продолжил, казалось, без всякой связи: — Джефф — наш главный «связной» с «Дуплом дуба». Кстати, впоследствии характер его игр изменился.
Бретт снова почувствовал озноб. Желание закутаться во что-нибудь теплое усилилось.
— Так что обнаружилось под гипнозом? Я имею в виду связь Джеффа с вашим поместьем.
— Ну не знаю, что вы обо мне подумаете, но… Короче говоря, — Джон набрал побольше воздуха и выпалил, — он был Рэнделлом Гэмптоном.
Бретт ощутил себя так, словно на него вылился ушат холодной воды.
— Ваш сын?
— Да, сэр. Мой шестилетний сын. Все детали, найденные мной в дневнике Моди, подтвердили это полностью. Под гипнозом всплыло все, что он знал, начиная от описания местности и заканчивая всеми историями, рассказанными им в четырехлетнем возрасте. Я могу, если вы не верите мне на слово, привести кучу доказательств на этот счет.
— А… А он не упоминал… Не упоминал что-нибудь о своей… Тьфу, черт! Короче, о сестре Рэнделла? Или о своем близком друге?
— Вы имеете в виду Сэза и Анну, — уточнил Джон, поглядев на Дженни.
Дженни кивнула. Как только Бретт замечал, что Дженни хочет перевести разговор с Джоном на обсуждение своих ночных кошмаров, его дыхание становилось прерывистым.
— Черт вас всех побери, — пробормотал Бретт, — если я поверю во всю эту чушь. Особенно в то, что мы оба, — он кивнул на Дженни, — были знакомы где-то там, что вы называете прошлой жизнью или как там еще, по-вашему.
— А вы, значит, и слышать ничего не хотите о перевоплощениях, возможности реинкарнации в принципе и так далее?
— Ну я…
— Я бы сказал, что, потерпев фиаско в предыдущей жизни, вы приобрели второй шанс. И вы обязаны использовать свой опыт, накопленный раньше.
— Какой, к черту, опыт? Опыт того, что какая-то Моди Гэмптон убила свою кузину? — Бретт повернулся к Дженни. — Дженни, вокруг тебя крутится много двоюродных сестричек?
— Бретт!
— В том, что вы сказали, нет никакого смысла. — Он снова обратился к Джону, но поскольку ему не хотелось упускать из виду и Дженни, Бретту пришлось крутить головой в обе стороны. — Но даже если считать, что вы правы, что нам это дает? Мы все равно не сможем вычислить этого или эту… Короче, ту, кого вы называете Моди.
— Зато если Дженни права, вы с точностью можете определить, кто не может быть Моди.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил Бретт. — Дженни уверена, что преследователем должен быть кто-то такой, с кем мы знакомы и кому доверяем. Но, проводя аналогию, можно заметить, что если Анна и доверяла Моди, то Сэз и Рэнделл терпеть ее не могли. — Он тряхнул головой и продолжил: — Таким образом, ваша теория все равно не дает нам ничего конкретного.
— И это все, что вы почерпнули из чтения дневника? Вам даже не пришла в голову мысль, что все события, описанные в романе, произошли здесь, в «Дупле дуба»? Тогда я вам советую посетить фамильное кладбище Гэмптонов. Это недалеко — сразу за домиком для экипажей.
— О Господи! — вырвалось у Дженни.
— Прошу прощения, — взглянул на нее Джон, — не хотел вас расстроить.
Бретт, не говоря больше ни слова, взбешенный донельзя, выскочил из флигеля, хлопнув дверью. Ему вдруг очень захотелось вдохнуть свежего воздуха, постоять под солнечными лучами и успокоиться. Руки Бретта судорожно сжимались и разжимались. Если бы сейчас ему попался топор, он бы с удовольствием врезал им по перилам.
— Ну как, хотите прислушаться к совету профессионала? — поинтересовался Джон у Дженни, которая было метнулась вслед за Бреттом. — Оставьте его ненадолго. Почему бы вам не предоставить ему возможность подумать в одиночестве?
Дженни, тяжело вздохнув, остановилась.
— Вы правы. Вряд ли мое присутствие поможет ему сейчас. Хотя, я уверена, вы его все равно не переубедили.
— А что, вы считаете, мне еще нужно сделать?
— Как что? Попробовать поговорить еще раз.
— Ну, — улыбнулся Джон, — я думаю, пока хватит и одного раза. А вы, я вижу, заинтересованы этим значительно больше, чем Бретт.
— Я? Кому же этим интересоваться, как не мне? Все, что описал Мак-Кормик, я видела во сне, когда была немного старше Джеффа.
— А больше вам это никогда не снилось? — приподнял брови Джон.
— Господи, да в последнее время очень часто. Причем с каждым разом, мне кажется, сон становится все более реальным.
— Хорошо. А сами вы можете это как-нибудь объяснить?
Она не видела в этом ничего хорошего. Дженни потопталась перед камином, где совсем недавно стоял Бретт, и поежилась.
— Нет, не могу. Но меня преследует чувство возрастающей опасности.
— Вы имеете в виду во сне?
— Боюсь, что наяву. Каким бы страшным ни был сон, он не может мне повредить. Но вот когда я просыпаюсь… — Дженни замолчала.
— То вам кажется, что вы все еще там, в прежней жизни? Или вам хочется вернуться туда? Что ж, в этом нет ничего необычного…
— Нет-нет. Меня вполне устраивает то, что у меня есть сейчас. Но я хочу, чтобы этот чертов сон больше не возвращался, чтобы меня покинул страх за себя и за Бретта.
— А Бретт, по-вашему, тоже подвергается опасности?
— Не так давно он пострадал, сидя за рулем моей машины, в которой были испорчены тормоза. Умышленно испорчены. В ней должна была находиться я, — Дженни всхлипнула, — он чуть было не погиб.
— Вы хотите сказать, что он чуть было не погиб от руки неизвестного нам лица так, как в свое время погиб Сэз, защищая Анну?
— Вы очень проницательны. Именно так.
— Дженни, вы сами читали дневник Моди Гэмптон?
— Нет. И, кажется, у меня пропало желание делать это.
— Я понимаю и не упрекаю вас. Даже я, человек посторонний, пришел в ужас от всей душевной низости Моди. Но если вы правы, и персона, преследующая вас, уже однажды убивала, вам необходимо знать про нее… или него как можно больше. Из соображений личной безопасности.
Бретт присел на низкую скамейку неподалеку от дома. Он прекрасно понимал, что повел себя как первоклассный осел. Не нужно было показывать свое раздражение и уж тем более убегать, но он не смог сдержаться. Бретт не желал вступать в дискуссию. Он был уверен в своей правоте и не собирался спорить с кем бы то ни было на этот счет. Хотя, с точки зрения нормального человека, он сморозил порядочную глупость, ведя себя таким образом. Его реакция была просто неприличной. Бретт еще немного подумал и пришел к выводу, что лучшее, что можно сделать сейчас, это вернуться в дом и посмотреть в лицо Дженни, а потом извиниться перед ней и перед доктором парапсихологии Джоном Темплтоном.
Он встал со скамейки, но направился почему-то совсем в другую сторону, все дальше и дальше углубляясь в лес, пока последние следы цивилизации совсем не исчезли из виду. Воздух был чист и наполнен ароматом сосновых иголок. Бретт с наслаждением сел под кипарис, неизвестно как затесавшийся в сосновую поросль. Он покрутил головой во все стороны, убеждаясь, что находится совсем один в этом бору.
Вопросы, мучающие Бретта в последнее время, рвались наружу и не давали ему покоя даже здесь. Он не мог захлопнуть дверь своей души и перестать обращать внимание на то, что сдавливало ему сердце снова и снова. Открыв ее лишь однажды, когда рассказал Дженни про своего отца, он, казалось, сломал эту дверку, и больше она не закрывалась.
Словно ребенок, играющий в прятки и осторожно подглядывающий сквозь пальцы, Бретт старался заглянуть в самого себя. Он прижал ладонь к груди, чтобы унять вспыхнувшую боль, и опять попытался взять себя в руки. На самом делеон не мог согласиться с Дженни потому, что не мог и не хотел простить своей матери тех самых проклятых спиритических сеансов, разрушивших в конце концов ее собственную душу. Прежде всего из-за этого он столь страстно отрицал любой факт жизни после смерти, выдвигаемый и Дженни, и Темплтоном.
Если это правда, если спириты могут установить контакт с душами умерших людей, если эти души могут возродиться в новой жизни, то Бретт никогда не сможет встретиться где-нибудь после смерти с отцом и попросить у него прощения. Тогда ведь душа отца будет уже где-нибудь в другом месте, а может быть, и времени. Отец Бретта всегда был и будет оставаться для него примером того, как нужно жить в этой жизни. Господи, как глубоко сидела в нем боль, каким нестерпимым было чувство вины даже по прошествии стольких лет! И теперь вдруг выясняется, что его последняя надежда рушится…
Но только если все, что говорит Дженни, правда. Правда, которая отнимает последнюю, пусть бесконечно малую надежду.
Легкое дуновение ветерка потревожило сухой кипарис, и кусочки старой коры посыпались на грудь и колени, прерывая невеселые мысли. Легкая паутинка прилипла к щеке, и когда Бретт начал ее стряхивать, он понял, что его щеки мокры от слез. Боль в сердце снова взорвалась, и в ушах зашумело.
Дженни прочла дневник Моди Гэмптон. Итак, она действительно существовала. Но сейчас Дженни больше интересовал Бретт. Ей нужно было увидеть его, потрогать руками и убедиться, что с ним все в порядке.
Но ей казалось, что это вовсе не так. Это стало очевидным, когда он не появился к ленчу. Обеспокоенные его отсутствием хозяева отправили Арнольда в лес, но Дженни решила, что не пойдет вместе с ним. Если бы Бретт нуждался в ее обществе, то не ушел бы в одиночку. Дженни села на веранде и просто начала ждать. Послеполуденное солнце заливало ярким светом все, что было вокруг: и двор, и сад, и западную часть леса, куда отправился Арнольд. О чем, интересно, Бретт сейчас думает? Откуда-то из глубины леса послышался непонятный звук — это было что-то вроде крика смертельно раненного зверя. Дженни, выросшая на ферме, хорошо знала все звуки, которые рождаются в лесных глубинах и эхом разносятся по зеленым опушкам. Но сколько муки, боли и страдания было в этом крике! Дженни вскочила со стула и, облокотившись на перила веранды, стала пристально всматриваться в изумрудную лесную пену.
— Бретт, — прошептала она, — где ты?
Он не знал, как долго пролежал под кипарисом. Последнее, что запечатлело его сознание, была летящая сверху кипарисовая пыль…
О Господи! В голове прояснилось, но сердечная боль снова схватила его мертвой хваткой.
Но на этот раз его мысли начали работать в другом направлении, Бретт словно воспрянул после долгого сна. Мысль о проведенных в душевных терзаниях годах с того момента, как погиб отец, его зацикленность на своей вине… Впервые, кажется, он не стал гнать от себя эти мысли. Неужели это новое в нем родилось тогда когда он без сознания лежал под кипарисом? Ведь все его бзики только мешали нормальному развитию отношений с Дженни, не давали спокойно войти в ее жизнь. Дженни должна связать свою жизнь с человеком, у которого честные глаза, у которого от нее не будет тайн даже в самой глубине сердца.
Дженни.
Она же полюбила и поверила ему без оглядки, как когда-то давно, сто тридцать лет назад, Анна Гэмптон полюбила Сэза Тэйлора. Они сумели убедить его в этом. Бретт почувствовал себя человеком, который, полностью одетым попал на нудистский пляж. Да, прав был Джон, тысячу раз прав! Ведь если быть честным, то ему надоело объяснять все события обыкновенными совпадениями, он сам перестал верить в них. Слишком уж много было таких совпадений!
В нескольких ярдах от Бретта стоял огромный пень, в углублении которого, будто в чаше, скопилась дождевая вода. Бретт понюхал ее, проверяя свежесть, и с удовольствием отпил несколько глотков лесной прохладной влаги. Неожиданно набежавший порыв ветра повеял на Бретта запахом старой гнилой грибницы. Он приподнялся с коленей и утер рукавом мокрые губы.
Миллионы людей в этом мире верили в перевоплощение после смерти. Кто скажет, правы ли они?
Он разглядел еще один небольшой пенек, а чуть поодаль, посередине поляны, — небольшие аккуратные столбики. Похоже, они когда-то означали границу между «Дуплом дуба» и соседней плантацией. Бретт вступил на поляну, снова почувствовав тепло припекающего солнца. После прохлады леса это было приятно. Он с удовольствием вдохнул теплый воздух, который, казалось, невольно расслаблял его усталые мышцы. Пора было идти домой, Дженни, наверное, уже сходила с ума.
Он вышел на опушку и оказался прямо около башни, но со стороны, противоположной дому. Новый порыв ветра был значительно сильнее предыдущего. Высокая трава пошла волнами, и листья дубов тревожно зашумели. Через секунду ему показалось, что земля заколебалась под ногами.
Невозможно! В штате Луизиана не бывает землетрясений! Это то же самое, что наводнение в Сахаре!
Словно привидение, серая линия замерцала перед ним тусклым светом, отрезая дорогу. Страшный рев ударил по барабанным перепонкам, и в лицо пахнуло чем-то жарким. Как будто бы перед ним был раскаленный горн. Или горящее здание. Или ворота ада… Левый висок обожгло невыносимой болью.
Все исчезло настолько быстро, что Бретт не успел опомниться. И боль, и горящее здание перед глазами. Остался лишь холод, невыносимый холод, пробирающий до костей, хотя солнце продолжало светить над поляной.
Итак, это было оно, то самое место. То место, о котором еще совсем недавно он не хотел ни знать, ни слышать.
Дженни. Он хотел быть рядом с Дженни. Сейчас.
Бретт, поминутно оглядываясь назад, побрел в сторону дома. Что он надеялся увидеть за своей спиной? Анну? Сэза? Их обоих, тех двух людей, которых он повстречал однажды во сне и которые с тех пор больше не покидали его?
Ни за какие земные блага Бретт бы не согласился показать это место Дженни.