Стоя на веранде, Дженни увидела, как Бретт появился из-за угла старой конюшни. Сначала она хотела демонстративно сесть и подождать, пока Бретт не подойдет к ней сам. Но когда он приблизился к веранде и стало видно выражение его лица, Дженни, поняв, что сейчас не время выяснять отношения, стремительно выбежала ему навстречу. Бретт так сильно стиснул ее, что вопрос, готовый сорваться с губ, превратился во вздох.
— Что с тобой? — Это было первое, что она спросила, вглядевшись в его заострившиеся черты. — Что случилось?
Бретт, не отвечая, жадно и крепко поцеловал Дженни. Она набрала воздуха и закричала:
— Ты пугаешь меня! Отвечай немедленно!
— Я прошу прощения. — Он поймал ее взгляд. — Сам не знал, что так получится. Просто… — Он снова прижал Дженни к себе. — Короче, мне не нужно было убегать от вас сегодня.
— Что «просто»? Что «просто»? Думаешь, я не вижу по твоим глазам, что что-то произошло? Отвечай, слышишь?
Бретт потерся щекой о ее заплаканное лицо.
— В самом деле ничего. Ходил по лесу и рассуждал, каким ослом я вам кажусь. Вот и все. Пойдем в дом?
— Сейчас? Днем?
— А ты что-то имеешь против?
— Против я имею только то, — проворчала Дженни, успокаиваясь, — что потом, к ужину, все равно придется вылезать из постели.
— Ну и чего же мы тогда ждем? — улыбнулся Бретт.
Они зашли в дом через флигель, повстречав по дороге Хестер.
— Я как раз из вашей комнаты, — сообщила она. — Никак не могу окончательно выветрить запах старой плесени в этом доме, но с той комнатой я, кажется, справилась. Если вам вдруг что-то не понравится, обязательно скажите мне.
— Я уверена, что, если за дело взялись вы, все будет прекрасно, — ответила Дженни, улыбаясь.
Они вошли в комнату. Дженни, шедшая первой, остановилась около дверей и замерла на месте. На полу перед кроватью лежал небольшой коврик с красивым цветочным узором коричневатого оттенка. Ковер уже во многих местах потерся от старости, но Дженни сразу узнала его, слишком уж знаком ей был этот орнамент. «Цветочный сад любимой бабушки»! При первом же взгляде на него у нее перехватило дыхание. Присев на корточки, она погладила старый коврик, вздрогнула и вдруг заревела.
Бретт со страхом взглянул на Дженни:
— Джен? Что?
По лестнице забухали шаги Хестер, которая, услышав плач Дженни, сочла своим долгом прибежать наверх. Она вопросительно уставилась на Бретта, который стоял посередине комнаты и прижимал Дженни к себе, качая ее, как маленького ребенка.
— Я сам еще не понял, — ответил Бретт Хестер. — Джен, маленькая, не плачь. Ну что случилось, черт возьми?! — не выдержал он.
Ее огромные глаза были полны слез.
— Я… И сама… Не зна-а-аю. П-п-просто посмотрела на кове-е-ер…
— О Господи, ну и ну, — только и смогла произнести Хестер.
— Что здесь происходит? — в комнату вбежала Сью.
— Все в порядке, Сьюзен, — пробормотала Дженни. — Боже, как мне неудобно!
— Я думаю, миссис Темплтон, будет лучше, если вы покажете ей и другой дневник, — сказала Хестер.
Дженни мгновенно перестала всхлипывать, а Бретт, круто развернувшись, посмотрел на обеих женщин.
— Какой дневник? — вопросы Бретта и Дженни прозвучали одновременно.
«6 июня 1857 г.
Великий Боже на Небесах, помоги мне!
Сегодня состоялись похороны нашей дорогой Анны и Сэза Тейлора. Они погибли в огне, неожиданно охватившем наш хлопковый склад, находившийся в башне. Я все еще прихожу в ужас от мысли, что отпустила их одних в тот злосчастный вечер. Но потерять их в суматохе ночного бала, особенно когда Рэндолф начал произносить очередной тост за предстоящее счастье молодых, было очень просто.
В определенный момент что-то будто подтолкнуло меня и еще нескольких гостей выйти на верхний ярус галереи. Мы увидели языки пламени: горел хлопковый склад. Пламя было настолько сильное, что деревья, стоящие вокруг, освещались как днем.
Эта ужасная трагедия, случившаяся на наших глазах, привела к гибели двух молодых людей — наших любимых Анны и Сэза. Я не знаю, смогу ли это пережить.
Пожар случился три дня назад, когда Анне исполнилось девятнадцать. Рэндолф сказал, что это очень жестоко: Господь призвал к себе его дочь прямо в день ее рождения. Он обратился ко мне этим утром: «Мэри, я не могу смириться с мыслью, что наша дочь навсегда ушла от нас». Мне очень хотелось согласиться с ним, но я посчитала лучшим сдержать слезы и, сделав строгое лицо, ответить, что наш долг — претерпеть утрату, так как другого выхода у нас просто нет.
Господи, если бы они знали, какую боль я при этом испытывала!
Рэнделл! Бедный мой мальчик! Но я должна помнить, что ему уже двадцать шесть и он не мой мальчик, а прежде всего — мужчина! Три дня назад Рэнделл потерял не только сестру, но и лучшего друга. Думаю, его нужно будет постараться настроить на женитьбу, чтобы хоть как-нибудь отвлечь и смягчить горечь утраты.
Сейчас я отдыхаю от работы, которую мы начали вместе с Анной. Этот небольшой коврик мы вышивали по ткани, сохранившейся от платья моей матери. Анна в шутку назвала его «Цветочным садом любимой бабушки». Возможно, эта вышивка будет напоминать мне об умелых руках моей дочери. Не знаю почему, но мне кажется, что цветы, вышитые руками моей Анны, должны всегда находиться рядом со мной.
Великий Боже, прими моего драгоценного Ангела под сень своей благодати!»
Рядом с Дженни, сидящей на софе и читающей эти строки, стояли Сью и Хестер. Из-за них выглядывали Джон и Бретт. Наконец Дженни захлопнула дневник Мэри Гэмптон и посмотрела вокруг широко раскрытыми глазами. Связь между старым ковриком и приступом необъяснимого плача стала для нее совершенно очевидной.
— Я не могу поверить в это! Смерть Анны и Сэза не была случайной! Они же были убиты!
Хестер внимательно посмотрела на Дженни и спросила без обиняков:
— Кто ты? — И ответила самой себе совершенно уверенно: — Ты Анна. Дочь Мэри.
Сью ошарашенно заморгала, но промолчала.
— Вы когда-нибудь рассказывали ему этот эпизод? — Хестер кивнула на Бретта. — Он знал про этот чертов коврик?
Ироничная улыбка появилась на лице Дженни:
— Нет. Никогда. Я и сама не подозревала о нем. Бретт может подтвердить.
— О Боже, грехи наши тяжкие! Не Бретт, а Сэз!
Бретт встал, подошел к Дженни и обнял ее за плечи.
— Миссис Хестер, меня зовут Бретт Мак-Кормик, и никак иначе! А вот кто вы?
— Я? Вы считаете, это так важно?
— Ну, достаточно! — В разговор вмешался Джон. — Наша дорогая Хестер просто слишком близко к сердцу приняла роман Бретта!
— Не совсем так, доктор Темплтон! — Голос Хестер прозвучал неожиданно жестко. — Миссис Сьюзен не раз говорила вам, что я прожила всю свою жизнь в этих местах, и это правда. И не только я. И моя мать, и бабка, и прабабка, и так далее, доходя до первого из моих предков, жившего в этих местах, некоего Сола. Этот самый Сол, уроженец Вирджинии, был вывезен оттуда для строительства вот этого самого Гэмптон-Хауса. Так назывался этот дом давным-давно, еще перед войной между Севером и Югом. Строительство дома было закончено приблизительно в 1835 году. Тогда же родилась Дельях — внучка Сола. Она была первым ребенком, родившимся в поместье Гэмптонов. Тремя годами позже на свет появилась Анна.
— Кстати, — сказала Сью, — Хестер была одной из тех, кто помог нам найти этот участок, а вообще об этих местах мы узнали от находившегося под гипнозом Джефа. Услышав то, что он рассказывал, Хестер сразу поняла, что речь идет о Гэмптон-Хаусе.
— Более того, Хестер сама добавила много интересных деталей к историям нашего сына, — сказал Джон. — Она знала про всех людей, которые фигурировали в рассказах Джеффа.
— А как же иначе, — Хестер пригладила подол юбки рукой. — Эти истории передаются в нашей семье из поколения в поколение.
— Фактически она знала об этих местах значительно больше, чем Джефф. И именно она рассказала нам об Анне, Сэзе и Моди. Это случилось за полгода до того, как мы нашли дневники, и за год до публикации вашего романа, Бретт.
Бретт стоял, закрыв лицо руками. Дженни, Джефф, Джон, Хестер, дневники — все это напрочь ломало его представление о жизни на грешной земле!
— Хестер, ну а вы-то, вы! Ваши предки надрывались, работая здесь на плантациях. Они были рабами. Рабами! Вас какого черта влекут эти места?
Миссис Филдинг грустно улыбнулась и взглянула на Бретта своими черными маслянистыми глазами:
— А по-вашему, я должна ненавидеть этот дом?
— Именно так!
— Мистер Мак-Кормик, я уважаю историю, даже если некоторые ее моменты неприятны для меня лично. Да, мои далекие предки были рабами, но я не вижу в этом ничего для себя постыдного!
— Хестер, я не хотел вас обидеть.
— Я в этом не сомневаюсь. Мои предки работали здесь, и я горда этим! И хотя этот дом принадлежал белым хозяевам, его строил мой прапрапрадед Сол и такие же черные невольники, как и он сам. Сто шестьдесят лет назад они, обливаясь потом и кровью, возводили этот особняк! Все строители давно умерли, а дом все стоит и простоит еще не один десяток лет! Да, они были рабами, но я свободная женщина. Темплтоны позаботились об этом доме, и я счастлива, что он снова вернулся к жизни.
— Ну, хватит об этом, — проворчал польщенный Джон.
— Поверьте, самое главное для меня совсем не в том, что вы платите мне деньги за работу…
— Хестер, не будем это обсуждать, — мягко прервал ее Темплтон. — Лучше расскажите Дженни, как Моди не удалось выйти сухой из воды в этой истории.
Хестер задумалась. Она могла рассказать Дженни очень о многом. Даже Джон знал далеко не все. Но как объяснить Дженни, что расплата пришла к злодейке намного позже?
— Через некоторое время Мэри Гэмптон записала в дневнике, что она подозревает Моди в смерти Анны и Сэза, но не знает, как это доказать. Отношения между Мэри и Моди заметно ухудшились.
— И как это произошло? — спросила Дженни срывающимся шепотом.
— Подробности, к сожалению, не известны. Дневники Мэри и Моди заканчиваются приблизительно в одно и то же время.
«Но история-то продолжается», — подумала Хестер про себя. Ей не хотелось пугать Дженни еще сильнее, рассказав, что существует и третий дневник. Еще один дневник, принадлежащий Моди Гэмптон. В нем было изложено, как она заставила навсегда замолчать Мэри, которая уже была готова поделиться своими подозрениями с мужем и сыном.
Это произошло в 1863 году, когда началась война. Солдаты Штатов освобождали невольников Юга, и рабы разбегались кто куда. Отряды северян еще не подошли к Гэмптон-Хаусу, а среди чернокожих уже начались разговоры о предстоящей свободе. Приблизительно через две недели после смерти Мэри в комнату Моди пробралась ее тогдашняя горничная Дельях и выкрала дневник своей хозяйки. Конечно, Дельях не знала грамоты, но сообразительная негритянка довольно четко представляла, что может содержаться в украденном документе.
Моди не нужно было долго думать, чтобы догадаться, кто украл ее дневник. Дельях собиралась шантажировать свою хозяйку, заставить подписать бумагу, предоставлявшую свободу ей и ее семье. Моди наотрез отказалась, и дело дошло до драки, закончившейся самым неожиданным образом. Моди споткнулась, с размаху ударилась головой об острый угол камина и умерла на месте. Старому Солу ничего не оставалось сделать, как помочь Дельях той же ночью закопать безжизненное тело Моди Гэмптон в укромном уголке усадьбы.
Эта семейная тайна никогда никому не открывалась, и сейчас Хестер также не собиралась рассказывать об этом Дженни Франклин. Достаточно ей было знать, что Сэз и Анна не единственные жертвы Моди.
— Итак, — продолжила Хестер, — вскоре Моди, видимо, оступилась на прогулке и упала, разбив себе голову о камень. Это случилось на берегу заболоченного рукава реки, где она, очевидно, и утонула. По крайней мере больше ее никто не видел.
Заболоченный рукав! Как раз рядом с башней. Это же то самое место, где нашли свою смерть Анна и Сэз, где и Бретт, и Дженни явно ощущали присутствие смерти. А теперь оказывается, что и Моди погибла в том же месте!
— Такова поэзия жизни, — тихо пробормотал Бретт.
Тем не менее Дженни услышала его шепот.
— Да, именно поэзия, — прошептала она в ответ.
— По сравнению с тем, что я узнал за последние два дня, всякое продолжение романа кажется бредом.
— А вы пишете продолжение? — оживился Джон.
— И что же происходит с Моди? — поинтересовалась Хестер. — Что дальше?
— Когда Рэнделл вычислил Моди, она просто-напросто сбежала из Гэмптон-Хауса, умело запутав следы. По крайней мере так я себе это представлял.
— А Рэнделл? — встрепенулась Дженни. — Что с ним произошло в действительности?
— Он погиб. Сына Мэри Гэмптон убили на войне, — ответила Сью вместо Хестер.
— Ты видишь? — воскликнул Бретт, глядя то на Дженни, то на Сью. — Значит, я был прав! Так я и написал в продолжении!
— Боюсь, судьба Рэнделла не слишком оригинальна, — насмешливо заметила Хестер.
— Черта с два! — завелся Бретт. — Я, сидя за компьютером и, прошу прощения у дам, ковыряя в носу, придумал, что Рэнделл пошел на войну и отдал свою жизнь в бою с северянами! Никто не разубедит меня в том, что это была не моя собственная идея, пусть она даже и совпадает с действительностью.
Сарказм Хестер еще усилился:
— Вы так уверены? А может быть, какая-то часть вашего подсознания просто помнила об этом? Даже кошка имеет девять жизней, не так ли? Вы презрительно улыбаетесь, мистер Мак-Кормик, но ваше сердце знает все значительно лучше вашей головы. Попытайтесь подумать о памяти своего сердца, и оно подскажет вам, в чем правда.
Переполненная различными чувствами после чтения дневника Мэри Гэмптон и откровений Хестер, Дженни совсем забыла о коврике, с которого все началось.
Ровные шестиугольники по краям и шестиугольник в центре — побольше. Танец разноцветных букетов. «Цветочный сад любимой бабушки». Ручная вышивка по старой фабричной ткани. Стежок к стежку. Утомительный труд. Наперсток, надетый на палец, толкает быстро мелькающую иглу.
— Дженни! — Голос Бретта вывел ее из задумчивости. — Тебе понравился этот коврик?
Она вздрогнула и прогнала от себя стоящую перед глазами картину.
— Да, очень тонкая работа. Я просто задумалась, рассматривая его.
Дженни подошла к окну и выглянула наружу.
— Посмотри, какая прекрасная сегодня погода!
— Это именно то, что ты хочешь мне сказать? Тебя интересует погода?
— Нет. Меня интересует, когда она вернется.
— Кто? — Бретт тоже подошел к окну.
— Моди. Моди Гэмптон. Ты прочел дневник, поэтому теперь наверняка знаешь правду.
Бретт посмотрел на небо, а потом в глаза Дженни. Абсолютная чистота. Только небо было синим и успокаивающим, а в серых глазах Дженни мелькали тревога и беспокойство.
— Да, — ответил Бретт. — Теперь я знаю.
Как Дженни надеялась, что хоть ненадолго увезла Бретта от преследующей их опасности!.. О Господи! Но как это ей не пришло в голову раньше? Если она вернется в Новый Орлеан одна… Тогда их преследователь обязательно на нее выйдет! Полиция будет наготове, а Бретт — в безопасности.
— Почему ты на меня так смотришь? — спросил Бретт.
— А что, я смотрю на тебя как-то необычно?
— Твой взгляд мне не нравится. Словно ты задумала что-то нехорошее.
Дженни отвернулась к окну, чтобы Бретт, раз он стал таким проницательным, не мог видеть ее глаз.
Она вздохнула, приводя в порядок дыхание, чтобы дрожащий голос не выдал ее.
— Тебе и в самом деле может не понравиться то, о чем я сейчас подумала.
— Что, еще один сюрприз?
— Ничего ужасного, обещаю тебе. — Она мягко, но настойчиво взяла его за руку и повела на веранду. Там она заняла свое любимое место, откуда открывался вид на сад и гостевые коттеджи.
— Просто я хотела тебе напомнить, что сначала мы собирались приехать сюда дня на два, не больше. Теперь, я так понимаю, мы решили остаться здесь до конца уик-энда. — Дженни постаралась, чтобы голос ее звучал достаточно жалобно. — Бретт, я не могу оставлять своих клиентов так надолго. Я обещала им, что приеду через несколько дней. Послушай, мне действительно необходимо съездить в Новый Орлеан.
Бретт открыл рот, чтобы выразить решительный протест, но Дженни перебила его, не дав даже начать:
— Думаю, тебе следует остаться здесь до окончания бала. Здесь будет Грейс, и я надеюсь, что вы устроите все как нужно. Бал состоится в ночь с субботы на воскресенье и…
— Нет.
— Но мы будем в разлуке только несколько дней.
— Ты не сделаешь без меня ни шагу!
— Надеюсь, ты не собираешься диктовать мне, как я должна вести свои дела? — поинтересовалась Дженни довольно холодно.
— Послушай, это ведь не только дела!
— Что ты имеешь в виду?
— Ты и сама прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Если ты поедешь в Новый Орлеан, я обязательно отправлюсь вместе с тобой независимо от того, хочешь ты этого или нет, — отрезал Бретт.
— Ты что, с ума сошел? После того, как ты пообещал Темплтонам помощь? Не думаешь ли ты, что Грейс будет работать здесь в одиночку? Ты просто обязан остаться до воскресного утра у Сью и Джона!
— А зачем я Грейс? Если тебе очень хочется увидеть результат ее деятельности, мы можем без помех подъехать сюда в субботу. В любом случае одна ты отсюда не уедешь. Конечно, если ты не собираешься украсть мою машину.
— Думаю, что при желании могу обойтись и без твоей машины!
— Не считай меня идиотом! Неужели, по-твоему, я не понимаю, что ты хочешь удрать отсюда, чтобы поиграть в живую приманку для нашего новоорлеанского друга? Джен, успокойся и послушай меня! Может быть, я ошибаюсь в своих суждениях о некоторых вещах. Черт меня подери, я даже допускаю, что вся цепь этих идиотских событий вокруг нас не просто серия случайных совпадений!
— И то хлеб, — насмешливо отозвалась Дженни. — Неужели допускаешь?
— Да! — Он прикрыл глаза и произнес с видимым усилием. — Я уже сказал, что не исключаю вероятность некоторой закономерности.
— Бретт…
— Но! Маньяк в Новом Орлеане — это объективная реальность. Меня совершенно не волнует, кем ты была в предыдущей жизни — Анной Гэмптон или Сарой Бернар. Что я знаю совершенно точно и что меня заботит больше всего, так это то, что на твою жизнь покушались как минимум два раза. Поэтому я повторяю: если ты собралась домой, то поедешь только вместе со мной.
— Это твое твердое решение? А как же Темплтоны?
— Придется выбирать! Или черт с ними, с этими Темплтонами, пусть Грейс сама разбирается, или мы оба остаемся здесь!
— Хорошо! Но только что ты сказал, что готов согласиться: все случившееся с нами не только цепь простых совпадений.
— Ну, честно говоря, мне просто ничего больше не остается делать. Я чувствую, что здесь нечисто. Черт, ну, может быть, этот дом на меня так действует. Эта историческая атмосфера и все такое… Что, скажешь, я не прав? Ты же тоже ощущаешь в этом доме какую-то необъяснимо притягательную силу.
— Все, хватит! — Дженни устала постоянно подталкивать его к одной и той же мысли. Она просто не хотела, чтобы разные взгляды на одну проблему повлияли на их отношения!
Дженни повернулась к Бретту и с улыбкой поинтересовалась, резко переведя разговор на другую тему:
— Бретт, как, по-твоему, называется то, что мы испытываем друг к другу?
Бретт, еще не успев окончательно выпустить пар, чуть было не поперхнулся, но быстро нашел ответ:
— А почему бы нам не подняться и… Там мы и поговорим об этом.
Дженни обняла его за шею. Он почувствовал, как ее гибкое тело крепко прижалось к нему, чуть-чуть дрожа.
— А если я уже не хочу тратить время на разговоры? — произнесла Дженни, с трудом сдерживая стон.
— Это даже еще лучше. Кажется, перед тем как встретить Хестер, мы как раз собирались…
— Я… — Дженни уже не смогла продолжать, потому что трепещущий язык Бретта коснулся уголка ее губ.
Вечером, за ужином, Джон заметил Бретту:
— Не знаю, каковы способности вашего рекламного агента, но я уже на всякий случай приготовил приглашения на бал с просьбой к гостям RSVP.
— А что это такое? — Любопытный нос Джеффа просунулся между ними и уткнулся в свежеотпечатанные карточки.
— Это по-французски, — объяснила Сью. — «Reponde, s'il vou plait». Здесь написано, чтобы гости, получив наши приглашения, ответили нам заранее.
— А-а-а! — Джефф сразу успокоился. — Я знал, но просто забыл.
— Жуйте ваши бобы, мистер Джонни Реб! Сегодня, судя по состоянию футболки, вас тяжело ранили, и вам необходимо подкрепиться!
Сью выразительно округлила глаза:
— И тогда ты можешь попросить Хестер, чтобы она тебя похвалила.
— Конечно, Хестер его похвалит, — проворчала негритянка. — Она занималась тем, что клала Бретту добавку. Весь вид ее выражал недовольство и укоризну, словно она догадывалась о причине столь сильно разыгравшегося аппетита. — Сэр, вы ужинаете так, будто весь день занимались тяжелым физическим трудом. Вы случайно не кололи дрова, гуляя сегодня по лесу?
Дженни с интересом прислушивалась, украдкой поглядывая на Бретта.
— Хорошо все-таки, когда человек набирается опыта в предыдущей жизни. Например, можно избежать некоторых ошибок, — невозмутимо продолжала Хестер. Она явно задирала Бретта. — Правда, существует некоторая категория упрямцев. Они не желают учитывать своих прежних ошибок и с завидным упорством повторяют их снова и снова.
Бретт, не отвечая, задумчиво смотрел в тарелку, обдумывая последнюю реплику домоправительницы. Та, впрочем, и не ожидала ответа. Она собрала грязную посуду и, гремя тарелками, удалилась на кухню, независимо покачивая необъятными бедрами.
Идея, высказанная Хестер, не была нова для Бретта. Это было то же самое, что все время пыталась доказать ему Дженни, только выраженное другими словами. Он был согласен, что с ним и вокруг него происходило нечто странное. Но морально он еще не был готов принять их теорию. Она не укладывалась у него в голове, ломая весь его привычный образ мыслей. Как можно безоговорочно принять тот факт, что он жил сто тридцать лет тому назад? Что когда-то его звали Сэзом и он любил некую женщину по имени Анна Гэмптон? Сознание Бретта настойчиво придерживалось другого: он — Бретт Мак-Кормик, который любит Дженни Франклин.
А может быть, он просто привык слышать ее голос, смотреть в ее глаза, видеть улыбку и ощущать ее постоянное присутствие рядом с собой? Нет! Это уже не было привычкой, это была настоящая любовь!
Внезапно Бретт понял, что не уверен, сможет ли пережить потерю Дженни в своей нынешней, настоящей жизни.