Панк-вирус в России

Интервью с Сашей Ивановым (Человеком и Пароходом). группа "НАИВ"

г. Москва 07.02.98

Ольга: Когда и при каких обстоятельствах образовалась группа?

Саша: Группа воз никла в рядах Вооруженных Сил СССР в конце 1988 года (осень-зима). Это как раз тот период, когда мы с Максимом Кочетковым (человеком, с которым мы все это замутили) получили доступ в музкомнату, где были разные гитары и прочая хрень.

До встречи с Максимом я играл в различных самодеятельных школьных группах, любил Гребенщикова и «Кино», причем не то «Кино» конца их карьеры… а когда я рос, ко мне поступала информация — хреновые записи, полуподвальные. Их эстетика немножко другая, её нельзя назвать панком. С панком я познакомился благодаря Максиму Кочеткову (второму отцу-основателю группы, бас — гитаристу). У него были записи "Sex Pistols", «Ramones» — их ему в армию подогнана братва. Но он их знал с детства, потому что жил в Америке. И он слушал heavy metal изначально, а я heavy metal вообще не любил. А Панк-рок мне понравился, мне понравилась идея — идея протеста, пошли, мол, все на хуй, действительно

И мы начали с ним мутить группу. Так была написана первая песня, которая со временем стала хитом в 1989 году, под названием "Танки — Панки". На нее был снят клип впоследствии, но написана она была в тот армейский период. Мы служили вместе, и Макс имел доступ к информации, которая изменила мою жизнь кардинальным образом. Я не слышал Панк-рока до этого, на самом деле. Я слышал до этого «Exploited», причем пятую копию, сделанную с хуевейшей записи, то есть вообще было непонятно что к чему. И с этого момента я начал слушать "Sex Pistols", «Ramones», "New York Dolls".

К сожалению, не могу сейчас вспомнить людей, которые играли вместе с нами. Там был такой человек — Армянин — на барабанах вонзал, для армейского коллектива очень неплохой барабанщик. Еще был один человек — Леха Гончаров, он играл на клавишах. Пробовали использовать keyboards в нашем творчестве, под влиянием питерских групп, но со временем отказались, перешли к гитарной музыке совсем.

О: А название как возникло?

С: Я придуман название — "Новые арлекины и вольтижеры". Потом мы просто сократили, так как название было очень громоздкое и неудобное, и получился «НАИВ», произошло это случайно. То, что мы называемся «НАИВ» — это просто аббревиатура. Вольтижеры — это люди, которые в цирке, скачут на лошадках. Есть такое понятие — вольтижировка. На самом деле, изначально они возникли в Наполеоновской армии. Наполеон нанял на службу карликов, которые сажались на спину большому человеку, скачущему на лошади, и должны были крюками мочить врагов. Но ничего не получилось — карлики падали и совершенно безумно кувыркались, и из-за их комизма, появилось такое понятие вольтижеры. Вот я и использовал его в названии.

Дело в том, что мы ощущали себя клоунами, клованами, потому что… Когда ты служишь в Вооруженных Силах, там очень много серьезных молодых людей — они действительно мужики, пацаны охуенные, а мы просто были мудачками, на контрасте с ними. Там служило очень много людей с Западной Украины. Я абсолютно не националист, я отлично отношусь вообще ко всем людям. Но западные украинцы, западенцы — это своеобразная каста. Я ничего плохого не хочу о них сказать, они просто очень своеобразные люди. Они называли нас клованы, москали и клеваны. Может быть, они, в каком-то смысле, подтолкнули группу к такому названию.

Когда мы вернулись из армии, мы встретили таких людей как Руслан Ступин (это гитарист наш теперешний). По сути, он тоже original member, потому что то, что происходило в армий — это метаистория. Руслан — это мой сосед, пьяница, который в то время постоянно где-то на помойках сидел и играл на гитаре

Все время. Есть такое понятие — дворовый лидер. Вот он (Руслан) действительно очень талантливый человек, очень хорошо вонзал на инструменте, беспределил. Постоянно, дрался со всеми, с ментами какие-то бесконечные разборки. Он старше был меня, — то есть авторитетный человек. Я его пригласил в группу, и он не отказался.

У нас появился такой барабанщик как Миша Полещук, с которым, к сожалению, мы сейчас расстались в силу исторических обстоятельств. Миша внес большую лепту в группу, он был серьезный музыкант. Но так сложилось, что он не сумел контролировать себя достаточно, не смог сам с собой справиться, и это привело его к персональному кризису и расставанию. Мы заменили его на Дмитрия Хакимова, барабанщика и лидера группы "Mad Dog". Мы искали барабанщика, когда ушел Миша, и пригласили на репетицию Диму Хакимова, и он сел за ударную установку и вонзил так, что мало не показалось. И я сказал: "Хочешь — будешь сессионным барабанщиком, побудешь чуть-чуть сессионным, станешь членом группы". Он сказал: "Да, хорошо. Мне интересно это предложение. Надо попробовать". Мы попробовали с ним. Буквально 3–4 репетиции прошло, я посмотрел на него ещё раз — что он за человек, что за музыкант и сказал: "Все, ты — равноправный член группы".

Сколотив группу, мы вступили в Московскую Творческую Лабораторию Рок-музыки. На тот момент (в 1989 году), это была единственная организация, которая серьезно занималась музыкой, такой как мы играли. Очень много есть превратных мнений о ней. Особенно питерская тусовка ненавидела в то время Московскую Рок-лабораторию — "московская блеватория", «рок-блеватория» — это понятия из того времени. На самом деле, я общался с Ольгой Опрятной, и мне кажется, что не были они никакими КГБистами, продажными суками-комсомолками. Они были просто ушлые бизнесмены, которые занимались довольно радикальной, странной хуйней.

Кстати, то, что сейчас Марочкин под названием Московской Рок — лаборатории мутит с правительством Москвы, и финансируется за его счет, и продвигает свои фашистские и националистические телеги, это никакого отношения к той Рок — лаборатории вообще не имеет, совершенно две разные тусовки.

Мы вступили в Рок-лабораторию и просуществовали там благополучно года 1,5–2. В это же время в этой творческой организации состояли такие люди, как Максим Покровский (группа "Ногу Свело"), "Die Schwarze Kazen" (возглавляемая господином Китайцем), "Монгол Шуудан", "Ва-Банк".

Мы играли, играли, играли… Потом Рок-Лаборатория распалась. Потом мы ездили в европейский тур: 40 концертов в течение 47 дней — 11 стран: Финляндия, Швеция, Норвегия, Дания, Германия, Бельгия, Нидерланды, Австрия, Швеция, Италия. Чехословакия. Мы всем этим занимались уже DIY.

О: Как вас в Европе принимали?

С: У нас в Европе было два показательных концерта, которые я всегда использую как иллюстрацию: один концерт, который собрал 5 человек и один, который собрал две тысячи человек. Когда мы играли для 5 человек аудитории — мы выступали в маленьком голландском городе (точнее сказать было бы деревне), а в соседний город приехал "Bon Jovi", и все ломанулись туда. Все же это событие для маленькой деревушки. Самый большой концерт (2 с лишним тысячи людей) — это концерт вместе с "D.O.A." и "Coffin Brkan" в берлинском клубе "SO — 36". Это был 1993 год.

О: Как вам Европа?

С: На самом деле, Европа — очень хорошее место, в том смысле, что европейцы живут в очень цивилизованных странах, во многих из которых очень либеральные законы в отношении наркотиков, в странах где принцип свободы возведен в некоторое правило.

Например, ты идешь по улице, в говно пьяный и орешь, в 2 часа ночи. К тебе подходит мент и говорит просто:

— Что Вы орете?

— Это у меня такое эмоциональное самовыражение.

— К сожалению, в нашем городе это не поощряется, поэтому я прошу Вас, если у Вас есть друзья, или если Вы сами можете взять себя в руки, заткнитесь немедленно и не орите.

И никто тебя не ебошит, не прикладывает об машину лицом. Просто с тобой вежливо говорят менты. Просто менты на велосипедах ездят. Ёб твою мать! В Голландии менты на великах. Это вообще охуеть. Просто на великах подъезжает к тебе парень и говорит: "Марихуану здесь курить нельзя. Я понимаю, что у нас город наркотуризма, легких наркотиков, но на улице все равно нельзя курить марихуану. Как бы не было все легально, это западло, поэтому, пожалуйста…" Всегда вежливо.

Сквоты… Охуенно. Вообще сквотерная идея в Голландии обрела свое легальное воплощение, так как они законны. Если завод, например, пустует в течение трех лет, и никто там не живет и никак не может его использоваться, если тебе негде жить, ты можешь прийти туда и жить там. И закон будет на твоей стороне, тебя никто не сможет выселить, тебя с полицией даже не смогут выселить, потому что ты имеешь на это право. Европа — это все-таки средний класс. Панки в основном это дети родителей из среднего класса… Это люди образованные, правило, студенты, которые не приемлют коммерческой музыки, коммерческой информации и всё такое.

На самом деле, просто рекомендую, у кого есть возможность, надо просто поехать в любое punk — community в Дании, Норвегии, Швеции, неважно. Просто смотреть, как там это происходит. Единственное, что я предлагаю, если вы туда поедете, не увлекайтесь наркотиками, потому что там это очень распространено и очень доступно. Побывав там, извлечете массу положительных и новых идей, которые там витают.

О: Что в духовном плане подтолкнуло вас к идее панка?

С: Мы реально попали в ситуацию… Лично я, мальчик в розовых очках, попадает в армию и сталкивается с реальностью: вот, на самом деле так живут люди, вот это Западная Украина, вот это село такое-то, с тобой служат реальные люди оттуда. Столкновение с реальностью: вот люди так живут, им вообще пиздец на самом деле, у них вообще нет никакой информации, они вообще не понимают ни хуя, родители о них никогда не заботились вообще, потому что им это не интересно. И мне кажется, что в той или иной степени, к Панк-року нас подтолкнуло столкновение с реальностью. Я действительно понял, что то, как родители относятся ко мне, то, как жизнь происходит вокруг меня, как студента какого-то института — это одно, а есть совершенно другая жизнь, причём весьма и весьма реальная и очень даже непростая.

О: То есть до армии ты закончил институт?

С: Нет, это был небольшой такой период, 2 года, когда брали студентов то же в армию, я попал в этот период. Я год отучился в Университете Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы, и через год пошел в армию служить.

С другой стороны, как бы все это проблемно не было, я все-таки благодарен Советскому государству, которое действительно немножко меня еблом в говно засунуло, просто показало: "Ты посмотри на своих соотечественников, что происходит реально, не будь мудаком, перестань молиться на Гребенщикова (Боря Гребенщиков отличный, ранние его все пластинки на ура и forever!), но вот розовые очки свои на хуй выкинь".

О: Когда вы вернулись из армии, вы сразу в Лабораторию попали?

С: Может быть, через несколько месяцев, через 5–6.

О: Сразу возникла идея туда пойти, или сначала вы пытались сами пробиться, или это была просто единственная альтернатива?

С: Мы играли музыку, мы всегда хотели хорошо записываться, не в том смысле, что коммерчески, делать популярный звук… Мы просто хотели записать так, как мы можем. Допустим, мы могли добиться на трехгрошовой базе хорошего звука, такого, как нам надо, который нас всех вставляет. Раз мы можем до биться этого вместе на базе, почему бы нам не попытаться добиться этого на студии. Общаясь со студиями, мы поняли, что это стоит денег. Нам всегда требовались деньги, чтобы сделать наш продукт качественным. Мы всегда эти деньги на ходили и тратили на запись. Мы реально заморачивались: нам нужно настроить барабаны, мы готовы тратить 20 часов, чтобы просто настраивать их и платить за это, и настроить их так, как нам надо. Если мы хотим записать музыку со сраным звуком, мы не просто придем, за два часа запишем всю программу, пожмем ручки друг другу, и пойдём бухать… Нет, мы будем добиваться и искать, пока мы не поймаем тот сраный звук, который нам нужен. Мы сделаем его и запишем, независимо от того, сколько бы денег нам это не стоило. И каждая наша пластинка это большие бюджеты, по стандартам панк — групп в этой стране, это просто, действительно много. Но мы совершенно не жалеем, потому что мы делаем то, что мы хотели, и воплощали то, что мы хотели.

О: И почему вы в Рок-лабораторию пошли?

С: Нет, я не могу сказать, что мы вообще пошли куда-то, мы просто занимались музыкой, мы посмотрели вовне, кто, вообще, чем занимается, есть вообще музыкальная тусовка какая-нибудь или нет, может, просто мы одни вообще. Мы поняли, что нет, мы не одни. Есть "Ногу свело" которые играют постпанк, есть "Монгол Шуудан", который на тот момент был близок к Панк-року — «примоченная» гитара, анархическая фразеология. Мы подумали: "А где они вообще?" Мы узнали — в Рок — лаборатории. Познакомились с Рок — лабораторией.

Мы сказали: "У нас есть запись, 2 демо — вещи. Послушайте, вам нравится?" Они cгазали: "Да, всё клёво". Мы говорим: "Давайте сотрудничать" просто. Это не был какой-то выбор, мы ни к чему особенному не стремились вообще… Мы, в принципе, никогда не думали, что сможем даже 2–3 года просуществовать, не то, что 10 лет. Мы просто делали то, что нам хотелось… Например, сегодня мне идти на лекцию в институт, а после лекции у меня есть свободное время, и неплохо бы порепетировать вместе, потому что, быть может, когда-то мы сможем сыграть концерт.

О: Где вы репетировали в те годы?

С: Там была очень большая череда баз. Самая первая наша база была в рамках Университета Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы.

О: А Макс там же учился?

С: Нет, он вообще нигде не учился к тому моменту. Он бросил «Мориса-Тореза», потому что его все это заебало.

О: Трудно было тогда базу найти, или вам ее Лаборатория дала?

С: Реально, мы всегда находились в такой ситуации, что за, все, что у нас было мы платили. Мы никогда фактически не пользовались халявой. Не было никогда такой ситуации, знаешь, что — "а, вот вам база". "Вот вам база" — это просто я пошел, разрулил типа там: "У меня есть коллектив, мы играем этническую музыку", — я сказал так в Университете Дружбы Народов. А там это поощрялось, как бы конвергенция культур, все заебись и отлично.

О: Концерты вам Лаборатория устраивала?

С: Какие-то да, какие-то мы сами мутили.

О: А тур по Европе?

С: Это чисто наша замутка. Это заслуга Максима Кочеткова, который просто очень активно сотрудничал с журналом "MaximumRock'n'Roll". Я любому панку его ("MaximumRock'n'Roll") очень рекомендую. Просто через журнал — почитали его, посмотрели, что да как, написали им, начали какую-то тусовку с ними, и через них мы разрулили тур европейский. Это не был тур, разруленный Рок — лабораторей или какими-нибудь официальными структурами. Всё это было сделано на совершенно независимом уровне. Мы играли в сквотах, в основном. Или если большие площадки — то они тоже были независимыми. Это не major labels, не comersal radios, никакой поддержки мы не имели. То есть это был совсем indi. В принципе, мы, на самом деле, до сих пор, до продажи своих прав «Филям», мы — одна из немногих групп, которая смогла чего-либо добиться в рамках Панк-рока, и при этом не принадлежать никому, быть DIY, "Do It Yourself", то есть самиздатовской группой. Ну, вот сейчас мы продались. Многие нас обвиняют, говорят: "Вы, мол, сосете, продались «Филям». С другой стороны, «Фили» — независимый лейбл, как бы не пытались их обвинить. Например, для группы «НАИВ» не использовалось ни одно из средств промывания мозгов, не было широкого pablicity на радио, на телевидении.

О: Поскольку уж речь зашла о «Филях», расскажи чуть-чуть поподробнее в каком году и каким образом вы с ними стусовались.

С: Года два назад, с бодуна, со страшного, я сидел вот здесь (интервью происходит в офисе "FEELEE"), нет, не в этой комнате… Я пришел к Игорю и говорю: "Игорь, бля, хорош-то залипать. Слышишь чё?" Он говорит: "Чего?" Я говорю: "Давай просто работать вместе. Чё да как". Он говорит: "А ты кто такой-то?" Я говорю: "Я, мол, Саша Иванов, Человек и Пароход, из группы «НАИВ». Он говорит: "Отлично, давай говорить". Мы сели говорить просто и пришли к выводу, что реально мы можем сотрудничать с ними. Это лейбл, который не будет на нас давить, то есть заставлять нас делать то, что мы не хотим, и мы сможем делать то, что нам надо. И как бы, если мы мало продаем наших пластинок, то есть не 10 и не 20 миллионов, а скажем, всего 4 или 5, то это лишь только наши проблемы, потому что сам лейбл давления не оказывает никакого. Я считаю, что это неплохой партнер, реально.

О: А теперь можешь рассказать, как покинул вашу группу Макс Кочетков?

С: На самом деле, это драматическая ситуация, и я не буду на ней очень заостряться. Максим очень полюбил девушку, которая ездила к нам в гости из Сан-Франциско, она работала в журнале "MaximumRock'n'Roll". Они поженились и уехали. Прожили вместе 2 года, у них родился ребенок, и после этого они не сошлись характерами. Конечно, русские люди значительно больше пьют, значительно больше беспределят, и значительно больше хуевничают, чем люди американские. И на определенном возрастном этапе им пришлось разойтись. Макс до сих пор живет в Америке, у него есть своя группа «Snag», они играют Панк-рок. Но гражданство он получил не через брак, а потому что он родился в Нью-Йорке. Я тоже родился в Нью-Йорке, кстати. Мы не знали друг друга с Максом до 18 лет, хотя родились в тот же самый год, в одном и том же городе, в одном и том же роддоме. Наверно, мы из определенного класса, из определенной ту совки, но — мы предатели, отвергшие традиции и ценности своего класса. Некий конфликт поколений. Мы развалили ту страну, которую держали наши отцы не то, что мы что-то такое конкретное сделали, но неприятие того официоза и всей той хрени коммунистической, которая была… Наше поколение не создало новую почву, чтобы дальше строилась эта совершенно маразматическая действительность.

О: А как у вас появился Денис Петухов?

С: Денис Петухов был вокалистом в группе "Четыре таракана". Макс уехал в Америку, нам нужен был бас-гитарист. Мы просто начали искать знакомых людей и предложили ему: "Денис, не хочешь поиграть на бас — гитаре?" А для него, молодого человека 18-ти лет, это вообще было шикарное предложение.

О: Можешь как-нибудь прокомментировать темы песен, откуда все идет?

С: Мне кажется, песни все о жизни. То, что мы сочиняем (не важно на русском или английском языке) — это совершенно реальные вещи.

О: Для чего вы занимаетесь музыкой, Панк-роком?

С: Я думаю, что есть много объяснений, я назову некоторые:

— во-первых, потому что это просто нравится, до сих пор, через 10 лет все равно интересно;

— во-вторых, потому что есть реальная возможность… Вот если я выйду сейчас на Горбушке и начну кривляться, как я кривляюсь на сцене, мне просто сразу дадут пизды, просто, без разговоров, не разбираясь почему, что и как, просто реально вкатят. С другой стороны, я могу делать это на сцене, и мне еще будут деньги за это платить. Что я хочу сказать — я могу свои чувства фрустрации и паранойи выражать на сцене. Мне кажется, что это позитивный психотерапевтический процесс, потому что в процессе общения с таким фриком, как я, аудитория тоже освобождается от своих фобий и всё такое, и может в это время делать то, что она хочет. Она освобождается на физическом уровне оттого, что ее подавляет и фрустрирует.

— третье, это один из способов заработать деньги. Потому что мы существуем уже 10 лет. Мы знаем, сколько мы стоим, сколько стоит наш концерт, сколько стоит наша дорога. Для всех членов нашей группы, кроме ценя, музыка является единственным способом зарабатывать деньги. Они ничего другого вообще не умеют.

О: А вообще члены группы помимо музыки чем-нибудь занимаются?

С: Ну, чем… Руслан Ступин, мне кажется, не состоялся, к сожалению как литератор. Я знаком с тем, что он писал — у него есть талант, он очень неплохо пишет. Пит, в целом, музыкант, мне кажется. Дима Хакимов, он еще и художник, помимо всего. Я сам случайно узнал об этом. Я, кроме своей музыкальной деятельности занимаюсь еще самыми разными делами. Я тусуюсь с радиостанциями. Меня недавно пригласили на пост программного директора радиостанции "Милицейская волна". Говно — вопрос: "Можно поменять название?" "Нет, нельзя". "Ну, это выше моих сил". У них там совершенный бардак, можно сделать хоть панк — радиостанцию. Но я не могу под таким именем выходить. Я работаю в разных местах, у меня есть, где брать деньги. Я просто умный, на самом деле. Я знаю, где украсть лавэ для того, чтобы потратить их на свою семью, и на ту музыку, которой я занимаюсь. Потому что, при всем притом, что наш концерт приносит какие-то деньги, жить от этого четырем здоровым мужчинам, если у них есть какие-то чиксы, жены, дети, довольно сложно. Это довольно скромный и очень скромный достаток.

О: Как ты понимаешь панк как музыкальный стиль и как стиль жизни?

С: Самое лучшее определение, которое я нашел по жизни… Несколько лет назад в Москву приезжал такой человек — Donny The Punk. Он читал две лекции — в МГУ и еще где-то. Журналист, который просидел в тюрьме лет 10–15 за торговлю LSD, который был изнасилован 39 неграми. Он дал самое лучшее определение Панк-року…

Мне кажется, Панк-рок — это гитарная музыка, причем звук гитар должен быть максимально приближен к индустриальному, не в том смысле модного сей час понятия «industrial», по большому счету — рок'н'ролл с индустриальным звуком — вот моя дефиниция Панк-рока как музыкального стиля.

В Панк-роке очень важен drive. Что такое драйв? Ты приходишь на концерт и какая-нибудь группа начинает играть на гитарах, барабанах и всё такое. И в какой-то момент тебя зацепляет и начинает колбасить. Если это есть… Это вообще панк — музыку должно определять. Если этого нет, то это не rock'n'roll, это, наверное, декламация стихов под гитару.

Но и драйв не главное. Очень важно, чтобы текст был. Если все время будешь про любовь петь, про морковь какую-нибудь, это тоже… Если ты не эпатируешь публику и при этом хорошо и с драйвом играешь, то в конечном итоге станешь хорошей рок — группой. На самом деле, это не плохо, но это уже не Панк-рок.

О: А чем Панк-рок отличается от рока?

С: Мне кажется, сильный элемент эпатажа и больший элемент политизированности. Панк-рок ближе к левым, к анархистам.

О: А сам ты как относишься к анархии и какое значение имеет она в Панк-роке?

С: Для меня лично — я изначально настоял на том, чтобы мы использовали в надписи нашей группы «А» перевернутое. Потому что традиционный европейский социальный анархизм мне не очень симпатичен. Мне ближе религиозные поиски господина Толстого, которого можно определяется как религиозного анархиста. Я не думаю, что сейчас, или завтра, или лет через 10 мы отменим государство и дадим людям, что они хотят и получим что-то хорошее, но я верю в то, что есть возможность поиска, человек должен быть свободным и искать. Человек должен стремиться к свободе. В этом смысле, я — анархист.

О: Должен ли Панк-рок нести опасность для общества?

С: Я думаю, что да. Панк-рок — это опасность любой стабильности. Есть шоу-бизнес, который рулит Игорь Тонких, нужно внести в его дело такую струю, которая разрушит его дело. Это шутка, конечно. На самом деле, искусство должно нести некоторую опасность (я, правда, не имею в виду физическую опасность). Очень легко стать одной из застывших форм. Вся эстрада… Ведь Маликов, Пугачева — когда-то это, наверно, тоже было по-своему революционно. Но эти люди законсервировались, они сложили каноны и действуют в их рамках. И в результате, это приводит к тому, что мы потребляем огромное количество мертвечины, которая поступает к нам через средства массовой информации. Мерилин Мэнсон, которого я не люблю за его убеждения, за его телеги, все равно, в конечном итоге, приносит определённую пользу, потому что разрушает стандарты и стереотипы, которые навязывает общество. Американскому обществу нужно, чтобы ты был белый католик или протестант и хороший семьянин. Он делает совершенно наоборот: он говорит, что ебется с маленькими мальчиками, что он антихрист. Я человек православный и мне такие заявления не очень приятны, но я понимаю, почему он так говорит.

О: То есть, даже если это не физическое разрушение, то, по крайней мере…

С: Мне кажется в физическом разрушении смысла нет. Ну что, панки биржу в Лондоне разрушили? Они ничего не разрушили. Ну, может пару машин по пьяни разъебошили, это смешно. По большому счету, message основной — да, мы должны разрушить те стереотипы, которые есть вокруг нас, постараться быть свободными, как бы это не было тяжело.

О: Чем русский Панк-рок отличается от западного?

С: К сожалению, во многом русский Панк-рок отличается от западного тем, что большинство групп не умеют играть. Я не беру в расчет классическую игру на гитаре или что-то в этом роде. Я говорю не об этом. Нужно делать drive. Драйва не делает почти никто. Сейчас перед панк — тусовкой России стоит в первую очередь тема — овладеть музыкальной техникой. Потом все остальное будет — тексты, идеология. Сначала нужно научиться делать такое, чтобы люди просто приходили на концерт, и у сцены их вставляло. Все. Все остальное потом возможно придет, а может и не придёт. Но играть надо уметь. Все-таки драйв — первая вещь. И драйв, на самом деле, довольно мистическая штука. В каком-то смысле, это шаманство (прошу прощения за избитый штамп). Это очень странное состояние. Если это происходит на концерте, ты выходишь другим после него, и люди, которые пришли к нам на концерт, выходят другими.

18. О3.99

Ольга: Какие изменения произошли в музыке, в составе за прошлый год?

Саша: Ну, какие изменения произошли? Мы приступили к записи нашего пятого альбома. Вещи довольно разноплановые. Очень широкий спектр, на самом деле. Достаточно новая экспериментальная пластинка для нас. Хотя с другой стороны, все наши предыдущие работы всегда были экспериментальными и всегда представляли группу по-новому.

О: А что касается состава?

С: Я вообще сразу хочу пояснить — «НАИВ» кузница кадров, на самом деле. Как коллектив, мы воспитали большое количество высококачественных музыкантов, возможности которых не лежат только в области Панк-рока. И последнее происшествие, которое произошло — из группы ушёл наш басист Денис Петухов, который теперь играет в группе "Маша и Медведи". Плюс ко всему у него ещё случилась любовь-морковь с Машей, и у него реально было очень мало времени на коллектив. На его место пришёл Коля Богданов из группы "П.З.О." Он пока в качестве сессионного музыканта в коллективе.

О: В чём ситуация в русском Панк-роке отличается от западного на данный момент в плане идей?

С: На Западе это что-то более политическое. Панк — группа должна выражать своё панковское отношение в бизнесе. Билеты на её концерт не должны стоить дороже 5$. Они не должны играть с расистскими группами вместе. Они не должны то, не должны сё. Есть какие-то правила, которые отличают панка от не панка. У нас всё это более размыто. Ну, если я возьму за правило не играть концерты дороже 5$, скажем, если я буду по 4$ играть концерты — это значит, что билет на мой концерт должен стоить 100 рублей. Как, интересно, будет относиться к этому аудитория? Будет воспринимать это как гуманизм величайший или нет — будут орать, что я озверел и rip them off (обдираю их)? Поэтому некоторые правила, которые существуют в западном Панк-роке, нельзя переносить на наши условия.

У нас только-только начался переход в панковском сознании от стихийного протеста и криков под гармошку к пониманию Панк-рока.

О: Причины появления Панк-рока в России?

С: Всегда же есть молодёжь, которая ребелит, которой хочется анархии в самом прямом смысле — не слушаться никого, бухать, иметь секс, хочется, чтобы девушки были доступны, чтобы можно было подраться — это та почва, на которой панк рок вызревает. Если он потом превращается во что-то большее, это здорово. По большому счёту, Панк-рок — это такое гопничество, на самом деле тинейджерское — мне кажется, это во всех странах одинаково, истоки. Панк-рок, не Панк-рок… Рок — музыка, то есть рок'н'ролл, на самом деле, изначально. Музыка «панк» — это во дворе чуваки тусуют…

Они крутые, чтобы девкам нравиться, нужно на гитарах играть. Ну, а в периоды фрустраций каких-то, сложных ситуаций — экономических, кризисов каких-то, весь этот ребелизм, повстанчество отроческое выливается во что-то агрессивное, жесткое. Вот, наверное, так Панк-рок появляется.

О: А политический протест?

С: Политический протест, протест в самом широком смысле — против культуры старших. "Вы создали такую культуру, в которой жить нам, молодым, не возможно. Мы против этого протестуем активно. Поэтому мы по-дурацки толкаемся, прыгаем… Мы сразу даём понять, что на этот раз мы принципиально отличаемся: мы — не такие, как вы. Вы — другие, вы — взрослые, со своими правилами, а мы нет. Мы по-дурацки себя ведём, как школьники. Даже если мы становимся старше, мы всё равно ведём себя, как школьники. Потому что у нас культ вечной молодости. Мы будем молодыми всегда! Ну, не всегда, пока не умрём, а умрём скоро" (смеётся).

О: Live fast, die young!

С: Да. Типа того. Потом просто, как и любое движение, Панк-рок эволюционирует. Люди, которые в нём участвуют, становятся старше, развивают какие-то параллельные идеи.

О: Что ты можешь пожелать панкам и людям, которые эту книжку читать будут?

С: Сейчас мы на пороге входа в третье тысячелетие. Я не предлагаю, в принципе, осуществлять какую-то ревизию, но я предлагаю подумать над тем, что Панк-рок в большей степени — это отличие от основной части общества не внешним видом — рваные штаны и непонятки на башке — наверное, в большей степени тебя должны отличать от других людей идеи, на самом деле. Говоря об идеях, неможно не сказать о том, что человек, который мало читает, имеет маленький доступ к информации, и вряд ли может генерировать какие-то адекватные, интересные идеи. Мне кажется прошло то время, когда нужно бить стёкла магазинов и драться с ментами. Это, конечно, тоже является частью контркультуры и протест, — это всё нормально. Но делать из этого культ бессмысленно, потому что это уже было много раз и нужно поучиться играть, конечно, потому что, ну, невозможно уже…

Сколько групп было, которые выходили на сцену… Ну, может быть в 15 лет и это катит. Но на самом деле, это уже совсем не интересно. Это совсем не работает, потому что это не работало никогда. Разговоры о том, что "Sex Pistols" умели играть — это бред. Люди, выходя на сцену, играли, на самом деле. Другое дело, что очень много было сделано записей, когда качество самой записи оставляло желать лучшего. Но по большому счёту, люди умели играть и играли. Ну, если сравнивать с Блэкмором — наверное, они не умели играть, но они играли. И многие люди, которые воспринимают буквально эту идею — что Панк-рок — это полное неумение играть — это залечь. Надо уметь играть, надо голову включать. Надо читать книжки, надо думать о том, что происходит. Это всё я бы и посоветовал читателям этой книги.

1990 "Switch-Blade Knalfe" (USA, MRR)

1992 "Пива для НАИВа" (Россия, Alien Records)

1994 "Dehuminized States Of America" (Россия, SOS Music)

1997 "Пост — Алкогольные Страхи" (Россия, FEELEE Records)

1999 "Отсоси дверную ручку" (рабочее название альбома)