Панорама "Оборона Севастополя"

СЕВАСТОПОЛЬ. 1854-1855
ПРИЧИНЫ И ХАРАКТЕР КРЫМСКОЙ ВОИНЫ.
НАЧАЛО ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ.
СТРОИТЕЛЬСТВО УКРЕПЛЕНИЙ.
ПЕРВАЯ БОМБАРДИРОВКА.
В. А. КОРНИЛОВ, П. С. НАХИМОВ и Э. И. ТОТЛЕБЕН, ИХ РОЛЬ В ОБОРОНЕ.

Середина XIX века. Капитализм Запада, как дикий зверь, рыщет по планете в поисках новых колоний, рынков сбыта, сфер влияния. Это приводит к крайнему обострению противоречий между главными капиталистическими странами, вплоть до военного столкновения. В борьбе за сферы влияния Англия и Франция стремятся вытеснить своего самого опасного конкурента - Россию с занимаемых ею позиций на Ближнем Востоке.

Экономически отсталая крепостническая Россия не могла не участвовать в этой борьбе европейских государств за рынки сбыта. «Чтобы самодержавно властвовать внутри страны, - писал Ф. Энгельс, - царизм во внешних сношениях должен был не только быть непобедимым, но и непрерывно одерживать победы, он должен был уметь вознаграждать безусловную покорность своих подданных шовинистическим угаром побед, все новыми и новыми завоеваниями»*. [* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 40].

Стремление укрепить свои позиции внутри государства за счет успехов в области внешней политики было присуще не только царизму, но и правящим кругам остальных великих держав, так как и в этих странах реакция и усиление эксплуатации вызывали все растущее недовольство народных масс.

Интересы великих держав Европы столкнулись в решении так называемого восточного вопроса, т. е. в борьбе за сферы влияния в Турецкой (Оттоманской) империи, которая в то время включала в себя Северную Африку, значительную часть Балканского полуострова и страны Ближнего Востока. Захватнические цели прикрывались различными благовидными предлогами: Англия и Франция считали своим долгом «помочь» Турции как союзной державе в борьбе против притязаний России, а царизм оправдывал свои действия необходимостью «защиты» интересов православных подданных Оттоманской империи.

Николай I был недальновидным политиком, и это сказалось, прежде всего, в неумении правильно оценить международную обстановку. Англия и Франция, обычно враждовавшие между собой, на этот раз не только объединились в борьбе против России, но и постарались сделать все, чтобы обострить русско-турецкие отношения.

Сосредоточив огромную армию на Дунае и в Закавказье, турецкое правительство 27 сентября 1853 года* предъявило России ультиматум, требуя вывести войска из Молдавии и Валахии, а 4 октября официально объявило России войну. Однако первые же военные действия показали слабость Турции. Особенно сильное поражение она потерпела в Синопском бою. 18 ноября 1853 года эскадра русского Черноморского флота под командованием адмирала П. С. Нахимова в последнем бою эпохи парусного флота наголову разгромила турецкую эскадру. [* Здесь и далее все даты до 1918 года указаны по старому стилю].

Поражение турок привело к активизации действий со стороны Англии и Франции. 23 декабря 1853 года англо-французский флот вошел в Черное море, а 9 февраля Россия объявила войну Англии и Франции. Позднее к союзным державам присоединилось королевство Сардиния. Откровенно враждебным было отношение к России со стороны Австрии, Пруссии и Швеции.

Так началась эта давно подготовляемая захватническая война, о которой Ф. Энгельс писал: «Никогда еще, с тех пор, как существуют войны, столь блестящая храбрость не расточалась ради таких несоразмерных ей результатов, как в эту крымскую кампанию. Никогда еще такое количество превосходных солдат не приносилось в жертву и за такой короткий срок для достижения столь сомнительных успехов»*. [* В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 173].

Эта война явилась для народов Европы бедствием, унесшим сотни тысяч жизней. Соотношение сил с самого начала была не в пользу России. Военная коалиция враждебных государств имела значительный перевес в численности войск, располагала гораздо большим количеством нарезного оружия. Ее военно-морской флот насчитывал в несколько раз больше кораблей, чем русский.

Боеспособность армий в огромной степени зависела и от отношения солдат и матросов к начавшейся войне. Вначале оно всюду было резко отрицательным. Но когда иноземные захватчики вторглись в пределы России, весь народ самоотверженно встал на защиту отечества. Боевой дух русских солдат и матросов перед лицом грозной опасности неизмеримо возрос, и это обеспечило им несомненный моральный перевес над врагом.

«Крымская кампания», или, как ее еще называли. «Восточная война», велась с 1853 по 1856 год на Балтике, на Дунае, на Кавказе, па Камчатке и в Крыму, который стал главным театром военных действий. В ходе «кампании» выяснилось, что феодально-крепостнической России не под силу было выдержать все ее тяготы. Война заставила оторвать от мирного труда свыше миллиона человек, дополнительно призванных в армию и флот, потребовала колоссального количества оружия и боеприпасов, чего не могла дать отсталая военная промышленность страны. Понадобились огромные денежные средства: за два года был истрачен почти трехлетний доход государства.

Положение царизма осложнялось широким размахом освободительного крестьянского движения - количество крестьянских восстаний в годы войны увеличилось по сравнению с довоенным периодом более чем в три раза. Все это принудило царское правительство настойчиво искать способов прекращения войны, которая, по словам В. И. Ленина, «показала гнилость и бессилие крепостной России»* [* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 11, стр. 620].

Положение коалиции также было не блестящим.

Огромные потери союзных войск под Севастополем, разногласия между правительствами коалиционных держав побудили французского императора первым предложить мир России. В январе 1856 года между воюющими сторонами было заключено перемирие, и представители пяти государств собрались в Париже на конгресс. 18 марта 1856 года, после продолжительной дипломатической борьбы, состоялось подписание Парижского мирного договора, означавшего серьезное внешнеполитическое поражение России.

Но это поражение было позором царизма. Народ же, показавший в этой войне огромную нравственную силу, бесчисленные примеры массового героизма, одержал моральную победу.

Самой яркой страницей Крымской войны была героическая оборона Севастополя.

1 сентября 1854 года из Севастополя увидели на горизонте два корабля, за которыми виднелся густой дым от многих пароходов. Прискакал казак с известием, что врагов видимо-невидимо. К вечеру по телеграфу сообщили, что союзный флот в составе 34 кораблей, 55 фрегатов и 300 транспортов подошел к мысу Лукул (недалеко от Евпатории).

2 сентября началась высадка войск, а 7 сентября высаженная армия численностью около 55 тысяч человек двинулась к Севастополю, держась правым флангом берега, вдоль которого следовал флот. К двум часам дня она остановилась перед нашими позициями на реке Альме.

8 сентября здесь произошло кровопролитное сражение. Русские, как всегда, бились с врагом самоотверженно, но силы были слишком неравны. Армия князя А. С. Меншикова на Альме насчитывала немногим более 30 тысяч человек. Меншнков не сумел организовать общего руководства сражением.

Русские войска отступили. Но отступление совершено было в полном порядке, под прикрытием арьергарда. Союзникам же пришлось двое суток хоронить убитых и убирать раненых на корабли. 11 сентября они двинулись по направлению к Севастополю.

Ко времени высадки союзников приморские укрепления Севастополя состояли из восьми долговременных батарей, контролировавших подступы к рейду и самый рейд. Из них три (Константиновская, Михайловская и № 4) находились на Северной стороне и пять (батарея № 10, Александровская, батарея № 8, примыкавшая к бастиону № 7, Николаевская и Павловская) - на Южной стороне. Каждая из этих батарей имела на вооружении от 34 (Павловская) до 105 (Николаевская) орудий.

Кроме этих главных батарей, воздвигнутых задолго до осады, в ожидании войны и после ее объявления, были построены еще пять менее значительных, земляных.

Всего на вооружении приморских батарей стояло более 600 орудий, из которых около трети могли оборонять подступы к рейду.

Таким образом, с моря Севастополь был очень хорошо укреплен. Но с суши почти полностью открыт. Планы строительства укреплений намечались давно, но к осуществлению их приступили, по сути, только после объявления войны. Ко времени высадки неприятеля оборонительная линия имела на протяжении восьми километров только 145 орудий.

Отступив с армией после Альмы, князь Меншиков отвел войска сначала за Севастополь (на Куликово поле), но затем передвинул армию к Бахчисараю, чтобы угрожать флангу и тылу противника в случае его наступления на базу Черноморского флота.

Покинув Севастополь, он не обеспечил в нем единого командования. Начальником гарнизона был в это время генерал-лейтенант Ф, Ф. Моллер, командиром порта и военным губернатором - вице-адмирал М. Н. Станюкович, начальником штаба Черноморского флота - вице-адмирал В. А. Корнилов, командующим эскадрой - вице-адмирал П. С. Нахимов. Между ними отношения были весьма неопределенны. Если бы между этими людьми начались еще пререкания о субординации, когда штурм города мог начаться в любую минуту, - положение Севастополя оказалось бы критическим. К счастью, этого не произошло. Подлинными вдохновителями и организаторами обороны стали адмиралы В. А. Корнилов и П. С. Нахимов, которые были выше мелкого честолюбия и сделали все от них зависящее, чтобы подготовить город к обороне.

На виду у подходящего неприятеля к оборонительной линии стягивались орудия, боеприпасы. Днем и ночью тысячи матросов, солдат и жителей города рыли траншеи, насыпали брустверы бастионов и куртин, снимали с кораблей и устанавливали на батареях тяжелые морские пушки. Порт снабжал батареи лесом, такелажем, мешками, инструментами, поступали также различные строительные материалы. На частных подводах доставлялись снаряды.

Участник этих событий Л. Г. Духонин писал в своих воспоминаниях: «…все горели одним желанием: противопоставить неприятелям сколько можно более преград, и дружно принялись за работу: одни копали ров, другие насыпали вал, третьи возили хворост и делали фашины*; в этом муравейнике все трудились по мере сил и способности, так что некоторые женщины и дети, за неимением тачек и носилок, доставляли землю на вал в фартуках и даже горстями…» [* Фашины - пучки лозы].

Такая «неимоверная», по определению Тотлебена, деятельность не могла не принести результатов. Постепенно Севастополь становился все более похожим на крепость.

13 сентября 1854 года в городе было объявлено осадное положение. Фактическое руководство обороной принял на себя Владимир Алексеевич Корнилов (1806- 1854).

Не случайно адмирал М. П. Лазарев еще накануне войны дал Корнилову такую характеристику: «Контр-адмиралов у нас много, но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познания морского дела, и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации».

Такими критическими обстоятельствами стали события обороны Севастополя. Верность Родине и долгу Корнилов доказал ценой жизни.

Строгий и требовательный, но заботливый и справедливый в отношениях с подчиненными, человек передовых взглядов, отменивший у себя на корабле телесные наказания, Корнилов пользовался всеобщим уважением и любовью. По признанию современников, он был творцом того воинского духа, того энтузиазма, храбрости и самоотверженности, которые сроднились с защитниками Севастополя и не покидали их до последних дней осады.

В своих воспоминаниях капитан-лейтенант И. Ф. Лихачев писал впоследствии: «В незабываемые дни сентября 1854 г., когда перед грозою обстоятельств самые мужественные сердца поколебались и не нашлось у них ничего, кроме готовности умереть, Корнилов один с своей несокрушимой энергией взял на себя борьбу с обстоятельствами».

По описаниям современников мы представляем себе высокого, худощавого, статного человека, который ходил всегда с высоко поднятой головой. Выражение его лица было спокойно и строго, высокий лоб обрамляли гладко причесанные темные волосы, умные проницательные глаза смотрели из-под слегка приподнятых бровей. Во всех его манерах, походке, речи чувствовалось что-то властное и необычайно деятельное.

Чтобы обезопасить рейд от вторжения неприятельского флота, севастопольцы решили затопить старые корабли у входа в главные бухты. В сентябре 1854 года было затоплено семь кораблей между Константиновской и Александровской батареями; затем в феврале 1855 года еще шесть - между Михайловской и Николаевской батареями.

Затопленные суда в сочетании с мощными береговыми батареями сделали Севастополь почти неприступным с моря. А более девяти тысяч моряков, влившихся в состав сухопутного гарнизона, отстаивали бастионы с той же самоотверженностью, с какой несли службу на своих судах. Корабли флота использовались как плавучие батареи для защиты рейда и обстрела вражеских позиций. Строительство сухопутных укреплений Севастополя осуществлялось под руководством полковника Э. И. Тотлебена на глазах у приближающегося к городу противника.

Эдуард Иванович Тотлебен (1818-1884) прибыл в Севастополь из Дунайской армии в августе 1854 года с репутацией опытного боевого офицера. Крупный военный инженер, обладавший обширными теоретическими познаниями и практическим опытом, он сумел организовать надежное инженерное обеспечение обороны Севастополя.

Отказавшись от общепринятых геометрически правильных линий укреплений, В. А. Корнилов и Э. И. Тотлебен учли характер рельефа и главные опорные пункты с сильной артиллерией расположили на возвышенностях. В более низких местах, в промежутках между опорными пунктами, рыли траншеи и тоже ставили батареи, причем орудия располагали так, чтобы они давали сильный фронтальный огонь по противнику и фланкировали подступы к позициям. А перед главной оборонительной линией на глубину 200 метров была создана зона сплошного ружейного и артиллерийского огня.

О роли Тотлебена в строительстве оборонительной линии говорили впоследствии многие участники обороны. «Эдуард Иванович Тотлебен, - писал один из них, - с ясным взглядом инженера вел трудные и многосложные работы обороны. С утра до ночи он скакал с правого на левый фланги… длинной оборонительной линии, и нет батареи, на которой бы направление каждой амбразуры не было лично определено удалым инженером».

Система севастопольских укреплений была не только мощной, но и гибкой, моментально реагирующей на все попытки противника приблизиться к русским позициям. Стоило неприятелю в каком-то направлении заложить очередную траншею или поставить батарею, как они тут же попадали под огонь защитников.

Оценивая организацию обороны Севастополя, Ф. Энгельс отмечал:

«Уменье быстро и правильно ориентироваться, оперативность, смелость и четкость в реализации замыслов, проявленные русскими инженерами при строительстве оборонительных линий вокруг Севастополя, постоянное внимание, направленное на защиту слабых мест обороны, как только их обнаруживал противник, великолепная организация системы огня, дающая возможность сосредоточить на любом участке фронта более сильный огонь, чем огонь противника, работы по сооружению второй, третьей и четвертой линий укреплений… - короче говоря, вся организация этой обороны была поставлена образцово»*. [* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. II, стр. 180].

К моменту подхода неприятеля город еще не был готов к отражению штурма, но его укрепления выглядели весьма внушительно, и союзники не рискнули атаковать их с хода. Союзное командование приняло иное решение: сначала разрушить укрепления оборонительной линии сильной бомбардировкой, а затем штурмовать город.

Наступило 5 октября 1854 года. Туманное утро… В лагере союзников тихо. И вдруг диким эхом прокатился над городом залп 126 неприятельских орудий.

В русских окопах оглушенные люди инстинктивно припали к земле. Но уже в следующее мгновение, не дав врагу повторить залп, севастопольцы ответили выстрелом из 118 орудий, стоявших на бастионах и батареях. Заговорили и пушки с судов. Началось что-то невообразимое. Пороховой дым окутал город и горы. Померкло солнце. Смерть косила людей. Около часу дня в бой вступила корабельная артиллерия неприятельского флота. Гул и гром полутора тысяч орудий слились воедино. На укреплениях и в городе то там, то здесь вспыхивали пожары. Приходилось и отстреливаться от неприятеля, и тушить пламя, и тут же работать, восстанавливая разрушенное. На улицах и площадях Севастополя снаряды выворачивали камни мостовых, срывали крыши домов, вырывали с корнями деревья.

В. А. Корнилов поскакал на 4-й бастион, затем вдоль оборонительной линии на 5-й. Там П. С. Нахимов наводил орудия вместе с комендорами. Он был, как обычно, в сюртуке с золотыми эполетами. Легко раненный, адмирал и не думал уходить с позиции.

Около 10 часов 30 минут наша артиллерия заставила все французские батареи замолчать. Англичанам же, имевшим более сильную огневую мощь, удалось почти полностью уничтожить 3-й бастион. Но он молчал не более четверти часа. Прибыло пополнение, кое-как восстановили часть батарей, и артиллерийская дуэль продолжалась.

Севастопольцам удалось сорвать планы союзного командования. Но в этот же день они понесли тяжелую утрату - на Малаховом кургане неприятельское ядро смертельно ранило адмирала В. А. Корнилова. Последними словами этого бесстрашного человека был призыв отстаивать Севастополь. Вся тяжесть руководства обороной легла на плечи П. С. Нахимова.

С 11 сентября 1854 года вице-адмирал Павел Степанович Нахимов (1802-1855) исполнял обязанности начальника морских команд на Южной стороне города, затем стал помощником начальника Севастопольского гарнизона, а с 2 марта 1855 года еще и командиром порта и военным губернатором.

Очень любили Нахимова в Севастополе. Когда его высокая, несколько сутуловатая фигура появлялась на улицах города, идущие навстречу матросы как-то по-особому вытягивались и с любовью смотрели на задумчивое, иногда даже суровое, но доброе лицо адмирала.

У Нахимова не было семьи. Семью ему заменял экипаж корабля, офицеры и матросы, заботе о которых он отдавал всего себя.

Днем и ночью Нахимов бывал на бастионах, в самых слабых укреплениях. Прекрасно зная военное дело, он управлял обороной умно, умело, всегда контролируя исполнение отданных приказаний Знал все, что делается на бастионах: кому нужны снаряды, кому подкрепление, всегда вовремя оказывал помощь. Ночевал адмирал где придется, спал часто не раздеваясь, собственную квартиру отдал под лазарет, личные деньги раздавал нуждающимся. Павел Степанович был другом подчиненных, и они боготворили его.

Когда за отражение первой бомбардировки Нахимова произвели в адмиралы, он обратился к гарнизону с призывом, в котором, в частности, говорилось: «Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно; я горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь…».

Весь октябрь 1854 года союзники непрерывно вели огонь по 4-му бастиону, однако безуспешно: саперы и матросы всегда успевали за ночь исправить все, что было разбито за день.

9 октября противник разрушил одну из амбразур и часть бруствера. Очистить днем основание амбразуры, а тем более поправить ее казалось невозможным - так сильно обстреливался бастион. Но рядовой Иосиф Гилевич вскочил в амбразуру с несколькими солдатами-рабочими, и они принялись за работу на виду у неприятеля, открывшего по ним беглый ружейный огонь. В это время упала бомба и убила одного из помощников Гилеви-ча, другого ранила. Гилевич, сильно контуженный в грудь, не ушел с опасного места, пока не привел амбразуру в исправное состояние.

Подобных примеров можно привести сотни. Только благодаря самоотверженности масс и искусству руководителей обороны Севастополь держался так долго.

После успешного отражения первой бомбардировки и сражения у Балаклавы (13 октября 1854 года), где была уничтожена английская кавалерийская бригада генерала Кардигана, неприятельские войска долгих десять месяцев стояли у стен города, бессильные сломить героический дух его защитников.

24 октября произошло кровопролитное сражение под Инкерманом. Используя временное преимущество в численности войск, ободренный успехом Балаклавской битвы, князь Меншиков решил взять реванш за Альму. Но отсутствие предварительно разработанной диспозиции боя, какой-либо координации между отдельными частями, скопление огромной массы людей на сравнительно небольшом и открытом плато - все это привело к страшной катастрофе. Потери русской армии убитыми и ранеными составили 13 тысяч солдат и офицеров, в то время как союзники потеряли немногим более 4 тысяч.