– Милка! Слушай! Кажется, джекпот! – едва успев переодеться, Верочка кинулась ко мне.
– Ты что, в покер начала играть? – спрашиваю на автомате. Потому что все ее утренние, а также в течение дня пятиминутки взрыва моего мозга не несут никакой ценной информации.
– Ой, ну какой покер! В двенадцатый коттедж заехал ценный экземпляр. Один! Я у девчонок спросила, они подтвердили, что забронировал весь коттедж. Понимаешь?! Холостой! И вполне себе ничего. Я уже с теть Зиной поменялась, буду у него убирать. Я с обеда задержусь, если кто спросит, скажи, после детишек зал убираю и помогаю тебе. Ну пожалуйста, пожалуйста!
Она состроила умильную рожицу и «сломанные птичьи лапки» прижала к подбородку.
– А на самом деле ты куда? – даже не надеюсь, что последует адекватный ответ, но все ж интересуюсь.
– Я к Раде поеду. Туда с нашим автобусом, до станции, а обратно на такси. Пусть она мне расскажет, что он любит, чем его привлечь можно.
И видя мою изумленно взлетевшую бровь, насупилась.
– А что?! Тебе хорошо! Ты и замужем побывала, и дочку родила. И мужики за тобой ухлестывают. А мне, между прочим, замуж пора!
– В дурку тебе пора, – не выдержала я. От ее «Хорошо тебе!» меня чуть в дрожь не бросило. И что самое поганое – не от нее одной я слышала вот это «Хорошо тебе!»
Прошлое, как электронные кандалы для преступников, не выпускало из-под своей власти. Кажется, утонешь в работе, забудешься, возясь с Ладушкой, и оно отступит. Разожмет свои мерзкие щупальца и отпустит… Но нет. Оно возвращается ночными кошмарами, душит появляющуюся радость на корню. Мешает жить. От одного слова «Прошлое» тут же начинает раскручиваться лента ушедших лет.
И первое, что вспыхивает яркой картинкой потрясения – оглушительная пощечина…
– Шлюха! Потаскуха! Как ты посмела мне лгать! – доносилось сквозь пелену боли.
Как маленький зверек, я отползла к спинке кровати и инстинктивно сжалась, глядя расширенными от ужаса глазами на любимого мужчину.
– Матвей! Что ты делаешь? – хотела крикнуть я, но вышло какое-то сипение.
А муж меня не слышал. Выкрикивая грязные ругательства, он обежал широкую кровать и схватил меня за волосы.
– Смотри на меня! Сколько у тебя их было? Отвечай! Шваль подзаборная!
– Ты с ума сошел! Что ты несешь?! Ты у меня первый мужчина! – захлебываясь слезами, я пыталась опровергнуть чудовищные обвинения. Я решила, что Матвею что-то подмешали в воду или еду. Не может человек так разом двинуться. Или это на него так близость подействовала, что он съехал с катушек. Я осторожно взялась за руку, державшую мои локоны, как гриву дикой лошади. Пытаясь подавить всхлипы, тихо попросила:
– Матвей, пожалуйста, отпусти. Мне больно. Приди в себя! Это же я, Мила!
– Стерва, прикинулась ангелочком! Ну и как они? Есть с чем сравнивать? – оттолкнув меня, продолжал выплевывать гадости Матвей.
Опасаясь, что он снова меня ударит, я подскочила с кровати и, схватив покрывало, валявшееся на полу, прикрылась им. Я собиралась сбежать, потому что эта необъяснимая ярость могла пойти на второй круг.
– Ты чего молчишь? – желая вытрясти из меня какую-то неведомую правду, Матвей чуть ли не одним прыжком оказался возле рядом. Вырвав из моих рук покрывало, он грубо толкнул меня в спину, и я полетела на кровать. Мне стало по-настоящему страшно – я находилась во власти обезумевшего человека.
– У меня никого не было! О чем ты говоришь! Опомнись, Матвей! – придушенным голосом я пыталась привести его в чувство.
А он снова схватил меня за волосы и начал, как нашкодившего щенка совать носом в простыню.
– Никого не было? Да? А где тогда то, что должно быть после первой близости? Где?
Он потянулся к выключателю. И яркий верхний свет сначала ослепил меня, а затем поверг в еще больший шок – простыня была девственно белой, без единой капельки крови. Только небольшое мокрое пятно, которое жаркой влагой вылилось из меня. И я была уверена, что это и есть кровь. Иначе откуда была та острая боль, пронизавшая меня?
– Не-е знаю, – заикаясь, ответила я. На тот момент это все казалось какими-то происками дьявола, решившего меня уничтожить. Как и Матвей, я считала, что кровь – это обязательно. Меня трясло от нервного напряжения. Каких-то пять минут назад я была самой счастливой девушкой на свете. У меня был самый замечательный на свете муж.
И вот я уже сижу в одной простыне на крыльце его дома, куда он меня выкинул, как ненужного котенка. У меня нет ни единой возможности ни уйти куда-то, ни позвонить – глубокая ночь на дворе. Спасибо, что лето. Слезы высохли, нервное напряжение ушло, лишив меня всех сил.
В голове билась одна мысль – за что? Что я сделала плохого?
Это намного позже, открыв интернет, я прочитала, что процентов десять девушек могут попасть в такую же дикую ситуацию.
А тогда я сидела и все надеялась, что проснусь, и этого кошмара не будет. Ну не бывает так! Не бывает, чтобы заботливый и нежный мужчина в один миг превратился в монстра! Перед глазами проносились картинки счастливого прошлого.
Мы познакомились на Дне города. Я, в стилизованном народном костюме, продавала поделки наших мастеров из Дома Культуры, куда устроилась на работу сразу после окончания школы. Учиться очно денег не было.
Мама получала пенсию по нетрудоспособности, хотя ее жизни и здоровью особо ничего не угрожало. А отец не всю зарплату приносил домой – иногда уходил в запой. Поэтому содержать мое проживание в областном центре у родителей возможности не было. Или желания. Ведь на мне, по сути, держалось все домашнее хозяйство. Я успевала и в школу ходить, и есть приготовить, и поубирать – мама чуть что – ложилась на диван со страдальческим видом.
Понятное дело, отпускать от себя Крошечку – Хаврошечку, которая все делает, родители не хотели. Тем более я была им жизненно необходима, как повод поругаться. Так выражалась их любовь – пробивать друг друга на эмоции. Получала я тройку по математике – мама начинала меня склонять, отец заступался, и дальше уже шло по накатанной – с переходом на личности. Не успела к приходу отца хлеб купить или на кухне убрать – начинал партию он, а мама вступалась за меня. Когда отец напивался, мое присутствие уже не требовалось. Они начинали швырять друг другу упреки, претензии, срываясь на дикий ор и ненормативную лексику.
И при любом развитии сценария буря постепенно затихала. Выплеснув свой негатив, они, как боксеры по разные углы ринга, расходились с чувством глубокого удовлетворения.
Отец убеждал себя, что с такой стервой нельзя не уходить в запой. А мама оправдывала свою откровенную лень тем, что муж-тиран вымотал все нервы, и она уже не в силах что-либо делать.
Поэтому мне пришлось поступить на заочное отделение в институт Культуры и идти работать. Мне нравилось готовить мероприятия, но вакансии такой не было, да и школьный опыт не учитывался. Я стала вести кружки по рукоделию для детворы. Благо бабушка, когда была жива, научила меня многому. Тогда я думала, что это благо. При хроническом дефиците денег, я умудрялась вязать себе обновки.
Потом Матвей рассказывал, что был просто поражен, когда увидел меня впервые. Такую женственную, в длинной-предлинной пестрой юбке, вышитой рубахе, с длинной косой и платком на плечах. И он не смог пройти мимо.
– Девушка, вы к нам из прошлого свалились или я на пару веков назад заблудился? Даже не думал, что такие еще бывают! – восторженно разглядывая меня, раскидывался он комплиментами.
Несмотря на сомнительный уровень оригинальности подката, мое неизбалованное сердечко дрогнуло. У меня не было ухажеров от слова совсем. Занимаясь общественной работой в школе, я избегала всех внешкольных мероприятий. И после того, как съездила по физиономии одного молодца, пытавшегося меня зажать в темном углу, за мной закрепилась репутация недотроги.
И меня это вполне устраивало. Так как целоваться и все такое я собиралась со своим Единственным. Я не грезила его белой лошадью и прекрасным замком. Просто верила, что он однажды появится в моей жизни, и я его узнаю. Почувствую.
В Матвее я не почувствовала сразу родного человека. Но желание сбежать из домашнего серпентария и обрести свою семью меня словно заворожило. И к тому же женщины любят ушами.
Мужчина, не отличавшийся красотой, брал меня заботой. Баловал, как маленькую. Закармливал вкусняшками. Дарил всяких плюшевых зверюшек. «Ты моя принцесса. Я полюбил тебя с первого взгляда. Ты восхитительна!» и множество вариаций.
Особенно он восторгался моей косой, делавшей меня и, правда, какой-то Василисой Премудрой. И что больше всего подкупало – он не торопился сделать меня женщиной. Целовал, обнимал, гладил, но дальше не заходил.
– Я старомоден. Для меня любимая женщина – это Богиня! И я хочу, чтоб все было так, как должно быть. Я уважаю традиции.
Собственно, это тоже подстегнуло сроки свадьбы. Через две недели мы подали заявление в ЗАГС, а через месяц расписались и – «Добро пожаловать в ад!»
Наутро, после того, как я чуть не посинела от ночной прохлады, он меня «простил». Прямо по канонам Домостроя.
Я поняла – чтобы стать хорошей и любимой женой, должна принять эти каноны и строго им следовать. Причем это было не самодурство Матвея, как я сначала подумала. Это вполне определенное философско-религиозное течение, очень даже популярное. И он на самом деле глубоко проникся идеями великих гуру, макнув меня в них прямо с головой.
На первый взгляд – все очень гладко и логично. И у меня многое нашло отклик. Например, что мужчина должен защищать и обеспечивать свою семью, чтобы жене не приходилось впахивать на трех работах, как конь на пашне. А жена должна вести дом – вот это мне точно не в диковинку. Муж должен любить свою жену – на что я купилась в начале наших отношений. Эти все «Богиня! Любимая!»
А жена должна быть мягкой и уступчивой, не перечить. И чтобы всегда находилась в добром расположении духа, ей предписывалось есть сладкое. Тоже не самое плохое.
Дальше. Женщина должна быть женственной, и эту самую женственность развивать изо всех сил. Отсюда выбор одежды – только длинные юбки и платья. Не спорю, есть красивые платья – у них помимо своих психологов, которые очень доходчиво объясняют, что женщина должна сделать, чтобы стать счастливой, есть и свои дизайнеры.
Но это я узнала потом. А вот почему не убежала сразу, как только Матвей впустил меня в дом и я получила свою одежду и документы? Потому что его рассказ об идеальной семье меня впечатлил. Перед глазами был пример моих родителей. Стоило кому-то одному из них не ответить на выпад другого – и не было бы скандалов. И мама очень часто начинала первой «распил нервов». Я была уверена, что никогда не буду жить так, как они. Поэтому модель семьи, предложенная Матвеем, показалась идеальной. Если мужчина достойный, обеспечивает, знает что и как делать, зачем подвергать сомнению его решения? Если окажется неправ, так кто не ошибается? А если прав – то заслуживает еще большего доверия.
Но есть одно «Но»! Вся теория рассчитана на идеальных людей. А если мужчина по натуре деспот, то никаким счастьем для женщины здесь не пахнет. Она из кожи будет лезть, чтобы угодить, а он будет шпынять по малейшему поводу и мотивировать тем, что супруга недостаточно старается. И здравствуй, поломанная психика и депрессия!
Поначалу следовать наставлениям гуру было легко. Первая брачная ночь как-то забылась – слишком много нового свалилось на мою голову. Как хорошая жена я поняла его чувства и простила. Как пчелка, хлопотала по дому, наводила уют. И даже полюбила вегетарианскую кухню.
Хуже было, когда муж потребовал уйти с работы. Я понимала, что это неправильно. Нельзя свою жизнь завязывать мертвым узлом только на муже и не иметь своих интересов. Но Матвей настоял.
– Я что, мало зарабатываю? Тем, что ты бегаешь на свою «работу», – он показал пальцами кавычки, давая понять, какого мнения о ней, – ты позоришь меня! Понимаешь? Люди подумают, что я не в состоянии обеспечить семью! Ты этого добиваешься? – В его словах звучала искренняя обида. А этого я точно не хотела.
– Нет, Матвей! Перестань! Просто я не привыкла быть нахлебницей.
– Ты не нахлебница! Ты жена! – строго поправил меня он. – К тому же по дому работы полно. А набегавшись у себя там, в ДК, ты приползешь домой уставшая, на меня сил не хватит. Вот так и разлады начинаются. Муж с лаской – а жена – "я устала" или "у меня голова болит" . К чему это?
Ни к чему. Пришлось признать его правоту. . И я подумала, что мир в семье дороже, чем моя деятельность, которая, действительно, приносила копейки.