Папина жизнь

Глава 26

— Джо, проснись!

Я вытянул руку. Ее взяла Анджела.

— Еще не завтра, — сказал я.

— Нет, уже завтра. Полчетвертого.

— Где малышка?

— Тут, крепко спит.

— А ты где? — Я так и не раскрыл глаз. И не раскрывая, притянул Анджелу ближе.

— Джо, — сказала она. — Не хочу тебя тревожить, но…

— Что?

— Я говорила с Дайлис.

Я вскочил на кровати и моргнул. Пенис стоял, как скала. Я почувствовал, как он скукожился до дюймового сморчка.

— Да ты шутишь! — высказался я, ошеломленно таращась.

— Нет, не шучу. Два часа у нее пробыла.

— Где?

— У нее дома.

— А Пиллок что же?

— Его не было. Он уехал по делам. Он как раз звонил, когда я там была.

Столько мне уже не под силу было переварить. Примитивные инстинкты брали свое. Я вспомнил, что голый. Во мне пробудился неандерталец.

— Слушай, я на самом деле еще сплю, да?

— Да нет. По-моему, Дайлис была мне рада. Ей было одиноко.

— Одиноко, говоришь?

— Да, и, честно сказать, мне кажется, с ней это часто бывает.

Я положил голову Анджеле на бедро и спросил:

— И как оно было?

— Мы разговаривали. То есть в основном говорила я.

— О чем?

— Рассказывала про Эстеллу. А она… мне показалось, она искренне хотела со мной подружиться, поговорить по душам. Но при этом как-то зажималась, боялась, что ли, слишком много наговорить.

— Ты мне все-все расскажи! — попросил я.

— Хорошо. Вот на двери у них шнурок от звонка.

— Знаю, сам его дергал.

— За дверью стояла Дайлис.

— И?

— Она очень красивая, правда? И Глория будет в точности такой же. Но, правда, я не этого ожидала.

— А чего?

— Этакую секс-бомбу, с губками как у Кайли, бюстом как у Пэмми Андерсон, с осанкой Мадонны.

— Да? Почему?

— Потому что она же тебя этим привлекала.

— Неправда.

— Врешь. Ладно, прощаю. В общем, я удивилась, что она такая… мамашка.

— Мамашка?

Анджела в поисках нужного слова цокнула языком.

— Ну нет, не мамашка, а как бы это сказать… Нет, это слишком уж убого. Не знаю. Понимаешь, я думала, она будет такой… решительной, что ли. Напуганной? Нет, скорее пугающей. Я собиралась было ее испугаться.

— Не испугалась?

— Совсем чуть-чуть. Не сильно. Я же ей первая позвонила, так что было легче.

— Ты ей звонила?

— Ну да, — засмеялась Анджела. — Когда ты заснул. — Она проговорила это так, будто ничего особенного не случилось. — Она, можно сказать, меня ждала. Потому что Джилл мне вроде как дала понять, что Дайлис вроде бы говорила ей, что хотела бы со мной познакомиться и что это будет нормально.

— Вот бабы! — сказал я. — Мог бы и догадаться!

— Еще я так поняла со слов Джилл, что Крис уезжает на несколько дней.

— И когда она тебе это сообщила?

— Когда я гостила у мамы. Она мне позвонила на мобильный.

Умереть можно от восхищения.

— Так вы заранее обо всем сговорились?

— Ага, мы такие интриганки, — сказала Анджела. — Она повела меня по замечательному холлу в замечательную кухню и предложила замечательный бокал вина. А потом стала расспрашивать про малышку.

— Ого! — Я изобразил удивление. — Года не прошло?

Дайлис выспросила все: про беременность, роды, послеродовой период, про больницу, врачей, про прививки, мастит, упражнения для тазовых мышц, послеродовую вагинальную смазку. Но про себя почти не рассказывала. И про меня тоже.

— Вот что странно, — сказала Анджела, — она и про Глорию, Джеда и Билли тоже не говорила. Чудно как-то, при том, что в коридоре стояли их ботинки, все стены в их картинках… Она как будто не смела признать, что вы существуете. Будто вы привидения какие-то, что ли. Бред.

— Она держала Эстеллу?

— Да, — сказала Анджела.

— Это ты предложила, или она сама попросила?

— Я предложила. Не знаю, может, и зря.

— И как она тебе показалась, когда держала ребенка?

— Трудно сказать. По-моему, нормально. Она положила ее под одеяло на этом своем элегантном кухонном диванчике и поздравила с тем, что у меня такая спокойная дочка. Это ее никак не разволновало, — понимаешь, что я хочу сказать? Правда, ситуация, конечно, совершенно невозможная. Но тут зазвонил телефон.

— Муженек звонил?

— Ну, видимо, да, хотя она мне не говорила. Мне стало неудобно, и я сбежала в туалет.

— Вокруг-то огляделась?

— А как же.

— Фолиевая кислота была?

— Нет.

— Ясно, значит, в спальне рядом с виагрой.

— В общем, когда я вышла, она еще разговаривала. Она в основном слушала, а не говорила. Такое впечатление, что она к нему как-то подлизывалась. Все поддакивала: «Да, милый, ты прав, да, по-моему, ты прав».

— «Милый»? Меня она так никогда не называла.

— Потом наконец она положила трубку, извинилась, что пришлось отвлечься от меня, а я сказала — ничего страшного. Но мне уже надоело ходить вокруг да около, так что я взяла и прямо спросила, как она думает, что теперь делать с фамилиями детей.

— Ну и как она отреагировала?

— Да как на все остальное. Слегка отстраненно. Я очень спокойно говорила, объяснила, что мне грустно из-за Эстеллы, что ей мы записали двойную фамилию, но вообще она будет называться Стоун, чтобы, когда подрастет, не теряла связи с братьями и сестрой.

— А она что-нибудь сказала?

— По-моему, она раньше просто не задумывалась об этом с такой точки зрения. Но ей, похоже, это было не так уж важно, как и все остальное. Она сказала: все так сложно выходит, да? Больше я от нее ничего не добилась. Еще я спросила, правда ли, что они собрались переезжать.

— А она?

— Сказала, что они просто решили съездить на экскурсию. Я упомянула большой дом в этом, как его… Хэйдауне, мол, мы слышали, что они ездили туда смотреть. Ее слегка рассмешило, что я про это знаю, но она мне дала понять, что насчет переезда — это так, фантазии. Может, нарочно не стала говорить, я не поняла. Обидно, да? — Анджела пожала плечами. — Она мне показалась какой-то потерянной, вялой, что ли, как настоящая старорежимная жена, которая ждет мужа из командировки. Я так и вижу, как она вокруг него суетится, подает обед на стол, носки ему гладит, и все такое.

— Это что-то новенькое, — сказал я.

— Вот интересно, — продолжала Анджела, — может, она решила сдаться? Ну, стать уступчивой женой?

— Какой еще уступчивой женой?

— Это одна американская писательница придумала. Написала самоучитель для женщин, как сохранить свой брак. Оказывается, надо во всем уступать и подчиняться мужу.

— В каком смысле уступать?

— В основном надо ему все время говорить, что он прав. Даже если он не прав.

— Да уж, настоящая свобода.

— Эта тетенька пишет, все дело в том, что мы должны выказывать почтение к мужчине и уважать его естественное мужское желание быть первым.

Я умоляюще взглянул на нее:

— Сними сорочку.

Анджела сбросила ее на пол. Я согнул палец и костяшкой провел по ее бедру.

— Теперь давай уступай, — скомандовал я, продвигая палец дальше.

— Ох! Подчиняюсь, — сказала она. Мы легли рядом на постель.

— Ни на что я не гожусь, — сказал я.

— Я тебя прощаю. Тебе, наверное, просто нужно было отдохнуть.

И тут я признался.

— Этот дом в Хэйдауне. Я туда ездил, посмотрел на него.

— Да не может быть!

Я рассказал ей все. Про свою безумную поездку под именем мистера Дали, про сумасшедшую выходку с Тигрой, и про то, как меня парализовал страх и чувство вины, и от слабости я даже кисть не мог взять в руки, пока был один. Анджела в изумлении меня слушала, где-то смеялась.

— Больше всего ненавижу быть бесполезным. Клянусь днем отъезда Дайлис, что больше такого не будет. А теперь я и тебя, и детей подвел.

Анджела придвинулась ко мне поближе.

— Вставь в меня палец.

— Ему у меня в носу хорошо, — удивился я.

— Немедленно.

Я так и сделал.

— Теперь второй.

Я вставил второй.

— Займись мною, — сказала она.

Я занялся ее губами, мочками ее ушей, ее шеей, ее носом. Я занялся ее животом и грудью. Ее сосками, которые пока еще делил с Эстеллой. А потом я нежно перевернул ее на живот.

— Так тебе хорошо, ангел мой?

— Божественно… просто божественно, и так глубоко…

Глубоко… да. Я больше не дышал.

— Нет, не сейчас, — сказала она. — Не сейчас.

Я, как подобает джентльмену, стал думать о другом. Так, представим себе ведро червей… коровью лепешку на тарелке… мерзкие шишковатые коленки дяди Нэда…

Так на чем мы остановились? Ах да.

Я сел на пятки. Анджела перевернулась и тоже села. Колено к колену. Глаза в глаза. Щека к щеке.

— Не трогай меня, — задыхаясь, сказал я. — А то потом придется вытирать стены.

Она ко мне пока не прикасалась. Только говорила.

— Заложи руки за спину.

Я заложил руки за спину.

— Я хочу на тебя посмотреть, — сказала она, ее пальцы скользили по моему лицу.

— Мы любим друг друга, правда? — спросил я.

— И всегда будем любить.

Глава 27

— О, господи! — воскликнула она, враз проснувшись.

— На, возьми, солнышко.

— О, господи!

— Положи под себя или обмотайся. — Я протягивал ей бордовое пляжное полотенце. — У меня в сумке есть то, что тебе нужно.

Глория ужаснулась.

— Ну не засовывать же мне их тут!

Она дремала под лиловым пляжным зонтиком в желтом закрытом купальнике и в панамке. Я придвинулся ближе, чтобы ей не казалось, что ее отовсюду видно.

— Нет, конечно, и не нужно, — сказал я. — Никто ничего не заметил. Ты прикройся полотенцем, мы тихонько выйдем за ограду, а там как раз женский туалет.

Мы были в Девоне уже с неделю. Строили песочные замки, купались, меняли под тентом подгузники. Вдали от Саут-Норвуда атмосфера улучшилась. Эстелла была прелестна, Билли и Джед развлекались, как могли. Анджела стойко готовила себя к неизбежному возвращению на работу. По крайней мере, Эстеллу препоручат заботам верной Эстер. Только напряжение Глории омрачало нам безоблачное небо. И, я полагаю, моя личная антипатия к юнцам с пушком над губами, которые поглядывали на мою дочь, прикидывая, можно ли ее поцеловать или она еще слишком маленькая. Временами все это напоминало какие-то рассказы из сериала о природе.

Юные самцы бродят кругами. Они чувствуют, что молодая самка уже созрела, но сама самка еще не уверена. Она держится поближе к стае. Вожак стаи делается агрессивен, как будто говоря: «Вон отсюда, прыщавый! Она для тебя еще слишком юна!»

В тот день я отправился с Глорией к бассейну в качестве конвоира. В отличие от Джеда и Билли она не питала интереса к водным аттракционам и сумасшедшему гольфу, а поскольку Анджела утром настояла на том, что сегодня сопровождать мальчиков будет она с Эстеллой, честь топтаться рядом с расцветающей дочерью и своим присутствием распугивать заинтересованных тинейджеров выпала мне.

Я не дрожал над ней, нет. Если бы рядом возник мальчик, достойный поцелуя, и Глория потянулась бы к его губам, я тихонько отошел бы в сторонку. Однако же у рано созревающей девочки вырисовывалось мало сексуальных интересов, помимо загорелых музыкантов на постерах в спальне. Я чувствовал, что ловить на себе взгляды «пятнистых» ей наскучило. Я понимал ее и надеялся, что она это знает, хотя сознавал, что мою солидарность лучше держать при себе.

— В какую сторону? — металась Глория, озираясь.

— Вот сюда, — я взял ее под локоть и повел мимо грязных бирючин. Она стискивала полотенце под грудью, на ходу оно хлопало. Уборные находились в бетонном здании типа глыбы, под зеленой крышей. Зато там была душевая.

— Вот и пришли, — сказал я, достал из спортивной сумки пакет и всунул ей в руку. В пакете было чистое белье и гигиеническая прокладка. Глория выхватила его и скрылась внутри.

Я люблю Глорию. Я всегда люблю Глорию, даже если лезу от нее на стенку. Когда она вышла, вся чистая, одетая и довольная, любить ее было намного легче, чем до этого.

— Ты всегда околачиваешься около женских уборных? — осведомилась она, подходя ко мне. Бордовое полотенце она сунула под мышку.

Я нейтрально шатался поодаль от них, чтобы показаться чудаком.

— Все нормально? — спросил я, игнорируя замечание.

— Да. Спасибо.

— Не за что. Я как бойскаут — «будь готов». — Обычная папина нервная болтовня.

Но я протянул ей руку, и Глория взяла ее. Мы медленно шагали, и время от времени она тыкалась головой мне в плечо.

— Можем вернуться под тент и почитать, — предложил я. — Хочешь?

— Я бы в пинг-понг поиграла.

— Уверена?

Она поняла, почему я переспрашиваю, и спросила в ответ:

— Разве не видел, как в рекламе?

— А, когда девушки во время этого рассекают под парусом? — догадался я.

Мы пришли к теннисным столикам.

— Твоя подача, — сказал я.

Глория склонилась над столом, как заправская спортсменка, и послала мне шарик. Я отбил, но он запутался в сетке. Прежде чем вытащить шарик, я сказал:

— Глория, у меня есть к тебе вопрос.

— Про маму с Крисом?

— Прости. Боюсь, что так.

— Ничего, — ответила она и снова молниеносно послала мне шарик. — Хочешь спросить, не собираются ли они завести ребенка?

— Ничего себе! У меня что, на лбу все написано?

— Ага.

— Ну так как?

Глория поймала шарик и накрыла его ракеткой, чтоб не укатился. Она оттянула ворот майки — ей было душновато.

— Я не знаю, папа.

— Мама с тобой про это не говорила?

— Говорила.

— А можно, я спрошу, что она сказала?

— Нет.

— Извини.

— Ничего.

Ее подача. Я отбил и опять рискнул шагнуть на минное поле.

— Мама очень расстроена?

— Да.

— Как ты думаешь, все будет хорошо?

— Мы пока не знаем.

— Ты знаешь, у меня нет к ней ненависти. Она ведь про меня так не думает?

— Она знает, что ты очень сердишься.

— Из-за фамилий?

— Ну да.

— Мне кажется, нам с ней стоит потолковать и попытаться договориться. Ты как думаешь?

Глория сделала удар слева и завершила партию. Она покачала головой, словно говоря «Может быть, может быть». А потом вслух сказала:

— В средней школе я опять возьму свою фамилию.

— Что? — я поймал шарик и удержал в руке.

— Буду опять Глорией Стоун. Я спросила, они мне говорят — давай, нормально. Пиннок — вообще дурацкая фамилия. — Она засмеялась.

— Ну нет! — неискренне ответил я.

— Нет, дурацкая! — захихикала Глория. — И похоже на «Пиллок».

— Откуда ты вообще такие слова знаешь!

— Я и Крису сказала.

— Что у него фамилия похожа на «Пиллок»?

— Ага!

— Так и сказала? А он что?

— Не обиделся. Сказал, что его так иногда дразнили в школе.

Тут мне стало любопытно. Раньше ведь Глория о нем почти не рассказывала.

— А в какую школу он ходил?

— По-моему, в какую-то ужасно престижную. Закрытый пансион.

— А он что, и правда очень богатый?

— Уух! Ты что, пап, его побаиваешься, что ли?

— Ну да.

— Ха! Разве можно бояться Криса!

— А что такого? У него больше денег, чем у меня, он компьютерный гуру, очень успешный. А я всего лишь бедный художник.

— Да Крис же не страшный. Он сам все время волнуется!

— Насчет чего?

— Не знаю, детям вроде как знать не положено. А что, разве художники богатыми не бывают?

— Только некоторые, — сказал я.

— А ты почему стал художником?

— Я хорошо рисовал, мне это нравилось. И мне хватало наивности думать, что на это можно жить.

— А нельзя?

— Ну, можно, в общем-то… временами.

— Я видела, что ты рисуешь для дяди Чарли.

— Господи! Да ты что!

— Ага, это, по-моему, интереснее, чем мой портрет, который висит у дяди Брэдли с Маликой.

— Ерунда! — ответил я. — Он украшает их ресторан! Вот такую работу я люблю — честную, с душой, чистую.

— Ой, перестань, ты меня смущаешь.

— Ладно. А Крис тебя тоже смущает?

— Сплошные вопросы!

— Ну а все же?

— Иногда, пожалуй.

— Например когда?

— Ну, например, когда он хочет, чтоб мы ему позировали для фотографии. Хочет, чтобы все было так красиво и опрятно, «как в настоящей семье», он так говорит.

— И часто это бывает?

— В последнее время да. Еще на рождественском представлении, — ее карие глаза повернулись, как тяжелые мраморные шарики. — Он там стоял на самом виду и записывал нашу пьесу. Сказал, что любит рождественские традиции и что хочет послать пленку каким-то родственникам, чтобы показать, какая у него теперь прекрасная семья.

— Звучит неплохо, — сказал я. Экая добродетель. — А американского лося он тоже заснял?

— Лося?

— То есть северного оленя. Человека в костюме оленя.

Глория удивилась и рассмеялась.

— А, да, помню! Никто так и не понял, кто это был. А ты откуда знаешь?

— У меня были секретные сведения из первоисточника.

Ночью я сел под навесом с фонарем.

Я писал, взвешивая каждое слово, и закончил уже около двух часов ночи. Потом я ринулся к почтовому ящику и поспешно бросил письмо в щелку, чтобы не передумать.

Глава 28

Вероника поглядела на нас обоих.

— Давайте, — начала она, — решим, что мы будем обсуждать в первую очередь.

Я никогда еще так не нервничал, как здесь, в этой бесцветной комнате с закрытыми шторами, не пропускающими уличные сумерки. Посредник Вероника говорила ласковые слова, а напротив меня сидела Дайлис Дэй собственной персоной.

— Какие будут предложения? — спросила Вероника, приглашающе изогнув брови и переводя взгляд с меня на Дайлис.

— Я бы хотела поговорить о своем муже Крисе, — сказала Дайлис. — Особенно мне хотелось бы поговорить о позиции Джо по отношению к нему и об отношениях Криса с детьми.

Пока она говорила, я разглядывал орнамент на ковре и пытался нащупать тормоз этой бешеной карусели эмоций в голове. Дайлис усталая, подумал я. Еще я заметил, что она потолстела. Неужели возраст дает о себе знать? Во мне заскреблась грусть. Возможно, сознание того, что и я над временем не властен.

— А вы, Джозеф? — спросила Вероника.

— Я хочу поговорить о смене фамилий и о том, какой ущерб это принесло.

После некоторой паузы Дайлис сказала:

— Наверное, лучше мне ответить.

Я сосредоточился на ковре. Она смотрела на меня, это ощущалось по голосу. Я знал, что должен на нее посмотреть, и пытался себя заставить, пока она говорила.

— Я отдаю себе отчет, Джо, — сказала она, — что тебе, может быть, трудно это понять. Но у меня были причины для такого решения…

Наконец я смог поднять глаза, но в результате перестал ее слышать. Волосы Дайлис оставались длинными и роскошными, как всегда, но меня поразило, как изменилось ее лицо. Неужели меня просто обманывает память? Мы ведь долго не виделись. Но нет — нечто страшнее, чем время. Щеки припухли, кожа потускнела. Болезненный облик довершало отсутствие макияжа, даже знакомой губной помады. Опомнившись, я решил больше не пялиться и отвернулся. Дайлис все говорила. Я попытался снова вникнуть.

— …я не могу вдаваться в детали. Но у меня есть предложение, как выйти из тупика.

Я как-то потерял нить, и посредница это заметила.

— Этот вопрос мы быстро проскочили, — сказала она. — У вас нет возражений, Джозеф?

— Ээ… нет. Говори, ээ… — Я кивнул Дайлис, чтоб она продолжала. Оказывается, я не могу произнести ее имя.

— Мы можем снова присвоить детям фамилию Стоун для повседневных нужд, включая школу. Только можно добавить вторую фамилию Пиннок для официальных ситуаций? Например, записать в паспорта? В конце концов, это теперь моя фамилия.

Между нашими одинаковыми креслами стоял кофейный столик, на нем — пачка салфеток, два стакана и графин с водой. Наливая себе воды, я подумал, очень ли заметно, что я просто тяну время.

— Я хочу сказать, — говорила дальше Дайлис, — что иногда проще, чтобы их называли Пиннок. Например, когда мы все регистрируемся в отеле. Но в обычной жизни они могут снова называться Стоун.

Я постарался скрыть свое торжество. Пускай к ним привесят еще этого несчастного «Пиннока» — от меня не убудет. Дайлис благородно уступила мне в самом важном вопросе, причем у посредницы мы сидели минут десять, не больше.

— То есть, как Эстелла? — Я повернулся к Веронике и объяснил: — У нее двойная фамилия, Слейд-Стоун, но для практических целей она будет использовать только мою фамилию, чтобы быть ближе к братьям и сестре.

— Вы ведь это и имели в виду, Дайлис? — спросила Вероника.

— Да, — кивнула она, — именно это.

С секунду я пристально смотрел на Дайлис. С чего это она передумала? Нет ли тут ловушки?

Дайлис продолжала:

— Было бы хорошо, если бы мою новую фамилию признали официально, а дети бы носили и твою, и мою фамилии, раз уж мы разошлись…

— Послушай, Дайлис, — перебил я, — я вот только не понимаю, зачем ты вообще это сделала?

Теперь ковром заинтересовалась Дайлис. Наконец она заговорила, не поднимая глаз.

— Я знаю, что была неправа… я собиралась тебе сказать, Джо, сразу после Рождества. Но я очень торопилась. Наверное, я просто себя убедила, что пройдет время, и ты не будешь особенно возражать. Ты же сам говорил, когда родилась Глория, что тебе все равно, если ее будут звать Глория Дэй. Говорил, что это не имеет значения. Мы записали ей фамилию Стоун, только чтобы родители не удивлялись, что мы отходим от традиций.

— Дайлис, Крис им не отец, — сказал я.

— Но он хочет быть им как отец, — парировала Дайлис. — Так же, как Анджела им как мать.

Меня насадили на мой же собственный вертел. Если Анджела — как настоящая мама, почему Крис не может быть как настоящий папа? Если таковы отношения, насколько важны кровные связи и ярлыки?

— Прости, Дайлис, — сказал я. Я не собирался извиняться, но увидел, что у нее покраснели глаза.

— Ничего, — ответила она. На сей раз я налил воды ей и себе.

— Я подумала, — отважилась вмешаться Вероника, — что нам было бы полезно поговорить о Крисе. Понять, что в этой ситуации нужно ему.

— Я не возражаю, — сказал я.

Дайлис только кивнула. Она отпила воды, и я почувствовал, что она собирается с духом для долгого рассказа.

— Джо, — сказала она, — ты можешь сейчас мысленно вернуться в вечер накануне моего отъезда? Это было воскресенье, мы ездили в парк смотреть динозавров. Мы паковали вещи, и я вышла поздно вечером в магазин, мне нужно было кое-что купить. Не знаю, помнишь ты или нет.

— Угу. — Я пожал плечами. Правда в том, что помнил я все очень ясно, — благодаря своей дурацкой вылазке в сад, где я зарыл альбомы.

— Ну вот, тогда я зашла в ночную аптеку и купила тест на беременность. Понимаешь, я беспокоилась. У меня были какие-то выделения, и чувствовала я себя неважно. Понимаешь, к чему я веду?

Я понимал, причем так хорошо, что боялся даже рот раскрыть.

— В общем, — продолжала Дайлис, — это был бы ребенок Криса.

Тут я почувствовал себя, как в мыльной опере. Кульминация. По неписаному сценарию этой мелодрамы мне полагалось выступить с репликой.

— И что случилось? — сдавленно спросил я.

— У меня был выкидыш на тринадцатой неделе. Через несколько дней после нашей встречи в баре, когда мы договорились про Глорию, Джеда и Билли. Собственно, назавтра после того, как мы обсудили это по телефону.

— Помню. Почти перед самым Рождеством.

Их первое Рождество в Далвиче. Первый визит в дом Криса, превращенный заботливой Дайлис в семейное гнездышко. Я помнил, какой она была в баре. Она цвела.

— К счастью, мы ничего не говорили детям. И моей маме тоже. Хоть какое-то облегчение.

Я представил, как Дайлис изображает хорошую мину Крису в камеру; вспомнил, как выхаживал вокруг дома в День подарков, прежде чем идти домой рисовать. А я еще так себя жалел.

— Какой ужас… я и не догадывался, — сказал я.

Я представил себе все последующие печальные процедуры. Анджела как-то читала о том, что делают после выкидыша: «Остатки плода удаляют, — мрачно рассказывала она мне. — Это называется расширение и выскабливание».

— Вот с тех пор мы все пытаемся, но ничего не выходит. Но это ты наверняка и сам уже вычислил.

— Да нет, — соврал я, чтобы защитить Глорию, которая мне на это намекала.

— Проблема во мне, — продолжала Дайлис. Она вся как-то сникла. Волосы падали ей на лицо. — У меня прекратились нормальные овуляции. Как будто ранняя менопауза. Так иногда бывает, только никто не знает отчего.

Сроки поехали, подумал я. У нас с ней никогда не было проблем с зачатием. Дайлис, кажется, прочла мои мысли, потому что сказала:

— Похоже, что в этом смысле тебе досталось от меня все лучшее.

Секс и рождение — вот что, по большей части, связывало нас с Дайлис. Спустя три года это казалось нереальным. Женщина передо мной была непохожа на Дайлис ни в каком виде. И на Глорию тоже. Она стала другим человеком, чьи жизненные силы на исходе. Она выпрямилась и оглядела себя, словно приглашая меня сделать то же.

— Вот что бывает от попыток искусственного оплодотворения, — сказала она, — и лекарств для повышения фертильности. Только толстеешь и пухнешь. Это гормоны. Знаешь, это настоящая агония, тебя просто убивают… И вряд ли что-нибудь получится. Не выходит. — Она покачала головой. — Все, я слишком устала. С меня хватит.

Наступила пауза, которую мне нечем было заполнить, разве что какой-нибудь банальщиной типа «Ну Дайлис, ты же не старше меня, у тебя еще много времени впереди». Я оставил эти утешения при себе.

— Дайлис, — сказала Вероника, — если хотите отдохнуть…

— Нет, ничего, — ответила Дайлис. — Надо бы уже с этим разделаться. Я еще ничего не сказала про Криса.

Тут передо мной забрезжил шанс вступить в запретную зону.

— Мне, пожалуй, трудновато было принять его. Понимаешь, это нелегко. Да мы же даже ни разу не встречались.

— Я не хочу, чтобы вы встречались, Джо! — тут же ответила Дайлис.

— Почему?

— Да неужели неясно! — вдруг взорвалась она. — Ты бы его высмеял, и все! Вы с Карло и Кенни. Трое мудрецов! Художники, понимаешь! Сделали бы из него чучело смеха ради!

Мне едва ли удалось бы возразить. Я сам говорил Дайлис про него «хам и ботаник в шортах».

— Ты поставь себя на его место, Джо! — Дайлис теперь смотрела мне прямо в глаза. — Представь, что тебе дети все время только и твердят, какой у них замечательный папа, да какой он прекрасный, да как он сам о них заботится, да как смешно шутит, да как вкусно готовит, да как разрешает есть рыбу с чипсами прямо на диване! Особенно мальчики…

Тут я залепетал что-то бессвязное. У меня перед глазами все завертелось. А Дайлис все говорила:

— Папа, мол, мне разрешает есть чипсы перед телевизором, да папа мне разрешает быть феей Динь-Динь, да папа мне котенка купил!

— Слушай, они же не все время такие, — удалось вставить мне. — Они уже научились не говорить так. Они так стараются быть справедливыми.

— Стараются, стараются, — ответила Дайлис. — Ладно, ты прав. Но когда они все же это говорят, становится очень обидно! А когда Крис всего этого не слушает, ему приходится возиться со мной, которая скучает по ним, когда они у тебя. Да еще Крис то и дело возит меня по клиникам. Ему только и нужно… — она осеклась и продолжала тише: — Крису только и нужно, что стать приличным отцом — фигурой отца для детей, с которыми он, между прочим, живет в одном доме и одной жизнью, и на чьей матери женат.

Под напором ее страсти я как-то сник и присмирел.

— Не надо бы мне этого говорить, — кипела Дайлис, — но у Криса никогда не было нормальной семьи. Его отец умер, когда ему было пять лет, а мать умерла еще через три года. Он почти все детство просидел в каком-то дурацком пансионе. У него нет ни братьев, ни сестер, никаких родственников. Да, у него всегда были деньги, но по сравнению с тобой или со мной у него практически не было жизни. Что касается твоей фамилии, Джо, я прошу прощения. Я понимаю, тебе пришлось ужасно. И прости, что я не могу тебе все как следует объяснить. Но, по крайней мере, сейчас мы можем все исправить — вот Глория уже снова взяла фамилию Стоун. И, пожалуйста, подумай вот о чем, если так тебе легче будет меня простить. Подумай, для Криса жизнь повернулась так, что, кроме наших детей, у него больше никого нет.

Глава 29

— Посадим мальчиков в задний ряд, — сказал я, — Анджелу с Эстеллой в средний, а Глорию вперед, рядом со мной. До чего же приятнее, чем в старой «астре»!

— А что, если Джед с Билли передерутся? — спросила моя мама.

— Придется на них наорать, — ответил я. — И на тебя тоже, если не перестанешь мельтешить.

— Простите, босс, — сказала мама, поставив ноги на прежнее место.

— Какие нетерпеливые эти женщины, а, Джо? — спросил папа. Он сидел, уткнувшись в «Энциклопедию декоративных стилей», и уже часа три не поднимал головы, только переворачивал страницы и время от времени одобрительно ворчал: «Вот это шкафы, Лана, ты просто не поверишь, как они сделаны…»

Это происходило три дня назад, в пятницу в пять минут третьего. Начиналась «мамина неделя», однако страха во мне не было. С первой ночи с Анджелой я не помнил, чтобы жизнь казалась такой хорошей и устроенной. За несколько недель, что прошли после встречи с посредницей, с моих плеч свалился груз. Дайлис разделила со мной родительскую опеку. Мы договорились, что после Рождества мальчикам вернут фамилию Стоун. Дайлис считала, если сделать это после школьных каникул, перемена пройдет глаже. Я согласился, и это мне было приятно. Фамилия Пиннок со временем прибавится на второе место. Я подтвердил, что не возражаю, после того, как согласовал вопрос с Анджелой.

— Соглашайся, — сказала она.

— Без всяких условий?

— Мы же с тобой ничего не теряем. Зато приобретаем то, в чем больше всего нуждаемся, — спокойствие.

— А ничего, что у Глории, Джеда и Билли будут все фамилии, кроме твоей? Не обидишься, что тебя исключили?

— Ой, Джо, ладно тебе. Я купила твоей дочери первый лифчик, я позволяю Билли рыться у себя в шкафу, у меня на голове спит Тигра. Ты считаешь, меня откуда-то исключили?

И вот на волне этого счастья мы купили почти новенькую машину — «тойоту-пикник». Шестиместную! Заводящуюся с утра на холоде! Красную! А где взяли деньги? Ага! Все началось со звонка Брэдли.

— Джозеф, привет. Слушай. Тут посетительница хочет купить твою картину, портрет Глории.

— Не может быть!

— Я запросил десять тысяч.

— Что?

— Это нормально?

— Десять штук? Она от смеха не померла еще?

— Нет-нет, Джозеф… — Брэдли заговорил нарочито терпеливым голосом — мол, братец-художник глупенький, надо снизойти. — Она рада будет заплатить. Вот сейчас она стоит у картины с чековой книжкой. Я позвонил, чтобы тебе сообщить. Десять штук — достаточно?

— Хо-хооооооо! — триумфально заорал я.

— Джозеф! Так как, не возражаешь? У меня чуть барабанная перепонка не лопнула!

— Десять тысяч! Да откуда ты вообще такую сумму взял?

— Ты же берешь по пять тысяч за домашние портреты?

— Да, но…

— Ну вот, я запросил чуть больше. Она и не пикнула.

Брэдли! Трезвенник Брэдли! Какой коммерсант! Какой удачный ход! И ни пенса комиссионных. Чарли умер бы от зависти.

— Старший брат, — с чувством сказал я. — Теперь я понимаю, почему всегда тебя любил.

— Хммм, — отозвался Брэдли, не особо растроганный. — Ты бы взял и поскорее нам еще что-нибудь намазюкал, а то теперь на стенке голое место.

Я решил заполнить голое место портретом родителей. Впервые за долгое время я пригласил их домой и не должен был скрывать тяжелое настроение. Накануне мы отметили у них Ночь Костров после дня Гая Фокса — вот и еще один год прошел, — и наконец-то у меня были хорошие новости: разговор через посредника, десять тысяч, новый автомобиль. Я посадил их на диване, который больше не казался мне маленькой ниточкой между моим прошлым и настоящим.

— Прекрасный гарнитур, — сказал папа, хлопнув по просевшей подушке и с любовью поглядывая на кресла.

— Только зря ты, по-моему, разрешаешь кошке сидеть на кресле, — сказала мама, бдительно следя за Тигрой-2. Он давно колонизовал Джедово кресло.

— Мам, оставь кошку в покое и лучше гордись своим трофеем, — предложил я.

Кубок Всестритэмского Чемпиона по Джиттербагу сверкал на постаменте у ее колен. Я никогда не рисовал родителей с такой уверенностью. Я даже снова открыл двери и ставни «Богатства бедняка» и повесил вывеску: «Заходите, посмотрите». Уже зашли три человека. Правда, тут же вышли, но начало положено.

— Ладно! Расслабьтесь! — сказал я. Они позировали мне с полудня, а мне хотелось отвезти их домой до вечерних пробок и успеть вернуться, чтобы почистить перышки. Вечером за Эстеллой приглядит Эстер, так что у нас с Анджелой свободный вечер. Куда бы нам пойти? В кино, может, или к Брэдли? Впрочем, сначала все равно нужно сходить в школу.

— Сделайте себе чаю, — крикнул я, перепрыгивая через ступеньки, — я ненадолго!

Я решил зайти в школу перед концом занятий.

— Привет, Сидра! — поздоровался я с секретаршей. — Можно, я передам Билли книжку? Его сегодня забирает мама, а ему нужно почитать на выходных.

Сидра улыбнулась и кивком разрешила мне пройти. Я тоже улыбался. Улыбался сегодня весь мир. Я вошел в класс мисс Купер, новой учительницы Билли. Как всегда в пятницу, все дети сидели на ковре и рассказывали истории. Я прошелся взглядом по их лицам, обращенным снизу вверх на меня.

— А где Билли? — спросил я.

Мисс Купер недоуменно воззрилась на меня.

— Он ушел в обед, — сказала она. — Его Дайлис забрала.

— Да? Ему стало нехорошо? — Странно, подумал я, с утра Билли чувствовал себя отлично. Чуть было не убежал в школу в Анджелиных клипсах.

— Нет-нет, — заторопилась мисс Купер, — он был в полном порядке. Дайлис забрала и его брата тоже. Они куда-то собирались поехать, правда, ребята?

— Да! — ответили сразу несколько голосов. Я снова глянул на мозаику детских лиц — белых, черных, коричневых.

— Они завтра полетят на самом-лете! — крикнул кто-то.

— На очень долго!

— Они поедут в Диснейленд!

— И домой больше никогда не вернутся!

— Ну-ну, Шанель, — сказала мисс Купер, — вот это уже, кажется, неправда.

— Да уж, надеюсь, Шанель, — сказал я, включаясь в игру. — А где находится Диснейленд? Кто-нибудь знает?

— В Америке, — заявила с твердой уверенностью Шанель. — Вот Билли туда поехал с семьей. Он нам так сказал!

Тут я не ответил. Игра меня уже как-то не веселила.

— Все в порядке? — спросила мисс Купер.

— Да-да. Не волнуйтесь. Это я просто вдруг все забыл. Простите, что помешал.

Знаете, как навязчивые мысли порой сами выскакивают изо рта? Со мной такое творилось в течение нескольких часов.

— Я идиот, — сказал я. — Я идиот.

Первый раз я это сказал себе на выходе из школы. Ну конечно, ни в какой Диснейленд они не летят, конечно же, они просто вернутся к себе домой. Но все равно я повторял уже в машине:

— Я идиот. Я идиот!

— Почему, Джозеф? — спросила мама.

— Да потому что не повез вас домой раньше, — нашелся я. Еще только без двадцати четыре, но Портленд-роуд была совершенно забита. Хватит, говорил я себе, перестань, Билли обожает рассказывать сказки. Но, с другой стороны, зачем Дайлис забрала его с Джедом пораньше? Должна же быть причина.

У родителей я сел к телефону (мобильник, как всегда, забыл дома). Я звонил в Далвич, но наткнулся на автоответчик и ничего не сказал — отношения с этим домом пока не предполагали таких фамильярностей. Я позвонил Дайлис на мобильный, но и там ответила «голосовая почта». Она нарочно не хочет со мной говорить? На этот раз я все-таки оставил сообщение, — иначе она стала бы перезванивать моим родителям: «Дайлис, это Джо. Позвони мне домой». Коротко и по теме.

— Все нормально, Джо? — крикнул папа.

— Да-да, пап, все хорошо.

Я заметался. Куда девались дети? Я позвонил в школу Глории, позвал ее классного руководителя, но тот уже ушел. В конце концов, была пятница, вечер. Я подумал было позвонить Анджеле, но что ей сказать?

Привет, любимая жена, это твой любимый муж. У меня опять появилось безумное подозрение, что Крис с Дайлис похитили Глорию, Джеда и Билли. Я понимаю, что несу чушь, но все же. Вот подумал, что тебе тоже нужно сообщить.

Вместо этого я позвонил Эстер.

— Алло, Эстер? Как там малышка? Хорошо. Слушай, я тут не дома, вернусь довольно поздно, сможешь сама открыть дверь, когда к нам придешь? Надеюсь, надолго не задержусь.

И я поспешил уйти от родителей.

— Я идиот, — сказал я. — Я идиот.

Я понесся по Портленд-роуд, через Саут-Норвуд и Кристал-Палас, вознося благодарности за то, что таких пробок, как на пути к родителям, уже нет.

— Я идиот, — повторял я по дороге в Далвич-Виллидж. Я сбавил ход у сияющей Станции Пиллок и только тут озаботился вопросом, что делать дальше. Если дети здесь, то я попаду в дурацкое положение. А если нет, что тогда?

Дом был ярдах в ста от меня, и тут на дорогу выехал пиллокомобиль.

— Черт! — выругался я, трогаясь. Я молился, чтобы на расстоянии и в сумерках меня не заметили и чтобы пиллокомобиль поехал от меня в другую сторону. Если он поедет на меня, единственная надежда, — что мою «тойоту» они не узнают. Старенькая «астра» тут же выдала бы меня с головой.

Я выглянул в окно — пиллокомобиль удалялся. Так, сейчас четыре двадцать. Я вспомнил слова мистера Двести-Двадцать-В-Час: «Признание вас отцом по семейному законодательству не положит волшебным образом конец чужим проискам. Теоретически ваша бывшая подруга может по своей прихоти сделать все, что угодно — например, уехать с детьми на другой конец страны или даже за границу».

— Я идиот, — сказал я. — Я идиот.

Нажал на газ и кинулся в погоню.

Глава 30

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Мне стучали прямо в ухо, сначала тихонько, потом громче. Я проснулся, но притворился, что еще сплю. Не то чтобы я так уж растерялся. Затекшие мышцы напомнили мне, что я провел ночь в «тойоте-пикник» за городом. Сквозь полуоткрытые глаза я различил, что солнце еще не взошло. Теперь оставалось только решить, как отреагировать на непрошеный будильник.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Дятел Вуди Вудпекер долбит дерево? Да ведь я не в мультике.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Может быть, это сельский патрульный полицейский? Тогда ничего страшного. Я ничего не нарушал и имел наготове веское объяснение своему необычному поведению.

Я: «Мне нечего скрывать, офицер. Где-то на верхнем краю этой длинной дороги спит последний из могикан, а с ним — его верная Минехаха и трое маленьких краснокожих, которых мы с ней породили в прошлой жизни. Я здесь за тем, чтобы перехватить их, буде они попытаются покинуть страну. Уверен, вы меня понимаете».

Патрульный: «Прекрасно понимаю, сэр. Не беспокойтесь, спите себе дальше. Я удаляюсь на поиски Белки Чокнут».

Я чуть шевельнул головой. Сквозь запотевшее стекло я различил рукав вощеной куртки. Этого еще не хватало, вздрогнул я, пришел местный землевладелец с ружьем! Снова ко мне потянулись пальцы и забарабанили по стеклу:

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Может ли этот тук-тук означать дружественные намерения? Вроде особой враждебности в нем не было. Я протер пальцами кусок стекла, в которое тут же заглянуло мужское лицо и сказало: «Приветствую тебя! Я пришел с миром!»

Я опустил стекло. Мужчина выглядел встревоженно, как я — безумно. Я отметил зеленую вощеную куртку, холщовую шляпу, ксивник с кистями, висевший на шее. И растительность на лице.

— Давай, залезай, — равнодушно сказал я.

Он возник в машине из тумана.

— Ты Крис, — сказал я.

— А ты Джозеф.

Он протянул правую руку. Его пожатие оказалось болезненным. Я подозревал, что это достигалось годами тренировок, хотя кто его знает, нельзя же судить при первой встрече. И заниматься любовью, кстати, тоже нельзя.

Крис снял шляпу. Волосы у него были темные и кудрявые, примерно такой же длины, как борода, как будто у него на голове рос курчавый шерстяной шлем. Я увидел наметившиеся залысины. Это, как и мое преимущество в росте — Крис был немногим выше Дайлис, — придавало мне уверенности, что я справлюсь, если он вздумает нападать. Правда, чувствовал я себя чрезвычайно глупо и к тому же страшно хотел писать, но мной овладело то же самое безрассудство, что во дворце Ситчиков. Местами даже удобно быть чокнутым.

— Ладно, Крис, — сказал я, — скажи мне вот что: ты собираешься улететь с моими детьми?

Я наблюдал, как у него расширяются глаза. Он откинулся на спинку пассажирского сиденья, стиснув на коленях шляпу и ксивник. Губы под усами округлились от ужаса.

— Нет, Джозеф! — выпалил он. — Вовсе нет! Ты поэтому здесь? Ты вправду думаешь, что мы с Дайлис на такое способны?

— Ну… — начал я и вдруг понял, что на самом деле ничего такого не думаю. Сила его потрясения меня в момент разубедила. Я выказал себя идиотом, чертиком на палочке, паяцем.

— Я — да, я сегодня утром лечу в Штаты, — продолжил Крис, воспользовавшись моим молчанием. — По делам. Но один. Остальные пробудут выходные здесь, в Квестер-Лодже.

Я ему поверил. Кошмар какой-то. Я собрал все свои силы для нелюбезного отступления:

— Значит, ты едешь, а они нет?

— Точно. Пока никто из них не едет.

— Что значит пока?

— Потом, может быть, ко мне приедет Дайлис. Посмотрим.

— На что посмотрим?

— О господи. — Он фыркнул и покачал волосатой головой. — Я вообще-то не могу объяснить. Но дети, если и поедут, то не раньше Рождества. И не навсегда, Джозеф! Я бы такого ни за что не сделал!

— Извини, — тупо сказал я, открыл дверь и вывалился на землю. Мокрую. И вдобавок грязную.

— Джозеф! Ты что? — крикнул Крис.

— Не ходи за мной, — прорычал я, вставая и отряхиваясь. — И не исчезай. Сейчас приду.

Я отошел ярдов на двенадцать и высвободил свой переполненный кран. На холодном утреннем воздухе пар объял меня, точно я собирался на сцену с группой «Спинномозговая пункция». Облегчившись, я стряхнул капли, застегнул ширинку и посмотрел на часы. 6.15. Послышался скрип тележки, и я махнул изумленному молочнику, звоном монеток сигнализируя о своих добрых намерениях.

— Бутылку молока со сливками, пожалуйста, — попросил я, улыбаясь так, будто всю жизнь только и делал, что охотился за молочниками по обочинам грунтовок. Потом я вспомнил о своем новом товарище и сказал: — Нет, лучше две.

Молочник уехал, а я поплелся к «тойоте», держа в руках по бутылке и раздумывая, что бы теперь сказать.

Или:

— Хорошая мысль! — возгласил Крис, едва я открыл водительскую дверь. Пока меня не было, он нашел себе занятие. Из сумки вытащил две глиняные кружки и какой-то приборчик, который воткнул в гнездо прикуривателя. Крис был погружен в раздумья. Вроде бы железки его успокаивали.

— Отличный прибор, — сообщил Крис. Он вытащил пластиковую бутылку, налил из нее воды в кружки и сунул прибор в ту, что ближе ко мне. — Если нетрудно, включи зажигание.

Я так и сделал, а он вытащил из кармана два чайных пакетика. Приборчик оказался миниатюрным кипятильником. В суссекской глуши Крис заваривал утренний чай. Да, хорошо быть технарем! Я прочистил горло и спросил:

— Слушай, ээ… Крис. А как ты узнал, что я здесь?

Он повозил мини-кипятильником в кружке.

— Углядел твою «тойоту» в зеркальце, когда сюда ехал, на шоссе сразу за девятой развязкой. Я не был уверен, что это ты, но заподозрил.

Тут я слегка огорчился, будто мне сказали, что никудышный из меня шпик. А дорога была совершенно кошмарная — сначала пришлось мучительно ползти через Перли и Каулсдон, прячась от пиллокомобиля за дюжиной машин, и следить за его фарами в темноте. К половине шестого к пропотевшим подмышкам добавилось колотье в боку. Эстер с Эстеллой вот-вот вернутся домой, и с минуты на минуту к ним придет Анджела. Я содрогался, стоило мне представить их разговор.

— Эстер, он не сказал, куда поедет?

— Нет, у него просто был очень встревоженный голос.

— Мобильник он оставил дома, как всегда. Надеюсь, ничего не случилось.

Я помнил, что мобильника у меня нет, а выйти у таксофона значило бы потерять из виду жертву. Я понимал, что возвращаться — полное безумие. Меня парализовала нерешительность, и я просто двигался вперед: просочился на шоссе М-23, откуда последовал в сторону Гэтвика. Я готовился в любую минуту свернуть за ними на повороте и растерялся, когда пиллокомобиль поехал прямо, не сворачивая. Может, они проскочили поворот? И куда они вообще едут?

— Я знал, что ты купил «пикник», потому что мне Джед рассказал. Какого цвета, и как внутри места расположены, и какая панель — в общем, все, что можно. Сам знаешь, как Джед умеет. — Тут он осекся и засопел, будто не хотел переходить границу личного пространства разговором о привычках моего сына. — В общем, это же ты ехал за нами по дороге от десятой развязки?

Я кивнул. После десятой развязки я еще полчаса ехал по узким грунтовкам и бетонкам, пока пиллокомобиль не исчез за воротами с табличкой «Квестер-Лодж. Загородный клуб и уединенное пристанище». Чуть ниже висела другая табличка: «Сегодня вечером — шоу фейерверков».

— Да, — сказал Крис. — Честно сказать, я запсиховал и ночью после фейерверка сходил на парковку, но тебя там, конечно, не было.

Не было, потому что к тому времени я уже нашел местечко, где можно было переночевать. Прежде чем устроиться на ночь, я съел сэндвич в тихом сельском пабе, а до этого позвонил Анджеле из старомодного телефона-автомата. Она взяла трубку раньше, чем пошли гудки.

— Джо?

— Ты мне не поверишь, но…

Она сказала, что я ненормальный. Я ответил — так и есть. Еще она сказала, что, когда пришла домой, услышала на автоответчике сообщение от Дайлис, которая звонила до прихода Эстер с Эстеллой.

— Сообщение совсем короткое: «Перезваниваю, как ты просил». Может, ты ей позвонишь?

— Нет. Если они собираются улетать, она мне ничего не скажет, а если нет, она решит, что я спятил, и разорвет договор насчет фамилий.

— Может, я позвоню?

— Под каким предлогом? Если она что-то замышляет, то сразу почует неладное.

— То есть ты хочешь там остаться и ловить их с поличным?

Но синица уже была в руках, и я нацелился на журавля в небе.

— Анджела, не могу я отсюда уехать, — прохныкал я. — Ну, не могу, пока сам не удостоверюсь, что они вернутся домой.

Вода в первой кружке быстро закипела.

— Я волновался, — сказал Крис, — так что встал пораньше и решил тебя поискать. Как-то вдруг просек, что ты можешь быть где-нибудь тут за воротами. А когда нашел, почел за лучшее поздороваться. — Он переложил кипятильник во вторую кружку, вытащил из первой чайный пакетик, налил в чай молока и протянул мне. Я глотнул и сказал:

— А теперь ты наверняка думаешь, что я псих.

— Ничего подобного! — возразил Крис.

— Да ладно тебе, — огрызнулся я.

— Не думал я так, правда!

— А что ты думал? — спросил я. Моя бравада куда-то уползла. Мне стало Дурно при мысли, что он расскажет Дайлис и детям.

— Подумал, — медленно произнес Крис, прикрывая глаза, — что ты встревоженный отец, которому невыносима даже мысль о разлуке с детьми. А в таких ситуациях отцы часто лепят глупости.

Он уставился мне в лицо. Это что, и есть Страшный Медведь в его исполнении? Затем он снова заговорил:

— Джозеф, есть кое-что, чего ты не знаешь. Думаю, сейчас подходящий момент, чтобы тебе рассказать.

Глава 31

Я приготовился услышать банальности про его деловую поездку, про его денежные дела. Однако же Крис воспользовался моментом — на этой грязной суссекской грунтовке он достиг согласия с самим собой.

— Мы ведь можем быть заодно, Джозеф? — нараспев произнес он. — Взять и поговорить по-мужски. Разоблачиться друг перед другом, так сказать.

— Так сказать, — пробурчал я.

— Я тебе покажу кое-что очень ценное. — С этими словами он достал из сумки кожаный кошелек и двумя пальцами вынул из него потрепанную фотографию. Подал ее мне. — Это Майкл.

Фотография была красноречивой.

— Он так с ними и родился? — спросил я, показывая на темные кудри Майкла.

— Да, только не с такими густыми.

— Сколько ему здесь? Полгода?

— Восемь месяцев, восемь с половиной. Я так и не увидел, как он ходит.

— А сейчас, — я тщательно подбирал слова, — он умеет ходить? — На самом деле я хотел спросить — жив ли он сейчас.

— О да, — тихо ответил Крис. — Он умеет ходить.

— А что еще он умеет?

— Умеет водить машину. Бреется. Может летом уйти из школы, он так и хочет сделать. Надеюсь, я его отговорю.

Я отдал ему снимок.

— Значит, деловая поездка, — сказал я.

Мужественный Мужчина вяло махнул рукой — мол, да, я пудрил тебе мозги.

— Я посылал ему деньги, все время говорил, что могу оплачивать его учебу в колледже. Но он такой независимый. Любит все делать сам.

Крис говорил, а его рука извлекла из сумки еще одну фотографию, побольше. С нее вызывающе улыбался мальчик-подросток в маечке «Лимп Бизкит» и с ирокезом на голове.

— Сколько ему сейчас? — спросил я. — Шестнадцать?

— Точно, — ответил Крис. — Столько же, сколько было мне, когда я его зачал. — Он произнес это без всякой гордости.

— Не думал, что ты такой сорвиголова.

— Я таким и не был. Потому между мной и его матерью все так и повернулось.

Он умолк. Видимо, от меня требовалось разрешение продолжать.

— Может, стоит начать с начала, — тихо предложил я.

Крис допил чай.

— Сначала, — произнес он, — сначала была Мелани.

Крис и Мелани.

Мелани и Крис.

Имена из солнечного комикса про суровую зиму.

— Ей было двадцать пять, — говорил Крис. — Мне она казалась бывалой. Я был юный девственник. Не первым, кого она просветила, но первым, от кого она забеременела.

Он вкратце описал мне свою тогдашнюю жизнь. Рано ушел из пансиона и сторонился дяди с теткой, которые стали его опекунами после смерти родителей. Рванул в Ист-Гринстед с любезными дружками-бездельниками. Нашел работу в мастерской электрика. За углом был паб, куда его пускали, закрывая глаза на возраст. Там его и встретила Мелани.

— Мы думали про аборт, — рассказывал Крис, — но она была против. Я удивился, я-то думал, раз она спит с кем попало, она сделает аборт и не задумается. Но она предложила нам пожениться. Я согласился.

— Вот так запросто? — спросил я. Мне казалось, я перелистываю книгу, в которой вот-вот появлюсь сам.

Крис закусил нижнюю губу.

— Я подумал, что для будущего ребенка так будет правильно. Мне нужно было разрешение опекунов. А в брак я верил. Да и сейчас верю.

Первым домом Майкла была съемная двухэтажная квартира Мелани.

— Когда он родился, мы играли в мужа и жену. Сначала было ничего, но потом мы стали ссориться. Она была одержима ребенком и не подпускала меня к нему. А мне хотелось быть к нему поближе. Лучше него у меня ничего в жизни не было.

А потом Мелани позвонили из Канзаса — там у нее жили родственники, они приглашали в гости.

— Мы договорились, что я не поеду. Она думала, недолгое расставание пойдет нам всем на пользу. Когда они вдвоем улетели в Канзас, Майклу было девять месяцев. С тех пор я его не видел.

Он рассказывал сухо, почти официально. Мне показалось, что он уже много раз излагал эту историю, в основном — себе самому.

— Но вы скоро опять увидитесь, — сказал я, чтобы эти чары рассеялись.

— Да, — ответил Крис. — В Сан-Франциско. Сегодня. — Он сказал «сегодня» так, будто говорил «через тысячу лет», будто сам не смел в это поверить.

— А тогда ты не пытался его разыскать?

— Я позвонил в Канзас, разумеется, но Мелани и Майкл сбежали. Эти ее родственники были ненормальные. Я так понимаю, у нее вся семья чокнутая. Страшно представить, что у нее было за детство. А в то время я только знал, что мне самому семнадцать лет и у меня отобрали сына. Мне не к кому было пойти, и даже знай я, что делать, наверняка ничего бы не сделал. Я позволил себе остекленеть. Я сдался.

Тут Крис глубоко вздохнул. Вся его суетливость улетучилась, а с нею и Мужское Мужество. Он не походил на того Криса, которого я воображал, когда Дайлис забрала стереосистему, стол и фамильные ползунки — комплект, которому, хоть я ни о чем не догадывался, она надеялась найти применение, но, увы, так и не нашла.

— В восемнадцать лет я унаследовал родительское состояние. Они были весьма обеспеченные люди. Большой загородный дом, ценные бумаги и все такое. Дом, правда, тогда уже продали. Да, кстати, забавно, — я на днях ездил на него посмотреть. Дайлис не говорила? Он в деревне Хэйдаун, рядом с Литтл-Брукхэмом, где похоронены мои родители. Его недавно опять выставили на продажу. Мы туда все ездили.

Как описать, что я почувствовал? Будто кто-то прошелся по могиле мистера Дали.

— Тебе не захотелось его купить? — безжизненно спросил я.

— Да нет, — ответил Крис. — То есть, с одной стороны, да, но с другой — сам понимаешь, это же прямой путь в безумие, вот так пытаться оживить прошлое, которое едва помнишь. Никаких счастливых воспоминаний. Только старые привидения. Да и с практической точки зрения бессмысленно, правда? Иначе дети были бы отрезаны от тебя.

— Да уж, — тупо согласился я. — Совершенно бессмысленно.

— Я им не говорил, что жил там в детстве. Мы с Дайлис просто сказали детям, что когда-нибудь мы, быть может, переедем в дом побольше. И что забавно пофантазировать, как живешь в огромном дворце за тридевять земель. На самом деле я то фантазировал о ребенке, то представлял, как со мной живет Майкл. Ребятам я о родителях особо не рассказывал. То есть они знают, что мои родители умерли, но мы про это не говорим. Мысль о том, что можно потерять родителей, в их возрасте очень болезненна. Ну, я думаю, это естественно.

Я вспомнил Билли: «А у меня родители умертые!»

Потом я вспомнил Джеда: «А бабушка и дедушка Пиннок?»

— Ну вот, — продолжал Крис. — Я получил деньги и купил дом в Далвиче, превратился в этакого компьютерщика с квадратными глазами. Сначала работал на других, потом на себя. Дела шли неплохо, но вот жизни у меня не было. И тогда я узнал про Движение.

— Движение?

— Да, Мужское Движение. И в первую очередь Братство Мужественных Мужчин. Они меня, можно сказать, и спасли. Благодаря им я подружился со своей мужской сущностью. — Он взглянул на меня, словно извиняясь. — Знаю, тебе это все до лампочки.

Я слегка устыдился — неужели мой цинизм так очевиден?

— Как бы там ни было, через Движение я нашел Дайлис. Мы познакомились на лекции Маскала Данзона.

— Кого? — спросил я. Дайлис мне о таком не рассказывала. А может быть, это я не слушал.

— Маскал Данзон, знаешь, такой американский маскулинист? Специалист по мужской психологии. Автор революционной работы по воспитанию мальчиков. Потрясающий человек, Маскал Данзон. Потрясающий. — Криса переполнили чувства. Я мысленно нарисовал себе его у ног этакого огнедышащего дракона, каждым волоском которого можно заарканить кенгуру.

— В общем, мы разговорились и подружились.

— И когда все это было? — спросил я, вычисляя на ходу. Билли сейчас шесть.

— О, больше шести лет назад.

— Так давно?

— Ну, да, — слегка смутился Крис. — Но вначале мы просто дружили, никакого секса, — быстро прибавил он и торопливо продолжал, будто извиняясь, что не трахнул мою тогдашнюю подругу при первой встрече: — Конечно, меня к ней тянуло. Она очень привлекательная женщина, к таким мужчин тянет сама природа…

Он имел в виду длинные волосы, грудь и бедра.

— Это встроено в нашу психологию. Но я-то — коротышка без единого мускула, я и не представлял себе, что ее стратегия спаривания затронет меня.

— Какая еще стратегия?

— Это по Дарвину, — смиренно ответил Крис. — Она ведь уже выбрала более подходящую особь — тебя.

— Иди ты.

— Нет, серьезно, Джозеф! Я все спрашиваю себя, почему такая женщина захотела продолжать род со мной?

Я порадовался, что это всего лишь риторический вопрос. Это избавляло меня от осложнений скептического ответа. Познакомившись с Дайлис, я хотел с ней трахаться, а не продолжать род. Род мы стали продолжать, лишь когда насытились сексом. И как, интересно, Крис объяснил бы мою всепоглощающую страсть к Анджеле, моей узкобедрой, плоскогрудой и коротко стриженной жене?

— Ты чересчур скромный, Крис, — просто ответил я. — А что было дальше?

— Мы иногда вместе обедали. Разговаривали. Обсуждали разные понятия, теории. Ее интересовали мои мысли о мужчинах.

— О каких-то конкретных мужчинах? — Я попытался свернуть на себя.

— Она рассказывала, что ты чудесный отец. Однажды сказала, что хочет задержаться допоздна, а то каждый раз выходит скандал. Вот… а однажды днем она пришла ко мне домой за какими-то книжками и… и, по-моему, она меня соблазнила. Впрочем, я не очень сопротивлялся. Я тогда уже давно ни с кем не спал.

Его глаза набухли печалью, и я внезапно понадеялся, что с Дайлис ему было хорошо.

— Слушай, Джозеф, мне бы нужно попросить прошения. Ну, я разрушил твою семью…

— Все было не так, — перебил я.

— Я знаю, что она тебя просто взяла и бросила, — не останавливался Крис. — Но она все-таки старалась тебя не обделять, оставила и дом, и машину. Понимаешь, она догадывалась, что у тебя наверняка будут трудности с деньгами, и не хотела, чтобы дети воспринимали тебя как такого… бедного родственника. Отчасти поэтому мы не выделяем Джеду отдельную комнату — мы же знаем, что в твоем доме так не получится. Мы ему все говорим — «вот подрастешь немножко». Не знаю, верит ли он, с Джедом никогда ничего не понять.

— Да ему сейчас неплохо, — сказал я. — У него котенок есть.

— Да мы тоже взяли котенка, только вот у меня аллергия…

Крис подавленно вздохнул. А я опять перевел разговор на его счастье с Дайлис.

— Она не забрала почти ничего из мебели, только пару вещей. Довольно странный выбор, кстати.

— Просто она взяла то, что нужно было мне, — грустно ответил Крис.

— Обеденный стол?

— У меня его не было. Я ел с коленок.

— А стереосистема?

— У меня в доме не было музыки.

— Ах ты, несчастный старый холостяк, — сказал я. — Хотя какой ты холостяк!

— Никакой, — согласился Крис. — Правда, у меня, как у многих несчастных холостяков, успешно залетали женщины. — Он покаянно шлепнул себя по лбу.

— А что случилось?

— Не успел вытащить вовремя, — хмыкнул он себе под нос.

— Вы что, не предохранялись?

— Да нет, — тяжело вздохнул Крис. — Мы просчитали, что нам ничего не грозит. У нее уже был нерегулярный цикл, но она тогда считала, что это потому, что организм восстанавливается после вскармливания Билли. Она же тогда только-только перестала кормить.

Это была правда. Билли у нас этакий мужичок-грудничок: он периодически прикладывался к груди чуть ли не до трех лет.

— Еще мы убедили себя, что если вдруг что-нибудь… ээ… не все-таки сладится, то ничего не случится. Забавно, да? После всего, что нам с тех пор пришлось пережить?

Я сочувственно кивнул.

— Ну, как бы там ни было, это я виноват, что она от тебя ушла.

— Не виноват, — сказал я.

— Виноват, — упорствовал Крис. — Я умолял ее не делать аборт, хотя она собиралась. Тогда я рассказал ей про Мелани и Майкла, — раньше я про них ничего не говорил. Думаю, она меня пожалела. Она знала, что не сумеет выдать ребенка за твоего. Но даже если бы сумела, я все равно больше всего на свете хотел быть его отцом. Короче говоря, я просто не оставил ей выбора.

— Ну да. Но она тебя любила.

— Правда, думаешь, любила?

— Ох, я тебя умоляю. Да она просто млела от любви.

— А после выкидыша я понял, что просто обязан разыскать Майкла. Ну, пусть только убедиться, что он жив. Ты понимаешь, до меня вдруг дошло, почему беременность называют «ожиданием». Да ведь это и есть настоящее ожидание. Вот-вот что-то такое случится, что-то удивительное… а если не случается, если твои ожидания разбиваются, то остается… ну, пустое место. Я знал, чего ждал, пока Дайлис была беременна. Я ждал, что она снова родит мне Майкла. Понимаю, это смешно, но я так чувствовал! Вот будто он шел ко мне — и не дошел.

И тут Крис закрыл лицо руками. В точности как я, когда Джеда чуть не задавила машина, а Билли будто бы похитили из песочницы. Он так и говорил сквозь пальцы.

— На поиски Мелани я потратил больше года. Я нашел ее вскоре после того, как вы с Анджелой поженились. У меня ушла куча денег на частных детективов, агентства по розыску пропавших и все такое. Майкл еще жил с ней. Ну, более или менее.

— То есть?

— Он уже несколько раз от нее сбегал, попадал в неприятные истории. Но я, честно говоря, не могу винить его мать. Она просто… просто не приспособлена для материнства.

— Вот тебе и женская сущность, — вставил я.

— Она, конечно, сначала была в шоке, когда я ей написал. Она так старалась все забыть. И, наверное, здорово испугалась. Но она ответила, мы стали переписываться по мейлу. Я все уверял ее, мол, что прошло, то прошло, я хочу только связаться с сыном и встретиться с ним, если он захочет. Я писал, что не хочу впутывать в это дело адвокатов. Она ответила — хорошо, только Майклу она про меня ничего не скажет, пока не выяснит, каким я стал теперь. Ну, я же был совсем мальчишкой, когда она меня бросила. Тут-то я и понял, во что вляпался. Черт знает во что!

Крис впервые выругался. Я слушал, затаив дыхание.

— Дело в том, что она там уверовала в бога. Так что ей нравилась и моя работа, и заработки, и место жительства, беспокоило ее только мое семейное положение.

— В каком смысле?

— Ну, ей не нравилось, что я живу с Дайлис.

— Почему?

— Потому что я, выходит, совершил супружескую измену!

— Чего?

— Я же все еще был женат на ней, на Мелани!

— Ничего себе!..

Крис водил пальцами по лицу.

— И с детьми тоже была проблема… — Он заерзал. Я развернулся к нему:

— Какая проблема, Крис?

— Я не сказал ей правду. — И снова, как с фотографией Майкла, Крис будто протянул мне ниточку, за которую я вытащил все остальное.

— Ну, Крис! Ну, Пиллок! Ты ей наболтал, что это твои дети!

Вначале Крис даже не лгал. Мелани, узнав о существовании Глории, Джеда и Билли, заключила, что они все — юные Пинноки. Крис предпочел ее не разубеждать. Его сбежавшую жену и так корежило от того, что Крис прижил детей вне брачного союза. Нельзя же было ей сообщить, что Дайлис родила детей от другого мужчины, за которого не выходила замуж и которого, по сути дела, бросила, и что дети живут поочередно то у нее, то у своего отца! Тут бы ее Мужик Этажом Выше точно метнул на землю все наличествующие громы и молнии, а надежды Криса на встречу с Майклом немедленно бы развеялись, по крайней мере, до восемнадцатилетия мальчика.

— Так долго ждать я не мог, — промямлил Крис. — Так что Мелани и дальше считала Глорию, Джеда и Билли моими детьми. И все шло гладко, пока я наконец не увидел ее снова. Мы встретились в прошлом декабре. Эстелле тогда было месяца полтора.

Перед встречей Крис метался в тревоге. Сначала они договорились увидеться на следующий день после «мужественного» слета, где Крис рассказывал про землю, мужчин и мальчиков. По сути, конечно, он озвучивал собственные страдания от разлуки с Майклом. Но Мелани отменила свидание, не объяснив, почему.

— Не могу даже описать, какое это было для меня несчастье. Я вернулся в Далвич, так и не увидев никакого Майкла, Дайлис все никак не беременела после двух лет попыток, а у Анджелы вот-вот должен был родиться ребенок!

Им захотелось ото всех отгородиться. Поэтому Дайлис не стала встречаться со мной в нашем неромантичном баре перед Рождеством. Ее бы ранила моя сияющая от счастья физиономия. Поэтому же она попросила, чтобы на Рождество дети были с ней. Не будь их рядом, она бы не вынесла. Однако ее как будто преследовала Эстелла: Глория с Джедом дипломатично молчали, но Билли только о ней и болтал.

— Почти кончился школьный семестр, — рассказывал дальше Крис, — как вдруг опять объявилась Мелани. Она спрашивала, могу ли я приехать прямо сейчас. Боюсь, она не самый уравновешенный человек в мире.

Конечно, Крис поехал. Пока мы с Анджелой квохтали дома над Эстеллой, Крис сидел в обшарпанной забегаловке с Мелани и ее пастором.

— Она сказала, что готова дать мне развод, но сначала ей нужны доказательства, что я сообщил правду о своей семейной жизни. Мол, ее церковь может проверить все мои слова, так что пусть я ей вышлю копии детских метрик и дам телефон их школы.

Я смотрел в окно и пытался поставить себя на место Криса. Вот-вот я увижу Майкла, но для этого нужно наврать с три короба. Его блудной матери, на чьей стороне фундаменталистские силы, нужно врать дальше. И вот я сижу в забегаловке, ковыряю ореховый пирог и все думаю, как же, черт возьми, мне выпутаться?

— Ну и как, — я повернулся к Крису, — ты подождал, пока они уйдут, или прямо тут же из сортира и позвонил Дайлис?

— Из сортира. Шептал в трубку.

Дайлис заторопилась. Она позвонила врачу и, естественно, в школу. Меньше чем за час она превратилась в миссис Пиннок, и наши дети тоже сделались Пинноками. Перед походом к Брайану Хартли она позвонила в Квестер-Лодж и заказала номера. Одна беда: если говоришь детям, что у них будет другая фамилия, потому что мама выходит замуж, нужно устроить для них свадьбу. Во дворе в Квестер-Лодже был специальный домик для альтернативных церемоний. Еще неподалеку жил козлик. Брат, Мужественный Мужчина из Хоршэма, начитавшийся Юнга, с радостью согласился провести свадьбу.

Еще пару секунд Крис грыз ногти, а я тем временем размышлял о благодати прощения.

— Но ты ведь собирался нам сказать, да?

— Да.

— Так что же не сказал?

Теперь уже Крис был загнанным дикобразом, а я — охотником.

— Ты так разозлился… Мы спрятались за спиной у адвоката и надеялись, что у Мелани больше нет ко мне претензий. Подумать только, до чего мы дошли — подделывали свидетельства о рождении! Я снял на видео рождественское представление и отправил ей. Странный такой был спектакль, все пялились на какого-то психа в костюме оленя.

— Американского лося, — вполголоса поправил я.

— В общем, мы надеялись, что до Нового года все как-то утрясется. Я был убежден, что, как только начну общаться с Майклом, можно будет прекратить это вранье про детей. Я знал, он все эти годы спрашивал про меня. И я точно знал, стоит нам начать общаться, и мы больше не расстанемся. Но проблема была, конечно, в Мелани. Она каждую неделю передумывала, требовала то одно, то другое, и вся эта тягомотина никак не кончалась…

Дело с разводом тянулось до лета, и лишь тогда Крис и Дайлис смогли зарегистрировать брак. Тут Мелани наконец рассказала Майклу про отца, и Майкл впервые послал Крису мейл — примерно тогда, когда мы с Глорией играли в теннис у бассейна в Девоне. Крис весь просиял при воспоминании:

— Он мне писал: «Привет, папа. Много прошло времени»…

По-моему, вот тут злость окончательно меня отпустила: рядом со мной в «тойоте» сидел такой же отец, как и я, только переживший в сто раз большую горечь потери. Крис досказал последние подробности: как лишь два человека все это время видели эту историю с обеих сторон: «Джилл все знала в подробностях, и Карло тоже. Им пришлось повертеться». А Мелани так и не позвонила ни доктору, ни в школу: «Я думаю, все равно бы ей там ничего не сказали».

Я слушал, затем спросил:

— Крис, ну теперь-то, после всего, ты можешь оценить, насколько разумно и правильно себя вел?

— Да не очень разумно. Но сам понимаешь, страх загоняет в угол. Особенно если дело касается детей. Я же говорю, по мне, так ты никакой не псих. Но вот скажи, Джозеф Стоун, ты считаешь, сидеть тут — разумно и правильно?

Начало восьмого. Наши любимые вот-вот проснутся.

— Я так понимаю, — сказал я, — ты все расскажешь Дайлис.

— Ну да. Иначе никак, не скрывать же такое…

— А детям?

— Им знать не обязательно.

Гора с плеч. Впрочем, еще кое-что насчет детей меня беспокоило.

— Что, если Дайлис полетит за тобой? Ты сказал, она, может быть, полетит, а может, и нет, сказал — посмотрим.

— А! На осеменительный ритуал.

— На что?!

— Если она прилетит в ближайшие дни, то вряд ли для знакомства с Майклом.

Видно было, что Крис пытается замять разговор и в то же время умирает от желания мне что-то еще рассказать.

— Крис, не темни.

— Ну, там у нас некоторые из братьев… знаешь, в наше время у многих ребят бывает бесплодие…

— Я думал, это у Дайлис проблемы с зачатием.

— Так она тебе сказала, но дело не только в ней.

Он мне объяснил, что бесплодие начинается от стрессов. Его грызла тоска по Майклу, тревожило положение отчима, он волновался из-за Дайлис, в результате, как он выразился, его мужская сила иссякла, семени стало меньше, оно стало хуже.

— Чайная ложка моей спермы содержит всего 100 миллионов сперматозоидов, и из них семьдесят процентов двухголовые.

— Потрясающе. Спасибо, что сказал.

— В общем, я заручился поддержкой нескольких братьев из старших — Кэша, еще одного, его зовут Ривер, еще Шамана Феникса из Вайоминга, может, будет еще пара других…

— Интересные имена, — вставил я, не показывая, что они мне уже знакомы.

— У них очень высокая фертильность…

— И что?

— Ну и на слете мы все пойдем в хижину Ривера и будем вместе изливать семя.

— Вместе изливать семя?! — Мда, а я-то думал, Кенни шутит. К моему удивлению, у меня что-то зашевелилось в паху.

— Там будет бочка плодовитости, — сказал Крис, — настоящая, индейская. Очень древняя. Но, конечно, абсолютно стерильная.

— И в нее небось легче попасть, чем в пробирку.

— Намного легче, — подтвердил Крис. — Что невероятно важно, потому что там же будет темно.

— Ну, еще бы, — сказал я.

Символично, что тут мимо нас опять проехал молочник, в обратную сторону. Сквозь рассветный туман виднелись его тусклые фары. Потихоньку всходило солнце.

— Слушай, — спросил я, — а что будет делать Дайлис, пока джентльмены… облегчаются?

— Будет ждать в соседней комнате. Потом я выйду к ней с бочкой, мы смешаем все семя и высеем его.

— Всю бочку?

— Сколько сможем.

— Ясно, — сказал я. — Только если все получится, ты так и не узнаешь, кто отец. Если у ребенка, конечно, не окажутся твои волосы, тогда-то будет ясно наверняка!

— И тоже не обязательно. У старины Кэша под шляпой такие же кудри.

— Тебя не будет напрягать, что ты не знаешь точно?

— Сам пока не понимаю, Джозеф. Ну, по крайней мере, буду знать, что я тоже поучаствовал. Все не такая бездушная процедура, как искусственное оплодотворение из банка спермы. Я сделаю свой вклад.

— Не поспоришь. Абсолютно, — сказал я, думая его приободрить, но Крис встревожился.

— Слушай, ты же не станешь, ммм… болтать про осеменительный ритуал?

— Нет, конечно, — соврал я.

— Понимаешь, это наша последняя надежда. И, честно тебе скажу, Джозеф, — признался он, — по мне, все это как-то диковато.

Пора было расходиться. Крису нужно было прощаться с семейством и ехать в аэропорт. Я снова взглянул на него. Он уткнулся подбородком в грудь и неотрывно смотрел на пустое место в шести дюймах от приборной доски.

— Тебе страшно? — спросил я.

— Ужасно.

У меня в кармане нашлись носовые платочки. Как у всякого хорошего папы. Я дал ему несколько, и он высморкался.

— Крис, — мягко спросил я, — у тебя нет с собой мобильника? Я бы позвонил домой.

Глава 32

Слышал ли я звонок в дверь? Не знаю, я унесся далеко-далеко.

— Я открою, пап!

Я закрываю глаза, а Глория выскакивает из комнаты и несется вниз по лестнице. Будем считать, что я кивнул и разрешил. За ней тянется волна какого-то химического запаха. С чем это она там у себя химичила, интересно.

— Не забудь! — слабо кричу я ей. — В кухню не ходить! — Ну все, теперь не расслабишься.

Глория уже у дверей. Если это те, про кого мы оба подумали, нашу повесть стоит подхлестнуть.

В пять утра раздался звонок:

— Привет, Джозеф! Есть клетка!

— Что, простите?

— Есть клетка! У нас есть клетка! У Дайлис есть клетка!

— Привет, Крис, — сказал я. — Уже одеваюсь.

Перед моим отъездом из Квестер-Лоджа мы заключили соглашение: он расскажет Дайлис о наших внеплановых посиделках в «тойоте-пикник», а потом предложит ей, чтобы она сдала мне детей с рук на руки, если за выходные у нее произойдет овуляция. И вот — звонок.

— Заказали одно место на рейс в семь тридцать пять, — сказал Крис, и его волнение просто выплескивалось из телефонных проводов.

— Передай ей, что я приеду в аэропорт. По дороге позвоню ей. Кстати, как там Майкл?

— Майкл — потрясающий.

Я положил трубку, натянул какие-то тряпки и собрался было выйти, как Анджела пробурчала из-под одеяла:

— Мобильник опять не забудь, умник.

Я сел в «тойоту» и рванул сквозь южный Лондон в рассветных сумерках. Позвонил Дайлис, она сказала, что выехала из Лоджа с детьми и направляется в аэропорт. Следом позвонил Крис.

— Что Дайлис сказала детям? — спросил я. — Как объяснила свой внезапный отъезд?

— Сказала, что едет знакомиться с Майклом. Она им все про него рассказала! Слушай, как же здорово все получилось! Я и ему через некоторое время расскажу правду насчет детей, он поймет, зачем я врал.

— А Мелани как же?

— Майкл говорит, ей нужна помощь. Надеюсь, я смогу что-то сделать. В свое время и с правдой о детях Стоунах разберемся.

— Да, дел у тебя по горло! — прокричал я в трубку. — А что будет, когда прилетит Дайлис?

— Я заберу ее из аэропорта, через час мы уже будем в хижине Ривера, и тогда начнем!

— Удачи тебе, брат, — сказал я. — Только постарайся не смеяться в процессе.

В Гэтвике я был без двадцати семь и сразу же кинулся в зал вылетов. Дайлис и дети стояли в извилистой очереди и тревожно озирались.

— Папа! — Билли первым меня заметил.

— Я, Билли, — пропыхтел я. Мы обнялись, и только тут я заметил, что Глория с Джедом не понимают, как себя вести и что делать. Мы не собирались впятером уже больше трех лет.

— Дети, — сказал я, глядя в капризное лицо их матери, — постоите тут одни минутку? Мне нужно сказать маме словечко.

— Но, Джо, — сказала Дайлис, — мне уже пора!

Я оттащил ее в чулочный магазин, хотя чулочные изделия меня вовсе не интересовали, и вытащил из кармана плаща конверт — такой же, как тот, что мне в машине передал Крис.

— Это тебе, — сказал я. — Оригинал. Я для себя отпечатал копию. Скоро и остальные разберу.

Дайлис вынула фотографию. На ней была изображена семья из пяти человек и мебельный гарнитур в стиле пятидесятых.

— Я ее помню! — сказала Дайлис. — Это твой папа снимал, да?

— Да.

— Дети тут такие маленькие! А ты нисколько не изменился. Зато я постарела.

Ее лицо напряглось — она всматривалась в женщину на диване.

— Ты все еще очень красивая, — сказал я. — И Крис тоже так думает.

Она положила фотографию обратно в конверт и опустила его в сумку.

— Спасибо. — И после паузы спросила: — Ты теперь думаешь, что знаешь все, да?

— Не все, — ответил я. — Скажем, не знаю, помнит ли Джед, что имя Джозеф начинается с «дж».

— Помнит. Он Крису на это указывал не раз. Еще что-нибудь хочешь спросить?

Я замялся. Все так хорошо складывается, но ведь сколько я уже себя грызу…

— Пожалуйста, только не обижайся. Билли ведь мой сын? Правда?

Она изумленно расхохоталась. Совершенно искренне:

— А чей же еще? Вы оба кого хочешь до белого каления доведете. Есть еще вопросы?

— Больше нет.

— Хорошо. У Криса к тебе вопрос.

— У Криса?

— Ему интересно, осталось ли что-нибудь от десяти тысяч, после того как ты купил «пикник», — сказала Дайлис, одним глазом глядя на табло.

— Что, прости?

— От десяти тысяч, вырученных за портрет Глории из ресторана Брэдли. — Дайлис глянула на часы и поманила Глорию.

— А Крис откуда знает?

— Это он его купил. Ну, не он лично, а его коллега по работе на его деньги.

— Что?!

— Конечно, у себя мы его повесить не можем, а то Глория увидит, — снисходительно продолжала Дайлис. — Я узнала, что портрет у Брэдли, потому что Глория беспрерывно ворчала, как она плохо на нем получилась и как здорово, что ты его отдал. Ну, а этой приятельнице он понравился. Я думаю, она тебе что-нибудь закажет. Завышать цену не бойся. Большие дома вокруг Кристал-Палас-парка вообще не дешевы.

Я так и застыл, разинув рот.

— Тссс! — шикнула Дайлис, что было совершенно бессмысленно. — Вот она идет.

Глория выжидательно остановилась между нами.

— Ты помнишь, что я тебе дала сегодня утром?

— Эти самые, которые ты все держала в сумочке?

— Они самые. Покажи папе.

Глория носила на плече ковровую сумку — у Анджелы примерно такая же. Глория вытащила из сумки журнал. Между страниц в нем были заложены блестящие фотоснимки, серые и зернистые.

— Помнишь? — улыбнулась Дайлис.

Это были фотографии с УЗИ: эмбрионы Глория, Джед и Билли.

— Кстати, это тебе не навсегда, — жестко добавила она.

Мы вернулись к мальчикам. Дайлис перецеловала детей, зажала в руке паспорт и билет.

— На этот раз получится, я знаю, — прошептал я.

Она шла к стойке регистрации, почти улыбаясь. Я повернулся к детям:

— Пошли, орава! Нам еще в школу надо успеть.

Что за день. Что за три года! Ладно, нечего мне ворчать. На самом деле я по-настоящему счастлив.

— У вас там все готово? — доносится голос Анджелы с первого этажа.

— Готово, а как же! Что ж я, совсем безрукий? Устраивать дни рождения я умею. А торт ты купила?

— Да, торт купили. И еще Тигру принесли от ветеринара.

— Слушай, ничего себе! — говорю я Глории. — Ты что с волосами сотворила?

Она их обесцветила, а некоторые пряди выкрасила в зеленый — отсюда и специфический аромат. Глория похожа на самую буйную девку в Троллоп-Сити. Ее мать отдыхает.

— Здорово вышло, правда, Джо? — с сомнением произносит Анджела. Она стоит внизу, заслоняя Эстеллу, которая взбирается по лестнице на четвереньках и радостно пыхтит.

— Просто сказочно, — вру я.

— Спасибо, папа. — Глория обнимает меня за талию, привстает на цыпочки и чмокает в щеку. — Мм-м, — нежно говорит она. — Ты такой замечательный папа!

К собранию на лестнице присоединяется Билли.

— Пап!

— Да, Билли?

— Знаешь что?

— Что?

— Ничего! Хехехехехеехее!

— Как Тигра? — спрашиваю я Джеда.

— Хорошо, — говорит Джед и волочит наверх корзинку.

— Погоди, Джед, давай я. — Я спрыгиваю вниз и перехватываю его ношу. Я тревожно кошусь на Тигру-2 и небрежно спрашиваю: — Джед, а как думаешь, она останется такой же, как прежде?

— Наверняка, — улыбается Джед. — Ветеринар сказал, она еще пару дней будет ходить сонная, ну, как после уколов, когда ты ее носил. А потом, когда оправится, говорит, будет точно такая же, только, может, чуточку спокойнее.

— Хмм, — бурчу я, — мне бы тоже такая операция не повредила.

— Ветеринар хороший, только рассеянный, — с хитрецой говорит снизу Анджела. — Все время говорил про нее «он», не знаю почему.

А то я ему не объяснял тысячу раз по телефону! «Естественно, вы замечаете разницу, вы же ветеринар! Но они-то не замечают, понимаете! Они в кошачьих гениталиях не разбираются!»

Поскольку до обеда детям на кухню заходить не разрешается, они разбредаются по комнатам. Мы с Анджелой и Эстеллой сидим одни на диване.

— Ну что, муж дорогой, оправился ли ты от своих эмоциональных мытарств?

— Не совсем, дорогая. Вот у меня нет сил сопротивляться, и ты можешь вертеть мною как хочешь.

Анджела не обращает внимания на мои слова. Или просто делает вид.

— Я так рада, что вы с Крисом подружились. Может, теперь мы все сможем дружить. А детям насколько будет проще!

Я с ней согласен. Ну, я не думаю, что мы с Крисом будем отныне родственные души, но теперь я намного лучше его понимаю. Я твердо знаю, что он добрый и щедрый человек. Мне даже понятно, почему он так увлекся своим Братством. Сильные чувства, эмоциональное самовыражение, утешение и поддержка. Как от целой толпы красивых девушек.

— Ты бы сам как-нибудь попробовал, — дразнит меня Анджела. — Все эти мужские идеи очень важны. И чего ты так легкомысленно к ним относишься!

— Мужчина должен относиться к мужским идеям легкомысленно, — разъясняю я, — иначе его никто не примет всерьез.

Приближается время чая. Надеюсь, желе уже готово.

— Интересно, — спрашивает Анджела, — а что Дайлис сейчас делает.

— Наверное, лежит, задравши ноги.

— Не очень смешно.

— Ну, немножко все-таки смешно.

— А Крис?

— Вероятно, общается с Майклом.

— Ну, а мы?

— А мы вместе с Глорией, Джедом и Билли зажжем одну деньрожденную свечку и будем смотреть, как Эстелла ее задувает.

— А потом?

— Устроимся поуютнее под Климтом.

— Ты вскроешь, я разверну? — уточняет Анджела.

— А может, нет? — я притягиваю ее к себе. — Зачем же еще ждать?