Параллельная жизнь

Жизнь четырнадцатая Параллельная

Сеульское время 12 часов.

Полчаса как взлетели. Самолёт «Эйр Франс», что меня несколько удивило. Военным естественнее лететь бортом какой-нибудь своей компании. В общем-то, мне всё равно, какие заморочки сработали. Летим и ладно.

Что плохо, места у окна, то есть, иллюминатора, не досталось. Там генерал сидит, командир моей дивизии, кстати. Дальше адъютант и у самого прохода я. Вот такая понятная диспозиция. Понятная, но в данном случае бесполезная. Самый молодой с краю, чтобы легче было его гонять туда-сюда. Но в самолёте этот номер не проходит. Бродить по салону запрещено, если что нужно, зови стюардессу. А стюардессы здесь… о-о-о! Даже я от них глаз оторвать не могу, а у моих генералов и прочих полковников чуть слюнки не текут. Есть ещё у Франции, чем зажечь даже старый порох, если он ещё остался. Хотя не такие уж мы и старые. Глава делегации, генерал ЧхеМу, хоть и мой старый знакомый, но не по возрасту старый. По виду полтинника не пересёк, ему больше звание заставляет возраст набавлять. А надень он гражданский костюм, за сорокалетнего сойдёт.

Лететь больше двенадцати часов, так что отдохну, как следует. Хотя не так уж я и устал, несмотря на бешеный график. Меня больше утомила организационная трясучка перед отлётом. Приказы о командировке, выдача командировочных, куча инструктажей… хотя на самом деле на моей родине, оставшейся в другом мире, было намного хуже. Здесь я со своим корейским паспортом без визы могу посетить почти все страны мира. Все страны Европы, США, Канаду, Россию. Короче, из интересных мне стран не могу просто так въехать только в Китай.

Ещё раз с сожалением бросив взгляд на иллюминатор, за которым проплывали армады белых облаков, углубился в воспоминания. Надо прокрутить их внимательно, вдруг что-то забыл сделать или не заметил важного.

Следующая пара дней моего пребывания в части были не такими тяжёлыми, как сначала. Или втянулся, или нагрузка уменьшилась. Меня включили в общий распорядок дня. С утра зарядка с неплохим двухкилометровым кроссом… ха-ха-ха! Это я вспомнил те самые кроссы.

Поставили меня к новеньким, то есть, новобранцам. Душераздирающее зрелище, доложу я вам. Зелёные мальчишки, хотя некоторым сильно за двадцать, буквально зеленели лицом к концу. Подтверждали цветом лица свой статус.

— Командование решило использовать тебя для поднятия духа наших солдат, — оповестил меня ЧжуВон на старте, куда вышел батальон. Они колонной по шесть человек в ряду, мы чуть в стороне.

Меня в пределах видимости едят глазами поедом. Некоторые стараются выглянуть из-за головы закрывающего видимость соседа, кто-то наклоняется. Я про себя хихикаю, сержанты свирепствуют. Не знаю, не знаю… ребята без девчонок и так малость одичали, а тут им в глаза красотку звезду тычут.

Оглядываюсь на своего ординардца-ефрейтора… Ба! Что я вижу? Горделивая осанка, непроницаемое лицо, слегка задранный подбородок, руки за спиной. Легонько бью его ботинком о ботинок.

— Лицо попроще сделай… оппа, — насмешку в глазах не прячу.

Смотрит осуждающе, и вроде даже не шевелится, но ассоциация с надутым индюком истаивает. Так держать, ефрейтор!

Стартанули. Бежал с огромным удовольствием, давно не было возможности просто побегать, без всяких тренажёров. На половине дистанции колонна растянулась почти на полкилометра. Хотел было переместиться в хвост, чтобы подбодрить отстающих, но при замедлении бега вдруг замечаю, что голова колонны тоже замедляется, глядя на меня.

— Госпожа сангса, не отставайте, — командует ефрейтор. Раскомандовался.

Хихикаю при воспоминаниях. Не надо отставать?! Ну, так я прибавил. Сначала чуть-чуть, ребята за мной, я ещё, они тянутся. Обернув к ним смеющееся лицо, показываю язык и припускаю по-настоящему, на полную скорость, которую прямо требует всё тело.

К финишу первый, кто прибыл за мной, отстаёт метров на пятьдесят. Остальных еле видно.

— Разминайся, ходи, восстанавливай дыхание, рядовой! — командую тяжело дышащему парню, разворачиваюсь и припускаю обратно. Мне мало.

ЧжуВон остался с основной колонной, а я бегу мимо. Как бы за мной не развернулись, но нет. Всё-таки есть в армии дисциплина. Лёгкой и быстрой побежкой достигаю хвоста колонны. Чуть больше километра самый последний пробежал.

Слегка полноватый парень, уже не юнец, лет двадцати пяти. Видать просидел в конторе, запустил себя. Пристраиваюсь сбоку, посматриваю, оцениваю технику. Которой, вообще-то, нет. Обгоняю, обегаю вокруг, куда-то энергию надо девать!

— Ты чего отстаёшь? Мы уже до конца добежали…

Парень смотрит восхищённо и удручённо.

— Неправильно бежишь, поэтому отстаёшь. Смотри на меня! — бегу рядом самой экономной побежкой, — Руками сильно не маши! Колено чуть выше поднимай, и шаг длиннее делай. Не напрягайся сильно, ты не штангу жмёшь.

Делаю паузу, наблюдаю. Ага, и дышит не правильно.

— Вдох делай носом, выдох ртом!

Ещё пауза.

— Смотри на меня и беги в ногу со мной! — Я давно приноровился к этой медленной и очень не напряжённой для меня скорости.

Парень слушается. Бежим рядом в ногу, дружно топая. Догоняем ещё одного бедолагу.

— Пристраивайся! Держать шеренгу! Бежать в ногу! Левой! Левой!

До финиша я ещё троих подобрал. Всех загоняю в шеренгу и заставляю бежать в ногу. И мы в итоге уверенно финишируем, где я их не оставляю. Офицер, стоящий с секундомером у финишной черты, удовлетворённо щёлкнул кнопочкой.

— Не останавливаться! Ходить! — показываю, как восстанавливать дыхание.

Всех загоняют на плац выполнять комплекс упражнений. Несколько сержантов распределяются перед батальоном для демонстрации. Я с ЧжуВоном посередине. Мы — демонстрационная пара. Он показывает, я повторяю.

— Сегодня батальон на десять секунд быстрее пробежал, — негромко сообщает ЧжуВон.

— По последнему считаете? — он в ответ кивает.

Разминочный утренний комплекс повторяю с первого раза. Ну, изредка некоторые элементы со второго. После зарядки и завтрака иду в спортзал тренироваться. Руками бить по груше или партнёру сразу отказываюсь. Так что мне усечённый вариант дают, удары только ногами. И ещё локтем. Защита, в основном, уход. Жёсткий блок тоже не для меня.

Это первая часть, не сильно мне интересная. Меня вдохновляет вторая, ножевой бой. И вот тут я кручусь и верчусь с огромным удовольствием.

После обеда — огневая подготовка. Я надёжно выбиваю больше сорока очков. И в последний день, в целом повторивший предыдущий, капитан Мун принимает у меня реальный зачёт. Со стрельбой десятью патронами. Я после пяти выстрелов делаю небольшую паузу, имитируя привычную серию из пяти выстрелов. Времени для этого достаточно. И затем выкладываю вторую серию. Восемьдесят два балла, в зачёт на «отлично» укладываюсь.

В последний вечер наших прогулок по спортплощадке ЧжуВон затевает какой-то непонятный разговор. Опасный для меня, внутри сразу напрягаюсь.

— Юна, а как ты ко мне относишься?

Сначала смотрю с огромным недоумением, потом спрашиваю:

— Какие-то девчачьи ты разговоры затеваешь. У меня вся семья женская, работаю в женской группе. Думала, хоть здесь отдохну, и вот тебе новость!

ЧжуВон, надо отдать должное, быстро справляется со смущением. Но оно мелькнуло, мелькнуло!

— Всё правильно. Мужчинам нужна определённость. Поэтому и спрашиваю. Вокруг нас пусть думают, что хотят, мне про себя знать надо.

А действительно, кто мы друг другу? Вся страна твердит, что пара, так поневоле поверишь. Долго над ответом не думаю, точно знаю, что мы не жених и невеста.

— Наверное, друзья. А что остальные думают, их дело. Нас по большому счёту не касается.

ЧжуВон с сомнением качает головой. Замолкает. А я взрываюсь:

— Чего ты от меня хочешь?! Я еще подросток, как ни удивительно. У меня месячный цикл установился только полгода назад! Я расту ещё! Тупо в росте прибавляю!

ЧжуВон трясёт головой, пытаясь осознать незнаемые до этой секунды факты.

— Ёксоль! Как это?

— Так это, — успокаиваюсь я, — Честно говоря, рост замедляется. За последние полгода выросла всего на пол-сантиметра. Биологически я только-только из детского возраста выхожу. Так что любви от меня может добиваться только грязный педофил.

Вопрошающе смотрю на него: «Ты — грязный педофил?». ЧжуВон морщится и замолкает. Пять минут переваривает, что я на него вывалил. Я не скучаю, делаю растяжку.

— Поэтому ты тогда меня в аптеку за прокладками гоняла? — это он тот случай вспоминает, когда мы морочили глупым девицам головы на «слепых свиданиях», — Я всё понять не мог, как это может быть для девушки неожиданностью.

— Вот так и может, — замечаю я, меняя ногу, — Ждёшь через месяц, а оно бац! И начинается через неделю. Стрессы часто такое провоцируют. А я тогда всё время в режиме стресса жила.

Не удержался от того, чтобы пнуть пацака. А нечего тут! Пацак хмурится и темнеет лицом. А я вздыхаю, изнутри поднимается протест. ЮнМи, опять она. Ей, видите ли, жалко его, …

— Да не в тебе дело. Ты так, сбоку. Меня тогда в семье прессовали. Да сам знаешь…

— Знаю, — светлеет лицом пацак. И сразу захотелось снова чем-то его прижучить.

ЧжуВон вспоминает кое-что ещё. Выходит, он тоже тот ролик смотрел?

— А что ты имела в виду, когда намекала СунОк, что твой дядя вообще ни в чём не виноват?

Ишь ты! Любопытно ему, чисто БоРамка…

— А сам не можешь догадаться? — перемещаюсь к лестнице, и стоя к ней спиной, медленно перебираю руками, опускаюсь на мостик. Встаю и повторяю.

ЧжуВон молча смотрит и терпеливо ждёт. Не может, не может сам догадаться, глупый пацак. Выпрямляюсь в очередной раз и говорю:

— Сопоставь два факта. Первый: моего дядю арестовывают и осуждают военные. Пограничники, спецслужбы, армия, не важно. Все они сидят под одной крышей. Так?

— Допустим.

— Факт второй. Несмотря на то, что мой дядя, получается, уголовник и чуть ли не предатель, меня вдруг включают в важную делегацию. Те же самые военные. Ну-ка помоги!

Я поворачиваюсь лицом к лестнице и делаю резкий мах ногой назад и вверх до самого… вам по уши будет. И прошу ЧжуВона дожать мне ногу так, чтобы я смог зацепить её за перекладину. Лицо ЧжуВона уже не такое ошарашенное, когда он первый раз это увидел, однако уважение просматривается.

— Если тебе эти два факта, когда военные одной рукой сажают в тюрьму моего родного дядю, а второй поднимают меня наверх, ничего не говорит, то тебе вообще бесполезно что-то объяснять.

Меняю ногу, ЧжуВон помогает уже без напоминаний.

— Да. Медаль вручили. Хотя медаль тебе давно присвоили…

— В своё время министерству культуры ничего не помешало отменить мне награду. Кажется, яшмовая медаль мне тогда причиталась. А когда узнали, что меня в краже обвиняли, моментально назад отыграли.

— Гражданские… — хмыкнул ЧжуВон. Ага, нравится мне этот снобизм армейских. Особенно трогательный, если вспомнить, что у нас днём с огнём не сыщешь чиновника, не служившего в армии.

— А что это за история с кражей?

Вот оно! Вот один из моментов, ради которых я и затеваю просмотр воспоминаний.

— Да так себе история. Какая-то сволочь мне кошелёк в рюкзак подбросила. Потом шум, гам, полиция, крики «Ах, ты воровка!»… суд в итоге меня оправдал.

— И кто подбросил?

— … — долго-долго смотрю на него с выражением лица «Ты совсем дурак?», — Откуда ж я знаю? Но история очень тёмная. Та скандальная аджума почему-то быстро поняла, что это я. В кошельке было меньше трёхсот тысяч. Видеокамеры на улице не работали. Представляешь? Двадцать камер одновременно вышли из строя. Как по команде.

Но кто это организовал, я ему не сказал. Обоюдоострое дело. Неплохо бы натравить ЧжуВона на ЮЧжин, вместе с семейной службой безопасности, но не надеюсь на него. Дров наломает, а мне разгребай. Вот что мне надо обдумать. Как мне ЮЧжин подкузьмить, но самой в стороне остаться. А то в любой истории, где я замешан, почему-то всегда я крайним и оказываюсь.

Агентство.

Я прихожу на репетицию в форме. Вид у меня строгий и внушающий. Я сначала даже не понимаю, в чём дело. Девочки смотрят с какой-то опаской, Борамка на шее не виснет. Хореографиня старается не спорить. Впрочем, я не злоупотребляю её уступчивостью.

— Да, госпожа, я знаю, что ваш вариант этого элемента лучше. Лучше для Кореи и даже для Японии. Лучше, чем мой. Но я специально такие маркеры в танец ставлю. Я хочу, чтобы нас заметили в Америке и Европе. Мой вариант приближает нас к их стилю. Да и японцы примут, я уверена.

— ЮнМи, а кто будет в визитке вокал вести? — несмело спрашивает БоРам.

— Я, наверное… — в этом месте у нас затык.

— ЮнМи, а может я?

Испытующе гляжу на неё. Сам обдумываю ситуёвину. У нас есть две пары, которые можно синхронизировать. ИнЧжон можно подклеить к паре ДжиХён-ХёМин. А куда девать БоРам? Ей никто пары составить не может. Если только для смеха, но это другой жанр. И куда девать меня? А меня можно спарить с ИнЧжон! Она совсем немного уступает мне в росте. Я заметно тяжелее, но можно поиграть с нарядами. И тогда седьмая, БоРам берёт на себя вокал и минимум движений. Вокруг неё три пары… о! Всё складывается!

Но Борамку я всё равно выдою. Продолжаю смотреть на неё испытующе и с намёком. БоРам нервно облизывает губы.

— Маникюр умеешь делать?

— Умею! — мгновенно отвечает вспыхнувшая счастьем сонбе, — И сделаю!

Она меня даже опередила. Девчонки вокруг хихикают.

— Ну… смотри у меня… — со значением говорю я.

Удаляюсь переодеваться, мне теперь в паре с ИнЧжон ногами махать, а БоРам хватается за текст. Но тут шалишь, я притормаживаю.

— Тичера зови! Выучишь без него хоть одно слово — убью!

БоРам отбрасывает бумажки, будто они ей руки обожгли. Текст-то английский.

Вот это я тоже обдумываю. Всё в визитке хорошо, но нет изюминки. Конфликта нет, сюжета, пусть самого примитивного. В танце должен быть сюжет, пусть выражаемый одним словом. Или для визитки сойдёт? Сюжет? Конкуренция! Первая пара выходит на первый план, показывает сложные элементы, делает те же махи. Вторая делает махи чуть выше, третья ещё выше, да ещё и в обратном направлении.

— Так что, ИнЧжон, тебе задание освоить обратный мах, — показываю ей тот элемент, в котором мне ЧжуВон помогал ногу дотянуть.

— Справишься?

ИнЧжон кивает задумчиво, но уверенно. Ну, посмотрим.

Хихикаю. Вечером Борамка, старательно пыхтя, приводит в божеский вид мои несколько огрубевшие руки. Как ни берегся, а несколько мелких царапин заработал. СонЁн уже без напоминаний расчёсывает меня, мр-р-р…

По окончании приятных процедур меня осаждают вопросами о ЧжуВоне. Тот поцелуйчик мне начинает отзываться. Вот заразы! И не отделаешься никак. Пришлось расколоться.

— Отстаньте! Это был не поцелуй, это была провокация.

— И кого ты провоцировала? — ДжиХён интересуется.

— И на что? — вторит ХёМин. Они что, и в жизни начали парой действовать?

Объясняю.

— Люблю шпильки ЧжуВону вставлять. Это очень весело…

— Холь! — вскрикивает СонЁн и хохочет, — Мы видели, как он отжаться не мог!

— Ну, вот… я его поцеловала, а после он получил выволочку от отца. Он же запретил ему встречаться. А он не только встречается, да ещё поцелуйчиками балуется. Весь следующий день ходил мрачный, а я весь день над ним ржала.

— Жестокая ты, — СонЁн осуждающе тычет меня пальцем в голову.

— Учитесь, дуры, — вдруг заявляет ИнЧжон, — как с мужчинами надо обращаться.

Все уставились уже на неё. Вот это поворот в разговоре! У меня что-то щёлкает в голове. Опять сошёлся очередной пазл.

— ИнЧжон, а что у тебя с директором?

Вот оно! Ещё один момент, ради которого я устраиваю в самолёте вечер воспоминаний, хотя до вечера далеко.

Конечно, ИнЧжон увиливает от ответа.

— Ничего у меня с ним нет. Песню мне подбросил? Так ты тоже их по всем раскидываешь.

Я не настаиваю, знаю, что бесполезно. Очень хорошо знаю, как и что поют девушки в таких случаях. Ага, я не я и лошадь не моя, и нафиг мне этот обормот не нужен, а потом хоп! И вдруг она уже замужем за тем самым обормотом.

ИнЧжон сваливает из комнаты, провожаемая подозрительными взглядами коронок.

Перед сном нечаянно добрался до фоток, что налепил с меня Чжувонище. Оп-паньки! Вот ещё что-то удачно сдвигается в голове. В сторону окончательного понимания. Внимательно рассматриваю себя, в слегка запыленной форме, с автоматом, из ствола которого будто до сих пор дымок идёт. Надолго влипаю. Впечатление сильнейшее. Вид такой… слов не нахожу.

Смутно вспоминается что-то похожее, то ли из фильма, то ли реальных фотоснимков времён большой войны. Войны там, в том мире. Такие уверенные, чуть усталые лица опытных всё повидавших солдат. Не важно, в каком звании, они так смотрят на всех и на всё. В том числе на якобы неприступные вражеские твердыни. И по их взгляду понимаешь, что самые могучие крепости падут им под ноги. Тогда, когда они этого захотят.

Наверное, такой взгляд был у наших солдат, когда они в 45-ом брали одну европейскую столицу за другой. Не, мне до них далеко, но похоже, похоже… русская ментальность пробилась?

Это ещё один момент, который надо запомнить. Теперь ясно понимаю, почему с такой опаской на меня смотрели, когда я пришёл в форме. И тот самый отпечаток на все движения остался со мной. Не сама манера, только отпечаток стиля опытного солдата, экономных, точных и расчётливых движений.

Примерно то же самое время.

— Сын, я надеюсь, ты догадываешься, о чём я тебя спрошу? — ДонВук строго смотрит на ЧжуВона.

ЧжуВон, вместе со всеми отобедавший, вольготно расположился на диване, раскинув руки по спинке. Почти вся семья в сборе. На другом конце дивана ХёБин, глядит на брата насмешливо. Хальмони на кушетке, рядом в кресле мама. Отец в старом, очень красивом монументальном кресле. Все вокруг низенького стола, с которого прислуга уже унесла посуду и поставила чайный набор.

ЧжуВон не шевельнулся ни на миллиметр. Но все присутствующие его слишком хорошо знали, чтобы не заметить: парень слегка напрягся.

— Нет, пап. Даже воной не рискну ставку сделать.

ДонВук хмыкнул очень скептически.

— Речь пойдёт о тебе и Агдан…

— Ты же спрашивал по телефону, я всё объяснил. Меня поставили к ней инструктором. Это приказ, я не мог его не выполнить.

— Понимаю, приказ — святое дело, — ДонВук одобрительно покачал головой.

ХёБин открыто усмехалась, МуРан усмешку прятала. ИнХе смотрела на сына с какой-то непонятной надеждой.

— Но разве тебе приказывали целовать её, носить на руках и общаться в свободное время?

Вопрос прозвучал, как выстрел в приговорённого. ИнХе издала писк попавшей в капкан мышки, МуРан недовольно покосилась, но смолчала.

— Я её не целовал, — открестился ЧжуВон, — Это она меня поцеловала. Чисто символически.

— Как она посмела?! — не выдержала ИнХе.

— Почему бы незамужней девушке не поцеловать неженатого парня, если он симпатичен и есть свободное время? — Неожиданно для самого себя выдал ЧжуВон.

Все женщины вытаращились на него. С разным выражением лица, но замерли все. ДонВук крякнул, прочистил горло кхеканьем. Но открыть рот для следующего вопроса не успел. Сын его опередил:

— И вообще, это был не поцелуй.

— А что? — вопрос ДонВука чуть не потонул в совместном женском аханье.

— Это было сообщение тебе, отец, — невозмутимо продолжил ЧжуВон.

— …

— Ей не понравилось, что нас объявили парой, не спросив об этом нас. И так же ей не понравилось, что нас «развели», опять позабыв поинтересоваться нашим мнением. Этим поцелуем она сказала всем, что только ей решать, будем мы встречаться или нет.

— Ей? Только ей? — ДонВук мгновенно уловил главную тонкость.

— А я что? — ЧжуВон пожал плечами, — Я выполняю приказы командиров, выполняю ваши требования, я себе не принадлежу. Она может за себя решать, я — нет.

В помещении повисла тишина. Нельзя сказать, что грозовая или зловещая. Нет, ничего такого. Задумчивая тишина. ХёБин давно перестала скалиться, ИнХе морщила лобик, пытаясь собрать мысли в кучу. Немного там было мыслей, но все какие-то неуловимые.

— Скажи честно, сын, кха-кха, — ДонВук откашлялся, — между вами есть химия?

— Нет, — пожал плечами ЧжуВон, — Но если вы снова прикажете мне выбрать невесту, выберу только её. Больше мне никто не нужен.

— Как так может быть, внучек? — первый раз вмешалась в разговор МуРан.

— Да вот, как-то так… она мне интересна. Я точно знаю, с ней не соскучишься. Но химии нет. Возможно, через полгода или год всё изменится. И я встречу какую-нибудь милую девушку и влюблюсь. И будет там химия и суперхимия. Но это будет или нет, а пока вот так, — попытался объяснить ЧжуВон.

— Я понимаю, приказ командования, — нарушил паузу ДонВук, — но ты ведь можешь сократить ваше общение? Никто ведь не приказывает тебе ходить с ней за ручку в свободное время? Ты же можешь это прекратить?

— Уже не актуально, пап. Она улетела во Францию, потом улетит в Японию. Возможно, в этом году я её не увижу. Два месяца её в Корее не будет.

— Через два месяца жизнь не закончится, — заметила ХёБин.

— Не понимаю, чего вы так все переживаете? — пожал плечами ЧжуВон и вдруг нанёс всем сильнейший удар, — Агдан считает меня невыгодной партией. Как-то сказала мне, что я — нищий.

— Что-что? — ХёБин.

— Ах! — ИнХе.

— Холь! — МуРан.

— А-г-р-х-х-х! — побагровел ДонВук.

— Где-то она права, — невозмутимо добивал ЧжуВон, — что такое мои два миллиарда долларов наследства? Пакеты акций, ценных бумаг, сравнительно небольшой счёт в банке, кое-какое имущество… так, мелочи, как она сказала.

— Г-р-р-х-х! М-мелочи?! — ДонВук.

— Несколько миллионов долларов на счету, мелочи?! — ХёБин.

— С-сыночек! — ИнХе.

— Интересно, где она найдёт более выгодную партию? — одна МуРан сохранила хладнокровие.

— Не знаю, — повторил жест пожатия плечами ЧжуВон, — Сейчас она во Франции, там много аристократов и богатых семей. В Японии тоже есть миллиардеры.

— Ты так спокойно об этом рассуждаешь? — удивилась МуРан.

— Я рассуждаю гипотетически, — пояснил ЧжуВон, — ты спросила, за кого она может выйти замуж, я ответил. На самом деле, она вообще не планирует замужества.

— Так, сын, — ДонВук взял себя в руки, — Ты должен максимально сократить с ней общение. И не важно, когда она появится в Корее. Через два месяца или через год.

— Нет, — ЧжуВон ответил коротко и с потрясающим спокойствием. ИнХе ахнула, ХёБин смотрела с огромным интересом.

— Что значит «нет»? — поразился отец.

— «Нет» это значит нет, отец, — любезно растолковал ЧжуВон, — Я не буду сокращать с ней общение, просто не смогу. По крайней мере, пока я в армии.

— Хочешь, чтобы я лишил тебя наследства? — холодно спросил ДонВук. ИнХе легонько пискнула.

— А зачем наследство мёртвому? — ЧжуВон скопировал холодный тон отца. «Вот засранец», — то ли с осуждением, то ли с восхищением подумала МуРан.

Опять вскрикивает в ужасе ИнХе, замирает отец. Лицо ХёБин вообще становится неподвижной маской. Только МуРан смотрит с интересом, что там ещё придумал любимый внучок.

— Что это значит, сын? Ты зачем так мать пугаешь?

— Отец, ты отдал очень опасный приказ. Я в армии и понимаю, что в любой момент командиры нас могут послать в бой, где я могу погибнуть. Но там всё понятно, впереди враг и надо сражаться. Там всё понятно. А ты чего ради подвергаешь меня смертельному риску?

— Я тебя не понимаю, сын. Ты что, умрёшь, если не будешь общаться с этой девушкой?

— Отец, ты не понимаешь, — ЧжуВон начал нагнетать тоном своего голоса и изменившейся позой, — Вся морская пехота, ты понимаешь, отец?! ВСЯ морская пехота, от зелёных новобранцев и опытных сержантов до генералов, они ВСЕ — фанаты Агдан! Ей стоит только чуть-чуть на меня обидется, и я из части живым не выйду!!!

ИнХе в ужасе закрыла лицо руками, МуРан понимающе кивала головой, ХёБин просто вздрогнула.

— Ты преувеличиваешь, сын, — неуверенно сказал ДонВук.

— Да, наверное, — покладисто согласился ЧжуВон, — Скорее всего, проведу остаток службы в госпитале и демобилизуюсь по инвалидности. Сломанными рёбрами не обойдётся.

Он сказал это настолько спокойно, что все поверили, так и будет. ИнХе заплакала.

— Так что, отец, ты как хочешь, а я считаю, что для меня лучше остаться нищим, но здоровым, чем богатым калекой. Это если я выживу. Лично мне в это не верится.

После тяжелейшего разговора ЧжуВон сидит с хальмони. ДонВук решил вопрос ожидаемо. Делай, что хочешь, сын, пока ты в армии. Но после неё абсолютный брэк, чтобы близко не подходил.

— Что будешь делать, когда тебя наследства лишат? — интересуется МуРан.

ЧжуВон молча пожимает плечами. Хальмони уже не сомневается, что он Агдан не бросит. А с чего это?

— А с чего ты решила, что я её не брошу? — ЧжуВон решает озвучить вопрос.

— Неужто сможешь? — хитро щурится МуРан.

— Она может меня бросить.

МуРан замолкает, напряжённо думает.

— Нет, — наконец-то изрекает она, — Если ты совсем что-то невообразимое не сделаешь, она тебя не оставит.

— Почему? — слова хальмони явно вызывают интерес ЧжуВона.

— Я видела, как вы общались. Ты ей нравишься.

ЧжуВон молчит, потом хлопает рукой по диванной спинке и начинает ржать. МуРан смотрит с лёгким подозрением, но ничего опасного не замечает. Хохот не превращается в истерику, постепенно стихает. Издав напоследок длинное «о-о-о-о», ЧжуВон успокаивается. Только чуть-чуть посмеивается.

— Она назвала меня нищим, хальмони! Кх-кх-кх, никогда меня так не опускали.

— Что будешь делать, мальчик мой?

ЧжуВон молчит минут пять, МуРан его не тревожит.

— Хальмони, ты можешь мне помочь? Вот что мне нужно…

Сеульское время 17 часов.

Давно летим над Россией. О, небеса, какая же она огромная! В прежней жизни мне не приходилось перелетать или проезжать её всю. Подлетаем к Красноярску, скоро посадка, можно будет ноги размять. До ужаса устал сидеть. Всё обдумал, всё в голове прокрутил, даже начал обдумывать какую песенку на французском можно спеть. Наверняка вынудят что-то сбацать. Но не свою, свою нельзя, я пока контрактом связан. Порылся в интернете, нашёл нечто.

На самом деле я изо всех сил пытаюсь отвлечься. Что-то непонятное нарастает внутри, какая-то сосущая пустота, которую я торопливо заполняю. И началось это… о, динамики пищат!

— Наш самолёт, борт «Эйр Франс» номер 2547 совершает промежуточную посадку в аэропорту города Красноярск. Просим пристегнуть ремни и оставаться на своих местах. Спасибо за внимание.

В Красноярске нам дали час. Меня колотит изнутри, и нерастраченная энергия и волнение от встречи с кусочком моей настоящей родины рвутся наружу. Есть и спокойно любопытствующая часть, за счёт её удерживаюсь на грани нормы. Мои важные генералы смотрят снисходительно, как я бегаю вокруг них, размахиваю руками и рассказываю про Красноярск.

— Красноярск, господа генералы и офицеры, крупнейший мегаполис Сибири, больше миллиона жителей, столица огромного края, территория которого почти в четыре раза больше территории Франции.

От таких сведений кто-то из офицеров даже спотыкается. Переводчица, та что помоложе, — нас тут трое, — переспрашивает.

— Россия в целых четыре раза больше Франции?

— Нет! Это только один регион России, одна провинция. Ещё не самая большая. А над Россией нам ещё лететь и лететь. В этом крае, сравнительно недалеко отсюда есть Саяно-Шушенская ГЭС. Высота плотины — двести сорок метров.

Дружное «ах!» в ответ. Генералы только вздёрнули удивлённо лица. Не по чину им ахать.

Я еще побегал вокруг них вприпрыжку, пока мы не подошли к зданию аэропорта. Там меня притормаживает куратор, но я и сам понимаю, что на публике вести себя надо в соответствии.

Удалось ещё побегать в кафе. Никто не успевал рта открыть, как я уже мчался к прилавку раздачи. Молодая переводчица, ХанГи её зовут, пробует меня притормозить.

— Не обязательно только тебе бегать. Я тоже могу.

— Простите, сонбе. Меня энергия переполняет, я умру, если не побегаю хоть немножко.

Потом отпрашиваюсь прогуляться вокруг аэропорта. Неспешная и важная прогулка генералов мне как серпом по… тому месту, которого у меня нет.

Стою на краю площади, с наслаждением вдыхаю какой-то неуловимо другой воздух.

— Куда едем, девушка?

Поворачиваю голову, рядом стоит, вертя ключами на пальцах, парняга чуть выше меня быковатого вида.

— В Париж, а что? — насмешливо любуюсь замешательством таксиста. Или он частник?

Парень отворачивается, бурчит.

— Ходят тут всякие, голову морочат…

— Тебя не спросили, обормот! — мгновенно выпаливаю я.

— Ч-ё-о-о! — парень угрожающе разворачивается. Прямо, как танк. Смотрю с долей восхищения, нам бы таких в морскую пехоту.

На всякий случай отскакиваю. И какой-то бесёнок продолжает дёргать за язык.

— Коромысло через плечо, придурок!

Парень со зверским лицом бросается на меня. Ага, буду тебя дожидаться, ага три раза. Дунул с места так, что воздух на том месте практически схлопнулся. Оборачиваюсь уже на углу здания, пробежал, кстати, до дальнего угла. Повезло с выбором.

Оборачиваю неудержимо смеющееся лицо назад. Парень с открытым ртом стоит. Он успел переместиться всего на пару метров. Показываю ему язык и несусь до следующего угла. До входа уже лёгкой побежкой. У-ф-ф-ф! Настроение сразу поднялось, после тёплого общения с соотечественником. Прямо полегчало на душе. Поймите меня правильно, после всех этих до мозга костей доставших корейских заморочек с поклонами, с вечным выяснением, кто и как главнее… после всего это ужаса, я делаю глоток свежего воздуха. Россия — самая свободная страна в мире!

Довольный, как слон, нахожу своих. И последний эпизод. Когда мы уже направляемся к выходу, наш самолёт нас ждёт, обнаруживаю неподалёку справа моего «приятеля» таксиста. Тот лениво осматривает пространство зала, на нас не смотрит. У-п-с-с! Наша группа его заинтересовывает. Замечает меня. О, самое время! Опять показываю ему язык, моих шалостей никто не замечает, я в хвосте группы.

Парень грозит мне кулаком. В ответ радостно машу рукой, кричу:

— Передай там привет!

— Кому?! — гудит парень.

— Кому-нибудь! Своей семье!

— От кого!

— Агдан, корейская морская пехота!

С наслаждением наблюдаю, как он чешет затылок.

В самолёте настроение улучшается ещё больше. Моему генералу, сидящему у окна, захотелось сменить место.

— Сангса, не хотите посидеть у иллюминатора?

— Хочу! — даже про субординацию забываю. Генерал, впрочем, прощает. Пропускает меня к заветному окошечку.

Только потом, после поездки догадываюсь, что генералу захотелось поближе к стюардессам. Прекрасно его понимаю! А пока прикипаю к стеклу…

Жадно смотрю на совсем простые виды. Что может быть интересного в огромном взлётном поле, знакомом уже здании поодаль, редких машинах, снующих рядом или вдалеке? Нет, смотрю, как заворожённый.

Так же безотрывно гляжу на видимые через разрывы облаков проплывающие внизу пейзажи. Бескрайняя тайга, редкие посёлки и ещё более редкие городишки. Настроение медленно и неуклонно сползает в минор и меланхолию.

Когда подлетали к Уралу, на руку вдруг падает горячая капля. Что!? Я плачу?! О. дьявол меня побери! Лихорадочно вытаскиваю носовой платок. Я лицом к окну, никто ничего не замечает, но что это меня так пробрало? Никогда, никогда в этом мире не оказывались мои глаза на мокром месте. Высушиваю платком лицо, опять впадаю в состояние, близкое к трансу.

Выныриваю из-за того, что меня кто-то деликатно трясёт.

— Госпожа сангса! Вы что, спите! Простите, а что вы сейчас шептали, я не понял?

А что я шептал? Смотрю на майора удивлённо, прокручиваю в голове, о чём я там думал. А, понял…

— Это стихи, господин майор. Одного русского поэта.

— А что за стихи? — заинтересовывается майор, за ним к нам прислушивается генерал.

— Трудно перевести, — попытка не удалась, начальники наседают. Вздыхаю и:

С оригиналом Есенина «Если кликнет рать святая, Кинь ты Русь, живи в раю. Я скажу: не надо рая, дайте родину мою» совпадает только одна строчка. Но и она на корейском звучит не в рифму.

— Хорошие стихи, — немного подумав, вынес вердикт генерал. Нам оставалось только согласиться.

«Чтоб вы понимали, чурки узкоглазые?», — думаю я, — «Это не хорошие стихи, это гениальные стихи». Есенин много чего понаписал. Но на слуху только «московский гуляка» и вот это. За одно четверостишие, которое можно считать гимном, манифестом, признанием в любви, ему можно давать звание национального поэта. Всё остальное — сопли, в основном.

Временами в полутрансе, временами в полусне провожу перелёт до Москвы. Бесконечные пейзажи заколдовывают. Если тайга, то от горизонта до горизонта, если степь, то же самое. Сажают нас во Внуково. На это раз нет настроения скакать и прыгать. Энергия есть, а настроения нет. И особо ничего не случилось. Кроме одного. Я залипаю у одной витрины в дьюти-фри.

О-о-о-у! Это что, маринованные грибочки?! И солёные помидорчики?! А-а-а-а! А в самолёт разрешат взять?

В ответ на этот вопрос флегматичный продавец кивает. И добавляет:

— Вся посуда пластиковая.

Важное замечание, со стеклом в самолёт не пускают. Ещё одно замечание — цены конские. Но не для меня, я готов душу заложить. Набиваю пакет. Плюс к этим деликатесам добавляю армейскую тушёнку… и меня дёргает за плечо коллега ХанГи. Она, кстати, в чине лейтенанта.

— ЮнМи, ты что пропадаешь? Идём быстрее, у нас встреча на ходу. Русские военные решили с нами поговорить.

Расплачиваюсь и мчусь с ней галопом. А как же? Я, так понимаю, единственная, кто русским языком владеет. Когда примчались, русский генерал улыбнулся, глядя на мой пакет.

— Госпожа переводчик не теряет времени даром.

— О, да! Когда ещё в России побываю? Надо познакомиться с русскими деликатесами.

Потом перевожу и наш диалог и по делу. Хотя никаких дел настоящих нет. Проявление вежливости. Военная делегация, хоть и транзитом, требует какого-то минимума внимания.

Русские реагируют на мои глаза намного спокойнее. Немного удивляются и всё. Не цвету изумляются, не удивишь их этим, а сочетанию азиатского лица и по-европейски синих глаз.

Встреча заканчивается взаимными дружескими рукопожатиями. Наши, я имею в виду корейскую делегацию, сначала не поняли, чего от них хотят русские, протягивая руки. Быстро объясняю, пусть привыкают. Во Франции тоже руки жмут. Ещё целуются, но, надеюсь, обойдётся без этого.

Всё! Через полчаса летим в Париж. А время, между прочим, разгар дня. Если ориентироваться по местному времени, мы летим часа два. Ох, и длинный у нас выдаётся денёк. Глаза слипаются… в Сеуле уже начало ночи.

8 часов вечера.

ДжеМин оборачивается на хлопнувшую дверь, лежащая рядом Мульча равнодушно поводит ухом.

— Привет, мам, — здоровается СунОк.

— Тебя покормить, доченька? — мама собирается встать, СунОк останавливает.

— В кафе поела.

Мама всё-таки уходит на кухню и приносит поднос с чаем. Женщины располагаются перед телевизором. Скоро дорама, но перед ними выпуск новостей.

— Ой, мама! Смотри, ЮнМи!

«Вчера во Францию с дружественным визитом отбыла делегация от вооружённых сил Республики Корея. В состав делегации вошёл ряд высших офицеров Комитета начальников штабов, командиры некоторых частей и подразделений. В делегацию в качестве переводчика включена также звезда к-поп, сангса морской пехоты Пак ЮнМи, известная так же под сценическим псевдонимом Агдан…».

На экране несколько секунд объектив обозревал всю делегацию, где с краешку еле заметно улыбалась ЮнМи. Женщины дружно ахают.

— Мама, какая же она красивая, — шепчет СунОк.

Мульча тоже смотрит телевизор, на слова СунОк дёргает ухом.

— Как дела в кафе? — спрашивает мама, когда новости подходят к концу.

— Хорошо, мама. Посещаемость растёт, сегодня без убытка сработали.

— ГаБи помогла?

— Да. Две девочки-фанатки заменили уволившихся. Первый месяц согласились на половинную зарплату. Как стажёры. Для многих фанатов наше кафе стало дежурным.

— Видишь, как тебе ЮнМи помогает, — заметила мама. СунОк соглашается.

После дорамы мама, помявшись, говорит:

— СунОк, дочка, ты только не огорчайся… мне сегодня адвокат свекрови сообщил, что нам надо съезжать. Они дом собираются продавать.

СунОк, внимательно выслушивает и без особого огорчения спрашивает:

— А сколько они хотят за этот дом?

— Ой, я и не спросила…

— Перезвони завтра, спроси. А я пойду разузнаю, какие есть поблизости риелторские конторы.

СунОк уходит в комнату к компьютеру.

Незаметная улочка на одной из окраин Сеула.

Этот же день, время не известно.

Стройная женщина в глухом платке и маске на лице, в длинном плаще стоит на краю тротуара. Чуть поодаль, двое крупных мужчин, явно охрана дамы в плаще. Подъезжает чёрный авторитетный кроссовер с занавешенными окнами, останавливается рядом с женщиной. Та оборачивается, что-то говорит внимательно слушающим её мужчинам. После этого проскальзывает в предупредительно открытую дверцу. Мужчины чуть отступают, но не уходят. Не уезжает и авто.

Разговор в машине.

— Итак, что заставило вас обратиться ко мне, госпожа? — спрашивает, не оборачиваясь, мужчина за рулём.

— Хочу сделать заказ. Особый заказ, — подчеркнула голосом ЮЧжин женщина, — На одну персону.

ЮЧжин, да это она, протягивает бумажный конверт забинтованной рукой. Мужчина в первую очередь вынимает фото, читает имя. Если ЮЧжин ожидала нечто вроде восклицания «Ого!», присвистывания или чего-то подобного, то напрасно. Мужчина с видимым равнодушием всё внимательно изучил, аккуратно сложил обратно и вернул.

— Есть какие-нибудь существенные подробности?

— Ближайшие два месяца в Корее появится на день-два и снова улетит.

— Срок исполнения?

— Как можно быстрее, но в силу обстоятельств вряд ли удастся в течение двух месяцев. Положим крайний срок 31 января. Это нормально?

— Вполне.

— Цена?

— Исходя из масштаба дела… два миллиона долларов. Половина — предоплата. И только наличными.

— Это слишком много! — вырывается у ЮЧжин.

— Госпожа, люди моей профессии не торгуются. Мы назначаем условия, вы либо соглашаетесь, и мы берёмся за работу, либо нет, и мы тихо и без обид расстаёмся.

— Хорошо, — после паузы выдавливает из себя ЮЧжин.

— Тогда встречаемся через неделю. Недели вам хватит?

ЮЧжин, подумав, кивает. Мужчина называет новый адрес.

— Встречаемся там. Приходите, даже если не наберёте нужную сумму. В таком случае назначим новую встречу. Тогда же договоримся о способах связи. Всё. Идите.

ЮЧжин выходит, кроссовер тихо отъезжает и скрывается за поворотом.

Всё началось несколько дней назад. Когда она увидела, как эта тварь виснет на её оппе, виснет и целует! Да как она смеет, помойная дрянь!

ЮЧжин глухо взвыла, чёрный туман залил глаза. В ярости ударила кулаками по клавиатуре, потом схватила её и принялась колотить о стол. Когда опомнилась, стол, полы рядом, её колени были усыпаны осколками пластика, выпавшими клавишами, какими-то обрывками. Обе руки поранены, левая просто поцарапана, с правой капает кровь.

ЮЧжин хладнокровно перебинтовывает руку. В глазах светится фанатичная решимость, когда она берётся за телефонную трубку.

Но изворотливый разум её не оставляет. Прямо своему, так сказать, главному менеджеру по тёмным делам ничего говорить не стала.

— Мне по одному второстепенному делу, не связанному с главным направлением, нужны очень серьёзные люди, — так она сказала.

— Насколько серьёзные?

— Максимально серьёзные. В нашем семейном бизнесе возникли проблемы. Хочу их решить. Работать, возможно, придётся за границей…

— Но, возможно, и в Корее?

— Да. Нужен человек, способный на многое.

— Такие люди работают только с посредниками.

— Я это прекрасно понимаю.

И через два дня ЮЧжин получила контакт с посредником. Тот быстро, невзирая на двусмысленный стиль разговора, понял, чего она хочет. И вот она встретилась с исполнителем. Исполнителем её Воли. А самое жгучее желание у неё одно: чтобы эта тварь Агдан сдохла!

Время 20:30.

Сеульское время 22 октября 03:30.

Сначала у самого ум за разум зашёл, а теперь я своим генералам то за другое завожу. Не поняли меня, когда сказал, что в Сеуле уже три часа, как 22 октября. Бесёнок какой-то за язык дёрнул, теперь объясняю:

— Да, господа, мы попали во вчерашний день. Мы, корейцы, начинаем каждый день раньше и заканчиваем раньше. На семь часов у нас разница. По парижскому времени мы вылетели в пол-пятого утра. Плюс почти четырнадцать часов полёта вместе с остановками, мы прилетаем в Париж в 18:30. Сеул отстоит на семь часовых поясов, значит его время 25:30. Но в сутках только 24 часа, поэтому прилетели 22 октября в 01:30 по сеульскому времени.

Объясняю и вижу: не понимают.

— Не забивайте себе голову, господа. Сами видите, что местное время — ранний вечер, а мы спать хотим. Это потому, что мы сеульцы, а в Сеуле сейчас глубокая ночь.

Я молод и здоров и то… хотя со мной не так. Я бы сначала кроссик хороший пробежал, а потом уж можно и на боковую. Или нет. В самолёте прихватил здорового и глубокого сна, теперь долго буду свеж, как огурчик с грядки. Хм-м, а ведь получается, что айдолы обставят самых крутых военных по многим статьям! Вон у них какие глаза осоловевшие.

Мысленно машу безнадёжно рукой. И так меня до этого терзали с выбором блюд из меню. Проблему решил просто, волевым решением сказал официанту, что принести. Генералов предупредил, чтобы крепились духом, корейской кухни в радиусе сотен километров днём с огнём не сыщешь. Официант к набору блюд добавил соус чили и несколько перечниц, гуляйте мужичины! Похихикал про себя, впервые очутился в таком выгодном положении, когда мне всё меню нравится, а остальные, как хотят.

Через двадцать минут главный мужчина, генерал ЧхеМу объявляет:

— После ужина отбой. Подъём в 8 утра по местному времени. Французы дают нам время на акклиматизацию, так что до обеда в 12 часов, который даёт нам принимающая сторона, все свободны. С учётом времени на поездку до места, свободное время до 11 часов.

Разводим с переводчицами наших генералов по номерам, вдруг с персоналом столкнутся. Все должны знать английский, но я знаю, как наши его «знают». Нам с лейтенантом ХанГи один номер на двоих, чему я рад чрезвычайно. Кстати, офицеры тоже попарно, кроме генералов. Так что никакого ущерба самолюбию мегазвезды. Даже если бы оно и было.