Пари с дьяволом

Глава 22

Полузабытье, в которое она погрузилась, время от времени неожиданно прерывалось, и тогда она оторопело смотрела на толпу людей, недоумевая, как оказалась среди них. Сейчас наступило одно из таких прояснений. Дарси переводила взор с одного человека, одетого в черное, на другого и называла каждого по имени, едва вспоминая слова сочувствия и соболезнования, которые они обращали к ней в последние три дня.

Разумеется, она что-то отвечала им, и это больше всего удивляло ее саму. Ее разум едва воспринимал чужие речи, но нужные слова все-таки срывались с ее уст. Во всяком случае, ей казалось, что она говорит именно то, что надо. Дарси, правда, не слышала собственных слов, но судя по тому, что люди похлопывали ее по плечу и держали ее за руки, они оставались ими довольны. А потом, удовлетворившись ее реакцией на их утешения, они уходили и оставляли ее в покое.

Впрочем, со вздохом подумала она, они всегда возвращались. И. приносили с собой тарелки с едой. По какой-то непонятной причине они воображали, что бна должна быть голодна. Дарси протестовала, но они уговаривали ее поесть, ссылаясь на то, что пища поможет ей поддержать силы. Но какие силы нужны для того, чтобы сидеть в кресле, смотреть на гроб и бормотать слова благодарности за сочувствие?

Она ела лишь для того, чтобы они замолчали. Дарси посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. Завтра будет поминальная служба, а потом отпевание. До утра они отстанут от нее, а потом вернутся, чтобы быть вместе с ней, и она должна будет каким-то образом показать, как собирается жить дальше.

Все они что-то постоянно говорили, но она слышала их словно сквозь слой ваты, хоть и кивала им заинтересованно в ответ. Миссис Макдоноу предложила ей работу в магазине. Мик и Морин попеременно уверяли ее, что она может оставаться под их крышей, сколько ей заблагорассудится. Миссис Мэлоун, миссис Грэди, миссис Риордан и еще множеству других женщин, облаченных в черное, так и хотелось сказать Дарси, что ей давно пора подумать о том, чтобы познакомиться с каким-нибудь приличным молодым человеком и создать с ним семью.

И каждый раз, когда кто-нибудь все же заводил об этом разговор, Дарси думала об Эйдене. Она вспоминала его смех, вспоминала, как глаза его зажигались огнем, говорившим о его настроении, его душевную щедрость, его доброту. И еще она думала о том, как хорошо находиться в его объятиях, быть... его любовницей.

И каждый раз, как только она начинала думать об Эйдене, одна из окружавших ее дам непременно говорила, нанося девушке своими словами очередной смертельный удар:

– Твоя мама была бы счастлива, Дарси. Ты должна сделать это для нее.

Приятные воспоминания тут же оставляли Дарси, и она вновь чувствовала, что цепенеет от горя. Избежать боли можно было единственным способом – снова как можно глубже погрузиться в полузабытье.

– Дарси, детка...

Девушка глубоко вздохнула, узнав голос.

– Отец О'Хейган, – тихо промолвила она, зная, чего хочет священник.

– Ты подумала о том деле, что мы обсуждали? – спросил отец О'Хейган, усаживаясь на стул рядом с ее креслом.

– Нет, – солгала Дарси. – Я не могу ни о чем думать, мысли так расплываются у меня в голове, что я не в состоянии удержать их.

– Ты можешь сказать, что Морин ошибается?

Дарси в который уже раз выругала себя за то, что так свободно вела себя с Эйденом в присутствии Морин. Морин быстро – и, надо признать, безошибочно – пришла к выводу, какие отношения связывают Дарси и Террела. Не прошло и часа после ее расставания с Эйденом, а она уже взялась за расспросы и с тех пор не прекращала их. Не добившись результатов, Морин подключила отца О'Хейгана к своему дознанию. Они оба то и дело задавали девушке наводящие вопросы, но пока все их усилия разговорить ее ни к чему не приводили. Дарси совершила с Террелом смертный грех, и теперь ей нужно было смыть черное пятно со своей души. Впрочем, что-то внутри нее протестовало против этого. Дарси не могла привести в порядок свои мысли, тем более что никогда в жизни не была в ладах с Церковью.

– Мне нечего сказать вам, отец О'Хейган, – произнесла она со вздохом, – кроме того, что я очень устала и многое дала бы за то, чтобы уснуть. – «И тогда ты отвязался бы от меня», – мелькнуло у нее в голове.

– Это говорит о том, что твоя душа неспокойна, Дарси.

– Не более чем обычно, – отозвалась она, радуясь тому, что усталость в ее голосе заглушает растущее раздражение.

– Возможно, если бы ты согласилась признаться в содеянных грехах и принести раскаяние...

– Я могла бы признаться, но сомневаюсь, что это поможет мне, отец. Дело в том, что я временами действительно сожалею о своих грехах, но это бывает лишь после того, как я вспоминаю об удовольствиях, которые они мне принесли.

Отец О'Хейган испуганно схватил ртом воздух – в точности так же, как сделал это много лет назад, узнав, что дети пробовали церковное вино. Дарси улыбнулась, вспомнив, какой разговор они вели с Эйденом, когда она вышла из дома Макдоноу.

– За годы я не стала сильнее противиться соблазнам, – добавила девушка. – А что касается раскаяния... Не думаю, что оно будет искренним.

– Стало быть, ты с радостью снова познала бы этого мужчину?

Дарси сразу разгадала ловушку, которую он поставил ей. При других обстоятельствах это рассердило бы ее, но сейчас драгоценное облако забвения вновь опускалось на Дарси, и она не стала отгонять его.

– Снова? – переспросила девушка, утомленно закрывая глаза. – Вы слишком много себе позволяете, отец.

Она слышала, что он что-то говорит ей в ответ, но не могла разобрать слов. Где сейчас Эйден? Почему не приходит к ней, ведь она так по нему скучает...

Неожиданно ответы на эти вопросы сами пришли ей в голову. Эйден ищет Джулса и думает только о нем. Обстоятельства изменились, и он не может ждать, пока она придет в себя и вновь обретет силы, для того чтобы присоединиться к нему. Значит, по необходимости он продолжил поиски без нее. Она потеряла его. Но у нее остались воспоминания.

Она ничего не расскажет ни Морин, ни отцу О'Хейгану. И все печали скроет в самом дальнем уголке своего сердца. А если жизнь вновь столкнет ее с Эйденом Террелом, она снова будет любить его. Она вообще всегда будет любить этого человека.

Целых три дня Морин О'Шонесси удавалось держать перед ним закрытыми двери в свой дом, но, к счастью, она не могла запереть вход в собор. Эйден уселся на последний ряд и наблюдал за тем, как со своих мест встают и опускаются на колени люди, пришедшие проводить Мэри в последний путь. Он слушал латинские молитвы священника, к которым присоединился хор почтительных прихожан. Эйден сидел не двигаясь. Физически его оболочка находилась здесь, но мысли его витали где-то вдали.

Дарси сидела на первом ряду, а по бокам от нее устроились Морин и Мик О'Шонесси. Мейзи и ее семья расположились позади, Натан присоединился к ним.

Недовольно проворчав что-то невнятное, Эйден посмотрел на витражные окна. У него болел живот, и ему просто необходимо было выпить. В ту первую ночь ему удалось сдержаться. Он был вполне трезв, вернувшись, как и обещал, в театр за четками Мэри О'Киф. Правда, никто в театре четок не находил, но его работники были готовы прийти Террелу на помощь, хотя он и вынужден был признать свое поражение.

Сейчас, оглядываясь назад, он понял, что неспособность разыскать дорогую для Дарси вещь загнала его на бегущую вниз дорожку. Следующий шаг в этом направлении он сделал, когда позволил Морин на второй день закрыть перед ним двери своего дома. Сложив руки на груди, Морин стояла в вестибюле и угрожала выгнать его силой, если он не подчинится ей. Эйден рассвирепел, но ради Дарси решил не устраивать сцены в доме, где находилась покойная мать девушки.

На самом краю пропасти он оказался вечером того же дня, когда в отель ему доставили большую посылку. В ней оказалось то самое платье Дарси, в котором она была в театре, драгоценное ожерелье из бриллиантов с изумрудами и серьги. Записка, сопровождавшая посылку, была написана рукой Морин. В нескольких словах та сообщала ему, что Дарси больше не нуждается в подаренных им вещах.

Вторая и третья попытки повидаться с Дарси закончились так же, как и первая. Во всяком случае, ему показалось, что это произошло именно так. С тех пор он начал пить и остановился всего несколько часов назад. На похоронах надо вести себя должным образом, особенно если учесть, что он несколько раз подряд терпел неудачу.

Чувствуя за собой вину, Эйден не мог упрекать Морин в том, что она невзлюбила его. Если бы мать Дарси была сильной женщиной, то она, без сомнения, приняла бы ту же точку зрения, что и Морин. Если бы только кто-нибудь мог встать между ним и Дарси, пока не стало слишком поздно! Вместо этого он огромными шагами вошел в ее жизнь и перевернул ее вверх дном. Он забрал ее невинность и медленно, намеренно разрушал ее независимость. Он лишь делал вид, что заботится о ее гордости, а на самом деле оторвал ее от тех, кого она любила и кто в ответ любил ее. Да уж, хорош мерзавец, нечего сказать!

Это признание поразило его. Откинувшись на спинку скамьи, Террел тихо выругался. Настоящий мерзавец! Он даже на похороны пришел не для того, чтобы почтить память Мэри О'Киф, а для того, чтобы увидеться с Дарси и уговорить ее вернуться к нему и помочь ему в дальнейших поисках Джулса. Видимо, не существует дна в той пропасти, в которую он падает. Испытывая отвращение к самому себе, Эйден встал и направился к дверям собора.

Небо посерело. Террел понял, что, когда дело дойдет до последних слов поминальной молитвы «пепел к пеплу, прах к праху» и настанет время бросать на гроб пригоршни земли, польет настоящий ливень. Дарси вернется в дом О'Шонесси мокрая и дрожащая. Эйден пошел вниз по улице, думая о том, что ей лучше было бы поскорее избавиться от забот Морин. А он хотел только прижать ее к своему сердцу, и видит Бог, Дарси может даже не давать ему больше любви.

Может, разыскав Джулса, он зайдет попрощаться к ней. А потом, возможно, будет лучше оставить все как есть. Он никогда не умел извиняться. И подозревал, что Дарси не умела принимать извинения.

Эйден пообещал себе, что подумает о том, как проститься с Дарси, позднее. А пока ему необходимо было найти этого сукина сына с черным сердцем, из-за которого он не мог уехать в Чарлстаун.

Неужели Эйден вообще не может больше ничего делать правильно? Он не должен был выходить из церкви один. Он должен был стоять рядом с девушкой, держать ее за руку и внушать к себе любовь. Они должны были быть вместе, а не порознь. Чертов Эйден! И чертова эта Дарси О'Киф! Они оба слишком тупы, чтобы понимать, по каким правилам должны вести игру. Его план был безупречен и заслуживал того, чтобы они играли по нему. Но он будет терпелив. Да, именно так. Просто надо выждать некоторое время. Ему будет нелегко, но конец, который он предусмотрел, искупит все его ожидания. Рано или поздно он найдет их вместе и без свидетелей. Но за кем из них следить? Они должны быть вместе, иной исход его не устраивает. Убийство кого-то другого не принесет ему удовлетворения. Он улыбнулся. Терпение – это одна из главных добродетелей.

Стянув с рук мокрую ткань, Дарси спустила платье с бедер и бросила его в ведро, стоявшее у дверей. Ее кожа окоченела, а кости, казалось, горели. Черт бы побрал эти похороны! Черт бы побрал этот проклятый год, в который мама вздумала покончить с собой! Скинув с себя мокрую нижнюю юбку, Дарси бросила ее вслед за платьем.

Эгоисткой, вот кем была ее мать. Эгоисткой! Гнев туманил взор Дарси. И она не собиралась раскаиваться. Если ее мать оказалась настолько эгоистичной, чтобы убить себя, то она тоже будет эгоистичной и не перестанет злиться на покойницу. Это ей, Дарси, придется собирать осколки жизни матери в единое целое.

Впрочем, с горечью подумала она, не так уж много у нее будет дел. Жизнь матери стала совсем серой и неинтересной после смерти отца. Поэтому все, что осталось, тем или иным образом касалось жизни самой Дарси.

Заведя руки за спину, она взялась за шнуровку корсета. Шнуры тоже оказались мокрыми, так что ей не без труда удалось развязать узел. Выругавшись, Дарси потянула вниз сооружение из кружев и китового уса, надеясь, что ей удастся стянуть его. Можно, конечно, было дождаться горничную, однако при мысли о том, что с ней придется разговаривать, она была готова разрыдаться, поэтому продолжила борьбу с корсетом. Как жаль, что рядом нет Эйдена, подумала Дарси. Уж он-то наверняка помог бы ей.

Стиснув зубы, она сказала себе, что не имеет права на воспоминания и надежду. Идти назад нельзя, есть только дорога вперед. Вчера теперь позади. Можно шагнуть лишь в завтра, но там нет Эйдена Террела. Дарси яростно дернула шнурки и, разорвав их, с облегчением стянула корсет через бедра. Не прошло и секунды, как он присоединился к куче ее вымокшей одежды.

Дарси упала на стул, стоявший в углу комнаты, чтобы снять чулки и подвязки. Завтра... Одному Богу известно, что будет завтра. Ее взгляд упал на ночной столик, в котором лежало непрочитанное письмо матери. Возможно, теперь у нее хватит смелости прочесть его. А может, и нет, призналась себе Дарси, отводя взор. Не читая его, она могла прикидываться перед самой собой, что ничего этого не случилось. А вот если она прочитает последние слова матери, то это будет означать одно – конец. А она еще не была готова принять его.

Дарси бросила чулки через всю комнату. Один пролетел через ведро, а второй зацепился за его край. Заставив себя встать со стула, Дарси подняла упавший чулок. И тяжело вздохнула. Чего бы только она сейчас не дала за то, чтобы одеться в свои старенькие штаны, рубаху, свернуться калачиком в кресле и уснуть, не думая ни о чем. Может, это и будет завтра...

Но сейчас ей надо одеться и спуститься вниз на поминальный обед. Она должна быть приветливой и с благодарностью принимать слова соболезнования. Ей придется есть что-то, чтобы они радовались. Оставалась надежда, что она перестанет замечать окружающее и проведет вечер в полном оцепенении. Правда, она не знала, когда спасительное забытье придет к ней и когда оставит ее – оно было непредсказуемым, но после смерти отца то и дело навещало ее, помогая справиться с горем. Тогда это состояние длилось целыми днями, а сейчас ей хотелось, чтобы оно хоть на несколько часов охватило ее. Ведь когда оно проходило, Дарси чувствовала, что разум ее пугающе чист и что гнев буквально кипит в ней. Ей становилось трудно скрывать его от окружающих, но она знала, что кто-нибудь, заметив ее состояние, непременно тут же выкажет ей симпатию.

Слишком много людей было вокруг нее в эти последние дни, слишком многие притрагивались к ней, похлопывали по плечам. Дарси не привыкла к этому. Она подошла к зеркалу. На следующее после смерти Мэри утро Морин отыскала где-то четыре черных платья, которые были впору Дарси. Взглянув на оставшиеся три, она подумала, что ей совершенно все равно, которое из них она наденет. Все были из одной ткани. Все были простого покроя и вполне подходили для траура. Дарси попыталась вспомнить, которое лучше других сидело на ней, когда Морин заставила ее перемерить все платья. Меньше всего Дарси хотелось еще на несколько часов втискивать себя в тугой корсет.

Завтра она запрется в комнате и заберется в привычную для нее одежду – штаны и поношенную рубаху. Знакомые вещи помогут ей привести в порядок спутавшиеся мысли. Возможно, она... Дарси едва не вздрогнула, вспомнив, что все ее вещи находятся в отеле Эйдена. Как же вернуть их назад?

Еще одно решение, которое ей надо принять. Это уж слишком! Дарси была не в силах думать об этом. Одевшись, она пошла вниз, чувствуя, что мысли ее уносятся куда-то вдаль, и радуясь этому.