Паромщик

10

Налетел порыв ветра и подхватил, растрепал ее волосы, заставил цветки в траве вздрогнуть. Лето длилось уже так долго, что желтые соцветия завяли и коробочки с семенами высохли.

— Да, — медленно сказал Сандер. — Да, я думаю, нам надо как можно скорее покинуть Ферьеусет. Но я по-прежнему заинтересован.

— Я знаю это.

Он принял решение.

— Бенедикте, я хочу знать больше. Думал пойти сегодня вниз, в другую деревню. Там я хочу подробнее расспросить об истории Ферьеусета. И я намеревался взять тебя с собой.

— Но можем ли мы оставить…

— Свега и Аделе? Пока они находятся у немцев, все будет хорошо. И к тому же, мы скоро поднимемся обратно.

С Сандером? И не будет никакой Аделе, которая доверчиво прижимается к нему? Бенедикте эта мысль показалась заманчивой и пугающей одновременно.

Но глаза уже выдали ее.

— Так значит, ты идешь со мной, — утвердительно сказал Сандер с теплой улыбкой.

Бенедикте пошла в дом, чтобы попрощаться. Бросила быстрый и печальный взгляд на дровяной сарай, где стояли носилки с мертвым Ульсеном. Бенедикте надеялась, что им с Сандером не придется участвовать в переносе тела вниз в деревню.

Между тем, на улицу вышла Аделе. Она демонстративно не замечала Бенедикте и направилась прямо к Сандеру с такой интимной улыбкой, что Бенедикте похолодела.

Прямо на пороге она поддалась искушению и обернулась. И тотчас же увидела Аделе, которая, приподнявшись на цыпочки, целовала Сандера в щеку, и все выглядело так естественно, словно происходило не в первый раз. Рука Сандера автоматически легла на спину Аделе, пусть мимолетно и не очень-то с большим желанием, но его блуждающую улыбку все равно было нетрудно понять.

Слезы снова брызнули из глаз Бенедикте. Теперь уже войти внутрь было невозможно. Она молниеносно повернула и скрылась за жилым домом. Там она остановилась, пытаясь справиться с потоком слез.

— Почему я такая некрасивая, — тихо жаловалась она. — Дорогие, милые предки Людей Льда, не могли бы вы сделать меня немного симпатичнее? Я бы так хотела стать маленькой и складной, иметь красивые волосы и правильные черты лица. Разве мне все время надо быть пухлой и неуклюжей, разве я не могу стать привлекательной и желанной? Я прошу лишь только об одном этом. Я выполню все, что вы мне прикажете, я одолею какие угодно опасности, если я только смогу стать привлекательной и более женственной! Будьте так сердечно добры, выслушайте мою единственную просьбу! Я знаю, что вы можете выполнить невозможное. Я не могу обращаться к Богу всех остальных людей, ведь он лишь призывает их принимать беды и несчастья как испытания! Но я знаю, что вы можете. Шира может, с помощью чистой воды. Хотя, ей вряд ли будет позволено истратить несколько капель на что-то такое ничтожное и несущественное. Но для меня это несущественное сейчас очень важно. Именно сейчас!

Внезапно она почувствовала, что Сандер стоит прямо за ее спиной и слушает. Он так нежно смотрел на нее своими невероятно красивыми глазами, его рука ласкала ее щеку так понимающе и осторожно, что слезы потекли еще сильнее, и она, должно быть, стала выглядеть еще хуже.

— Аделе совершенно ничего не значит для меня, — прошептал он так мягко, так мягко. — Она лишь одна из тысячи таких же обыкновенных девушек. Нет никого похожего на тебя, Бенедикте. То общее, что есть у нас с тобой, это же совершенно особое. Понимаешь?

Она быстро кивнула и неуверенно вздохнула, чтобы успокоиться.

— Я войду в дом и скажу, что мы идем, — сказал он. — Тебе что-нибудь нужно взять там?

— Куртку мою, пожалуй.

— Я захвачу ее с собой. Подожди здесь!

Она снова кивнула. Проглотила комок, но горло словно что-то сдавило. Она быстро стерла с лица все следы слез.

Он вышел наружу и протянул ей руку, Бенедикте поспешила за ним.

Она запуталась. Она была неописуемо счастлива, но внутри по-прежнему сидела маленькая заноза по имени Аделе и терзала бедную ее душу.

Но Сандер оживленно рассказывал что-то приятное и нейтральное, так что ей удалось расслабиться. И хотя она была благодарна ему за эту ни к чему не обязывающую легкую беседу, но хотела бы все же поговорить о более личных вещах. Хотела рассказать ему, что он значил для нее.

Но этого она, естественно, не могла сделать. Она бы тогда разрушила чуткое взаимопонимание, сложившееся между ними.

В березовой роще ветер почти стих. Они слышали его только как далекий шум. Сандер шел быстро, но ей не составляло труда поспевать за ним.

— Собственно, нам больше нечего делать в Ферьеусете, — сказал он. — Мы нашли жениха Аделе. И хуже того, мы потеряли Ульсена, это было трагично, но этого уже не исправишь. Но я не отступлю перед обстоятельствами, и Свег тоже, я знаю это точно. Он пообещал не ходить в Ферьеусет, пока мы не вернемся, ни вместе с немцами, ни в одиночку. Впрочем, немцы и Мортен Хьортсберг весьма напуганы, так что не отправятся туда без основательных причин.

— Что ты думаешь о них? — спросила Бенедикте.

— Точно не могу сказать. А что тебе кажется?

— Я тоже не знаю, — медленно ответила она. — Они выглядят мило. Да, не считая Мортена, его пусть Аделе заберет себе.

— Кажется, она не очень-то горит желанием это сделать, — сказал Сандер.

«А что ты об этом думаешь?» — хотела спросить Бенедикте, но не осмелилась.

По дороге в нижнюю деревню Сандер еще немного рассказал о себе. В настоящий момент у него не было никакой подруги, так он сказал, и давно не было. Казалось, что для него было важно, чтобы Бенедикте стало известно об этом. Сама она не знала, каким образом воспринимать это признание.

— А ты, Бенедикте? У тебя есть друг?

— Нет, ты в своем уме? — внезапно вспыхнула она. — Наверное, никто на свете не заинтересуется мной!

— Ты не должна себя недооценивать, — сказал он серьезно и сжал ее руку, они как раз выходили из леса и увидели деревню в долине. — А если я спрошу так: у тебя есть парень, о котором ты мечтаешь и хочешь быть рядом с ним?

Бенедикте молчала довольно долго.

— Мне бы не хотелось на это отвечать, — тихо произнесла она наконец.

Он попытался поймать ее взгляд, но она упорно смотрела вниз на цветущую лесную дорогу, по которой они шли.

— Ты мне очень нравишься, Бенедикте, — тихо сказал он.

Она невольно замедлила шаг.

— Аделе такая красивая, — ответила она совершенно невпопад.

Но он понял цепочку ее мыслей.

— Аделе немного легкомысленна, изящна. Хоть она и обручена с Мортеном, она невероятно навязчива. Мне до нее нет никакого дела, но она не хочет этого понять.

— Но ты весьма любезен с ней, — робко сказала Бенедикте. — Отвечаешь взаимностью на ее объятия и все такое…

— Это потому, что в моей натуре заложено рыцарское отношение к женщинам, я никогда не обижаю их, Бенедикте. Это не имеет никакого отношения к чувствам.

— Может быть, она просто не понимает?

— Она и не сможет никогда понять, этого нельзя не заметить.

Она не отвечала, но Сандеру послышалось, что она всхлипнула.

Он сразу же остановился и взял ее безвольно висевшие руки в свои. Он стоял к ней близко и Бенедикте показалось, что от него исходит притягательная сила. Она не смела поднять глаза.

Он выпустил одну ее руку и осторожно приподнял ее подбородок. Его глаза были наполнены такой нежностью и любовью, что у Бенедикте закружилась голова. «Не смотри на меня так, — подумала она. — Иначе я выдам свои чувства к тебе».

Но Сандер и так прочитал их полностью, ей не удалось, наверное, скрыть их от него!

Когда он увидел, как сильно она была смущена, он быстро и сердечно обнял ее, а затем отпустил, а потом начал спускаться по тропинке и болтать, как будто бы совсем ничего не произошло.

«Ему не надо было делать этого со мной, — звучало в голове у Бенедикте. — Разве он не понимает, что моя любовь к нему усиливается до штормовой силы, и что он заставил меня поверить в невероятное?

Никогда не обижать женщину? Может быть, поэтому он казался таким нежным? Ах, разве он не понимает, что ранит меня таким образом вдвойне? Дарит надежду — которая никогда не может осуществиться!

Сандер, Сандер, никто кроме тебя не делал меня такой счастливой и такой отчаявшейся! Ты волнуешь меня, разбиваешь мне сердце, и я совершенно беззащитна против твоего невероятного обаяния.

Сколько продлится это, когда закончится? Где мне взять силы, чтобы жить — потом, когда наше путешествие завершится, и мы пойдем каждый своей дорогой? Моя жизнь никогда уже не станет прежней.

Потому что я люблю тебя так, что сердце может разорваться. Я думала, что это лишь банальная фраза, но теперь, когда на меня саму обрушились все эти напасти, я чувствую, что ничего банального тут нет. Это тяжелая, горькая реальность».

После продолжительных расспросов в деревне их направили к пожилому человеку по имени Эмиль. Он сидел возле своего маленького дома, опершись руками на корявую палку, под носом висела маленькая прозрачная капля. Зубов у него больше не осталось, взгляд был затуманенный, но слышал он по-прежнему хорошо и мог довольно внятно объясняться.

— Чтоб тебя, — сплюнул он в сторону, что означало его мнение о Ферьеусете. — Это проклятое место, и оно было таким все время своего существования!

— Да, мы понимаем, — сказал Сандер, который действительно мог разговорить любого. Его обаяние и врожденная любезность заставляли каждого встречного чувствовать особое расположение к нему. — Но никто не может нам толком рассказать о том, что случилось давным-давно там, наверху. Мы спросили Ливора с соседнего хутора, но он…

— Ливор? — прыснул старик с особенным презрением. — Этот хлыщ ходит петухом и хвастает, как много он знает о Ферьеусете. Ничего он не знает. Ничего!

— Я так понимаю, что ты прожил там много лет? — осторожно начал Сандер.

— Всю свою жизнь. Кроме двадцати пяти последних лет. Я бы не сказал, что я скучаю по родной деревне, хотя там наверху было чертовски красиво осенью.

Сандер сочувственно кивнул и присел рядом со стариком, а Бенедикте пристроилась с другой стороны. Затем Сандер нерешительно сказал:

— Есть одно из многих преданий, которое мы решительно не понимаем. Вот это, о неприятном незнакомце, который пришел в Ферьеусет, мимоходом. И который несправедливо обошелся с паромщиком?

Старик беспокойно поежился.

— Лучше бы забыть обо всем этом.

— Нет, мы никак не можем этого сделать. Потому что мы здесь, чтобы снять проклятие, наложенное на деревню.

— Ты разве священник, парень? — сказал Эмиль и искоса посмотрел на Сандера. — Ты выглядишь совсем не так, я бы сказал, скорее наоборот. Бойкий парень, подумал я сразу же, как только тебя увидел. Но священнику нечего делать в Ферьеусете, там правит совсем другая религия.

Сандер усмехнулся. Он внезапно положил руку на талию Бенедикте и быстро прижал ее к себе в порыве тайного взаимопонимания. «Не делай этого, — подумала она. — Было бы намного лучше, если бы ты прямо сказал, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего».

Но она, конечно же, наслаждалась его обществом!

— Нет, ты прав, — сказал Сандер Эмилю. — Я, наверное, больше жизнелюб, чем аскет. Но среди нас есть один человек, который действительно может загнать зло обратно туда, откуда оно пришло. Чтобы мы могли сделать это, нам необходимо больше знать о том колдовстве.

— Хм, — сказал старик. Он долго размышлял, время от времени испытующе посматривая на них. — Что ж, это, наверное, правдоподобно. И вы, разумеется, пришли к нужному вам человеку. Но этот паромщик…

— Да, что там с ним случилось, собственно? Эмиль долго молчал, стиснув десны так, что нос почти касался подбородка. Потом выдавил:

— Их было двое.

— Что за черт? — удивленно сказал Сандер. — Два паромщика, ты говоришь? Ну да, это же, наверное, вполне нормально. То, что они время от времени сменялись на работе?

— Один из них был не вполне… нормальный.

— Ты имеешь в виду, что он был душевнобольной?

— Нет, нет! Он был… привидением! Сандер тревожно поерзал.

— Подожди… Подожди-ка! Ты же, наверное, не хочешь сказать, что тот паромщик мерещился с тех самых пор… с тех незапамятных пор?

— Нет, не тот самый. Вначале там был священник…

— Священник???

— Да, я точно не знаю. Так говорят.

— Продолжай, — пробормотал Сандер довольно устало.

— Да, а потом пришел тот незнакомец.

— Так, значит, он стал паромщиком?

— Нет, уф, не сбивай меня!

— Извини! Расскажи все в точности так, как ты слышал!

— Мне начать с самого начала?

— Сдается мне, что придется. Конечно, если ты захочешь.

— Ну вот, — вздохнул старик. — В Ферьеусете постоянно было что-то нездоровое. Тот паромщик, который мерещился и который, как говорили, раньше был священником, плавал на лодке туда и обратно с тех самых незапамятных пор, как люди поселились там. Но ведь с ним никто не ездил. Никто, кроме чужаков, когда настоящий паромщик не успевал их предупредить.

— А что случалось с теми, кто все-таки попадал на борт к привидению?

— Им приходилось плохо, говорит предание. Но никто не знал, почему и каким образом.

Лето было удивительно красивым. А они сидели во дворе и беседовали об ужасных вещах!

— И вот мимо Ферьеусета шел этот злой незнакомец, — сказал Сандер. — Ты не жил, наверное, в то время?

Старик рассмеялся беззубым ртом.

— Нет, нет, упаси Господи, мне же не шестьсот лет, вот еще! Но тот, кто шел мимо, был наверняка ужасно отвратительным и гадким, так было сказано. Подобного ему никогда не найти, ни до, ни после, хотя Ферьеусет тоже мог похвастаться своим страшным привидением.

— Ну вот, мы смогли определить время, — прошептал Сандер Бенедикте. — Что случилось, когда пришел тот незнакомец?

— О, он напустил такие несчастья на призрака, скажу я вам! Он наверняка был колдуном, тот чужеземный изверг, ибо он загнал лодку-призрак обратно на глубину. И паром исчез, вместе с паромщиком и всем остальным.

Сандер и Бенедикте уставились друг на друга. Это было ведь в точности то же самое, что сделала девушка!

— Шесть столетий назад, — прошептала она, заметно побледнев. — Совпадает точно!

— Ты имеешь в виду твоего предка?

— Да.

Сандер набрал побольше воздуха и медленно выдохнул. Потом снова повернулся к Эмилю.

— И с тех пор призрак не появлялся? Вплоть до последних двадцати пяти лет?

— Нет, нет, тут еще кое-что случилось, пока здесь был колдун. Паромщик снова вынырнул. Но уже не как паромщик.

— Как это так? Тебе придется объяснить.

— Да, я, пожалуй начну с этого коварного колдуна. Он сотворил еще много злодеяний, пока был здесь.

— Какого рода злодеяния?

— Я не знаю! Только он произносил какие-то удивительные слова, отложившиеся в памяти у людей.

Что-то вроде: «Я заклинаю землей, силой Ворсе и тремя мудрыми людьми, не трогайте мою власть и исчезни с лица земли под темные своды!» Люди тогда не поняли ничего из этих слов, да и сейчас тоже, но это, во всяком случае, были сильные слова, потому что рассказывали, что земля дрожала и стонала, когда он замолчал.

Бенедикте и Сандер снова посмотрели друг на друга. Они многое поняли. Ворсе должен был означать Волсе. Снова всплыли «посвященные люди», и теперь их стало трое. «Не трогайте мою власть!» должно было означать, что та сила, обитавшая в Ферьеусете, была настолько мощной, что даже Тенгель Злой опасался ее настолько, что загнал ее глубоко под землю. В глубокие сводчатые подземелья…

Да, у них уже была возможность убедиться в действенности этой силы.

Наконец Сандер сказал:

— Ты упомянул, что паромщик вернулся в другом облике?

Старый пес Эмиля медленно бродил вокруг по двору, медленно и философски задирая ногу над посадками ревеня. Он был такой толстый, что с трудом держался на ногах. Поведение собаки как будто снижало значительность той кошмарной темы, которую они обсуждали.

— Да, так о чем это я… паромщик, да… — Эмиль собирал свои разбежавшиеся мысли. — Так вот, тот старый паромщик, то есть священник, вы знаете, которого тот колдун утопил в озере, он выглядел ужасно… Было бы неприятно оказаться с ним лицом к лицу, нет! И теперь, значит, тот колдун думал, что загнал его в пучину смерти навсегда, послав его ко дну вместе с лодкой и всем остальным, но он ошибался. Потому что некоторое время спустя, когда тот незнакомый негодяй уехал, паромщик вернулся неожиданным образом.

— Каким?

— В то время в Ферьеусете проживал невероятно злобный и подлый бездельник, какого свет не видывал. Он бил свою жену и мучил всех, кого видел. Но как-то раз внезапно с ним случилось несчастье, я не знаю, точно, что произошло, но, во всяком случае, он потерял половину лица. В точности так же, как священник. То есть, я имел в виду паромщика.

Теперь молодые люди действительно запутались.

— Мы слышали о призраке с изуродованным лицом, — сказала Бенедикте.

— Да, да, — проговорил Эмиль. — Это он и есть! Говорили, что у того священника-паромщика было такое ужасное лицо, что люди боялись смотреть. И что тот злобный мужик разбил себе лицо до смерти и умер.

— Он умер сразу же?

— Этого я не знаю. Но ведь все когда-нибудь умирают. Я не думаю, что он прожил долго после этого несчастья, но когда он умер, то его видели снова. Он бродил в окрестностях Ферьеусета, словно беспокойный дух, туда и сюда по берегу озера и что-то искал. Я думаю, искал свою лодку.

Сандер медленно произнес:

— Или что-то другое. То, что сгинуло внизу, в «глубоких сводах». Ту необычайно могущественную силу, о которой говорила Бенедикте.

Эмиль вопросительно посмотрел на него.

— Ты так считаешь?

— Но я ведь не уверен. Ты видел того злого призрака?

— Я увидел его не раньше, чем двадцать пять лет тому назад. Тогда в Ферьеусете наступили проклятые времена, и в один из вечеров люди снова увидели паром. На прежнем месте! И на нем снова стоял тот отвратительный человек с изуродованной половиной лица.

— Тот первый паромщик, очевидно. Священник, как ты называешь его. Когда тот колдун загнал его глубоко в озеро, он лишь переместился в другое тело. Каким-то образом теперь он заполучил свой паром обратно. А что, собственно, случилось двадцать пять лет назад?

— Мы не знаем, — сказал Эмиль почти сердито. — И мы никогда не знали. Там была одна молодая пара…

— Да, мы слышали о них. Женщина, принесенная в жертву и парень, утонувший на пароме. Может быть, им довелось что-то увидеть? — спросил Сандер.

— Они лишь намекали о том, что нашли какой-то предмет. Имели очень таинственный вид. Но позднее… Нет, увольте!

— Ну, скажи то, что ты хочешь сказать!

— Нет, это было так чертовски глупо. Некоторые люди утверждали, что глаза того парня светились, когда он намекал о своей находке. Светились по-настоящему, изнутри, а не просто от желания поведать сенсацию или что-то там такое…

Сандер посмотрел на Бенедикте: и она тоже видела глаза, светившиеся в темноте.

Но это вряд ли были глаза того молодого человека. Ведь он стал добычей паромщика.

Сандер поднялся решительно.

— Теперь мы не смеем тебя больше задерживать, Эмиль. Ты оказал нам большую помощь, спасибо тебе! Вот небольшие деньги для собаки, если хочешь, купи ей хорошую мясную кость. И… эти другие сверхъестественные истории про Ферьеусет, они, наверное, не имеют отношения к паромщику?

— Нет, это так, обычные предрассудки. — Эмиль повертел в пальцах монетку и затем бережно опустил ее в карман.

Бенедикте сказала:

— А тот большой дом наверху… Там не случалось чего-то особенно необычного?

— Что? Ах да, дом, нет, насколько я знаю. Они попрощались и вышли со двора.

— Я проголодался, — сказал Сандер.

— Я тоже, — ответила Бенедикте. — Но я не смела намекать на что-либо подобное у Эмиля. Иначе он пригласил бы нас на кашу из ревеня.

Сандер улыбнулся и крепко взял ее за руку. Ей было приятно, что они легко понимают друг друга. Жизнь в этот момент была чудесной и замечательной, Бенедикте хотела забыть про все на свете, не видеть и не помнить будущего и прошлого, Ферьеусет и Аделе…

Но мысли не давали ей покоя.

— Так странно, — вздохнула она. — Как часто мы, из рода Людей Льда, натыкаемся на следы Тенгеля Злого. Пути Эскиля привели его в Эльдафьорд, где находилась флейта Тенгеля Злого. А я пришла в Ферьеусет, где он, по всей видимости, был и бесчинствовал. Тебе не кажется это странным, Сандер?

Да, и это он должен был признать.

Бенедикте ни на миг не могла представить себе, что и Эскиль, и она сама были направлены туда, куда они в конце концов пришли, по собственной воле Тенгеля Злого. Эскиль — чтобы найти флейту, а сама Бенедикте — чтобы быть уничтоженной таинственной злой силой, все еще жившей и действовавшей в Ферьеусете.