Паромщик

6

Сандер Бринк был весьма любезен с Бенедикте в этот вечер и ужинал вместе с ней на постоялом дворе — явно нисколько не стесняясь показаться на людях рядом с такой некрасивой девушкой, как она.

Даже из-за одного этого Бенедикте могла бы отдать жизнь за Сандера.

Что ж, говоря по правде, у Сандера просто не осталось ни гроша, а она платила так охотно за них обоих. Дома на Линде-аллее ее хорошо снабдили деньгами, и теперь она была счастлива. Подумать только, можно угощать его, можно для него что-то сделать! Она предложила Сандеру одолжить некоторую сумму на поездку — ведь никогда не знаешь, в какую ситуацию попадешь, и он, поколебавшись, все же взял деньги.

Бенедикте сказала:

— Но только с тем условием, что ты не будешь чувствовать себя обязанным мне. Это может убить самую преданную дружбу.

— Я обещаю, — улыбнулся он. — Ты получишь их назад, как только я встречусь с отцом. Я ведь не рассчитывал оставаться здесь надолго.

— Я тоже, — смущенно улыбнулась она в ответ. — Спасибо, что ты послал мне тогда приглашение! Это все так захватывающе!

— Мне тоже так кажется, — сказал он с понимающей улыбкой.

Бенедикте была так счастлива, что чуть не плакала.

Но тут пришла фрекен Аделе Виде и села за их столик. Сандер завел с ней скучный разговор о студенческих делах. Было мало толку в том, что он пытался изредка привлечь Бенедикте к беседе, (фрекен Виде и вовсе не пыталась). Бенедикте потеряла нить разговора и хмурилась все больше и больше.

Они уже выспались, но должны были отправляться в путь лишь завтра. Аделе Виде подчас забывала казаться печальной из-за пропавшего жениха, поскольку была полностью сосредоточена на Сандере, мечтая о том, как бы покорить его сердце. Она была слегка неуверена, стоит ли ей ехать вместе со всеми, но колебалась недолго.

Наконец Бенедикте отправилась в свою комнату. Сандер вежливо проводил ее до двери, но сразу же возвратился к столу.

У Бенедикте перехватило дыхание. В груди было так пусто и печально.

На следующее утро все было готово к поездке. Дома на Линде-аллее уже получили известие о том, что Бенедикте будет отсутствовать еще несколько дней.

Сандер приветствовал ее звонким: «Привет, Бенедикте», и это радостно отозвалось в ее сердце. «Как приятно быть влюбленной», — подумала она. Колебаться между надеждой и сомнением. Вынужденно смиряться, чтобы в следующий момент снова воспарять духом от нежной и ободряющей улыбки. Видеть его вместе с другими, слышать, как он непринужденно болтает со всеми, и с фрекен Виде тоже. Не сметь ничего сказать, не сметь спросить о его чувствах и тем более признаться в своих собственных переживаниях!

Пристав Свег оглядел свой отряд. Ульсен присутствовал тоже, «поскольку невозможно отделаться от этого шарлатана», — подумал пристав. Сандер и Бенедикте вызвались ехать добровольно, и Аделе Виде также согласилась следовать с ними. Лишь маленькая Сисель должна была остаться в гостинице, где она замечательно устроилась. Они собрали деньги, чтобы оплатить ее пребывание. То есть, Сандер, конечно, не мог помочь материально, но средств, собранных другими, и так хватало на неделю, в течение которой девочка должна была ждать своих родителей.

Они были уже на пути вверх в долину. Пришлось ехать вдоль реки, потому что никто не мог рассказать точно о местонахождении рокового хутора; только Ульсен располагал слабыми представлениями о том, где мог находиться Ферьеусет. То, что это было ему известно, объяснялось его дружбой со школьным приятелем, жившим где-то в тех краях. Товарищ как-то раз упоминал ту вымершую деревню, не вдаваясь в подробности.

И фрекен Виде тоже знала только приблизительно, в каком направлении отправился ее жених. Но она и не была заинтересована в конкретном выяснении этого.

К ее большой досаде, пристав отправил ее сидеть в бричке рядом с Ульсеном. Она-то думала во время пути завоевать расположение замечательного, но странно уклончивого Сандера Бринка, этого удивительнейшего из всех мужчин. Ну что ж, она не так много потеряла, ведь у нее не было здесь соперниц. Эту неуклюжую Бенедикте Линд она вообще не брала в расчет, естественно; та была никуда не годной по всем меркам.

Сандер Бринк был, по наблюдениям фрекен Виде, необычайно уклончивым человеком. Возможно, это жизнь сделала его таким. Он так привык, что девушки — и зрелые женщины тоже — часто смотрят на него, пытаясь поймать ответный взгляд, что даже пытался защищаться. Многие рассказывали ему, что он обладал необычайной притягательностью, и что узнававшие его ближе все больше и больше восхищались им. Конечно, он частенько пользовался своим обаянием, когда хотел завоевать девушку. Но он был настолько непостоянен, что порой это беспокоило даже его самого. Ему не составляло особого труда заводить друзей, ему нравилось встречаться с новыми людьми. Но через некоторое время он, казалось, пресыщался ими и постепенно отходил почему-то в сторону. Он был весьма непостоянен, и та жизнь, которую он вел, не нравилась ему. Но Сандер был не в силах что-либо изменить.

Больше всего его интересовала его профессия. У него был свой особый подход в изучении предмета, и поэтому он стал сильным исследователем. Эта поездка в неизвестную деревню привлекала его. Он вертел брактеат в руках, пытаясь определить, настоящий ли он или это современная копия.

Он попросил Бенедикте взглянуть поближе на медальон, но она не могла прикоснуться к нему, чтобы не обжечься. Поэтому он должен был держать брактеат в руке, нагнувшись к девушке, что могло быть ею неверно истолковано.

Она выглядела так, словно боялась медальона.

Это чрезвычайно заинтересовало Сандера.

Было приятно сидеть и изучать необычное лицо Бенедикте. Последние месяцы он вел разгульную жизнь со многими скоротечными романами и слезами брошенных им девушек. Это не удовлетворяло его, но он воспринимал такую жизнь лишь как часть процесса превращения в полноценного мужчину. Бенедикте была для него чем-то новым. Господи, конечно же, он заметил ее влюбленность, но она вела себя сдержанно, не делала попыток завоевать его, как раз наоборот. Она вела себя крайне внимательно и осторожно, чтобы не сойтись с ним слишком близко, ее тон был столь категоричен, что казался почти агрессивным. Но это было естественно для девушки, которая не хотела страдать от разочарования, насколько Сандер знал женщин. Поэтому он отвечал таким же сдержанным отношением, ни на минуту не давая волю ничему другому, кроме дружелюбия и любезности. Ему нравилась эта высокая девушка со смущенным и застенчивым взглядом.

У них вошло в привычку вместе сидеть за ужином на почтовой станции. Им было о чем поговорить, ему и Бенедикте. Невероятно много общего, хоть они выросли в абсолютно разном окружении. Они часто мыслили похоже, а когда их мнения не совпадали, усердно старались понять аргументы собеседника. В такие моменты оба расцветали, говорили с энтузиазмом и доверяли друг другу вещи, о которых, казалось, им раньше не с кем было поговорить. Но до определенной границы.

Однако вечера постоянно заканчивались одним и тем же. Приходила принаряженная (ради Сандера) Аделе Виде и переводила разговор за столом на себя. Тут Бенедикте не могла за ней угнаться. Этот флирт с намеками на что-то раздражал ее, а еще хуже было видеть, как Сандер легко перенимал стиль ее разговора.

Поэтому Бенедикте всегда прощалась через некоторое время, несмотря на попытки Сандера вовлечь ее в беседу. Он провожал ее до двери и сразу же возвращался к Аделе.

Установился твердый вечерний распорядок, и Бенедикте переживала все муки ада. Но она все же предпочитала уходить в свою комнату, чем смотреть как эти двое непринужденно болтают.

Если бы она узнала, что произошло между Сандером и Аделе на третий вечер их путешествия, она бы расстроилась еще больше.

Сандер выпил довольно много — он не всегда мог контролировать себя. Он почувствовал необычайную легкость и вседозволенность, и когда обольстительная Аделе доверительно прошептала, что у нее в комнате припрятана еще одна бутылочка, он счел вполне естественным отправиться туда вместе с ней.

Они сидели рядом и болтали о несущественных вещах, которые моментально вылетали у Сандера из головы, — но вот Аделе начала рассказывать о себе. О не приносившей удовлетворения совместной жизни с женихом. Она поведала ему довольно много пикантного, превозносила сама себя и перешла к скрытым намекам на свой горячий темперамент, пожаловалась, что никогда не получала того, что хотела от Мортена Хьортсберга.

В следующее мгновение она перевернула все с ног на голову и рассказала о своем глубоком одиночестве и о том, как несчастна она была с тех пор, как пропал ее суженый. Аделе пододвинулась к Сандеру, требуя утешения.

Он только позволил событиям идти своим чередом. Она страстно гладила его бедра, как будто он замерз, а она хотела согреть его, ее блузка распахнулась сама собой… Сколько раз с ним происходило такое? Но для него это не имело никакого значения тогда, он достаточно набрался опыта, чтобы считать подобные безответственные встречи лишь частью полноценной жизни.

Хоть они и не знали друг друга до этого, они вышли из одинаковой среды, где не считалось большой трагедией угодить в чью-нибудь постель на ночь. Такое обходилось без последствий и обязательств. Да и девушки охотно участвовали в игре. Когда внешний фасад благопристойности означает бесконечно много, когда мораль ценится превыше всего и все, что ниже пояса, считается постыдным, всякие фривольности совершаются в тайне. Аделе была довольно искусна в любовной игре и поняла, что Сандер тоже знал в этом толк.

Сандер тоже считал вполне естественным, если девушка открыто показывает, что ищет короткого эротического приключения и ничего больше. Это совпадало с его представлениями. Никогда речь не шла о продолжении таким образом завязавшихся отношений, и Аделе также это подчеркивала, стараясь казаться весьма целомудренной в новой компании: она ведь обручена!

Было очень хорошо и приятно. Но днем позже, когда Сандер поздоровался с Бенедикте, он почувствовал себя нехорошо, испытывая недовольство самим собой. Он не мог понять, почему, ведь в такого рода истории он раньше часто попадал после вечеров с обильной выпивкой. И это совершенно не трогало его. Ведь Бенедикте была только другом!

Путешествие продолжалось, оно было довольно утомительным.

Время от времени пристав Свег останавливался, чтобы спросить дорогу. Но повсюду ему отвечали лишь покачиванием головы. Нет, никто не слышал о Ферьеусете.

Та же история повторялась, когда они в течение двух с половиной дней двигались вверх вдоль бесконечного водного бассейна. Они подошли к Хенефоссу и ехали на пароходе вдоль Спериллен, вверх по Бегне до Серума. Там им снова пришлось нанять лошадей и повозку.

На почтовой станции в Серуме они впервые услышали о Ферьеусете.

Ну да, тамошний хозяин слышал это название. Но им надо ехать еще долго, затем надо двигаться вдоль притоков, а потом… Он объяснял им дорогу весьма приблизительно, так как не был уверен сам. Если даже до него доходили дурные слухи, связанные с покинутым местом, он не упомянул об этом. Но он чувствовал себя неловко, утверждал впоследствии Сандер.

По дороге они обсуждали, мог ли мертвый проплыть такое расстояние. Они сочли это вполне возможным. Поскольку доцент Кламмер был наверху в Ферьеусете весной, течение в реках было довольно стремительным и сильным и оно могло протащить его через озера и дальше, через Одальсэльвен вниз к бурному водопаду Хенефоссу, где тело крепко зацепилось ремнем за прибрежные камни, а затем его вынесло в озеро.

Долгое путешествие для ученого мужа.

Продолжая свою поездку через узкие долины, они гораздо чаще слышали о Ферьеусете. И теперь было ясно, что люди что-то знали…

Хотя, собственно, что они знали? Люди слышали. Они перешептывались, бормотали тайные намеки. Поговаривают, там небезопасно. Там призраки. Нет, точно никто не знает, какие. Но место было покинуто. Все жители спаслись бегством!

Фрекен Аделе Виде стала сама не своя. В тех краях она не могла уже царить полновластно, она чувствовала себя неуверенно, ведь ее наимоднейшие наряды не интересовали деревенских соперниц, молчаливо пялившихся на ее Сандера. Платья были непрактичны здесь, к тому же они требовали починки. Она чувствовала себя скверно и выглядела неряшливо.

Такая же неудача постигла и ее план молниеносного завоевания Сандера Бринка. Ну да, конечно, он был внимателен, и он все так же нежно смотрел на нее при разговоре, но… Он становился уклончив и своенравен. Та разгульная ночь совсем не помогла ей, как раз наоборот! Стоило ей обратиться к нему, как он оказывался увлечен беседой с этим убийственно скучным приставом или, того хуже, с девчонкой. Господи, и как это можно так одеваться! Аделе была полна презрения к Бенедикте. Рослая, как парень, и широколицая, словно амбарные ворота, и одета так неизящно. Хотя, должна была признать Аделе, ее одежда была весьма практична.

Бедная девушка казалась ей так безнадежно одинокой!

Но в этом Аделе ошибалась. Бенедикте вовсе не была одинокой, наоборот, это Аделе не повезло, словно она вытащила самую короткую соломинку. Но этого ей никогда было бы не понять. Сандер, напротив, давным-давно решил, кто из его спутниц представлял наибольший интерес. Возможно, он флиртовал с Аделе по старой привычке, но она ничего не значила для юноши. Его все больше интересовала Бенедикте. Он толком еще не разобрался в ней, она скрывала свою истинную душу. В ней оставалось множество загадок, и Сандеру хотелось побольше узнать о юной девушке из рода Людей Льда.

Но Бенедикте, казалось, не хотела подпускать его к себе слишком близко.

Однако он ошибался. Бенедикте сделала бы что угодно, чтобы только ей было позволено поделиться с ним своими мыслями и чувствами. Но она уверилась, что не может быть интересной. Вечером, на последней почтовой станции, когда все уже легли спать, она вышла наружу и спустилась к воде. В теплых сумерках она медленно шла вдоль берега и размышляла. Тихо молилась высшим силам, чтобы они позволили ей стать другой. Нет, это было глупо, ни один человек никогда не желает стать кем-то другим, с другим именем, надо оставаться самим собой, а особенно сохранять душу. Но можно ведь выглядеть иначе. Со временем у многих девушек возникает подобная несбыточная мечта. Поскольку, собственно, лишь немногие здесь на земле удовлетворены своей внешностью.

Бенедикте, во всяком случае, была ей недовольна. Раньше она не думала так много об этом, но теперь…

Особенно теперь, когда ее сравнивали с этой хорошо сложенной, удачливой Аделе Виде. С Аделе, которая могла запросто поговорить с Сандером. «Однажды я поколочу ее, — подумала Бенедикте. — Я искренне надеюсь, что не сделаю этого, но если уж разозлюсь как следует… Она просто украла его у меня. Он, конечно, не был моим, разумеется, но до того, как она появилась, мы с Сандером могли разговаривать как лучшие в мире друзья. А она переманила его. Он по-прежнему приветлив со мной, но она-то выглядит так, будто он ее собственность, ее находка, а со мной он говорит просто из вежливости. Ух, как мелочно я теперь думаю, но я не в силах управлять моими чувствами. Может быть, это ревность? Да, с одной стороны, это она, но тут еще и разочарование, абсолютное бессилие. Сознание того, что я ничего не могу поделать, чтобы помешать ей. Я теряю его. Теряю то, что никогда не было моим.

Никогда не думала, что могу быть такой мелочной! Надо стать сильной, такой, чтобы достойно отпустить его, надо учиться принимать поражения. В тот день, когда он больше не захочет говорить со мной или даже просто быть вежливым, я ни за что на свете не должна устраивать сцен. Ничто не заставит меня заплакать. И тогда я действительно потеряю его».

Но с каждым часом ее чувства к Сандеру крепли. Она была словно околдована им, ощущала боль в груди от страха, что теперь лучшие времена позади, он влюбился в Аделе Виде…

Ни один человек на свете не страдал так, как Бенедикте Линд из рода Людей Льда в эти чудные теплые дни позднего лета в одной из затерянных долин Норвегии.

Наконец они достигли той деревни в долине, высоко в горах. Именно отсюда начиналась заросшая тропинка к Ферьеусету.

— Нам нужно взять проводника, — сказал пристав Свег. У него было усталое лицо, песок набился в уголки глаз. Всех утомила долгая поездка.

Но теперь цель была близка.

— Да, — поддержал Сандер. — Нам нельзя бродить в горах наугад. Но вы можете обратиться к местному приставу. Он бы нам помог.

Они вошли на первый, самый добротный двор.

Трое в доме подавленно смотрели на них.

— Ферьеусет, — проворчал крестьянин. — Что за ужасный интерес к подобному месту!

— Правда? — вырвалось у Свега. Аделе Виде внимательно смотрела на крестьянина.

— А не появлялся ли у вас мой жених, Мортен Хьортсберг?

— Я не знаю, они никогда не говорят своего имени, эти горожане не утруждают себя разговорами с нами, «каннибалами», или как они там еще о нас думают. Но тот хотел идти наверх и упрямо стоял на своем.

Аделе описала своего жениха и назвала время, когда он мог быть здесь.

— Ну да, да, это, должно быть и был он, тот, последний. Ужасно легкомысленный и самоуверенный господин.

Эти слова не понравились Аделе, но пристав не дал ей никакой возможности протестовать. Он обратился с новым вопросом:

— Вы сказали, их было несколько? Как много?

— Нет, в этом году был еще только один.

— Такой пожилой человек?

— Да, он был гораздо старше, чем этот нахальный юнец, который знал все лучше нас.

Пристав Свег почувствовал симпатию к крестьянину. У него у самого была подобная обуза, которую надо было волочить за собой — милый Ульсен.

— Но тот пожилой пришел пораньше?

— Еще снег лежал, как он появился.

— Следовательно, ранней весной, когда все таяло?

— Можно и так сказать.

— А больше здесь наверху никого не было?

— В этом году не было, я же сказал. Но в прошлом году было несколько. Целая куча.

— И все одновременно?

— Ну да. Хотя они пришли двумя группами. Каждая в свой день.

— А сколько их было?

— Нет, этого я не припомню. Я думаю, они были иностранцами.

Слово взяла его жена.

104

— В первый день их было двое. А на следующий день пришли еще трое. Это были немцы. Свег повернулся к ней.

— И они не вернулись?

— Нет. Но ведь они могли пойти дальше. Через горы.

— Да, конечно, — тихо сказал пристав. Он обратился к Аделе:

— Ваш жених тоже мог пойти дальше. Она кивнула:

— Я знаю.

Бенедикте, Сандер и Ульсен до сих пор молча стояли позади. Сандер произнес:

— Но в таком случае фрекен Виде должна была получить от него какие-нибудь известия?

— Он мог пропасть и в горах, — угрюмо ответил Свег. — Во всяком случае, я хочу подняться и посмотреть на это место. К тому же мы здесь не для того, чтобы гоняться за привидениями, а чтобы выяснить, что происходит там наверху, — закончил он, обращаясь к хозяевам.

— Может быть, нам стоит взять проводника? — прохрипел Ульсен.

— Верно. Вы не можете нам подсказать, к кому нам обратиться за помощью? И где живет пристав?

Крестьяне задумались. Они посовещались друг с другом, трое за столом, быстро пошептались и смолкли.

— Пристав в отъезде.

— Единственный, кто осмелится, это Ливор, — наконец произнес крестьянин. — Думаю, вы можете спросить у него. Но как раз сейчас он наверху на своем пастбище. Возможно, вы встретите его по дороге, он сегодня собирался спускаться вниз, так он мне сказал. Или вы можете повернуть направо, когда подниметесь к Ферьеусету. Там наверху идет дорога направо, то есть она пересекает ту дорогу, по которой пойдете вы.

— Но если она пересекает, то Ливор по ней и пойдет сюда вниз?

Крестьянин сдержанно улыбнулся.

— Ливор никогда не боялся привидений. И, насколько я его знаю, он ходит кратчайшей дорогой.

Они поблагодарили за помощь и тотчас же отправились в путь. Они шли по той же тропинке вдоль водопада, которую жених Аделе, Мортен Хьортсберг, выбрал шесть недель назад. Лето уже перевалило за свою половину, но до осени было еще долго.

Был неприятный хмурый день, моросил мелкий дождь, а рваные облака почти касались верхушек елового леса. Влажная одежда прилипала к телу, было холодно, и путешественники представили себе, что никогда уже не будет тепло и сухо. Они не видели ничего впереди, кроме ближайших кустов и деревьев. Тропинка, по которой они шли, вела их прямо в заоблачный мир.

Они ступали тяжело, без лишних разговоров. Бенедикте чувствовала, с каким нежеланием Аделе воспринимала эту необходимость быть здесь, измотанной и некрасивой, со спутавшимися под дождем волосами и лицом, немилосердно открытым ветру. Сандер ничего не говорил, лишь временами протягивал руку, чтобы помочь Бенедикте, сопровождая это движение быстрой улыбкой на самых крутых подъемах. Ульсен был раздражен и мечтал лишь о том, как бы поскорее добраться до места, потому что вся эта затея представлялась ему только пустой тратой его драгоценного времени. Ведь тут он не мог проводить какую-нибудь грандиозную работу с применением дедуктивного метода, например, расследование или сбор доказательств. Всю дорогу он терпел саркастические замечания Свега и ждал только случая, чтобы отомстить своему начальнику сразу за все, воспользовавшись своим восхитительным талантом сыщика.

Свег тоже шел молча, не открывая никому своих мыслей. Поскольку они были прискорбно прозаическими.

Он натер ногу.

Постепенно моросящий дождь прекратился. Появился снег на склонах.

Чем выше они поднимались, тем плотнее становился этот белый слой. Но нигде он не казался красивым. Снег просто скапливался в рыхлых ямах между кустами черники на траве, пытаясь растаять при первом же луче солнца.

Все согласились с тем, что вполне могли бы обойтись и без снега в это время года.

Никого по имени Ливор они так и не увидели. Но они легко нашли дорогу сами.

Внезапно они вышли из леса, и перед ними открылся облачный пейзаж. Здесь снег казался бело-серым, поскольку на большой площади он местами стаял. Озеро едва выступало из облаков и было неприятного серо-стального цвета. Дул пронизывающий ветер и навевал печальные мысли.

Они увидели ту же картину, что и Мортен Хьортсберг, но теперь погода была гораздо хуже. Горные березы, мокрые от продолжавшего таять снега, река, видневшаяся на другом берегу озера. Деревня Ферьеусет лежала, съежившись, и выглядела еще тоскливее, чем обычно.

— Что, черт подери, привлекает сюда наверх этих ученых парней? — сказал Свег, кислый, как уксус. Его мозоль давала о себе знать все сильнее. — И каким, к черту, образом можно перебраться на тот берег?

— Нет никаких оснований сквернословить, — резко сказала Аделе. — Попрошу избегать крепких выражений в моем присутствии!

— Иди к черту, — фыркнул пристав. — То есть, нет, я не хотел никого обидеть. Я сожалею. Пойдем, нам надо двигаться вперед!

Сандер взял Бенедикте под руку, поскольку заметил, что она неважно себя чувствствует. Да, ее душевный настрой беспокоил молодого человека.

— В чем дело, Бенедикте? — тихо спросил он.

Она задержала его руку в своей, пока они шли вдоль заросшего берега. Не то, чтобы она уцепилась за него, но сжала ладонь достаточно сильно, чтобы он мог понять ее желание чувствовать рядом сильную руку и благодарность за это.

— Это дурное место, — прошептала она. — Мандрагора вибрирует.

Она уже рассказала ему об алруне . Только ему одному. Другие бы ничего не поняли.

— Здесь все кажется таким мирным, — возразил он.

— Ты так считаешь?

— Нет. Я же сказал «кажется». Твой страх передается мне. Так, что я чувствую — вся местность чем-то заражена.

— Это так. Я не знаю, что прячется здесь. Но я очень хорошо понимаю, почему люди покинули это место.

— Да? А почему, собственно, они сделали это? Бенедикте посмотрела на деревню, лежавшую в серой дымке.

— Должно быть, это случилось совсем недавно…

— Ты судишь по тому большому дому? С чердаком? Да. Похоже, дома здесь ветхие, особенно вон те, маленькие, я говорю о них. И обвалившиеся.

— Да. Мы можем предположить, что люди покинули их приблизительно… сейчас… лет тридцать назад?

— Звучит достоверно. Глупо, что мы не спросили внизу в деревне.

— Глупо, что мы не встретили этого Ливора. Он наверняка что-то знает, поскольку он не боится этого места.

— Начинает смеркаться. Подъем наверх отнял у нас много времени.

Бенедикте поежилась от неприятного ощущения и покрепче взяла Сандера за руку. Сандеру был понятен ее страх.

«Да, — подумал он. — Она права. Все дышит спокойствием. Но что-то скрывается в тенях возле этих серых маленьких домишек.

Церковь там вдали выглядит совсем беспомощно. Как будто бы зло взяло верх».

Они смотрели вдаль, на устье реки. Безнадежная затея — попробовать перебраться туда.

Аделе Виде мечтательно произнесла:

— Сейчас бы в какой-нибудь уютный и теплый ресторан в Кристиании! С тихой музыкой. Красиво одетые люди. Вкусная еда…

— Этим ты не облегчаешь нам жизнь, — Сандер прервал ее мечты.

— Но мне холодно, и я промокла до костей! — фыркнула она. — Даже хуже. До самого нутра.

— Кстати, мы ищем твоего жениха, — напомнил ей пристав Свег.

— Я знаю. Проклятый идиот, что он здесь забыл?

На это ни у кого не нашлось, что ответить.

Бенедикте шла, стараясь наступать в следы Сандера, продираясь сквозь густой подлесок. Они больше не могли держаться за руки; то, что когда-то было дорогой, сузилось до крайности.

Бенедикте охватило чувство беспокойства. Она была сама не своя, ведь рядом с этим маленьким озером притаилось что-то ужасное. Девушка хотела предостеречь остальных, но знала, что это бесполезно. Они бы не поняли ничего. Может быть, за исключением Сандера. Но было видно, что и ему передалось ее беспокойство.

Когда они достигли противоположного конца озера, дневной свет погас за стеной облаков, и воцарился рассеянный полумрак.

Они остановились.

Над снежным пейзажем стояла необычная тишина, только слабо журчала река. Если бы они сейчас заговорили, то их голоса звучали бы приглушенно над туманной местностью.

С того низкого берега, где они стояли, они видели лишь силуэт Ферьеусета на фоне облаков. Церковь, небольшая и скромная. Высокий дом с чердаком. И маленькие, обвалившиеся одноэтажные домики, хлева, построенные из камня и необычно толстых стволов, оставшихся со времен, когда сосновый лес горделиво вздымался здесь наверху, в горах. Прошли столетия, и лес был теперь далеко. Крыши из дерна обвалились, сквозь них прорастали горные березы и маленькие елочки. Некоторые из домов завалились на бок, словно уставшие животные. Деревня была образцом заброшенности и стояла в испуганной тоске по людям, давным-давно покинувшим ее.

Наконец, Свег заговорил, и его голос был довольно сильно прихвачен здешним холодом:

— Здесь мы не переберемся. Нам надо идти выше по реке. Может быть, там брод или…

— Тише! — прошептал Сандер. — Слушайте!

Они мгновенно замерли.

Со стороны деревни слышался приглушенный плеск воды и скрип весла.

Вдали, в сумеречном свете показалась лодка. Лодка, направлявшаяся к ним с противоположного берега.