Паромщик

7

— Ну вот, слава Богу, — сказал Ульсен. — Кто-то едет нас встречать.

— «Паромщик», — пробормотал Свег. — Ну, теперь держись!

— Нонсенс, — фыркнула Аделе. — Это всего лишь обычный человек.

— Да, точно, я так и говорю. Здесь не место каким-то полоумным суевериям!

Сандер ничего не сказал. Он смотрел на Бенедикте, одновременно наблюдая за лодкой, которая казалась все еще слишком расплывчатой, чтобы они могли различить детали.

Бенедикте стояла неподвижно. Она почувствовала, как на лбу выступил пот. Корень мандрагоры крутился, как от боли.

— Разумеется, это человек, — пробормотал Ульсен. — Теперь я его вижу. Он стоит на корме и шевелит веслом. Как и все паромщики.

— Но что он здесь делает? — поинтересовалась Аделе.

— Это, наверное, как раз тот самый Ливор, который не боится никого, ни чертей, ни колдунов, — сказал Свег.

— Это похоже на правду, — кивнул Сандер.

Но ему не нравилось выражение лица Бенедикте.

Пристав сложил ладони рупором и поднес их ко рту, чтобы подозвать лодку. Но Бенедикте крепко вцепилась в его руки.

— Не кричите, — тихо сказала она. — Я не думаю, что это… хорошо.

— Почему? — так же тихо спросил Сандер.

— Я не знаю. Возможно, это может придать ему… силу. Я всего лишь чувствую это.

— Что за чушь! — снова вспыхнула Аделе.

Лодка была уже ближе к ним, чем к деревне. Сумрак был настолько глубокий, что они не могли различить черты лица паромщика, было заметно лишь, что он высокого роста, с перекошенными плечами, почти горбун. Голова была посажена низко и опущена, так что плечи почти сходились над ней.

Внезапно Бенедикте очнулась. Она резко сорвала с себя алруне и побежала по берегу к самому краю воды.

Она держала большой корень мандрагоры высоко в поднятой руке и направляла его точно против лодки, видневшейся невдалеке посреди глубокой воды. Голосом, который для всех присутствовавших казался незнакомым, таким сильным и властным он был, она выкрикнула слова, из которых никто не понял ни единого.

Сандеру произнесенные ею слова показались длинным, запутанным заклинанием, в котором одинаковые слоги повторялись раз за разом во все более усложняющемся порядке.

Он не был особенно силен в языкознании, но отметил, что этот язык нес на себе черты одного из восточно-норвежских диалектов. Судя по произношению, он пришел далеко с Востока.

Лодка остановилась. Ульсен сбежал вниз к Бенедикте и прошипел:

— Что это ты делаешь? Ты что, хочешь совсем отпугнуть парня?

Бенедикте отмахнулась от него. Казалось, что паромщик будто увеличился в размерах, он выглядел огромным, опасным и преисполненным мести.

Но это был, по-видимому, лишь обман зрения, созданный окружающей обстановкой и теми неприятными слухами.

Сандер сгреб Ульсена сзади и закрыл ему рот рукой. Аделе закричала:

— Ты что, с ума сошел?

Но Свег на этот раз стоял, словно парализованный, не смея пошевелиться. Его мозг отказывался воспринимать происходящее.

— Продолжай, Бенедикте! — прокричал Сандер.

Его слова снова разбудили ее. Сандер верил в нее!

Лодка подошла уже близко. Теперь она напоминала обычный паром, круглый и старомодный. Паромщик отвернулся в сторону, он был поглощен своим веслом и, очевидно, хорошо знал свое дело.

Бенедикте снова подняла мандрагору и стала повторять свое странное предостерегающее заклинание с начала.

Плоскодонка сразу же остановилась. Ульсен барахтался, пытаясь освободиться из объятий Сандера, его глаза отчаянно и беспомощно искали пристава Свега. Но из этого ничего не вышло. Он уставился на лодку.

Бенедикте возвысила голос так, что он гремел над водой.

И тут, прямо на их глазах, лодка стала погружаться в пучину, вместе с паромщиком, все еще стоявшим с веслом на корме. Он не делал каких-либо попыток спастись, словно был целиком захвачен своим размеренным движением на веслах.

Ни звука не донеслось до них, когда лодка и человек на ней пропали. На воде не было заметно ни единого колебания, ни мельчайшей ряби. Паром лишь соскользнул вниз под воду и исчез.

Пятеро неподвижно стояли на берегу.

Аделе начала всхлипывать, словно ребенок.

Бенедикте наконец опустила руку и снова надела на шею свой амулет, запрятав мандрагору под блузку.

— Спасибо тебе, — прошептала она. Наконец и Сандер ожил. Он выпустил Ульсена, которого трясло от обиды.

— Что это ты выкрикивала? — спросил Сандер Бенедикте. — На совершенно неизвестном языке!

— Это было заклинание против злых сил, — ответила она, побледнев. — А может быть, и благословение, я не знаю. Я вычитала его в книгах Людей Льда, туда записал его мой прапрадед Хейке. Он выучился ему у Мара и Ульвхедина — так было написано в книге. Я выучила его наизусть — в надежде, что оно мне пригодится. Вот и пригодилось теперь.

— Я верю тебе! Но язык?

— Сокровенный язык Людей Льда. Map говорил на нем. А некоторые из избранных могли произносить такие заклинания спонтанно, они внезапно сами к ним приходили. Но не ко мне, мне пришлось зубрить их.

— Ты же натуральным образом уничтожила злого духа!

— Похоже, так. Но мне ничего не известно о силе этого заклинания, и о его смысле тоже. Я могла стоять здесь и выкрикивать что угодно!

— Во всяком случае, это на него подействовало.

Всхлипывание Аделе за их спинами переросло в истеричный крик. Сандер вернулся и помог остальным успокоить ее.

Ульсен тоже позеленел от страха, но Свег сказал сухо:

— Есть все же какой-то предел для человеческого восприятия. Подобные картины просто отодвигаются, представляешь себе, что вообще ничего не произошло. Как раз сейчас я сильно сомневаюсь в том, что мы вообще видели какой-то паром.

Сандер собирался было ему ответить, но был прерван внезапно раздавшимся поблизости криком. Приглушенный, тоскливый возглас:

— Эй! Есть здесь кто?

Они повернулись на звук, исходивший со стороны реки на их стороне.

Сначала все посмотрели друг на друга, затем Сандер кивнул, и Свег отвечал:

— Эгей! Мы здесь. На берегу.

Они немного подождали, потом послышались шаги, и человек вынырнул из темноты на пригорке. Молодой и полный сил. Когда он подошел ближе, они увидели, что это типичный представитель этой части страны. Крестьянин с гор, длиннолицый, с большим носом и выступающим подбородком, глаза густого голубого цвета. Он казался очень симпатичным, спокойным, немного медлительным, одновременно бодрым и настороженным.

— Мне показалось, что я слышу голоса, — сказал он, спускаясь к ним и протягивая руку приставу Свегу, в котором он мгновенно вычислил руководителя их маленькой группы.

Пристав представился и спросил:

— А вы, очевидно, тот самый Ливор, которого мы искали?

— Вы искали меня? — улыбнулся мужчина.

— Да, в качестве бесстрашного эксперта по Ферьеусету.

— Ну, экспертом я, наверное, все же не являюсь, но храбрым — пожалуй. Так вы хотите перебраться через озеро Неттес?

— А оно так называется? Я думал, это Ферьеусет

— Деревня, — да. Но не озеро. Хотя… — Ливор колебался. — Вы разве не получали приглашение переправиться?

Он заинтересованно и немного беспокойно переводил взгляд с одного на другого.

— От паромщика? Нет, почему же, — сказал Свег. — Но оно нас не заинтересовало.

Ливор внимательно посмотрел на них, ожидая разъяснений, но они не последовали. Тогда он сказал:

— Обычно им не удается так легко отделаться.

— Кому «им»?

— Тем, кто хочет на другой берег.

Река тихо плеснула. Облачная стена расступилась и открыла далекие горы, которые задумчиво и спокойно лежали в сумерках, храня свои секреты. В воздухе пахло снегом.

Сандер сказал:

— Давайте на минуту забудем про паромщика. Каким еще образом можно перебраться?

Ливор сделал движение большим пальцем руки.

— Дальше вверх по реке. У меня там спрятана маленькая лодка. Вы можете воспользоваться ею, если хотите.

Казалось, он был немного изумлен тем, что не появился паромщик.

— Мы назначим большое вознаграждение, если ты захочешь остаться с нами, — сказал Свег.

— Но я как раз спускался вниз в деревню.

— Нам надо так много разузнать. Мы хорошо заплатим, если ты останешься здесь на ночь и, может быть, еще немного утром.

Ливор долго колебался. Наконец, он кивнул.

— Меня ведь никто не ждет. Домашнюю работу сделают и другие. Вы меня немного заинтересовали. Что ж, пойдем!

Они отправились за ним вдоль реки, молча, в сгущающихся сумерках.

Сандер держался поблизости от Бенедикте, как будто бы хотел поговорить с ней и не имел возможности для этого. Она замедлила шаг и притворилась, что поправляет туфлю. Сандер ждал вместе с ней.

— О чем это ты думаешь, Сандер? — тихо спросила она.

— Ты все ведь знаешь, — улыбнулся он. — Ты видела, откуда выплыл паромщик?

— Нет, я об этом не подумала.

— А я заметил, — сказал Сандер, на этот раз вполне серьезно. — Паром отчалил от того небольшого мыска недалеко от церкви.

— Полуостров с небольшой рощей наверху?

— Точно.

— Да, когда ты увидел это, то… Почему это тебя пугает, Сандер?

— Нет, все дело в названии озера. Озеро Неттес… Мне не нравится все это.

Бенедикте молча смотрела на него. Наконец они снова пошли. Она крикнула вперед, обращаясь к Ливору:

— Почему озеро называется Неттес? Он остановился и пожал плечами.

— Вероятно, какая-нибудь девушка по имени Нетте утонула здесь однажды, — крикнул он в ответ.

— Да нет, ошибаешься, — процедил Сандер сквозь зубы, так что его слышала одна Бенедикте. — Я думаю, здесь имеется другое объяснение.

— Какое же? — тихо спросила Бенедикте.

— Его, конечно, Ливор не знает. Поскольку оно весьма древнее. Но я догадываюсь, отчего озеро так называется. Брактеат у тебя, Бенедикте?

— Нет, я думаю, он у пристава.

— Ладно, это не играет роли. Я прекрасно помню, как он выглядит. Там была еще одна руна, тайная , понимаешь?

Они снова отстали от всех, так что их никто не мог слышать.

— Тайная руна? — сказала она. — Я не видела ее. Там были только… Ты имеешь в виду ту маленькую веточку внизу, в середине?

— Точно. Вертикальный штрих с двумя маленькими «ветками» с каждой стороны. Это означает, что за ним скрывается еще одна руна из другого рода.

— В этом я ничего не понимаю.

— С одной стороны два штриха. Это означает еще одну руну. А два штриха с другой стороны означают другой род. Род — это группа рун. Всего их три, у каждого рода свое имя, но в это я не буду сейчас вдаваться, чтобы не запутать тебя окончательно.

— Так что же это за руна?

— Руна «Н».

— Ага, — сказала Бенедикте. — Ты имеешь в виду, что она имеет какое-то отношение к имени Нетте?

— Самое прямое! Только, по всей вероятности, это озеро называлось не Неттес, а озеро Нертхюс . И тогда смысл совершенно меняется!

— Ты, очевидно, знаешь, кто такой был Нертхюс?

— Еще бы! В таком случае многие фигуры становятся на свои места. Только паромщик не совсем вписывается сюда.

— Эй вы там! — крикнул пристав Свег. — Вы полезете в лодку или как?

Было уже довольно темно, но они все же могли разглядеть группу, столпившуюся на речном берегу. Большинство уже уселось в маленькую лодку, только Ливор стоял и ждал отставших.

— А нам хватит места? — спросил Сандер.

— Все будет в порядке, — ответил Ливор. — Река здесь совершенно спокойная.

Бенедикте увидела, что как раз там, где они находились, русло реки расширилось до небольшого озера. Она полезла через борт, и естественно, умудрилась плюхнуться в лодку так, что она опасно закачалась. Но Сандер поддержал ее, и все закончилось благополучно. «Черт возьми, — подумала она. — Почему я такая неуклюжая? Когда люди смотрят на изящную, элегантную Аделе Виде, им наверняка кажется, что неуклюжее меня не бывает».

Сандер сел рядом с Аделе. Чтобы согреть ее, он принялся растирать ей спину, дружески улыбаясь. Бенедикте отвернулась.

Они быстро переплыли на другой берег и вытащили лодку на сушу.

— Ты совсем не боишься Ферьеусета? — спросил Сандер у Ливора.

— Нет, сама деревня совершенно не опасна. Но вот паром…

— Да, а что это за штука такая? Ливор снова пожал плечами.

— Я не знаю.

— У него есть какая-то история?

— Я тебе расскажу все, что сам знаю, когда мы придем.

Дальше они шли молча.

У всех было неважное настроение. Подъем наверх был изнурительным, да и холод брал свое. К тому же они проголодались, но не ждали гостеприимного приема в Ферьеусете, этой заброшенной горной деревне.

Ульсен начал нервно рассказывать о старых историях с привидениями, о которых ему доводилось слышать. Его хвастливый кристианский диалект звучал так неуместно здесь, наверху, на себе посреди притихшей пустынной местности, несшей отпечаток вечности. Свег резко попросил его заткнуться.

Силуэты домов вынырнули из темноты пугающе близко. Бенедикте невольно вздрогнула.

— В чем дело? — спросил Сандер осторожно. Она остановилась.

— Давайте повернем, — сказала она. Он тоже не двигался.

— Почему это?

Она снова пошла вперед.

— Нет, ничего. Мы ведь должны отыскать жениха Аделе.

Эта задача стала для нее важной, правда она не могла определить, почему. Если бы Бенедикте была более опытной, она сразу бы догадалась, что это ревность. Она хотела убрать Аделе с дороги, и жених бы оказался замечательным выходом из создавшегося положения.

Но у нее не было таких явно выраженных мыслей. Она была необычайно чувствительным человеком, почти по-детски чистосердечным. Если бы она поняла, что шевелилось в ней, она бы испугалась самой себя. Она не стала бы влиять на Сандера, чтобы заставить его выбрать «правильную» девушку!

Она ведь считала себя ничтожной!

Ливор остановился у первых домов.

— Здесь только один более-менее обжитой, вон тот, самый большой, — сказал он. — Я был здесь никак не меньше двух лет тому назад.

— Ты здесь с тех пор так ни разу и не был? — спросил Свег.

— Нет, здесь нечего искать. И то, я почти всегда грелся на солнышке и отдыхал на крыльце. Внутрь заходил один-единственный раз, да и что делать в нежилом доме, если на улице нет ни дождя, ни снежной бури?

— Но теперь дождь затянулся слишком надолго, — сказала Аделе и поглубже закуталась в свое пальто. — Мы попробуем зайти внутрь и развести огонь в очаге — если, конечно, он там есть, — закончила она недоверчиво и подавленно.

Она была в ужасном настроении. Сандер все более и более отдалялся от нее, ускользал из рук. Оказалось, что она допустила непростительную ошибку, переспав с ним. Но ей-то казалось, что она досконально изучила его, она знала многих мужчин его типа — и она могла действительно положиться на свою неотразимость в постели. Ведь это она постоянно говорила «спасибо» и «прощай» после одной или двух ночей с мужчиной. И все униженно просили о продолжении.

Но не Сандер Бринк! Что с того, что он по-прежнему был вежлив и любезен, вел светские разговоры и был слегка ироничен, в точности как она, но он не влюбился в Аделе! Все ее тонкие намеки на то, чтобы провести несколько вечеров наедине в ее комнате, он пропускал мимо ушей, как будто бы и не слышал их!

Проклятие!

Но ей приходилось признать, что он был необычайно мил и приветлив с этой бедной неудачницей Бенедикте, это было сильно заметно по нему. Только бы он теперь не внушил бедной девочке чего-нибудь, ведь она не сводит глаз с него! Когда-нибудь Аделе придется серьезно поговорить с ней, ведь не воображает же она, что Сандер хочет чего-то большего, чем просто поболтать? Насколько, собственно, эта девчонка глупа?

В душе Аделе разозлилась. Отчасти потому, что Сандер и Бенедикте взяли другую манеру для разговора друг с другом, и она не могла больше вмешиваться. Но главное потому, что, к своему ужасу, почувствовала, как сильно влюбилась в Сандера. И это она — всегда сохранявшая хладнокровие!

Нет, так нельзя! С раскаянием она вспомнила о своем собственном женихе, Мортене Хьортсберге. В последние дни она бессовестно мало думала о нем! Ее мысли все это время блуждали в другом месте…

Ливор привел их к входу в большой дом и вытащил щепочки из засовов на каждой половинке двери. Они распахнулись с неприятным скрипом.

Люди вошли внутрь. Ливор отпер внутреннюю дверь, и они очутились в комнате, они это заметили, хотя повсюду было темно.

— Уфф, — тихо вздохнул кто-то.

И был прав. Старый дом, простоявший долгое время незаселенным, вряд ли выглядит особенно привлекательно.

— Я зажгу свет и разведу огонь, — ободряюще сказал Ливор.

— Да, зайдя в холодный дом, не согреешься, — сказал Ульсен.

Они проследовали далее, в другие комнаты, по скрипящим, местами провалившимся половицам. Но Бенедикте осталась на месте. Сандер ждал вместе с ней.

— Что там, Бенедикте?

— Тихо! Я пытаюсь понять атмосферу этого дома. Он подождал, пока она опять расслабится. Слышались лишь слабые звуки голосов из дальних комнат.

— Ну?

Бенедикте провела рукой по лбу. Прошло некоторое время, прежде чем она ответила.

— Здесь нечто примечательное. Я с таким раньше никогда не встречалась. У дома нет вообще никакой атмосферы! Здесь так стерильно, как … в только что протопленной бане.

— Ну да. Да, но это же, наверное, хорошо?

— Нет, это совсем не хорошо. Мы в очень старом, запущенном доме, где должны были происходить сотни событий. Здесь рождались дети, в этом доме умирали старые и больные, здесь разыгрывались трагедии и бывали моменты радости. Здесь ужасно пахнет, но это не имеет никакого отношения к самой атмосфере дома. Здесь не чувствуется никаких следов прошлой жизни, никаких вибраций, никакого чувства смерти или чего угодно другого. Дом с такой длинной и богатой событиями историей — и ничего! Как будто бы…

—Да?

— Как будто бы дом испуган. Словно он умышленно скрывает подробности, прячет их от меня… Я не понимаю этого. Я не потеряла своих сверхъестественных способностей. Только они здесь не работают. Я ощущаю себя, ощущаю свои чувства и впечатления. Я чувствовала также огромную тоску во всей деревне, пока мы шли сюда. Но внутри дома… все мертво.

Она сделала знак, говоривший, что им надо присоединиться к остальным.

Пока она шла за Сандером, внутри возникла боль и тоска. «Он никогда ничего не узнает, — подумала она. — Он никогда не узнает, как я скучаю по нему, как я стремлюсь быть с ним день и ночь. Пока он ничего не почувствовал, я могу сохранить его дружбу. Затем — если он догадается — всему конец. Он отвернется от меня с отвращением. С удивлением и презрением.

Мне необходимо придерживаться нейтральной дружбы, чего бы мне это ни стоило».

В соседней комнате стояла Аделе и беспомощно озиралась вокруг. Они ее понимали. Весь дом говорил о запустении. В стенах можно было пробить дыру хоть пальцем, нависающий потолок, вздувшийся пол. Нет, последнее было не совсем верно, таким он был лишь в гостиной. В этой же комнате был только земляной пол.

— Здесь дурно пахнет, — пожаловалась Аделе. — Словно старой, забытой половой тряпкой.

Да, все это чувствовали. Запах гнилого, разложившегося тряпья.

Ливору удалось зажечь и очаг, и лампу, и теперь они соперничали между собой, освещая неверным, колеблющимся светом углы старого дома. Но свет местами не достигал их. Беспокойные тени лежали и двигались, крадучись, в дальних частях комнаты и внутри, в спальне, маленьком помещении, напоминавшем альков. Бенедикте стояла неподвижно и всматривалась в эту бесформенную, постоянно менявшуюся темноту, несшую отпечаток древности из-за этих невероятно толстых бревен, время от времени выступавших из мрака. Это должна была быть самая старая часть дома, остальное пристроили позже.

Почему? Откуда это чувство пустоты, стерильности в таком старом и много пережившем доме?

Теперь ей бы очень пригодился кто-нибудь из рода Людей Льда. Но ныне живущие не обладали особыми способностями. А к мертвым обращались лишь при крайней необходимости.

Ее глаза приобрели особый, резкий блеск, они словно буравили темноту в углах.

В результате она почувствовала исходящую откуда-то трепещущую настороженность и неусыпную бдительность. Но дом выдержал атаку. Не выдал ничего из своей истории.

Бенедикте показалось, что между ней и домом идет война. Или, может быть, она борется не с самим домом? А с чем-то, что скрывается среди его теней?

Внезапно она почувствовала себя беспомощно-юной и неопытной. Но она утешала себя тем, что такие же чувства должен был испытывать Хейке в тот раз, когда он сражался с ведьмой в Штрегешти. Ему было не намного больше лет, чем ей сейчас. И ему удалось победить, значит, она обязательно должна хотя бы попробовать решить загадку Ферьеусета.

Но у Бенедикте было нехорошее предчувствие, что на этот раз в игру вступили более могущественные силы. Ее амулет вращался с невиданной силой с тех пор, как они подошли к этому обреченному и покинутому месту.

Она глядела на мертвые, трухлявые стены и прислушивалась к звукам снаружи.

Никогда ей не встречалось ничего подобного.

— Но мы же не станем ночевать здесь, — пожаловалась Аделе. — Разве нет дома получше? Ливор покачал головой.

— Остальные совсем обвалились.

— Господи, Боже мой, — прошептала Аделе. — Многое мне пришлось вытерпеть в этой ужасной поездке, но это — предел! Это же не дом, а свинарник!

— Если калоши не подходят, можешь отправляться домой, — зарычал Свег, который был, в общем-то, согласен с ней.

Аделе бросила взгляд в темноту за окно и смолкла. Поездка домой в одиночестве не особо привлекала ее.

— Мы можем подмести пол в ближней комнате, — спокойно сказала Бенедикте, хотя сама и чувствовала сильнейшее желание выскочить наружу на свежий воздух и убежать как можно дальше от этого ужасного дома. — А что у нас, собственно, находится на чердаке?

— Я не знаю, — ответил Ливор с извиняющейся улыбкой. — Но достаточно, по-моему, взглянуть на потолок, чтобы…

Все подняли глаза и скептически посмотрели на прогнувшийся потолок.

— Нет, — сказал Свег. — В этом ты прав. К тому же… Сдается мне, я узнаю ситуацию.

Остальные кивнули. Все, за исключением Аделе и Ливора, недавно побывали в похожем доме. С заброшенным вторым этажом.

— Остается только надеяться, что этот чердачный этаж не прячет столь же много непристойного, как и тот, прежний. С нас довольно подобных секретов, спасибо! — сказал Сандер.

— Ну-ну, — сказал Свег. Он осмотрелся вокруг. — Так, здесь внутри земляной пол, но имеется и пара кроватей. Хоть они и ужасно короткие, должен я заметить. Если дамы лягут здесь, то мы, мужчины, разместимся в ближней комнате. Все равно посреди ночи мы не придумаем ничего лучше.

Аделе и Бенедикте печально смотрели на две кровати. Старые деревянные доски с мусором, пылью и мышиным пометом.

Но земляной пол был еще хуже.

Только Сандер выглядел бодро и жизнерадостно.

— Но сперва нам необходимо немного подкрепиться! А потом Ливор расскажет нам о Ферьеусете.

Мысль о еде заставила всех просветлеть. Они собрали на стол нехитрую дорожную провизию и ели, сидя на отчищенных кроватях за единственным в доме столом, запивая теплой водой, которую кое-как удалось вскипятить. Сандер вытащил оставшуюся у него фляжку с вином. Ему казалось, что момент для этого настал вполне подходящий.

Настроение у большинства поднялось. Только Бенедикте сидела неподвижно и прислушивалась к странной тишине стен.

Ливор набил свою трубку и поднес к ней лучинку с огнем, прежде чем начать:

— Я знаю не более того, о чем говорит народная молва.

— И этого вполне достаточно, — поддержал его пристав Свег.

Ливор кивнул. Бенедикте сидела и изучала профиль Сандера, который казался ей замечательным, интересным и оживленным. Он повернул голову и встретил ее взгляд. Он смотрел жизнерадостно и слегка заинтересованно. Она быстро отвернулась и стала прислушиваться к словам Ливора.

— Здесь, в Ферьеусете, всегда болтали. О ведьмах, домовых и всяких потусторонних вещах. О ночных криках и еще не знаю о чем. Собственно, рассказывать-то и нечего, все ведь так расплывчато и неясно. Но вот случилось… постойте… лет двадцать пять тому назад это произошло, мне тогда было лет пять.

Сандер и Бенедикте обменялись взглядами. Они довольно точно угадали время.

— Ты жил там тогда? — спросил Свег.

— Ну да, внизу в деревне и сейчас живут несколько семей отсюда. И которые сбежали туда. Я не знаю точно, что случилось, но, во всяком случае, здесь был большой переполох. Шептались о какой-то женщине, найденной мертвой с… Извините, милые дамы! С перерезанным горлом и выкачанной кровью.

— Где ее нашли? — резко спросил Свег. Ливор погрузился в свои воспоминания, он размышлял.

— Я не помню точно, поскольку я не присутствовал. Но мне кажется, она всплыла в озере, там собралось много народу на берегу. И как раз в это время-неожиданно показался паромщик. Это от него все сбежали, потому что он был действительно опасен. Но я так и не знаю точно, чем именно. Не знаю. Позднее сюда поднимались порой какие-то незнакомцы и просили переправить их на тот берег, но их всех находили потом мертвыми в воде. Не всех, конечно, нашли. Я-то уцелел, потому что я никогда не кричу ему, когда он появляется, я притворяюсь, словно не вижу его.

Он наморщил лоб.

— Но вот перед этим, еще раньше случилось тоже…

— Перед чем? — сказал пристав.

— Перед тем, как нашли первую мертвую женщину. Мне так никогда и не удалось выяснить, что там произошло, но у меня осталось слабое воспоминание, что люди говорили о какой-то находке. Находке, которая потом опять пропала…

— Но кто-нибудь в долине должен знать о тех событиях?

— Я не верю в это. — Ливор сделал на этой фразе ударение. — Вы понимаете, я так не уверен, мне было всего пять лет, но мне кажется, что эта женщина и ее друг что-то нашли. И они никогда уже не скажут, что это было.

— Но друг должен был, наверное…

— Его-то как раз первого и взял паромщик. Его видели садящимся в лодку, которой раньше не было — и прямо посередине озера Неттес она исчезла. Он утонул.

Пристав Свег вытащил брактеат.

— А вот предмет, который они нашли… Могло это быть чем-то подобным?

Ливор вздрогнул так, что они все это заметили.

— Откуда вы это взяли?

Пристав рассказал о трупе далеко внизу в смежном озере.

Молодой крестьянин кивнул.

— Значит, еще один! Нет, они вряд ли в тот раз нашли именно этот, поскольку он лишь один из многих. У всех, найденных мертвыми, были такие.

— У всех, ты сказал? — повторил Сандер. — Сколько их, собственно, было?

— Нет, не так уж и много. Люди нечасто поднимаются сюда. Так, считаем эту пару, и потом за все время было два-три случая.

— И никто не расследовал этого? — спросил пристав Свег.

— Ну почему же? Но они никогда ничего не находили. А все амулеты пропали.

— В прошлом году здесь были какие-то немцы? — поинтересовался Ульсен, уверенный, что сказал что-то крайне своевременное и умное.

Ливор повернулся к нему.

— Да, я о них слышал. Но никогда не видел эту группу. Они, наверное, пошли дальше через горы.

Аделе хотела больше узнать о своем женихе, но тут Ливору было нечего прибавить к тому, что они уже выяснили.

Сандер прислонился к стене.

— Мне бы очень хотелось подробнее услышать о деревенских разговорах, про которые ты поминал, — сказал он. — О ведьмах и всем таком.

— Но ведь это все только предрассудки! — возразил Ульсен.

Сандер строго посмотрел на него.

— Так мы же здесь имеем дело именно с «предрассудками», разве ты еще не понял? Кем, по-твоему, был паромщик? Живым человеком?

На это Ульсен не нашелся, что ответить, но скривил губы, как старая дева, хранящая невинность.

Ливор немного замялся, прежде чем решился рассказать обо всей той чепухе. Он был здравомыслящим молодым человеком.

— Да что там, это обычные истории в горных деревнях. Давным-давно здесь был повешен один разбойник с большой дороги, и болтали, что он возвращается опять. Пустая болтовня! Потом одна женщина почувствовала ледяную ладонь на своем лице. В одном хлеву никак не могли держать коров, так ужасно разыгралась там нечистая сила. Мужик увидел в окне женское лицо как-то раз, когда выглянул лунной ночью наружу. Стада скота, которые были ничьи, паслись сами по себе. Нет, это все слишком расплывчато, обще, происходит только из фантазий и страха темноты. Здесь когда-то была большая переправа, с севера на юг, с платой за перевоз и всем остальным. Много народу было!

— Но в паромщика-то ты веришь?

— Да, с головой у меня нормально, но его я много раз видел.

Он посмотрел на них.

— Но не в этот раз. Почему?

Все молчали. Наконец пристав сказал:

— Среди нас есть один, кто умеет ворожить. Паромщик утонул, вместе с лодкой.

Молодой житель гор переводил внимательный взгляд с одного на другого. Потом медленно произнес:

— Паром всегда тонет. Но только когда на нем есть пассажиры.

Никто не ответил. Никто из них не отважился выдать способности Бенедикте влиять на сверхъестественное. И сама она, конечно, предпочла промолчать о них.

Все отправились спать. Бенедикте лежала на жестких досках, завернувшись в свое пальто. Задумчиво провела кончиками пальцев по старым, шелковистым стенам. И быстро отдернула руку к себе. Не было ничего странного, на что бы стоило обратить внимание, это обычное, старое и гнилое дерево, но все равно ее пальцы мгновенно вернулись под одеяло.

Этот неодушевленный, показавшийся ей почти стерильным, дом! Интересно, остальные ее спутники таким же образом ощущали его атмосферу? Как здесь, должно быть, мертво и скучно! Для нее оживал каждый отдельный дом, каждое дерево и камень в природе, она могла чувствовать здания, как друзей, счастливых или несчастных, — или наоборот, врагов, отстраненных, угрожающих, даже впрямую опасных.

Но этот…

На нее давило молчание дома. В этом было что-то ненормальное, но дом отказывался давать какие-либо объяснения. Словно бы он знал, что она могла уничтожить злые и горькие воспоминания. То, что находилось здесь, не хотело быть обнаруженным и уничтоженным. Оно хотело продолжать вершить свое злое дело.

Она лежала, разметавшись по кровати, и не могла уснуть битый час, пока наконец не начала осознавать, что в комнате вот уже некоторое время что-то происходит.

В глубокой темноте горели два глаза. Так незаметно, что она только сейчас смогла увидеть их.

Бенедикте оцепенела. Она лежала, повернувшись к центру комнаты, но не помнила, как она должна выглядеть, не могла различить, висят ли глаза прямо над ней или бесконечно далеко в стороне. Казалось, что они возникли в далекой неизвестности вне времени и пространства.

Или они осязаемы, а в комнате кто-то? Но кто…?

Они не были красными и вообще не светились каким бы то ни было цветом. Больше всего это было похоже на холодное, бледное олово — но это были именно глаза, потому что они даже двигались, один раз моргнули, спокойно и бесчувственно.

И они были направлены прямо на нее. На нее, Бенедикте, и во взгляде была ледяная непримиримость. Они ее изучали, словно хотели знать, с кем имеют дело, кто она, собственно, такая. Беспощадные, жестокие и пугающе спокойные!

От Аделе было мало проку, она крепко спала и ужасно закричала бы, если бы Бенедикте посмела ее разбудить. Звать остальных… Сандера? Или пристава Свега?

Нет, она бы не решилась. К тому же не знала, где находится дверь в ближнюю комнату, и тем более, что произойдет, если она все-таки крикнет.

Но никогда в жизни она бы не осмелилась убежать от этих неприятных глаз!

Губы Бенедикте сами собой сложились в короткие, пугающие слова. Заклинание, которое она выучила из книги Людей Льда.

Холодные светящиеся глаза сразу же потухли, убрались, откуда пришли, ведь она могла успеть причинить им боль.

Девушка замолчала, прервала заклинание, так как опасалась, что кто-нибудь из попутчиков проснется и испугается. Она не узнала существо в темноте, боялась, что оно может снова напасть — на нее или на любого, кто пошевелится.

Но в одном она была уверена: кто бы ни прятался там в темноте, он обладал необычной силой внушения — и он был злым до содрогания.

Она заметила и кое-что другое. Пока глаза светились, запах старой половой тряпки был необычайно сильным. Словно это неизвестное создание стояло очень, очень близко к ней. Или находилось в таком бесконечно сильном напряжении, что запах клубился над ним.

Она была почти уверена, что неявное присутствие именно того ночного гостя она ощущала все это время, и лишь случайно увидела его, на мгновение показавшегося из темноты. И все это время он ощущал себя безнаказанным.

Тотчас на улице начался сильный ветер. Осенний шторм, который гудел и завывал над бедным старым Ферьеусетом, жалобно вздыхал под крышами, заставляя двигаться какой-то предмет снаружи на стене. Что-то скреблось и стучало, словно кто-то просился, чтобы его впустили в дом.

Бенедикте закуталась в пальто с головой и лежала так, прислушиваясь к болезненно-сильным ударам своего сердца. Впоследствии она не понимала, как могла заснуть в тот раз, наверху в Ферьеусете, но она все же сделала это. Смогла расслабиться и успокоилась до такой степени, что сон наконец овладел ею.

Когда ночь превратилась в серый рассвет, она проснулась. Ветер перешел в рокочущий гул, который проносился над горами и снова умирал где-то вдали.

Но вот посреди этого шума ей показалось, что она услышала крик. Протяжный и жалобный крик смертельно испуганного человека.

И все снова стихло.