Паромщик

4

Бенедикте с любопытством входила в старый страшный дом. Она держалась настороженно. Если бы сейчас ее видел папа Хеннинг, он бы все понял, потому что никто так хорошо не знал Бенедикте, как он — хотя он и не имел представления об изнуряющем мире ее ночных грез. Но по ее поведению ему сразу стало бы ясно, что у этого дома была… можно ли это назвать «атмосферой»?

Пока она осматривала дом, собравшиеся рассматривали ее. Три хозяйки были настроены критически, они кидали на нее косые взгляды и обменивались словечками о слишком любопытных девчонках. Пара Мартинсен, торопившаяся скорее отправиться в путь, глядела на нее с любопытством. Свег был настроен скептически, Ульсен высокомерно-всезнающе, а Сандер Бринк был разочарован.

Он ведь слышал, и не раз, о Бенедикте и составил себе представление о ней. Он ожидал увидеть эфемерное создание, загадочное и притягательное. Однако Бенедикте не обладала ни тем, ни другим. Она была такого высокого роста, что Ульсен должен был смотреть на нее снизу вверх, а Сандер смотрел ей прямо в глаза, когда они стояли друг напротив друга. Пышная фигура, широкое, как у эскимоса, лицо, по-монгольски раскосые черты — но впечатление оставалось все же приятное, благожелательное. В ней не было ни малейшего демонического или гипнотического налета, который, как ему представлялось, должна иметь всякая ясновидящая.

Сама Бенедикте даже не осмеливалась глядеть в его сторону. Он внезапно рассеял все ее мысли. Она никогда раньше не встречала такого притягательного мужчину и с горечью думала, что в его глазах является полным ничтожеством. Если бы ей было позволено, она бы сидела в темной комнате и смотрела на него, сидящего в круге света. Она бы так смотрела и смотрела, сама оставаясь незамеченной, купалась бы в лучах, рисующих перед ней эту картину, бесхитростно наслаждалась бы каждой его чертой, каждым движением, каждым словом, которое он произносил.

Но теперь ей надо было думать совсем о другом, и он не должен был видеть ее лица. Иногда необходимо отступать в тень, теперь Бенедикте поняла это.

Она глубоко дышала, не смея даже подумать о том, что он стоит и изучает ее. Она сконцентрировалась на доме.

Эта маленькая девочка знает много важного.

Бенедикте присела на корточки перед Сисель и взяла ее руки в свои. Девочка была насторожена, но не испугалась.

— Ты слышала смех на втором этаже? — тихо спросила Бенедикте.

Сисель кивнула. Тетки напряглись, чтобы расслышать, но Бенедикте умышленно говорила так тихо, чтобы они не слышали. Она знала, что сестры настроены враждебно к девочке.

— Мы должны в этом разобраться, — сказала она успокаивающе, она всегда замечательно ладила с детьми. — Ты, конечно, не можешь здесь жить, мы подыщем тебе другое место, но сначала нам надо недолго побыть в доме. Я думаю, нам не придется оставаться здесь на ночь.

Она заметила, что Сисель почувствовала облегчение.

— Не бойся, — сказала Бенедикте. — Я буду все время с тобой.

Теперь надо было быть дипломатичной. Бенедикте чувствовала, что здесь ей многого недоставало, она была слишком наивной, открытой и простой там, где следовало действовать похитрей. Тетки были настроены враждебно, и это она понимала. Они уже успели вступить в серьезную битву сегодня утром. Мысль о появлении в доме полиции глубоко их шокировала, но в то же время они осознавали, что не получат какого-либо возмещения, если не заявят о случившемся.

Уве и Гури Мартинсен тоже их потревожили. Они не желали оставлять дочь в доме, где так неистово бушуют привидения. Тетки гневно заявили, что поскольку в их доме никогда раньше ничего подобного не происходило, то это, должно быть, сами Мартинсены привели с собой полчища призраков. Сестры были сильно раздосадованы большим количеством людей, сновавших туда-сюда по дому, а при виде Бенедикте они лишь пожимали плечами и презрительно усмехались.

Сисель старалась что-нибудь вспомнить…

Ее взгляд ускользал в сторону, когда Бенедикте пыталась уточнить характер звуков, шедших с верхнего этажа.

Нет, так не пойдет. Вначале тетки!

Бенедикте попробовала забыть о впечатлении, которое она должна была производить на Сандера Бринка, и напряженно улыбнулась трем излучавшим недружелюбие дамам.

— Фрекен Мартинсен, — сказала она Беате, которая была младшей и, вероятно, самой общительной из них. — Я с удовольствием пообщаюсь со всеми вами несколько позже, если мне будет позволено. Я уверена, что вы дадите мне множество ценных пояснений. Но, в первую очередь, я должна поговорить с родителями Сисель, им ведь надо немедленно ехать. Поэтому, не будете ли вы так любезны пройти пока в свои комнаты, а я скоро с вами побеседую.

Была ли она достаточно дипломатична? Похоже, что нет, ибо три старухи отправились восвояси явно недовольные, что ими командуют в собственном доме.

Бенедикте повернулась к Уве и Гури Мартинсен, стараясь не смотреть на Бринка.

— В этом доме так много странного. Здесь, по крайней мере, три загадочные вещи, которые не складываются друг с другом.

Ах, если бы только она могла выражаться учено и элегантно! Но это был не ее стиль. Она была довольно простодушной — и очень, очень чувствительной.

— Во-первых, все тут, в салоне, разбросано и разломано в щепки.

Нет, так не говорят. Она быстро поправилась:

— В этом коричневом салоне. Во-вторых, этот топот наверху. Кстати, господин пристав, вы сказали, что прохожие пару раз видели на втором этаже какой-то неясный свет. И в-третьих, здесь есть что-то еще, что я не могу ухватить. Я не понимаю этого…

Она задумалась. Что-то сильно раздражало ее, и хотя ей следовало почувствовать, откуда это исходит, у нее не получалось. Какой-то чужеродный элемент.

— Ты имеешь в виду звериную лапу? — тихо сказал пристав Свег, он не знал точно, как ему себя вести с этой девушкой. Но она казалась такой открытой и уверенной, что он не посмел смеяться над ней.

— Что? — очнулась она. — Нет, лапа… Я почти наверняка знаю, что произошло в этой коричневой комнате. Но сперва мне надо проверить, и маленькая Сисель должна быть со мной. К сожалению! Но я могу все время держать ее за руку, если она хочет.

Мартинсен нетерпеливо топнул ногой.

— Но нам пора идти, мы опоздаем…

— Да, конечно, — сказала Бенедикте. Она подошла и взяла фру Мартинсен за руку. — Не беспокойтесь за Сисель, с ней ничего плохого не случится.

Она замолчала, держа руку Гури в своей, и серьезно посмотрела на нее.

— Неприятности кроются в вас самой, фру Мартинсен, я это чувствую. Но их можно избежать, ведь во многом это ваша собственная вина. Вы ревнивы, вам не надо быть такой.

— Да, я все время это говорил, горячо добавил Уве. — Ты только выдумываешь себе всякие глупости, Гури.

— Не только, — возразила Бенедикте, которая выпустила руку Гури и повернулась к мужчине. — Я узнала о вас многое, поздоровавшись с вами. Вам нравятся женщины, вы легкомысленны, но лишь чуть-чуть, как многие мужчины в вашем возрасте. Только легкий флирт, ничего больше, вы вполне верны вашей супруге. Отправляйтесь в путь, но мне кажется, вам надо больше думать о Сисель. Она нуждается в вас обоих. Вы разве не видите незащищенность в ее глазах? Вы часто ссоритесь, не так ли?

— О, Господи, что ты за девчонка? — сказал Уве бесцеремонно, но тотчас же умолк. — Верно, верно, нам надо разобраться в нашей частной жизни, но мы ведь не об этом должны были говорить, или как?

— Нет, конечно. Извините, — сказала Бенедикте и кивнула им на прощание. Обращаясь к приставу, она спросила: — Я думаю, мне лучше начать со второго этажа. Как туда можно попасть?

— Да, я тоже спрашивал об этом, но хозяйки сказали, что туда никак нельзя добраться. Этажом уже много лет никто не пользуется, — утверждают они.

Маленькая Сисель, которая попрощалась с родителями и поэтому держалась возле добродушной Бенедикте, выглядела взволнованной.

Бенедикте повернулась к ней.

— Ты слышала шаги, не так ли?

— О, да! — прошептала девочка. — В этом я уверена, клянусь!

— Я верю тебе. Но… ты ведь не все мне рассказала, так?

Сисель покраснела.

Бенедикте, которая чутко улавливала настроение других, увела ее от мужчин.

— Что там было? Ты можешь мне рассказать. Я должна знать, понимаешь?

— Нет, это было так противно!

— Да, я понимаю. Шепни, я не проболтаюсь!

После долгих колебаний Сисель прикрылась ладошкой и, багровея от стыда, прошептала на ухо Бенедикте:

— Я слышала, как скрипела кровать.

— Как будто бы там кто-то был? Девочка запнулась.

— Это были такие неприятные звуки. Бенедикте нахмурила брови.

— Ты имеешь в виду…? Как если бы там люди любили друг друга?

— Я не знаю, — быстро прошептала Сисель. — Может быть, они там это делали, я не знаю.

— Ну, разумеется, нет, тебе ведь всего восемь лет. Но все равно спасибо, чудесно, что ты рассказала. Я никому не проболтаюсь.

Нет, она бы действительно никогда не сказала. Хотя Бенедикте было известно о всех таинствах любви, этот мир никогда не станет ее собственным, это она знала наверняка. Она была создана для дружбы и преданности, ни один мужчина никогда бы не увлекся ею до такой степени, чтобы лечь с ней в постель. Она давным-давно смирилась с этим. До сих пор это ее не беспокоило. Но девушка и не встречала никогда такого парня, как Сандер Бринк.

Нет, она ничего не скажет о переживаниях Сисель.

Но Бенедикте догадывалась, что все это должно означать нечто ужасное. На запертом этаже — и такие звуки?

— Туда совершенно нельзя попасть? — спросила она у мужчин, вернувшись от Сисель.

— Хозяйки утверждают, что абсолютно невозможно, — ответил пристав Свег.

— А где лестница?

— За этой дверью. Она, естественно, закрыта, но теперь, когда этих ужасных теток поблизости не видно, мы попробуем отпереть ее. Ульсен, ты владеешь этим ремеслом! Пора тебе уже сделать что-нибудь полезное, а то стоишь только и целый день меня поучаешь.

Молодой всезнайка Ульсен выглядел обиженно, но вытащил из кармана связку отмычек. Вскоре он справился с замком.

Бенедикте приоткрыла дверь, надеясь, что тетки не услышат пронзительный скрип.

Сырой воздух ударил им навстречу, когда дверь отворилась. Бенедикте скорчила недовольную гримасу, увидев картину, открывшуюся впереди.

Лестничный пролет полностью обвалился. На полу как попало лежали гнилые балки и лестничные ступеньки, а высоко на потолке висело то, что когда-то было лестницей. Это напоминало зубы во рту, за которым никогда не ухаживали. Верхний зал зиял черной дырой за облаком паутины.

— Спасибо, — пробормотала Бенедикте и закрыла дверь. — Я увидела достаточно!

Затем Бенедикте попыталась побеседовать с тремя сестрами.

Сандер Бринк взял Сисель с собой на длительную прогулку, так как ей не стоило пока появляться в этом доме. Но пристав и его тень Ульсен присутствовали вместе с Бенедикте при разговоре с фуриями.

Беседа превратилась в битву против стены подозрений и исковерканных представлений. Говорить с ними один на один не отважился бы никто, тетки в гостиной объединились в воинственный отряд.

— Здесь никогда не было привидений, — с достоинством произнесла высокая, тощая Агнес. — У девочки нездоровая фантазия.

— Но ведь вам было сказано, что люди видели пару раз какой-то свет на верхнем этаже? — сказал Свег ровным голосом.

— Люди говорят о нас много гадостей, — сказала Герд, и брошь затряслась от негодования. — Как будто бы трех беззащитных маленьких женщин не могут оставить в покое. Только потому, что мы не хотим общаться с кем попало! Лестница начала разрушаться двадцать пять лет назад. С тех пор никто так и не был наверху. Мы достаточно уютно устроились внизу.

— Вы унаследовали этот дом?

— Да, наш дорогой отец в молодости приобрел его. А мы изо всех сил пытались сохранить все в первозданном виде.

Бенедикте подумала, что есть некоторая разница в том, чтобы сохранять старый дом или пускать все на самотек, когда он приходит в упадок.

Беата облизала шоколад с пальцев.

— Для нас это было нелегко. Мы, бедные, одинокие женщины, живем только на наши скромные сбережения.

Пристав переменил тему.

— Вечером мы заберем девочку с собой, после того как Бенедикте обследует феномен с привидениями в коричневом салоне. Поскольку для всех будет лучше, если маленькая Сисель уедет отсюда.

— Нет, это мы не хотим видеть у себя такого ужасного ребенка! Они, видите ли, утверждают, что мы не можем рассчитывать на большое возмещение за все эти разрушения нашей любимой старой мебели.

— Ну, вы же уже получили часть платы за девочку, — сказал Свег укоризненно. После бесконечных дискуссий тетки вынуждены были вернуть половину денег чете Мартинсенов. Супруги отказались взять остаток обратно, ведь девочка оставалась на одну ночь, да к тому же все эти осколки, вся мебель!

Разговор топтался на месте, поэтому все облегченно вздохнули, когда Сандер вместе с Сисель появился на крыльце. Все, кроме теток, вышли наружу, чтобы их встретить. Бенедикте спрятала счастливую улыбку, увидев Сандера.

Ветхая веранда заскрипела от такого количества встречавших.

— Не прислоняйся вон к тому столбу, — предостерегающе сказал Ульсену Свег. — Малейший толчок — и мы погребены под этой рухлядью.

Бенедикте посмотрела наверх и убедилась, что он был прав.

— Вы знаете, мне жаль этих трех пожилых женщин, — тихо сказала она. — Подумать только, они так бедны и им так одиноко живется в этом доме с привидениями!

— Тебе их жаль? — сдавленно фыркнул пристав. — Сытый голодного не разумеет. Более скупых сестриц вам не найти, я слышал, они экономят на всем, выгадывают каждую мелочь. И они любят этот дом. Они сентиментально до отвращения привязаны к нему. Ну как же! Дом их детства, юности, дом дорогого папочки и мамочки и так далее. Нет, спасибо, никакого сочувствия!

Когда они пообедали, съев бесцветное и безвкусное блюдо — и прилично заплатив за него, — опустились сумерки, и пристав объявил теткам, что им лучше всего убраться подальше, потому что теперь Бенедикте необходимо выяснить, что же все-таки происходило в коричневой комнате.

Вначале, правда, она предложила помочь с мытьем посуды, но тетушки единодушно отказались. Кухня была одной из священных комнат в доме, куда никому из посторонних вторгаться было нельзя.

Тетя Агнес строго посмотрела на пристава.

— А если еще что-нибудь будет разбито в нашем чудесном салоне, именно вы будете обязаны возместить нам ущерб!

Казалось, что все трое надеялись на это. Они, без сомнения, не были так уж сильно привязаны к фамильным раритетам.

Если бы только Бенедикте могла припомнить, что же это так копошилось в ее подсознании! Здесь было что-то большее, чем просто воспоминания. Нечто скрытое, неясное, что явно было здесь не на своем месте. Но все же весьма существенное.

У двери в коричневый салон Сисель заартачилась.

— Нет! Я не хочу входить в эту комнату!

— Ты можешь сесть прямо возле двери, успокаивала Бенедикте. — И…

Наконец она встретилась взглядом с Сисель. У нее зарябило в глазах.

— Ну, может быть, Сандер хочет посидеть с тобой?

Если Бринк и был задет тем, что его назначили нянькой, он не подал и виду. Он только повернулся к Бенедикте со своей обезоруживающей улыбкой и притянул Сисель к себе.

— Разумеется! Пойдем, мы сядем здесь и будем сидеть тихо, а если что-то случится, убежим, не так ли?

Сисель молча и решительно кивнула.

Комната уже была убрана, все черепки выметены, и мебель стояла на своих старых, странным образом выбранных местах. Три раздраженные хозяйки отрядили для этой цели Ульсена. Глубоко оскорбленного, уязвленного Ульсена.

Только отметина вверху на стене была на прежнем месте и, естественно, разбитые окна. Пристав стоял и смотрел снизу вверх на отпечаток и задумчиво качал головой.

— Мне бы не хотелось повстречать хозяина этой лапы, — сказал он Бенедикте.

— Вы разве не догадались, кому принадлежит отпечаток? — удивленно спросила она. — Я думала, что все знают.

Пристав хмуро уставился на нее.

— Я не ясновидящий.

Бенедикте принялась было объяснять, что требовалось только немного логики, чтобы понять это, но заметила, что и Сандер Бринк, и Ульсен смотрят на нее вопросительно. Она сочла лучшим замолчать, так как не хотела ставить под сомнение их сообразительность.

Сисель дрожала всем телом, сидя в объятиях Сандера. Бенедикте было ужасно жаль ее, но присутствие девочки было абсолютно необходимо.

Бенедикте не смотрела на Сандера, но ощущала его близость каждым нервом. Его фантастическая притягательность почти парализовала ее, и ей даже хотелось, чтобы его сейчас не было рядом. Она не могла полностью сконцентрироваться.

Девушка попросила принести светильники с закрытым фитилем, чтобы осветить комнату. Она не хотела рисковать и устраивать пожар среди этой рухляди. Безобразная комната предстала во всем своем запустении. Богато меблированное помещение часто может выглядеть уютно и спокойно, но это казалось холодным и голым.

Бенедикте, пристав и Ульсен сели подальше, откуда был свободный обзор происходящего. Девушка прокричала Сандеру, сидевшему у двери:

— Дайте немедленно знать, если увидите что-нибудь необычное!

— Нам можно громко разговаривать, да?

— Это не имеет значения.

Они молчали и ждали. Шли минуты, но дом был спокоен. Сестры Мартинсен, очевидно, пошли спать. Сисель зевала.

Тут пристав Свег увидел, как Бенедикте почти незаметно повернула голову, прислушиваясь, словно она что-то почувствовала в комнате.

Даже Сандер, находившийся вдалеке, тоже обратил внимание на ее реакцию.

Все, не считая Сисель, замерли в ожидании. Но ничего не происходило. Пристав снова расслабился и вытащил свою курительную трубку, чтобы набить ее табаком.

В тот же момент трубка вырвалась из рук и пронеслась наискосок через комнату. С сильным шлепком она ударилась в стену. Куски дерева разлетелись в разные стороны.

Одновременно с этим массивное зеркало приподнялось с подставки и упало на пол со зверским грохотом.

— Бенедикте! — закричал Сандер Бринк. — Это — полтергейст!

— Да, это он, без сомнения! — ее голос едва перекрывал шум. — Выводи девочку наружу, быстро! Нам здесь больше нечего смотреть.

Приближаясь к выходу, они увидели стол, двигавшийся вверх ногами, и сразу же догадались, кто оставил после себя след на стене.

Сисель плакала, и Бенедикте попросила Ульсена немедленно отвезти ее на постоялый двор и оставить там на ночь. Впрочем, он мог вернуться назад, как только выполнит поручение.

Они услышали какое-то жужжание в воздухе за дверью и постучали по стене.

— Полтергейст, — сказал Свег задумчиво. — Я читал об этом, но не имею ни малейшего понятия, что это за штука. «Гейст» означает привидение, не так ли?

— Привидение или дух, призрак, — ответил Сандер. — Но полтергейст не вызван привидением, это физический феномен. Сила.

Они вопросительно смотрели на Бенедикте, которая беспокойно прислушивалась к спектаклю, разыгрывавшемуся внутри.

Все трое подошли ближе к двери.

— Каким же идиотом я был, — сказал пристав. — Не увидел львиные лапы на ножке стола.

— Это было, наверное, нелегко в такой переполненной комнате, подтвердила Бенедикте с отсутствующим видом.

Стол, который как раз стоял тихо возле двери, был круглым, на одной ножке, из которой выходили еще три, заканчивавшиеся необычно украшенными фантастическими лапами с когтями. Присутствовавшие замерили расстояние до отметины вверху на стене.

— Неплохой прыжок для льва, — сказал Свег. — Ты думаешь, что стол сам взлетел на такую высоту?

Он пригнулся, чтобы уклониться от летевшей в его сторону фарфоровой безделушки.

— Это все детские игрушки для полтергейста, — сказал Сандер. — Но что же тебя так сильно беспокоит, Бенедикте?

Она увела их с собой в более спокойную часть комнаты.

— Я не совсем понимаю. Видите ли, когда возникает полтергейст, причиной являются необычно сильные напряжения. На свете существуют отдельные люди, выступающие в роли своеобразных спусковых механизмов, высвобождающих эти аномальные напряжения, витающие, например, в этой комнате. Тогда и возникает так называемый феномен полтергейста.

— Ага! — сказал Сандер и посмотрел на нее блестящими, заинтересованными глазами. — Маленькая Сисель?

— Да. Так, по крайней мере, я думала. Но глядите! Ее больше нет в этой комнате, а буйства продолжаются. Вы понимаете, я все время ощущала здесь какую-то постороннюю силу — и я не имею в виду сам полтергейст.

— Я знаю, сказал Сандер. — Я заметил, что что-то тебя беспокоило.

Бенедикте спокойно посмотрела в его глаза.

— Да. Мне представляется, что именно эта сила вызвала полтергейст, а не сама Сисель. О, Господи! Там летит целая полка с фарфором!

— Наплевать! Мы ведь все равно не сможем остановить погром!

— Поскольку это не прекратилось, когда Сисель покинула помещение, мы должны отыскать источник. Он должен находиться где-то внутри.

— Лучше бы нам поберечься, — пробормотал пристав и стянул куртку. — Но необычные вещи начали твориться вчера ночью, не так ли?

— Верно. Я не думаю, что тетки долго мирились бы с тем, что их фамильные сокровища уничтожаются, — сказал Сандер. — Поэтому, девочка как-то связана с происходящим. Кстати, она забыла в комнате свою курточку, она лежит там на стуле.

— Курточку? — сказала Бенедикте, насторожившись. — Мы должны забрать ее… Ой!

Стул ударил ее по ноге так, что она вскрикнула, как от ожога. Сандер проворно схватил куртку.

— Пойдем, нам лучше выйти на веранду, — сказал он.

Все последовали наружу. Внезапно они услышали, как за их спинами наступила полная тишина.

— Видите! — сказала Бенедикте. — Это она.

— Значит, разгром продолжится, если мы снова зайдем в комнату с этой несчастной курткой?

— Нет, я так не думаю. В той комнате были слишком сильные напряжения, причину этого я не знаю, да это и не имеет значения, — ответила Бенедикте. — Для нас представляет интерес куртка, которая их высвободила.

Они вышли на ветхую веранду и сели на ступеньки лестницы, спускавшейся в запущенный сад. Летняя ночь была завораживающе темна, нельзя было как следует разобрать очертания предметов. Но Свег захватил с собой один из светильников, и в его свете люди принялись рассматривать куртку.

— Обычная маленькая детская куртка, — сказал Сандер. — Хорошего качества, довольно новая, я бы сказал…

Он механически опустил руку в карман. Сначала в один, затем в другой. Его рука на мгновение замерла. Затем он ее вытащил.

— Посмотрите! Что это?

— Большая монета? — сказал Свег. — Хотя подождите, здесь дырка.

Бенедикте протянула руку, чтобы взять монету. Внезапно она отпрянула назад.

— Я обожглась, — прошептала она. Мужчины удивленно посмотрели на нее. Сандер протянул монету, и Свег осветил ее фонарем.

— Выглядит, как будто она была чем-то вроде медальона, — сказал Сандер. — Или амулета. Он перевернул монету.

— Здесь и узор имеется… Что здесь написано? И он, и пристав вздрогнули.

— Сдается мне, что я уже видел этот узор раньше, — зловеще произнес Свег.

— Ну да! Тот же знак, те же символы, что и на спине того мертвеца, — ответил Сандер.

— Значит, здесь имеется связь! Между трупом и привидениями в этом проклятом доме.

— Нет, — сказала Бенедикте. — Появление амулета в доме было лишь случайностью. Вопрос в том, как он попал к Сисель.

— Ты права, — сказал Сандер, и ей показалось почти невероятным то, что он вот так запросто сидит рядом с ней и обсуждает серьезные дела, как будто бы ее мнение тоже берется в расчет! Словно не имеет значения ее беспомощная угловатость и рыхлость фигуры.

— Нам нужно поговорить с Сисель.

— Она уже, наверное, спит, — возразил пристав. — Нам придется подождать до утра.

— Да, — кивнула Бенедикте. — К тому же мне хочется поближе взглянуть на другой загадочный феномен.

— Какой?

— Шаги на втором этаже. И… Она спохватилась и замолчала. Она не могла рассказать о том, что еще услышала Сисель.

— Ты права, — сказал пристав и поднялся с места. — Как ты думаешь, что там у них наверху?

— Я не знаю. Скажу только, что в этом доме необычайно плохая атмосфера.

— Ну, это и я могу заметить, даже не будучи экспертом в этой области. Но каким образом ты собираешься попасть наверх? Взлетишь?

— Нет, в этом нет нужды, — вмешался Сандер. — Я осмотрел дом снаружи, пока все было тихо. Со стороны кухни имеется совершенно непонятное окно, и на втором этаже такое же, наискосок от первого. Я думаю, что там должна быть лестница.

— Если она в том же состоянии, что и первая, я по ней не полезу, — сказал пристав.

Бенедикте вспомнила обвалившийся лестничный пролет, и дрожь пробежала по ее телу.

— Нет, вы должны остаться внизу и отвлечь сестер. В самом худшем случае вам придется их припугнуть. А если мне понадобится ваша помощь…

— Но ты не можешь идти туда одна, ты разве сумасшедшая, девочка? Сандер пойдет с тобой, а я займусь старухами.

— Нет, — начала Бенедикте горячо, ей не хотелось брать с собой молодого человека, ведь там может оказаться нечто… нечто непристойное? Но что может быть непристойного на пустом этаже? Она отступила, внезапно почувствовав, что не хочет подниматься туда одна.

— Но если вам понадобится моя помощь, то кричите, — сказал пристав Свег. — Хотя мне никогда не доводилось арестовывать привидения.

Бенедикте ответила ему едва заметной улыбкой. Ей показалось, что все становится теперь еще более запутанным, ее чувства были в смятении.

А тут еще Сандер неверно истолковал ее неуверенность и ободряюще положил руку ей на плечо.

Этот жест для него был вполне естественным, он вырос в такой обстановке, где объятия, поцелуи и другие знаки внимания были привычными, вошли в повседневность. Бенедикте была не такой.

Дома на Линде-аллее все были глубоко привязаны друг к другу, но выражали это не более чем теплым, понимающим взглядом или дружеским жестом. Домашние редко прикасались друг к другу, только в торжественных случаях: при прощании или выражая глубокую благодарность.

Поэтому жест Сандера поразил ее, словно удар молота, и она потеряла способность отличать спокойные, нормальные мысли от напряженных романтических грез.

«Он прикоснулся ко мне! Его ладонь покоится на моем плече, его рука лежит на моей спине, я даже могу почувствовать ее, через ткань я ощущаю то, что теплотой и искренней любовью разливается по телу. Он обнял меня за талию, он любит меня, наверняка любит!

Или, может быть, нет? Может, он просто жалеет меня, да, так оно и есть. Но ощущение его руки, лежащей на моем плече, никто не отнимет у меня. Оно навсегда останется со мной».

Она попыталась замедлить шальное сердцебиение, но ничего не смогла с ним поделать.

Бенедикте безнадежно, полностью, невероятно влюбилась в человека, о котором мечтали сотни ее сверстниц — и который мог получить любую из них, лишь протянув руку.

Она угодила в безнадежную ситуацию, словно в ловушку.