Партизанка или как достать начальство [СИ]

Глава 13

Пока господин немец спал и видел чудесные сны, я, что бы отвлечься от неприятных дум, решила занять руки полезным делом, а заодно и подключить Генадия.

Чай — это хорошее дело, но время уже перевалило за обед, а в холодильнике шаром покати. Тоскливо прошлась по содержимому морозилки. Мяса нет. Печалька…

— Гена! — зычно позвала я. — Вы вареники домашние любите?

Голова парня в мгновение ока показалась в проеме. Он окинул голодным взглядом кухню и энергично закивал.

— Люблю.

— Отлично! Значит, будете помогать.

Он недоуменно моргнул, когда я всучила ему в одну руку лопату, в другую ведро и показала, где растет картошка. И нечего на меня так обижено смотреть. Кто не работает, тот не есть! Ладно, для Петермана пожалуй придется сделать исключение.

— Вот и славненько! — сказала я самой себе, чувствуя как неуемная жажда деятельности буквально распирает изнутри.

Напевая себе под нос, ставший излюбленным фронтовой репертуар, я быстро просеяла муку и замесила тесто. Затем раскатала его на колбаски и накрыла пакетом, что бы не засохло. Тут подоспел Гена с картошкой, которого мигом усадила ее чистить. Быстро разжарив сало на сковороде, добавила лук и вуаля! Шкварки с луком были уже готовы. Гена еще сгонял за помидорами и огурцами.

Поставила вариться картошку и услышала, как хлопнула входная дверь. Деды вернулись.

— Я вас уже потеряла, — сказала я, вытирая руки полотенцем.

— Да мы к Матвеевне на юбилей ходили, — доложила баб Валя. — Вон глянь-ка, наплясался пень мой старый. Молодость решил вспомнить.

Дед Сеня, одной рукой держась за поясницу, а второй за стену поковылял к дивану.

— Это все ты виновата, — с упреком пропыхтел он. — Нечего было меня при дамах стыдить.

— Ага, а ты и рад покрасоваться. Петух! — фыркнула она.

— Да кто это красовался? Я что ли? — тут же возмутился дед и жалобно посмотрел на меня. — Жень, хоть ты заступись за старого. Совсем их ума бабка выжила.

Я с трудом сдержала смешок, когда баб Валя уперла руки в боки и как рыкнет:

— А кто сегодня штаны с лампасами парадные достал. Я что ли? Говорю же, как есть петух!

Они бы, наверное, еще долго препирались, но дед Сеня не решил присесть на диван, а тот оказался уже занят неизвестным им мужчиной. Почему неизвестным? Да потому, что Петерман укутался пледом с головой. Торчали только светлые вихры на макушке и ноги в носках.

— Кто это? — поднял на меня ошарашенный взгляд дед.

В следующее мгновение из кухни с довольной моськой появился Гена. Баб Валя вздрогнула от неожиданности и схватилась за сердце.

— А это кто?!

— Спокойно! Это господин Петерман, — я указала рукой на спящего мужчину.

Деды неверяще уставились на диван, потом на меня.

— А это его водитель — Гена.

— Здрасте, — радостно оскалился парень. — У вас чудное малиновое варенье. В жизни такого не ел.

Дед Сеня коротко вздохнул, и все так же держась за спину, поковылял к выходу.

— Э-э-э, дед Сень, а вы куда? — спросила я, с недоумением наблюдая за его марш броском.

— Как куда? За пулеметом, — самым обыденным тоном ответил он и добавил. — Эх, зря я его на самый чердак прибрал. Но кто ж знал, что оккупируют ироды.

Гена мигом перестал улыбаться. Баб Валя ухватила деда за рукав в останавливающем жесте. А я мрачно усмехнулась, прикидывая, что вечер обещает быть очень не скучным.

Время близилось к вечеру. Мы всей честной компанией собрались на веранде лепить вареники. Поначалу разговор за столом никак не клеился, и бедный Гена ощущал себя явно не в своей тарелке. Но голод не тетка. Это дедам хорошо. Их в гостях покормили. Лично мне казалось, что мой несчастный желудок уже съел себя сам. Посему не откладывая в долгий ящик, я первую партию вареников бросила в кипящую воду. На сытый желудок и работа пойдет быстрее.

Пока варились вареники, я быстро порылась в аптечке и, выудив, оттуда Финалгон, решила натереть деду Сени поясницу.

— Так, дед Сень, пойдем лечиться. А то без слез не взглянешь, — сказала я. — Только смотрите, жжется он сильно. Вытерпите?

— Я против фашистов воевал! — возмутился дед. — А ты спрашиваешь… Чего мне сделается от обычной мази-то.

Через пятнадцать минут пожилой мужчина сильно пожалел, что согласился на мое лечение. Выхожу на веранду с кастрюлей полной ароматных вареников и смотрю, как он сидит и отчаянно старается держаться. Весь красный, хмурый, завернутый в бабкину пуховую шаль, только пар уз ушей не идет.

— Пытки у немцев были более гуманны, чем мазь твоя, — процедил дед с обиженным видом.

— Да ладно вам дед Сень. Это я вас еще пожалела. Сильно мазать не стала. Зато хорошенько прогреет, как новенький станете.

Он бросил на меня недоверчивый взгляд, но говорить ничего не стал, только носом поводил, вкушая аромат из кастрюли.

— Так Гена! — скомандовала я.

Парень вытянулся по стойке смирно, а я чуть не фыркнула. До чего же потешно он смотрелся в баб Валином парадном фартуке.

— Убирайте со стола муку. Сейчас поужинаем, а потом продолжим.

Молодец парень, сразу видно, что в армии служил. Мигом все убрал, протер и уже через пару минут, пожелав, всем приятного аппетита уминал за обе щеки вкуснейшие вареники с картошкой и чесноком. За столом началась оживленная беседа. Даже дед Сеня, прекратив дуться, присоединился к нам.

И вот в самый разгар нашего ужина, с тихим скрипом открылась дверь на веранду, явив господина немца с заспанным и помятым фейсом. Окинув, растерянным взглядом всю нашу компанию он тряхнул головой и выдал своим фирменным хозяйским тоном:

— Гена, что ты делаешь?!

Бедный водитель поперхнулся вареником. Я заботливо похлопала его по спине и обернулась к немцу.

— Ян, вы так человека до сердечного приступа доведете.

Господин немец явно проснулся не в лучшем расположении духа. Странно, обычно после такого крепкого сна просыпаешься полным сил. Может он просто тоже голодный.

— Лучше присоединяйтесь к нам, — улыбнулась я. — Пока не остыло.

Господин немец завис на несколько секунд, а затем подарил мне ледяной взгляд и чопорно заявил:

— У меня нет времени. Я опаздываю на встречу.

И добавил, но уже Гене, который двумя руками пытался набить в рот побольше, используя последние свободные секунды:

— Быстрее поехали.

— Угу, — промычал в ответ несчастный водитель, с тоской поглядывая на вареники.

Я от такой черной неблагодарности аж воздухом подавилась. Невольно покосилась на часы. Куда он спешит? Наш Виталий Иванович уже давным-давно в самолете, мечтает о кисельных берегах.

— Куда вы так торопитесь? — мягко произнесла я, вставая со своего места. — Поужинайте с нами. Я вареники сама готовила.

Вопреки ожиданиям, немец снова проделал фокус с недовольным взглядом и сквозь зубы выдавил:

— Евгения, вам кто-нибудь говорил, что вы иногда бываете навязчивы. Я же объясняю, у меня совсем нет времени.

Слова его больно резанули по ушам, и обида захлестнула меня с головой Что-что?! Может я ослышалась? Это я навязчивая? Зря… Ох, зря я тебя фашиста проклятого пожалела. Нужно было слабительное лить в компот. Сейчас бы до сих под сидел бы в деревянном домике и размышлял о теории относительности.

— Может все же того… за пулеметом… сгоняю, — услышала я неуверенный шепот деда Сени за спиной.

— Цыц, старый, — тут же одернула его бабка.

Странно, но их короткая перепалка, придала мне сил. Сделав морду кирпичом, с гордо поднятой головой, медленно подошла двери, рывком распахнула ее и зло выпалила:

— Может я и навязчивая, как вы выразились, господин Петерман. Да только вы знать не знаете, что такое элементарная вежливость и благодарность. Так же у вас отсутствует напрочь чувство такта и уважения к старшим, в чьем доме вас гостеприимно приняли и пригласили за стол, — изящно махнула в сторону выхода. — Не смею больше вас задерживать.

Господин немец злобно сверкнул глазами и пулей вылетел из дома, а за ним и Гена, совсем забыв о том, что на нем до сих пор баб Валин парадный фартук с кружавчиками.

Я тяжело закрыла дверь и прислонилась к ней лбом, ощутив, что силы покинули. Казалось бы, все удалось. Я помешала им подписать контракт. Но отчего-то в душе остался неприятный осадок от поведения Петермана. А с другой стороны, чего я ожидала? Что великий и ужасный господин немец, соизволит снизойти до нормально общения с простыми людьми? Может, поначалу ему и было со мной весело и забавно. Но это только поначалу.

В который раз убеждаюсь, что деньги портят людей. Сноб он. Самый натуральный сноб.

— Иди внученька, покушай, — позвала баб Валя.

Я оторвалась от двери и уже без всякого аппетита посмотрела на стол.

— Что-то перехотелось, баб Валь. Я лучше пойду посуду помою.

Старики проводили меня грустными взглядами, но расспрашивать ни о чем не стали. За это я была им вдвойне благодарна, так как и сама не могла толком понять, почему так резко упало настроение.

Пока методично мыла посуду в тазике, пришла мысль, что я как всегда стараюсь думать о людях лучше, чем они есть на самом деле. Идеалистка, блин. Мне казалось, что я нащупала ту заветную струнку в душе Петермана, потянув за которую покажется человек, которого разглядела вчерашним вечером. А оказалось, что нельзя найти то, чего в природе не существует.

— Жень, к тебе кажется, приехали, — раздался с веранды голос дед Сени. — Кажись, Василий Михайлович пожаловал.

Я выглянула в окно и, узнав знакомую «Тойоту», устало вздохнула. Вот почему этот мужчина не понимает по нормальному? Сказала же, дай подумать и остыть. Нет, в тот же вечер прискакал. Только еще разборок с ним не хватало для полного счастья.

Хлопнула входная дверь и на веранде послышался голос Луганского, который здоровался с дедами, а затем быстрые шаги по направлению к кухне.

— Жень, привет.

Я обернулась. Васек был как всегда при полном параде — в костюме и при галстуке. Видимо весь день трудился на благо другого района.

— Привет, — нейтрально поздоровалась я.

Ругаться с ним совсем не хотелось. Поэтому я постаралась быть предельно вежливой. Узнала, хорошо ли прошел его день. Даже поужинать предложила. И все это стараясь не замечать, как наглые руки гладят по плечам и целуют в макушку.

— Я так по тебе соскучился, — прошептал он.

Как же соскучился он! С утра не виделись. При воспоминании об утре, руки стали усерднее тереть кастрюлю.

— Ты ее так до дыр протрешь, — хохотнул Луганский прямо над самым ухом, а вездесущие руки продолжили свои поползновения. — А давай куда-нибудь сходим, развеемся?

Вот уж чего мне не хватало для полного счастья, так это развеется в его компании. Что ж он такой настырный-то!

— Вась, я устала. А мне еще помидоры полить надо. У деда Сени спина разболелась.

— Завтра с утра успеешь полить, — мурлыкнул он.

Нет, это нормально?! Значит сейчас иди, собирайся, поедем меня развлекать, а утром чуть живая шуруй, поливай свои помидоры. Хотела было уже дать ему локтем по ребрам, как замерла, прислушиваясь. К дому с тихим шуршанием подъехала машина. Чуть вытянула шею, глядя на улицу. Следом за машиной Луганского, припарковался черный «Мерседес».

Да что ж за день сегодня такой? Эти два придурка меня с ума сведут.

Пока я, до последнего надеялась, что это вернулся Гена отдать фартук, Васек увлеченно выцеловывал мне шею и не заметил, как скрипнули полы на кухне. Я вздрогнула и резко вывернулась из Васьковых объятий.

— Женечка, к тебе тут еще пришли, — позвала баб Валя, с любопытством поглядывая на бледную как смерть меня и раскрасневшегося и довольного Луганского.

На ватных ногах двинулась на веранду, прихватив тазик с грязной водой, что бы попутно вылить на улицу. Вышла и замерла с открытым от удивления ртом.

Нет, я, конечно, могла в своих мечтах представить, что господин немец придет извиняться за свое поведение, но что бы вот таким образом…

— Ян?! — удивленно воскликнул Васек, появившийся на веранде вслед за мной.

Затем взгляд мужчины потяжелеем, помрачнел и наконец, полыхнул черной ревностью. А все дело в том, что это чудо в перьях по имени Ян приперся не один, а с огромным букетом роз. И как вы думаете, о чем в первую очередь подумал Луганский?

Ой, мамочки-и-и! Мне вдруг как-то сразу захотелось куда-то спрятаться. А бежать-то некуда.

— Вот сейчас твой Максимка и пригодился бы, — брякнула баб Валя, толкая муженька в бок.

Вот, ей богу, не могла с ней не согласиться, с ужасом прикидывая, куда бежать в сарай или в туалет. В сарай-то надежнее будет. Там такой засов, что кувалдой дверь не вышибешь.

Пока я в уме простирывала варианты, Луганский, бросив на меня злобный взгляд, решил все же поинтересоваться у Петермана о причинах его столь позднего визита. Я уже было обрадовалась, что он не стал сразу рубить с плеча. Как оказалось зря.

Немец, нацепив на свою предательскую фашистскую морду ледяную маску, спокойно ответил:

— Меня на ужин пригласили, — и, повернув голову в мою сторону, обаятельно улыбнулся. — Я надеюсь не слишком поздно, Евгения.

Я вот сейчас не поняла. Это чего было-то? Приглашать, я приглашала. Но с его слов это прозвучало как-то так интимно. И, вообще! Он же отказался! Блин, похоже, у меня глаз задергался.

— Мы же с тобой договаривались, Ян! — громыхнул Луганский так, что я чуть не подпрыгнула.

Пока я силилась понять о чем, таком они могли договариваться, немец криво усмехнулся и, глядя прямо на меня, сказал:

— Я передумал.

Вот, тут-то Ваську и снесло крышу. Он в два шага преодолел расстояние, что разделяло его и Петермана. Мгновение и он заносит кулак для удара. Я инстинктивно рванулась на защиту немца. Васек его же прихлопнет как муху! Но не тут-то было. Ян ловко увернулся и перехватил руку Луганского. И откуда в нем столько силы? А с виду и не скажешь.

— Не делай того, о чем пожалеешь, — холодно процедил он, отступая на шаг от двери и молчаливо предлагая Ваську очистить помещение.

Тот даже не прощаясь, пулей вылетел на улицу. Я, не задумываясь, рванула следом.

— Вась! Вась, подожди. Это совсем не то, что ты подумал!

Мужчина затормозил и с горькой иронией сказал:

— Ты сейчас говоришь, как героиня из мыльной оперы.

— Ну и пусть. Послушай меня.

Он остановился у калитки и дрожащим от ярости голом рыкнул:

— Что?! Сейчас скажешь, что не приглашала его?

Я потупила взгляд.

— Приглашала… но по-дружески.

— Значит по-дружески, — зло выплюнул он. — Теперь понятно, почему ты меня пыталась выпроводить. Его ждала.

— Я не…

Я пыталась оправдаться, но он даже слова не дал мне сказать.

— Что, нашла себе любовника покруче? Тогда боюсь тебя разочаровать. Он женатый и никогда Эльзу не бросит, потому что он без нее никто. Поиграет в богатого папика. Может даже подарков надарит. Но очень скоро выбросит из своей жизни.

— Зачем ты так, — прошептала я, всеми силами пытаясь удержать обидные слова, что вертелись в ответ на такую несправедливость.

— Зачем?!

Мне показалось, он даже задохнулся от этих слов.

— Я столько ради тебя сделал! Даже был готов на серьезные отношения. Дрянь неблагодарная.

Вот тут-то в голове у меня щелкнул переключатель. Чего это он для меня такого сделал? Что-то не припомню. Ах, да картошку прополол и забор починил. Великие дела. Я бы даже сказала подвиги Геракакла! Ему было так тяжело, так тяжко… пока я за него в колхозе пахала от зари до зари. Затем мне сразу вспомнилась рыжеволосая прелестница Анна и ладонь внезапно зачесалась, дать кому-то в рожу.

Руки, что все еще держали тазик, дрогнули и я от всей души, а она меня широкая как матушка Россия, окатила эту скотину безрогую грязной и жирной водой. И пока он, матерясь, стаскивал с себя промокший пиджак, схватила метлу, которой обычно баб Валя подметала куриный помет и хорошенько хлестанула Луганского по пятой точке.

— Раз я такая плохая, выметайся и больше не приходи!

Нужно ли говорить, что он злобно сверкнув глазищами, пулей вылетел на улицу к своей шикарной тачке.

— Катись колобком! Скатертью дорожка! — напоследок крикнула я, крайне довольная собой.

Так-так, осталось еще одному всыпать пендюлей и жизнь удалась! Поудобнее перехватила свое орудие возмездия и двинулась в дом.

На веранде меня ждала настолько занимательная картина, что я от неожиданности даже метлу по инерции поставила в уголок. Петерман с понурой головой стоял рядом с чинно восседавшей на лавке баб Вале. Сама старушка вдохновенно отчитывала его как шкодливого мальчишку.

— Ишь, удумал чего — внучку нашу обижать! Мы ее тута кормим, откармливаем, а они ей нервы мотают. Получишь от нас с дедом. Се-е-ень?! — и метнула она царский взгляд на мужа.

— Да! Получишь! — с жаром поддакнул он и, кряхтя, поковылял к старенькому серванту.

Бабка проводила муженька пристальным взглядом и снова повернулась к немцу:

— Ты ирод нерусский, почем в наш дом пришел без приглашения? Или у вас там за бугром так принято? А?

— Не принято. Я извиниться хотел, — оправдывался блондинчик.

— Ишь, хотел он — рявкнула баб Валя и стегнула его полотенцем по плечу. — А теперь садись к столу… Как там тебя величать-то?

— Ян.

Старушка на мгновение задумалась, а потом злорадненько улыбнулась.

— Значит Яшей будешь. Садись Яшенька за стол.

Немец даже не вздрогнул. Только удивленно поднял голову и виновато улыбнулся, увидев замершую в дверях меня.

— За стол?

— Ты ж голодный был, — прищурилась она. — Или нет?

— Голодный-голодный, — поспешно заверил ее он и немного неуверенно присел за стол.

— Цветы! Цветы давай сюда. Да не помни, дурень!

Чуть не рассмеялась — до того потешное лицо стало у Яна. Он явно разрывался от противоречивых эмоций. С одной стороны, как же это так — его страшного и ужасного господина Петермана обозвали дурнем. А с другой — не ругаться же с пожилыми людьми в их же доме.

Краем глаза, заметила, что дед Сеня достал из серванта свежевыкопанный хрен и бутылку коньяка, что была у него припасена для особенных случаев. Видимо дед посчитал, что сей случай наступил. Чай как-никак с немцем за один стол собрался садиться и хреном его доморощенным потчевать.

Немца стало даже немного жалко. Он со смиренным видом сидел за столом и с расширяющимися от ужаса глазами наблюдал, как дед готовиться к тому самому «потчеванию». Старичок налил два граненых коньяком до краев и на мелкой терке стлал крошить хрен. У меня от резкого запаха моментально зачесалось в носу.

— Ох, хорош хрен уродился! — нахваливал дед свое угощение.

На Яна стало страшно смотреть. Он видимо уже триста раз пожалел, что решил извиниться. Беспомощно посмотрел на меня. А что я? Только и пожала плечами. Сам же на ужин приперся. Вот и терпи теперь. А я посмотрю и буду наслаждаться твоими мучениями, соколик мой. Вот такая я кровожадная. Должна же и для меня предусмотрена хоть какая-то моральная компенсация за испорченный вечер.

Я уже приготовилась, заняла место в первом ряду и… баб Валя всю малину испортила.

— Яшенька, ты руки-то мыл?

Блондинчик ухватился за этот вопрос как за соломинку.

— Нет.

— Тогда, поди на улицу. Там рукомойник висит. Женя, проводи гостя.

Провожу-провожу. Куда же деваться. Сейчас вот возьму метелку и провожу его как следует.

Вышла с веранды вслед за мужчиной и глубоко вздохнула. На улице стало свежо. Как-никак уже конец лета наступает. Скоро конец уборочной. От этого сердце жалостно сжалось. Я сделала все что смогла, но это всего лишь небольшая отсрочка. Что мешает Петерману подождать, пока Виталий Иванович не прикатит с Мальдивов.

Пока я задумчиво разглядывала спину немца, он успел помыть руки, тщательно вытереть полотенцем.

— Помыли ручки? — почти ласково поинтересовалась я.

— Да, Евгения.

Мужчина повернулся и замер. Еще бы! Я б на его месте вообще бы в сторону калитки вслед за Луганским бежала.

— А теперь скажите честно, какого вашу мать карбюратора, приехали с этим вонючим веником?! — рыкнула я и, приняв боевую позу половчее перехватила метлу.

И что вы думаете, этот гад сделал?! Мягко улыбнулся и, подойдя ко мне близко-близко, негромко сказал:

— Ты такая смешная, когда злишься. Словно рассерженный ежик, — и положил свою клешню поверх ладони, которая судорожно сжала черенок метлы.

От интимности, с которой были произнесены эти слова, я даже дара речи лишилась. Ян же, абсолютно не теряясь, осторожно высвободил метлу их цепкого захвата и потянул меня за руку в сторону огорода.

— Куда вы меня тащите? — наконец отмерла я.

— К речке. Мне кажется, отсюда открывается чудный вид, — невозмутимо ответил мужчина и прибавил шаг.

— Э-э-э, господин Петерман, вы нормально себя чувствуете? — на всякий случай осведомилась я.

Он вдруг резко остановился и я чуть не впечаталась носом в его спину.

— Плохо, я себя чувствую. Плохо, — все так же странно ответил он. — И все из-за тебя.

— А причем здесь я? — совершенно искренне удивилась я… ну почти искренне.

Ничего не сказав в ответ, Ян отпустил мою руку и продолжил целенаправленное движение в сторону реки. Мне не осталось ничего кроме как двинуться следом за ним. Что-то подсказывало, что ненужно оставлять этого ненормального в одиночестве. А то еще решит утопиться. Как после этого тут купаться?

Остановился немец у мостика, скинул туфли, носки и пошел к воде. И все это с каменным выражением лица. Я же бочком, бочком стала подкрадываться поближе. На всякий случай. А то он того… самого надумает.

Вопреки ожиданиям моей кровожадной фантазии мужчина просто с тихим вздохом опустил ноги в воду, предварительно закатав брюки.

Я замерла за его спиной, не решаясь подойти ближе. Смотрела на расслабленные плечи и опущенную голову Петермана, понимая, что этот человек с каждым разом все больше разрушает мои стереотипы. К примеру, если Луганский был открытой книгой, пусть еще непрочитанной и интересной, но я всегда знала, как он может поступить в той или иной ситуации. А господин немец — одни сплошные противоречия, острые углы и подводные камни.

— И долго вы будете испепелять меня взглядом, Евгения Николаевна?

Я вздрогнула и поняла, что все это время неприлично пялилась на Петермана.

— Э-э-э, почему же испепелять? — не растерялась я. — Может мне просто ваша спина приглянулась.

Мужчина обернулся и неожиданно хитро улыбнулся.

— В ваших устах это почти комплимент.

Он флиртует? Уф-ф-ф.

Я только хмыкнула в ответ и, не раздумывая, скинула тапочки, устраиваясь рядом с Яном.

Сидим. Молчим. Затем снова сидим. И опять молчим. Хорошо-то как.

— Красиво тут, — нарушает идиллию мужчина.

— Угу, — мычу в ответ.

— Даже уезжать не хочется.

Я удивленно уставилась на строгий профиль немца.

— Уезжать? И когда планируете?

— Сразу как подпишу контракт о продаже предприятия. Значит послезавтра.

Вот это новости!

— Как послезавтра?! Виталий Иванович отдыхать уехал. Вы же опоздали на встречу и не… — выпалила я и тут же прикусила язык, понимая что выдала себя с головой.

Ян внимательно посмотрел на меня и произнес со смешинкой в голосе:

— И все-то вы знаете, Евгения Николаевна. Боюсь вас разочаровать, но Виталий Иванович отменил свою поездку. Неужели вы думаете, что он уехал бы не завершив текущие дела?

Чувство стыда и досады мгновенно захлестнуло меня. Боясь поднять на Петермана глаза, я решила сбежать. И непонятно от неловкости или от злости, что все мои усилия были тщетны.

Мгновение и я уже на ногах. Наклоняюсь, хватаю тапочки, врубаю вторую скорость стразу на страте, но меня останавливает твердая мужская рука. Я поднимаю вопросительный взгляд на Яна.

— Поехали со мной, — и взгляд у него такой серьезный пресерьезный, словно ехать нужно, по крайней мере, на Северный полюс.

— Зачем это? Мне казалось, мы в прошлый раз выяснили, что работа в вашей компании меня не прельщает.

Светлые глаза блондинчика заметались, словно он никак не мог подобрать слова, что бы выразить свои мысли. Секунд десять, чисто из вежливости, я подождала, а потом дернулась в попытке уйти. Но не тут-то было. Видимо, господин немец не придумал ничего лучшего, как выразить свои предложения в… иной форме.

Он просто взял и поцеловал меня. Вот так вот запросто! Сказать, что я офигела от подобного поворота событий, не сказать ничего. Нет, я, конечно же, подозревала, что нравлюсь немцу, но не думала, что до такой степени.

Ян уверенным движением привлек меня ближе к себе и одной рукой обхватил затылок, мягко склонив голову на бок, намеренно делая поцелуй глубже и интимнее. Судя по тому, с каким упоением он занимался этим делом, прав был Луганский. Подумала об этом и потеряла суть своих размышлений… Блин, как же он классно целуется. Теперь понятно, что в нем нашла его супруга…

Вот на этой-то мысли меня торкнуло. Резко прервав поцелуй, высвободилась из загребущих ручонок. Надо отдать Яну должное, удерживать не стал. Только смотрел непривычно горящими глазами.

— А вот это было лишним, — пробормотала я, с трудом переводя дыхание.

Видимо немец имел на этот счет совершенно другое мнение. Его губы изогнулись в понимающей улыбке, а руки легли мне на плечи. И от чего-то они показались такими тяжелыми…

— Почему? — прошептал на ухо он. — Нам будет хорошо вместе.

Не нравятся мне его слова. Ох, не нравятся.

— И что мне делать в чужой стране? К тому же насколько я помню — у тебя есть жена, — чисто из спортивного интереса решила развить эту тему дальше.

— Мы с Эльзой давно живем в разных городах и редко видимся, — невозмутимо ответил он.

— Значит, ты предлагаешь жить с тобой? — уточнила я.

— Нет. — Ян покачал головой. — Со мной не получиться. Я часто бываю в разъездах. И приличия хоть какие-то нужно соблюсти. Я занимаю очень значительный пост, сама понимаешь.

Чуть не фыркнула в ответ на эти слова. Мне вот интересно он, правда, такой козел или прикидывается?

— Но ты, ни в чем не будешь нуждаться. Я постараюсь уделять тебе как можно больше внимания.

Ага, как комнатной собачке. Почему у мужиков одни и те же стереотипы. Сначала Луганский, теперь вот это… чудо придурошное. Не сильный пол, а одно сплошное разочарование.

— Нет, — отвечаю коротко, но емко.

Ян на мгновение задумывается и выдает то, что я меньше всего думала от него услышать:

— А если я отменю сделку?

Я забыла, как дышать, когда его губы искушающее прижались к шее, нашептывая:

— Думаю, что смогу убедить совет директоров изменить свое мнение. Ты сможешь руководить сельскохозяйственным сектором. О мелочах можешь не беспокоиться. Я обо всем позабочусь.

Значит, не беспокоится. Господин немец обо всем подумал, взвесил, принял решение и разработал стратегию. У меня складывается ощущение, что он не соблазняет меня, а ведет переговоры на передачу прав во временное пользование моей души и тела. Как же все это мерзко.

Медленно убираю грабли блондинчика со своей талии и оборачиваюсь.

— Сам до этого додумался или кто подсказал? — упираю руки вбоки и зло смотрю на немца. — Все предусмотрел, кроме одного — не вписываюсь я в твою концепцию поведения.

Молчит. Правильно делает. А что еще ему сказать в данной ситуации?

— Я сейчас дам вам один хороший совет господин Петерман, — говорю дрожащим от ярости голосом. — Езжайте в свою Германию. Живите со своей женой. А ко мне больше не приближайтесь!

Круто разворачиваясь, делаю два шага. Но тут, же меня хватают за руку.

— Жень, подожди!

Ей богу, его персона уже начинает действовать мне на нервы. А когда я нервничаю то, что? Правильно, кто-то получает по наглой блондинистой физиономии. С размаху даю кулаком ему в глаз. Не зря я целый год ходила на курсы по самообороне. Удар у меня хороший. Получи фашист гранату!

От неожиданности или от того, что рука у меня слишком тяжелая он делает несколько шагов назад, и, неловко оступается, с коротким воплем срывается с мостика в воду. А я не оборачиваясь почти бегом устремляюсь напрямик через огород в дом. Видеть больше не хочу его немецкую рожу.

Позже лежа в постели без сна и прокручивая события сегодняшнего дня в голове по сотому кругу, понимала, что необоснованно вспылила. Чего стоило просто ответить Яну вежливым отказом и на этом завершить разговор, но нет природная стервозность сыграла злую шутку. Не удивлюсь, что теперь нажила себе серьезного врага в лице господина немца. Сомневаюсь, что его хоть раз в жизни посылали таким… ну скажем, экстравагантным способом.

С другой стороны, чем немец хуже самого обычного нашего мужика? Да ничем. Мало ли наших делают такие предложения понравившейся девушке, уже имея жену и детей? Вот и я о том же. Может мне просто хотелось думать о нем лучше, чем он есть? И разочарование плюс расшатанные нервы сделали свое дело.

Не скрою — Ян мне нравился. Как человек и как мужчина. Но… В каждом предложении одни «но» и «против». Мы с ним из совершенно разных миров. Даже если закрыть глаза на его семейное положение, не думаю, что из нас получилась бы пара.

А с кем получилась бы? С Луганским?

И тут срабатывает отличительная черта всех русских женщин. Если же я в двадцать пять… Блин, уже почти двадцать шесть не могу усмирить свой нрав и найти общий язык с мужчиной, что же будет через пару тройку лет? Возраст он не резиновый. А характер с годами не улучшается.

В итоге так ничего не решив, я извелась и от усталости отрубилась.

Утро встретило тяжелой головой и не менее тяжелыми мыслями. Пока пила кофе под хмурым взглядом баб Вали, созрело два решения:

Первое — переступить свою чертову гордость и помириться с Васьком.

Втрое — уволиться с колхоза.

Скажете — как же принципы? Как же справедливость? Нет ее в жизни. Не существует на свете. И как бы я не старалась в своих долбанных иллюзиях ее воссоздать от действительности не убежать. А она такова, что если не хочу остаться одна и у разбитого корыта, то стоит засунуть принципы куда подальше и двигаться со скоростью двигателя внутреннего сгорания, поскольку любые взаимоотношения с Яном Петерманом — это тупиковая ветвь цивилизации.

Нравилось ли мне самой то, что я собиралась делать? Нет. До отвратительной тошноты. Но чувство безысходности давило на подкорку со страшной силой.

— Чего не ешь? — голос баб Вали вывел меня из сонного оцепления.

Я растерянно перевела взгляд на теплые оладушки со сметаной и со вздохом отпила еще глоточек кофе.

— Аппетита нет.

— Ну-ну, — вздохнула бабка и присела рядышком, подперев кулаком голову. — Рассказывай, чем тебя фашист этот проклятый расстроил.

Кратко и без подробностей пересказала ей, как послала Яна в плаванье по реке, как поругалась с Луганским и самое главное, что скоро мы с дедом Сеней станем безработными.

— Да, дела, — покачала головой бабка. — И что делать-то теперь думаешь?

Я пожала плечами.

— Поеду к Васе — мириться. Что же мне еще остается?

— Это правильно, — одобрительно произнесла баб Валя. — Все лучше, чем с этим иродом нерусским. А Вася хоть и грозный да характерный, зато не пьющий и работящий. Ты вот что — иди, принарядись. Да так что б ух! Глазенки из орбит повылазили.

Сказано — сделано. Скрепя зубами и другими жизненно важными органами поплелась собираться, что бы сразить в самое сердце своего вредного директора. Последнее тоскливо кольнуло в груди, и я себе напомнила, что больше он мне ни какой не директор.

Наряд выбирала недолго. Последовала совету старой женщины и напялила на себя нечто из разряда «с вырезом до пупа» и «пояс вместо юбки», нацепила шпильки, завершила образ боевым раскрасом. Придирчиво осмотрела себя со всех сторон и улыбнулась собственному отражению. Ну, что?! Бойтесь мужики! Женька вышла на тропу завоевания.