Паспорт 11333. Восемь лет в ЦРУ

Доверенный переводчик

Хуан Нориега активно участвовал в создании управления разведки и контрразведки. Но в основном Нориего занимался оперативной работой в политическом отделе посольства. В его подчинении находились дипломатические работники, техники — связисты, сотрудники лаборатории, операторы детектора лжи и т. п. Вое они въезжают в страну на правах дипломатов, и, конечно, в визе не указывается, какой именно работой они будут заниматься.

В подчинении Нориеги были также специалисты по допросам, причем по допросам самыми различными способами. Эти специалисты проводили в Главном полицейском управлении такие допросы, что многие из арестованных страшились вспоминать о них. Другой тип отношений устанавливался у Нориеги с агентами, находившимися в стране проездом, такими, например, как двое кубинцев — высокопоставленных служащих уругвайского отделения фирмы «Кока — кола» или как колумбиец из фирмы «Филип Моррис».

И наконец, в распоряжении Нориеги были уругвайцы, им поручалось вести слежку, организовывать избиения или убийства. Мои контакты с этими агентами ЦРУ были очень редкими, даже случайными.

Во время отпуска Кантрелла в 1968 году Нориеге пришлось руководить двумя участками, и он был страшно перегружен. Помимо переводов, я должен был каждые две недели представлять отчеты об Эганье, Рэе и некоторых других моих учениках. Все отчеты я представлял в письменном виде, но пояснения к ним давал устно.

Связь с Кантреллом устанавливалась просто. Я просил телефонистку коммутатора посольства соединить меня с внутренними номерами 60 или 61, назывался Антонио и спрашивал Гильермо. Кантрелл мне назначал час встречи в баре «Эль Камароте» и вешал трубку.

Хуан Нориего предпочитал встречи на площади Каганча, на углу улицы Сорокабана. Он вечно спешил, поэтому я садился к нему в его «фольксваген» кремового цвета и на ходу докладывал. Таким образом он экономил вечно недостающее ему время. От Пасо Молино мы ехали к Пуэнте Карраско, а оттуда к парку Родо. Поступал он всегда одинаково: ставил автомобиль и сразу же исчезал, а я оставался его ждать. Через несколько минут он возвращался, и мы продолжали разговор до следующей остановки. Иногда я видел людей, с которыми он встречался. Похоже, что все они были уругвайцами: они были очень скромно одеты.

Однажды мне пришлось принять участие в таком нудном деле, как наружное наблюдение. Оно велось за Хименесом де Аречагой, родственником министра внутренних дел. Пост наблюдения находился на улице Пабло‑де — Мариа. Я в то время жил в доме Кантрелла, но моя собственная квартира находилась всего в двух кварталах от объекта наблюдения. Нориега попросил меня провести эту работу. Мне было легче это сделать, поскольку мое присутствие на улице не привлекало бы внимания.

Нориега показал мне несколько фотографий. На всех был запечатлен один и тот же пожилой человек. Я должен был следить за всеми, кто входил или выходил из дома родственника министра, по возможности узнать имя человека на фотографии и отметить точный час его прихода. Самое главное, Нориеге надо было удостовериться, посещает ли человек на фотографии этот дом.

Случается иногда, что человека, ведущего наружное наблюдение, принимают за вора или грабителя и его арестовывает полиция. В этом случае ни при каких обстоятельствах нельзя называть своего настоящего имени. На операции такого рода нельзя брать удостоверение личности. Если ты оказался в полицейском участке, то должен сказать, что тебя зовут Игнасио Бермудес. Это одно из парольных имен, которые периодически менялись. Имя — пароль услышит кто‑либо из членов параллельного аппарата и сообщит о происшедшем по телефону, номер которого также периодически менялся.

Восемь часов я простоял столбом на углу улицы, наблюдая за домом Хименеса де Аречаги. У меня, видимо, был такой кислый вид, что Нориега еще только один раз просил меня оказать подобную любезность. Второй случай был похож на первый, только цель наблюдения была менее безобидной, чем в первом случае. Я не привожу деталей и имен жертв, поскольку большого значения они не имеют, но могут причинить неприятности одной уважаемой уругвайской семье.

Возвращаясь к теме переводов, могу сказать, что, за исключением инструкций к лабораторному оборудованию, все остальные работы были переводами с испанского на английский. Причины вполне понятны. Американцы в основном получали, а не давали информацию, исключая тайные или открытые сведения о лицах, передачу технических я оперативных навыков.

После того как лабораторное оборудование было установлено, почти отпала необходимость в переводах на испанский язык. Что касается оперативных занятий, то их по большей части вели американские инструктора. Важным исключением явился перевод на испанский язык аналитической справки о деятельности Восточного революционного движения (МРО) [31], которую составил политический отдел посольства США.

Кроме того, на испанский язык переводились пропагандистские материалы — их называли назидательным чтением. В основном, за исключением одной — другой детали, они не отличались от статей, публикуемых журналами «Тайм» или «Ньюсуик». В них комментировались вопросы раскола коммунистической партии какой‑либо латиноамериканской страны под влиянием пекинской политики раскола и тому подобное.

Срочно были переведены на английский язык восемьдесят с лишним тестов ответов на «три вопроса». Эти тесты прошли все сотрудники управления разведки и контрразведки, а также некоторые важные осведомители. Раздавал тесты Лемос Сильвейра. Копии ответов он передавал американцам. Тест был очень простым. Нужно было сделать три описания самого себя: со своей точки зрения, с точки зрения друга и недруга. Описания должны были быть короткими, не менее одного абзаца, но и не более страницы. Описания эти получались очень интересными. Читая их, я встретил в числе авторов ответов многих знакомых из только что созданного управления разведки и контрразведки.

Среди переводов на английский язык я вспоминаю работу, в которой говорилось о внутренних противоречиях, возникших в АНКАП — Национальном управлении топлива, спирта и цемента, и о возможности проникновения агентов в эту организацию. Перевел я также общий обзор движения национального освобождения («Тупамарос») и карточки с личными данными на 37 членов этой организации. Был сделан перевод на английский язык и обзора о положении католической церкви в Уругвае.

Позже пришлось перевести небольшую работу о нецелесообразности вступления в конфликт с церковью и о возможности использовать «демократических» священников для нейтрализации прогрессивных тенденций. Я также переводил карточку с личными данными на епископа департамента Сальто, аналитическую справку по столичным газетам и профсоюзу журналистов, исследования о Хорхе Батлье и внутреннем положении в партии «Колорадо», биографию Мартина Эчегойена и обзор об опасности взятия под контроль прогрессивными католическими кругами газеты «БП колор».

Оригиналы и переводы я хранил в портативном сейфе, который мне передал Кантрелл. Все переводы на английский язык и два на испанский — о Восточном революционном движении и о церкви — имели гриф «секретно». По степени секретности все документы подразделялись на категории А, В и С. Переводы документов категории В, тем более С я не имел права делать дома. Переводил я их на квартире у Кантрелла. Все очень осложнялось, когда Кантрелл был в отпуске. Нориега был перегружен работой, и, кроме того, дома у него нельзя было делать переводов. В таких случаях привозил переводы на квартиру Кантрелла некий Давид — янки с небольшим мексиканским акцентом — и ждал, пока я не сделаю перевод. Давид забирал оригинал и перевод и приезжал на следующий день.

Здесь не место пересказывать содержание переведенных мной строго секретных документов с грифом С. Мне доверялась эта работа, потому что у меня была самая высокая степень допуска, которую может получать сотрудник, не являющийся гражданином США. Однако мне никогда не доверяли сверхсекретных бумаг («клэссифайд»), к ним доступ имеют только граждане Соединенных Штатов Америки.