Патогенез. История мира в восьми эпидемиях

Могли ли болезни помочь относительно небольшой общине пастухов сменить устоявшееся земледельческое общество в Северной Европе в первой половине пятого тысячелетия до нашей эры? Хотя у нас пока нет "дымящегося пистолета", есть веские косвенные доказательства, указывающие на то, что это могло произойти. Численность населения в регионе не продолжала неумолимо расти после перехода к сельскому хозяйству. На северо-западе континента начальный период роста пришелся на период между 6 000 и 5 500 годами, но затем численность населения сократилась; к 5 000 лет назад она была на 60 % меньше, чем в период расцвета. Она оставалась низкой еще полмиллиарда лет. В Британии население продолжало разводить скот, но многие люди, похоже, отказались от выращивания зерновых и перешли к добыче пищи. Интересно, что именно между 5 000 и 4 500 годами назад - когда численность населения была на самом низком уровне - европейские фермеры эпохи неолита приложили все усилия для строительства Стоунхенджа. Было ли строительство этого великого монумента в конечном итоге тщетной попыткой умиротворить своих богов и остановить упадок своей общины?

Неолитическая черная смерть

Около двух десятилетий назад археологам удалось извлечь ДНК примерно восьмидесяти человек, умерших в течение короткого периода времени и похороненных вместе в Фральсегордене, на западе Швеции, около 4900 лет назад. Останки принадлежали земледельцам, населявшим самые северные районы Европы. Они жили в небольших поселениях, состоящих из разрозненных хуторов, поэтому удивительно найти массовое захоронение с таким количеством людей. Когда образец был проанализирован в лаборатории, выяснилось, что предки людей в могиле наполовину состояли из неолитических европейских фермеров, а наполовину - из существовавших ранее охотников-собирателей. Но причина их смерти оставалась неизвестной.

В процессе извлечения ДНК древнего человека также собирается генетический материал микроорганизмов, которые находились в кровотоке в момент смерти. Поначалу исследователи не обращали внимания на этот огромный объем информации. Но в последние пару лет они начали анализировать ДНК микробов, найденных в пульпе древних зубов, которые, как правило, сохраняются лучше, чем кости, поскольку защищены эмалью. Эти исследования начинают революционизировать наше понимание неолитической чумы.

Когда ученые вновь изучили ДНК, собранную с древних скелетов, захороненных в могиле Фрельсегорден, они обнаружили следы Yersinia pestis - это самое древнее доказательство существования бактерий чумы из когда-либо найденных.Исследователи пришли к выводу, что почти 5 000 лет назад по южной Швеции прокатилась эпидемия, унесшая жизни большого количества людей, в том числе и тех, кто был похоронен в братской могиле. Однако значение этого открытия выходит далеко за пределы Скандинавии. Ученые использовали аналогичные методы, чтобы обнаружить ДНК чумы в древних, но немного более молодых скелетах по всей Евразии, от современной Германии до Сибири. Сравнивая геномы этих разных штаммов бактерий, можно вычислить, как давно они разошлись друг с другом. Оказалось, что все различные образцы Yersinia pestis были связаны с общим предком, который циркулировал около 5700 лет назад.

Весьма вероятно, что резкое сокращение численности населения, произошедшее в Британии и других странах Западной Европы около 5 000 лет назад, было вызвано "неолитической черной смертью". Но эта разрушительная эпидемия отличалась от "Черной смерти" XIV века в одном важнейшем отношении. Yersinia pestis превратилась в переносимую блохами бубонную чуму только в начале первого тысячелетия до н. э. До этого она передавалась при чихании и кашле и поражала легкие. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), легочная чума убивает почти всех инфицированных, если ее не лечить, в то время как бубонная чума составляет от 30 до 60 процентов. Однако избежать вдыхания бактерий чумы было проще, чем укусов зараженных блох, которые путешествовали на черных крысах, повсеместно распространенных в средневековой Европе.

Теперь ученые имеют довольно хорошее представление о том, где впервые появилась чума как болезнь, способная заразить человека. Одни из самых ранних городов были основаны около 6 000 лет назад и расположены между современными городами Киев и Одесса на Украине. Археологи обнаружили пятнадцать "мегапоселений" Кукутени-Трипиллии площадью более одного квадратного километра, что эквивалентно примерно 200 футбольным полям. Самое крупное из них было в три раза больше, то есть чуть больше лондонского Сити и чуть меньше Центрального парка Нью-Йорка. В этих городах проживало до 15 000 человек, которые жили в домах из плетня, построенных на каменном фундаменте и расположенных концентрическими кругами с большим промежутком посередине. Археологи предполагают, что это открытое пространство могло использоваться для проведения церемоний, собраний или содержания сельскохозяйственных животных.

Беспрецедентные размеры мегапоселений Кукутени-Трипиллиа стали возможны благодаря удивительному плодородию чернозема в этом регионе. Жители добывали себе пропитание, сочетая мелкое растениеводство, выращивание фруктовых садов и животноводство, дополняемое охотой. Это приводило к тесному соседству как с одомашненным скотом, так и с паразитическими видами. С точки зрения плотности населения и тесного контакта с животными, условия жизни были беспрецедентными. Это были, по меткому выражению Джеймса Скотта, многовидовые лагеря переселенцев. Это, в сочетании с их расположением в точке пересечения юго-восточной Европы и евразийской степи и датами их заселения, делает мегапоселения вероятным кандидатом на место, где чума впервые возникла как болезнь, способная заразить человека.

Из мегапоселений Кукутени-Трипиллии на юго-востоке Европы чума могла распространиться по всей Евразии - даже в такие отдаленные места, как Скандинавия, - через торговые сети дальнего следования. После перехода к оседлому сельскому хозяйству появились связи между отдаленными друг от друга народами, поскольку ремесленники производили больше товаров, а у новой богатой правящей элиты появились средства для их покупки. Наиболее ярким свидетельством торговли на большие расстояния в это время являются украшения с лазуритом, которые были добыты в Бадахшане (на территории современного северо-восточного Афганистана) и найдены за 5000 километров, в археологическом памятнике в Египте возрастом 5500 лет. Некоторые ученые утверждают, что возросшая связь между отдаленными частями Старого Света была ничем иным, как доисторической глобализацией. Эти сети способствовали распространению инфекционных заболеваний через евразийские земли - точно так же, как авиаперевозки и туризм способствовали распространению Ковид-19 из Уханя в остальной мир.

Могла ли чума стать причиной демографического спада между 5 500 и 5 000 лет назад? Способствовала ли Yersinia pestis сокращению численности первых земледельцев, построивших Стоунхендж? На Британских островах никогда не находили следов древней чумной бактерии, поэтому мы не можем сказать наверняка. Но мы знаем, что чума была распространена и в других труднодоступных частях Европы, и что между людьми, жившими по обе стороны Ла-Манша, существовали контакты. Тот факт, что Британия была островом, возможно, на какое-то время защитил ее от патогенов, но ее изоляция в конечном итоге сделала раннее земледельческое население более уязвимым для инфекционных заболеваний с континента. В 2300 году до н. э., когда лучник из Эймсбери и его товарищи-пастухи прибыли в Британию с континента, они должны были встретить относительно пустую землю и ограниченное сопротивление со стороны европейских земледельцев эпохи неолита.

Континент иммигрантов

Приток степных скотоводов в третьем тысячелетии до нашей эры стал последним великим миграционным движением в Европе. Хотя в последующие годы различные группы иммигрантов продолжали обогащать генофонд, с приходом степных пастухов все компоненты современного европейского генома уже присутствовали. Люди европейского происхождения представляют собой смесь трех генетически различных групп населения (плюс, в некоторых случаях, следовые количества других ДНК). Во-первых, западные охотники-собиратели, такие как Чеддерский человек, у которых была темная кожа и волосы и светлые глаза. Во-вторых, оливковокожие, темноволосые европейские земледельцы эпохи неолита, такие как ледяной человек Этци, которые мигрировали в Европу из Анатолии примерно 9 000 лет назад, принеся с собой земледелие, и прибыли в Британию три тысячелетия спустя. И в-третьих, степные пастухи: высокие, светловолосые, светлокожие пастухи, мигрировавшие на запад из евразийской степи около 5 000 лет назад и освоившие земледелие, когда поселились в Европе. Это имеет огромное значение: современные европейцы не являются ни генетически "чистыми", ни коренными жителями региона. Даже белые европейцы являются беспородными иммигрантами.

Пропорции этих трех предковых компонентов варьируются в пределах Европы и помогают объяснить физические различия между популяциями, живущими сегодня в разных частях континента. Охотники-собиратели внесли небольшое количество ДНК в геном всех современных европейцев. Неолитические земледельцы составляют большую часть генома южных европейцев, в том числе в Греции, Испании и Италии. Сардиния, по-видимому, избежала притока степных скотоводов: от 80 до 90 процентов ДНК сардинцев происходит от неолитических европейских земледельцев. Население горного региона Басков на северо-востоке Испании и юго-западе Франции также тесно связано с людьми, которые впервые ввели оседлое сельское хозяйство в Европе. ДНК степных пастухов - крупнейший источник предков в Северной Европе, составляющий около половины генома современных норвежцев и чуть меньше - других северных европейцев, включая жителей Британских островов.

Степные пастухи, пронесшиеся по Европе после неолитической Черной смерти, также являются наиболее вероятным источником всех индоевропейских языков, на которых сегодня говорит чуть меньше половины населения Земли. Английский, немецкий, латынь и родственные языки, греческий, русский, фарси, хинди и так далее - все они происходят от одного общего языка-предка. В какой-то момент в далеком прошлом на протоиндоевропейском языке, должно быть, говорила относительно небольшая популяция где-то в Евразии, которая затем распространилась по Европе и Южной Азии, принеся с собой свой язык. Со временем протоиндоевропейский язык распался на разные, но родственные языки, на которых говорили географически отдельные популяции.

На протяжении последних двух с половиной столетий, с тех пор как впервые была замечена связь между индоевропейскими языками, ученые задавались вопросом об их первоисточнике. Недавние открытия древних ДНК наконец-то помогли прояснить этот вопрос. Все индоевропейские языки имеют схожий словарный запас слов, связанных с повозками, включая ось, столб, упряжь и колесо. Это очень убедительное доказательство того, что население, ответственное за протоиндоевропейский язык, должно было мигрировать в Европу после того, как колесные транспортные средства начали появляться в археологической летописи между 6 000 и 5 000 лет назад. Поскольку первая великая миграция неолитических европейских земледельцев из Анатолии в Западную Евразию началась 9 000 лет назад, она не могла быть источником индоевропейских языков. Миграция степных скотоводов на запад, напротив, началась 5 000 лет назад и принесла в Европу колесо и повозку. Их ДНК в значительных количествах встречается среди людей, говорящих на индоевропейских языках - не только в Европе, но и в Центральной и Южной Азии. Это делает степных пастухов наиболее вероятным источником языков, на которых сегодня говорят несколько миллиардов человек.

Поразительно, но последствия миграции небольшого числа пастухов из западной евразийской степи 5 000 лет назад, которая, скорее всего, стала возможной благодаря разрушительной пандемии чумы, можно увидеть и услышать буквально по всему миру и сегодня.

Глава 3. Древние чумы

Религия - это вздох угнетенного существа, сердце бессердечного мира и душа бездушных условий.

-Карл Маркс

Как мухи для распутных мальчиков

Илиада" Гомера начинается с чумы. Действие происходит в конце осады Трои ахейской армией. В первых строках греческие захватчики совершают набег на соседний город и берут в плен двух прекрасных троянских дев. Хрисея становится собственностью Агамемнона, микенского царя и командующего ахейской армией, а Брисея достается великому воину Ахиллу. Когда отец Хрисеи - жрец - приходит в ахейский лагерь с мольбой о ее возвращении, Агамемнон отказывается от предложения выкупа и жестоко насмехается над ним. В отчаянии отец Хрисеи просит Аполлона наказать греческого царя, и тот спускается с горы Олимп и выпускает в греческий лагерь чумные стрелы. После девяти дней болезней и смертей Агамемнон признает, что Аполлона нужно умиротворить. Хрисея возвращается к отцу, чума прекращается, но, чтобы сохранить лицо, греческий царь отнимает у Ахилла Брисею. Это положило начало разрушительной вражде, которая продолжается на протяжении всей эпической поэмы.

История Троянской войны, описанная Гомером в "Илиаде", пересказывалась и приукрашивалась сотни лет, прежде чем была записана в восьмом веке до нашей эры, что делает ее одним из самых ранних произведений западной литературы. Тот факт, что инфекционные заболевания играют столь важную роль в повествовании, указывает на разрушительное воздействие эпидемий на общество того времени. Кроме того, "Илиада" дает представление о том, как люди, жившие несколько тысяч лет назад, воспринимали мир. В греческой системе верований преобладали антропоморфные божества, которые часто вмешивались в жизнь смертных людей, и эпидемии воспринимались как инструмент божественного возмездия, которым орудовал Аполлон. По словам Сьюзен Сонтаг, вспышки инфекционных заболеваний рассматривались как "коллективные бедствия и приговоры обществу".

Опустошительная вспышка инфекционного заболевания сыграла важную роль и в одной из самых ранних попыток написать историю - рассказе Фукидида о двадцатисемилетней войне между Афинами и Спартой во второй половине пятого века до нашей эры. В его "Истории Пелопоннесской войны" описывается, как, когда спартанцы напали на Аттику в 430 году до н. э., афиняне последовали оборонительной стратегии, разработанной Периклом, самым выдающимся полководцем и государственным деятелем того времени. Сельское население Аттики покинуло деревню и отступило за городские стены Афин. Это имело смысл с военной точки зрения: спартанцы обладали превосходящей армией, поэтому афиняне хотели избежать сражения с ними в бою. Они просто ждали, пока враг потеряет терпение и вернется домой, а затем использовали свое морское превосходство, чтобы выиграть войну. Однако с точки зрения общественного здравоохранения эта стратегия была катастрофой. С притоком нескольких сотен тысяч человек из сельской местности население Афин удвоилось или даже увеличилось в четыре раза. Город стал переполненным и антисанитарным. Вскоре началась разрушительная вспышка инфекционных болезней, которая прошла несколькими волнами в период с 430 по 426 год до нашей эры.

Эпидемия была истолкована консервативными афинянами, которые были погружены в гомеровские мифы, как доказательство того, что боги и особенно Аполлон благоволят Спарте. Фукидид сообщает, что перед началом войны спартанцы посетили Дельфийский оракул, и им сказали, что если они нападут на Афины всеми силами, то Аполлон поддержит их и они выиграют конфликт. Более древнее пророчество, о котором вспоминали многие афиняне, предсказывало, что война со Спартой будет сопровождаться чумой. Несмотря на суеверия своих соотечественников, Фукидид гораздо менее охотно, чем Гомер или Геродот, верит в истории о вмешательстве божеств, которые общаются со смертными людьми через оракулов. Этот скептицизм был присущ не только Фукидиду, но и интеллектуальному движению в Афинах пятого века, которое иногда называют греческим Просвещением. Например, его современник Гиппократ отказался от мнения, что за вспышки болезней ответственны разгневанные боги, и вместо этого утверждал, что врачи должны наблюдать за симптомами пациента, диагностировать, что с ним не так, и предпринимать соответствующие действия. И, конечно, Сократ был приговорен к смерти за нечестивость и развращение афинской молодежи.

Убедительных доказательств того, что именно патоген опустошил Афины пятого века до нашей эры, нет. Попытки извлечь ДНК бактерий или вирусов из останков древних людей пока оказались тщетными. Лучшей подсказкой для нас является рассказ Фукидида о симптомах, которые включали боль в горле, сильный кашель, диарею, жгучую лихорадку, болезненную сыпь, неутолимую жажду и бессонницу. Он, несомненно, имел все возможности для описания болезни, поскольку сам заразился и выздоровел. Исследователи даже проанализировали изображение Софоклом эпидемии, поразившей Фивы в начале "Эдипа Рекса", в поисках подсказок, поскольку пьеса была написана сразу после афинской чумы, а вымышленная эпидемия, как предполагается, была вдохновлена реальной. Исходя из имеющихся источников, наиболее вероятными кандидатами считаются тиф и оспа.

Фукидид утверждает, что от чумы умерло "несметное число" афинян. Он описывает, как "мертвые и умирающие лежали друг на друге, а полумертвые люди валялись на улицах и вокруг всех источников в жажде воды". По современным оценкам, погибло около четверти населения, то есть где-то от 75 000 до 100 000 человек за три года. В конце 1990-х годов строители, возводившие новую станцию метро прямо за воротами старого города в рамках подготовки к Олимпийским играм тысячелетия, сделали мрачную находку, которая, казалось, подтвердила описание Фукидида. Они наткнулись на массовое захоронение, датированное как раз годами чумы, и когда археологи провели дальнейшее исследование, они отметили, что верхние слои трупов были брошены гораздо более бессистемно, чем нижние, что указывает на "чувство нарастающей паники в городе". Важно отметить, что спартанцы, похоже, вообще не пострадали эпидемии, поскольку они оставались на безопасном расстоянии от Афин и отступили, когда увидели горящие погребальные костры. В результате чума подорвала возможности Афин в борьбе со спартанцами и оказала глубокое влияние на ход и исход Пелопоннесской войны.

Фукидид прослеживает истоки конфликта между Афинами и Спартой до 479 года до н. э., когда союз эллинских городов-государств разгромил вторгшуюся персидскую армию под командованием Ксеркса. Не имеющая выхода к морю Спарта более века была доминирующей политической силой в эллинской цивилизации, но после окончания греко-персидских войн она отказалась от участия в политической жизни Эллады, и ведущей державой стали прибрежные города-государства Афины. Делийская лига, морской союз островов и прибрежных полюсов, была создана для защиты греков от очередного персидского нападения, но постепенно превратилась в инструмент афинского империализма: в 454 году до н. э. казна лиги была переведена с Делоса в Афины, а военные взносы уступили место денежным даням. Города-государства, пытавшиеся выйти из состава Делийской лиги, срывали свои стены и были вынуждены оставаться в союзе на гораздо худших условиях. В "Истории" Геродот выражает обеспокоенность тем, что Афины превращаются в агрессивную имперскую державу, которую они помогли победить в греко-персидских войнах. Фукидид утверждает, что зарождающийся статус Афин как сверхдержавы в Эгейском море сделал неизбежным конфликт с прежним региональным гегемоном - Спартой: "именно возвышение Афин и страх, который они внушали Спарте, сделали войну неизбежной".

Эти два города-государства были удивительно разными. В Афинах середина пятого века до нашей эры была периодом необычайного культурного, интеллектуального и политического расцвета, не имеющего аналогов в истории. Многие люди и идеи, которые ассоциируются у нас с Древней Грецией, родом из этого времени. Сократ оказал огромное влияние на философию не только сам, но и через своего ученика Платона и ученика Платона Аристотеля. Фукидид родился в Афинах, а Геродот переехал туда. Пьесы Софокла и некоторых его современников ставятся и по сей день. Гиппократа называют отцом западной медицины, поскольку он стал пионером клинических наблюдений и систематической классификации болезней, которые легли в основу современной медицины. В эти годы процветала афинская демократия. Почти каждую неделю граждане собирались на Пниксе - холме рядом с Акрополем - чтобы обсудить и проголосовать по важным политическим вопросам. Перикл был самым влиятельным политиком в городе-государстве - настолько, что этот период часто называют эпохой Перикла. Это также было время масштабных строительных проектов, финансируемых государством, включая восстановление храма, посвященного Афине, на Акрополе. Мраморные скульптуры, некогда украшавшие его стены, сегодня хранятся в Британском музее, но Парфенон по-прежнему возвышается над греческой столицей как символ небезупречного блеска Афин пятого века до нашей эры.

Спарта - или Лакедемон, как называли ее древние греки, - была совсем другой. Спартанцы практически не интересовались литературой и искусством и не оставляли письменных записей, что неудивительно, если учесть, что этимология слова "лаконичный" происходит от Лакедемона. Даже афинские писатели, симпатизировавшие Спарте, описывают ее как жестокое, милитаризованное, иерархическое общество. Ее граждане сформировали касту воинов, в которой превыше всего ценились жесткость и преданность государству. Слабых младенцев мужского пола оставляли умирать у подножия горы Тайгет. В возрасте семи лет спартанские мальчики поступали в агогу, пансион для военной подготовки, и оставались там до двадцати лет. Взрослые мужчины служили в армии в течение сорока лет. Эта система была необходима для того, чтобы жестоко подчинить себе гелотов (государственных крепостных), составлявших большинство населения. Каждый год спартанские правители официально объявляли войну гелотам, чтобы подданные могли убивать их, не подвергаясь божественному наказанию.

Фукидид утверждает, что афинская чума оказала решающее влияние на исход конфликта со Спартой. Говоря о вспышке болезни, он отмечает: "Ничто не причинило афинянам столько вреда, как это, и не уменьшило их силы для войны". Примерно от четверти до трети армии погибло в период с 430 по 426 год до н. э., но чума ослабила военную мощь Афин на десятилетия, потому что стало меньше мальчиков, чтобы вырасти во взрослых солдат, и меньше женщин, чтобы рожать мальчиков. В 429 году до н. э. от чумы умер Перикл, и Фукидид считает это поворотным моментом. Я вообще скептически отношусь к исторической школе "великих людей", но в данном конкретном случае Фукидид, возможно, был прав. Преемники Перикла придерживались гораздо более наступательной и менее успешной стратегии. Наиболее ярко это проявилось в 415 году до н. э., когда Афины отправили массивные экспедиционные силы в катастрофический поход на союзников спартанцев в Сиракузах (Сицилия) - шаг настолько катастрофический, что его сравнивают с вторжениями Наполеона и Гитлера в Россию. Афиняне рассчитывали на быструю победу, но потерпели затяжное, унизительное поражение, уничтожившее их армию и флот. Это сделало неизбежной победу Спарты в 404 году до нашей эры.

Вопрос о том, что было бы, если бы Афины победили Спарту и закрепили свое положение доминирующей державы в Элладе, является одним из великих "что-если" древней истории. Пелопоннесская война была столкновением двух очень разных государств и обществ: демократических, космополитичных, культурно и интеллектуально динамичных Афин, с одной стороны, и консервативной, замкнутой, милитаристской, олигархической Спарты - с другой. Английский историк Арнольд Дж. Тойнби утверждает, что поражение погубило первую итерацию западной цивилизации как раз в тот момент, когда она только начиналась. Но спартанцы потратили так много сил на победу в двадцатисемилетней войне, что после победы они не смогли закрепить свой контроль над другими городами-государствами.

Следующие полвека прошли в спорадических войнах между соперничающими городами-государствами, пока в середине 300-х годов до н. э. Филипп Македонский, расположенный у самых северных границ греческой цивилизации, не воспользовался этим вакуумом власти, чтобы завоевать большую часть эллинского мира. Подвиги его сына, Александра Великого, были еще более поразительными. Он унаследовал трон своего отца в возрасте двадцати лет, в 336 году до нашей эры. Вскоре после этого этот "пьяный малолетний головорез", по словам британского классика Мэри Бирд, начал серию военных кампаний, в ходе которых он сначала укрепил свое господство над греческим миром, а затем напал на великих персов. Когда Александр умер в возрасте тридцати двух лет, ему удалось завоевать все земли между Грецией и нынешней Индией, а также Египет. Огромная империя была разделена между его полководцами, которые создали свои собственные эллинистические династии, включая Птолемеев в Египте и Селевкидов, чья территория простиралась от Малой Азии до нынешнего Афганистана.

Во времена золотого века Афин Римская республика была небольшим городом-государством на полуострове Италия. Но постепенно она распространила свой контроль на соседние территории, а затем продолжила расти. К 220 году до н. э. Рим контролировал весь Италийский полуостров. В 146 году до н. э. он завоевал большую часть Греции, за которой последовали эллинистические царства. Значительно уменьшившаяся империя Селевкидов была поглощена римлянами в 63 году до н. э.; Клеопатра была последней правительницей Египта эпохи Птолемеев, прежде чем он стал римской провинцией в 30 году до н. э. Но греческая цивилизация жила. Но греческая цивилизация продолжала жить. Как отмечает римский поэт Гораций, "завоеванная Греция взяла в плен своего завоевателя", имея в виду, что римляне-филэллины переняли греческую культуру и их богов, включая Аполлона. На самом деле, один из самых известных мифов о происхождении Рима - это "Энеида" Вергилия, которая прямо связывает Рим с древними греками. Эней, который фигурирует и в других греческих мифах, в том числе в "Илиаде", - один из немногих троянцев, выживших после падения Трои. Он бежит из Эгейского моря и, после интрижки с Дидо в Северной Африке, оседает в западной Италии, чтобы основать династию, которая в итоге приведет к появлению Ромула и Рема. Но на самом деле приток грекоязычного населения в Рим произошел позже. Исследования ДНК, извлеченных из древних скелетов, показывают, что по мере расширения Римской империи подавляющее большинство жителей имперской столицы уже не были европейцами по происхождению. Скорее, они были потомками огромного количества рабов и горожан, которые хлынули в город из процветающих восточных провинций в последние полтора века до нашей эры.

К началу тысячелетия около четверти населения Земли проживало на территориях, контролируемых Римом. Римская империя занимала все побережье Средиземного моря и большую часть внутренних территорий на трех континентах. Территория простиралась от северной Британии, вдоль Рейна и Дуная, до Евфрата на востоке, огибая Сахару на юге и достигая Пиренейского полуострова на западе. Римляне верили, что военные победы, которые привели к этой удивительной территориальной экспансии, были обусловлены их коллективной набожностью, которая принесла им благосклонность богов. Но уже через несколько сотен лет политеистическое язычество исчезло, а на смену ему две монотеистические секты, возникшие на Ближнем Востоке. Последователи этих новых религий были убеждены, что именно праведность их верований объясняет их быстрый рост. Но, как мы увидим, инфекционные заболевания сыграли важную роль как в гибели греко-римских богов, так и в возникновении двух новых религий: Христианства и Ислама.

Что римляне сделали для нас?

В сцене из фильма Монти Пайтона "Жизнь Брайана" лидер Народного фронта Иудеи - его играет Джон Клиз - пытается заручиться поддержкой для нападения на дворец Понтия Пилата, крича, что "они забрали все, что у нас есть", а затем задавая риторический вопрос: "А что они дали нам взамен?". Буквально мыслящие члены PFJ в ответ перечисляют список улучшений, сделанных римскими завоевателями, на что их измученный лидер отвечает: "Хорошо, но кроме санитарии, медицины, образования, вина, общественного порядка, ирригации, дорог, системы пресной воды и общественного здравоохранения, что римляне когда-либо сделали для нас?" На этот вопрос кто-то в зале отвечает: "Мир".

Эта шутка отражает огромное восхищение, которое многие люди, особенно в Европе и ее колониальных филиалах, испытывают по отношению к римлянам - это чувство знаменито благодаря английскому историку XVIII века Эдварду Гиббону, который описывал Римскую империю примерно в это время как "самое счастливое и процветающее" общество в истории. Однако есть что-то тревожное в том, что группа белых мужчин с оксфордским и кембриджским образованием восхваляет достоинства колониализма, пусть и с комедийным эффектом. Подтекст - что римский империализм навязал превосходную культуру воюющим, необразованным и грязным людям Ближнего Востока - повторяет распространенное утверждение, что Британская империя принесла цивилизацию (в виде железных дорог, английского языка, капитализма и т. д.) в завоеванные ею общества, а также проявляется в оправдании более поздних неоколониальных интервенций, таких как вторжение в Ирак и Афганистан.

И все же неоспоримо, что полтора столетия после распятия Христа (и Брайана) были временем беспрецедентной стабильности и изобилия, периодом, известным как pax Romana. Расширение империи приостановилось. Полумиллионная армия вела несколько войн на своих границах, в первую очередь против великой Парфянской империи, расположенной в Иране. Ей также пришлось подавить несколько восстаний внутри империи, в том числе в Иудее, где население несколько раз поднимало восстания. Но по меркам того, что было до и после, это был удивительно спокойный период. Он позволил средиземноморской элите, доминировавшей в верхних эшелонах имперской политики, сосредоточиться на управлении своими огромными территориями. Государство собирало налоги по всей империи, которые составляли ошеломляющие 5 процентов от общего объема экономической продукции. Среди прочего, эти деньги использовались для оплаты армии, обеспечения бесплатным зерном нескольких сотен тысяч жителей Рима, строительства инфраструктуры, а также для финансирования языческих храмов и жрецов.

Римлянам также удалось очистить Средиземное море от пиратов, которые веками терроризировали торговцев и путешественников. Теперь можно было в относительной безопасности перемещаться по морю и обширной сети дорог из одного конца империи в другой. Это позволило купцам в полной мере воспользоваться тем, что империя представляла собой зону свободной торговли с единой валютой и общей правовой системой, которая выходила далеко за пределы современного Европейского союза. Серебро, добываемое на северо-западе Европы, вино и оливковое масло с юга, древесина из южной России и северной Анатолии, сухофрукты из Сирии, мрамор с побережья Эгейского моря и зерно из Северной Африки и долины Дуная - все это перевозилось через империю.

Торговые сети охватывали большую часть известного мира. Тысячи экзотических животных, включая леопардов, львов, слонов и носорогов, которых перевозили для жестоких развлечений в амфитеатрах империи, свидетельствуют о тесных связях с Африкой к югу от Сахары. В самом начале первого тысячелетия н. э. в южноиндийском городе Музирис существовала достаточно большая община римских торговцев, чтобы содержать храм, посвященный Августу. В "Географии" Птолемея, иллюстрирующей знания римлян о мире в середине II века н. э., упоминаются Малайский полуостров и Южно-Китайское море. В 166 году н. э. китайские летописцы сообщают о прибытии римлян к императорскому двору. Это стало первым свидетельством прямых контактов между двумя великими империями, расположенными по обе стороны Евразийского сухопутного пространства, которые контролировали около двух третей населения Старого Света.

Римский период (pax Romana) был временем небывалого процветания. На это указывает количество общественных зданий, построенных по всей империи, даты кораблекрушений, найденных в Средиземном море, и информация о зарплатах и ценах, почерпнутая из папирусных документов, сохранившихся в засушливом египетском климате. В одном из исследований было проанализировано количество свинцового загрязнения в ледяном керне, пробуренном в центральной части Гренландии, - хороший показатель экономической активности в древнем мире, поскольку оно в основном производилось в процессе плавки свинцовых руд для извлечения серебра, которое использовалось для изготовления стандартной серебряной монеты римлян - денария. Загрязнение свинцом, которое увеличивалось в периоды мира и процветания и уменьшалось в периоды экономической и политической нестабильности, увеличилось в четыре раза во время pax Romana. В то же время Римская империя становилась все более густонаселенной и городской. Население выросло с 60 до 75 миллионов человек. Рим вырос до города с более чем миллионным населением. Следующим мегаполисом, достигшим таких размеров, стал Лондон, и то лишь спустя почти два тысячелетия, в начале XIX века. Горстка других городов, включая Антиохию, Александрию и Карфаген, насчитывала несколько сотен тысяч жителей, а каждый пятый житель империи жил в городах.

Пока все хорошо: но как насчет утверждения Монти Пайтона о том, что римляне принесли в завоеванные ими районы пресную воду, санитарию, здравоохранение и медицину? На первый взгляд, в этом есть смысл. Римляне подавали воду в свои города из близлежащих районов по акведукам. Некоторые из этих систем имели длину более 100 километров, а некоторые из них видны и сегодня - например, Пон-дю-Гар возле Нима на юге Франции. Сам Рим обслуживался одиннадцатью акведуками, которые ежедневно доставляли в сердце имперской столицы более полумиллиона кубометров воды, то есть около 500 литров на человека. Акведуки обеспечивали водой питье, купание и общественные фонтаны. Даже сейчас вода в фонтане Треви подается по акведуку, построенному в первом веке нашей эры. Водоснабжение делало возможным проживание в городе размером с Рим - это понимал Плиний Старший, когда писал: "Во всей Вселенной не найти ничего более достойного нашего восхищения".

Регулярное купание, конечно же, было важной частью жизни римлян всех сословий. Общественные бани были не просто местом, где можно было смыть с себя грязь, но и местом, где люди встречались и общались. В Риме их было несколько сотен. Самая большая, баня Диоклетиана, вмещала 3 000 человек. Их строили по всей империи, от Бата на юго-западе Англии - да, именно там город получил свое название - до Хаммам Эссалихина в Алжире, где посетители до сих пор могут понежиться в 2000-летних банях. Римские города также могли похвастаться великолепными общественными туалетами с плотно расставленными сиденьями, на которых могли сидеть десятки людей. Под имперской столицей существовала разветвленная сеть стоков. Среди них была Клоака Максима, которая, по словам Плиния Старшего, была достаточно высокой и широкой, чтобы по ней могла проехать повозка, груженная сеном. Этому стоку даже покровительствовала собственная богиня Клоацина.

Поэтому может показаться удивительным, что римские города два тысячелетия назад были грязными, вонючими и пораженными болезнями. Римляне не понимали, как патогенные микроорганизмы делают людей нездоровыми - даже Гален, выдающийся врач империи. Поэтому, несмотря на величественные достижения гражданского строительства, в римском обществе отсутствовали даже зачатки общественного здоровья. Сегодня, например, мы знаем, что регулярное мытье рук, особенно после посещения туалета и перед тем, как прикоснуться к пище, - один из самых простых и эффективных способов остановить распространение болезней. Но, несмотря на обилие проточной воды, такие меры личной гигиены просто не были частью повседневной жизни римлян. Аналогичная история была и с общественной санитарией. Сложная канализационная система Рима была построена для отвода стоячей воды из низменных мест, а не для удаления человеческих отходов. Американский историк Энн Колоски-Остроу рисует ясную картину улиц, "загроможденных навозом, рвотой, мочой, дерьмом, мусором, грязной водой, гниющими овощами, шкурами и кишками животных и другими отбросами из различных лавок, выстроившихся вдоль тротуаров".

Спустя полтора тысячелетия после того, как ими в последний раз пользовались, общественные туалеты Рима выглядят впечатляюще, даже если отсутствие уединения может показаться странным. Однако в те времена вам бы посоветовали держаться подальше. Это не были туалеты со смывом, которые аккуратно удаляли человеческие отходы. Особенно летом запах был почти невыносимым. В канализации скапливались газы, такие как сероводород или метан, которые, воспламеняясь от жары или открытого пламени, выбрасывали огонь и человеческие отходы из отверстий сиденья. Терсории, общие губки на палочках, которыми римляне вытирали свои попы, были еще одной диковинкой, подчеркивающей отсутствие элементарной гигиены.

Во многих домах были личные туалеты, которые часто располагались на кухне. Большинство туалетов не были подключены к общественной канализации, потому что до изобретения U-образного отвода в домах людей могли завестись крысы и всевозможные другие твари. В одном апокрифическом рассказе римского автора Аэлиана описывается, как гигантский осьминог заплыл из моря в канализацию и через туалет проник в дом богатого купца в Неаполитанском заливе, после чего принялся поедать всю маринованную рыбу в его кладовке. Вместо этого большинство частных туалетов сливались в выгребную яму, расположенную под домом. Если туалеты располагались наверху, отходы жизнедеятельности человека переносились в подвал по терракотовым трубам, которые протекали в местах стыков. Содержимое выгребных ям периодически удаляли и разбрасывали по полям или огородам. Это органическое удобрение повышало урожайность, но поскольку оно не компостировалось, то способствовало распространению болезнетворных микробов. Исследователи изучили микробы в человеческих фекалиях до и после того, как их колонизировали римляне, и пришли к выводу, что введение туалетов не улучшило здоровье.

Даже хваленые бани представляли собой скорее опасность, чем пользу для здоровья населения. В крупных заведениях Рима тысячи и тысячи людей ежедневно мокли в одной и той же воде. Купальщики не пользовались мылом, предпочитая покрывать себя оливковым маслом, а затем счищать его инструментом под названием strigil. Современные авторы жаловались на то, что вода была грязной и загрязненной человеческими экскрементами. Другими словами, римские бани создавали идеальную среду для распространения болезней, передающихся через воду.

Учитывая проблемы с санитарией, неудивительно, что от диарейных заболеваний, передающихся через воду, в Риме и других крупных городах ежегодно умирало большое количество людей. Американский историк Кайл Харпер изучил даты на 5000 древнехристианских надгробий в Риме, чтобы выяснить, в какое время года и в каком возрасте умирали жители города. Как и в современной Европе, всплеск смертности наблюдался в холодные зимние месяцы, когда респираторные заболевания вроде гриппа убивают пожилых людей. Но в Древнем Риме наблюдался гораздо более заметный скачок смертности среди детей и молодых людей в жаркие летние месяцы, чего мы не наблюдаем сегодня. Этот скачок почти наверняка вызван желудочно-кишечными инфекциями, которые попадают в организм через воду или пищу, загрязненную фекалиями. Это происходит чаще всего летом, потому что в теплую погоду жучки размножаются быстрее. От них в первую очередь страдали младенцы и новоприбывшие из сельской местности, у которых еще не выработался иммунитет. Малярия также процветала в Риме и, вероятно, была вторым по величине убийцей. Она была особенно распространена в осенние месяцы, когда дожди заканчивали сухое жаркое лето и Понтинские болота снова становились идеальным местом для размножения комаров.

Хотя эндемические патогены убивали огромное количество римлян, у них было и удивительное преимущество: диарейные заболевания и малярия создавали вокруг имперской столицы нечто вроде защитного силового поля. Все, кто доживал до зрелого возраста, приобретали иммунитет, но приезжие, в том числе и те, кто хотел завоевать город, подвергались высокому риску заболеть или умереть, если задерживались здесь слишком долго. Малярия предотвращала нападения на имперскую столицу по крайней мере с конца третьего века до нашей эры, когда Ганнибалу удалось пересечь Альпы с 60 000 солдат, 12 000 лошадей и 37 боевых слонов. Карфагенская армия несколько раз разбивала римлян. Именно малярия, от которой погибли жена, сын и многие солдаты Ганнибала, положила конец нашествию и спасла Рим.

Но инфекционные заболевания лишь до поры до времени работали в пользу Рима. Римский мир создал условия, идеальные для возникновения эпидемий инфекционных заболеваний. Рост торговли на дальние расстояния с Африкой к югу от Сахары, Индией и Китаем увеличивал риск контакта римлян с новыми патогенами, а хорошо налаженные связи и высокая степень урбанизации Римской империи создавали идеальную питательную среду для быстрого распространения новых болезней. Было лишь вопросом времени, когда какая-нибудь вспышка болезни положит конец этому беспрецедентному периоду мира и процветания.

Микробы смертоноснее немцев

В Древней Греции людей, которые не следовали классическим эллинским обычаям и не говорили по-гречески, называли варварами (βάρβαρος), потому что их непонятные языки, очевидно, звучали как "варвар". Когда римляне переняли все греческое, они стали использовать этот термин для обозначения предположительно менее цивилизованных групп, живущих на границах империи и за ее пределами. Он охватывал различные германские племена на севере, кельтов в Британии, гуннов в Восточной Европе, арабов на Ближнем Востоке и берберов в Северной Африке. Вторжения варваров сыграли решающую роль в превращении Римской империи из огромного, интегрированного, процветающего и мирного государства pax Romana в нечто совершенно иное и во многих отношениях уменьшенное.

До недавнего времени инфекционные заболевания в основном игнорировались при описании упадка или трансформации Римской империи. Но в своей недавней книге "Судьба Рима" Кайл Харпер собрал большое количество доказательств, чтобы показать, что серия пандемий нанесла огромный ущерб и сыграла решающую роль в ослаблении Римской империи не только в абсолютном выражении, но и по отношению к соседним "варварам". Хотя термин "варвары" проблематичен, поскольку объединяет невероятно разнообразные сообщества в одну неразличимую и якобы неполноценную массу, все эти группы, как правило, имели одну общую черту: они жили в гораздо менее населенных и менее связанных между собой обществах, чем римляне. В результате пандемии, как правило, причиняли гораздо больше разрушений римлянам, чем варварским обществам. Дифференцированное воздействие инфекционных заболеваний является ключевым фактором политической динамики Римской империи с середины II века н. э. до падения Константинополя под властью османов в 1453 году.

Первой пандемией, оказавшей значительное влияние на Римскую империю, стала чума Антонинов, названная так в честь династии, находившейся у власти в момент вспышки заболевания. Она появилась на юго-востоке империи в 165 году н. э., что позволяет предположить, что возбудитель прибыл через Индийский океан и зародился на юге Африки, в Индии или Китае. В следующем году чума достигла Рима, а затем распространилась по всей империи. Пока она неумолимо продвигалась к имперской столице, Гален бежал и вернулся только тогда, когда его вызвали императоры Марк Аврелий и его приемный брат Луций Верус в 168 году н.э. С тех пор историки и эпидемиологи пытаются определить возбудителя болезни по описанию симптомов Галена, которые включают черную сыпь, покрывающую все тело. Наиболее вероятным кандидатом является оспа. Рассуждения Галена о причинах и способах лечения этой болезни свидетельствуют о плачевном состоянии римской медицины. Он считал, что болезнь вызвана избытком вещества, называемого черной желчью, и предлагал такие средства лечения, как молоко горных коров, грязь из Армении и моча мальчиков.

Большинство римлян восприняли эту разрушительную вспышку инфекционного заболевания как акт божественного гнева. Шестью столетиями ранее греки обвинили в чуме Афины недовольство Аполлона их воинственностью. Точно так же римляне считали, что чума Антонинов была следствием недовольства Аполлона после того, как легионеры, отправившиеся в поход на восток, украли его статую из храма в Селевкии - эллинистическом форпосте на Тигре и бывшей столице империи Селевкидов - и привезли ее в Рим в 165 году. Свидетельства римских попыток умиротворить Аполлона были обнаружены по всей империи: от оловянного амулета, найденного в Лондоне в 1989 году, который умолял богов "прогнать разногласый грохот бушующей чумы", до статуи Аполлона, "отвращающего зло", воздвигнутой в 165 году в Иераполисе, на территории современной Турции.

Антонинская чума была разрушительной. Оценки общего числа погибших сильно разнятся: от 2 процентов до трети населения империи. Кайл Харпер остановился на 10 процентах - между 7 и 8 миллионами человек. Эпидемии периодически возвращались в течение следующих двадцати пяти лет. Это вызвало массовые разрушения в римском обществе и привело к резкому прекращению pax Romana. Экономика, по-видимому, пришла в упадок. В провинции Египет доля серебра в чеканке монет заметно снизилась в 160-х годах, а в 170-х годах в Александрии не выпускали монет. Примерно в это же время прекратилось производство монет в провинциях Палестины и Сирии. Следы свинца во льдах Гренландии свидетельствуют о том, что добыча серебра заметно сократилась почти сразу после антониновской чумы и оставалась на низком уровне более 500 лет.

Могущественная римская армия была сильно ослаблена эпидемией. Современные отчеты описывают чуму, свирепствовавшую среди войск в Аквилее (Северная Италия) в 168 году, а затем опустошившую всю армию в 172 году. Судя по всему, солдаты умирали на 50-100 процентов чаще, чем население в целом. Марк Аврелий был вынужден пойти на необычный шаг - набрать в свою армию рабов и гладиаторов, чтобы восполнить численность. В отличие от этого, эпидемия, похоже, не оказала такого влияния на германские племена в Северной Европе - результат того, что их общество было гораздо менее густонаселенным и хорошо связанным. Армии варваров воспользовались возможностью, предоставленной эпидемией, и вторглись вглубь римской территории, осадив Аквилею и почти дойдя до Афин.

Кризис, последовавший за чумой Антонинов, в конце концов утих. И хотя империя уже никогда не сможет насладиться размашистой уверенностью pax Romana, порядок был восстановлен, и Рим вновь обрел контроль над своей огромной территорией. Затем, в середине третьего века, Римскую империю охватила еще одна эпидемия, вызвавшая еще большие потрясения. В хрониках описывается, что эпидемия пришла из Эфиопии и поразила Египет в 249 году. В 251 году она достигла Рима, охватила всю империю и продолжалась пятнадцать лет. Дионисий, епископ Александрии, описывает чуму как настолько разрушительную, что люди были бы рады потерять только своих первенцев - как утверждает Ветхий Завет, это случилось с египтянами во времена Моисея. Отчет Дионисия из Александрии, основанный на данных о количестве людей, получавших зерно, говорит о том, что население города сократилось примерно с 500 000 до 190 000 человек. Даже если учесть преувеличения и бегство людей в сельскую местность, масштабы гибели явно были огромными.

И снова богов призвали остановить смерть и разрушения. Римское государство чеканило монеты с изображением "Аполлона-целителя". В отличие от афинской или антониновской чумы, здесь не было Фукидида или Галена, чтобы задокументировать симптомы. Вместо этого нам приходится полагаться на сохранившиеся проповеди Киприана, епископа Карфагена, который дал пандемии свое имя. Основываясь на его описании высокой температуры, рвоты, диареи и иногда кровотечения из ушей, глаз, носа и рта, Харпер считает, что эпидемия, скорее всего, была вызвана вирусной геморрагической лихорадкой, похожей на Эболу. Даже сегодня, когда пациентов лечат в современных медицинских учреждениях с применением новейших лекарств, от Эболы все равно умирает половина заразившихся. Если предположить, что дело обстояло именно так, то чума Киприана была бы особенно кровавой и смертоносной пандемией - даже по стандартам этой книги.

Пандемия привела к распаду римских границ: "Микробы были первой, невидимой волной атаки в великих вторжениях", по словам Харпера. Германские племена вновь пересекли Дунай. В битве при Абритусе в 251 году они убили императора Деция и его сына, а также уничтожили его армию. В середине 250-х годов пали и оборонительные линии на Рейне. Грабительские набеги проникали вглубь римской территории, доходя до Пиренейского полуострова, Эгейского моря, а в 260 году - до окрестностей Рима. Не менее опасная ситуация сложилась и на восточной границе, где на смену парфянам пришли гораздо более агрессивные сасаниды. Сасаниды напали на востоке именно потому, что знали: римская армия истощена болезнями. В 252 году они перешли Евфрат и захватили Сирию и Малую Азию. В 260 году они окружили римскую армию и взяли в плен императора Валериана. Некоторые исторические источники утверждают, что персидский вождь Шапур I использовал своего римского коллегу в качестве живого подножия, а затем распластал его и оставил себе в качестве трофея.

Римская империя также страдала от внутренних раздоров, когда один узурпатор за другим захватывал трон. В 260-х годах империя распалась на части. На западе Галлия, Германия, Британия и, на некоторое время, Испания отделились, образовав Галльскую империю. Несколько лет спустя провинции на Ближнем Востоке и в Северной Африке, а также большая часть Малой Азии перешли под контроль пальмирской царицы Зенобии. Политический крах сопровождался экономической катастрофой. Данные гренландского ледяного керна показывают, что добыча и обработка серебра в Европе достигла минимума за более чем 1000 лет в середине третьего века. Денежная система Рима рухнула. Древние номиналы, включая денарии, были переплавлены и прекратили свое существование. Более новый антониниан продолжал обращаться, но неоднократно обесценивался: в первой половине III века он содержал около двух граммов серебра на монету, но к 270 году этот показатель упал почти до нуля.

Римская империя сумела собрать себя по кусочкам после того, что стало известно как кризис третьего века. С 268 года императоры обеспечивали лояльность армии, выплачивая солдатам золотые премии при вступлении в должность, а затем каждые пять лет после этого. Отделившиеся территории были вновь завоеваны в 270-х годах. В течение следующего столетия Римская империя переживала новую эру политической и экономической стабильности, но ее облик претерпел значительные изменения. Стены, построенные вокруг Рима в 270-х годах, отражают его новую уязвимость; это были первые крупные оборонительные сооружения, возведенные в городе с конца четвертого века до н.э. Великая имперская столица больше не считала себя непобедимой. Но Рим становился все менее и менее важным для империи. В течение предыдущих 500 лет в римской политике доминировала денежная средиземноморская аристократия. С этого момента подавляющее большинство императоров были солдатами с дунайской границы; в течение следующих трех с половиной столетий три четверти римских императоров были выходцами из региона, составлявшего 2 процента римской территории. Будучи потомками легионеров, поселившихся на северной границе много веков назад, новые правители идентифицировали себя как римляне. Но большую часть времени они проводили на севере и почти не посещали Рим - настолько редко, что город перестал быть административной столицей империи. Вместо этого военные правители управляли из Милана и Равенны на севере Италии или из Никомедии на территории современной Турции.

Несмотря на то что Римской империи удалось пережить чуму Киприана и кризис третьего века, ущерб был нанесен. Рим погрузился в долгий, изнурительный и трансформационный кризис. Но самое долговременное влияние чумы было не политическим. Оно было религиозным. Пандемия превратила крошечную и малоизвестную иудейскую секту на периферии империи в крупную мировую религию, которая сегодня насчитывает 2,3 миллиарда приверженцев и составляет почти треть населения Земли.

Воскресение Христа

Первые два века после смерти Иисуса христианство было практически невидимым. Новый Завет сообщает нам, что утром в день вознесения на небо у Христа было 120 последователей, а к концу дня, благодаря проповеди Петра, их число достигло 3 000. Но этот экспоненциальный рост не продолжался. Еврейская община в Палестине не смогла массово принять христианство, и Церковь обратилась к привлечению язычников. К началу третьего века насчитывалось около 100 000 последователей, рассеянных по всей империи. Это составляет около 0,15 процента населения, что примерно соответствует доле сикхов в США сегодня и значительно меньше, чем в Великобритании (0,7 процента).

Несмотря на малочисленность, римские императоры жестоко преследовали приверженцев христианства. Первые нападения в масштабах империи произошли во время правления Марка Аврелия (161-80 гг.). Один из самых печально известных инцидентов произошел в 177 году в Амфитеатре Труа-Голь на территории современного Лиона, где на глазах у ревущей толпы последователей секты Иисуса растягивали на дыбе, варили на раскаленном железном стуле и разрывали на части львами. Затем гонения ослабли, но в середине третьего века возобновились вновь. В 250 году император Деций издал указ, согласно которому все жители империи, кроме евреев, должны были принести жертву римским богам в присутствии магистрата. Тем, кто выполнил задание, выдавался сертификат. В Египте их делали из папируса, и многие образцы сохранились до наших дней. Это был эффективный способ идентификации верующих в Иисуса, поскольку им не разрешалось поклоняться другим божествам. Затем видные члены христианской общины, включая папу Фабиана, были казнены за то, что не принесли жертву языческим богам. Не случайно два пика репрессий совпали с Антониновой и Киприановой чумой. Язычники считали, что присутствие новой религии не устраивает римских богов или изгоняет их, и поэтому христианство ответственно за повсеместные смерти и беспорядки.

Однако притеснения Церкви не возымели желаемого эффекта. В середине третьего века христианство внезапно становится массовым явлением. Свидетельства его роста можно найти в катакомбах Рима. Лишь несколько христианских погребальных камер датируются концом второго и началом третьего веков, но в третьей четверти третьего века их число массово возрастает. Также очевидно, что христианские имена становились все более популярными в некоторых частях империи. Например, от 15 до 20 процентов населения Египта, по-видимому, были христианами примерно в начале четвертого века. В 312 году император Константин принял христианство. Гонения прекратились, и римское государство стало поддерживать его новую религию. Например, воскресенье стало днем отдыха, а государственные деньги были выделены на строительство культовых сооружений, включая церковь Воскресения в Иерусалиме и базилику Святого Петра в Риме. Преемники Константина продолжали поддерживать христианство, и в 380 году оно стало официальной верой Римской империи. В то же время язычество переживало поразительный крах. Строительство храмов прекратилось в середине III века н. э., а после 259 года государство перестало обновлять реестр храмового персонала и имущества. Казалось, что греко-римские боги, игравшие главенствующую роль в жизни людей на огромной территории, начиная по крайней мере со времен Гомера, просто собрали вещи и ушли.

Как объяснить внезапное превращение христианства из маргинальной иудейской секты в популярную религию? Американский социолог Родни Старк утверждает, что инфекционные заболевания - важнейшая часть этой истории. Христианская вера взлетела до небес, потому что во время опустошительных пандемий, поразивших Римскую империю во втором и третьем веках нашей эры, она представляла собой более привлекательное и надежное руководство к жизни и смерти, чем язычество. Фактически, он заходит так далеко, что говорит: если бы не антониновская и киприановская чума, "христианство, возможно, никогда бы не стало такой доминирующей верой".

Одним из главных пунктов различий между старой и новой верой был вопрос о том, что произойдет после смерти. Иисус обещал вечную жизнь в раю, тогда как "язычники верили в непривлекательное существование в подземном мире". Затем встал вопрос о причинах возникновения пандемий: греко-римские боги были капризны, гневливы, равнодушны к человеческим страданиям, а иногда и откровенно жестоки. Помните, римляне верили, что Аполлон наколдовал чуму, от которой погибло 7 миллионов человек, чтобы наказать за проступки нескольких легкомысленных легионеров в середине второго века. В этой системе верований лучшим способом спастись от гнева Аполлона было попытаться отвести его гнев, совершив жертвоприношение или какую-то другую форму подношения. В отличие от этого, послание Иисуса о том, что трудности приносят искупление, было гораздо более обнадеживающим перед лицом повторяющихся разрушительных язв. Оно давало надежду и смысл, прямо обещая страждущим на земле лучшую жизнь в следующем мире.

Христианство давало еще одно более ощутимое преимущество перед язычеством. Традиционное римское общество не было лишено милосердия - например, в период расцвета государство бесплатно раздавало пшеницу, а затем хлеб 200 000 жителей имперской столицы, - но их божества не поощряли альтруизм. Поэтому, когда свирепствовала чума, люди со средствами - в том числе и Гален - бежали, а те, кто оставался, старались избегать общения с больными. Наблюдая за язычниками, епископ Дионисий Александрийский отмечал: "От самых дорогих они бежали или бросали их полумертвыми на дорогу". Христианство было другим. Верующие должны были проявлять свою любовь к Богу через добрые поступки по отношению друг к другу. В результате последователи Иисуса пытались гарантировать попадание на небеса добрыми делами в своей земной жизни. Дионисий описывает, как христиане заботились о больных во время чумы Киприана: "Не обращая внимания на опасность, они брали на себя заботу о больных, внимая каждой их нужде". Христиане смогли бы снизить смертность на две трети только за счет элементарного ухода за больными, такого как обеспечение пищей и водой. Тот факт, что многие христиане выжили, и то, что христиане смогли спасти язычников, брошенных своими семьями, обеспечило бы лучший материал для вербовки, о котором может попросить любая религия: чудеса.

Гиббон утверждает, что по мере роста христианской церкви она ослабляла империю изнутри, побуждая самых умных и храбрых римлян отказываться от гражданского долга и посвящать свою жизнь Богу - "последние остатки воинского духа были похоронены в монастыре". Хотя это отражает его стойкую пропросветительскую и антицерковную позицию, в таком объяснении упадка Западной империи, похоже, что-то есть. К концу четвертого века общее число священников, монахов и так далее было вдвое меньше численности армии, так что христианство значительно сокращало трудовые ресурсы. И примерно в это время, похоже, римское государство испытывало трудности с поиском новобранцев для армии - например, им пришлось снизить минимальный рост для абитуриентов и набирать все большее число варварских отрядов.

В начале пятого века, когда огромное количество готов было вытеснено из степи гуннами, а затем и сами гунны устремились на запад, некогда великая империя не выдержала натиска. В 410 году готский вождь Аларих возглавил трехдневный штурм Рима - впервые за 800 лет. Хотя малярия не помешала Алариху войти в великий город, она помешала ему насладиться славой своего достижения: болезнь убила его вскоре после этого. В середине пятого века Аттила Гунн бесчинствовал на римской территории. В 452 году его армия разрушила Аквилею. Весь Итальянский полуостров был беззащитен, но после того, как его войско было поражено разрушительной болезнью - скорее всего, малярией, - Аттила был вынужден отступить в сухую и высокую венгерскую степь. Неизвестно, почему оборонительный щит, веками отражавший вторжение армий, в конце концов дал трещину, но в 476 году Ромул Августул был свергнут Одоацером, солдатом, возглавившим федерацию германских племен и ставшим королем Италии. Это событие традиционно считается концом Западной Римской империи.

Еще долго после того, как Римская империя прекратила свое существование на западе, она продолжала процветать в богатых восточных провинциях. Константинополь стал имперской столицей в 324 году, и его население выросло в десять раз, с 30 000 до 300 000 человек. К середине VI века оно достигло примерно полумиллиона и стало больше, чем Рим. Как и в старой имперской столице, инфекционные заболевания создали защитное силовое поле вокруг новой. В 447 году землетрясение разрушило оборонительные сооружения Константинополя и оставило его незащищенным. Гунны подошли к городу, но были отправлены в бегство желудочно-кишечными жуками. По словам одного летописца, "того, кто был искусен в стрельбе из лука, болезнь кишок одолела - всадники на конях дремали и спали, и жестокая армия затихла". Константинополь стал узлом торговли, финансов и промышленности, переполненным людьми и товарами со всего известного мира. Египетское зерно, которое когда-то предназначалось для Рима, было перенаправлено туда. Между Александрией и новой столицей курсировало так много кораблей, что, как говорят, они создали искусственную полосу суши между двумя великими городами. Помимо продовольствия, корабли перевозили крыс и блох, которые принесли еще одну разрушительную, изменившую мир пандемию.

Нет Бога, кроме Бога

Божественная комедия Данте Алигьери - самое известное литературное изображение христианской загробной жизни. В своем путешествии по Аду, Чистилищу и Раю Данте-паломник встречает многих персонажей, с которыми мы познакомились в этой главе. По Инферно его ведет римский поэт Вергилий. В Первом круге Ада мы встречаем добрых и великих представителей греко-римской цивилизации, которые, будучи язычниками, не могут попасть в Рай. В Седьмом круге Ада, предназначенном для убийц и тиранов, Аттила Гунн и Александр Македонский вынуждены до конца вечности стоять по самые брови в реке кипящей крови. Затем Данте поднимается на гору Чистилище и попадает в Парадизо, где встречает множество добродетельных христиан, заслуживших место на небесах своими добрыми делами на земле. Среди них - Юстиниан, правитель Восточной Римской империи с 527 по 565 год, который изображен как защитник христианской веры и человек, вернувший город Рим под контроль Римской империи.

На первый взгляд, положительный образ Юстиниана у Данте вполне оправдан. В Константинополе он осуществил масштабную строительную программу, включавшую возведение Святой Софии, шедевра раннехристианской архитектуры, который и сегодня возвышается над центром Стамбула, хотя теперь и в виде мечети. В 532 году Юстиниан заключил "Вечный мир" со своим самым опасным врагом - персами. Он продлился до 540 года. Но это дало ему достаточно времени, чтобы вновь завоевать многие бывшие западные провинции империи, которые находились под контролем германских захватчиков. В 533-34 годах его византийская армия разгромила вандалов в Северной Африке. Они направили свои силы на контролируемый остготами Итальянский полуостров, быстро захватив Сицилию и Неаполь. В 536 году они захватили Рим, а в 540 году - Равенну. В 552 году византийцы отбили у вестготов южную Испанию. По мере того как провинции вливались обратно в империю, ее военная и финансовая мощь росла. Некоторое время казалось, что renovatio imperii удастся и римляне снова будут править всем средиземноморским миром.

Но после первого шквала побед мир природы словно сговорился подорвать усилия Юстиниана. Начиная с 536 года, несколько мощных извержений вулканов в Исландии выбросили пепел в атмосферу. Очевидцы в Константинополе сообщали о восемнадцати месяцах пасмурного неба и нелетной погоды. Следующее десятилетие стало самым холодным за последние 2000 лет, температура упала на 1,5-2,5 градуса Цельсия. В 541 году в Пелусии, расположенной на восточном краю дельты Нила, появилась смертельная инфекционная болезнь. Оттуда она распространилась в Александрию, а затем в Константинополь, где Юстиниан заболел, но сумел выжить. Первая пандемия продолжалась до 544 года и затронула весь римский мир и не только. Повторяющиеся волны опустошали Европу и Азию в течение следующих двух столетий.

В отличие от других опустошительных пандемий, поразивших греко-римский мир за предыдущие 1000 лет, которые можно было определить лишь приблизительно, основываясь на отрывочных сведениях, мы можем быть совершенно уверены, что чума Юстиниана была бубонной чумой. Это давно предполагалось на основании описаний симптомов очевидцами, в частности характерных опухших и болезненных лимфатических узлов или "бубонов". Но недавно диагноз был подтвержден следами ДНК Yersinia pestis в скелетах середины VI века, раскопанных на юге Германии, в Кембридже на Британских островах, в центральной и южной Франции и в Валенсии в Испании.

Бактерия, вызвавшая чуму Юстиниана, генетически мутировала где-то между бронзовым веком и пятым столетием. Эта адаптация позволила Yersinia pestis выжить в блохах. Более того, она заставляла блох чувствовать себя особенно голодными, поэтому они с большей вероятностью вонзали свои зубы, а точнее, рты, в кого-нибудь или что-нибудь. Таким образом, бактерия больше не передавалась от человека к человеку через зараженные капли, а могла попасть в кровь при укусе этих насекомых. Переносчиками блох были, прежде всего, черные крысы, которые впервые попали в Европу из Юго-Восточной Азии во втором веке до нашей эры и становились все более вездесущими в результате склонности римлян к перевозке и хранению огромного количества зерна, чтобы прокормить население. В течение десяти дней или около того все популяции крыс в районе умирали от чумы, а затем блохи переходили на людей.

С точки зрения бактерий чумы, люди и черные крысы являются второсортными хозяевами, так как склонны к быстрой смерти после попадания возбудителя в организм. Некоторые другие виды, в частности большие песчанки и сурки, обитающие в горных районах Центральной Азии, обладают частичной устойчивостью к Yersinia pestis. Их тела обеспечивают среду, в которой бактерии могут размножаться, не убивая хозяина. Это означает, что в то время как эпидемии чумы быстро сгорали в человеческих и крысиных популяциях, патогены могли выживать в песчанках и сурках в течение столетий или даже тысячелетий, прежде чем снова выплеснуться в крысиные, а затем и человеческие популяции, если позволяли условия.

Уильям Макнилл отмечает, что у кочевых народов, живших в степи, "были мифические объяснения, чтобы обосновать эпидемиологически обоснованные правила борьбы с риском заражения бубонной инфекцией от сурков". Они включали в себя табу на отлов или прикосновение к животным. Такие меры не всегда успешно останавливали распространение чумы. Древний анализ ДНК позволил идентифицировать кочевого гунна, умершего от штамма Yersinia pestis, похожего на тот, что вызвал чуму Юстиниана, в горах Тянь-Шаня в Центральной Азии во II веке до н. э. (Похоже, это не привело к большой вспышке заболевания, предположительно потому, что кочевой образ жизни гуннов означал, что болезнь убивала их до того, как они вступали в контакт с другими).

Когда в 430-х годах прошлого века климат стал заметно холоднее, песчанки и сурки в поисках пищи были вынуждены выходить за пределы своих традиционных мест обитания. Рано или поздно они должны были вступить в контакт с черными крысами, и зараженные блохи перепрыгивали с одного вида на другой. Когда это произошло, было неизбежно, что Yersinia pestis распространится по Северной Африке и Западной Евразии.

Приход чумы стал ударом молота по возрожденной империи Юстиниана. Византийский писатель Прокопий, ставший свидетелем первой волны эпидемии, описывает, как "весь человеческий род был близок к уничтожению". Он утверждает, что во время эпидемии в Константинополе ежедневно умирало 10 000 человек. Это вполне могло быть преувеличением, но суть ясна: вспышка была разрушительной. Эту картину подтверждает и другой известный очевидец, Иоанн Эфесский, христианский епископ, который был в Александрии, когда чума впервые разразилась в 541 году, а затем отправился по суше через Левант и Малую Азию в Константинополь. Он отмечает, что многие поселения "остались совершенно без жителей", стада сельскохозяйственных животных одичали, а урожай остался гнить на полях. По оценкам Иоанна, в Константинополе погибло от 250 000 до 300 000 человек из полумиллионного населения.

В то время как чума прокатилась по Европе, Восточная Римская империя с трудом находила достаточное количество мужчин для пополнения своей армии. Отчасти это было вызвано истощением населения, но также и тем, что сокращение налоговой базы вынудило Юстиниана отменить золотой бонус, который регулярно выплачивался для обеспечения верности легионеров на протяжении последних 200 лет. До чумы общая численность византийской армии составляла около 350 000 человек, и нередко на поле боя одновременно выходили 25 000-30 000 солдат. Через несколько десятилетий после первого удара чумы армия насчитывала 150 000 человек и с трудом набирала 10 000 солдат для сражения. Начиная с 560-х годов Восточная Римская империя вновь начала терять западные провинции, которые она только-только отвоевала, под натиском варварских захватчиков. Лангобарды сократили контролируемые римлянами территории в Италии, славяне и авары вторглись на Балканы, вестготы завоевали римскую провинцию Испанию, а берберы захватили большую часть сельской местности в Северной Африке.

Греко-римляне и персы были главными державами в Западной Евразии с тех пор, как более 1000 лет назад Эллинская лига под предводительством спартанцев успешно разгромила нашествие Ксеркса. С тех пор различные итерации этих двух великих империй неоднократно воевали друг с другом, но ни одна из сторон никогда не была способна нанести нокаутирующий удар. Начало седьмого века стало особенно бурным периодом в их отношениях. Поначалу сасаниды, которые теперь контролировали Персию, успешно боролись с ослабленными чумой византийцами. В 614 году они захватили Иерусалим и большую часть Ближнего Востока, взяв в качестве трофея реликвию Истинного Креста - крест, на котором якобы был распят Иисус; между 618 и 621 годами они завоевали Александрию и провинцию Египет, которая обеспечивала Константинополь большей частью зерна. Сасаниды даже осадили имперскую столицу в 626 году, но не смогли ее захватить. Затем, в 627 году, ситуация изменилась: сасаниды пострадали от эпидемии, которая, как говорят, убила половину населения, включая императора Шероя, давшего чуме свое имя. В следующие несколько лет византийцы отвоевали Иерусалим и крест, а затем вновь завоевали Александрию и остальной Египет.

Волна за волной болезни обрушивались на восточных римлян и персов, и обе империи становились все слабее. Пророк Мухаммад с интересом наблюдал за происходящим из Медины. В войнах между христианскими восточными римлянами и зороастрийскими сасанидами он видел отражение своей собственной борьбы за распространение монотеистической веры среди политеистических язычников Аравийского полуострова. История Каабы, небольшого кубического здания, расположенного в Мекке, иллюстрирует, насколько сильно Мухаммад преобразовал этот регион. В доисламской Аравии в ней находился космополитический список из 360 божеств, включая версию богини, которую египтяне называли Исидой, греки - Афродитой, а римляне - Венерой; Иисуса и Деву Марию; а также Хубала, сирийского бога луны. К моменту своей смерти в 632 году Мухаммеду удалось обратить регион в ислам, впервые объединив разрозненные племена, которые продолжали посещать Каабу, чтобы поклоняться единому истинному Богу. Но в следующие несколько десятилетий влияние новой веры распространилось далеко за пределы Аравийского полуострова.

В 630-х и 640-х годах арабские армии мусульман пронеслись по богатым и густонаселенным римским провинциям на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Священный город Иерусалим был захвачен в 637 году. Александрия, великий центр греческой культуры, пала в 641 году. Эти территории так и не были возвращены константинопольским правителям, хотя они продолжали контролировать значительно уменьшившуюся Византийскую империю до 1453 года. Арабы также расширялись на восток, в Месопотамию и Персию. К началу 650-х годов сасаниды были полностью разгромлены, и Персидская империя прекратила свое существование. В течение нескольких десятилетий Рашидунский халифат контролировал территорию, простиравшуюся от нынешнего Алжира до Пакистана и от Черного моря до Индийского океана. В течение следующих 100 лет исламская империя еще больше разрослась под властью халифата Омейядов. Ибн Халдун, арабский историк XIV века, считал это расширение чудесным, и нетрудно понять, почему. Но есть ли более прозаическое объяснение?

Идеи Мухаммада сыграли важную роль в объединении разрозненных народов Аравийского полуострова. В то время, когда чума, а также войны и изменение климата, похоже, убедили многих людей в неизбежности конца света, ключевое послание ислама - "поклоняйтесь единому Богу, ибо Час близок" - должно было быть привлекательным. Но религиозная доктрина не может объяснить взрывное возникновение Аравийской империи, поскольку большинство жителей завоеванных римских провинций и сасанидских территорий не сразу обратились в ислам. По этой причине британский писатель Тим Макинтош Смит описывает ранние халифаты как растущие, как суфле. Христианским, иудейским и зороастрийским общинам разрешалось сохранять свои традиции при условии, что они платили налоги и уважали политическую власть новых завоевателей. Фактически, большинство подданных халифата продолжали следовать христианству и зороастризму в течение нескольких столетий. Сирия-Палестина стала мусульманским большинством только в двенадцатом веке, а Египет - в четырнадцатом. Фактически, значительная часть населения Верхнего Египта, гор Леванта и северной Месопотамии оставалась христианской вплоть до двадцатого века.

Создание Аравийской империи стало результатом серии поразительных военных побед над опустошенными чумой византийцами и сасанидами. На юге и западе Аравийского полуострова многие жители, в том числе и Мухаммад, жили в постоянных поселениях. Но большую часть населения составляли кочевники-бедуины. Говоря о происхождении слова "араб", Макинтош Смит отмечает, что "на протяжении большей части известной истории это слово, как правило, означало племенные группы, живущие вне досягаемости оседлого общества... безусловно, именно такими они были на протяжении большей части второго тысячелетия нашей эры". Следовательно, регион был гораздо менее подвержен болезни, которую распространяли крысы-блохи, а Римская и Персидская империи были ослаблены не только в абсолютном выражении, но и относительно новых мусульман и объединенных арабов.

Когда мусульманские армии действовали на вновь завоеванных территориях, они тоже начали страдать от вспышек чумы. Первой крупной вспышкой, поразившей Арабскую империю, стала чума Амваса в 638-39 годах, от которой в Сирии погибло огромное количество людей - как захватчиков, так и местного населения. Последовавшие за этим беспорядки способствовали упадку халифата Рашидунов и, после десятилетия междоусобиц, возвышению династии Омейядов в 661 году. Но арабские полководцы усвоили, что в случае эпидемии безопаснее всего выводить войска из города в изолированные горные или пустынные районы, пока опасность не минует. Точно так же халифы династии Омейядов во время эпидемии чумы удалялись во дворцы в пустыне и жили как бедуины.

Распространение арабских мусульманских армий по большей части Старого Света было необычайным. Менее чем через 100 лет после смерти Мухаммеда халифат Омейядов возглавил империю, простиравшуюся от Атлантики до северной Индии и западной границы Китая. Она контролировала огромные территории, завоеванные Александром Македонским в Азии, без алкоголя и жестокого насилия, а также более половины Римской империи. Именно в этот момент большая часть Старого Света приняла современный облик. Хотя мусульманские правители Испании были окончательно побеждены в 1492 году, новая цивилизация, возникшая в седьмом и восьмом веках, в той или иной форме дожила до наших дней. Без смертоносного воздействия Yersinia pestis почти невозможно представить, что ислам расцвел бы из секты с небольшой группой последователей в Хиджазе до крупной религии, которую исповедует почти четверть населения Земли, или что арабский язык превратился бы из языка нескольких пустынных племен в язык, на котором сегодня говорит почти полмиллиарда человек по всей Северной Африке и Ближнему Востоку.

Экспансия арабских армий сыграла важную роль в формировании современного мира далеко за пределами завоеванных ими территорий. Со времен pax Romana Средиземноморье было главным маршрутом, по которому люди, товары, идеи и микробы текли с более развитого Востока в северо-западную Европу. С разрушением Восточной Римской империи эта артерия была перерезана. Известный бельгийский историк Анри Пиренн знаменито утверждал, что без Мухаммеда Карл Великий был бы немыслим. Политический вакуум в северо-западной Европе в конечном итоге привел к возникновению нового порядка, в котором преобладали мелкие королевства, феодалы и процветающие города-государства, но в то же время объединенные своей христианской идентичностью в противовес своим мусульманским соседям на юге и востоке.

Глава 4. Средневековые чумы

Потом пришла чума. Она опустошила Европу. Но, несмотря на хаос, который она принесла, она оказала услугу Западу. Она гарантировала, что в поколениях после 1348 года Европа не просто продолжит модель общества и культуры XIII века.

-Дэвид Херлихи

Тишина на небесах

Фильм Ингмара Бергмана "Седьмая печать" (1957) рассказывает о рыцаре и его оруженосце, которые возвращаются домой в Швецию после десяти лет войны в Святой земле и застают свою страну опустошенной Черной смертью. В начале фильма, в одном из самых знаковых образов в истории кино, главный герой сталкивается с чернокудрой, белолицей персонификацией Смерти, которая пришла за ним. Но Антониус Блок не готов к смерти, поэтому, чтобы отсрочить неизбежное, он вызывает своего обидчика на партию в шахматы. Смерть соглашается, и игра продолжается в разных местах во время насыщенного событиями путешествия Блока по опустошенной чумой сельской местности к его замку.

В течение следующих девяноста минут зрители наблюдают одну шокирующую сцену за другой: в церкви Блок пытается признаться в своих сокровенных тайнах, включая шахматный ход, который спасет ему жизнь, но, проговорив некоторое время, понимает, что по ту сторону экрана стоит не священник, а Смерть; на костре сжигают молодую женщину, обвиненную в сексе с дьяволом ; Жалкая процессия флагеллянтов-мазохистов проходит мимо, вопя, когда их бьют кнутом; а проповедник, который десятью годами ранее увещевал Блока присоединиться к крестовому походу, пойман за ограблением трупов и угрозой изнасиловать молодую немую женщину. В конце концов Смерть побеждает в шахматной партии и объявляет, что когда он в следующий раз встретится с Блоком, это будет в последний раз. Рыцарю удается добраться до своего замка. Пока он ест со своей свитой, его жена читает отрывок из книги Откровения, давший название фильму: "Когда Он снял седьмую печать, на небе воцарилась тишина, длившаяся около получаса". Затем Смерть прерывает их и уводит.

В "Седьмой печати" много исторических неточностей, и это не только размышление о потере веры самим Бергманом, но и нечто большее. Тем не менее, в фильме четко переданы некоторые ключевые черты "Черной смерти", такие как разрушение социальных норм и постоянная угроза, исходящая от чумы, на которую не так тонко намекает шахматный матч Блока. Не случайно фильм был снят в 1950-х годах, в десятилетие, которое было отмечено разрушениями Второй мировой войны и Холокоста, а также повсеместным страхом, что холодная война перерастет в ядерный апокалипсис. Для Бергмана вспышка чумы, поразившая Европу в середине XIV века, стала очевидной метафорой атмосферы экзистенциального раздражения и предчувствия, в которой он жил. Другие тоже нашли эту связь. Американский историк Барбара Такман не только описывает 1300-е годы как "жестокий, мучительный, недоумевающий, страдающий и распадающийся век", в котором "не было ощущения уверенного будущего", но и утверждает, что это было "далекое зеркало" нашего собственного беспокойного времени.

Несмотря на параллели между XIV веком и современностью, между ними есть, как это ни очевидно, огромные различия. После упадка Римской империи в Западной Европе возникло феодальное общество, в котором лорды и рыцари управляли сельской местностью из своих замков. Эта система препятствовала технологическим инновациям, поэтому со времен Римской империи уровень жизни широких масс, трудившихся на полях, практически не повысился. Католическая церковь не только учила последователей беспрекословно принимать ее доктрину, но и жестоко наказывала каждого, кто отступал от нее. А в сознании средневековых европейцев сердце христианской цивилизации по-прежнему билось на юге и востоке, в Константинополе и - по крайней мере, в народном воображении - в Иерусалиме. Когда различные римские папы призывали христиан взять в руки оружие и отвоевать Святую землю, десятки тысяч мужчин, женщин и детей с энтузиазмом откликались на этот призыв.

Людям, жившим в начале 1300-х годов, могло показаться, что общество будет существовать в таком виде до конца времен. Но если перенестись на 700 лет вперед, то в политическом, социальном и экономическом плане Европа несравненно изменилась. На смену застойному феодализму пришла капиталистическая система, для которой характерны постоянный поиск прибыли и, казалось бы, неумолимый рост. Подавляющее большинство людей теперь живет в городах и поселках. В большинстве стран региона власть католической церкви ослабла перед лицом вызовов со стороны протестантизма, а в последнее время и секуляризма. Окончательная потеря не только Иерусалима, но и Константинополя и большей части Восточной Римской империи, а также колонизация Америки и статус США как лидера западного мира привели к тому, что душа Европы все больше смещается на север и запад.

Как объяснить упадок средневековой Европы и возникновение современного мира? Черная смерть сыграла решающую роль, запустив серию событий, которые на протяжении нескольких столетий привели к этой трансформации. По словам одного историка, она стала "великим водоразделом в средневековой истории", благодаря которому "Средневековье станет средней, а не заключительной фазой развития Запада".

Зима наступает

Период между 1000 и 1300 годами историки называют Высоким Средневековьем, а метеорологи - Средневековым теплым периодом. Более длинное и теплое лето повысило урожайность сельскохозяйственных культур, и население переживало бум. Феодальные общества поглотили растущее население, но они добились этого за счет увеличения площади обрабатываемых земель, а не за счет повышения производительности сельского хозяйства. Леса вырубались. Болота осушались. Люди переселялись на возвышенности, которые раньше не были пригодны для земледелия. Властители колонизировали новые регионы на краю континента: например, германские юнкеры продвигали на восток через Эльбу, а польские шляхтичи - в Евразийскую степь на территории нынешней Украины. По мере роста населения росли и города. Городские ремесленники и купцы объединялись в гильдии, которые удовлетворяли растущий спрос феодалов на оружие и предметы роскоши, особенно текстиль. Именно в этот период были построены многие из великих готических соборов - например, Нотр-Дам был заложен в 1163 году. Старейший университет в Европе был основан в Болонье в 1088 году. Примерно в это же время появились университеты в Оксфорде и Париже. Но поскольку сельское хозяйство не стало более продуктивным, городское население увеличилось в абсолютных цифрах, но не выросло в процентном отношении к общей численности населения.

Затем, в конце тринадцатого века, мир вступил в так называемый Малый ледниковый период. Он начался с извержения вулкана на острове Ломбок в нынешней Индонезии, самого мощного за последние 7000 лет. Огромное количество пепла, выброшенного в атмосферу, заслонило солнце. Лето стало более прохладным и коротким, а зима - более долгой и суровой. 1315 год, похоже, был особенно неудачным. Все лето почти непрерывно шли дожди. Урожай гнил в земле. Урожаи не удавались. Когда 10 августа Эдуард II остановился в Сент-Олбансе, он не смог найти хлеб, чтобы накормить свою свиту. По словам одного летописца, урожай винограда был настолько плохим, что "во всем королевстве Франция не было вина". Другой отмечал, что бедняки ели собак, кошек, птичий помет и даже собственных детей. Так называемый Великий голод продолжался до 1317 года и убил примерно десятую часть населения северо-запада Европы. В течение следующих нескольких десятилетий климат стал холоднее, и урожай не удался еще несколько раз.

В течение двух столетий после чумы Юстиниана (541-49 гг.) Yersinia pestis вызывала повторяющиеся эпидемии в Европе, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Затем более 500 лет не было зарегистрировано ни одной вспышки чумы. Но бактерии не исчезли полностью. Они продолжали выживать среди песчанок и сурков в горах Центральной Азии. Когда климат изменился, эти дикие грызуны снова вышли из своих изолированных местообитаний, и началась первая крупная вспышка чумы за последние полтысячелетия.

Распространению чумы по евразийскому континенту способствовали благоприятные геополитические условия. К XIII веку Чингис Хан и его наследники создали одну из крупнейших империй в истории. Она охватывала не только Китай, но и большую часть Центральной Азии, а также территорию современных России, Ирана и Ирака. Продвижению патогена по евразийскому континенту способствовала стабильность, которую монголы принесли на континент. Во время так называемого pax Mongolica Дальний Восток был связан с Черным морем сетью относительно безопасных и хорошо обслуживаемых маршрутов, которые составляли Шелковый путь. Примерно в это время Марко Поло отправился из Венеции в Ксанаду, надеясь наладить торговые связи и обратить в христианство Кублай-хана, внука Чингиза. Поло должен был делить дороги со всевозможными другими путешественниками, включая гонцов, способных преодолевать 160 километров в день, тихоходные караваны, перевозящие свои товары, и армии, марширующие туда и обратно.

Самое раннее генетическое свидетельство чумы XIV века получено из бактерий Yersinia pestis в зубах семи человек, умерших в конце 1330-х годов в Кыргызстане, Центральная Азия. Сохранившиеся исторические свидетельства показывают, что Китай был поражен серией эпидемий в 1331-34, 1344-46 и затем в течение 1350-х годов. Согласно императорским записям, они были опустошительными. Сообщается, что в результате вспышки эпидемии в северо-восточной провинции Хэбэй в 1331 году погибло 90 % ее жителей. Население Китая рухнуло, сократившись с примерно 125 миллионов в начале XIV века до 65 миллионов в конце, хотя войны и наводнения также внесли свой вклад в число погибших. Мы не можем точно сказать, какой именно возбудитель вызвал эти эпидемии, поскольку официальные отчеты не описывают симптомы, но и время, и высокая смертность указывают на Yersinia pestis. Уильям Макнилл предполагает, что чума стала ключевым фактором политической нестабильности, поразившей Китай в середине XIV века. Кульминацией стало падение Великого Юань - потомков Чингисхана - и возникновение династии Мин, которая захватила власть в 1368 году.

В 1340-х годах Yersinia pestis проделала путь по Шелковому пути в Европу. Считается, что чума попала на континент через Каффу (ныне Феодосия), торговую станцию на Черном море, которую генуэзские купцы купили в конце XIII века у ханства Золотой Орды - части Монгольской империи, господствовавшей в Западной Евразийской степи. Каффа, где находился крупнейший в регионе рынок рабов, где генуэзские торговцы покупали людей, захваченных в регионе к северу от Черного моря, и переправляли их в Европу, на Ближний Восток и в Северную Африку, была одним из ключевых звеньев между монгольской территорией и Средиземноморьем. Предположительно, итальянские купцы заразились чумой осенью 1346 года, когда монгольские солдаты осадили Каффу и катапультировали трупы жертв чумы через городские стены. Эта история является апокрифической, но это не помешало некоторым ученым считать ее первым случаем биологической войны. [14] Когда зима закончилась, генуэзцы бежали на запад на своих кораблях и привезли с собой чуму. Летом 1347 года Черная смерть достигла Константинополя, откуда ее перевезли во все крупные портовые города Средиземноморья, откуда она распространилась по всей Европе, а также на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Весной 1348 года чума опустошила Итальянский полуостров. Одно из самых известных свидетельств очевидцев Черной смерти можно найти во вступлении к "Декамерону" Джованни Боккаччо, сборнику 100 пикантных рассказов флорентийского писателя, рассказанных десятью обеспеченными молодыми женщинами и мужчинами, укрывшимися на сельской вилле, спасаясь от моровой язвы. Развлекательная двухнедельная жизнь тосканцев в сельской местности резко контрастирует с шокирующими сценами, происходящими в стенах многолюдного города, из которого они сбежали. Боккаччо описывает, как его родной город был охвачен смрадом смерти: люди падали замертво на улицах, а тела оставались гнить в домах. Чтобы передать масштаб трагедии, он описывает, что за несколько недель умерло более 100 000 жителей - больше, чем, по его мнению, жило во Флоренции до прихода чумы. Аньоло ди Тура, летописец из соседней Сиены, рассказывает, что ему пришлось своими руками похоронить всех пятерых своих детей. С большинством умерших не обращались так достойно. Другой очевидец из Флоренции писал, что тела бросали в братскую могилу, засыпали землей, добавляли еще тела, а затем землю, "как делают лазанью со слоями макарон и сыра".

Вскоре после этого Черная смерть добралась до Авиньона на юге Франции, куда папы римские были сосланы на протяжении большей части XIV века. Тела пришлось выбрасывать в реку Рону, пока не были вырыты и освящены огромные новые кладбища. По совету Ги де Шолиака, папского врача, Климент VI удалился в свои покои, никого не видел и провел весь день и ночь между двумя большими кострами - что было совсем нелишним для провансальской весны и лета. Он выжил, потому что пламя нечаянно удержало крыс на расстоянии. К июню "Черная смерть" достигла Парижа, Низких стран и Англии. Оттуда она распространилась по всей Северной Европе. Казалось, наступил конец света: францисканский монах из Килкенни (Ирландия), умерший от чумы, оставил в своей хронике пустые страницы и послание на случай, если "кто-либо из детей Адама сможет избежать этой язвы и продолжить начатое дело". Под этим кто-то добавил постскриптум, датированный 1349 годом: "похоже, автор умер здесь".

Петрарка, друг Боккаччо и поэт эпохи Возрождения, заметил, что ситуация настолько ужасна, что будущие поколения "будут смотреть на наше свидетельство как на басню". Но это не так. Опустошение было подтверждено учеными, которые кропотливо прочесывали средневековые переписи, налоговые отчеты и манориальные регистры, чтобы точно подсчитать количество погибших. Их выводы подтверждают свидетельства очевидцев о массовых смертях. По оценкам норвежского историка Оле Бенедиктоу, в период с 1346 по 1353 год от чумы умерло примерно 60 процентов населения Европы - то есть около 50 миллионов из 80 миллионов человек. Анализ ледяного керна, пробуренного в Швейцарских Альпах, показывает, что в эти годы из воздуха исчез свинец. Во время Черной смерти не велась добыча серебра. Похоже, что экономика просто остановилась.

Большинство людей, похоже, винили в происходящей вокруг них бойне примерно то же, что и древние греки и римляне. Черную смерть многие считали формой божественного наказания, хотя и не было ясно, за что именно. Медицинский факультет Парижского университета, самого престижного учебного заведения в Европе, утверждал, что разрушения были результатом зловещего соединения Сатурна, Юпитера и Марса, которое произошло в час дня 20 марта 1345 года. Это соответствовало идее о том, что чума была волей Бога, поскольку звезды считались инструментами, с помощью которых Его воля воплощалась на земле. Считалось, что смещение планет вызвало выброс вредных газов - возможно, после землетрясения, - которые затем прокатились по Европе с востока. Это понимание прослеживается в творчестве Шекспира, у которого Тимон Афинский проклинает Алкивиада, вручая ему золото: "Будь как планетарная чума, когда Jove [Юпитер] / Повесит свой яд / В больном воздухе над каким-нибудь городом". Однако существовало и не менее абсурдное, но гораздо более мрачное объяснение источника Черной смерти.

Игра в вину

В 1998 году археологи из Эрфурта, небольшого городка в центральной Германии, обнаружили клад весом почти 30 килограммов, спрятанный в стене подвала. Он состоял из более чем 3 000 серебряных монет, четырнадцати серебряных слитков, искусно украшенных серебряных кубков и более 700 золотых и серебряных украшений. Самое красивое изделие - золотое обручальное кольцо в форме миниатюрной готической башни с надписью "Мазл Тов" на иврите на крыше. В сокровищницу также входит единственный сохранившийся средневековый косметический набор, включающий в себя щипчики для чистки ушей, пинцет и флакончик для духов, сохранивший различимый запах.

Эрфуртский клад был найден в доме, где в середине XIV века жил со своей семьей еврейский купец Кальман фон Вихе. Вероятно, он спрятал ценности в подвале незадолго до 21 марта 1349 года, когда еврейский квартал города подвергся нападению разъяренной толпы. Предположительно, фон Вихе надеялся вернуть ценности, когда все успокоится, но был убит вместе со всей еврейской общиной Эрфурта. Его имущество оставалось ненайденным почти 650 лет, и к тому времени его потомки были прогнаны через полмира жестокими угнетателями и стали жертвами одних из самых позорных событий в истории человечества.

Эрфуртская резня была далеко не единичным случаем. Оргия насилия началась в северной Испании и южной Франции весной 1348 года, якобы потому, что язычники считали еврейские общины источником Черной смерти. Летом и осенью 1348 года несколько евреев во французских Альпах признались - правда, после пыток на дыбе - что вызвали чуму, отравив колодцы. Подобные слухи распространялись по немецкоязычному миру быстрее, чем сама болезнь, и так же распространялись нападения на еврейские общины. Эти теории заговора, похоже, получили широкое распространение. Городской совет Страсбурга обратился с письмом в близлежащие города, чтобы узнать, правдивы ли обвинения в отравлении колодцев. Из девятнадцати ответов, хранящихся в муниципальных архивах Страсбурга, только один выражает скептицизм. Это, по-видимому, было воспринято как знак к действию. В День святого Валентина 1349 года 2000 евреев города были насильно проведены по городу, толпы людей срывали с них одежду в надежде найти золото, вшитое в подкладку, а затем сожгли до смерти.

Очевидцы рассказывают о серии ужасающих нападений. Еврейская община Майнца, возможно, самая большая и богатая в Европе, сумела отразить первое нападение и убила 200 нападавших. Но на следующий день толпа вернулась с подкреплением и уничтожила все 3 000 человек. В городах Ганзы на севере евреев замуровывали в домах и оставляли голодать. Еврейская община в Эсслингене на юго-западе решила не ждать своей участи, а запереться в синагоге и поджечь ее. Как язвительно замечает Филипп Циглер, "это любопытное и несколько унизительное отражение человеческой природы, что европеец, ошеломленный тем, что было, вероятно, величайшим природным бедствием, когда-либо обрушившимся на его континент, отреагировал, пытаясь соперничать с жестокостью природы в отвратительности своих собственных рукотворных злодеяний".

В 1348 году папа Климент VI издал две папские буллы, которые указывали на фундаментальные недостатки клеветы на отраву: Евреи умирали в тех же количествах, что и язычники в континентальной Европе, и чума также опустошала Англию, которая изгнала свою еврейскую общину в 1290 году. Патриарх осудил тех, кто участвовал в нападениях на евреев, как "обольщенных этим лжецом, дьяволом", и пригрозил им отлучением от церкви. Но его вмешательство имело ограниченный эффект. Самый могущественный светский лидер Европы Карл IV, император Священной Римской империи и король Богемии, поощрял насилие. [*1] Он предложил архиепископу Трирскому имущество тех евреев в Эльзасе, "которые уже были или еще могут быть убиты", и пообещал маркграфу Бранденбургскому три лучших дома в Нюрнберге, "когда там произойдет очередная резня евреев". Местная политическая элита тоже воспользовалась ситуацией. В Кельне еврейская собственность была поделена между городским советом и архиепископом, а вырученные средства пошли на благоустройство собора и строительство новой ратуши. В Аугсбурге человек, открывший городские ворота перед нападавшими извне, - бюргермайстер Генрих Портнер - был сильно задолжал еврейским ростовщикам. После резни в живых не осталось никого, кто мог бы собрать причитающиеся деньги.

К тому времени, когда в 1351 году насилие утихло, на евреев Европы было совершено около 350 нападений. Шестьдесят крупных и 150 мелких общин были уничтожены. Многие евреи, которым удалось пережить двойной удар чумы и преследований, бежали в Восточную Европу - регион, где до того времени еврейское население было незначительным. Казимир Великий из Польши предложил переселенцам защиту в своем обширном королевстве, которое охватывало не только современные Польшу и Литву, но и недавно колонизированные земли на территории нынешней Украины. Современные сплетники предполагали, что Казимир хорошо относился к этим беженцам, потому что его любимой любовницей была еврейка по имени Эстерка. Правда менее романтична: он стремился извлечь выгоду из предполагаемого опыта беженцев в денежном кредитовании и торговле на дальние расстояния.

Иммигранты селились в штетлах - еврейских рыночных городах, которые росли рядом с сельскохозяйственными поместьями. В течение следующих нескольких столетий они обеспечивали относительно безопасную среду, в которой процветала их культурная, интеллектуальная и религиозная жизнь. К концу XVIII века Речь Посполитая была поглощена империями Романовых, Габсбургов и Пруссии. Около трех четвертей польско-литовских евреев теперь жили в России. С самого начала они столкнулись с дискриминацией и притеснениями - "погром" является заимствованным русским словом. Метафора Скрипача на крыше - "пытается выцарапать приятную простую мелодию, не сломав себе шею" - призвана передать тяжелое положение еврейских общин в Палеополе. Шолем Алейхем, чьи рассказы легли в основу бродвейского мюзикла, и Марк Шагал, чьи картины послужили вдохновением для названия, свидетельствуют о том, как еврейская культурная жизнь продолжала процветать в штетлах в начале двадцатого века.

Возвращение чумы

Если бы в середине XIV века на Европу обрушилась всего одна сокрушительная вспышка чумы, европейские общества оправились бы и вернулись к нормальной жизни в течение нескольких поколений. Увы, Черная смерть не была отклонением. В течение следующих двух столетий чума появлялась снова и снова, поскольку Yersinia pestis была вновь завезена в Европу из гор Центральной Азии, где она продолжала циркулировать в популяциях диких грызунов. Именно повторяющийся характер чумы сделал ее столь разрушительной и в итоге вызвал столь глубокие социальные, политические и экономические изменения. Вторая вспышка чумы в 1361 году унесла жизни, возможно, 20 процентов населения, но среди молодых людей, которые не жили десятилетием ранее и поэтому не успели выработать иммунитет, смертность не отличалась от первой эпидемии. Петрарка сетовал, что первая Черная смерть была "только началом нашего траура". Чума возвращалась каждые несколько лет на протяжении всего XIV и XV веков. После 1500 года эпидемии стали менее частыми и масштабными, но они продолжали приносить вред. Записи из итальянских городов дают нам подробное представление об ущербе. В 1629-30 годах чума унесла треть населения Венеции, чуть меньше половины населения Пьяченцы и почти две трети населения Вероны. Другая эпидемия в 1656-57 годах убила половину жителей Неаполя и Генуи. Демографический шрам, оставленный волной за волной чумы, был глубоким и неизгладимым. Население вернулось к уровню 1300 года только в XVI веке в Италии и Франции, в XVIII веке в Англии и в XIX веке в Египте, который в то время был частью Османской империи.

Итальянские города-государства стали первыми общинами, принявшими меры по защите от чумы. Начиная с 1370-х годов все корабли, желающие войти в Венецию, должны были ждать на близлежащем острове Сан-Лаццаро, пока санитарные судьи не дадут команде разрешение на высадку. Со временем срок ожидания стал стандартным и составлял сорок дней - слово "карантин" происходит от итальянского quaranta - сорок дней. Продолжительность была определена не на основе научных наблюдений, а в соответствии с Библией. Несмотря на это, сорок дней были эффективны, потому что это было больше времени, чем требовалось для развития симптомов у людей. Корабли, людей и товары держали в лазаретах или карантинных пунктах на островах вдали от портового города, пока не заканчивался срок карантина. Венеция построила первый постоянный лазаретто в начале XV века. Как уже отмечалось выше, время от времени вспышки заболевания все же случались , но карантин был признан эффективным средством защиты здоровья населения и был принят во всей Западной Европе.

Другой важной мерой борьбы с заразой было ограничение сухопутного передвижения с помощью санитарного кордона. Во время "черной смерти" это стало осуществляться на разовой основе: дружинники, движимые страхом и подозрением к чужакам, отказывали незнакомцам, которые хотели попасть в их город, поселок или деревню. В конце концов стратегия стала регулярной, строго применяя ту же логику, что и при установлении карантинов на сухопутных границах. До сих пор видны части стены "Le Mur de la Peste", построенной во время Великой марсельской чумы в 1720 году, чтобы остановить перемещение людей между городом и внутренними районами. Самый выдающийся пример санитарного кордона был построен на восточной границе империи Габсбургов, чтобы остановить перенос болезни по суше с территории, контролируемой Османской империей. Он действовал с 1710 по 1871 год вдоль 1600-километровой военной границы, простиравшейся от Адриатики до Трансильванских гор. В периоды повышенной тревоги люди, желающие проехать с востока на запад, должны были находиться в течение сорока восьми дней в карантинных учреждениях, расположенных на официальных пограничных переходах. Любой, кто был пойман при попытке избежать заключения, рисковал быть приговоренным к смерти через расстрел.

Введение таких правил, как карантин и санитарный кордон, в позднесредневековых обществах имело значение далеко за пределами здравоохранения, поскольку распространяло государственную власть на те сферы человеческой жизни, которые ранее не были подвластны политической власти. Мишель Фуко рассматривал смещение акцента государства с контроля над территорией на управление телами людей как ключевую особенность современного мира. (Во время пандемии Ковид-19 изоляторы и другие ограничения на передвижение вызывали споры именно потому, что они так ярко демонстрировали огромную власть современного государства над нашими жизнями). Однако с точки зрения общественного здравоохранения совместные усилия карантинов и санитарных кордонов дали результат. Последние крупные эпидемии чумы в Западной Европе произошли в первой половине XVIII века: в 1720-21 годах в Марселе и его окрестностях погибло 100 000 человек, а в 1743 году в Мессине (Сицилия) - 48 000. Регулярные вспышки чумы продолжали поражать Османскую империю до середины XIX века. Но наибольшее влияние Yersinia pestis на Анатолию и Ближний Восток оказала сразу после Черной смерти.

Новые варвары

Рассказы о последнем, успешном штурме Константинополя османами в 1453 году напоминают сцену из захватывающего боевика. Турецкие пушки били по городским стенам. Столицу осаждала 60-тысячная армия, вдвое превышавшая ее население. Последний византийский император, еще один Константин, имел под своим началом всего несколько тысяч греческих и итальянских солдат, но отказался сдаться. Те, кто не мог сражаться, собрались в храме Святой Софии и молили Деву Марию заступиться и спасти Константинополь, как она якобы сделала в восьмом веке, когда на него напала династия Омейядов. Когда пушки наконец пробили брешь в крепостных стенах, нападавшие ворвались внутрь. Константин и его свита устремились к ним, обнажив мечи, в тщетной попытке остановить натиск. Больше его не видели. После трех дней грабежа султан Мехмед II въехал в новую османскую столицу на белом коне.

В предыдущей главе мы увидели, как на протяжении нескольких веков пандемии ослабляли Римскую империю и укрепляли так называемые варварские общества на границах империи, где условия были не столь благоприятны для распространения инфекционных заболеваний. К Средним векам бывшие варвары - в первую очередь различные германские племена и арабы - жили в густонаселенных и хорошо связанных между собой государствах. Поэтому смертность от Черной смерти была поразительно равномерной по всему континенту, и средневековая чума не нарушила баланс сил на континенте, как это было в древности, - за исключением юго-востока, где наблюдалось удивительное возвышение османов.

Вплоть до одиннадцатого века Восточная Римская империя, значительно уменьшившаяся в размерах, по-прежнему управляла Анатолией - тем, что сейчас является современной Турцией, - и большей частью Балкан из Константинополя. Имперская столица оставалась огромным городом с полумиллионным населением. Но в течение следующих нескольких сотен лет все изменилось в результате появления нового грозного врага. Турки представляли собой этнолингвистическую группу кочевников-скотоводов, которые, судя по всему, зародились в степях Центральной Азии. Они были вытеснены со своих традиционных пастбищных земель в результате монгольской экспансии. Турки приняли ислам во второй половине 900-х годов и под властью династии сельджуков завоевали огромные территории Ближнего Востока в XI веке - в том числе большую часть эллинизированной, христианской Малой Азии. Это изменило характер региона, который на протяжении 2000 лет был богатой и интеллектуально активной частью греко-римского мира.

К концу XIII века Сельджукский султанат распался на множество мелких турецких княжеств или бейликов. На границе с Византийской империей в северо-западной Анатолии небольшие группы гази - предположительно религиозно воодушевленных воинов, сражавшихся верхом на лошадях, - зарабатывали на жизнь набегами на своих соседей-христиан, грабя имущество и похищая людей для продажи в рабство. Так началась Османская империя: как кочевая группа гази под руководством Османа в конце XIII - начале XIV века. Успех в набегах на Византию принес престиж, последователей и власть, что позволило османам расшириться на юг и восток и взять под свой контроль различные бейлики Анатолии.

Спустя чуть более века после смерти Османа в 1326 году его династия завоевала огромные территории юго-восточной Европы, захватила имперскую столицу Константинополь и уничтожила последние остатки древней Римской империи. Расширение Османской империи вызвало сильное беспокойство на северо-западе Европы, и многие подозревали, что это было вызвано вмешательством Бога. В 1498 году, когда Альбрехт Дюрер создал гравюры с различными сценами из Книги Откровения, он назвал двух из четырех всадников Апокалипсиса - войну и чуму - османскими янычарами. Примерно в то же время Эразм и Мартин Лютер провозглашали, что турки посланы Богом, чтобы покарать согрешивших христиан. Но невозможно понять кажущуюся чудесной экспансию Османской империи, если не учитывать влияние Черной смерти.

Когда в 1347 году генуэзские торговцы завезли Yersinia pestis из Каффы в Константинополь, Византийское государство уже было ослаблено и уязвимо после двух разрушительных войн за престолонаследие в 1320-х и 1340-х годах. Анатолия также пострадала от Черной смерти, особенно густонаселенные и хорошо связанные между собой города на побережье. Но османы по-прежнему оставались кочевниками. Ибн Баттута, североафриканский путешественник и ученый, в XIV веке много путешествовал по мусульманскому миру. Он отмечал, что преемник Османа, султан Орхан, возглавлявший османов с 1323 по 1362 год, «постоянно находился в движении, никогда не оставаясь на одном месте дольше нескольких дней». Такой перипатетический образ жизни должен был защитить его и его последователей от чумы. В отличие от людей, живущих в постоянных деревнях и городах, кочевники не хранили большие запасы зерна и не накапливали большие кучи пищевых отходов, которые привлекали крыс. Турок-кочевников постигло бы меньшее число жертв чумы, чем их оседлых соседей-турок, византийцев и славян на Балканах.