Патриот. Смута. Том 2

Глава 19

Приплыли! Это ты меня, татарский подпевала, будешь предателем называть? Сволочь ты эдакая, как язык повернулся!

Выкрикнул громко, чтобы стрельцы слышали.

— Жук, ты же татар на землю нашу ведешь! А предатель я⁈

— Я слово государево исполняю! А ты… — Он сбился, но потом все же добавил. — Ты издохнуть должен был, пес Данилов!

Опять началось это собачье именование. Ох, зубы то я тебе повыбиваю, дай срок.

— Легко из-за стен орать! — Выкрикнул. — Выходит раз на раз! Сабля решит!

Может, удастся его на слабо развести, выйдет, ну а здесь я уже ему накостыляю. В дуэли, уверен, шансов у него никаких.

Но в ответ я услышал смех.

— Я не дурак! Хоть ты с саблей и неумел всегда был!

Ага, знает меня, паскудник. Видимо, как и Артемий каким-то образом взаимодействовали со мной прошлым. Как? Тело никак не отвечало. Знакомство шапочное, или при дворе Мстиславского, а может, Шуйского пересекались. Интересно, а Царь Василий меня в лицо знает?

Жук продолжал кричать:

— Эти стены для твоих людей — могила! Все тут ляжете! Отступи лучше, как это всегда было!

Ага, трусость моего реципиента знает. Хорошо, будет считать, что я на решительные действия не пойду. А я к ним готов по полной. От пяток до самых кончиков волос на голове. К самым, что ни на есть решительным. И против тебя, тварь такая, и против татар!

— Сдавайся! Мы всех вас положим!

— Хрена! — Опять послышался смех. — А через два дня здесь тысяча Кантемира мурзы будет. Э! Мужики! Слышите!

Он громко свистнул, по-разбойничьи. Прятался где-то над воротами, чуть правее. Там несколько бойниц было оборудовано.

Продолжил кричать из своего укрытия:

— Не слушайте его! Стрельцы! Домой воротитесь! Татары вас, может, и милуют.

За своей спиной я услышал тихую брань. Обернулся. Лица стрельцов выражали готовность разорвать этого Жука на куски. Да, им было страшно. Помирать-то оно всем боязно. Да и названная тысяча татар — сила немалая и это только передовой отряд. Но отступать, пока она не подошла, спаться бегством, только услышав о войске степняков, никто из них не собирался. Более того, еще сильнее все они решили воевать атамана. За дела его.

Это отлично. Люди знали, за что и ради чего сражаются. Почему так, а не иначе.

— Сдавайся, Жук! — Выкрикнул я, давая атаману последнюю надежду. — И люди твои! Слышите! Сдавайтесь! Ворота отворите! Всем гарантирую жизнь!

Ответом была стрела, воткнувшаяся в дерево, за которым я укрывался. Почему не огнестрел? Не уж-то в остроге нет мушкетов и прочего порохового оружия. По старинке воюешь, что ли, атаман. Чудно. Раз так, это еще один минус тебе. Наша огневая мощь ваши луки вмиг подавит.

Или, заманиваешь, хитрец? Ладно. Лезть пока вперед не будем все равно. А там поглядим, чем ответят на стрельбу.

— Самопалы к бою! — Отдал приказ.

Сам привел свою аркебузу в боеготовое состояние.

Стрельцы заняли удобные позиции, выбирали цели.

По-хорошему надо было бы начать окапываться, окружить этот острожек валом. Срубить щиты, подойти ближе. Но, вечер на дворе, это раз — фортификации, это время, а его у нас нет. Второе — я же всеми силами сейчас показываю, что иных сил, кроме стрельцов у меня нет. Совсем недолго осталось до второй части плана.

А после него ты Жук, по-иному запоешь.

— Безбожник! — Что есть силы заорал я. Казалось, лес вокруг дрогнул от крика! Вскинул аркебузу, высунулся из-за дерева, почти не целясь. — По воротам, залп!

Пальнул. Хлопки наших выстрелов потонули в грохоте, раздавшемся с противоположной стороны острога. Дымом затянуло холм.

Я воспользовался этим, закричал:

— Перезаряжай!

А сам, отойдя чуть назад, пригибаясь к земле, двинулся быстро в обход. К позиции зашедших с тыла служилых людей и пищальников. Легкое оглушение прошло, стал прислушиваться. За стенами нарастала ругань. Кто-то кричал, матерился, отдавал приказы.

Поднимался гул голосов. Они же туда тех самых пятьдесят человек куда-то запихнули. За стены. Скорее всего, под замок и засов, в барак. Но, услышав такую стрельбу, вся эта масса может повести себя по-разному. Спрятаться, затаиться или начать пытаться вырваться наружу и скрутить своих невольников.

А еще, среди отряда Жука могут оказаться перебежчики. Кому охота погибать за атамана, когда вокруг не просто пятьдесят стрельцов, а целая армия, да еще и с пушками. Психологический эффект должен был сработать. Я на него и надеялся.

Торопился, огибал поместье.

Путь не близкий. С полкилометра по бровке холма, через буераки и овражки. Пока шел, стрельцы сделали еще по два выстрела. Из крепости почему-то не отвечали, неужели правду у них огнестрела нет, только луки? Старомоден ты, гражданин, атаман.

Меня окликнул дозор, признали воеводу. Это правый край отряда боярских детей. Двое прятались в кустах, прикрывались деревьями, следили за стеной, чтобы никто удрать не подумал.

Я махнул рукой, подошел.

— Где пищали?

— Да вон там, боярин, чуть под горку, а потом пройти прямо и вверх. — Ответил один из них.

— В оба следите. — Хлопнул его по плечу, увидел в глазах утвердительный отчет, что, мол, не беспокойся воевода, здесь не пройдет никто.

Двинулся дальше.

Минут через семь наконец-то добрался. Нашел позицию, затянутую дымом. Запах жженого пороха ударил в ноздри, сильный. Аж сморщился, инстинктивно поднял руку к лицу. Это тебе не современная стрельба, здесь отработки в несколько раз больше.

Пищальники, кашляя и ворча, суетились, перезаряжали свои орудия. Позицию они выбрали хорошую. Не идеальную, конечно, но тут все сложно было. Бить приходилось чуть снизу вверх, что усложняло процесс прицеливания.

Филарет руководил умело. Все пищали стащил, как и условились, в одно место, уложил, закрепил стройно. Залп пришелся точно по стене, примерно на высоте метра от земли. Узкий кусок, получив несколько сильных ударов двадцатимиллиметровыми пулями, накренился, покосился, но еще стоял. С первого раза раздолбить сосновые бревна в щепки и опрокинуть не удалось. Но ничего, свинца у нас много, порох в достатке, еще залп дадим. А нужно будет и третий, и четвертый. Это все же не пушки, с перезарядкой здесь попроще, дыма много из-за кучности, конечно, не так чтобы работе мешал и греются не так сильно.

Да и бьем мы прямой наводкой с пятидесяти метров, считай, целиться проще.

Тренко со штурмовым отрядом в двадцать человек стоял чуть ниже и слева от позиции стрелков. Рядом лежали собранные связки длинных бревен, сплетенные лестницы. Люди времени даром не теряли, благо пиломатериалов нам сам Жук оставил внизу много. Готовил и плоты, которые разобрали мои люди, и растопку, тоже частично пошедшую в дело. Не думал, что его штурмовать здесь будут. А теперь ров нам преодолеть не так сложно будет. Запасной план с подрывом стены в темноте мешком с порохом даже не понадобится. Мы так возьмем этот острожек. Если они сами не сдадутся. Дело максимум часа.

Сотник ждал, осматривая готовых людей, отдавал приказы, проверял снаряжение. Завидел меня, улыбнулся.

— Как там стрельцы?

— Бьют, не дают головы поднять. По плану все.

— Да что-то с первого раза не снесли мы стену. — Покачал он головой.

А ты думал, что бах и вперед, ворветесь внутрь всех порешите. Бывает, подождать придется.

— Так, я и говорил, что с первого раза, вряд ли. Хотелось бы, конечно. Но это нужно было пищалей сто брать. Или пушки. А как их довезешь, а, сотник?

— Это верно, боярин. Но они же подготовятся.

— Это да, или… — Я посмотрел на него пристально. — Выдадут нам Жука.

— Мы с башни одного сняли. Выходит, восемь их осталось. — Подошел Филарет, собранный, задумчивый, напряженный.

— Шесть и Жук. Я одного по дороге убил. У них там холопов, мужиков пятьдесят.

— О как.

— Могут бунт поднять, но измотанные сильно. Прямо живые трупы.

Сотники кивнули, информацию получили, приняли.

— Готовы ко второму залпу мы. — Выдал Филарет.

— Давай. — Сказал я.

— Пали! — Проорал главный над пищальниками.

Миг и все стволы не очень синхронно жахнули так, что над лесом раскатилось эхо. Нас прилично оглушило, над позицией поднялось облако дыма.

— Кха! Ха! — Кашляли пищальники, отошедшие от своих орудий.

Эх, ветра бы чуть больше, но здесь в лесу сложно с этим.

Но результат оказался весьма положительным. Стена закачалась. Сосновый частокол не мог долго выдержать таких ударов. Пули пробивали в них здоровенные отверстия, выбивали щепы, крошили. Сектор обстрела узкий. Буквально семь стволов. Несмотря на очень сложное прицеливание, пули ложились кучно и кромсали бревна в клочья.

— Нам нужен только Жук! Всем остальным, гарантируем жизнь! — Выкрикнул я.

Сам себя слышал плохо, продолжал:

— Еще раз! Нам нужен только атаман!

Прислушался. Внутри что-то творилось. Видимо, наша артиллерия вызвала шок среди защитников, парализовала их. А, скорее всего, часть решила, что с Жуком им не по пути. Раз такие дела творятся, и их со всех сторон обложили.

Своя рубашка ближе к телу, особенно если видишь, что сражаешься за не благое дело. Только самые фанатичные, как атаман могли считать, что приведение татар к Москве кончится чем-то хорошим. Извечный враг в качестве союзника настораживал даже самых равнодушных.

До нас донесся звон стали, ругань крики.

А еще кто-то из них понял, что шестерых и атамана не хватит на все стены. Башня слишком плохо укреплена. От стрел ее защита спасала, а от пуль, уже — считай, нет. От снарядов калибра двадцать с небольшим миллиметров, которыми били затинные пищали, так и подавно. Прицельный залп по ней превратил бы засевшего бойца там в фарш.

Изможденные работники за Жука бы не встали. Даже если были бы у них какие-то силы. С таким обращением они сразу же поднимут бунт и повернули бы оружие против господина, что сейчас, вероятно там внутри и происходило.

Как только выбрались? Вопрос.

— Вперед. — Скомандовал я, вынимая саблю.

Штурмовой отряд с готовыми связками бревен двинулся вперед. Десяток стрелков прикрывало атаку. Смотрели на стены, выискивали цели. Но никто не появился, не высунулся, не попытался выстрелить.

Трое бойцов детей боярских, побежавших первыми, метнули веревки, накинули на самые поврежденные бревна. К каждому подбежало по напарнику. Потянули. Раздался скрип.

— Навались!

Один сосновый ствол поддался, треснул и рухнул в ров.

Поверх земляного препятствия сразу же накинули принесенные мостки. Трое человек с топорами шустро пересекли преграду, начали рубить те места, где уже были повреждения. В первую очередь подрубали два заарканенных ствола, которые тянули сотоварищи.

— Берегись!

— Тащи!

Почти сразу треснуло, поддалось и начало заваливаться еще одно бревно.

Следом подтаскивали лестницы, кидали их через ров, перетаскивали. Проем расширяли быстро, слаженно, действовали, понимая, что от скорости зависят их жизни. Никто не оказывал сопротивления. Не стрелял, не пытался бить копьем в проем сверху вниз.

На той стороне острога раздался очередной дружный стрелецкий залп.

— Выдайте Жука! — Закричал я вновь. — Остальным, гарантирую жизнь!

Пересек ров, изготовился лезть вверх первым.

Внутри творилось нечто, пока что нам не видимое. Но мы торопились, стремились, как могли ворваться внутрь. Раздался грохот. Не выстрел, что-то рухнуло. Кто-то истошно закричал.

— Вперед! — Раздалось с той стороны. Стрельцы тоже пошли на приступ. Видимо, это ворота открылись. Путь в острог был свободен.

— Вот он гад. Вот он! — Кричал кто-то внутри. — Держи!

— Нейдешь!

— А, собака…

Еще пара бревен рухнуло. Проход свободен.

Я взлетел по приставленной лестнице на земляной вал, что укреплял стену с другой стороны, отпрыгнул в сторону, чтобы не заслонять другим бойцам прохода.

Оказался на заднем дворе. Вблизи лежало изувеченное, искореженное тело в достаточно красивом кафтане. Увесистая пуля пробила человеку в боку огромную дыру. Вырвала клок мяса. Кровь и внутренности растекались по земле.

А вот он и защитник тыльной части острога. Не повезло, одна из пуль при начале обстрела угодила прямо в него.

Резко осмотрелся.

Строений было три, их задние части. Основной терем, по центру, передо мной. До его стены буквально метра три, а ней несколько вмятин от пуль, прошивших стену насквозь. Второй слой древесины все же они не осилили. Справа и слева от жилого дома я увидел хозяйственные строения, что-то типа барака справа и сеновала слева. На крыше одного валялось распластанное тело. Судя потому, что труп лежал недалеко от башни, прямо внизу, под ней. Тот самый, кого сняли дети боярские.

Сделал несколько шагов вперед, прижался к стене, двинулся вдоль нее.

Сопротивление никто не оказывал, с другой стороны терема все громче слышались крики, ругань и звон стали. Из-за угла внезапно выбежал мужик с совершенно ошалелыми глазами. На нем была шапка набекрень и расхлестанный тонкий халат на татарский манер.

— Не стреляйте. Сдаемся мы, сдаемся! Жука вяжут уже!

Оружия у него не было. За моей спиной уже был Тренко, за ним, через проем протиснулись еще трое бойцов. Остальные продолжали подниматься, лезть всей штурмовой командой.

— Связать, остальные за мной.

Один из моих бойцов подбежал к сдающемуся человеку. Жестко врезал кулаком по лицу, свалил, ткнул в землю, сел сверху, начал вязать. Тот пытался орать что-то в стиле, я же сам сдался, на что служилый человек отвечал привычное мне.

— Разберемся. — И крутил руки за спиной.

Отряд рванулся вперед вслед за мной.

Мы обогнули терем и попали во двор, напротив открытых ворот. Здесь было людно. Стрельцы своей штурмовой командой влетели через главный вход. Лица злобные, палаши обнажены, часть с аркебузами наперевес.

Ворота нам открыли поднявшие восстание мужики. Их здесь было человек тридцать, все тех же истощенных и изможденных, воняющих болезнями, потом и грязью. Утомленных, но очень довольных тому, что их освободили из этого рабства.

Чего он их под замок не посадил? Как там вышло, что выбрались они? Разберемся.

Нескольких человек в кафтанах крутили мои бойцы. Один орал, что сдался сам. Он был как раз вблизи входа в барак по правую руку. Вероятно именно он, если верить, открыл дверь запертым там, а уж они, выбравшись, наделали дел.

Штурм закончился, судя по всему, успешно. Но где же лидер всей этой обороны? Я остановился, начал осматриваться более пристально. Люди, шедшие за мной, тоже замерли. Озирались. Бой окончен, но где-то еще могут прятаться враги.

— Так, все проверить, осмотреть, людей, угнетенных опросить, накормить. — Выдал я приказ Тренко. — Смотри только само́й легкое едой, воды побольше и давать по чуть чуть. А то с голодухи, нажрутся досыта и опухнут. А нам они живые нужны.

— Сделаем. — Он малость расслабился, тоже вертел головой по сторонам.

— Пошли человека четыре, самых смышленых, терем осмотреть. Только чтобы не трогали бумаги никакие. Всю переписку искать и на стол какой складывать. С Жуком разберусь, приду смотреть. Сам.

Должен же быть там стол! В конце концов.

— Сделаем. — Повторит сотник.

— Так, а где Жук⁈ — Выкрикнул я. — Молодцы!

— Вот он воевода. — Один из стрельцов приподнял человека в дорогом кафтане, перепоясанного толстым поясом с серебряными украшениями.

Дорого-богато одет, сапоги красные, на высоком каблуке, для верховой езды. Шапка куда-то делась, улетела во время всей этой заварухи. Да и сам Жук выглядел не так хорошо, как его наряд. Нос сломан, лицо в крови, глаз подбит. Левая рука плетью висит, правую боец заламывает.

— А… — Заревел он пытаясь скинуть стрельца. Не тут-то было. Получил под дых, захрипел. Здесь же к этим двоим побежал еще один наш воин. Дал оплеуху атаману, и уже вдвоем начали они его вязать.

В первую очередь с этим гадом говорить надо. Вновь допрос. Именно он поставит все на свои места. Лопнул по плечу Тренко, проговорил:

— Действуй.

Сам пересек двор, отдавая короткие распоряжения и отсылая бойцов к сотнику, чтобы подробности у него получили.

— Мужиков посчитать. Собрать. Опросить. Всех отправить мыться! Лагерь разбивает здесь на вершине! Всех людей сюда собрать. Дозоры разослать! Сломанную стену починить! Следы штурма по возможности прибрать! Пищали втащить внутрь!

Люди кивали, начинали шустро действовать. Виделось в них некое воодушевление. Без потерь быстро и решительно был взять острог. Это их воодушевило, дало сил и веры в себя.

Подошел, навис над племенным Жуком.

— Вот, скрутили, воевода. — Две стрельца застыли рядом.

— Отлично, молодцы. — Улыбнулся я невесело, по-волчьи смотря на Жука. Обратился к нему. — Ну что, поговорим мы с тобой, или молчать будешь?

— Кто ты? — В глаза его я видел страх.

— Я же говорил. Игорь Васильевич Данилов. Не признал меня? — Буравил его взглядом.

— Нет, не может быть. Ты же, ты…

Ну да, я человек из двадцать первого века, бывалый, боевой офицер, прошедший приличное количество передряг, горячих точек и оказавшийся здесь. Так вышло, что в теле труса и слабака Игоря. На ваше горе.

— Время меняет людей. — Я осмотрелся, нашел какой-то пенек, поставил перед ним, сел. произнес. — Говорить будем по-хорошему или как?

С этими словами я коснулся бебута. А в его взгляде все отчетливее отслеживал непонимание и накатывающий ужас.