Павильон

Глава 11

— Не понимаю, зачем он тебе сдался, — сказала Элла Харрисон.

Фред Уорпл сверкнул зубами, что у него считалось ослепительной улыбкой.

— Тебе вовсе не нужно об этом думать, крошка.

Они сидели за столиком .наслаждались ленчем. Лучшего места для конфиденциальной беседы нельзя было придумать: в толпе жующих людей, под грохот джаза. Шум, блеск, изобилие вина — без этого для обоих любое удовольствие было бы неполным. Намек Уорпла на то, что ей лучше не совать нос не в свое дело, совсем ее не обидел.

— Видишь ли, мне сложно тебе помочь, если не буду знать, к чему ты ведешь.

— Просто хочу купить этот дом, вот и все.

— Именно этот?

— Точно.

— Он для тебя слишком велик.

— Пока не обзаведусь женой и полдюжиной детишек.

Она ощутила укол злости. Несколько быстрее, чем нужно, она сказала:

— Кто же эта девушка?

— Ну не знаю… кто угодно… да хоть мисс Грэхем!

— Какая чушь!

Он засмеялся. Напрасно он ее дразнит, ох напрасно.

— А что, она недурна. И вот что я еще тебе скажу: дом оформлен на ее имя!

— Да что ты!

Он кивнул.

— Берт Мартин в прошлом году сдавал его на лето, и документ подписывала девушка. Он невзначай об этом обмолвился, просто мы разговаривали, и я сказал: «Дай мне шанс, и я окручу старую леди», — а он сказал: «Не трать время попусту, дом принадлежит мисс Грэхем». Вот я и подумал: "Фред, мой мальчик, какие дела? Если ты можешь окрутить старую, то молодую и подавно. Женись на ней, и получишь этот дом — бесплатно, даром, ни за грош.

Денежки останутся в кармане, заплатишь только за обручальное кольцо". Что скажешь, блестящая идея?

Элла Харрисон еле сдержалась, чтобы не сказать ему, что она об этом думает. Он, конечно, шутит, проверяет, удастся ли ему вывести ее из себя, как в былое время! Раньше она была такая дура, что поддавалась на его подначки, но теперь он этого не дождется. Что он о себе возомнил?

Если бы Джек так не надоел ей, если бы все не было так чертовски уныло, она послала бы его куда подальше! Дразнить ее другой девчонкой хотя бы в шутку?! Она с деланным чистосердечием сказала:

— Алтея на тебя и не посмотрит.

— Много ты понимаешь. Смотри, вот она — симпатичная девчонка, до смерти уставшая от инвалидки-матери, и вот я — тот, кто готов вывести ее в люди, сорить деньгами, развлекать. Да она запрыгает от радости!

Элла покачала головой. Она не даст ему чересчур размечтаться.

— Ты не ее поля ягода. К тому же есть парень, с которым она вроде бы была помолвлена, но ее мать все им испортила, он уехал за границу. А сейчас вернулся, и, похоже, у них все продолжается. Хотя непонятно, что он в ней нашел…

Фред засмеялся.

— Да ладно, это я так. При желании придумал бы, как его отсечь. Что плохого, если я получу этот дом?

— Не знаю, зачем он тебе нужен.

И на следующий же день, идя по Хай-стрит, Алтея обнаружила рядом мистера Уорпла. Он сказал: «Доброе утро», — и прежде чем она сообразила, что он делает, взял у нее сумку.

— Она слишком тяжелая для вас. Давайте я понесу.

Алтея напряглась.

— Благодарю вас, я сама…

Фред не дал ей закончить фразу. Сверкнув Зубами, Он сказал:

— Ну-ну, предоставьте это мне. Вы купили, ну а я отнесу. Не хотите же вы окриветь от тяжелой ноши? Как можно портить такую изумительную фигуру!

— Мистер Уорпл, пожалуйста, отдайте сумку.

Никто не назвал бы Фреда Уорпла чувствительным созданием, но он не переносил, когда его отвергали. С ворчанием он отдал сумку, но продолжал идти рядом, ничуть не обескураженный тем, что Тея на него даже не взглянула. После нескольких неудачных попыток завязать беседу он сказал: «Знаете, мисс Грэхем, я очень надеюсь, что вы обдумали мое предложение начет дома», — и на этот раз получил ответ:

— Нет, я о нем не думала. Мы не желаем продавать.

Она начала злиться — не только на мистера Уорпла, но и на агента мистера Джонса, который не имел права напускать его на нее. Их дом не числится в его списках, как и ни в чьих других, Мартину мать хотя бы дала предлог для визита Блаунтов, а Джонсу такого предлога никто не давал. Она покраснела от возмущения, и заранее пресекла дальнейшие реплики:

— Я не буду обсуждать этот вопрос ни сейчас, ни потом. Всего доброго! — Она отвернулась, как бы собираясь войти в здание почты, и… столкнулась с выходящим оттуда Николасом Кареем.

Наблюдая за их встречей, Уорпл почувствовал не столько разочарование, сколько раздражение. Она его отшила? Что ж, посмотрим, кто кого. Была у него одна удобная теория: все девушки любят жесткую игру, и их грубость — обнадеживающий знак. Они грубят, чтобы тебя раззадорить, а если при этом очень ласковы с другим, то это просто маневр — поймать тебя на крючок. Он увидел, как Николас Карей взял у нее из рук сумку, которую она не доверила ему, проводил их взглядом до угла Сефтон-стрит, где они вошли в кафе.

Николас сказал:

— В .мое время этого кафе не было. Давай займем вон ту кроличью клетку у задней стены. Последнюю, если в ней никого нет.

Эти закутки с зелеными занавесками действительно чем-то напоминали клетки для кроликов. Последняя оказалась свободной. Заказав кофе, Николас сказал:

— С чего это ты так раскраснелась, из-за меня или из-за того типа? У него вид пройдохи — может, это он тебя разозлил?

Даже при тусклом зеленоватом свете занавешенной «клетки» было заметно, как у Алтеи снова разгорелись щеки.

— Ники, он ужасен! Он — тот второй покупатель, которому понадобился наш «Лодж», он сказал, что даст на сто фунтов больше, чем Блаунт. По его виду не скажешь, что у него много денег, как ты думаешь?

— Между прочим, миллионеры иногда ходят в отрепьях.

— Но на нем не отрепья. На нем все новенькое и… кошмарное.

— Он мог выиграть в карты. Или поставил последнюю рубаху на скачках. Или он предприимчивый разбойник, который награбил миллионы, курсируя между почтами и банками — как я понимаю, для смышленого юноши на этом поприще открываются большие перспективы. Могу придумать только эти три способа, как разбогатеть в наши дни, это тебе подтвердит Верховный судья Англии. Я считаю, давно пора организовать налоговую инспекцию специально для грабителей. В наше время чем больше ты работаешь, тем меньше получаешь и больше платишь. Тема увлекательная, но я хотел поговорить на другую.

Официантка принесла кофе и поставила на блестящий зеленый столик. Когда она ушла, Николас продолжил:

— Я хотел поговорить о нашей свадьбе. Что скажешь, Алли?

Она знала, что к этому идет. Чего она не знала — так это что она сейчас чувствует. Она решительно не понимала своих чувств, а ведь человек не должен делать важнейший шаг в своей жизни, хорошенько не разобравшись в своих чувствах. Она жалобно посмотрела на него и сказала:

— Ах, Ники, я не знаю… Не торопи меня.

Его тонкие темные брови поползли вверх.

— Ты считаешь, что я тебя тороплю? После семи лет?

Можно во многое поверить, если очень постараться, но сейчас я не верю собственным ушам.

Она смотрела с прежним жалобным выражением.

— У меня такое ощущение, что мы стояли на высокой крутой горе и побежали вниз, а склон становится все круче, и мы бежим все быстрее и быстрее и не видим, куда бежим, и конца спуску не видно.

— Очнись, Алли! Как ты не понимаешь, ты чувствуешь то же, что и любой почувствовал бы, если бы его годами запугивали или держали в заточении, и вдруг дверь открылась и вот она — свобода! Достаточно сделать шаг и захлопнуть за собой дверь, но люди боятся. Естественная реакция: человек боится, что это ловушка, что его поймают и посадят обратно. Он так привык выполнять приказы, что не смеет принять собственное решение и действовать по своей. инициативе. Проснись! Пойми, не существует никаких ловушек, тебе ничто не помешает выбраться на волю и выйти за меня замуж!

— Положим, что я так сделаю, а она умрет…

— Положим, не будет ничего подобного.

— Она может…

Николас перебил ее;

— Слушай, Алли, я заранее знаю все, что ты мне скажешь. Она была гораздо моложе твоего отца, она была красивая, и он ее баловал. По счастью, он прекрасно понимал, что она из себя представляет. Он так распорядился деньгами, что она не может трогать основной капитал, и завещал дом тебе. У него была работа, а все остальное он предоставил ее вкусам и капризам. А когда он умер, все ее капризы достались тебе, только у тебя нет работы, куда можно было бы сбегать. Делать все по-своему для нее стало игрой, в любой мелочи она должна победить любой ценой.

Она будет использовать все средства, пока у нее есть за что бороться. — Последние слова он повторил:

— Пока есть за что бороться. Но как только мы поженимся, эта увлекательная игра прекратится, и она это знает. Если она станет продолжать истерики, то навредит себе, но я уже говорил тебе: она слишком любит себя, чтобы пойти на такое безрассудство.

Алтея слушала и не отводила глаз. И он смотрел в эти глаза. Зеленые занавески делали их совсем зелеными, ее румянец исчез, лицо снова побледнело. Они должны были сбежать еще семь лет назад. Напрасно они все же позволили Винифред Грэхем разлучить их. Такое не должно повториться. Засмеявшись, он сказал:

— У меня для тебя подарок, моя радость. Подожди, он в папке.

Он достал кожаную папку и вынул какой-то листочек, потом положил его перед Теей.

— Разрешение на брак. — Он сунул руку в карман плаща. Зашуршала бумажная обертка, и поверх разрешения на брак легло золотое кольцо. — Вот. Обручальное, — сказал он. — Примерь, подходит?