Павильон

Глава 44

В понедельник утром плотник снял в павильоне пол — твердые дубовые доски, по которым бродило несколько поколений с тех самых пор, как их уложили году в тысяча семьсот пятидесятом по приказу богатого пивовара Генри Уоррена. Мог ли он представить, что спустя тридцать лет, узнав от надежного человека о планах против католиков, он, дождавшись ночи, собственноручно поднимет крайнюю доску у стены, где положено стоять тяжелой дубовой лавке, чтобы спрятать под ней золотые блюда (которых у него тогда еще не было) и драгоценности и безделушки жены .(которая тогда еще была жива-здорова). К счастью, удобная форма павильона — в виде восьмигранника — и пространство под полом позволили ему это сделать. Последняя доска у стены была короткой. В ночь страшного нападения Мартин Хиклей оторвал эту доску. Драгоценные блюда обернули зеленым сукном и засунули как можно дальше под половицы. Для двух больших солонок пришлось выковырять часть грунта, но в конце концов все уместилось, а для шкатулки с драгоценностями было выкопано углубление.

Потом прибили доску на место, присыпали ее пылью, и уже ничто не указывало на то, что ее снимали.

Ярость мятежников была недолговечна, оставив после себя разрушенный дом и двух мертвецов. Мартин Хиклей погиб, когда выносил одну из картин хозяина, на него обрушился потолок; в это же время на Генри Уоррена упал камень с портика, после чего он прожил не больше двух часов. Старая, полузабытая история, пройдя сквозь девятнадцатый век и перекочевав в двадцатый, она повлияла на жизнь полудюжины людей, и двоих из них привела к смерти.

Такие мысли крутились в голове мисс Силвер, когда она наблюдала за тем, как рабочий воюет с досками. Проходя мимо, Фрэнк лукаво на нее посмотрел и тихо сказал:

— Я чувствую, что здесь требуется цитата. Неужели у Теннисона нет ничего подходящего?

Легким покашливанием она выразила неодобрение его непочтительности и меланхолично сказала:

— Я могу назвать уместную цитату, но ты ее уже слышал.

— Что же это?

— «Жажда наживы — вот Каина душа», — процитировала она, и в этот момент затрещала доска, и Фрэнк кинулся туда.

Николас и Алтея тоже смотрели во все глаза. Он держал ее под руку. Утро сияло. Раздался голос плотника:

— Тут что-то есть. Тяжелое.

Инспектор Шарп сказал:

— Снимите-ка еще пару досок.

Наконец на свет появились золотые блюда Генри Уоррена, пролежавшие в темноте с тысяча семьсот восьмидесятого года. Их вид, безусловно, потряс бы хозяина. Зеленое сукно, в которое они были завернуты, превратилось в липкую грязь. Золото есть золото, с ним, конечно, ничего не сделалось, но в теперешнем своем виде предметы не стоили принесенных жертв: мужской чести и жизни женщины.

Шкатулка миссис Уоррен не выдержала испытания временем. Дерево и кожа рассыпались, проникавшие внутрь сквозняки превратили их в порошок, с дождевой водой просачивалась и грязь, но где-то в этом коме трухи и грязи таились драгоценности. Приглашенный эксперт, низенький человечек по имени Бенчли объявил, что посуда действительно из золота — полный сервиз на двадцать персон.

Назвать цену находки он не решился.

Как Генри Уоррен стал обладателем такого уникального сервиза, выяснилось позднее. В тысяча семьсот семьдесят девятом году он был отдан ему на хранение прославившемся своим беспутством мистером Вэйвхемом, который скрывался от кредиторов. Поскольку год спустя он был убит на дуэли в Италии, а наследников у него не было, сервиз никто не стал искать. Мистер Уоррен считал делом чести сохранить то, что ему доверил друг. Но чтобы выяснить эти подробности, потребовались долгие, скрупулезные поиски.

В настоящий момент золотые тарелки были составлены в стопку, а драгоценности миссис Уоррен были разложены на дубовом столе.

Мистер Бенчли стал составлять список, предварительно велев принести тряпку, мыло и воду. Перво-наперво он тщательно протер все камни.

— Ожерелье. Бриллианты. Отменного качества. Центральный — около пяти карат. Кулон в форме креста. Бриллианты и рубины. Возможно, французские. Пять колец.

Характеристики были сухими и точными, иных никто и не ожидал: мистер Бенчли был большим педантом. Когда все внесли в реестр, доски прибили на место, полиция ушла, забрав драгоценности и тарелки. Считать ли эту находку кладом, должна была решать особая комиссия. Заранее было ясно, что ответ они получат еще нескоро.

Фрэнк Эббэтт непочтительно заметил, что у них там наверху спешить не привыкли, а уж коли дело касается музейных ценностей, то можно прождать до восьмидесятого года, как раз будет круглая дата — двести лет с тех пор, как их закопал и.

Все сидели в гостиной. Николас обнял Алтею за плечи.

— Ну что, я надеюсь, ты не собираешься щеголять бриллиантовым ожерельем, Алли? — спросил он и тут же испугался, увидев, как она побледнела.

— О нет, я не могу! — с содроганием сказала она.

Он слегка потряс ее за плечи.

— Дорогая, у тебя и не будет такой возможности.

Фрэнк, собравшийся уже уходить, еле заметно усмехнулся.

— Похоже, вы собрались пожениться?

— Если меня не упрячут в тюрьму. Могу я считать, что арест отменяется?

— Думаю, да. Вы понадобитесь в качестве свидетелей по делу Блаунта перед полицейскими судьями — вы оба. И потом еще на судейском разбирательстве. Так что не планируйте провести медовый месяц в Тимбукту или пустыне Гоби.

Думаю, на воле Блаунту делать нечего, он опасен для общества. На суде против него не будет выдвинуто ничего нового, хотя, между нами, я не сомневаюсь, что он подстроил несчастные случаи с отцом и первой женой. И как вы знаете, едва не прикончил вторую жену. Он толкнул ее складной линейкой; наверное, первую жену он столкнул таким же манером. Она упала под поезд. Сам он в это время был в другом месте, и потому ему это сошло с рук. Но на сей раз мы его обязательно достанем! С присяжными, конечно, никогда заранее не угадаешь, но едва ли двенадцать здравомыслящих людей усомнятся в том, что миссис Грэхем застукала его когда он орудовал своим металлическим прутом. Она, само собой, приняла его за Карея и окликнула. Он постарался заткнуть ей рот — и в этом преуспел. Потом явилась миссис Харрисон, искавшая Уорпла. Она чудом спаслась.

Похоже, к тому моменту нервы у Блаунта сдали. Может, до него донеслись и шаги миссис Трейл за забором, когда она побежала. Ведь услышав крик миссис Грэхем, она испугалась и побежала к автобусу, но он-то не знал, куда именно.

Не знал он и что она успела услышать, а что нет, и поднимет ли тревогу… Потом он услышал мотор автобуса, подождал, когда он уедет. В тот момент, когда появилась миссис Харрисон, единственное, чего он желал, — так это смыться.

Он выскочил из павильона и сбил ее с ног. Потом еще споткнулся на ступеньке во дворе и грохнулся, обронив свою железку. Удача ему явно изменила. В довершение всего, он разговаривал во сне, и жена его что-то слышала! Это был удар! Видимо, он так и так думал от нее избавиться, но теперь надо было спешить. Он везет ее в Клит, морочит голову почтенной тетушке, и та всем без устали рассказывает, какой он добрый, как жалеет жену, а она у него не в себе… А он тем временем готовит очередной роковой случай. На этот раз он хорошенько подстраховался, чтобы свалить все на самоубийство. Он все продумал, обманом заставил жену написать «предсмертную» записку, на которую, конечно же, законники бы клюнули. Но думаю, его песенка спета.

Со всеми распрощавшись, они с Шарпом отбыли. Мисс Силвер пошла их провожать, но уже на пороге Фрэнк обернулся.

— Ну что, вы будете посаженной матерью?

Укоризненный взгляд.

— Свадьба будет предельно скромной.

В холодных голубых глазах инспектора блеснул огонек.

— «А на невесте черный креп и траурный венок»?

Мисс Силвер тут же процитировала в ответ:

— «Никто здесь креп не надевал почти уж сорок лет».

— Моя дорогая мэм, вы знаете все! Долой траурный креп! Карей отличный малый, но мы, вероятно, больше не встретимся. Мне жутко не хотелось его арестовывать, а ведь это было весьма вероятно, знаете ли. Когда вы вернетесь в Лондон?

— Алтея хочет, чтобы я осталась на их бракосочетание.

Я думаю, нехорошо ей тут быть одной.

— К воскресенью приедете? И если да, то можно ли зайти к вам на чай?

Мисс Силвер снисходительно улыбнулась.

— Эмма говорит, что миссис Рейф Джернингхэм прислала нам великолепный подарок — мед в сотах. Она испечет для тебя свои фирменные булочки, их лучше всего есть с медом.

Алтея и Николас стояли обнявшись в гостиной.

— Когда мы поженимся, Алтея?

Она ответила тихим, дрожащим голосом:

— Не знаю. Наверное, надо подождать.

Он мрачно сказал:

— Еще пять лет? Подумай получше. Я Хочу увезти тебя отсюда и заботиться о тебе.

Она сказала:

— Мы уедем?

Он кивнул.

— Туда, где никто не слышал о Гроув-Хилле. В Испанию, если ты готова жить в стране, где никогда не приходят вовремя поезда и автобусы и вечно не работает водопровод.

— Неужели ты думаешь, что это меня волнует?

Николас засмеялся.

— Окунуться в Средневековье — лучшей смены обстановки и не придумаешь, верно? Но это я так, к слову. А начать можно "с юга Франции, там есть где побродить. Я хорошо ориентируюсь, так что не бойся. И не будем заранее строить планы. Надоест одно место — поедем в другое. Раз уж меня не собираются арестовывать, я, пожалуй, куплю машину.

Знакомый продает «остин», пять тысяч миль пробега. Он уезжает в Америку, и я в любое время могу ее взять. Так как насчет свадьбы? В четверг тебя устраивает?

Алтея посмотрела на него. Она собиралась возразить, но передумала. Она вдруг остро осознала, что «вчера» уже в прошлом, — все эти «вчера» длиною в пять лет остались позади, и больше никто и ничто их не разлучит. В их жизни был нескончаемый мрачный период. А когда они продрались сквозь него, в конце пути их ждали трагедия и ужас.

И теперь уже вместе им пришлось пережить страшные события, но все закончилось, все прошло, и теперь она и Ники свободны. Они вместе, и они свободны! Она посмотрела ему в глаза и сказала:

— Да, да, да.