Печальные песни сирен

«МАРАФОН! МАРАФОН!»

Открыв глаза через несколько часов, она почувствовала себя в отличной форме. Искорки чистой энергии потрескивали в ее бедрах. Мурашки пробегали по возбужденному телу. Лиз вся подрагивала, словно заведенный мотор. Она резко села. Уже несколько лет Лиз не чувствовала себя так хорошо. Мышцы ее перекатывались, подергивались, требуя разрядки. Давление росло в них, как в бродильном чане, они будто просили освободить их от огромного рабочего потенциала. Чтобы успокоиться, Лиз перекатилась на живот и отжалась шестьдесят раз, однако руки ее легко вынесли эту нагрузку. Она могла бы продолжать и дальше, не чувствуя ни малейшей усталости. Жизненная сила пьянила ее. Организм походил на крепкую хромированную пружину, способную выдержать еще большие нагрузки.

Вдруг кто-то поднял руки к потолку и завопил: «Марафон! Марафон!» Припрыгивающая толпа перегруппировалась в цепочку бегунов. Покачивая локтями, когорта быстрым шагом пошла по окружности зала. Все дышали в одном ритме, и прерывистое дыхание, вылетавшее из десятков грудей, напоминало работу больших кузнечных мехов.

Лиз присоединилась к ним, радуясь, что нашла свое место в их рядах. Топанье голых ступней, шлепающих по полу, наполняло ее счастьем. Она старалась следовать ритму этой группы, раствориться в ней. Сейчас они были большим живым механизмом, средоточием беспрерывно растущих мускулов.

Они кружили по залу, почти касаясь стен, шумно дыша, как дети, играющие в паровоз. Время от времени кто-нибудь вскрикивал «Марафон! Марафон!», остальные отвечали хором. Лиз плакала от возбуждения. У нее были стальные ноги, она могла бы бежать до края земли без передышки! Чтобы не сбиться с ритма, Лиз на ходу помочилась. Другие — тоже. Посмотрев друг на друга, они разразились смехом. Им всем было хорошо, и они любили всех. Каждый из них был мышцей сильного организма, не знающего усталости. Плечистым животным, безостановочно галопирующим по кругу, животным с сотней ног, двигающихся с пыхтением локомотива.

«Марафон! Марафон!»

Запрокинув голову, Лиз заливалась смехом, чрево разбухало от скопившейся энергии. Оно вот-вот взорвется. Да, вот-вот! Если не облегчит себя усталостью, оно взорвется, как перегруженный атомный реактор. С удвоенной силой Лиз ударяла пятками по полу. Ей хотелось, чтобы это была туго натянутая кожа барабана; сейчас она могла бы нести на своих плечах свод. Лиз казалось, что она готова впрячься в десяток вагонов и легкой поступью тащить их сотню километров, не пролив ни капли пота.

«Марафон! Марафон!»

Внезапно кто-то споткнулся в голове цепочки, из-за чего упали все. Каждый с хохотом падал на спину соседа. Лиз покатилась по ковру из тел, счастливо смеясь от общения с ними. И самым естественным образом бешеная гонка сменилась всеобщим совокуплением. Мужчины накинулись на женщин, вертя их, чтобы насладиться их ртами, чревом, ягодицами. Они вкладывали в эту механическую разнузданность ту же самую мускульную горячку, как и в массовом движении вперед. Лиз схватили чьи-то руки. Она не отбивалась, напротив, поддалась ритмичным толчкам лежащего на ней тела, устремляя навстречу мужчине лобок, рассчитывая свои движения взад и вперед, словно делала физические упражнения в гимнастическом зале. Оргазм проявился как неистово блаженные спазмы. Но жизненная сила не иссякла. Лиз все еще чувствовала себя бомбой, готовой взорваться. Она наугад притянула к себе нового партнера. Ее чрево, как разгоряченная печь, жаждало горючего, рот ее мог поглотить все семя, кровь и гениталии любовника, оставив от него дряблую оболочку.

И вдруг в ее памяти возникла картина. Старый лабораторный опыт, предназначенный для лицеистов: свеча в перевернутом стеклянном колпаке. Под колпак впрыскивают чистый кислород, и пламя все увеличивается, растет, пожирая парафиновую палочку с неимоверной быстротой. Это видение отрезвило Лиз. Одним рывком она высвободилась, перепрыгнула через переплетенные тела и рухнула подле раздатчика билетов.

«Помпа бомбардирует нас кислородом!» — подумала Лиз, подняв глаза к цилиндру, поддерживающему свод.

Так вот почему исчезла усталость, и энергия бушевала в ней нескончаемым потоком. Она была пьяна. Напичкана наркотиком. Все физиологические процессы бесконтрольно ускорились. Чередование углекислого газа и кислорода, поступавших в последовательных чрезмерных дозах, заставило Лиз вздыбиться, как лошадь от удара хлыста. Она уж точно взорвалась бы, словно мотор, поглощающий горючее со слишком большим октановым числом… Утихомирив искорки в своих ляжках, Лиз встала и направилась к помпе. Спазмы и сокращения продолжались в ее руках и челюстях. Возникло желание бежать, кусаться, смеяться, подпрыгивать. Она пересекла обезлюдевший бидонвиль, подошла к бетонной колонне. Старик в фуражке контролера сидел на корточках у порога металлической двери, закрывающей вход. На бронированной створке была надпись «Проход запрещен всем лицам, не относящимся к службе». Мужчина поднял подбородок, посмотрел на девушку, скрипнул зубами.

— Это вас называют Первым Классом? — небрежно поприветствовав его, спросила Лиз.

Старик заколебался.

—Да, — ответил он наконец, — но мое настоящее имя — Эрик Шафер. Когда поступает кислород, мой мозг просыпается и мне удается что-либо вспомнить. Я видел вас вчера — или только что? — вы не из наших, не так ли?

Лиз встала на колени. Беспричинный безумный смех вырвался из нее.

— Нет, — сквозь смех сказала она. — Я пришла с поверхности. Снаружи. Понимаете?

— Поверхность? Да… это далеко. О! Все это очень сложно, мне нужно подумать. И говорите помедленнее, я не привык.

— Вашему клану угрожает опасность. Люди пытаются заминировать туннели, чтобы ликвидировать воздушный карман. Вам ясно? Необходимо поставить охрану, часовых, запустить боевых пловцов. Расчистить подступы, убрать мины… Вы припоминаете?

— Пытаюсь. Но скоро спрут опять начнет дуть углекислым газом, и головы отупеют, мозг размягчится.

— Почему такое чередование?

Старик беспомощно пожал плечами.

— Компрессор плохо работает. Заряды рециркуляции застревают в трубе, они перенасыщаются. Когда новый фильтр встает на место, тотчас начинается кислородный ветер. Все плохо. Углекислый газ омертвляет наши мозги, кислород сжигает их ускоренной работой. В обоих случаях наше сознание разрушается.

— Нельзя ли подойти к насосу?

— Нет, дверь сделана из брони в целях безопасности. И никто не знает шифра. Ее бы взорвать динамитом. Она подобна двери сейфа.

— Но надо что-то делать! — отчеканила девушка. Шеф клана вытаращил глаза. Он бессмысленно улыбался.

— Конечно! — согласился он. — Дети уже приспособились. Гибриды! Они стали мутантами. Их мозг без труда переносит излишек углекислого газа, как и излишек кислорода. И это чудесно. Надо бы вам поделиться с ними своими идеями… Бомбы, часовые, и прочее…

— Но когда? — нетерпеливо спросила Лиз.

— Через несколько лет, наверное. Когда они подрастут и начнут что-то понимать. Это недолго, они быстро развиваются.

— Но у нас нет времени! — возразила Лиз. — Это вопрос дней.

Старик замахал тощими руками.

— Отстаньте! — крикнул он. — У меня от вас начинает болеть голова! Вы говорите непонятные вещи, они плохо входят в мою голову! Вы причиняете мне боль! Уходите! Уходите! Никогда не нужно думать, это плохо. Износ! Износ! Мозг подобен подошве: чем меньше ходишь, тем меньше она изнашивается!

Он кричал, брызгая слюной. Лиз испугалась и отступила в лабиринт жилищ. Внезапно перед ней появился мальчик. Он весело подпрыгивал.

— Смотри! Смотри! — вскричал он. — Они пьяны! Они напились кислорода! Все опьянели!

Мальчик показывал пальцем на десяток мужчин, приникших к вентиляционной решетке и жадно вдыхавших воздух, подаваемый помпой. Почти все подражали им, борясь за право прильнуть к отверстиям. Казалось, это банда алкоголиков, отстаивающих право присосаться к крану бочки с пивом.

— Это попойка! — визжал мальчуган. — Попойка! Пойдем, нам тоже полагается!

Лиз пошла за ним. Когда она была в десяти метрах от первой решетки, один из пьяниц в конвульсиях покатился по полу, члены его поразил столбняк, глаза выскочили из орбит. Лиз убежала. Через несколько минут все они впали в беспамятство, поскольку их нервные клетки пресытились кислородом, неравномерно разбрызгиваемым «спрутом». Очнувшись, никто уже не помнил о случившемся. Лиз часто наблюдала такой феномен у водолазов, пораженных невротоксической болезнью. Всеобщее возбуждение сменилось крайней усталостью, упорной сонливостью.

Лиз взяла мальчика за руку, мешая ему подойти к вентиляционным отверстиям, но в глазах ее замелькали черные мушки. Она упала ничком, и губы ее искривились в эпилептической гримасе.