Печальные песни сирен

РАЗНОЦВЕТНЫЕ ПУЗЫРЬКИ

Это была старая развалившаяся ферма, выброшенная на берег бухточки, словно куча камней, обтесанных ветром. Песок с близкого пляжа постоянно обстреливал ее, потрескивая на нескольких плитках черепицы, которые еще покрывали крышу, залетал в зияющие проемы окон.

Для жилья Лиз выбрала не менее старый сарай, где еще осталось несколько кип гниющей от влажности соломы. Забравшись в спальный мешок, она проводила там время, часами следя за изящным рисунком паутин на потолочных балках, сотканных столетними пауками. Во дворе взад и вперед ходила Гудрун, разбирая и вновь собирая двигатель грузовика. Девушки встречались только во время еды, состоящей из банки консервов. Руки Гудрун были испачканы моторным маслом, Лиз выглядела печальной, в волосах ее застряли соломинки. Разговаривали они мало, делясь замечаниями по поводу холода, дождя, приближающейся зимы. Лиз все труднее было сконцентрировать внимание на определенной теме. Иногда она проводила целый день в сарае, забившись в спальный мешок, ни о чем не думая, загипнотизированная какой-либо незначительной мелочью: тенью от гвоздя, соединением деревянных балок, углом, образованным двумя соломинками. Порой она забывала имя Гудрун и до головной боли силилась вспомнить его, безостановочно перебирая более или менее подходящие имена: Вероника, Валерия, Вирджиния, Дория…

Эти моменты сомнений, неуверенности повергали Лиз в панику. Девушка со стриженой головкой приходила тогда к ней, неловко пытаясь успокоить ее.

— Это ничего, — говорила она, — это лишь последствия комы, это пройдет.

Но Лиз не верила. Она чувствовала, что некое серое животное, укрывшееся под ее черепной коробкой, впало в длинную зимнюю спячку. «Мой мозг пошел вразнос», — часто произносила она громким голосом, не думая о том, что рядом нет собеседника. И это было правдой. Мозг ее сморщивался, как лежалое яблоко.

— Иди дышать кислородом! — иногда отчитывала ее Гудрун. — Пройдись по пляжу и подыши полной грудью. Тебе необходимо очистить нервные клетки от накопившейся дряни! Ты расплачиваешься за пребывание в метро. Черт побери, почему ты задержалась у этих чокнутых. Надо было сразу подниматься! Немедля!

Лиз не слушала. Она думала, что неплохо бы сменить имя, выбрать что-нибудь красивое, женственное, вроде: «Курить запрещается» или «Запасной выход», но не решалась сказать об этом подруге. Девушка со стриженой головой временами отличалась непредсказуемостью, иногда проявляла агрессивность.

Приближалась зима. Ее дыхание постепенно опустошало берег, сплющивало дюны. Гудрун прилагала много сил, чтобы обеспечить их существование. Она ставила удочки, собирала улиток. Никто не рисковал заглянуть в этот край земли, обдуваемый ветрами, и только чайки парили над ними. Лиз утратила понятие о времени. Часы сжимались в минуты, минуты в секунды. Она рассчитывала подремать четверть часа, а спала целый день.

— Так больше продолжаться не может! — заявила однажды вечером Гудрун. — Ты уходишь в небытие. Тебе нужно встряхнуться. И потом здесь скоро станет очень холодно. Мы не выдержим в этих развалинах, когда температура опустится до нуля. Необходимо покинуть эти места. Грузовик на ходу, я подкачала шины, так что мы прокатимся с ветерком. Кстати, если хочешь, я отращу волосы и ты будешь звать меня Наша. Я прекрасно справлюсь с ее ролью, ты знаешь. Часами я изучала эту маленькую сучку. Если это доставит тебе удовольствие, я стану Наша. Гудрун больше не будет. Я смогу это сделать… Не важно что, лишь бы ты не смотрела на меня как на дохлую рыбу. Так хочешь, чтобы я стала Наша, скажи? Ты поверишь. Получится так, будто она рядом с тобой, настоящая. Я умею двигаться, как она, говорить, как она. Скажи только, что так для тебя будет лучше… Скажи мне…

Лиз покачала головой. Гудрун говорила слишком быстро, ветер уносил ее слова. И все же Лиз нравилась убаюкивающая песня девчонки со стриженой головой. Ее слова вытаскивали на свет забытые вещи, воспоминания о другой жизни. Внезапно Лиз ощутила слабую эйфорию. Пена из разноцветных пузырьков заполнила ее мозг, и, выражая радость, она крикнула: «Марафон! Марафон!»

Когда Лиз наконец успокоилась, она увидела, что Гудрун плачет.