В течение нескольких секунд глаза Эстер Крауц суживались за двойной защитой ее очков.
— Вопреки тому, что говорят, — пробормотала Лиз, — там есть уцелевшие. Они заключены в воздушные карманы, образовавшиеся под землей. Проблема в том, что они отказываются от контакта с нами. Моя задача — поставлять им питание, понимаете? Я хожу от станции к станции и приношу им что-нибудь поесть.
Эстер помолчала.
— Понимаю, — произнесла она наконец с раздражением. — Они — узники воздушного кармана, подобно младенцу в плаценте. Они как бы желают родиться. Вы кормите их, как мать ребенка, которого она носит в себе. — Лиз казалось, что ее облили ушатом холодной воды. Она знала, что за этим последует. — Они не хотят выходить из материнского чрева, — продолжала Эстер Крауц. — И вы должны заняться этим. Как занимались Наша, так? Вы были немного ее мамой. А она — вашей сестрой… и отчасти дочерью.
— Правда, мне приходилось заботиться о ней, — ответила Лиз, сознавая, что впадает в заблуждение. — Наши родители были чудесными людьми, но… им недоставало строгости. Богема, артисты, оторванные от реальности. Я вам это уже рассказывала. У нас было восхитительное детство, но не в вашем понимании.
— Мне хотелось бы порассуждать о ваших физических данных, — сменила тему Эстер. — Вы очень мускулисты, даже слишком для женщины. Вы занимаетесь бодибилдингом, словно желая подавить в себе женственность… даже стать мужчиной.
— Я не лесбиянка и не транссексуалка.
— Знаю. Думаю, бессознательно вы хотите стать одновременно отцом и матерью Наша. Родителями в одном лице.
— Я мускулистая, потому что много плавала. Начала я с ныряльщицы в речной бригаде. Я копалась в иле, разыскивая утопленников, самоубийц, трупы, разрубленные винтами судов. От этой грязной работенки новобранцы отказывались. А я вот взялась за нее. Потом попала в бригаду водолазов. Вы представляете себе, сколько весит их экипировка? Не будь я такой мускулистой, я бы рухнула под ее тяжестью.
Эстер поморщилась, показывая, что не даст себя одурачить.
— Вы рационализируете, — бросила она с кривой усмешкой. — Вы представляете вещи в перевернутом виде. Ваш профессиональный выбор непосредственно связан с вашими проблемами смещенного материнства. Можно ли сказать, что все эти годы вы постоянно носили Наша в себе, надеясь полностью переделать ее в собственной матке? Вы хотели исправить воспитание ваших родителей, как полицейский, призванный исправлять социальные ошибки.
Лиз встала, все это ей надоело.
— Вы не слушаете меня, — вздохнула она. — Я хотела поговорить с вами о прячущихся уцелевших. Я ждала, что вы объясните мне, почему пережившие катастрофу ведут себя таким образом. Почему отказываются подняться на поверхность?
Лицо Эстер Крауц поскучнело; она будто постарела лет на десять.
— Лиз, — произнесла она «докторским» тоном, — вы прекрасно знаете, что выживших нет. Все эти уцелевшие существуют лишь в вашем воображении. Никто не может три года скрываться в воздушном кармане. Образумьтесь, согласитесь серьезно работать со мной, иначе мне придется признать вас психически неполноценной.
Лиз сняла с вешалки плащ и вышла из комнаты.