«Пейте, б….и!»
Однажды вечером я сидел в компании студентов в общежитии, в блоке, в котором проживали или бывали у приятелей тогдашние мои знакомые. Курили, играли в карты… В то время в МГУ еще не был введен порядок раздельного поселения студентов: мужского пола в зоне «Б», а женского — в зоне «В» (сами понимаете, почему не наоборот). Решили попить чайку. Идти надо было до конца длинного коридора, а потом спуститься на один этаж, там была кухня. Поскольку добровольцев идти не нашлось, то кинули «морского» (форма жребия на пальцах). Жребий выпал на Леню Музюкина. Он нехотя понес чайник. Вернулся, игра продолжалась. Минут через 15 вспомнили, что нужно идти за чайником. Решили опять «кинуть морского» — кому идти. Музюкин требовал, чтобы его из этой жеребьевки исключили. Он поддержки не встретил. И вот жребий опять выпадает на него. Он, выругавшись, отправляется за чайником. Вернувшись, Музюкин рассказал о своем приключении.
Сняв кипящий чайник с плиты, он пошел назад, но, задумавшись, забыл подняться на свой этаж. Пройдя по такому же длинному и безлюдному коридору, он зашел в точно такой же блок (ситуация, не раз обыгранная в комедиях). В слабоосвещенном блоке проживали девушки. Увидев, как дверь открывается, они притихли и с удивлением наблюдали, как вошел, глядя себе под ноги, парень с чайником. Он нарочито громко шлепнул чайник о пол и произнес: «Пейте, б….и!».
***
Профессор жалуется декану:
— Я настаиваю на строгом наказании студента Иванова. Мало того, что я застал его в ночном Паре, так он еще сообщил об этом моей жене!
Анекдот[74]
Ситуация из жизни, в чем-то похожая
В советское время было очень ограничено право выбора работы выпускниками. Распределение проводилось в соответствии с государственным планом, который утверждался Минвузом РСФСР на каждый год. На выпускников физфака МГУ собирались заявки, которые поступали в министерство от академических и отраслевых институтов, «почтовых ящиков» и вузов. Это были места, на которые наши выпускники распределялись в основном охотно. Конфликты были редкостью.
Но распределение студентов других специальностей (медиков, учителей, инженеров и т. д.) происходило трудно, было множество случаев уклонения студентов, не желавших ехать на периферию из промышленных центров. Поэтому по распоряжению Н. С. Хрущева с 1964 г., по всей стране решили не выдавать диплом сразу, в год окончания вуза. Вместо него выдавалось Временное удостоверение и путевка в назначенное место работы. Такое удостоверение должны были обменять год спустя на диплом при условии, что молодой специалист представит в вуз положительную характеристику с места назначения. После того как сняли Хрущева, это правило было отменено, но не мгновенно, а начиная с выпуска 1966 г. А наш выпуск 1965 г. попал под этот нож. Год спустя, в 1966 г. я, наконец, получил настоящий диплом МГУ в обмен на гербовую бумажку Временного удостоверения. Но много лет спустя выяснилось, что тогда я едва не пролетел мимо диплома.
Оказывается, замдекана физфака по учебной работе А. И. К. настаивал на деканской комиссии по обмену «врудостоверений» на дипломы на том, чтобы отказать мне в выдаче диплома. Он рассказал о моем хулиганском поступке: недавно я нагло рвался в квартиру одной молодой преподавательницы МГУ и сломал ей входную дверь. На этой комиссии меня стал защищать секретарь партбюро студентов физфака Виктор Верхотуров, мой сокурсник (от него много лет спустя и стала известна вся эта история). Декан профессор В. С. Фурсов, как правило, защищавший студентов, спросил: «А что у Горобца в характеристике с места работы?». Характеристика от ВИМСа была отличной. «Ну что ж… Документов, характеризующих его отрицательно, нет. Характеристику подписал треугольник его института, мы обязаны доверять (а разговоры к делу не пришьешь). Комсомол? Профсоюз? Парторганизация?» — Все они на комиссии поддержали решение выдать мне диплом. А. И. К. остался в одиночестве и был вынужден смириться с этим.
Что касается хулиганского поступка, то А. И. К. сказал правду. Но он умолчал о своем личном участии в этом инциденте. Действительно, как раз за пару недель до заседания комиссии по обмену «врудостоверений» на дипломы мы случайно столкнулись с А. И. К. на лестнице в кооперативном доме МГУ, в котором я жил (а он — нет). Я приостановился и увидел, что он повернул на 3-й этаж. Позвонил, ему открыла та самая преподавательница. Она была красивой молодой женщиной, жила одна, и я был тесно связан с ней в те годы. Когда я понял, куда он вошел, то на самом деле выбил ногой дверь в ее квартире, несколько раз выругался, но входить внутрь не смог, т. к. дверь оказалась приперта гладильной доской.
Ясно, что попытка А. И. К. лишить меня диплома была местью с его стороны. Но с рациональной точки зрения, я его не понимаю. Как он представлял себе последствия, если бы комиссия согласилась с ним и не выдала мне диплом? Ведь он вполне мог себе представить, что я обращусь к декану, в общественные организации, что при этом пострадает в первую очередь его собственная репутация. В отличие от А. И. К. я не был женат, не был членом КПСС, не делал административной карьеры. Вероятно, замдекана, действуя по инстинкту злобы, хотел вбросить пробный «черный шар», надеялся, что декан автоматически его поддержит. Но наш мудрый Василий Степанович спас в этой ситуации не только меня, но и самого А. И. К., хотя об активной роли последнего в нашем «треугольнике» не догадывался.
Псевдоэкстрасенс
Работая в МГУИЭ, я не раз убеждал студентов, чтобы они не верили в экстрасенсов и прочую модную муру. Но бывают редкие совпадения событий, которые порождают рассказы мистического содержания. Вот один подлинный случай из моей практики.
Однажды в мае 2002 г. я, выходя из нашего вуза, встретил двух студенток, в группе которых 4 года тому назад на первом курсе я преподавал «вышку». Мы поздоровались, при этом одна из них назвала меня по имени и отчеству, что бывает не очень часто. Я приостановился и сказал:
— Надо же! Сколько лет прошло, а вы еще помните, как меня зовут. Сейчас, вы, наверное, уже на пятом курсе?
— Да, — отвечают — на пятом. — Ну, разве Вас можно забыть?
— Спасибо, девушки, — говорю. — А я вас тоже помню. Вот Вас, например, Виноградова.
— Надо же! — говорит Виноградова, — и правда запомнили. — А ведь мы уже года четыре никак не пересекались.
Действительно, бывает, что встречая в коридорах некоторых бывших своих студентов, вступаешь с ними в какие-то разговоры, и это обновляет в памяти их имена. Но с этими двумя девушками мы с тех пор не общались.
— Более того, помню, как Вас зовут, — сказал я, обращаясь к той же студентке, — Елена Виноградова!
Она ахнула:
— Поразительно! И как это Вы еще и имя запомнили?
— А Вы были очень хорошей студенткой, вот я и запомнил, — говорю.
— Ну, спасибо, Б.С.! Вот, как приятно оказалось с Вами сегодня встретиться.
Я говорю:
— Но это еще не все. Сейчас я сосредоточусь и назову Ваше отчество — Елена Юрьевна!
Реакцию студенток описывать не стану. На их недоуменные вопросы я отвечал, что можете считать меня экстрасенсом. Правды им не сказал.
Глава 15. Когда автор был студентом, а потом «преподом»…
А дело было так. Мной была создана большая база данных по контрольным работам на все темы. В ней были карточки с заданиями и решения по всем вариантам. Для облегчения себе проверок контрольных работ я собирал в папочку работы студентов, решенные без ошибок («эталоны»). Эта база данных была создана в первые годы преподавания. Дней за пять до нашей случайной встречи с этими двумя студентками я как раз проверял контрольную своей текущей группы. И сверял поступившие решения с «эталонами». Мне запомнилось, что никто из группы не решил одно из довольно трудных дифференциальных уравнений. А вот четыре года тому назад его правильно решила автор «эталона», на котором сверху было написано: Виноградова Елена Ю.
О фамильных ударениях
Какие только фамилии студентов не встречаются!
Но иронизировать нельзя ни в косм случае. Это аксиома. И все же раза два-три я попадал в тупик. Вот два случая.
(1) Начало учебного года, 1-й курс. Вызываю к доске по журналу:
— Шабалина Надежда!
— Я — Шабалина, — поправляет меня студентка.
— Странно, — говорю — ближайший известный аналог — академик Шаталин, а его жена, значит, Шаталина. Ведь не Шаталина. А как звучит фамилия Вашего отца, — спрашиваю.
— Шабалин, — говорит студентка.
Ну, ладно, познакомились. Шабалина оказалась очень хорошей студенткой, окончила два курса у меня на отлично.
Прошло года два-три. Знакомлюсь с новой группой. В списке снова Шабалина. Я ее называю по фамилии и имени и спрашиваю:
— Вы не сестра Нади Шабалиной?
— Нет, не сестра, — говорит. А фамилия моя Шабалина, а не Шабалина.
(2) Знакомлюсь с новой группой. В журнале записано Стукач Н. Пришла очередь вызвать к доске означенного студента. Но мне не хочется произносить фамилию, совпадающую со всем известным словом. И я произношу ее, четко ставя ударение на первый слог:
— У нас Стукач Н. — это студент или студентка?
Встает красивая темноволосая девушка и говорит:
— Я — Стукач.
Надо было мне принять это как данность и не лезть с комментариями. Но захотелось предложить альтернативу этой милой девушке да и ее сокурсникам, и я сказал:
— Это польская фамилия, а в польском языке ударение всегда ставится на предпоследний слог.
— Нет, — решительно стоит на своем студентка. — моя фамилия именно Стукач.
— Хорошо, — говорю, — как Вы сказали, так и будет.
Ну, думаю, будешь учиться плохо, нарушать дисциплину, буду к тебе обращаться только по фамилии. А будешь учиться хорошо — тогда посмотрим.
Она училась на отлично, была безукоризненно дисциплинированной студенткой, и я к ней обращался только по имени.
Нелегальные перерывы на еду
С незапамятных времен у нас в МГУИЭ «пара» продолжалась два раза по 40 минут, а перерыв между двумя «парами» был 15 минут. Но лет пять тому назад прикатила очередная комиссия умников из министерства, которая сочла, что академический час должен быть строго 45 минут. То, что в таком случае учебные планы не вписывались в разумные временные рамки, реформаторов не интересовало. Ректор был вынужден подчиниться. И вот какая картина возникла на практике после этого, казалось бы, малого возмущения, а по существу идиотской микрореформы.
Учебный день теперь начинается на полчаса раньше, в 8.30. А многие студенты ездят из Подмосковья. Они либо встают в 6 часов утра, либо в большинстве своем просто пропускают первую «пару». А те добросовестные, кто едет — оказываются в переполненных электричках, вагонах метро и автобусов, так что невозможно раскрыть тетрадь и освежить в памяти прошлый материал. Поэтому все первые «пары» проходят при, мягко говоря, полупустых аудиториях. Серьезные лекции на эти часы не назначают.
Далее. Что такое перерыв в 10 минут между «парами» в условиях вуза, состоящего из нескольких корпусов? Едва успеть сходить в туалет и перейти в другой корпус. Поэтому на следующую «пару» тянется затухающая очередь из опоздавших: минут через пять после начала входят 10–12 студентов и хором говорят: «Извините, мы из столовой, а там большая очередь». И только минут 15 спустя после формального начала лекции (семинара) приходят все, кто присутствует в этот день.
Вести по-нормальному лекцию по математике в таких условиях невозможно: пропустил первые 5 минут с постановкой темы, задачи и выпиской исходных формул — все остальное становится пустой, формальной отсидкой времени.
Понимая, что сделать формально ничего нельзя, я решил исправить процесс снизу чисто практическими мерами.
Во-первых, сказал, что на мои «пары» никаких опозданий быть не может (ну, за крайними исключениями, конечно).
А во-вторых, заявил, что студенты, вовремя пришедшие на лекцию, могут приносить с собой питание: пирожки, бутерброды, йогурты, баночки с напитками, термосы, фрукты. И пусть совершенно открыто питаются в течение, скажем, первых 10–15 мин. При соблюдении следующих условий:
не шуршать, не переговариваться, не мусорить, а после «пары» все отходы выбросить в корзину. Пусть приносят еду из дома, так как достояться в очереди за 10 минут невозможно (а большой перемены у нас давно уже нет).
Результаты не замедлили сказаться. Большинство студентов так и делает. Опоздавших почти нет. Студенты мне говорили, что никто больше из преподавателей так, как мы с ними, не поступает. Я думаю, что частично студенты приноровились есть «втихаря», из-под парты принесенное с собой, а другая часть продолжает опаздывать из столовой.
Вперед, к западной системе образования!
В сентябре 2000 г. в Дубне мне повезло слушать блестящую лекцию одного из великих математиков XX в., академика Владимира Игоревича Арнольда (1937–2010), автора математической «Теории катастроф», изданной и переведенной на многие языки. Лекция была популярной на тему «Математическое образование на рубеже веков».
Приятно было слушать, с какой страстью академик защищал основные принципы отечественного математического образования и как едко он иллюстрировал отдельные стороны хорошо ему известного математического образования в США и Франции, где он долго преподавал. Приведу самый поразивший меня пример из лекции В. И. Арнольда.
По приказу министра образования Франции там было проведено тестирование студентов колледжей, чтобы выяснить их умение выполнять без калькулятора простейшие операции. Был дан такой пример: сложить дроби 1/2 и 1/3. 95 % студентов сложили по отдельности числители и знаменатели и получили 2/5. Но еще поразительнее было то, что так же выполнили эту операцию 80 % преподавателей математики.
Аналогичную картину обнаружили в американских колледжах и университетах. Речь идет, конечно, не об элитных вузах, таких как Принстонский, Стэнфордский, Гарвардский и еще несколько десятков университетов США. Речь о массе «имитационных» учебных заведений (колледжах, университетах), коих в Штатах насчитывается около 3 тыс.
В элитной группе вузов США действует система, близкая к той, которая была в советских вузах: обязательное посещение занятий, сдача в срок предметов, утвержденных учебным планом, отчисление неуспевающих. В остальной массовой группе почти все наоборот: можно не ходить на занятия; сдавать предметы тогда, когда захочешь; сколько угодно раз менять преподавателей; бросать одни предметы и начинать «изучать» другие; так что срок учебы часто растягивается на десять и более лет.
Эта лекция В. И. Арнольда была позже опубликована в журнале «Наука и жизнь». А указанный пример я постоянно привожу своим студентам, предостерегая их от механического использования калькуляторов и компьютеров. Нужно, конечно, всегда уметь сложить, перемножить, разделить дроби вручную, правильно округлить случайную величину.
Еще один пример. В 1995 г. у нас дома в течение месяца жил один милый американский студент Тони, 16 лет, выпускник технического колледжа из Атланты. Он приехал по программе обмена со школой, в которой тогда учился мой сын. Однажды за столом я упомянул слово «синус». Впечатление было такое, что парень впервые слышит это слово, я спросил его, так ли это. Мальчик долго думал и, наконец, сказал, что, кажется, он где-то это слово слышал. Никакого понятия о синусе хотя бы в прямоугольном треугольнике он не имел.
В развитие этого движения «Вперед на Запад!» ввели лет пять тому назад 100-балльную шкалу оценок успеваемости студентов. В частности, экзамен оценивается максимум в 40 баллов. Это обязали сверху, из министерства. И приходится исполнять эту очередную глупость. Тогда как на ее опровержение достаточно одной минуты. Качественные оценки при их выражении количественной мерой в принципе не могут обладать точностью в 1–2 %! Кто может утверждать, что он должен поставить студенту именно 36, а не 37 или 38 баллов? Правда, у нас в вузе сохранили и параллельные, старые оценки. Так что я ставлю, например, «хор», а потом нередко спрашиваю студента, сколько баллов ты сам себе поставил бы? И часто столько и вывожу плюс-минус пара баллов на личные ощущения. При этом студенты, как правило, проявляют скромность и просят поставить им баллы у нижней границы качественного интервала.
На взгляд всех знакомых мне преподавателей, у нас вполне хорошо справлялась с приближенными качественными оценками классическая 4-х балльная система: неуд, уд, хор, отл; или же школьная пятибалльная. Ну, может быть, стоило узаконить 10-балльную шкалу, чтобы не ставить оценки с плюсами и минусами. Но в 2000-х гг. в верхушку системы народного образования нашей страны прорвалась группировка непрофессионалов, «топ-менеджеров». Они охвачены зудом реформаторства и рвачества, нацелены на то, чтобы отпилить от бюджета как можно большие куски на якобы необходимые реформы. И при этом понравиться Западу.
И вот грянула гораздо большая беда, чем 100-балльная шкала, глупая, но не пагубная. Скачок вниз принес с собой ЕГЭ (но это отдельная, трагическая тема, выходящая за рамки нашей книги).
А по поводу идиотской 100-балльной шкалы, навязанной нам по образцу некоторых западных стран, я иногда привожу слова Нобелевского лауреата по химии, президента Лондонского Королевского общества ученых (аналог нашей Академии наук) Сирила Хиншелвуда: «Замена трудных качественных суждений неадекватными количественными данными не является рационализацией или проявлением эффективности, или же беспристрастности, а просто представляет собой весьма печальное отсутствие ответственности».
В конце 1940-х гг. в СССР велась нелепая борьба с космополитизмом и преклонением перед иностранщиной, принесшая немалый вред нашей науке и образованию. Тогда она объяснялась политическими причинами, волей Сталина, и закончилась с его смертью. Сейчас маятник качнулся другую сторону. Но он неизбежно пойдет назад.
***
Одна моя студентка написала на титульном листе домашнего задания: «Сдала: Иванова И. И.»; «Проверил: преподаватель Б. С. Горобец». Кон-тур круглого рукописного «а» у нее был не доведен сверху, случайно, конечно. Я очень смеялся, прочтя вслух эту надпись, и поздравил студентку с оригинальным речевым продуктом.