Пенитель моря

Глава III

Периага пришла в движение, лишь только на палубу ее вскочили альдерман и патрон Киндергук. Прибытия их, очевидно, ожидали, так как хозяин откладывал отъезд до последней минуты, пока, наконец, наступивший отлив не принудил его дать сигнал к отплытию.

Первым делом ван-Беврута было дать подзатыльник одному негритенку, который, сидя на корточках, изо всех сил дул в раковину, издававшую самые пронзительные звуки. Бедняга воображал, что его музыка доставляет всем такое же наслаждение, как ему самому.

— Замолчишь ли ты, дьяволенок! Оглушил, как сто тысяч трещеток! — вскричал сердито почтенный коммерсант. Затем с несвойственной ему живостью он накинулся на судовщика.

— Славно, любезный! Такова-то твоя аккуратность! Отходить раньше, чем готовы пассажиры!

Флегматичный голландец, не вынимая трубки изо рта, лишь кивком головы указал на воду, на поверхности которой начинала появляться пена — признак отлива.

— Плевать мне на ваши отливы! — с гневом говорил коммерсант. — Берегись, приятель! Ты не один здесь, твой паром не самый лучший. Найдутся другие, еще лучшие.

Пока дело шло только об его личности, голландец хладнокровно выслушивал замечания своего пассажира. Но когда последний задел честь его «Молочницы», Составлявшей, очевидно, предмет особенной его гордости, он не выдержал. Куда девалась его флегма! Его ответ был, должно быть, Настолько внушительным, что Ван-Беврут счел за более благоразумное отступить.

— Не стоит спорить с ослом, — пробормотал он, пробираясь к корме среди корзин с овощами и кадушек с маслом, предназначавшихся для рынка и загромождавших палубу.

Гнев альдермана мгновенно улегся, как только он увидел молодую девушку, разговаривавшую с патроном, его спутником.

— Здравствуй, дорогая Алида! — ласково приветствовал старик свою племянницу. — Щечки твои рдеют, как розы! Надеюсь, дитя, в Луст-ин-Русте тебе будет лучше.

Сказав это, коммерсант приветливым кивком ответил на почтительный поклон ее слуги, чопорного француза пожилых лет, носившего устаревшую уже ливрею, напудренный парик и, — должно-быть, в воспоминание о своей далекой родине, — косу.

Сразу можно было заметить, что родители Алиды де-Барбри принадлежали к двум различным странам. От своего отца, родом из Нормандии, молодая девушка унаследовала черные глаза и волосы, греческий профиль и гибкую фигуру, которой вообще не могут похвастаться дочери Голландии. Мать передала ей ослепительно белую кожу, нежный цвет лица и некоторую полноту, не уменьшавшую, однако, ее грации, а только придававшую изящную округленность ее талии. Одеждой ей служила амазонка, соединявшая элегантность с простотою, а головным убором — бобровая шапочка, украшенная пучком перьев.

Алида разговаривала с патроном Киндергуком, но нельзя сказать, чтобы разговор их был оживленный. Несмотря на все усилия альдермана, разговор мало-по-малу замолк, и каждый предался своим думам. Огорченный старик, убаюкиваемый мерными плесками волн о борта судна, сам погрузился в дремоту.

Через четверть часа периага приближалась уже к выходу из бухты. Ее черномазый экипаж приготовлял паруса, чтобы пуститься отсюда в настоящее плавание, как вдруг зычный голос, донесшийся с берега, остановил движение матросов.

— Эй, периага! — повелительно гремел голос. — Отдать паруса, повернуть руль до самых колен этого почтенного старца! Живо, лентяи! Или ваша периага ринется вперед, как скаковая лошадь, и пропадет вместе с вами.

Оторопевшие матросы машинально повиновались, и периага остановилась. Скоро незнакомый пассажир, которому принадлежал голос, подъехал на лодке и ловким прыжком вскочил на палубу.

Это был истый сын океана. С виду ему можно было дать лет тридцать. Высокий рост и плечи в косую сажень выдавали его огромную силу. Черные волосы его начинали уже седеть. Правильные и красивые черты его лица дышали смелостью, хладнокровием и некоторым упрямством; здоровый румянец говорил о долговременном пребывании на чистом морском воздухе. Одежда незнакомца была так же своеобразна, как и его фигура. Матросская куртка плотно охватывала его талию. На голове была надвинутая набекрень небольшая шляпа, придававшая ему задорный вид. Поясом служила дорогая индийская шаль. Галстук яркого цвета был небрежно обвит вокруг шеи; один конец его был закреплен на груди маленьким кинжальчиком из слоновой кости; другой свободно развевался по ветру. Наконец, туфли из толстого полотна с вышитыми на них якорями служили ему обувью.

Встреченный любопытными взглядами матросов и пассажиров, моряк пошел на корму. Мимоходом он критически осмотрел скромные паруса и мачты парома. Ткнув довольно презрительно ногой в носовой парус, бравый моряк спокойно воспользовался коленом одного матроса в качестве приступки. Не говоря ни слова, он взял руль из рук хозяина парома и сделал это с таким видом, как-будто давно занимал это место. Затем он стал осматривать своих товарищей по путешествию. Его внимание обратили на себя парик и коса француза.

— Если нас настигнет буря, — сказал он, обращаясь к слуге Алиды и кивком головы указывая на косу и парик старика, — то вы едва ли сохраните свой штормовой вымпел[14]. Такой опытный офицер, как вы, должен встречать бурю с надлежаще закрепленными парусами.

Слуга не понял или сделал вид, что не понял намека, и продолжал хранить презрительное молчание.

— Джентльмен находится на иностранной службе и не понимает английского моряка! Однако, посоветую ему во избежание несчастья отрезать свой вымпел и бросить за борт. Осмелюсь спросить вас, господин судья, — продолжал он, повернувшись к патрону Киндергуку, — на чем порешил суд относительно пиратов Индийских островов?

— Я не имею чести состоять на службе ее величества, — холодно ответил тот.

— Самого лучшего моряка иногда туман водит за нос, и не один старый морской волк ошибался, приняв какую-либо мель за берег. Хотя вы не юрист, сударь, но желаю вам всякого благополучия. Видете ли, плавать в море среди скал — это то же, что быть судьей и истцом. Никогда ни в одной гавани нельзя полагаться на свою безопасность, точно так же как и находясь в компании с законниками. Хорошая погода, друзья мои, лучшей и желать нечего, если принять во внимание гнилые канаты, украшающие нашу скорлупу.

— Вы моряк дальнего или берегового плавания? — спросил патрон, желавший показать Алиде, что он способен на остроумие.

— Дальнего или короткого, Калькутта или Кап-Код, путь днем или ночью, при блеске звезд, — это все равно для истого моряка. Форма берегов между Фунди и мысом Горном так же знакома мне, как и поклоннику этой красавицы. Что же касается других земель, то я ездил к ним чаще, чем этот почтенный командор пересекал залив на своей посудине. Вот это наше плавание — отдых для моряка, хотя вы, наверно, садясь на судно, уже готовились к смерти?

— Ну, от этого опасность не увеличится и не уменьшится, — ответил патрон, бросая робкий взгляд на Алиду. — Опасность не станет ближе, если приготовиться встретить ее.

— Истинная правда, сударь! Все мы умрем, когда придет время… на виселице или в море… Эй, хозяин! — обратился неугомонный моряк к паромщику. — Что слышно нового? Скрылись ли пираты, или их торговля продолжает процветать? Времечко наступает тяжелое для капиталистов, если судить по тому крейсеру, который, повидимому, более любит якорную стоянку, чем открытое море. Эх, если бы королева соблаговолила поручить такое судно, вашему покорнейшему слуге! А то что это такое?! Военный корабль отдыхает на якорях, как-будто в трюме у него находится груз голландской монеты, и он ждет тюков с бобровыми шкурами.

Говоря это, незнакомец осмотрел прочих пассажиров периаги. Увидав спокойную фигуру судовщика, он принял таинственный вид.

— Впрочем, корвет служит, по крайней мере, флюгером, показывая направление течения. Это не лишне для моряка, который с таким глубокомыслием наблюдает ветер. Не правда ли, хозяин?

— Если слухи верны, — ответил владелец парома, ничуть не задетый замечанием моряка, — то капитану Лудлову с его «Кокеткой» скоро будет работа.

— Ну, да! Когда будет съеден запас провианта, тогда, конечно, капитану придется итти для возобновления запасов. Ну-с, а что же ему рстанется делать, когда котлы будут опять полны?

— Говорят, что-то заметили сегодня утром за островом Лонг-Эйландом.

— Я сам могу подтвердить это: собственными глазами видел.

— Чорт возьми! Это великолепно! Скажите пожалуйста, что же это было?

— Атлантический океан! — невозмутимо отвечал моряк. — А если вы сомневаетесь, я сошлюсь на этого почтенного джентльмена. Он, как учитель, должен знать ширину и длину этой истины.

— Я альдерман ван-Беврут, — пробормотал тот сквозь зубы.

— Прошу извинения, сэр, — с учтивым поклоном отвечал незнакомец. — Наружность вашего степенства ввела меня в заблуждение. Глупо, в самом деле, предполагать, что члены городского совета могут знать положение Атлантического океана. Между тем, господа, заверяю вас своим честным словом, что этот океан там действительно существует. Что слышно еще?

— Говорят, недалеко отсюда видели недавно Пенителя Моря, — сказал серьезно паромщик.

— Ваши сухопутные моряки, кажется, особенно любят сказки, — с досадою промолвил незнакомец. — И все это результат круглого невежества в том, о чем говорят. Скажи же, друг мой, кто этот таинственный Пенитель Моря?

— Я и сам хорошенько не знаю. Знаю только, что так зовут одного пирата, который сегодня появляется там, завтра здесь. Другие утверждают, что это призрак корабля, ограбленного и сожженого пиратом Киддом в Индийском океане. Я сам раз видел его, но на таком расстоянии, что не могу точно сказать, каковы его очертания и снасти.

— Где это было?

— На высоте этого пролива. Раз мы ловили рыбу. Погода была туманная. И вот, лишь только туман приподнялся чуточку, мы увидали корабль, который, словно скаковая лошадь, быстро несся к берегу. Пока мы поднимали якорь, он поворотил в сторону и исчез из виду.

— Это говорит в пользу или его, или вашей быстроты. Но каковы приблизительно были формы его и величина?

— Никакой определенной формы у него нет. Повидимому, это парусный корабль. Кто-то говорил, что он походит на скуддер Бермудских островов. По моему мнению, он похож на двадцать периаг, связанных вместе. Как бы там ни было, хорошо известно лишь то, что в эту самую ночь какой-то корабль отправился в путь к Ост-Индским островам. И хотя тому будет теперь не менее трех лет, до сих пор никто здесь, в Йорке, не знает, что сталось с ним и его экипажем. С того памятного дня я ни разу более не решался ловить рыбу на отмелях в туманную погоду.

— И вы прекрасно делаете, — произнес незнакомец. — Я сам много видывал чудес на обширном океане и мог бы рассказать одну историю в назидание излишне любопытным.

— У нас есть еще время выслушать ее, — заметил патрон, уловивший в глазах Алиды крайнее любопытство, вызванное словами незнакомца, но лицо моряка вдруг сделалось серьезным.

Он покачал отрицательно головой, как бы говоря, что у него есть причины хранить молчание. Затем, бросив руль, он растянулся на палубе во весь свой богатырский рост, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Скоро легкое храпение показало, что сын океана погрузился в мир сновидений.