Пепел на губах

Глава 12

Зима пришла в Вертан внезапно, словно хищник, подкравшийся к спящей жертве. Мягкая, теплая осень, до последнего дня баловавшая нас остатками солнца и редкими дождями, сменилась пронизывающими, ледяными ветрами, которые выли в щелях стен, просачивались под одежду, заставляя ежиться даже самых стойких. Небо, до этого постоянно затянутое серой пепельной пеленой, теперь стало свинцовым, тяжёлым, готовым в любой момент разразиться снегопадом. И он не заставил себя ждать. Сначала посыпались мелкие, колкие кристаллики, которые таяли, едва коснувшись земли, но вскоре они сменились плотными, тяжелыми хлопьями, закружившими в бешеном танце, быстро скрывая под собой обугленные руины и серые улицы.

Мы оказались совершенно не готовы к столь резкой смене сезонов. Забота о продовольствии, ремонте стен, тренировке ополчения поглотила все наши силы и время. Теплой одежды не хватало даже для солдат на стенах, а запасы дров иссякали с пугающей скоростью, оставляя за собой лишь холодные, пустые склады. Каждое утро начиналось с того, что караульные сообщали о новых случаях обморожений. Но, как это часто бывает, даже в самой суровой беде обнаружились свои, неожиданные преимущества. Холодные метели и непрекращающиеся снегопады, которые, казалось, должны были добить нас, вместо этого сделали то, чего не смогли наши маги — смели падающий пепел. Ветер гнал его прочь, унося на юг, а небо, до этого затянутое черной мглой, постепенно прояснилось. Сквозь рассеивающиеся тучи начали проглядывать тусклые, зимние звезды, а днем — бледное, не дающее тепла солнце. Дышать стало легче. Воздух, хоть и морозный, больше не резал лёгкие едким запахом серы и тлена.

Судя по всему, Аш тоже оказался не готов к столь скорой зиме. Наблюдая в подзорную трубу за главным лагерем демона, который раскинулся в нескольких милях к югу от Вертана, я заметил значительное снижение активности. Движение в лагерях напротив ворот уменьшилось в разы. Огромные, чудовищные колеса костяных крепостей, которые наводили ужас на всех защитников, теперь вмерзли в землю, превратившись в недвижимые глыбы. Скелеты и черные рыцари, в их обугленных доспехах, пытались разобрать на доски несколько разрушенных окрестных домов, чтобы развести костры и отогреть огромные железные колеса своих машин. Это были бесполезные, отчаянные попытки, которые не приносили никакого результата. Крепости оставались вмерзшими в лед, недвижимые, словно памятники собственному бессилию.

Действия Аша, хоть и были продиктованы отчаянием, подсказали мне решение одной из наших проблем. Если он сжигает дома для отопления, значит, и мы можем. Я тут же приказал начать планомерный демонтаж разрушенных кварталов. Деревянные балки, обломки мебели, даже высушенная солома с уцелевших крыш — все это должно было пойти на дрова. Это не решало проблему полностью, но давало хоть какую-то передышку.

Но проблема голода никуда не делась, она, наоборот, обострилась с приходом холодов. Каждое утро я объезжал центр и окраины города, беседовал с людьми, стараясь понять их нужды, отчаяние, их тихий, нарастающий гнев. Голод был молчаливым врагом, куда более коварным и безжалостным, чем армии Аша. Он подкрадывался незаметно, опутывал своими щупальцами каждого, проникал в каждую семью, в каждый дом.

Вертан голодал. Это было видно по лицам людей — впалые щеки, заостренные подбородки, потухшие глаза, в которых медленно угасали последние искры надежды. Дети, еще недавно бегавшие по улицам, теперь сидели тихо, прижавшись друг к другу, их животы были надуты от голода. Женщины, раньше щебетавшие у колодцев, теперь молчаливо стояли в очередях за водой, их руки были потрескавшимися от холода, а губы — бледными от недоедания.

Порции еды, которые мы выдавали жителям, пришлось еще больше урезать. И без того мизерные пайки теперь превратились в жалкие крохи, которые едва ли могли поддержать жизнь. Дневной рацион состоял из тонкого ломтя хлеба, сделанного из смеси разных круп и, порой, отрубей, и миски горячего, но почти безвкусного отвара из сушеных овощей. Мясо было редкостью, которую получали лишь солдаты на передовой и дети, и то лишь в те дни, когда удавалось забить какую-нибудь павшую лошадь.

— Князь, — обратилась ко мне во время объезда старая Ина, владелица маленькой пекарни, что чудом уцелела на одной из окраин, ее руки, покрытые морщинами, дрожали. — Мой внук… он не ест третий день. У нас нет ничего. Я пыталась… я сварила старые кожаные сапоги. Но это невозможно есть, князь. Просто невозможно.

Я посмотрел на нее, и сердце мое сжалось. Старые кожаные сапоги. Блокадный Ленинград. Эта аналогия, пришедшая из моей прошлой жизни, теперь казалась чудовищно реальной. Люди действительно варили кожу, пытаясь извлечь хоть какие-то питательные вещества, хоть как-то обмануть желудок. На улицах города, когда-то полных бегающих собак и кошек, теперь царила пугающая тишина. Домашние животные начали пропадать — сначала собаки, потом кошки, и никто не спрашивал, куда они делись. В мрачных закоулках, скрываясь от чужих глаз, голодные люди ловили крыс, их мясо, порой, оказывалось единственной белковой пищей за многие дни.

— Мы делаем все возможное, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, хотя внутри меня все кричало от бессилия. — Мы держимся. И мы победим.

— Победим… — прошептала она, и в ее глазах, полных отчаяния, я увидел тень сомнения.

Я знал, что одними обещаниями сыт не будешь. Людям нужна не только еда, но и надежда. Нужна вера в будущее, в то, что этот кошмар закончится. И тут мне пришла в голову мысль о празднике. Новый год. Время, когда люди всегда собирались вместе, забывая о горестях, веря в чудо. Мы были в осаде, в окружении врага, но мы все еще были людьми, и у нас были свои традиции.

Я решил широко отпраздновать Новый год, чтобы поддержать дух людей, дать им хоть что-то, что могло бы отвлечь от повседневного ужаса. Обычаев ставить елку здесь не было, но сами хвойные деревья — пышные пихты, стройные сосны — росли в избытке в замковом парке, который чудом уцелел после пожаров.

— Харт, — сказал я, вернувшись в замок, — собери несколько крепких плотников и солдат. В замковом парке, возле старого фонтана, срубите несколько самых пышных елей. Самые большие — для центральных площадей, поменьше — для каждого квартала. И доставьте их туда. Немедленно.

Харт, обычно невозмутимый, удивленно поднял бровь, но тут же кивнул. Моя идея, должно быть, казалась странной в разгар осады, но он доверял мне.

Чем украсить хвойные деревья в осажденном городе, где каждый клочок ткани, каждый кусок металла был на счету? Я задумался, перебирая в голове возможные варианты. Не было ни стеклянных шаров, ни гирлянд, ни ярких лент. Но было кое-что другое.

Я приказал собрать весь металлолом, оставшийся от тварей Аша. Битые доспехи, которые нельзя было починить, щиты… Кузнецы, работая без устали, расплавили их, а затем выковали из металла тонкие, ажурные пластины в форме звёзд, полумесяцев и различных рун — символов защиты, плодородия, надежды. Эти пластины отполировали до блеска, так, чтобы они отражали тусклый свет факелов и бледное зимнее солнце, словно маленькие зеркала. Из обломков мечей и наконечников копий выковали тонкие, изящные цепочки, на которые их и подвешивали.

Дети, которым было поручено раскрасить их, использовали белую и красную глину, чтобы нарисовать на них символы солнца, луны, птиц — древние, почти забытые знаки, которые, как верили люди, могли отгонять злых духов.

Из смолистых шишек сделали целые гирлянды, переплетая их с тонкими ветками вечнозеленого плюща, который рос на стенах замка. Они пахли лесом, свежестью, чем-то живым и чистым, что так редко встречалось в эти дни.

Праздник был назначен на вечер. К тому времени город преобразился. На центральных площадях, в каждом квартале, возвышались величественные ели, украшенные тысячами блестящих пластин, цветных камней и ароматных шишек. На ветвях, где-то здесь и там, светились маленькие глиняные фонарики, внутри которых горели крошечные огоньки.

Я скрепя сердцем, приказал забить с десяток лошадей, выкатить из подвалов оставшиеся бочки с вином. Как бы людям не стало плохо от всего этого… Назначил следить за выдачей винных порций, мяса Марту и еще нескольких женщин. Они должны были не допустить излишеств.

К вечеру горожане начали собираться у деревьев. Их лица, до этого бледные и уставшие, теперь озарялись тусклым, но искренним светом. Дети, в своей скудной, залатанной одежде, бегали вокруг, смеясь и указывая на блестящие украшения. Старики, их глаза, до этого полные печали, теперь смотрели с умилением на это зрелище, вспоминая давно минувшие годы, когда праздники были полны изобилия. Люди делились тем немногим, что у них было: крошечными кусочками хлеба, кружками горячего травяного отвара.

В замке был накрыт скромный стол для меня и моих военачальников. Мы говорили о мире, о надежде, о будущем, которое, казалось, было так далеко и так призрачно. Я поднял свой кубок.

— За Вертан! За нашу победу! — мой голос, казалось, прозвучал эхом в торжественной тишине.

— За победу! — ответили остальные, и мы осушили кубки.

Я поднялся на балкон, откуда открывался вид на центральную площадь. Она была полна людей. В этот момент, когда город был погружен в хрупкую, но такую долгожданную атмосферу праздника, я дал сигнал. В небо взмыли первые фейерверки — несколько заранее заготовленных зарядов, которые мы сохранили для особых случаев.

Сначала раздался шипящий свист, затем — глухие хлопки, и в серое небо взметнулись ослепительные огненные шары. Они рассыпались тысячами искр — красных, зеленых, золотых — на мгновение озаряя Вертан ярким, волшебным светом, прогоняя тьму и пепел, напоминая о существовании красоты в этом умирающем мире. Дети восторженно закричали, их голоса слились с восхищенными вздохами взрослых.

Я даже не удивился, когда Аш попытался испортить нам праздник. Его злоба была настолько осязаемой, что я ожидал подобного удара. В тот самый момент, когда начался фейерверк, когда люди смотрели вверх, завороженные игрой света, войска демона пошли на новый приступ. Он был хитрым. Аш показал ложные атаки по нескольким направлениям — на южные, восточные ворота, туда, где мы ожидали его основной удар, — чтобы отвлечь наши силы, посеять панику, заставить нас распылить внимание.

Но сосредоточил главный удар напротив северных ворот. Он знал, что это наш самый слабый участок, наименее защищенный, там, где мы не ожидали основной атаки. Снова Чревоглотцы, огромные, отвратительные твари с множеством пастей, двинулись вперед, неся с собой осадные лестницы.

По огромным лестницам Червоглотцы смогли забраться на стену, выбить оттуда ополченцев и стражу. Их масса, их ярость были слишком велики для уставших, голодных защитников. Звуки битвы, крики ужаса, скрежет металла, доносившиеся с северной стены, быстро докатились до центра города, заглушая праздничные возгласы.

Нас спасла система сигналов, которую мы с таким трудом отработали. Только раздался знакомый, протяжный звук рога, сигнализируя о прорыве. Я тут же направил резервный полк, состоявший из самых опытных солдат гарнизона, к Северным воротам и сам пошел с ним, чувствуя, как внутри меня разгорается холодная, яростная решимость. Марта, без единого слова, следовала за мной.

Бой был жарким. Когда мы добрались до северной стены, там царил хаос. Чревоглотцы уже закрепились на стене, их огромные тела были повсюду, их пасти извергали едкую слизь, которая разъедала камень и плоть. Они отбрасывали наших солдат, как тряпичных кукол, их когти рвали доспехи, а ядовитые зубы раздирали плоть.

Мой Ас-Урум, казалось, жил своей собственной жизнью. Он раскалился так, что его больно было держать, но я не обращал на это внимания. Серебристое лезвие рассекало воздух, прожигало плоть Чревоглотцев, оставляя за собой дымящиеся раны. Я рубил, колол, отбивался, двигаясь вперед, стараясь создать пролом в рядах врага, оттеснить их обратно, сбросить со стены.

Рядом со мной Харт, его огромный двуручный меч, казалось, рубил воздух, создавая вихрь стали и смерти. Велес и Первес, сплотив остатки ополчения, сражались отчаянно, их лица были покрыты сажей и кровью, но в глазах горел огонь.

Я чувствовал, как силы покидают меня, как легкие горят от каждого вдоха, как мышцы дрожат от напряжения. Но я не мог сдаться. Я должен был выстоять. За Вертан. За людей, которые верили в меня.

Чревоглотцы были живучи, их тела регенерировали с удивительной скоростью, но мой Ас-Урум был быстрее. Я сосредоточил всю свою волю, всю свою магию на мече, превратив его в продолжение своей собственной ярости. Каждый удар был точным, смертоносным, прожигающим плоть и кости, оставляя после себя лишь дымящиеся куски.

Наконец, нам удалось оттеснить их. Мы сбросили последних Чревоглотцев со стены, их тела с глухим шлепком падали в ров, присоединяясь к тысячам обугленных скелетов. Победа была за нами. Северная стена была очищена. Мы отбились. Люди на стенах кричали, их голоса были хриплыми, но полными облегчения.

Я оперся на парапет, тяжело дыша, чувствуя, как мир плывет перед глазами. Ас-Урум дымился, от него исходил жар. Я едва смог его убрать. Руки дрожали, а в теле чувствовалась такая усталость, что, казалось, я мог рухнуть прямо здесь, на камни.

— Князь! Тут к вам человек — Харт отвлек меня от разглядывания трупов.

Немолодой мужчина, с сединой на висках. Одет в темный плащ, лицо покрыто сажей. Или специально он так себя замаскировал?. В руках он держал маленький, светящийся амулет, который мерцал еле видным синим светом, словно маленький огонёк в кромешной тьме. Магия воды. Но очень слабенькая.

— Князь Тиссен? — его голос был хриплым, едва слышным, но в нем прозвучала отчетливая нотка облегчения. — Я от лорда Фридриха. Смог пробраться через восточную стену, пока твари Аша вас штурмовали.

— Говори! — внутри меня начал разгораться такой же огонек надежды, как и в амулете.

— Объединенная армия княжеств на подходе. Сутки, может двое.

— Сколько их? — мой голос был едва слышен.

— Десять тысяч, князь! Пехота, гномы, немного конницы. Боевые маги. Хотя какая сейчас от них польза…

Я закрыл глаза, вдыхая морозный, но теперь уже очищенный воздух. Десятки тысяч. Несколько дней. Надежда. Я открыл глаза. Вокруг меня были мои люди — уставшие, раненые, но не сломленные. И теперь у них была причина держаться. У нас был шанс.

Я посмотрел на восток, туда, где за горизонтом, за пеленой пепла, шла наша армия. Теперь мы точно выстоим!