Перебежчик

5. Глава. Судьбоносное знакомство

В северных странах короткий световой день. Спать сидя холодно и неудобно. Уинстон от холода проснулся, посмотрел на часы и в окно. Еще темно, но на улицах люди. Начинается рабочий день. Можно сколько-то пройти, пока совсем не рассвело, а люди все сонные и не особо глядят по сторонам.

Почему на стенах нет плакатов с адресом, куда мог бы сдаться шпион? В Эйрстрип Ван тоже нет, там шпионов отслеживают дети. Наверное, и здесь так же.

Вот навстречу идет мальчик лет двенадцати с портфелем, наверное, в школу. Может быть, он уже ходит в достаточно старшую школу, чтобы изучать не только родной язык.

— Ты говоришь по-русски? — спросил Уинстон мальчишку.

— Да, — ответил мальчик, — Вы кто?

— Я есть океанский шпион. Я сдаюсь.

Мальчик издал восхищенный возглас, который Уинстон не понял.

— Идти в милицию, — сказал мальчик.

Колоб говорил не ходить к ментам. Кто такие «чекисты», Уинстон не понял, хотя слово раньше слышал. Какая-то силовая структура в просторечии. Вряд ли норвежский мальчик знает русский сленг.

— Я не вор, — сказал Уинстон, — Я шпион. Идти в армию.

Мальчик внимательно посмотрел на него и согласился. Шпионы во всем мире считаются по части армии, а не полиции. Может быть, в этой стране есть еще и какая-нибудь тайная полиция, куда положено сдавать шпионов, но школьники об этом вряд ли знают.

В сопровождении мальчика Уинстон дошел до ворот с красной звездой. Идти пришлось долго, и он сначала нервно крутил головой, но потом перестал. В маленьких городках все всех знают, но северные люди не особенно разговорчивы. Мальчик приветствовал встречных легким наклоном головы, и ему молча отвечали тем же. Уинстон из вежливости повторял этот жест. На юге, наверное, каждый встречный спросил бы как дела, узнал бы что юный член молодежного отделения Партии поймал шпиона и ведет его сдаваться в армию, и присоединился бы к процессии.

За проволочным заграждением стояли самолеты и вертолеты. Вышка, радар. Военный аэродром. Точнее, пограничный, судя по технике. Ни истребителей, ни бомбардировщиков.

Над главным зданием красовался большой красный флаг. Флаг Евразии или Евросоюза, как называют свою страну европейцы. На красном фоне по центру золотые серп и молот в кольце из золотых пятиконечных звезд.

Из домика у ворот вышел часовой с автоматом на плече и штыком на поясе. Мальчик сказал ему несколько слов по-норвежски и по-русски.

— Я есть океанский шпион. Я сдаюсь, — подтвердил Уинстон по-русски и по английски.

Далее события развивались предсказуемо и совершенно по уставу. Часовой передал шпиона офицеру. Шпион в подтверждение своих слов выложил на стол револьвер с глушителем. Офицер очень удивился и вызвал представителя «особого отдела». Довольному школьнику пожали руку, потом записали показания и отвезли его в школу на военной машине. Дяденька сержант приказал учителю построить класс, перед строем объявил мальчишке благодарность за задержание шпиона и подарил настоящий штык-нож с ножнами.

Шпиона же под конвоем провели в «особый отдел».

— Are you oceanic spy? — спросил особист со страшным акцентом.

— Да. Я говорю по-русски, — ответил Уинстон, как он надеялся, несколько более понятно.

— Хотите сказать что-то важное прямо сейчас?

— Да. В квартире, где была перестрелка, остался раненый человек. Русский. Большой такой. Его зовут Колоб.

— Раненый? — переспросил особист немного удивленно, как будто про стрельбу и взрыв он уже знал, а про раненых нет, — С какими ранами?

— Наверное, в правую руку, — растерялся Уинстон, — Он стрелял с левой. И он зажимал рану на правой ноге.

— Так. Что с ним?

— Он сказал мне, чтобы я сдавался не милиции, а чекистам или лучше армии. В обычной тюрьме для преступников меня сразу убьют. Я подумал, что его тоже могут убить, если он попадет в простую тюрьму.

— Почему?

— У него конфликт с людьми, которых он называл «крысы». Я так понял, что это русские преступники. И еще вместе с «крысами» приходили «кицунэ» или «ниньдзя»…

Особист бросил взгляд на часы, вытолкал шпиона в коридор, посадил на стул и приказал сидеть и не двигаться. Вызвал из кабинета напротив какого-то лейтенанта, приказал смотреть в оба и при попытке побега стрелять. Лейтенант не осмелился возразить, хотя оружия при себе не имел.

Сам же особист захлопнул дверь и принялся орать в телефон и в рацию. Похоже, иностранными диверсантами и их местными контактами должна была заниматься военная контрразведка, но на этот раз обычная гражданская полиция попыталась представить дело как криминальные разборки и даже не сообщила про японцев.

— Заходите, — сказал он через пару минут, — Товарищ лейтенант, можете быть свободны.

Особист первым, то есть уже вторым делом тщательно обыскал шпиона. Внимательно ощупал одежду, но не нашел в ней другого оружия или взрывчатки.

— Скоро за вами приедут, — сказал он, — Вам нужна медицинская помощь? Хотите чаю?

Подошел врач. Его позвали на всякий случай, потому что шпион пришел сдаваться с забинтованной головой. Врач убедился, что пациент действительно ранен, но не нуждается в срочной медицинской помощи. Оторвал присохшие повязки, осмотрел и чем-то смазал раны на голове и на груди, перевязал по новой.

Пришел вызванный также на всякий случай кинолог с овчаркой. Собака понюхала и сообщила, что этот человек не опасен. Какие-то женщины заглянули посмотреть на настоящего шпиона под видом того, что просто принесли чай с булочками из столовой.

Уинстон как раз допивал горячий сладкий чай, когда в кабинет особиста вошел человек, встреча с которым определила судьбу товарища Смита на всю оставшуюся жизнь.

— Контрразведка Скандинавского военного округа. Майор Степанов. Николай Алексеевич. Можно «товарищ майор», — представился прибывший специалист по шпионам. Не назвал ни своей должности, ни воинской части. Не дал намека на то, какая над ним командная вертикаль.

— Организованная преступность Эйрстрип Ван. Саб-лейтенант запаса Смит. Уинстон эээ… Бернард…ович. Можно «товарищ шпион», — отзеркалил приветствие Уинстон.

Люди в погонах признают только военные звания. Каких бы высот человек ни достиг на гражданском поприще, для военных он останется тем, до кого дослужился в армии. «Саб-лейтенант запаса» означало, что он какой ни есть, а офицер. Не окопная вошь и не штатская штафирка.

Майор Степанов произвел на англичанина хорошее впечатление. Даже вызвал некоторую симпатию. Высокий светловолосый русский красавец, которому удивительно идет мундир. Не какой-то бородатый варвар, как в «пятиминутках ненависти».

Англичанин тоже произвел впечатление. Нечасто пойманный перебежчик способен связать два слова, а не мычать, не сыпать междометиями, не задумываться над каждым событием, как его правильно подать, чтобы получить срок поменьше и чтобы не обидеть никого из подельников.

При нормальном ходе событий шпиона бы сначала увезли, куда следует, потом допрашивали. Но сейчас под красным флагом происходило что-то совершенно ненормальное. Это стало понятно еще когда особист с первых слов перебежчика поднял по тревоге войсковой «spetsnaz».

Степанов вкратце рассказал, что ему известно о сложившейся ситуации. Он со вчерашнего вечера занимался расследованием «в поле» и прошел по следам от фермы до переправы с саперной засадой и до разбитого военного микроавтобуса.

Шпионами в Евросоюзе, занималась не милиция, а спецслужбы. Или Министерство Государственной Безопасности, которое на слуху даже за океаном. Или военная контрразведка, которая периодически меняет название и структуру, но именно туда звонят особисты с мест.

Сказать, что Олесунн — пограничная зона, было бы не совсем правильно. Правильно — прифронтовая зона. Отдельных от военного ведомства «пограничных войск», обученных контролировать границу в мирное время, в Евросоюзе давно не было по причине отсутствия мирного времени. Задача защиты границ лежала на плечах непосредственно Министерства обороны. Тем не менее, воинские части, противодействующие скрытому нелегальному пересечению границы во время длительного перерыва между боевыми действиями, по старинке назывались «заставами», а их личный состав — «пограничниками».

Обо всех антропогенных ЧП в прифронтовой зоне гражданские службы вроде милиции, МГБ, пожарных и всяких охот- и рыбнадзоров в обязательном порядке ежедневно докладывали военному диспетчеру. Этим утром милиция сообщила про перестрелку между криминальными элементами и взрыв бытового газа. Но ни слова ни про каких ниньдзя и кицунэ и ни слова про сбежавшего океанского шпиона.

Это уже само по себе из ряда вон. Не говоря уже о том, что ЧП произошло на фоне инцидента на «ферме Гуннара», где неизвестные уголовники из России устроили разборку с совершенно неожиданными японскими матросами с подводной лодки, одетыми в советскую военную форму с мобилизационного склада. Причем обе стороны использовали автоматическое оружие европейского военного образца.

«Матросов с лодки» военные следователи сразу же идентифицировали как таковых по уставному нижнему белью, татуировкам и показаниям дозиметра. Огорчились, что плавают тут всякие. Порадовались, что это хотя бы не специально обученные диверсанты. Задумались, откуда у них может быть форма и оружие.

Установили, что после перестрелки одержавшие убедительную победу уголовники разделились на две группы. Первая, в океанских военных ботинках, грамотно обрубив погоню и заметя следы, ушла на север, и ее до сих пор не могут найти поднятые по тревоге несколько сот солдат. Вторая, в гражданской обуви русского производства, отбила взятого прибывшей на место группой захвата языка на дороге в Олесунн и предположительно растворилась в городе.

При уже упомянутом «нормальном ходе событий» милиция Олесунна должна была разыскать вторую группу и представить пред ясны очи начальника контрразведки еще вчера. Но милиция отнеслась к поставленной задаче спустя рукава и отправилась ловить бандитов только тогда, когда их наличие в городе стало уже невозможно игнорировать. Когда они устроили еще одну разборку со стрельбой и взрывом. Только после этого милиция изволила неспешно приехать и доложить, что найдено пять мертвых тел, предположительно криминальные элементы русского происхождения. Никаких раненых, никаких японцев.

Утренний визит «товарища шпиона» в воинскую часть, благодаря своевременной реакции особиста, поставил на уши всех до начальника контрразведки фронта включительно. Армейский спецназ на двух вертолетах, прибывший для участия в поисковой операции, развернули буквально на взлете. Спецназ штурмом взял отделение милиции и обнаружил в подвале потайную комнату и ледник. В потайной комнате лежал раненый в руку и в ногу крупный мужчина с татуировками, а на леднике нашлись двое не упомянутых в утренней сводке японских диверсантов.

Степанов уверенно предположил, что англичанин с пулевым шрамом на лице это тот задержанный участник перестрелки на ферме, о котором доложили по рации пограничники, но не довезли. Уинстон согласился.

В кабинет вошел еще один русский, с погонами подполковника.

— Виктор Петрович, — представил его Степанов, — Наш аналитик.

— Уинстон Бернардович, — все еще непривычно ответил Смит, привстав, — Нарушитель границы.

— Я сейчас вкратце изложил товарищу шпиону известную нам часть событий, — майор откинулся на спинку стула и потянулся за сигаретами, — Курите?

— Спасибо, бросил, — ответил Уинстон.

— Не заболели? — насторожился русский.

— Спортом занялся. Тренер сказал, что в моем возрасте совмещать бокс и курение не получится. Бросил то, что менее интересно.

— Я бы поинтересовался вашей биографией, но попозже. Ваша очередь рассказать, с чем мы имеем дело. Начните с того, что на данный момент наиболее актуально. С самого начала Вашего визита мы поняли, что Вы умеете расставлять приоритеты.

— Хорошо. Как там Колоб? Жив?

— Потерял много крови, но выживет. Врач сказал, что, судя по старым шрамам, его сложно убить, хотя многие пытались. Он ваш друг?

— Не то, чтобы друг… Но мы сражались плечом к плечу, спасали жизнь друг другу, — перевод на русский нейтрального to one another вписался в контекст несколько не по-нейтральному.

— Вы романтик? Или воевали?

— Ни то, ни другое. У меня немного в жизни было ситуаций, чтобы вот так.

— Но было сколько-то. Ладно, об этом потом. Какова цель Вашего визита?

— Колоб сказал мне сдаваться. Я подумал, что мне здесь за помощью идти некуда и сдался. Можете меня расстрелять.

— Можем не расстреливать, если будете сотрудничать. Хотите, обменяем на кого-то из наших?

— Я никому не нужен. Я же простой преступник, а не настоящий шпион

— Хотите, просто депортируем обратно?

— Не хочу, но спасибо за предложение. Лучше расстреляйте.

— У вас был револьвер. Могли бы сами застрелиться.

— Не могу. Ни застрелиться, ни повеситься. Лучше погибнуть в бою, но не получилось.

— Так, — Степанов сделал пометку в блокноте, — Об этом мы отдельно поговорим. Но, все-таки, какова цель вашего визита в Евросоюз? Не для того же, чтобы сдаться нам?

Уинстон вздохнул.

— Вы уже тут, — продолжил Степанов, — Колоб уже у нас. В ботинках «джангл бутс», надо полагать, бежали ваши товарищи из-за моря, а вы их прикрывали. Мы их пока не поймали. Можете посодействовать.

— Вы меня все равно расстреляете.

— Хотите допрос с медикаментами? — Степанов предложил это совершенно обычным тоном, — Расскажете все, что знаете, но Вам не будет стыдно, что кого-то предали. Под химией говорят все. Просто потратим больше времени.

Уинстон немного подумал перед ответом.

— Не хочу. Если вы до сих пор не поймали Шона и Мартина, то можете сворачивать поиски. Или они до сих пор бегают и отстреливаются? Мы прибыли на рыбацком судне, которое встало в одном из тысяч ваших фиордов. Они бы успели туда даже пешком. Капитан дал нам день до полуночи. Можете, конечно, искать дальше, но фиорд я не опознаю ни под какой химией, хоть возите меня по берегу, хоть не возите. Если бы и опознал, то корабля там в любом случае нет. И следов, что корабль там был, тоже нет. Если Шона или Мартина поймали, то давайте очную ставку.

— Не поймали. След потерян. Вы сказали «Шона и Мартина». Это Ваши друзья в ботинках. А кто третий, в городской обуви, которого они несут раненого? Вы должны были приехать, забрать человека и вернуться?

— Да, — Уинстон вздохнул. Что можно рассказать, а что не стоит?

— Вам известно выражение «снявши голову, по волосам не плачут»? — спросил Степанов.

— Известно.

— Вы решили прийти к нам. Если бы вы хотели умереть, достаточно бы было полезть через забор на виду у часового.

— «Стой, кто идет?», выстрел в воздух и выстрел на поражение?

— Знакомы с нашими уставами?

— Учил по ним ваш язык двадцать лет назад.

— Об этом мы тоже поговорим, но позже. Исходим из того, что Шон и Мартин покинули наши территориальные воды. От того, что мы узнаем, кого вы эвакуировали отсюда, кому-нибудь станет хуже по вашу сторону границы? Мы уже сняли отпечатки пальцев в домике, где прятались ваши русские партнеры. Они не любители мыть посуду, так что там все просто. Отпечатки Колоба. Отпечатки уголовника, убитого японцами. И еще нескольких человек. Скажете вы или нет, мы их вычислим в течение пары дней, это вопрос вычислительных мощностей, не более того.

Уинстон промолчал. Степанов продолжил.

— Вас, обутых в «джангл бутс», приехало четверо. Трое взяли перебежчика и побежали. Четвертый поехал с Колобом и еще одним русским. Потом они отбили вас, и все вместе вы поехали в Олесунн. Вы с Колобом у нас. Но у вас с ним есть очень серьезные враги. Два вида врагов, находящихся в очень близких отношениях. Вы понимаете?

— Понимаю.

— Вы понимаете, что вашим врагам нужны не вы, товарищ шпион. И, тем более, не Колоб. Вы с ним рядовые исполнители. Им нужен тот человек, которого вы привезли. Судя по тому, что за вами послали таких редких специалистов, Вас приняли за того человека. И он сейчас в большой опасности. Я не думаю, что по Европе бегает много кицунэ, для нас и эти двое большая неожиданность. Но против вас играет организованная преступность очень высокого уровня. Им по карману покупать милицию целыми отделениями. Подозреваю, что и госбезопасность сколько-то в доле. Вы с Колобом сдались в армию и живы. Вашим друзьям я бы посоветовал поступить так же.

Уинстон подумал, что он не будет никого предавать. Но что сделают русские, если узнают больше? Пустятся искать Шона и Мартина в Эйрстрип Ван? Ага, до первого внимательного школьника. Поймают Дока Джонсона? Но его и так собирались передать властям. Заявят протест по дипломатическим каналам? Во время войны только протесты и заявлять.

— Никому, наверное, хуже не станет, — ответил «товарищ шпион», — С Шоном и Мартином ушел ваш русский профессор Смирнов с материалами по аппарату Илизарова. В Олесунне вышли друг Колоба по прозвищу Студент и Док Джонсон с вакциной от гепатита. Мы с Колобом отправились ловить крысу на живца. Как будто я Док Джонсон. Никто не знал, что с Колобом и Студентом не один англичанин, а два, и никто не знал Дока Джонсона в лицо.

— Вы представились как «Организованная преступность Эйрстрип Ван». Я правильно понимаю, что неправительственные организации с обоих сторон границы осуществили равноценный обмен медицинских специалистов?

— Да. Но вмешалась третья сторона. Японцы и крысы.

— Крысы, это не название банды. Крысами в преступном мире называют предателей. Я так понял, что одни русские преступники работали с вами, а другие хотели сдать обоих докторов японцам?

— Мне тоже так показалось. И Колоб считал, что здесь не две разные банды. Он сам, Студент и их боссы как бы носители правильной преступной традиции, а те, кто сдал их японцам, как бы показывали себя на правильной стороне, но предали.

— Понятно. Вообще, внутренняя преступность не военный профиль, — погрустнел Степанов, — Коллеги очень неохотно делятся информацией.

— Вы же спецслужба, — фыркнул Уинстон, — Внедрите к ним своего агента. Или попросите у генералов, чтобы вам дали доступ в их электронные базы. Да хоть сами воткните к ним свой кабель.

— У вас так принято?

— У нас Полиция Мысли читает базы Скотланд-Ярда. Правда, они в одном подчинении. Я просто не знаю вашу внутреннюю структуру.

— Ладно, — улыбнулся Степанов, — Подумаем над Вашей идеей. Вы знаете, зачем преступникам узкие специалисты по медицине?