Алекс Престон, старший помощник на английском военном судне «Барракуда», стоял на палубе, поедая глазами капитана Грэнджера, в то время как тот, облокотившись о перила, приложил к глазам подзорную трубу. Море было пусто, лишь ветер гнал вздыбленные синие волны, и то там, то тут белели гребешки пены. Грэнджер сжал зубы, пытаясь совладать с собой, но Алекс догадывался, какие чувства одолевают капитана.
Воздух щедро налился золотым светом, а это означало, что неумолимое наступление темноты уже не за горами. Даже после шестимесячного плавания в экваториальных водах Алекс не уставал удивляться тому, как стремительно здесь ночь сменяет день. Всего минуту назад солнце светило ярко и безжалостно, и вдруг, в один миг, все вокруг стало оранжевым, окрашенным красно-фиолетовыми полосами; открылась фантастическая панорама, чтобы тут же исчезнуть, позволив земле погрузиться в глубокую тьму с сияющими дырами звезд на небосклоне.
— Я думал, сэр, мы ожидаем появления Райдера не раньше завтрашнего дня, — осторожно сказал Алекс.
Капитан Грэнджер, опустив трубу, продолжал вглядываться в неспокойный морской горизонт.
— Так и есть.
Алекс рассматривал резко очерченный профиль стоящего рядом с ним человека и не спеша размышлял. Когда-то они были друзьями, капитан Грэнджер и Джек Райдер. Или это только слухи? Что же случилось в те далекие дни, когда оба они были младшими офицерами британского флота? Тогда, якобы по вине Джека Райдера, австралийцы потопили их корабль «Леди Джулиана», погибло более половины команды, включая капитана; руководить оставшимися взялся только один офицер, Саймон Грэнджер. Вместе с несколькими матросами он шесть недель дрейфовал в спасательной шлюпке, пока их наконец не подобрал рыбак-малаец где-то в голландской части Ост-Индии. После этого случая Грэнджера все назвали героем, а Райдера объявили вне закона.
Но адмиралтейство, как, впрочем, и консервативное правительство Дизраэли,[4] было слишком занято событиями в Индии, Афганистане и Турции. И только недавно, после прихода к власти либеральной партии и ее лидера Гладстона,[5] кузена несчастного капитана «Леди Джулианы», снова был издан приказ схватить и предать суду Джека Райдера.
Дело в том, что капитан Гладстон приходился Алексу родным дядей, а премьер-министр Гладстон был кузеном его матери — вот почему Алекс и оказался на этом судне в должности старшего помощника капитана. Просто неслыханный скачок в карьере для офицера такого ранга и возраста. Алекс чувствовал ответственность перед своей семьей, возложившей на него столь непростую миссию. Он должен был удостовериться в том, что капитан Грэнджер не позволит былой дружбе помешать исполнению долга. Вот только как это сделать, как, в случае необходимости, заставить капитана подчиниться — он ведь всего лишь помощник! Тут даже родство с премьер-министром Англии не поможет.
— Вы, верно, ждете не дождетесь, когда схватите его наконец, сэр, — заметил Алекс, — после стольких-то лет.
— Жду? — Капитан с шумом втянул солоноватый морской воздух. — Нет, мистер Престон, я лишь исполняю приказ.
Алекс пристально изучал лицо капитана: в нем не было ни тени нетерпения или предвкушения, ни намека на радость погони. Так чего ради он вызвался участвовать в аресте Райдера?
— Все это бросает тень на честь флота и даже Англии, — прогремел полный благородных чувств голос Алекса. Он, как преданный высоким идеалам патриот, не мог не презирать тех, кто оказался подлым изменником. — Как стало возможным, что этот человек вот уже столько лет живет себе привольно на свободе?
Капитан обернулся, его внимательные серые глаза помрачнели.
— Скажите-ка, мистер Престон, а вы-то по какой причине оказались во флоте?
Алекс гордо поднял подбородок и провозгласил:
— Хочу служить родине и королеве, сэр!
Губы капитана скривились в легкой усмешке.
— И это все?
Алексу вдруг сделалось жарко под пристальным взглядом капитана.
— Ну, еще разные страны неплохо бы посмотреть. Не было нужды упоминать о настоящей причине его присутствия на корабле: все и так понятно без слов. Кроме того, Алекс, которому с пеленок было уготовано блестящее будущее, предпочитал не обсуждать эту щекотливую тему в среде офицеров, не имеющих столь значительной поддержки со стороны влиятельных родственников.
— Вы родом из Норфолка, кажется? — спросил капитан.
— Да, сэр.
— И вы впервые пустились в такое далекое плавание?
— Да, сэр, — снова подтвердил Алекс, гадая, к чему все эти расспросы. Саймону определенно было известно о том, что Алекс начинал свою карьеру на небольшом паровом патрульном суденышке, курсировавшем неподалеку от Саутгемптона.
Грэнджер отвернулся и снова уставился вдаль. Море серебрилось бликами уходящего дневного света; остров Такаку, с его причудливыми, дымящимися верхушками вулканов, мрачно чернел на оранжевом фоне закатного солнца.
— Вам когда-нибудь доводилось любить таитянку, мистер Престон?
Алекса от смущения снова бросило в жар.
— Нет, сэр. А к чему такой вопрос?
Капитан Грэнджер оторвался от перил и направился к корме. Теплый ветер донес оброненные им слова:
— К тому, что, пока вы не испытали подобного чувства, неплохо бы воздержаться от столь безапелляционных суждений в адрес Джека Райдера.
* * *
После общения с Джеком Райдером, казалось, ничто не могло заставить ее потерять самообладание, но к встрече с держателем так называемого отеля в Нойбрененберге Индия оказалась не готова: жуткий одноглазый и одноногий ирландец, управлявший «Лимериком», поверг ее в настоящий шок. Джек говорил, что его зовут Гарри О'Киф, но Индия готова была биться об заклад, что это имя не настоящее.
«Поразительно, но он словно сошел со страниц «Острова сокровищ» Стивенсона, — записала она в блокноте тем же вечером. — Интересно, какие преступления совершили эти двое, раз им приходится скрываться от британского правосудия под защитой германского флота?»
Витая в облаках, Индия незаметно для себя грызла кончик карандаша. Да, нужно признать, этот несносный австралиец оказался прав: комнаты в «Лимерике» и в самом деле выглядели невероятно чистыми, и даже к ирландскому рагу из баранины, которое мистер О'Киф прислал ей на ужин, невозможно было придраться. Ненадежность дверных замков Индия с успехом компенсировала, подперев дверь тяжелым чемоданом.
Детский заливистый смех и свежий морской бриз, ворвавшиеся в раскрытое окно, внезапно привлекли внимание Индии. Она подняла голову и прислушалась. Женский смех вперемежку с шумным щебетанием и мужской голос, веселый и глубокий. Поколебавшись, Индия отложила карандаш, пересекла комнату и подошла к окну.
Теплый ночной ветерок слегка колыхал муслиновые занавески, луна и звезды заливали все вокруг чистым, серебристо-голубым светом. Видно было даже, как волна набегает на берег, в ночном небе качаются на ветру перистые силуэты пальм. Было довольно рано, жители тихого немецкого поселения Нойбрененберг еще не разошлись по домам. Двое мужчин — она слышала неясный шум их голосов — сидели на веранде соседнего дома, склонясь над шахматной доской. Чуть поодаль Индия приметила гуляющую по пляжу молодую пару.
Ребенок — как ей показалось, мальчик лет пяти — играл у самой воды, пронзительно хохоча от восторга всякий раз, когда ему удавалось убежать от бросающейся на берег волны; его родители расположились на песке, на небольшом возвышении, и умиротворенно наблюдали за ним. Они сидели рука об руку. Стоя у окна, Индия видела, как женщина опустила голову на плечо мужчины: в этом движении читались любовь и умиротворение. В душе у Индии засаднило, и незнакомая прежде струна отозвалась в ней тревожной грустью.
Индия отвернулась от окна и задернула на ночь занавески. Ее взгляд упал на блокнот, но тут она почувствовала, что ей совсем не хочется продолжать сейчас свои записи, а это значило, что пора отдыхать.
Пока она завешивала кровать москитной сеткой и гасила масляную лампу, все стихло, но ей все слышался счастливый детский смех и вспоминалась мужская рука, нежно скользящая по талии сидящей рядом женщины, и то, как мужчина ласково прижимал ее к себе.
Беспокойно ворочаясь в своей одинокой постели, Индия то и дело взбивала и поправляла подушки, но уснуть никак не могла. Она убеждала себя, что отказ от замужества — это ее сознательный выбор, что она живет привольной жизнью, полной приключений, о которых мечтала с самого детства. Это была правда, но не вся: в темноте, наедине с собой, робко лаская собственное тело, трогая грудь и проводя рукой между ног, она уже не была так уверена в правильности своего решения.
Заснуть в эту ночь ей удалось не скоро.
* * *
Поднялась Индия очень рано и сразу надела костюм, пошитый в Каире по ее собственному эскизу: она называла его снаряжением для пеших вылазок. В третий раз она перепроверила свою кладь — не забыла ли упаковать блокнот и карандаши в непромокаемый рюкзак, который тоже был сделан по индивидуальному заказу.
Повесив рюкзак и флягу с водой на плечо, Индия вышла на веранду в ожидании мистера Райдера, да так и застыла у полуоткрытой двери отеля. На востоке показалось солнце. В блестящей, серебристой водной глади моря был разлит розово-оранжево-золотой свет. От такой красоты у нее перехватило дыхание. Вокруг мирно спал маленький немецкий городок — слышен был лишь легкий шум прилива и пение тропических птиц заполняло теплый плотный воздух. Индии вдруг стало весело, и вместе с тем она испытала необъяснимое чувство подавленности, ошеломленная невероятной красотой момента. «Вот почему я люблю путешествовать, — подумала она. — Вот почему я выбрала этот путь».
Улыбнувшись, Индия поднялась на верхнюю ступеньку и стала ждать, не появится ли на стремительно светлеющем горизонте яхта мистера Райдера под названием «Морской ястреб».
Час спустя — солнце было уже довольно высоко, и деревушка начала просыпаться, а Райдер так и не появился — Индия все еще сидела на веранде, на плетеном стуле, уставившись на подернутую рябью воду, носком ботинка она выбивала нервную дробь о дощатый пол.
В это время мимо по скрытой в тени папоротника и гибискуса тропинке, насвистывая, не спеша продвигался мистер О'Киф.
— Мать честная! — воскликнул ирландец и, остановившись у крыльца и запрокинув голову, воззрился на Индию. Блуза с длинными рукавами, ремешок на талии — одеяние, мягко говоря, неординарное. Сшито оно было из темно-синего полотна, достаточно легкого, чтобы пропускать воздух, и в то же время плотного, чтобы защитить Индию от жарких лучей тропического солнца, а также от змей, насекомых и ядовитых растений.
Но не эта часть ее туалета обычно вызывала кривотолки. Длина юбки была вполне достаточной, чтобы счесть ее пристойной; при этом она не должна была сковывать движения Индии при длительной ходьбе — ведь ей частенько случалось продираться сквозь заросли джунглей или карабкаться по отвесным склонам. Однажды она чуть не лишилась жизни, пытаясь залезть на гору. Тогда она и решила, что юбка должна быть совершенно особенной: раздвоенной, наподобие мужских брюк, и широкой. А поскольку нет ничего лучше хорошего куска шотландского полотна, она сшила свой костюм из шотландки фамильной расцветки семьи Макнайт.
— Да, в такой одежде вам нечего опасаться джунглей, уж будьте уверены! — произнес мистер О'Киф, потирая широкой ладонью нос в тщетной надежде скрыть улыбку.
— Знаете, внешний вид не так уж и важен, — парировала Индия. Она давно уже привыкла к подобной реакции людей на свой костюм. — Я жду мистера Райдера, он должен был приехать, но, кажется, не сдержал обещания.
— Ясное дело. Вряд ли он проснется раньше полудня. Насколько мне известно, Джек всю ночь играл в карты, а во время игры он непременно напивается в стельку.
Индия медленно встала со стула.
— Вы что, хотите сказать, что всю прошлую ночь мистер Райдер пил и играл в карты?
— Да, чтоб мне провалиться! — воскликнул мистер О'Киф и моргнул единственным глазом.
Индия пристально вглядывалась в пронизанную солнечным светом голубую даль. Она всегда была близорука, но сейчас ей показалось, что там, вдалеке, она видит «Морского ястреба», пришвартованного у ветхого причала Джека Райдера.
Ярость, нахлынув ледяной волной, ослепила и ошеломила ее.
— Скажите, мистер О'Киф, — выдохнула она, наклонилась за рюкзаком и флягой и в сердцах отшвырнула свой пробковый тропический шлем, — хоть кто-нибудь может отвезти меня на ту сторону холма?
* * *
— Хотите, я подождать? — спросил кудрявый меланезийский мальчик, перевезший Индию на другую сторону бухты на шаткой повозке, запряженной пони.
Индия стояла на выжженной траве возле повозки и смотрела на плетеные крыши крошечных лачуг, разбросанных тут и там по склону холма до самого пляжа и укрытых кронами высоких пальм. Кокосовая плантация — так, кажется, назвал это поселение капитан Саймон Грэнджер. Ей уже случалось видеть подобные места, когда она путешествовала по южным морям, но здесь постройки находились прямо-таки в плачевном состоянии: вместо аккуратного, чистенького бунгало в колониальном стиле, с крытой железом крышей, которое Индия успела нарисовать в своем воображении, жилище Райдера оказалось неприметной бедняцкой хижиной на манер местных построек. И никаких следов цивилизации вокруг — только копра, сохнущая на солнце и наполняющая своим резким сладковатым запахом горячий душный воздух. Индия подумала, что работа у Джека Райдера просто не бей лежачего — можно отдыхать под кокосовой пальмой и ждать, пока плоды сами упадут тебе прямо в руки.
— Мисс? — позвал мальчик.
Она взглянула в его загорелое, с приплюснутым носом лицо.
— Нет, ждать не нужно, спасибо. — Индия вручила мальчику обещанную сумму и щедрые чаевые, а затем, поправив шляпу, принялась спускаться по узкой грязной тропинке к бедняцкому поселению, расположившемуся внизу. Когда она продиралась сквозь заросли папоротниковых кустарников, обдававших ее брызгами вчерашнего ливня, деревья у нее над головой словно бы ожили и треском, шелестом и щебетанием птиц выражали недовольство тем, что их потревожили. Тех, кто забывает о преимуществах западной цивилизации и полностью принимает образ жизни местных аборигенов, австралийцы называют чокнутыми дикарями, легионерами джунглей. «Да, — подумала Индия, вспомнив об этом, — трудно себе представить большего дикаря, чем Джек Райдер».
Хижина Райдера, укрытая тенью кокосовых пальм и хлебных деревьев, располагалась в очень удачном месте: отсюда открывался вид и на бухту, и на бушующий океан. По мере приближения Индия обнаружила, что эта хижина на самом деле несколько больше, чем большинство лачуг по соседству, как если бы из двух хижин Райдер сделал одну. Бамбуковые стены, крыша из пальмовых листьев, связанных вместе веревками из кокосовых волокон, — все это поддерживалось хлипкими стропилами, а вместо оконного стекла чуть позвякивали бамбуковые занавески. Темнокожая девушка сидела на крылечке, постелив циновку, и, нисколько не стесняясь своей обнаженной груди, измельчала на терке кокос. Заметив Индию, она подняла голову.
— Мистер Райдер дома? — спросила Индия, в смущении остановившись у нижней ступеньки крыльца.
Кожа молодой женщины была не такой темной, как у большинства аборигенок; возможно, она лишь наполовину являлась полинезийкой и в ее жилах текла также европейская кровь. Босоногий мальчонка лет двух или трех, спрятавшись за спиной матери, с интересом разглядывал Индию, у него были большие голубые глаза и бледное, с ровными чертами лицо. Индия посмотрела на ребенка, затем снова перевела взгляд на полуобнаженную молодую мамашу… И тут в ее мозгу созрела догадка.
Нет, Индия не была наивной девчонкой, и ей уже доводилось слышать о подобных вещах: белый мужчина держит темнокожую любовницу. Однако это открытие отнюдь не умалило ее давешних опасений по поводу предстоящей совместной поездки с мистером Райдером.
— Райдер в доме, — сказала женщина и вновь сосредоточила все свое внимание на измельчении кокоса. — Вы можете пройти.
Индия поднялась по ступенькам и застыла перед черным дверным проемом. Женщина снова предложила ей войти внутрь, но Индия так и не решилась переступить порог: она подняла руку и громко постучала по дверному косяку костяшками пальцев.
— Мистер Райдер! — Она стояла, прислушиваясь, как разносится в тишине ее собственный голос. Но только шелест пальмовых листьев да шум прибоя вдалеке нарушали покой этого места.
— Мистер Райдер! — позвала Индия уже громче. Где-то послышался испуганный крик какаду, но безмолвие внутри дома оставалось неизменным.
В конце концов, бросив быстрый взгляд на полуобнаженную женщину на крылечке, Индия вошла внутрь. Несмотря на то, что снаружи жилище выглядело довольно убого, внутреннее убранство дома удивило ее: высокие потолки, много воздуха, — даже в домах, выдержанных в колониальном стиле, редко такое увидишь. Бледный рассеянный свет, пробиваясь сквозь бамбуковые занавески, выхватывал из темноты мебель, которая, несомненно, была местного происхождения: крепкие столы и диваны из тика и красного дерева. К величайшему своему удивлению, Индия обнаружила повсюду книжные шкафы, все полки которых были сплошь уставлены книгами. Охваченная внезапным любопытством, она было направилась к ним посмотреть, что же он читает, как вдруг почувствовала какое-то движение и услышала храп.
Пытаясь разглядеть в полутемной комнате спящего, Индия внезапно обнаружила прямо у себя под носом огромную резную кровать, укрытую тонкой, как паутина белой противомоскитной сеткой. Из вороха смятых простыней торчала смуглая мужская рука, безвольно свисая с края кровати.
— Мистер Райдер! — снова позвала Индия.
Рука не шелохнулась.
Вспомнив о пренебрежении Райдера к одежде, Индия с опаской приблизилась к кровати. Сначала перед ней предстала вихрастая темная голова, затем голая, бронзовая от солнца спина с четким рельефом мускулатуры. Ее взгляд медленно скользил по его телу вниз. Когда она обнаружила, что некоторые части его тела накрыты покрывалом, ее охватило смешанное чувство облегчения и вместе с тем разочарования.
— Мистер Райдер, — позвала она уже громче. Ответом ей были еще одна рулада храпа и винные пары, заполнившие комнату.
Индия хотела было потрясти кровать за краешек, но ей подумалось, что в этом есть что-то интимное. Тогда она взялась рукой за край комода, стоявшего поблизости, подняла ногу и стала носком ботинка пинать матрас.
Никакого эффекта.
В дверях кто-то засмеялся, легко и мелодично. Индия обернулась.
— Даже если вы его совсем выпихнете из кровати, он все равно не проснется, — произнес худенький полинезийский мальчик, стоявший в дверном проеме.
Индия презрительно взглянула на спящего мужчину.
— Но мы же договорились. Он должен был на рассвете забрать меня из «Лимерика» и отвезти на остров Такаку.
— Знаю. «Морской ястреб» давно готов к отплытию.
Мальчик подошел ближе, и Индия поняла, что, как и ребенок на крылечке, этот подросток, по всей видимости, тоже был полукровкой. Удивительно красивая кожа, и волосы — темные, но с золотисто-каштановым отливом. У него был очень хороший выговор, с едва заметным акцентом. К тому же в отличие от мистера Райдера он носил вполне благопристойную одежду, состоявшую из добротной рубахи и полосатых брюк.
— Пату, — представился он.
— Здравствуйте, как поживаете? — любезно поздоровалась Индия и протянула ему руку, гадая, не этот ли голый мужлан отец обоих мальчишек — Пату и того, что играл на крылечке. — Кажется, сегодня мы никуда не поедем.
— Боюсь, что тогда мы вовсе не попадем на Такаку, — рассудительно ответил Пату. — Завтра мы отправляемся в плавание по окрестным островам — нужно забрать копру с тамошних плантаций, а мы и так уже запаздываем с этим. Больше откладывать нельзя — погода не позволит.
Индия почувствовала горьковатый привкус разочарования, смешанного с негодованием. Неужели теперь, когда они подошли к цели так близко, все пойдет прахом?
Спящий снова захрапел, обдавая их запахом бренди.
— Отойдите-ка, мистер Пату, — велела Индия — ее осенила внезапная мысль.
Улыбка на лице мальчика померкла.
— Зачем это?
— А затем, что я не хочу случайно вас забрызгать.
Поискав вокруг, она схватила с прикроватного столика кувшин с водой и, прицелившись, выплеснула его содержимое прямо на всклокоченную голову храпуна.