Переход

Глава восьмая

Где-то году в тридцать седьмом Ральф с друзьями уехал на охоту, он иногда позволял себе такое развлечение. Обратно его привезли уже в клинику. Ральф неплохо стрелял, как я знала, но тут он промахнулся, и огромный кабан всадил в него свои клыки. Когда я увидела его рану, мне стало плохо.

Однажды в детстве я видела человека, которого бык поднял на рога, после чего этот человек вскоре умер. Рана Ральфа была ужаснее.

Я была в панике и почти не отходила от него. Состояние его ухудшалось с каждым часом. Я не спала ни одной ночи и, сидя около его постели, молила Бога о его выздоровлении.

Однажды вечером я решилась оставить его, чтобы помолиться в костёле, думая, что, может быть, там моя молитва быстрее дойдёт до Бога. Я молилась почти до утра.

А когда вернулась в клинику, я с изумлением увидела Ральфа, сидящего в постели и с удовольствием пьющего кофе. Он был не просто здоров, мне показалось, что он помолодел на несколько лет. «Господь услышал мою молитву», — воскликнула я, бросившись к мужу.

Доктора, стоящие рядом с постелью, расступились передо мной, глядя на него с восторженным испугом.

Обняв меня, Ральф сказал, что рана затянулась и не болит и что он чувствует себя великолепно. «Знаешь, Аннет, ночью приходил один из моих друзей, который недавно вернулся из Африки, он привёз оттуда чудесную мазь, которой африканские дикари лечат свои раны. И вот, посмотри», — он поднял на груди рубашку, и на том месте, где ещё вчера зияла страшная рана, была розовая гладкая кожа, на которой не было даже царапины.

Потом мы начали собираться домой. Когда мы шли по больничному коридору, весь медицинский персонал клиники собрался посмотреть на Ральфа. Я помню бледные лица врачей, помню, как они перешёптывались между собой и смотрели на мужа со страхом и благоговением. Я слышала их шёпот — «такого не может быть… немыслимо… вот тебе и Африка…»

Когда в машине по дороге домой я сказала Ральфу, что надо пригласить его африканского друга к нам в гости, муж, кивнув на спину шофёра, приложил палец к губам.

А дома сказал мне, что никакого африканского друга не было и нет, что он его придумал для врачей. А есть секретное удивительное лекарство, которое спасает от любых болезней и продлевает жизнь. Я спросила, откуда такое лекарство? «Оно не отсюда, Аннет, не отсюда. Но поможет нам всё довести до конца». «Что довести?» — спросила я, ничего не понимая. Он помолчал, потом ответил, что он и так мне сказал лишнее, это может быть опасным для меня, и будет лучше, если я обо всём забуду. Я была счастлива видеть его здоровым. Кроме того, я слышала о том, что немецкие учёные работают над изобретением новых медицинских препаратов, и решила, что лекарство, вылечившее Ральфа, было одним из них. И больше об этом не думала.

И вот, открыв очередной ящик письменного стола, я обнаружила в нём металлическую коробочку, в которой лежали красно-коричневые капсулы.

Сначала я подумала, что Ральф скрывает от меня какую-то болезнь и втайне от меня принимает лекарство. Но я тут же отбросила эту мысль, потому что муж выглядел здоровым и даже помолодевшим за последние годы. Воспоминание о давнем его ранении и чудесном выздоровлении, которое принесло секретное, как сказал он мне, лекарство, заставило меня сесть в кресло.

Я поняла, что держу в своих руках капсулы, которые продлевают жизнь и молодость на столетия. У меня перехватило дыхание от мысли, что сейчас я тоже могу проглотить капсулу и перестану стареть.

В это время мне послышалось, что хлопнула входная дверь. Поспешно положив капсулы в ящик, я стала его задвигать, но он плохо входил. Я с силой надавила на него, и от моего толчка из глубины его выкатились несколько ампул с прозрачной жидкостью. Я взяла одну из них в руки, «ампулы отмены» вспомнила я. «Аннет, ты где?» — услышала я голос Ральфа, и через секунду он вошёл в кабинет…

— «Ампулы отмены» чего? — перебил её я.

— Я думала, что отмены действия капсул, — сказала Эрнеста, — но три дня назад, когда я увидела тебя в Вене, я поняла, что ошиблась.

— Но при чём тут я!? Какое я могу иметь отношение к тому, что там происходило в твоей Германии и с твоим мужем семьдесят лет назад? Я не понимаю…

— Не понимаешь? И впрямь не понимаешь? — она заглянула мне в глаза, и из глубины её взгляда на меня повеяло такой старостью, что я в ужасе попятился от неё.

— Видишь ли, тогда в Вене, когда я случайно увидела тебя на вокзале, я узнала в тебе Ральфа. Я не собиралась ехать в Венецию, но я должна была знать: ты — это мой муж или посторонний человек, — голос её задрожал, — который, как две капли воды, похож на Ральфа. Я проследила за тобой и села в тот же поезд, в который сел ты.

Я смотрел на неё от испуга не в силах издать и звука.

— Ты, Макс, очень на него похож. Но в течение последних лет я предполагала, что он уже умер. А если бы и был жив, то выглядел бы теперь восьмидесятилетним стариком.

— Но у него же были капсулы! — прошептал я.

— Были, Макс, были… — она ответила тоже шёпотом, — но на следующее утро после нашего разговора, о котором я тебе ещё не рассказала, капсул у него уже не было.

Когда я зашла в купе, ты на меня так посмотрел, что мне показалось, что ты узнал меня, но не хочешь показывать этого. Я не знала, что у тебя есть капсулы. Я ни в чём не была уверена. Я действовала по наитию, наводя тебя на разговор о капсулах, чтобы ты признался мне, что ты Ральф. Я ждала, что ты засмеёшься и скажешь «здравствуй Аннет». Ах, как я этого ждала, но этого не случилось. И на протяжении этих дней я то убеждалась, что ты действительно тот, кто родился в Советском Союзе тридцать с лишним лет назад, то, что ты мой муж, у которого я украла капсулы в конце Второй мировой войны, и который их снова получил от инопланетян.

— Но я не Ральф, не Ральф, — неожиданно для себя я заплакал.

— Ах, я уже ничего не понимаю, — вздохнула она, достала платок и начала вытирать мои слёзы, приговаривая: «Ну, не плачь, не плачь… если ты Ральф, то почему ничего не помнишь и не узнаёшь меня? А если Макс, то почему тебе дали такие же капсулы, что были у него, а главное, почему ты так на него похож»?

Она целовала моё лицо, мои глаза, и я чувствовал, как любит она меня, и как её люблю я.

Мы долго молчали, даже не замечая, как долгая венецианская ночь начала переходить в утро. Погасли фонари, и безлюдный город показался мне таким же нереальным, как всё, что происходило в последнее время в моей жизни.

То о чём говорила Эрнеста, казалось мне невероятным, но события моей жизни сделали меня верящим в невероятное. Но уверен я был только в том, что я не нацистский преступник, родившийся в девятнадцатом веке и сохранивший свой молодой облик. И ещё в том, что стоящая рядом со мной женщина не сумасшедшая.

Я прижал к своим щекам её холодные руки. Я глядел в её казавшиеся чёрными при неясном утреннем свете глаза и понимал, что она заглянула в такую глубину времени, куда мне не было хода. Мне стало её нестерпимо жалко, и я так ласково, насколько возможно, тихо сказал:

— Мы должны во всём разобраться, Эрнеста. Иначе мы совсем запутаемся. Пойдём, попробуем найти наш отель, а то мы за ночь зашли неизвестно куда.

Мы пошли куда-то наугад, тесно прижавшись друг к другу, и я начал задавать вопросы.

— Ты сказала, что твой муж был банкиром? А кем он был на самом деле? Расскажи мне о нём всё, что знаешь.

— Он и на самом деле был банкиром, но кроме этого, как я догадывалась, а потом услышала от него, он был один из тех, кто управлял Третьим Рейхом. Ральф, Гиммлер, Гитлер и ещё несколько человек. Они были элитой Германии. Но главным был не Гитлер, хотя он и считал себя единственным правителем мира.

— А кто же был главным? Ральф?

— Возможно, очень возможно…

— А кто были Гиммлер, Геринг, Борман, другие?..

— Соратники, единомышленники, жизнь которых была посвящена великой миссии.

— Минутку, Эрнеста, ты говоришь о каком-то тайном правительстве? И в нём твой муж занимал руководящую должность? То есть, условно говоря, Гитлер был пешкой?

— Именно так, относительно тайного правительства — именно так. Ну а Гитлер не пешка, конечно, но и не ферзь. Гитлер как раз король, если сравнивать с шахматами, но король в шахматах — это фигура слабая и очень зависимая, нуждающаяся в постоянной защите.

— Хорошо, допустим. А кем тогда был Гиммлер? Какие отношения были у твоего мужа и Гиммлера? Кто кому подчинялся?

— Отношения были деловые и дружеские. Ральф часто говорил мне о том, как ценит и любит Хайни, рассказывал о его верности идее и невероятной исполнительности, особенно тогда, когда перед ним была ясная цель. А их совместная деятельность имела чёткую мотивацию. И, как я узнала, чудовищную. А кто кем руководил? Не знаю… Ральф нуждался в СС, которые были подчинены исключительно Гиммлеру, и никому больше. А СС была не просто армией, это было государство в государстве. Но и Хайни не делал ни одного шага, не посоветовавшись с Ральфом. Видишь ли, Макс, об их отношениях я могу судить по немногому из того, что мне было позволено слышать и видеть. Я не вникала в их деятельность, но мне они казались не только лидерами, но и друзьями.

— Ну хорошо, а как у Ральфа оказались капсулы? И какие у него и Гиммлера были отношения с инопланетянами? И чем закончилась та история, когда ты нашла капсулы? Ты остановилась на том, что твой муж вошёл в кабинет, когда ты держала в руке какую-то ампулу…

— Да я зажала в руке ампулу и никак не могла задвинуть ящик стола. Увидев это, Ральф спросил, что меня так заинтересовало в его столе? Я не умела лгать ему и не считала нужным это делать. Я ему полностью доверяла, как и он мне. Я рассказала ему о том, что ночью слышала обрывки его разговора с Гиммлером и зашла в его кабинет, чтобы найти какие-то документы, подтверждающие отношение Ральфа к концлагерям, уничтожению евреев и к инопланетянам. Но нашла только это. Я кивнула на коробочку с капсулами.

«Мне казалось, что я запер дверь кабинета», — сказал он.

Ральф усадил меня в кресло, долго молчал, потом заговорил, И я видела, с каким трудом ему даётся каждое слово. Он сказал, что наша любовь и наша совместная жизнь не позволяют ему больше скрывать от меня самую великую тайну мира.

Он начал рассказывать об инопланетянах и о том, что они с Хайни давно уже контактируют с ними. Целью инопланетян является освобождение человечества.

Впервые контакт с ними произошёл у него восемь лет назад в больничной палате, где он умирал от раны, нанесённой вепрем. Тогда он очнулся от чувства странной восторженной лёгкости, охватившей его душу. Он решил, что уже умер, но, оглядевшись, понял, что он почти прозрачный, излучающий какое-то красноватое сияние, стоит посреди палаты. Перед ним, как сошедшее со стереоэкрана, колебалось трёхмерное изображение странного, похожего на человека существа. Его же собственное тело неподвижно лежало на больничной койке. Существо спросило его, хорошо ли он чувствует себя вне тела? Ральф ответил, что никогда в жизни он не чувствовал такой счастливой лёгкости. Существо сказало, что задачей их внеземной цивилизации является уничтожение всех до одного человеческих тел на Земле, чтобы люди почувствовали себя абсолютно свободными. И что он, Ральф, осуществив эту миссию, должен умереть последним.

— Твой друг, Генрих, — произнёс гуманоид, — введёт тебя в подробности нашего плана. Мы ещё не раз встретимся с вами. А теперь мне пора, — и добавил. — Для того чтобы освободиться от смерти, нужно освободиться от жизни.

— Эрнеста, — я схватил её за плечи, — я помню эту фразу! Её сказал мне на прощание мой инопланетянин из Пирамиды.

Эрнеста усмехнулась: — Ну, может быть, у них это вместо прощального приветствия, — слушай дальше, Макс.

Изображение гуманоида стало бледнеть, — продолжал рассказывать мне Ральф, — а потом оно будто растворилось в воздухе. Ральф увидел, как в палату вошёл Хайни, подошёл к кровати и вложил в рот неподвижного тела Ральфа какую-то капсулу. Муж очнулся в постели совершенно здоровым.

— Я слушала его с ужасом. «Уничтожить человечество»? — спросила я. Ральф ответил, что не уничтожить, а освободить, в этом и состоит цель их организации. Освободить от тел людей одновременно с телами других обитателей всей Вселенной. Гуманоиды считают, что во Вселенной все существа находятся в неразрывной связи друг с другом, потому что Создатель всех тел в мире — единый для всех. Муж сказал мне, что Гиммлер начал встречаться с инопланетянами ещё в двадцатые годы. Он поверил в их идею, познав, какое счастье быть без тела, и зная, как мучительно жить людям на Земле.

Миссия Ральфа была грандиозная — уничтожить всех людей на планете — их физические оболочки, чтобы исчезнуть из материального мира, оставив взамен чистую радость духовной свободы.

Инопланетяне не могли обойтись без помощи землян. По какой-то причине они выбрали Хайни и Ральфа и снабжали их не только идеями, но и всем необходимым для осуществления этих идей.

Однако всё было не просто. Они знали, что существует Тот, Кто создал материю, создал тела. И у Него была своя цель, и Он не позволит уничтожить свое творение.

— Ральф говорил о Боге? — спросил я, — Эрнеста, они имели в виду Бога?

— Назовём Его так, — ответила она, — но понимаешь, если есть Бог, создавший нас, то нужно предположить, что существует более совершенный Бог, создавший Его, и так до бесконечности. А вот именно бесконечность — и есть настоящий совершенный Бог — непостижимый и непонятный для нас. И это только вопрос веры, как правильно ты сказал тогда в поезде.

— Так нас создал Бог или нет? — совершенно запутавшись в её инсинуациях, спросил я.

— Создатель, — ответила она, — Ральф, Хайни и инопланетяне хотели уничтожить абсолютно всё разумное творение Создателя, чтобы все души обрели свободу. Начать нужно было с евреев.

— Почему с евреев?

— Почему они уничтожали евреев? Потому что евреи, как написано в Торе, избранный Богом народ, то есть народ Бога, Его — первенец. А вера Гимлера и моего мужа основывалась на том, что, уничтожив евреев первыми, они как бы с самого начала, выполнят основную и самую тяжёлую работу. И если Создатель не сможет спасти евреев, то, стало быть, с уничтожением остального человечества будет ещё легче.

Они в это верили. Прости, Макс, может быть, я примитивно объясняю. Но сколько я ни читала книг, я так и не поняла, почему Создатель, избрав своим народом евреев, бесконечно мучил их? Может быть, поэтому Ральф и Хайни решили освободить их первыми? Впрочем, причин много можно найти и мотиваций тоже.

Насколько я поняла тогда, сидя на диване рядом с Ральфом и слушая его, его вера, и это самое ужасное, основывалась на стремлении освободить людей путём полного уничтожения их. Он, Гиммлер и другие хотели достичь полной гармонии и слияния с Бесконечностью, разрушив несовершенный, порочный мир, сотворённый Создателем. Убивая людей, они искренне стремились спасти их. В этом весь ужас этой веры.

Эрнеста замолчала. Я был потрясён её рассказом, но мне очень хотелось узнать, что случилось с Ральфом.

— А что было дальше? Ну, с мужем?

— Что было дальше? Ральф достал одну капсулу и сказал, чтобы я её проглотила. «Зачем?» — спросилая. «Война проиграна, — ответил он, — Адольф виноват в этом, он не знал о наших планах с инопланетянами и совсем сошёл с ума от своего величия. Я, Гиммлер и ещё несколько посвящённых будем вынуждены скрыться. Ты будешь со мной, Аннет, ты всегда будешь со мной, по-прежнему красивой и более молодой, чем сейчас, до тех пор, пока мы не осуществим нашу миссию. Ты умрёшь предпоследней на Земле, я последним из людей. И все разумные существа в мире, созданном Им, будут свободны». Я проглотила капсулу. Потом Ральф уложил меня в постель, сказав, что он должен ещё кое-чем заняться. Я долго не могла уснуть, в ужасе думая об их безумном плане. Потом до меня донёсся голос мужа, я встала, вышла из спальни и подошла к приоткрытой двери в его кабинет. «Я рассказал Аннет почти всё, Хайни», — сказал муж. Потом наступила пауза. «Я дал ей капсулу…» Опять пауза. И я поняла, что он говорит по телефону. И вдруг Ральф почти закричал: «Потому что она моя жена, мать моей дочери, потому что я люблю её и хочу, чтобы мы умерли с ней не просто в один день, а в одну минуту!». Потом он долго молчал, а затем еле слышно проговорил: «Хорошо. Я дам ей завтра ампулу отмены, но я не могу убить её. Пусть это сделает кто-то другой. Но это разобьёт мне сердце. Да, конечно, ты прав, зато она будет свободна». Я вернулась в постель, притворилась спящей и действительно заснула, решив, что обо всём подумаю утром. Я проснулась очень рано. Муж спал. Я приготовила кофе. Мысли мои мешались и оттого, что Ральф и Гиммлер готовились уничтожить всех людей на Земле, и оттого, что муж дал согласие на моё убийство. Я вошла в кабинет, открыла ящик стола и достала одну ампулу. Прошла на кухню, взяла любимую чашку мужа, налила в неё кофе и вылила в кофе содержимое ампулы. Потом я быстро оделась. Вернулась в кабинет, достала коробку капсул и положила их в карман своего платья. Идя в спальню, я громко стучала каблуками по паркету. «Не топай так, — проворчал Ральф сквозь сон, — а впрочем пора вставать». Он сел в кровати. «А ты, Аннет, что так рано?» — спросил он. «Пойду в костёл, — ответила я, — после вчерашнего разговора мне нужно помолиться», — я подала ему чашку с кофе. «Отличный кофе, — сказал он, отпивая из чашки, — ты прекрасно выглядишь, Аннет, почти так же молодо, как двадцать с лишним лет назад, когда мы познакомились. Возвращайся быстрее, позавтракаем вместе». Я поцеловала его и вышла из спальни. Проходя через прихожую, я взглянула на себя в зеркало — передо мной стояла я, но только очень молодая и красивая. Так я в последний раз видела Ральфа. Я спряталась у дальних родственников, о которых не знал Ральф, и где он меня не мог найти. Хотя, я надеялась, что и не ищет. Война закончилась, я узнала, что Гиммлер оказался в плену и покончил с собой. Про судьбу мужа я ничего не знала. Пыталась узнать, но не получилось. Я не верила в самоубийство Хайни, ведь у него были капсулы и были двойники. Но если он умер, то должен был бы умереть и мой муж. Если и не сразу после войны, то через пятьдесят или шестьдесят лет после её окончания. Умереть глубоким стариком, если только кто-то не дал ему капсулы снова. Встретив тебя, Макс, я была уверена, что ты — Ральф.

— Я не Ральф, — устало ответил я, — ты сказала — скрылась… в Германии? Ты говоришь, что он не мог тебя найти? Я читал, что эсесовцы могли найти иголку и в стоге сена.

— Может быть, меня и искали, — ответила она, — но не нашли.

Мы подошли к нашему отелю. Солнечное утро заливало своим светом площадь Сан-Марко, отражалось в водах каналов, согревало стайки туристов. Перед входом в отель Эрнеста судорожно сжала мою руку и прошептала:

— Не оглядывайся, Макс.

Конечно, я тут же оглянулся. Недалеко от отеля стояли несколько мужчин, и среди них я узнал бармена из ночного кафе.

Мы быстро вошли в вестибюль. Когда мы поднялись в мой номер, я спросил:

— Ты испугалась того бармена, Эрнеста? Но, возможно, он случайно оказался здесь.

— Возможно, — ответила она, — но я боюсь, что за нами следят. И я не могу понять, за кем? За тобой или мной?

Я стал успокаивать её, говоря, что следить за нами ни у кого нет никаких причин, хотя и мне показалось странным появление бармена недалеко от нас.

Мы заказали завтрак.