Пэки Франклин в тот вечер ушел к себе рано. Но спать не лег. Для человека в таком душевном разброде о сне не могло быть и речи. В поздний час, когда Суп выступил в путь, Пэки все еще сидел у окна, полностью одетый, с трубкой в зубах, и глядел на залитый луной сад с тем же странным тупым блеском в глазах, какой зажегся в них с той минуты, как Беатриса порвала их помолвку.
В своей всемирно известной брошюре, на которую мы уже ссылались, Швертфегер из Берлина писал так:
«Сбегав за угол и хлебнув крепкого напитка, субъект (речь идет о молодом человеке, разочарованном в любви) будет отказываться от любой еды и в 87,06 процента случаев отправится на долгую изнурительную прогулку по дороге или по сельской местности на значительной скорости и в превеликом душевном волнении».
И это сущая правда! Так, видели мы, произошло в случае Гордона Карлайла, так же случилось и с Пэки. Сразу по возвращении в шато он отправился на прогулку, длившуюся несколько часов, из-за чего и отсутствовал за столом. Час ужина пришел и ушел, а Пэки даже и не заметил. Если он мельком и вспомнил про ужин, то всего лишь ради того, чтобы дать разуму минутку передышки, направив мысли на еду, а потом, скривившись, отшвырнул с отвращением подобные думы.
И теперь, поздней ночью, покуривая у окна, Пэки изумился и даже оскорбился, обнаружив, что тяжкие его страдания вдруг скукожились, растаяли и повергнуть в скорбь свою израненную душу ему никак не удается, как бы он ни подстегивал ее.
Такая перемена в настроении привела его в тупик. А вот Швертфегера — ни капельки!
«Длинная и физически изнурительная прогулка завершена, — пишет Швертфегер. — Субъект возвращается к себе в комнату физически измученным, и тут зачастую происходит следующее: он усаживается в кресло, задрав ноги, закуривает трубку и в 65,09 процента, как установлено, пелена спадает с его глаз. Он пересматривает свое состояние и приходит к выводу, что он — auge davonkommen, а по-английски скажем, решаясь на перевод непереводимой фразы, — он вполне выздоровел от любви!»
Именно такой стадии и достиг сейчас Пэки.
Несколько часов после расставания с Беатрисой сумрачность туманом окутывала его, но теперь он вдруг почувствовал себя просто распрекрасно.
Пэки рассортировал факты. Итак, Беатриса разорвала их помолвку, это ясно. Но — этот аспект, понял он, он до сей поры упускал из виду — что с того? Чем больше он анализировал ситуацию с этой точки зрения, тем яснее понимал, что происшедшее — отнюдь не трагедия, а, напротив, не что иное, как старомодный добрый хеппи-энд. Второй раз за его карьеру в качестве жениха судьба даровала ему удачное и счастливое спасение. Стать мужем нынешней миссис Скотт или Потт — а может, даже и Ботт — достаточно плохо. Но разве лучше ходить в мужьях леди Беатрисы Брэкен из Уорблса, графство Дорсетшир?
Все эти стремления возвысить его душу… Концерты, картинные галереи… Эта склонность запихивать его в общество интеллектуалов с бакенбардами… Разве все это, после того как угаснет первый пыл страсти, не заставит задуматься: а правильный ли, разумный ли ответ ты дал на вопрос священника «Берешь ли ты…»? Конечно, заставит.
А Беатрисина семья, как с ними? Может быть, мужчину, который избежал непрестанной, сплошной охоты и рыбной ловли, спасся от анекдотов графа Стейблфорда, от приходских сплетен леди Стейблфорд, от сверлящих взглядов и ядовитых шуточек леди Гвендолин Бликхорн правильнее поздравить, чем жалеть?
Тысячу раз да! — решил Пэки, и великий покой снизошел на его душу, точно он сбросил тесные ботинки. Щелкнув, сомкнулись осколки разбитого сердца, и оно стало как новенькое. В этот момент он наконец расслышал, что в дверь тихонько, но настойчиво стучат. Дверь приоткрылась, и вошла Джейн Опэл.
— Тш-шш! — прошипела она.
Джейн закрыла дверь.
— Тш-ш! — опять прошипела она.
Но нужды в предупреждениях не было, Пэки и так слова не мог вымолвить. Подобно Супу Слаттери, который сейчас тихонько пробирался к балкону венецианской спальни, он пребывал в муках совести, что напрочь лишило его дара речи.
Долгие дни и часы, угрызался Пэки, он не уделял этой девушке ни единой мысли. Сосредоточившись на собственной эгоистической печали, он пренебрег ее бедой. А какой удар она, наверное, получила, когда отец сообщил, что Суп Слаттери разорвал договор и надежды на получение письма не осталось! От таких размышлений ему стало не по себе. Как он мог, как только мог!
Пэки печально смотрел на Джейн. На ней был голубенький пеньюар, а в этой хронике уже отмечалось, что в голубеньком пеньюаре она выглядела обворожительно. До того обворожительно, что в душе его что-то взорвалось, словно бомба, и все сожаления были смыты волной новых эмоций.
А теперь мы в последний раз обратимся к Швертфегеру.
«По достижении этой стадии, — пишет он, завершая свои заметки, — субъект испытывает серьезную благодарность небесам за свое счастливое избавление, и весьма вероятно, что он незамедлительно влюбится в другую».
Но Пэки стал бы отрицать, что влюбился. Он придерживался мнения, что, сам того не замечая, любил эту девушку все время. Сейчас он увидел, что виконт де Блиссак был прав и прав был Слаттери. Беатриса, и та была права. Даже сенатор был прав, хотя выводы строил, исходя из ложных посылок. Они все считали, что он влюблен в Джейн, и чутье не подвело их. Он сам удивлялся больше всех, но от фактов не уйти, теперь он и сам признавал: пусть Джейн и не единственная девушка, которую он любил в жизни, но, несомненно, та самая, которую он любит сейчас.
Пэки страстно пожирал ее глазами. Теперь он раскусил, в чем ее привлекательность. В прошлом его влекло к девушкам то одно качество, то другое. В Джейн было сразу все — и живость, составлявшая очарование миссис Скотт (или Потт, а может, и Ботт), и аристократичность леди Беатрисы Брэкен, а вдобавок — обаяние, свойственное лишь ей одной. Она была воплощением всех женских качеств, которыми он восхищался. Да, на сто процентов Джейн та самая, единственная. Девушка, которую он искал всю жизнь. Его идеал.
Противостоял всему этому тот факт, что сама она была влюблена в Блэра Эгглстона.
Соображение это резануло диссонансом, когда Пэки осознал, что нашел наконец свою половинку, но оно всплыло и он рухнул обратно в кресло, точно бы ему подсекли сухожилия.
— Что такое? — встревожилась Джейн.
— Да так, ничего.
Джейн, подойдя к двери, прислушалась. Удовлетворенная тишиной снаружи, она вернулась. На лице ее была написана решимость.
— Я говорила с папой сегодня вечером.
Пэки печально кивнул.
— Он мне рассказал, что ваш Слаттери отказался взламывать сейф. И еще вы ему сказали, что спальня миссис Гедж будет сегодня ночью пуста.
Пэки кивнул опять.
— Да, горько и обидно. Я ради этого трудился как собака, а теперь все насмарку!
— Вы были изумительны! — воскликнула Джейн. — Изумительны с самого начала. Я никогда никем так не восхищалась!
Глаза ее сияли, и Пэки отвел взгляд. При данных обстоятельствах, считал он, чем меньше он будет смотреть в эти сияющие глаза, тем лучше. Даже если он будет смотреть в другую сторону, и то благородства Франклинов едва достанет, чтобы сдержаться и не схватить девушку в объятия. Разумнее не взваливать на благородство уж непосильный груз. Одного голубенького пеньюара достаточно, чтобы оно дало крен.
— И вовсе не насмарку! — продолжала Джейн. — Все идет замечательно!
От этого поразительного утверждения вся решимость Пэки улетучилась. Он посмотрел, и измученная душа застонала. Джейн стояла, вздернув подбородок, глаза ее сверкали, пеньюар стал совсем уж лазурным. Пэки опять отвел глаза.
— Понимаете, — говорила Джейн, — когда папа рассказал мне все, у меня появилась идея. Я подумала: «Ах, черт подери! В дом всего две ночи назад вломился грабитель, и ей не покажется странным, что я разнервничалась». Я отправилась к мисс Путнэм и сказала, что хочу спрятать свою брошь и другие ценности в сейф миссис Гедж, чтобы они не валялись так вот, на виду Она, конечно, повела меня в спальню, открыла сейф и убрала их туда. А я пристально наблюдала, не сводя глаз ни на секунду. Она делала так: покрутила что-то, раздался стук, будто что-то упало, потом покрутила еще — и дверца распахнулась. Я уверена, что запомнила все правильно. Почему бы нам не отправиться туда сейчас и не попытаться?
Пэки не мог вымолвить ни словечка. Мысль, что девушка, способная придумать такой смелый план, безрассудно бросается в объятия человека, который носит бакенбарды, а пожалуй что, если покопаться как следует, выяснится, что и в берете порой щеголяет, печалила его бесконечно.
Выкрав же письмо для сенатора, он сам уберет все препятствия к их браку.
Пэки стиснул зубы. Королева не может ошибаться. Если она желает загубить свою жизнь, так тому и быть. Если судьба в своей иронии настаивает, что именно он должен помочь Джейн, придется смириться.
Перед взором Пэки нарисовалось грядущее. Он будет помогать ей до счастливой развязки, а потом соединит их с Блэром руки, благословит их и уйдет на закате, задыхаясь от самоотречения. А много лет спустя седовласый скиталец заглянет через изгородь старомодного сада, увидит детей, резвящихся на лужайке, и их мать — седую, но еще красивую — и смахнет слезу. Потом, сорвав розовый бутон, спрячет его у сердца и побредет прочь — творить добро.
Но до чего ж ему все-таки хотелось, чтобы мужем Джейн стал кто-то другой, а не Блэр Эгглстон!
Джейн его молчание истолковала неправильно.
— Вы что, не считаете, что стоит попробовать?
Пэки, вздрогнув, очнулся.
— Нет-нет. Попробовать можно.
— Тогда чего же мы ждем?
— А мы и не ждем. Вперед!
Суп Слаттери все еще смотрел на расплывчатую фигуру и, что интересно, первым его чувством была почти сентиментальная жалость. Не в состоянии разглядеть ничего, кроме бесформенных очертаний, он скоропалительно заключил, что это Пэки, лишившись его профессиональной помощи, пытается совершить взлом вслепую, по-любительски. Энтузиазм попытки тронул его чувствительное сердце. Он почувствовал себя отцом, благожелательно взирающим на несмышленыша сына.
Но тут человек на мгновение обернулся, свет фонаря высветил лицо Гордона Карлайла, и всякие отеческие чувства испарились напрочь.
Мы уже упоминали о неприязни Супа к конкурентам по профессии. Ну а уж к союзникам и партнерам по бизнесу, которые внезапно превращаются в конкурентов, его антипатию и словами не выразить. Открытие, что Карлайл, которому он доверял безоглядно, затеял с ним двойную игру, настолько расстроило его, что пришлось присесть на балюстраду балкона, переварить эту новость.
В цели Карлайла Суп не усомнился ни на минутку. Не раз этот тип недвусмысленно намекал, что и он умеет вскрывать сейфы, а следовательно, гнусное предательство планировалось с самого начала; и тут же Суп добавил еще одну сентенцию к маленькому запасу мудрости, который копил всю свою активную жизнь: никогда, наказал он себе, не доверяй аферистам, нет у них ни чести, ни совести!
Однако сейчас не время извлекать мораль, надо действовать. Поднявшись, Суп снова приблизился к шторам, бесшумно раздвинул их и шагнул в комнату. Только подкравшись на цыпочках совсем близко к склоненной спине Карлайла, он заговорил.
Дословно воспроизводить его реплику мы не станем. В широком смысле она носила библейский характер, и произнес он ее сквозь стиснутые зубы. Достаточно сказать, что от этих слов Гордона подбросило точно мексиканский боб.
С самого начала всего предприятия он ужасно нервничал. Взлом сейфов был не по его линии, заниматься этим ему совсем не нравилось, и только мысль о том, что скажет его Герти, если он отступит, побуждала продолжать. Когда он, повернув ручку сейфа, прислушался, не упали ли тумблеры, то даже осознание того, что Герти стоит за дверью на страже, не могло усмирить нервы. Подсознательно он ожидал — того и гляди что-то случится.
Что-то, но все же не это. В мысленный список неприятностей, какие могли приключиться, никак не входило появление Супа Слаттери. Когда Гордон услышал знакомый голос, ему показалось, что сердце у него изо рта не выскочило только потому, что он накрепко стиснул зубы да еще прикусил язык.
Следующие несколько минут беседу вел Суп. Поток отборной брани, выражавшей мнение о предательстве друга, гулко разносился по залу. Случай был тот самый, когда оратору хотелось бы выразить себя, разглагольствуя во всю мощь легких, но обстоятельства препятствовали.
Однако произнесенные полушепотом слова тоже оказали нужный эффект. В конце концов, когда человека обзывают надувалой, бесчестным гадом, двуличным подлецом и вонючим скунсом, то главное суть, а не громкость звука.
Бочком отступив к стене, Карлайл вжался в нее. Был он не из особо обидчивых, и словесная критика сама по себе его не задела. Однако душу тяготило крепнущее подозрение, что ругань — лишь прелюдия. Очень скоро, опасался он, оратор, поняв недостаточность словесных попреков, перейдет к действию. А что это словечко означает на языке Супа Слаттери, он понимал как нельзя лучше.
Потом неожиданно проклюнулась надежда. Позади угрожающе надвигавшегося Супа Гордон заметил Герти, бесшумно проникшую в комнату и, что особенно утешительно, державшую в руке массивную вазу.
По собственному, тяжко обретенному опыту Гордон знал, что его возлюбленная способна сотворить с помощью вазы. Сейчас она держала наготове вазу увесистую, крепкую, солидную, во всех отношениях превосходящую ту, какую год назад обрушила на его голову. Такая ваза вполне удовлетворила бы даже зулусского вождя как временная замена дубинки с тяжелым набалдашником, отданной в чистку. Соприкосновение этой вазы с черепом, даже таким дубовым, как у Супа, непременно произведет требуемый эффект, особенно если опустит ее та, которая умеет размахнуться от плеча и стукнуть от души.
От Гордона требовалось одно — отвлечь потенциальную жертву на несколько секунд, давая возможность этому ангелу милосердия примериться и принять нужную позу. Воодушевленный надеждой на близкое спасение, Карлайл вдохновился.
— Ну что ты! — жарко запротестовал он. — Ты, Суп, неправильно все понял. Да-да, совершенно неправильно!
Тут он увидел, что девушка с вазой, приподнявшись на цыпочки, начала раскачиваться, и это подстегнуло его красноречие.
— Неужто тебе взбрело в голову, будто я веду с тобой двойную игру? Просто так получилось! Когда ты рассказал, как ты сидел на подоконнике, я сказал себе: «Сдается мне, бедняге Супу вряд ли захочется навещать этот домик снова».
Но Слаттери был упорным человеком.
— А почему прямо мне не сказал, что умеешь вскрывать сейфы?
— Да я и не умею! — Голос Карлайла переливался настоящей музыкой. — Как-то один тип обронил при мне, что если будешь слушать тумблеры, то сумеешь распознать код, я и решил — а стоит, пожалуй, попытаться. Видишь ли, после той ночи мне показалось, ты захочешь выйти из дела и…
Больше напрягаться ему не понадобилось, а если бы он и продолжил речь, то к слушателю обращался бы уже неблагодарному. Раздался стук, как при соприкосновении двух тяжелых брусков, и Суп Слаттери рухнул на пол. Карлайл испустил долгий свистящий вздох и отер лоб рукавом.
Но его нареченной некогда было выслушивать похвалы. Она бурлила энергией, точно леди Макбет, отдающая распоряжения, как поступить с гостем в его спальне.
— Быстро! Затолкай его под кровать и опусти покрывало! — отрывисто скомандовала девушка. — А я замету разбитый фарфор. Пошевеливайся, Втируша! Грохот могли услышать. Сколько тебе потребуется времени, чтобы взломать эту штуковину?
— Пара минут.
— Так быстрее! Я побегу вниз, к машине. Кто знает, в любую минуту, может, придется удирать.
Герти поспешно скрылась за шторами, а Карлайл, избавившись от друга, вернулся, как было приказано, к сейфу.
Его похвальба была не пустыми словами. Не прошло и полутора минут, как стальная дверца распахнулась, обнажая внутренность сейфа. Но в тот же миг его настороженный слух уловил в коридоре крадущиеся шаги.
Человеком Карлайл был прежде всего мыслящим, но умел и действовать. Мгновенно выключив фонарь, он присоединился к Слаттери, упрятанному под кровать.
Долго лежать в потемках ему не пришлось: буквально через полминуты комнату залил свет. Кто-то нажал выключатель у входа.
Свет включил Пэки. Прибыв к месту назначения и закрыв за собой дверь, он решил, что особых причин действовать в темноте нет. В доме все спят, а снаружи света за шторами не видно.
На венецианском фронте все было спокойно. Несмотря на спешку, расторопная Герти замела все осколки до последнего, а покрывало на кровати, не доставая до пола всего на дюйм, надежно скрывало и Супа, и Карлайла. Тем не менее в Пэки проснулась беспричинная нервозность, нападавшая на него и в первое посещение этой комнаты. Теперь, когда он познакомился с миссис Гедж, атмосфера ее обиталища стала еще более грозной.
Джейн, чья реакция на флюиды в женских спальнях была не столь острой, поспешила к сейфу. Увидев его, она изумленно пискнула:
— Ой, а сейф-то открыт!
Пэки тоже совершил открытие.
— И окно тоже, — указал он.
Глаза Джейн встретились с его глазами, и он с умилением отметил, что хоть она и была храброй, но все-таки придвинулась поближе к нему.
— Тут кто-то побывал! — с легкой дрожью заключила Джейн.
— Услышал, наверное, что мы подходим, и удрал через окно! — согласился Пэки.
— А может, еще до сих пор на балконе!
— Пойду взгляну.
— Ой, осторожнее!
— Никого нет, — объявил, вернувшись, Пэки. — Видно, сбежали. Спрыгнуть отсюда легче легкого.
Внимание его привлекла ее бледность. Если какой девушке и требовалось, чтобы сильный мужчина сжал ее тонкое запястье, привлек к себе, погладил волосы и шепнул на ушко два-три утешительных слова, то это, несомненно, Джейн Опэл. Пэки было больно и досадно думать, что лишь оттого, что она связалась с этим мерзким Блэром, благородство Франклинов вынуждает его исключить три первых пункта в списке.
Однако прошептать утешительные слова все-таки можно. И он прошептал:
— Бояться нечего! Они ушли. Никогда не видел дома, который бы так приманивал грабителей! Этот шато «Блиссак» просто кишит ими как мышами. Однако все к лучшему. Они очень услужливо открыли для нас сейф, и нам не на что жаловаться.
К Джейн вернулось равновесие духа.
— Ну, тогда быстренько! Загляните внутрь, посмотрите, там ли письмо!
Пэки заглянул.
— Вот оно, наверное! Да, это оно! Все правильно.
— Вы уверены?
— Да.
— Тогда передайте его мне! — приказал Карлайл, возникая из-под кровати, и, вскочив на ноги, направил револьвер прямо на Пэки. — Да попроворнее!
Как водится, молодую пару, занятую грабежом спальни хозяйки дома, внезапное появление бандита обескуражило. Особого хладнокровия ни Пэки, ни Джейн не выказали. Джейн что-то мяукнула, словно напуганный котенок, и стала медленно отступать к окну. Пэки остался на месте, в обалдении глядя на Карлайла.
— Стойте смирно! — приказал нервный, но решительный аферист.
Джейн, прекратив отступление, бросила вопросительный взгляд на Пэки. В эти последние дни он проявил себя человеком, гораздым на разные выдумки, и в ней тлела слабенькая надежда — а может, он придумает что-нибудь и сейчас?
Никаких планов действия Пэки с ходу не придумал, недоуменно таращась на герцога де Пон-Андемера. Внезапное превращение человека, которого он до этой минуты безоговорочно считал уважаемым представителем французской аристократии, попросту парализовало его.
Временное пребывание под кроватью не способствует укреплению нервной системы. Близкое соседство с Супом Слаттери, пусть даже и потерявшим сознание, подействовало на Карлайла плохо. Еще сильнее прежнего ему хотелось одного — поскорее закончить дельце и вернуться на свою, менее изнурительную, тропу От растущей паники голос его стал грозным.
— Отдай письмо!
Пэки наконец обрел дар речи.
— Ни за что!
Ему хотелось, чтобы Карлайл стоял хоть на несколько шагов поближе. Сейчас он был слишком далеко, не достать!
— Считаю до десяти!
— Хоть до ста!
— Раз… два…
— Да зачем оно тебе? — попытался воззвать к его разуму Пэки. — Никчемная бумажонка!
— Три… четыре…
— Если ты коллекционируешь автографы…
— Пять… шесть… семь…
Пэки начал злиться.
— Нашлась кукушка! Давай сядем, спокойненько обговорим все. Зачем тебе, в самом деле, письмо, имеющее ценность только для автора?
— Восемь… девять…
— Десять! — выкрикнула мисс Путнэм от двери. — Ты вылетел из игры!
И хладнокровно, решительным шагом вошла в комнату. Следом за ней тянулась миссис Гедж.
Когда собирается небольшая компания, то, если не познакомить всех друг с другом, вечер испорчен. Хорошая хозяйка перво-наперво старается выполнить эту обязанность. И мисс Путнэм не замедлила представиться.
— Я Кейт Амелия Путнэм из детективного агентства Джеймса Б. Флаэрти в Нью-Йорке, — любезно объявила она, твердо целя револьвером в живот Карлайла. — Брось оружие! А ты, — дернула она головой в сторону Пэки, — руки вверх!
Револьвер Карлайла стукнулся об пол. Мисс Путнэм, видимо, осталась вполне довольна.
— Так, теперь все ладненько! — заключила она. — Миссис Г., пожалуйста, сделайте одолжение, подберите его пушку. И раз уж вы все равно там… видите ту маленькую штучку на столе? — Она указала на шерстяного кролика слабоумной наружности, явно служившего для вытирания перьев.
— Положите кролика ему на голову. Устроим маленький аттракцион, на случай если у кого из них возникнет искушение затеять потеху!
Миссис Гедж положила кролика на волосы Карлайла и отступила.
— А теперь, — объявила мисс Путнэм, — номер Вильгельма Телля!
Раздался резкий хлопок, и кролик будто взорвался, разлетевшись на обрывки.
— Сами видите, — не без самодовольства заключила сыщица.
В револьверном выстреле всегда есть нечто захватывающее. На всю публику номер явно произвел впечатление. Первым опомнился Карлайл. Шипя от негодования, он повернулся к миссис Гедж.
— Неслыханно! — кипя праведным гневом, воскликнул он. Так всегда изъясняются французские герцоги, когда с их голов выстрелом сшибают шерстяных кроликов. — Рассудите сами, мадам! Я слышу шум, спускаюсь сюда с огромным риском для жизни и нахожу в зале субъекта, который взламывает ваш сейф. Я кинулся на защиту вашей собственности! А эта особа является и палит в меня из револьвера!
Такого мисс Путнэм пропустить, разумеется, не могла.
— Не в тебя! Стреляй я в тебя, ни за что не промахнулась бы!
— По какому праву со мной обращаются, будто я…
— Все эти словеса, — перебила мисс Путнэм, — произвели бы на меня впечатление, не знай я точно, что ты Втируша Карлайл! Сбрось бакенбарды, Втируша.
— Знаете, вот как? — Вздрогнув от злости, Карлайл перестал разыгрывать французского аристократа, кипящего праведным гневом. Он понимал, что реплика слабая, но находился не в лучшей форме.
Тут вмешался Пэки. У него было время опомниться, и он ясно представлял себе линию поведения.
— Прекрасно, — бодро одобрил он. — Превосходно! Нет слов! Наверное, миссис Гедж сказала вам, что я тоже по этой части. Я детектив из штата страховой компании «Лондон, Париж и Нью-Йорк». Меня прислали сюда приглядеть за драгоценностями. Мисс Опэл только что зашла ко мне и сообщила, что слышит в венецианской спальне шум. Я спустился расследовать, в чем тут дело, а этот тип наставил на меня пушку. К счастью, появились вы, так что все превосходно! А вы, мисс Путнэм, поистине великолепны, — опять похвалил Пэки, надеясь, что говорит не слишком покровительственным тоном. — Попрошу своих хозяев написать специальное письмо в вашу фирму с высокой оценкой вашей сегодняшней работы. Прекрасно!
— Слушать комплименты я могла бы без конца, — заметила мисс Путнэм, — но, приятель, я и про тебя все знаю. Сегодня вечером звонила в «Лондон, Париж и Нью-Йорк». Там в жизни про тебя не слыхали. Так что насчет письма можешь не утруждаться.
Пэки угас. Да, вина его велика. В том, что мисс Путнэм не утопили при рождении, целиком виноваты ее родители. Но вот что ее не утопили в протекающем бачке, тут уж сплоховал он.
— Да, вы были правы, — слабо проговорила миссис Гедж.
— Я всегда права!
— …когда говорили, что они попытаются взломать сейф сегодня.
— Не сомневалась в этом, как только услыхала, что мистера Геджа не было за ужином. Кто-то из них убрал его с дороги. Не знаю точно, кто и как, да это и не важно.
— Где мистер Гедж? — спросила осиротевшая жена.
— Почем мне знать? — угрюмо буркнул Карлайл.
— Он на моей яхте, — сообщил Пэки, сознавая, что утаиванием этой второстепенной детали не выиграет ничего.
Мисс Путнэм окинула его проницательным взглядом.
— Если ты оглушил его и связал, приятель, тем хуже для тебя.
— Да нет! Он очень охотно, по доброй воле отправился туда.
— Ладно, расследуем все, когда вернем его.
Она рассуждала бы и дальше, но в этот момент кто-то заорал у входа:
— Черт подери!
Сенатор Опэл в багрово-лиловом халате, точь-в-точь под цвет лица, в ужасе уставился на сборище. Как человеку умному, ему не было нужды расспрашивать, что произошло. Неверной походкой он вошел в зал, и мисс Путнэм пронзительно вскрикнула:
— Уйди, болван! Цель загораживаешь!
Однако было уже поздно. Сенатор оказался на линии огня, а Карлайл был весьма смекалист.
О том, что произошло в следующие несколько секунд, рассказчик заставляет себя писать очень неохотно. На всем протяжении этой хроники он всячески старался подчеркнуть необыкновенное джентльменство Гордона Карлайла, но сейчас поведение этого джентльмена упало ниже всяких стандартов. Увидев посланного небом сенатора между собой и грозным врагом, Гордон явно деградировал.
Метнувшись вперед, Карлайл схватил Джейн и, прикрываясь девушкой как щитом, бросился к окну, а достигнув окна, швырнул ее на приближающуюся мисс Путнэм с такой силой и меткостью, что опытная сыщица рухнула точно под ударом боевого топора. Задолго до того, как ей удалось подняться на ноги, окно захлопнулось и послышался слабый шум, знаменующий падение тяжелого тела.
Мисс Путнэм сделала что могла. При исполнении долга служащие агентства Джеймса Б. Флаэрти не щадят себя. Снова открылось и захлопнулось окно. На этот раз из ночи донеслись выстрелы и одновременно взревел мотор машины.
Сыщица вернулась в комнату чуть поникшая.
— Удрали!
Но внимание ее тотчас привлекло то, что за время ее отсутствия, видимо, разразился скандал. Пэки стоял на том же месте, где она его оставила, но теперь рядом суетилась миссис Гедж, дергавшая его за руку. Дополнительную живость сцене придавало то, что сенатор Опэл, в свою очередь, тянул за руку миссис Гедж, стараясь ее оттащить.
— На помощь! — закричала миссис Гедж, завидев союзницу. — Он его ест!
— Кого? — растерялась мисс Путнэм.
— Не суетитесь! — весело воскликнул сенатор. — Уже съел! — И, схватив Пэки за руку, горячо потряс ее.
— Съел, а?
— Доглатываю последний кусочек! — заверил Пэки. — В жизни таких вкусных писем не едал!
— Великолепно, мой мальчик!
— Пэки, вы чудо! — сказала Джейн.
— Извините, — повернулся Пэки к миссис Гедж, — нельзя ли стаканчик воды?
Миссис Гедж взяла себя в руки. Она стояла точно изваяние неумолимой судьбы.
— Послушайте, что все-таки происходит? — осведомилась мисс Путнэм.
— Он съел письмо сенатора Опэла.
— Вот как? Приятель, ты, видно, обожаешь неприятности! — Она пронзила Пэки суровым взглядом. — Так и напрашиваешься!
И снова ей пришлось прервать речь; она углядела новых действующих лиц. В дверях набилась целая толпа, взирающая на события, среди них — дворецкий, кухарка и целый полк прислуги помельче рангом. Нельзя же палить из револьвера в загородном доме в глухую полночь, не перебудоражив всю прислугу!
— Все — вон! — раздраженно скомандовала мисс Путнэм. Она всегда была против присутствия посторонней публики в таких случаях. — Вам что тут, цирк?
И временно удалилась из центра боевых действий. Голос ее доносился сначала из коридора, потом — с лестницы: она теснила сопротивляющуюся толпу.
Глаза миссис Гедж смотрели жестко, губы дрожали.
— Вы еще пожалеете, — вскричала она.
— Нет-нет, — скорректировал сенатор Опэл ее взгляд на ситуацию. — Я рад.
— Недолго вам радоваться. Предоставляю вам выбор. Или вы делаете моего мужа послом во Франции, или этот субъект и ваша дочка отправятся в тюрьму! Решайте побыстрее!
— Мисс Опэл тут совершенно ни при чем! — немедленно возмутился Пэки. — Она прибежала сюда только потому, что услышала шум.
— Ничего подобного, — возразила Джейн. — Я с вами пришла!
— Ну что же это вы! — упрекнул ее Пэки. — Зачем вы это сказали?
— А вы думали, я все взвалю на вас? Думали, я вас брошу?
— Да, но…
— Ну как? — поторопила миссис Гедж.
Под кроватью что-то заворочалось. Появилась голова в шишках, а следом — массивное тело. Суп Слаттери возвращался к людям.
— Ух ты! — Он медленно поднялся на ноги и задумчиво ощупал череп.
Тут до него дошло, что в комнате он не один. Он огляделся туманным взором. Взгляд его упал на миссис Гедж, и он попятился к сейфу.
В манере миссис Гедж внимательный наблюдатель мог бы отметить оцепенение. Жесткость ее объяснялась уже не праведным гневом. Она застыла как парализованная, точно увидела привидение.
Дважды рот у Супа открывался, и дважды он не сумел издать ни звука. На третий раз ему наконец повезло.
— Джулия! — выдохнул он.
Мисс Путнэм вернулась в зал, играя револьвером точно тросточкой. Она приостановилась, улыбка осветила ее лицо.
— Собственной персоной! Так я и думала! А мы, мистер Слаттери, поджидали вас!
Такая реплика взывала к ответу, но Суп Слаттери молчал в глубоком изумлении.
— Джулия! — повторил он. — Джулия! Как ты-то тут оказалась?
Мисс Путнэм слова его показались сущей ерундой.
— Меня зовут не Джулия! — отрывисто бросила она.
Но Пэки понял все.
— Правильно. А вот ее зовут Джулия! — указал он на миссис Гедж. — Наш мистер Слаттери рассказывал мне про нее. Леди и джентльмены! Разрешите представить вам утраченную Джулию, лучшую сообщницу, какая только бывала у взломщика сейфов!
— Что ты там несешь? — вопросила мисс Путнэм.
— Несу? Ну нет! Если это действительно та Джулия… а это она?
— Точно она, — заверил Слаттери. — Джулия, как ты тут оказалась?
— …то долгие годы она была напарницей Супа. Набивалась на приглашения во всякие шикарные дома, у нее ведь есть класс. Если сейф стоял в дамской спальне, она проскальзывала туда первой и прижимала губку с хлороформом к носу хозяйки, так что когда появлялся Слаттери, все уже было в порядке! Но в конце концов она удрала от него и вон куда прибежала! Леди и джентльмены! Познакомьтесь с миссис Гедж многоликой! Я прав, мистер Слаттери?
— А то!
Взломщик сейфов все еще пребывал в дурмане, но это не помешало ему проявить любезность и галантность.
— А ты, Джулия, ни капельки не изменилась! Не постарела ничуть! Ни на денек!
Комплимент был вполне заслуженный, потому что, хотя в данный момент миссис Гедж выглядела и не лучшим образом, она все равно была на редкость привлекательна. Однако похвалы она не оценила. Лицо у нее перекосилось, глаза сверкнули зловещим светом, пальцы сжались в кулаки.
— Олух несчастный! — выговорила она. — По стенке б тебя размазала!
Для мисс Путнэм, задумчиво за ней наблюдавшей, эти слова открыли многое, словно бы лакировка, которую Слаттери, не найдя более подходящего слова, называл «класс», вдруг слетела с миссис Гедж как покров. Сомневавшаяся прежде сыщица поверила в правдивость Супа.
— Прости, Джулия, — забеспокоился он, — если причинил тебе неприятности!
— Ничего подобного! — возразил Пэки. — Ты спас ситуацию! Принес добрые вести из Аахена в Гент. Сомневаюсь, что теперь наша хозяйка осуществит свой замысел арестовать нас всех за взлом.
— Да, миссис Г., - кивнула мисс Путнэм. — Лучше уж оставьте эту идею. У них против вас есть все компрометирующие сведения. Теперь мне понятно, почему вы так занервничали, когда я сообщила, что Суп Слаттери околачивается в городке по соседству.
Сенатор Опэл выступил вперед, словно человек, намеревающийся даровать городу свободу.
— Я хочу, мистер Слаттери, пожать вашу руку!
— Вон как? — бросил на него недобрый взгляд Слаттери и спрятал руки за спину.
Память у взломщиков долгая.
— Что ж, — с сожалением произнесла мисс Путнэм, надеявшаяся, что не так закончится эта ночь, — вижу, все вы старые друзья. Мне тут делать больше нечего, а потому отправляюсь в постель досыпать.
И она понуро направилась к двери, а дойдя, обернулась, чтобы поделиться на прощание житейской мудростью:
— Вот что получается, миссис Г., когда у человека есть прошлое. Никому не приносит добра прошлое это. Никогда не предугадаешь, в какой момент оно выскочит! А я-то еще распиналась перед вами, объясняла, кто это такой — сообщник в доме! Ладно, доброй вам ночи. — И мисс Путнэм удалилась со сцены, разочарованная, печальная.
После ее ухода на несколько минут воцарилось молчание.
— Что ж… — начал Суп, и то, что он намеревался произнести прощальную речь, доказывало его движение к окну.
— Вот именно! Убирайся отсюда! — воскликнула миссис Гедж.
Он уже ухватил рукой штору, но тут замер.
— Значит, бросила ты меня, Джулия, чтобы выйти за богатого? Не говорю, что ты совсем уж не права. Сейфы — это для простаков, много от них не получишь. Я и сам ухожу от дел. Думаю купить ферму. Прощай!
И штора за ним упала.
— А теперь убирайтесь! — распорядилась миссис Гедж. — Все, все.
— Мадам, — начал сенатор Опэл, — позвольте заверить, что…
И умолк, насторожившись. Из коридора донесся шум неверных шагов. Появившись ниоткуда, ухватилась за дверной косяк рука, точно в романе тайн, потом раскатился веселый смех, и через порог переступил Дж. Веллингтон Гедж.
Двинулся он прямиком к кровати и хлопнулся на нее. Для проницательного глаза было очевидно, что пребывает он на много морских сажень ниже уровня моря.
Когда они с виконтом за несколько часов до того узнали друг друга на яхте, у обоих свалился камень с души. После первого мига паники, когда каждый счел другого за гостя из потустороннего мира, встреча обернулась развеселой пирушкой. С полчаса оба сидели бок о бок, нелицеприятно высказывая мнение о Пэки и набрасывая широкими мазками картину, как они поступят с ним, вернувшись вместе в шато. Виконт высказал соображение, что им не суметь расправиться с Пэки достойно, не подкрепившись предварительно едой и выпивкой. Гедж охотно с этим согласился, и приятный ужин на двоих начался в отеле «Дез Этранжэ» примерно в половине десятого. В полночь пир был в разгаре. В час ночи виконт молча, с умиротворенным видом соскользнул на пол, и его намерение там остаться было настолько очевидным, что Гедж почувствовал — пора и ему отправляться домой, на боковую. И вот он тут, готовый отойти ко сну.
Сборище народа в его спальне поначалу его озадачило. Он переводил недоуменный взгляд с одного на другого. Но потом, видимо, уверив себя, что в такой час ночи оптические галлюцинации — штука вполне понятная, снял воротничок, ухватив за оба конца и рванув их, а там, забравшись в кровать, заснул мирным сном.
Первым высказался Пэки.
— И этого человека вы хотели сделать послом! Всерьез предлагали опустить его на волю в Париж! Если уж он такое в Сен-Роке проделывает, представьте, до чего он дойдет, получив в свое распоряжение все возможности Парижа! Советую вам увезти его обратно в Калифорнию и держать там. В сущности, — добавил Пэки, — простите, я даже настаиваю на этом. Он просто измаялся в тоске по старому родному городу. Жестоко удерживать его вдали от родины. Мне хотелось бы получить ваше слово, миссис Гедж, что вы вернетесь в Глендейл, и как можно скорее.
Ее глаза встретили его взгляд. Она прочитала в них угрозу. Женщиной она была ясномыслящей, и сразу поняла, как подорвется домашняя дисциплина, если тайну откроют мистеру Геджу. Скрипя зубами, через силу, но слово она все-таки дала.
— Теперь мы уезжаем, — заявил сенатор с видом довольного гостя, очень неохотно покидающего вечеринку. — Не сомневаюсь, что в отеле мы сумеем найти номер.
— А у меня, — вмешался Пэки, — идея получше! Давайте поедем на мою яхту! Каюты найдутся для всех! Всем будет уютно.
— Превосходно!
— Если миссис Гедж разрешит взять на время ее моторку… Спасибо. Тогда встречаемся, как будете готовы, у лодочного домика.
— Паковаться я буду сам, — сообщил сенатор Опэл. — У меня есть кое-какие маленькие ценности, жаль было бы лишиться их. — И он бросил на миссис Гедж многозначительный взгляд, но миссис Гедж проигнорировала его. Молча повернувшись, она выплыла из зала. Храп с кровати подгонял ее точно благословение.
В напитанной ароматами ночи Пэки спускался по холму к лодочному домику. Мирно сияли звезды, и на сердце у него тоже царил мир. Правда, теперь он навсегда потерял Джейн, но что значат его личные беды в сравнении с Ниагарами нежности и света, залившими окружающий его мирок? На сколько мог видеть глаз, у всех обитателей этого мирка за исключением его самого все сложилось прекрасно. Гедж, когда проснется, обретет счастье, которое утешит его страдания от жесточайшей головной боли. Виконт опять стал самим собой. И Джейн с Блэром заживет счастливо.
Да, расчудесно все обернулось, размышлял Пэки. Здорово и замечательно.
Дойдя до лодочного домика, он открыл дверь, и сразу же его внимание привлек странный придушенный стон, доносившийся из темного угла.
Осторожно приблизившись, Пэки сумел разглядеть что-то вроде кокона огромных размеров, а при более пристальном осмотре обнаружил, что это не кто иной, как Блэр Эгглстон, накрепко связанный прочными веревками, с кляпом во рту.
Пэки перерезал веревки и вынул кляп.
— Эгг! — встревоженно воскликнул он.
Блэр не отозвался. Он проделывал сложный комплекс физических упражнений, пребывая явно не в радужном настроении.
Неловкую тишину нарушила наконец Джейн, которая вошла в лодочный домик.
— Блэр, — закричала она.
Человеком Пэки был деликатным и священный миг угадывал сразу. Он молча удалился и, отойдя чуть подальше по берегу озера, раскурил трубку.
Минут через десять он услышал голос, окликавший его.