Переспать на удачу

Глава 15

Алексей Беспольский снова пришел к ней в Университет и просит уделить ему немного времени для беседы и готов подождать в вестибюле. Дэжа вю какое-то… Майя Михайловна с минуту переваривала информацию. Потом передала, что встретится с ним в обеденный перерыв. Вроде обо всем поговорили, что еще могло случиться?

На всякий случай Майя встретила его слегка настороженно. А вот Алик Беспольский просто сиял. Поздоровались, он даже галантно поцеловал ей ручку. Майя не выдержала:

— Беспольский, прекращай, меня и так сплетнями замучили.

Тот понимающе улыбнулся:

— Ладно, ладно, пошли в кафе?

И они пошли в то же кафе, что и вчера.

За их передвижениями опять следил автомобиль. А в автомобиле — доведенная до белого каления преступным поведением мужа Нелли и уставшая сдерживать ее агрессию Эмма. Нелли сегодня уже не жевала ириски — вчера здорово прикусила щеку. Это делало ее еще более раздражительной, все-таки сладкое улучшает настроение женщин в любых ситуациях. Сегодня она просто истекала ядом:

— Нет, ты посмотри, посмотри на этого старого павлина! Ты посмотри, как он хвост распушил! Бизнес говоришь?! Брехня! Да он к ней помидоры подкатывает! Ты посмотри, нет, ты посмотри!

Эмма на эти реплики не отвечала, потому как ответ Нелли все равно не требовался, она прекрасно обсуждала все сама с собой. Дочь в это время усиленно размышляла, чем бы отвлечь разъяренную мать от созерцания того, как папа любезничает с той дамой из NN Университета. И в какой-то момент упустила ситуацию. Буквально на полминуты, но этого оказалось достаточно.

Сегодня Беспольский был весел и напоминал того Алика, которого Майя знала со времен первого курса. Они даже повспоминали те блаженные времена, когда их троица еще была не разлей вода, и никакие карьерные планы и любовные дела им жить не мешали. Он сразу рассказал ей, что признался во всем Владьке.

— А он что? — спросила Майя, слегка напрягшись.

— Ты знаешь… Он сказал почти тоже, что и ты. Что он сам во всем виноват. Сказал, чтобы я у тебя прощения просил.

— Я же тебя уже простила, — удивилась Майя.

— Простила… Маечка, благослови тебя Господь, сняла ты с моей души камень. Счастья тебе желаю огромного.

— Спасибо, Алька, и тебе тоже.

— Эх, Маечка, а я несчастлив. Ты знаешь, они ведь… Нелли… Я… В общем, безразличен я ей. Ее не интересует, что я чувствую, главное, чтобы исправно деньги зарабатывал. А что у меня на душе, чего я хочу, или не хочу… Эх-х-х-х… Я для них просто кошелек. Безразличен я им. И жене и дочке, — он взял ее руку в свои, легко погладил и поцеловал, — Никто меня не любит, Маечка… Никому я не нужен…

Как раз в этот момент двери кафе резко распахнулись, и в зал влетела Нелли. Беспольский привстал и открыл рот от изумления:

— Нелли… Ты как здесь оказалась…?

— Это ты мне скажи! Как ты здесь оказался?! — прошипела она, глаза ее горели как у дикой кошки, в них светилась жажда мести, ревность, обида, боль разбитой любви и желание вернуть своего мужчину, во что бы то ни стало.

Зал кафе был небольшим и полупустым, времени на размышления особо не было. Пока Нелли шла через зал к их столику, Майя взглянула на Беспольского, ошарашенного внезапным появлением жены, улыбнулась ему и сказала:

— Никто не любит, говоришь? Ну да, ну да! Не профукай свое счастье, удачи тебе!

Потом встала и обратилась к подошедшей Нелли со словами:

— Не сердитесь, он ждал здесь Вас. Всего Вам наилучшего.

И так же весело улыбаясь, пошла к выходу. Не каждый день становишься свидетелем подобной сцены, достойной латиноамериканского сериала, В дверях на нее чуть не налетела высокая девушка лет восемнадцати, подозрительно похожая на Алика Беспольского. Девушка бросила быстрый взгляд на бурно жестикулировавшую парочку за дальним столиком, потом вновь взглянула на Майю Сухову и вдруг широко ей улыбнулась:

— Здравствуйте, я Эмма Беспольская, дочка этих двоих, — качнула головой в сторону шумного столика, — А вы та самая знаменитая Майя Сухова?

— Здравствуйте, да, это я, — Майя протянула девушке руку, та с готовностью ее пожала.

— Мне очень приятно, рада Вас видеть.

— Мне тоже.

Они обе оглянулись на выяснявших отношения Беспольских, и Майя поняла, что самое время ей уходить:

— Ну, мне пора, — кивнула девушке и быстренько исчезла.

А сцена, разыгравшаяся в мирном кафе, была достойна более пристального внимания. Когда Майя отошла от столика Нелли с размаху плюхнулась на стул напротив своего блудного мужа, который все еще не верил свои глазам:

— Нелька… откуда ты здесь?

— Не ждал, да! — так могла шипеть рассерженная пантера.

— Нелька, ты что… сорвалась за мной…

— Думал, уедешь на блядки в Россию, и я ничего не узнаю?! — шипение стало на тон выше.

— Нелька, ты что? Совсем рехнулась? Какие блядки?

— Бросить меня решил, да?! — нервы у Нелли сдала окончательно, в голосе появились истеричные нотки.

— Нелли!

— Подлец! Я тебе всю свою молодость отдала! А ты?! Что, постарела, решил меня бросить?! Да?! — Нелька наконец разрыдалась, — Ненавижу! Моей любви тебе мало?! Мало?! Да?!

— Нелли, уймись… — он пытался взывать. Пытался.

— Двадцать лет… — она было притихла всхлипывая, а потом взорвалась с новой силой, — Бросить нас с дочкой решил?! Тебе наплевать, что мы тебя любим?! На приключения потянуло?!

Вся эта ситуация была для Беспольского как удар обухом по лбу. Он круглыми глазами смотрел на рыдающую жену, на дочку в дверях, и до него медленно-медленно доходило. В какой-то момент ему стало смешно, но мужчина видел, жена всерьез расстроена, и не в состоянии оценить весь комизм ситуации. А Нелли между тем уже немного успокоилась и стала говорить тише, почти шепотом, но зато и горше были теперь ее откровения:

— Я всегда замечала, что ты равнодушен ко мне, с самого первого дня. Видит Бог, я старалась, старалась пробиться к тебе. Но ты всегда был закрыт. Не желал меня пускать в свой проклятый внутренний мир! Я надеялась, может хоть через постель… Но и тут ты умудрялся отгородиться. Только тело. И никогда душа. Никогда! Не любил меня никогда.

Он замолчала, глядя в одну точку, видимо много сил отняло это признание. Алик только глазами хлопал. С этой стороны он вообще никогда на жизнь не смотрел. Выходило, что это он монстр бездушный. Черствый, эгоистичный пользователь, не желающий знать ничего о чувствах близких людей. Даааа…

К ним подошла Эмма, с тревогой взглянула на родителей. И столько любви и заботы он вдруг увидел в глазах дочери, что устыдился своих слов, сказанных Майе, устыдился этих малодушных жалоб размякшего слабака. Его-то, оказывается, любят. И жена, и дочка. Его, оказывается, любят настолько, что бросили всё и примчались вслед за ним на другой конец света. Что его, оказывается, боятся потерять. Что он не просто бесплатное приложение к бизнесу, а еще и любимый муж и отец!

И вывод напрашивался только один. Что ему можно просто позавидовать, как ему в жизни повезло! Да он просто счастливчик! А он-то дурак слепой…

Ай да Майка… Ай да ангелок…

Нелли все еще всхлипывала:

— Не нужны значит стали… Бросить нас решил…

Тут в нем проснулся мачо. Он грозно шикнул на жену:

— А ну перестань. На тебя все смотрят. Сейчас же пошли отсюда, — вытащил ее из-за стола и подхватил под руку.

Скандальное семейство наконец-то покинуло кафешку. Нелли хоть и чувствовала себя вымотанной, но запал у нее еще оставался, и время от времени из нее начинали сыпаться новые жалобы и обвинения. Беспольский на ее обвинения в основном молчал, но старался обнять жену, и держал ее бережно, терпеливо пережидая очередную порцию обидных слов. Что ж, он заслужил. Нельзя быть таким слепым (в исполнении Нелли это звучало скорее как «тупая задница»).

Эмма, с тревогой наблюдавшая за ними вначале, теперь успокоилась и, помахав папе с мамой ручкой, сказала:

— Ну, меня ждет шопинг. Пойду-ка я, пройдусь по магазинам, родственников навещу… А вы тут не поубивайте друг друга. Пока.

Девушка ускользнула по своим делам, а чета Беспольских продолжила выяснять отношения.

Сначала они посидели на скамейке на улице, говорили. Потом в машине, потом посидели на диване в вестибюле гостиницы, снова говорили. Потом он предложил поужинать в ресторане. В ресторане тоже говорили. Говорили о том, чего никогда не касались раньше, думая, если обходить эти темы, то можно на них закрыть глаза, словно их нет. Нельзя, потому что недоговоренное всегда стоит между людьми сомнениями и непониманием.

Он рассказал ей все, чего не рассказывал раньше, про их институтскую дружбу, про его подлость по отношению к Майке, про чувство вины, и вообще, про чувство (не все, конечно, все рассказать нельзя было). Про то, как приходилось нещадно ломать себя, чтобы выжить в той Америке. Про то, как страшно осознавать себя ущербным и жалким. Про то, что ощущал себя одиноким и никому не нужным. Ни ей, ни дочери.

А она тоже рассказала то, о чем вообще молчала всю жизнь. Про то, что он понравился ей с первого взгляда, что хотела его заполучить любой ценой. Надеялась, что сможет покорить его, стать для него единственной любимой. Про то, как страшно переживала, видя, что он надрывается и ломает себя, как всеми силами старалась помочь. Как боролась с той стеной, что он вокруг себя выстроил. Как горько было признать свое поражение, потому что полюбила его больше жизни. Как потом смирилась, перестала к нему лезть, и просто была рядом, любя его издали и ожидая с глупой надеждой, что может быть, его сердце все-таки оттает. Как дочка переживала за них, даже ушла отдельно жить, чтобы дать родителям возможность как-то наладить свои отношения.

И выходило, что они просто живущие рядом одинокие люди, которым и нужно-то всего ничего — немного тепла друг от друга.

Кончилось это тем, что мачо, проснувшийся в Алексе, нежно погладил жену ладонью по щеке, коснулся пальцами губ и спросил шепотом:

— К тебе или ко мне?

— К тебе, — задыхаясь, ответила Нелли, — У меня в любой момент может Эмма прийти.

Что сказать, финал водевиля был достоин Толстого и Достоевского.

Странное дело, после той сцены в кафе настроение у Майи Суховой было приподнятое весь день. Даже как-то отошли на задний план собственные проблемы. Она готовила ужин — тефтельки, Сережа любит, да и Василис тоже. Кот сидел рядом на стуле и внимательно следил за тем, как хозяйка лепит из фарша шарики, провожал взглядом каждый аппетитный колобок, отправлявшийся на сковородку. Майя негромко переговаривалась с пушистым рыжим экспертом по вкусным мясным блюдам и мельком, уже по привычке поглядывала в окно. Нет, она не надеялась увидеть там никого на скамейке, она знала, что на скамейке никого не будет. Во всяком случае, того, кого она не ждет.

И вдруг застыла. Там он. Сидит на скамейке. Сердце замерло, а потом заколотилось как бешеное. На лицо неожиданно наползла улыбка. Кот уставился на нее, наклонив усатую морду набок и как-то даже умудрился хитро прищуриться. Тут она спохватилась:

— Нечего на меня так смотреть, Василис. Никого я не ждала.

— Да что ты? А я и не сомневался, — ей показалось, что кот изобразил ехидную ухмылку. Не только чеширские коты умеют улыбаться.

— И нечего так ехидно улыбаться. А то получишь одну вермишель вместо тефтелек.

— А вот это было жестоко! Лишить меня тефтелек! — кот обиженно отвернулся, сполз со стула и, задрав хвост, важно покинул кухню.

Сергей тоже заметил, что пост на скамейке этим вечером не пустует. С некоторой тревогой незаметно наблюдал за матерью, она сегодня была весела, шутила. Ну раз так… Сделаем вид, что ничего не происходит.

На это раз повидаться с Майей Михайловной Суховой в NN Университет пришла Эмма Беспольская. Когда Майе Михайловне передали, что еще кто-то из семьи Беспольских пришел к ней, просит уделить немного времени для беседы и готов подождать в вестибюле, она просто расхохоталась. Конечно, она встретится, у нее двадцать минут свободного времени, сейчас спустится в вестибюль. Филипп Рудинский, случайно оказавшийся рядом, не мог удержаться, любопытство оказалось сильнее. Он пошел вслед за Майей.

Майя Михайловна спустилась в огромный холл родного Универа, где ее ждала дочка Алексея Беспольского. Откровенно говоря, женщина недоумевала, зачем она могла понадобиться этой девушке. А Эмма Алексеевна Беспольская тем временем разглядывала доски с разнообразнейшей информацией, висевшие на стенах. Увидев Майю Сухову, улыбнулась и пошла навстречу.

— Добрый день, Майя Михайловна.

— Добрый день.

— Я пришла поблагодарить Вас.

— За что?

— О, благодаря Вам родители помирились, они… Знаете… Как будто наконец смогли увидеть друг друга. Спасибо.

— Ох, — Майя отмахнулась с улыбкой, — Я ничего не сделала.

Эмма еще раз осмотрелась вокруг:

— Здесь учился папа?

— Да. Мы здесь учились. А сейчас я здесь преподаю.

Эмма кивнула. Майя заметила интерес девушки к происходящему в холле и спросила:

— А ты? Какие у тебя планы.

Девушка только собиралась ответить, как вдруг ее взгляд сфокусировался на чем-то за спиной Майи. Майя обернулась, к ним подходил Филипп. Вид у него был неожиданно заинтересованный. Подошел, поздоровался. Состоялось взаимное чопорное представление участников этой сцены, достойное викторианского романа. И тут Эмма, стрельнув в Филиппа Павловича Рудинского плазами, спросила Майю Сухову:

— А скажите, у вас иностранные студенты учатся.

Майя только собиралась ответить, как вместо нее заговорил Филипп. Он слегка насмешливо оглядел девушку и мягко, но уверенно ответил:

— Да, но это не каждому по зубам. Тем более…

Договаривать не стал. Мол, сама пойми. Эмма выпрямилась, задрав подбородок и слегка прикусив губу, смерила его оценивающим взглядом с ног до головы, а потом выдала:

— Вы, господин Рудинский, плохо знаете Беспольских. До свидания, Майя Михайловна. Я не прощаюсь.

Бросила ему еще один взгляд, в котором ясно читался вызов, и ушла. Слегка ошарашенная Майя взглянула на своего коллегу и друга. Тот пристально и как-то хищно смотрел девушке вслед. Куда делась его флегма, его сутулость, руки в боки уперты, даже ростом выше стал. Потом словно пришел в себя и повернулся к Майе, пытаясь вести себя, как ни в чем не бывало. Но поздно, она-то все заметила.

— Быка за вымя, говоришь? Ну-ну… — подумала Майя, а вслух ехидно спросила, — Вам на лекцию не пора, господин Рудинский?