Переспать на удачу

Глава 7

Разумеется, жизнь матери одиночки не сахар. Майя Сухова убедилась в этом сразу. Родители приехали, пришлось покаяться. Были в шоке, чего уж говорить, от нее такого не ждали, но делать нечего, поняли и приняли. А куда ж деваться? Соседи будут судачить, и черт с ними, с соседями!

В Универе, как только стало заметно, что она в положении, да без мужа, отношение к ней тут же переменилось. Ее сторонились, шушукались за спиной, неприязненно смотрели. Парни, которые раньше были сама любезность, теперь позволяли себе сальные взгляды и шуточки. Но не все, конечно. Были даже неожиданные моменты. Один из старшекурсников, Мошкин Петр, взрослый уже мужик, здоровый как медведь, как-то отвел ее в сторонку и прямо, без лишних слов предложил ей выйти за него замуж. А на вопрос, зачем ему это, ответил:

— Я же вижу, Сухова, что ты за человек, не первый день за тобой наблюдаю. Нравишься ты мне очень. А что ребеночек будет, не страшно. Я люблю детей.

Майка даже прослезилась.

— Спасибо тебе, Мошкин, хороший ты, добрый. Дай тебе Бог счастья. Но не могу я так. Прости.

На том и закончилось. Замуж ее больше никто не звал. Зато сплетни она о себе узнавала, только держись.

Она была подстилкой Беспольского. Нет, Марченкова. Нет, Марченкова и Беспольского вместе. Нет, всей группы, впрочем, чего мелочиться, на всем факультете вряд ли остался кто-нибудь, с кем она не переспала. И вообще, оказывается, она была подстилкой Кожина, за это он ее на кафедру и взял. И ребенок от него, точно. То, что Кожину за семьдесят, и он ей в дедушки годится, никого не смущало.

Эххх… Сначала, готова была сквозь землю провалиться, а потом Майка на все это махнула рукой. Ну говорят, ну неприятно. Что ж теперь, застрелиться и не жить? Плевать. Ходила себе потихоньку, на разговоры за спиной не обращала внимания, хотя, иногда, конечно, доводили до слез. Народ у нас добросердечный, знает, как сказать, чтобы больнее было.

Ребенок родился в сентябре. Мальчик, крупненький, здоровенький, слава Богу. Крикун. Назвала Его Майка Сережей, а отчество и фамилию взяли папину. Так и получился Сергей Михайлович Сухов.

И ведь что поразительно. Сколько Сухову народ осуждал, кости ей перемывал, пока она беременная ходила. А стоило ребеночку родиться, так все потянулись помогать. Добросердечный у нас народ, потому что.

Родители помогли, даже сестра на неделю приехала из Владимира, поглядеть на племянника. Соседские бабули с удовольствием помогали за малышом присматривать, им то что, все равно на лавочке сидят. И в Универе тоже отнеслись с пониманием, даже с заботой, и уже не только Глеб Давыдович ей помогал, а все, почитай, кто хоть что-нибудь мог сделать. Так что Майка все-таки смогла поступить в аспирантуру, не в этот год, но в следующий.

А маленький Сережка рос. Забавный такой, медвежонок, ножки, ручки крупные, сильный. Весь в папку. Только про отца его Майя старалась не вспоминать, ни к чему это. Когда малыш начал спрашивать, почему у всех папы есть, а у него нету, отвечала, что, во-первых, папы есть не у всех, а во-вторых, что папа уехал далеко и вернуться к ним не может. Незачем в ребенке ненужные надежды взращивать.

Да и больно было вспоминать. Так, в укромном уголке сердца хранились тайные воспоминания, как неприкосновенный запас, который и трогать нельзя, и выбросить нельзя.

Разве может женщина забыть свою первую и единственную любовь?

Страна наша менялась, судорожными скачками продвигаясь от «развитого социализма» к «дикому капитализму и рыночной демократии». Жить было тяжеловато, чем только не деньги зарабатывали… Но все можно пережить и перетерпеть, если есть, для кого жить и о ком заботиться.

Работу свою на кафедре Майя не бросала, даже карьеру сделала. А вот замуж она не вышла, и романов не крутила ни с кем. Хватило с лихвой того, что было когда-то. Конечно, были нормальные мужики, но, во-первых, никому она не верила, а во-вторых, никого не хотела.

Прошло двадцать лет.

С момента окончания института прошло двадцать лет. На дворе стоял 2005, хороший год. Майя Михайловна Сухова теперь была доцентом и замдекана на той самой кафедре, где и начинала лаборанткой когда-то, двадцать лет назад. Сыну Сереже было девятнадцать, здоровенный лоб, настоящий мужик, и учился он, естественно, на мехмате. Грозная мама требовала с него еще больше чем с остальных, руководствуясь принципом:

— Я слишком тебя люблю, для того, чтобы щадить.

Но парень оправдывал великие мамины надежды, учился хорошо.

Девчонок… Нет, она же не злая ведьма какая-нибудь. Бесили, конечно, когда домой звонили, но она не гоняла его подружек. Их было не так уж и много, и они были воспитанные, чересчур нагло в жизнь парня не лезли.

Жизнь, можно сказать, теперь налажена, все шло хорошо, очень хорошо.

Время пощадило Майю Сухову, сохранив ее неяркую, но нежную красоту, стройность и хорошее здоровье. Она напоминала бледно-розовую осеннюю розу, пощаженную заморозками, что радует глаз среди облетевшей листвы в пустом саду, напоминая о весне. О той весне, что прошла, и о той, что еще вернется.

Жизнь Беспольского с Марченковым тоже потрепала за прошедшие двадцать лет. Их судьба была немного разной, но оба кое-чего достигли. Если не расписывать в мелочах моменты их биографии и разнообразные тонкости мироустройства и специфические особенности проживания, в общем и целом, все сложилось следующим образом.

Алик Беспольский шел к цели не сворачивая, медленно, мучительно преодолевая многочисленные барьеры, и таки дошел. Надо отдать должное Нелли, она все эти годы буквально тащила его за уши в том смысле, что всячески помогала и мотивировала, не позволяла опустить руки и сдаться, потому что у него бывали моменты слабости. Правда, ее нельзя было бы назвать его «музой», скорее уж соратником по борьбе, а иногда и командиром. Но зато она добилась. Теперь у них была своя фирма по продаже компьютерной техники, неплохой доход и приличное положение. В личной жизни они были стабильной парой, не разменивались на ничего не значащие увлечения на стороне.

Были некоторые моменты, о которых Беспольский никогда никому не рассказывал. Но то были настолько личные, интимные вещи, касающиеся его душевного устройства, что, в общем-то, никого не интересовали. Просто ему стало ясно все, касающееся низменных потребностей.

То, что было тогда с Майей, он теперь мог бы назвать «припасть к святому источнику». Дело в том, Майка Сухова никогда не была рассудочной и меркантильной, ее чувства и эмоции были настоящие. Тогда он пользовался ею, «пил» ее, утоляя свою жажду. Он знал, что девушка его не любила, но даже те крохи чувств, что ему удавалась вырывать у нее хитростью, доставляли ему невыразимое наслаждение. Беспольский тогда приписывал это пьянящее чувство интриге, пикантности ситуации, чему угодно.

А теперь «пили» его. Теперь его пользовали, не любя, но с удовольствием, и то, что он делал, он сам иначе, чем удовлетворением низменных потребностей назвать не мог. И вспоминал он Маечку Сухову часто, каждый раз, когда ложился со своей Нелькой в постель.

Странно, как меняет нас воспитание чувств, которое мы получаем под влиянием жизни. Надо было, чтобы прошло столько лет, чтобы все стало невероятно далеким и недосягаемым, чтобы понять, что то была любовь. И не просто так он на нее тогда глаз положил, не ради мнимого блага Владьки Марченкова. А потому что любил и хотел для себя, но не понял ценности, как впрочем, и любви своей не узнал и не понял.

Беспольский сохранил семью, у них родилась дочь, которую хотел бы назвать Майей, но не посмел. Нелли назвала ее в честь своей матери Эммой.

Совсем иначе сложилось у Влада Марченкова. Его судьбы бросала в разные стороны, собственно, он сам метался. Начнем с того, что его Роксана, будучи дамой смелой, независимой и любвеобильной, устала сидеть рядом со своим неудачником мужем и стала менять любовников. На что он закатил ей скандал. Тогда она ему вполне популярно объяснила, что он здесь никто и звать его никак, так что пусть сидит и молчит в тряпочку.

В тот же день Владислав ушел из дома. Бомжевал, ночевал в немыслимых местах, какое-то время жил у разных шлюх, которые по очереди соглашались приютить его за то, что… ну понятно за что, альфонсом бывать случалось. Алик пытался ему помогать деньгами как мог, но то была капля в море. Влад влипал в невероятные, иногда опасные ситуации и ничего не боялся, свято веря в свою удачу, как будто Майкино благословение должно было охранять его везде. И ведь странное дело, ничего такого с ним не случалось, всегда выходил сухим из воды. Потом стал гонять грузы. В общем, по истечению стольких лет у него было неплохое финансовое положение и процветающая фирма по грузоперевозкам.

В плане личном Марченков тоже вел достаточно бурную жизнь. Женился еще два раза и оба раза развелся. Детей у Марченкова ни от одной из трех его бывших жен не было. У него вообще было странное ощущение, что главный приз ждет его впереди. Он менял женщин, искал в них что-то, сам не знал что, но так и не нашел, и не привязался ни к кому. Можно сказать, что его воспитание чувств странно затянулось, и так и не закончилось. Словно основные испытания, отмеренные ему судьбой, еще только предстоят. Майку Сухову почти не вспоминал, разве когда провернет что-нибудь удачно, ну, мысль всплывет про нее и исчезнет.

Если подвести итог двадцати годам их жизни в Штатах, то, опуская подробности, можно сказать, что при отсутствии стартового капитала, оба очень неплохо поднялись. Они поддерживали хорошие отношения, правда, со временем стали встречаться довольно редко, особенно в последние годы.

На дворе стоял 2005, хороший год. Периодически наблюдая за новостями, а также делая некоторые выводы, Владислав Марченков в один прекрасный день решил попробовать вернуться в Россию. Не насовсем пока что, на время, а там, как жизнь покажет. Пожил он в Америке, все вроде бы неплохо, но домой тянет, что ни говори. С теми деньгами, что у него были, теперь можно неплохо развернуться. А поскольку спрашивать разрешение ему ни у кого не требовалось, решил — сделал.

Когда Беспольский узнал, что Марченков возвращается, приехал к нему попрощаться. Один, без Нелли. Это касалось только их двоих, личное, дружеское. Они не виделись уже больше трех лет. Владька был поражен, как изменился за это время Алик. И когда только он успел брюхо отрастить? Вот уж никогда не поверил бы, что этот тощий парень растолстеет, за удочку мог бы спрятаться, а вот поди ж ты… Лысеть начал, очки на носу. Но выглядит еще очень и очень представительно, правда того лоска уже нет, и в глазах усталость. Но ее не увидишь, если не знаешь, каким этот парень был раньше. Влад вспомнил, каким изысканным, остроумным и интеллектуальным красавцем был Алешка Беспольский в студенческие годы, и почему-то ему стало грустно.

А вот Марченков неплохо выглядел, высокий, крепкий, не жирный, стройности юношеской в нем, конечно, не было, но если честно, ее у него и в молодости особо не было. Он всегда был таким. Волосы на месте, поседели виски, правда, и морщинки появились вокруг глаз, так ведь не мальчик уже. Взгляд немного подрастерял веселье, но оставался ясным, живым и хищным. В общем, интересный мужик, что и говорить.

Сидели всю ночь, вспоминали разное. Под конец Алик, глядя в свой бокал, все-таки сказал то, что у него вертелось на языке с самого начала:

— Будешь дома, передай Майке…

— Чего?

— Передай…

— Ну?

— Ничего. Привет передай.

— Хорошо. Не вопрос, я так и собирался.

Алик резко вскинул на него взгляд, его друг был весел, спокоен и равнодушен. Беспольский опустил глаза и тяжело вздохнул. Домой все-таки хочется, если бы еще можно было вернуться в прошлое и что-то в нем изменить…