Перевернутый полумесяц

Под прикрытием арамейского Тавра

У наименования «Тавр» нет ничего общего с латинским существительным «бык». Хорошо, что узнаешь об этом своевременно, а то заподозрил бы римлян в буйстве фантазии, допущенном при марше от Соленого озера на юг, во время которого путь им преградили горы.

Выглядят они импозантно, закрывая огромным телом своим горизонт от края до края. Дугой выгнутый хребет поднимается в заоблачные выси, голова угрожающе склонена — ну-ка, подойди, посмотрим кто кого. Один рог, Демиркасык, высотою три тысячи девятьсот десять метров, торчит в восточной части горизонта, второй, именуемый Медедсиз, на три с половиной сотни метров ниже, грозит с юга. Несмотря на все это, от аналогии с быком приходится отказаться, Тавр есть Тавр, что на древнеарамейском означает «кряж». По-турецки — Торос.

Мы сейчас находимся там, где хребет встал плотной стеной, оставив в ней лишь узкую щель, где отвесные склоны его угрожают смести с лица земли каждого, кто попытается пробиться сквозь них, отыскать путь на другую сторону, к морю. И поскольку щель единственная в горах, она стала путем классическим, путем единственным, по которому, если так можно сказать, шагала история. Хетты двигались по нему скопом. Но двигались по нему и отдельные выдающиеся личности: Ксеркс, Дарий, Александр Великий, багдадский владыка Харун ар-Рашид во главе своих войск, Готфрид Бульонский со своими крестоносцами.

Кроме шоссе, в щель протиснулась и железная дорога, напоминающая о планах вильгельмовской Германии относительно Среднего Востока, одно из щупалец спрута, прославившегося под названием «Дранг нах Остен». Сразу же за Тавром щупальце раздваивается, достигая с одной стороны Дамаска, с другой — Багдада, от которого всего один прыжок до Персидского залива. И до Индии.

Железная дорога одноколейная. Будь, однако, осторожен, иностранец, пытающийся отнестись к ней пренебрежительно! Она несет гордое название «Симплон — Ориент — Таурус экспресс», она связывает Европу с Азией и вызывает почтение своей длиной — шесть тысяч сто девяносто два километра от Парижа до Багдада. К Чифтехану, в места, где долина чуть расширяется и, украсившись несколькими тополями, позволяет виноградникам разместиться на своих склонах, согласно карте и расписанию поезд прибывает на четвертый день, проделав путь в четыре тысячи триста семьдесят километров. Дважды в неделю проносится он здесь, и пассажиры поезда предвкушают, как за этими горами они, наконец, увидят Средиземное море.

И все же есть в этом железном позвоночнике что-то романтическое! Кроется в нем чудо безмятежного времяпрепровождения. В течение целых шести дней пассажир копит в себе впечатления невероятно длинного пути.

Невероятно длинного?

Пассажир нашего времени может увидеть разлапистые кроны багдадских финиковых пальм и сверкающую ленточку Тигра спустя одиннадцать часов с того момента, как простится с Эйфелевой башней.

Очутившись в воздухе, он даже не подозревает, что существует на земле заведение со столь заманчивым и многообещающим названием, как «Симплон — Ориент — Таурус экспресс»…