Перевернутый полумесяц

Читать, писать…

Спустя три четверти года после того, как были разобраны в столице баррикады, ливанцы рассказывали нам о неразберихе, царившей тогда в стране. Многие не знали, за что же они, собственно, борются. Кто против кого воздвигает баррикады. Под предлогом «революции» кое-кто сводил личные счеты. Действовали подкупленные террористы. В трамваях взрывались бомбы, отрывая ноги людям, которые, ничего не подозревая, ехали на работу…

В жилище, где Мухаммед и Самир обо всем этом нам рассказывали, все было по-арабски. У дверей мы сняли обувь и уселись на подушки, разбросанные по коврам из козьей шерсти. В нише лежала стопка книг, прогрессивные журналы, марксистская литература.

— Когда я вступил в партию, я не умел ни читать, ни писать, — сказал Мухаммед. — Тогда мне было восемнадцать лет. Товарищи мне сказали: если ты хочешь вести политическую работу, то прежде всего должен научиться читать. И дали мне букварь… Что? Обязательное школьное образование в Ливане? Ну что вы! Об этом у нас уже очень давно говорят и пишут, а дети по-прежнему остаются неграмотными.

Мухаммед ушел в новую деятельность с головой, работал с юношеским пылом.

— Еще немного, и он стал бы левым уклонистом, — засмеялся Самир. — До этого он привык говорить, что нет бога, кроме аллаха. А в один прекрасный день он на собрании заявил, что нет бога, кроме Маркса.

— Ну, это давно было, с этим я уже расстался, — прервал его Мухаммед и вытащил из ниши в стене заграничный паспорт, похваляясь иракской визой. Ирак был его политической школой, там он работал в подполье, боролся против режима Нури эс-Саида, был арестован и приговорен к пожизненному заключению. Но ему удалось бежать и вернуться в Ливан.

На стенах были развешаны изображения, которые мы и не предполагали встретить у человека, еще несколько лет назад не умевшего ни читать, ни писать: советский спутник; Московский университет, Ленин в Смольном; Афиф Бизри, начальник сирийского генерального штаба; Халид Бакдаш, генеральный секретарь Компартии Сирии.

— А это Фаржалах Хелуа, генеральный секретарь нашей партии, — произнес Самир. — Несколько месяцев назад террористы похитили его и увезли в Сирию, с тех пор мы не знаем, что с ним.

Потом Мухаммед встал и, пошарив за шкафом, вытащил оттуда обоюдоострый топор и крепко стиснул его короткое топорище. А затем подал топор нам, чтобы мы хорошенько его разглядели.

— До самого 1958 года мы дома не смели к нему прикоснуться. Это была семейная реликвия со времен средневековья, память о предках, освященная именем аллаха. Но когда в прошлом году во время революции фалангисты начали в нас стрелять, отец вытащил его и отдал мне. Аллах аллахом, сказал он, а топор возьми. Что с ним делать, сам знаешь!