Первая жена

Глава 16. День Х

Артем

Я наблюдаю за тем, как Майя сюсюкает с дочкой в больничной палате.

Она обнимает малышку, шепчет ей на ухо всякие ласковости, а та трясется как осиновый лист и, кажется, все понимает. Хотя мы не говорили Полине, что сегодня ее будут оперировать. Как такое объяснишь ребенку?

Я не знаю, как повернется дело, поэтому не захотел оставлять Майю одну в такой день.

Наблюдаю за тем, как она обнимает дочку, и сердце будто трет наждачкой.

Я кристально ясно понимаю, что это не моя малявка сейчас сидит на больничной койке, к матери жмется, худыми ручками ее обнимает. А жалко мне ее аж до дрожи. И ее, и Майю…

Смотрю на них и диву даюсь, как я вообще смел думать, помогать им или нет?

Тут реально вопрос жизни и смерти, а не какой-то там сраной шубы, которая на хрен никому не нужна.

Все всерьез.

Я теперь искренне не понимаю всего того, что натворил, когда Майя пришла ко мне просить помощи. Она ведь была до обморока напугана тем, что может случиться с дочкой. А я ее грязью облил, заставил прилюдно извиняться…

Та сцена, когда Майя при всем честном народе клеймит себя блядью, до сих пор мне поперек горла.

Она ведь тогда абсолютно беззащитная ко мне пришла, а я раздавил ее катком своих обид. Морально уничтожил и посчитал, что так надо. А ведь Майя пошла на это все из реального, животного страха за дочь. Скажи я ей выйти голой на публику, она, вероятно, и это сделала бы, потому что готова была на все, лишь бы вылечить Польку, которая вообще ни в чем не виновата.

Я всего несколько дней с ними побыл, увидел, насколько Майя любит дочку, и все мне про нее стало ясно.

Не кукушка… Очень ответственная мать, любящая. Уважаю в ней это качество.

Нельзя мне было тогда так жестоко с ней. Пусть не я папка, но это ж живое дите. Надо было сразу сообразить, в каком Майя была отчаянии и что стояло на кону. Теперь совесть мучает, хотя ей не признаюсь, конечно. Смотрю на них, и самому себе язык откусить хочется за все те мерзкие слова, что тогда сказал бывшей жене, за то, как себя с ней повел.

Хорошо, что я все-таки включился в эту историю, обеспечил Полине лучшее лечение, какое смог. Иначе даже не знаю, что было бы.

Неожиданно в комнату входит женщина-врач в белом халате.

— Здравствуйте, я ваш анестезиолог, — представляется она.

Майя тут же оставляет дочку, выходит вместе с врачом в коридор — обговорить нюансы предстоящей операции.

Я иду следом, хотя я тут больше как группа поддержки. Свою роль уже выполнил.

Краем уха слушаю, как Майе объясняют, какого типа будет наркоз, сколько будет действовать и как долго малышка будет отходить. Сам же слежу, чтобы Майе не сделалось плохо.

Мне, если честно, самому уже хреново дальше некуда.

Представить не могу, как крошку Польку положат на операционный стол. А главное — что я буду делать, если все пойдет по хреновому сценарию.

Дальше все происходит очень быстро.

Полину увозят на каталке, а Майя замирает в коридоре, перед входом в операционный блок.

— Пойдем, — тяну Майю за руку.

— Куда? — спрашивает она.

При этом делает большие глаза.

— В отель, — пожимаю плечами. — Или хочешь, по городу погуляем. Хотя, как по мне, то лучше в номер. Закажем еду, посмотрим какой-нибудь фильм, немного отвлечемся. Всяко лучше, чем ждать здесь.

— С места не сдвинусь, — вдруг заявляет Майя.

— Ты не слышала анестезиолога? Операция будет длиться несколько часов. Ты всерьез хочешь провести это время в коридоре? Тебе все равно сразу позвонят, как все закончится, зачем…

— С места не сдвинусь, — повторяет Майя упрямо. — Мое место здесь.

На это мне остается лишь пожать плечами. Как оказалось, Майя — упрямейшее создание, когда дело касается дочки.

— Иди, если хочешь, — говорит она.

При этом цепляется за мою руку. Будто на самом деле не верит, что я уйду.

Не то чтобы я собирался… Если ее место здесь, значит и мое тоже.

— С тобой буду, — обещаю ей.

Отчетливо слышу вздох облегчения. Я нужен ей!

Артем

Я сижу рядом с Майей на банкетке в коридоре. Ждем завершения операции.

Постепенно Майя совсем деревянеет. Смотрит в окно, а точнее в одну точку на подоконнике, и практически не двигается, даже, кажется, дышит через раз, чем изрядно меня пугает.

Я испробовал все что мог, чтобы ее отвлечь.

Три раза предлагал ей кофе.

Четыре раза выпить воды.

Пару раз пытался сманить Майю в местный кафетерий, чтобы перекусить…

Чую, еще одно предложение с моей стороны, и буду послан в жопу или даже на хуй.

Майя так не выражается, конечно.

Она деликатная не в меру, этим в свое время также меня привлекла. Я ведь матерщинник, а она…

«Артем, у меня от твоих ругательств уши сворачиваются в трубочку».

«Артем, так нельзя разговаривать с людьми…»

И так далее и по тому же месту.

Как школьника меня отчитывала, и пофиг, что я старше почти на семь лет.

Вежливая и интеллигентная не в меру, хотя мы оба выросли в детдоме. Правда, я туда был сдан с рождения, а она попала в шесть лет, когда погибли ее родители. Наверное, поэтому Майя в разы мягче, чем я. Видно, ее до шести лет как-то по-особенному растили, носились с ней как с писаной торбой, раз в результате получилось такое чудное чудо.

И вот сидит мое чудное чудо с искусанными от волнения губами. Кожа бледная, даже, кажется, серая. Дышит тяжело, в одну точку смотрит. А я…

А я ни хрена с этим сделать не могу.

Чувство абсолютной, тотальной беспомощности зашкаливает.

Нет ничего хуже, чем когда твой близкий человек страдает, а ты ни хрена не можешь с этим сделать. Майя ведь мне самая близкая… Кроме нее, по сути и не было никого, потому что никого так глубоко в душу не пускал. Инесса не в счет, потому что и близко не было с ней таких отношений, как с первой женой.

У меня уже начинается от всего этого нервная почесуха.

Главное — спросить ни у кого ничего нельзя. А уточнять, когда должна закончиться операция, вообще, как оказалось, плохая примета.

Живем в двадцать первом веке, телефон давно заменил компьютер, люди в космос летают, на Луне участки покупают, а мы до сих пор в приметы верим, сука.

— Май, ты как? Порядок? — спрашиваю у нее.

— Ага, — кивает она и снова поворачивается к окну.

Говорить с ней сейчас — абсолютно бесполезное занятие.

Ответит и снова давай кусать губы да мять в ручку сумочки. А взгляд у нее какой… Как у испуганной косули, на которую направили винтовку.

Я присаживаюсь ближе, осторожно обнимаю ее за талию, прикасаюсь губами к макушке. А она едва замечает.

Чувствую, как от нервного перенапряжения ее начинает трясти, и мне уже хочется биться лбом об стену.

Кажется, проходят дни, прежде чем перед нами возникает медсестра.

Майя вскакивает, смотрит на нее умоляющим взглядом. Я тоже, понятное дело, встаю рядом с ней.

Медсестра сообщает:

— Операция прошла успешно, Полину перевели в палату интенсивной терапии.

После этого известия я с шумом выдыхаю и буквально ловлю Майю, потому что от резкого облегчения она чуть не падает в обморок.

Артем

Следующие несколько дней, пока Полина находится под пристальным вниманием врачей, мы с Майей практически не разлучаемся.

После удачной операции Майя буквально ожила. Дышит энергией, позитивом, лучится хорошим настроением. Она — будто прежняя девятнадцатилетняя девчонка, которая так понравилась мне когда-то.

Ей разрешают приходить днем, проводить с девочкой несколько часов.

Я каждый раз привожу ее сюда лично. Наверх не подымаюсь, потому что у них там стерильность, и к малявке пускают только мать. Но и в стороне от всего не остаюсь. Не ухожу, жду Майю в кафетерии. Сижу с ноутбуком, разгребаю срочные дела.

Вот и сегодня привожу ее в клинику, обнимаю, прикасаюсь губами к губам, как всегда делаю, прежде чем она уходит.

— Ну что, я пойду? — спрашивает Майя, легко сжимая мою ладонь.

— Ага, давай, — киваю. — Скажи ей там, что я передавал привет, ладно? Кукольный домик ее ждет, скучает. И остальные игрушки…

Коих мы с Майей для нее накупили уже прилично. Майя ей каждый день показывает новые фото, чтобы подбодрить.

— Хорошо.

Майя мне улыбается и уходит. При этом оглядывается, тепло смотрит.

А я балдею, мне от ее взгляда делается просто прекрасно.

Не двигаюсь с места, пока силуэт Майи не исчезает за поворотом. Потому что ну невозможно же уйти, когда она в поле зрения. Такая красивая, нежная… Родная. Я будто врос в нее, единым целым с ней стал. Даже на расстоянии чувствую ее, безумно скучаю, все время видеть хочу и таю от любого знака внимания. Хоть поцелует, хоть даже просто посмотрит ласково, прикоснется — мне все в кассу, от всего балдею. Только сейчас понимаю, как дико мне этого не хватало.

«Я люблю тебя!» — хочу крикнуть ей вслед. И побоку, что в холле больницы полно народа.

За последние несколько дней мы с Майей успели не раз заняться сексом, каждый вечер лежали в обнимку, поговорили, кажется, обо всем. Про бизнес ей рассказал, про Польку послушал. Узнал про ее работу во фрилансе, поведал про свои планы.

Об одном ни хрена не поговорили. О треклятых, мать их так, чувствах.

Не знаю насчет нее, а у меня к ней эти чувства огромные просто.

Когда это произошло?

Когда я в нее заново так сильно влюбился?

В день операции Поли? Или когда мы с Майей ходили к доктору на консультацию? Когда трахал ее в своем ресторане в гримерке?

Все неправда. Все чушь!

Потому что не было за последние годы ни дня, когда бы я ее не любил.

И по херу, что развелись.