Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
В танковой бригаде не приходится тужить.
У же через месяц после начала войны стало понятно, что наполеоновским планам формирования 29 мехкорпусов не суждено воплотиться в реальность. Большая часть довоенного танкового парка РККА уже была потеряна в отчаянных попытках если и не остановить, так хоть притормозить отлаженную военную машину «тысячелетнего рейха». Перспективы на резкое увеличение поставок от промышленности выглядели безрадостно — многие заводы к этому моменту ехали на восток, другим еще предстояло погрузиться в вагоны. К тому же лето 41-го ясно показало, что в РККА мало не только новых танков, но и командиров, способных эти танки правильно использовать.
«…Много было недочетов, допущенных непосредственно командирами механизированных частей и соединений, к таковым касается:
Штабы мехкорпусов, танковых дивизий, танковых полков еще не овладели должными навыками оперативно-тактического кругозора, они не смогли делать правильные выводы и полностью не понимали замысла командования армии и фронта.
Командный состав обладает недостаточной инициативой.
Ее были использованы все средства подвижности, которыми обладают мехчасти.
Ее было маневренности — была вялость, медлительность в выполнении задач.
Действия, как правило, носили характер лобовых ударов, что приводило к ненужной потере материальной части и личного состава, а это было потому, что командиры всех степеней пренебрегали разведкой.
Неумение организовать боевые порядки корпуса по направлениям, прикрывать пути движения противника, а последний главным образом двигался по дорогам.
Ее использовались средства заграждения, совершенно отсутствовало взаимодействие с инженерными войсками.
Ее было стремления лишить (противника) возможности подвоза горючего, боеприпасов. Засады на главных направлениях действия противника не практиковались.
Действия противника по флангам привели к боязни быть окруженными, тогда когда танковым частям нечего бояться окружения.
Не использовались крупные населенные пункты для уничтожения противника и неумение действовать в них.
Управление, начиная от командира взвода до больших командиров, было плохое, радио использовалось плохо, скрытое управление войсками поставлено плохо, очень много тратится времени на кодирование и раскодирование.
Исключительно плохо поставлена подготовка экипажей в вопросах сохранения материальной части, имели место случаи, когда экипажи оставляли машины, имеющие боеприпасы, были отдельные случаи, когда экипажи оставляли машины и сами уходили.
Во всех частях и соединениях отсутствовали эвакуационные средства, а имеющиеся в наличии могли бы обеспечить мехкорпус и танковую дивизию только в наступательных операциях.
Личный состав новой техники не освоил, особенно КВ и Т-34, и совершенно не научен производству ремонта в полевых условиях. Ремонтные средства танковой дивизии оказались неспособными обеспечить ремонт в таком виде боя, как отход.
Большой процент комначсостава задач не знал, карт не имел, что приводило к тому, что не только отдельные части, но и целые подразделения блуждали.
Технических средств замыкания в мехкорпусе еще в мирное время не имелось, и этому вопросу в подготовке уделялось совершенно мало внимания.
Существовавшая организация тылов исключительно громоздка, пом. командира по технической части вместо работы с боевой материальной частью, как правило, оставлялся во втором эшелоне с тылами. Тылы необходимо сократить, оставив в мехкорпусе только средства подвоза горючего, боеприпасов и продовольствия.
Армейские СПАМы[213], как правило, не организовывались, их работой никто не руководил, отсутствие штатной организации эвакосредств приводило к тому, что эвакуация боевой материальной части, как правило, в армейском и фронтовом тылу отсутствовала.
Начальники АБТО[214] армий выполняли только функции снабжения, да и с ней полностью не справлялись. Аппарат начальников АБТО армий очень куцый и не обеспечивает управление войсками. Подбор их был сделан очень неудачно, в результате чего Начальника АБТО 6-й армии полковника Д. отстранили от занимаемой должности, как не справившегося со своей работой.
Штабы оказались малоподготовленными, укомплектованы, как правило, общевойсковыми командирами, не имеющими опыта работы в танковых частях.
Много лиц командовало мехкорпусами — фронт ставил задачи, армия ставила задачи, командиры стрелковых корпусов ставили задачи, наиболее ясно это показывает применение 1941-й танковой дивизии 22-го мехкорпуса.
Часть командиров мехкорпусов оказалось не на должной высоте и совершенно не представляли себе управления мехкорпусом.
В высших учебных заведениях (Академии) таких видов боя, с которыми пришлось встретиться, никогда не прорабатывалось, а это явилось большим недостатков в оперативно-тактическом кругозоре большинства комначсостава»[215].
Танк Т-34 из состава 32-й танковой дивизии, оставленный в г. Львов в районе мон. Св. Онуфрия. Машина имеет явные следы боевых повреждений. Та же машина, что и на с. 124.
Осенью 41-го уже не оставалось никакой возможности ждать, пока «штабы овладеют навыками оперативно-тактического кругозора», а «командиры окажутся на должной высоте». Воевать требовалось здесь и сейчас. Поэтому оставшиеся (по большей части на бумаге) мехкорпуса были «разобраны» на танковые дивизии, а моторизованным стрелковым дивизиям предстояло сдать свой многочисленный (опять же на бумаге) автотранспорт в распоряжение высшего командования и стать обыкновенными стрелковыми дивизиями. Но и дивизионная структура (хотя бы ослабленного, по сравнению с довоенным, июльского штата) не стала для бронетанковых войск основной. Даже расформирование мехкорпусов не могло решить непрерывно обострявшейся проблемы нехватки матчасти — по данным на первую декаду августа потребность Красной армии в танках и бронеавтомобилях составляла: танков КВ — 2997 шт., танков Т-34 — 7541 шт., танков Т-50 и Т-60 — 5747 шт., бронеавтомобилей — 4303 шт.; в то же время поступление танков и бронемашин с заводов промышленности на период с августа до конца 1941 г. ожидалось в объеме 1530 танков КВ, 3260 танков Т-34, 580 танков Т-50, 10 000 танков Т-60, 1800 бронеавтомобилей. Сложившееся положение не внушало оптимизма:
«Таким образом, при условии полного выполнения плана заводами промышленности, потребность армии в танках и бронеавтомобилях (без учета потерь) может быть удовлетворена в следующие сроки (ориентировочно):
а) По танкам (КВ и Т-34) — 10–11 месяцев.
б) По бронеавтомобилям — 11 месяцев»[216].
Разобранный для ремонта и оставленный при отходе в парке Т-34 из состава 32-й танковой дивизии, г. Львов, Лычаковская ул., «Казармы на Яловце».
Становым хребтом танковых войск на ближайшее время должны были стать бригады и отдельные батальоны. По штату от 23 августа 1941 г. танковая бригада представляла собой уменьшенное, в соответствии с возможностями промышленности, полноценное мехсоединение в составе одного танкового и одного моторизованного стрелкового полков, истребительно-противотанкового и зенитного артдивизионов, отдельной разведроты и подразделений обеспечения. Танковый парк бригады, сосредоточенный в танковом полку в составе одного батальона тяжелых и средних и двух батальонов малых танков, состоял из 7 КВ, 20 Т-34 и 65 малых танков (или же БТ и Т-26) — всего 92 танка. Меньшие размеры вновь предложенного самостоятельного мехсоединения (по сравнению с предшествовавшими мехкорпусами и танковыми дивизиями) должны были облегчить управление им[217].
Однако и планам создания облегченных самостоятельных мехсоединений не суждено было сбыться — уже через 20 дней, 13 сентября, для танковых бригад был принят новый штат. Моторизованный стрелковый полк упразднялся, вместо него оставался мотострелковый батальон. В танковом полку оставалось два батальона (упразднялся один из батальонов малых танков), а танковый парк (7 КВ, 22 Т-34 или Т-50, 32 Т-40 или Т-60) сокращался до 61 танка. Мехсоединение, называвшееся «бригадой», по сути дела съежилось до размеров полка (три батальона), и ожидать от него сколько-нибудь успешных самостоятельных действий уже не приходилось. Тем не менее пропорционально усыханию размеров соединения упрощалось и управление им, что в условиях острейшего дефицита грамотных командиров было весьма немаловажно.
Однако простое «понижение уровня» танковых соединений не решало, да и не могло решить всех проблем — а вдобавок еще и порождало новые. И в этом советскому командованию пришлось убедиться очень скоро.
Первым серьезным испытанием для новых «инструментов» стала битва за Москву. В операции «Тайфун» были задействованы три танковые группы из четырех имевшихся у Рейха. 30 октября начала наступление 2-я танковая группа Гудериана, 2 октября пришли в движение и главные силы группы армий «Центр». Попытка командования Западного фронта остановить прорывающуюся группировку контрударом во фланг успеха не имела.
«Прорыв был осуществлен с неожиданной легкостью 2 октября, при сухой погоде. 8-й авиационный корпус вновь оказал наземным войскам эффективную поддержку. Сопротивление противника на участке прорыва танков было менее упорным, чем мы ожидали. Танковые части 56-го танкового корпуса быстро прорвались через лесистый район вдоль реки Вопь, на полпути между Новоселками и Холмом. Упорные бои развернулись юго-западнее Холма. Сюда с юга подошла танковая бригада русских, которая сражалась не на жизнь, а на смерть. Эти бои задержали форсирование Днепра. На 4 октября 6-я и 7-я танковые дивизии прорвались по уцелевшим мостам на восточный берег, подавили сопротивление противника и повернули на Вязьму. 6 октября 7-я танковая дивизия вышла на автостраду и оказалась в тылу противника, слишком поздно начавшего отход на восточный берег Днепра. 7 октября 10-я танковая дивизия 4-й танковой группы соединилась в районе Вязьмы с левофланговым полком 7-й танковой дивизии»[218].
Танковая бригада, удостоившаяся столь высокой оценки Германа Гота, на самом деле была не одна: в состав оперативной группы Болдина входили 126-я, 128-я и 147-я танковые бригады, а также 15-я стрелковая, 45-я кавалерийская и 101-я моторизованная дивизии. Всего в этих частях имелся 241 танк, из которых к новым типам относились только 16 КВ и 19 «тридцатьчетверок». Отчаянное сопротивление танкистов помогло выиграть драгоценные часы и дни, но совершить чудо им не удалось — кольцо вокруг частей Западного и Резервного фронтов замкнулось. Теперь судьба Москвы решалась на считаных километрах осенних дорог. У советского командования были резервы, была возможность переброски войск с тех участков фронта, где противник ослабил натиск. Но требовалось, чтобы кто-то выиграл время для того, чтобы на пути немецких войск снова возникла «тонкая красная линия». И танковые бригады были как раз теми, кто мог оперативно выдвинуться в предполье новой линии обороны и задержать направленные на Москву смертоносные удары немецких танковых клиньев.
Как правило, говоря об октябрьских боях, чаще всего вспоминают действия 4-й танковой бригады Катукова. И действия бригады, ставшей после этих боев 1-й гвардейской, этого и в самом деле заслуживают. Ставшая ее противником немецкая 4-я танковая дивизия с начала наступления 30 сентября по 3 октября прошла 240 км. После вступления в бой с танкистами 4-й танковой бригады темп немецкого наступления заметно снизился — 35 км от Орла до Мценска немцы преодолевали неделю. За это время спешно созданный 1-й особый гвардейский стрелковый корпус успел развернуться на новом оборонительном рубеже.
Командир 4-й танковой бригады М. Е. Катуков, в октябре 1941 г.
История боев 4-й танковой бригады сама по себе вполне достойна отдельной книги. Мы надеемся, что такая книга вскоре будет издана (а точнее, переиздана) в данной серии. Пока же ограничимся цитированием доклада подчиненных Гудериана из немецкой 4-й танковой дивизии.
«В наших сражениях 4—я танковая дивизия часто сталкивалась с тяжелыми русскими танками. Вначале они попадались редко и могли быть остановлены сконцентрированным артиллерийским огнем или обойдены. В немногих особенно удачных случаях одиночные тяжелые танки были уничтожены прямым попаданием артиллерии.
После взятия Орла русские впервые стали применять тяжелые танки массово. В некоторых столкновениях доходило до очень тяжелых танковых боев, потому что русские танки уже больше не давали возможности останавливать себя артиллерией.
Впервые в ходе компании на Востоке в этих сражениях было ощутимо абсолютное превосходство русских 26- и 52-тонных танков над нашими Pz.Kpfw.III и IV.
Русские танки обычно выстраиваются полукругом, уже с дистанции 1000 м открывают огонь по нашим танкам из своих пушек калибра 7,62 см, которые сочетают невероятную пробивную силу и высокую точность.
Наши танковые пушки 5 см Kw.K могут пробивать только уязвимые точки в весьма специфических благоприятных положениях на очень малых дистанциях до 50 м. Наши танки подбиваются уже на дистанциях более нескольких сотен метров. Много раз броня наших танков была пробита или Pz.Kpfw.III и IV теряли свои командирские башенки уже после первого удачного попадания. Это доказывает, что броневая защита недостаточна, схема установки командирских башенок на наших танках несовершенна, а точность и пробивная сила русских танковых пушек 7,62 см высоки.
В дополнение к превосходящей эффективности оружия и более мощной броне 26-тонный танк Кристи (Т-34) быстрее и маневреннее, механизм поворота его башни обладает очевидным превосходством. Широкие гусеницы этого танка позволяют преодолевать броды, которые не могут быть преодолены нашими танками. Удельное давление на грунт несколько лучше, чем у наших танков, и, невзирая на больший вес русского танка, он может проходить те же мосты, что и наши танки.
Также заслуживает внимания исключительный дизельный двигатель. При движении из Глебова в Минск не было ни одного русского танка, который был бы поврежден из-за механической неисправности. Для сравнения, около 20 танков из одного только нашего 35-го танкового полка были оставлены стоящими на том же отрезке пути из-за механических неисправностей. Конечно, следует сознавать, что русские танки были достаточно новыми.
Специфическое преимущество наших танков связано с лучшей видимостью из них благодаря командирской башенке.
Имеющиеся факты и, кроме того, впечатление, что русские знают о техническом превосходстве их бронетанковых сил, должны быть своевременно проработаны, чтобы избежать вреда, наносимого нашим танковым войскам.
Ранее присущие нашим атакам энергия и высокий боевой дух начнут ослабевать и будут утрачены из-за чувства неполноценности. Экипажи знают, что они могут быть подбиты вражескими танками на большой дистанции, а сами могут оказать лишь минимальное воздействие на вражеские танки, невзирая на наличие специальных боеприпасов применяемых на близком расстоянии.
Танк Т-34 из состава 8-й танковой дивизии, оставленный при отходе, г. Жовква Львовской области.
Т-34 с немецкими опознавательными знаками. 1941 г.
Борьба с русскими танками при помощи 8,8-см зенитных орудий или 10-см пушек не может быть достаточна сама по себе. Оба типа орудий весьма громоздки в сравнении с быстрыми танками и в большинстве случаев уже бывают обнаружены, взяты под огонь и уничтожены еще при попытке выйти на огневую позицию. Только в одном из танковых столкновении, имевшем место между Орлом и Мценском, два 8,8-см орудия и 10-см пушка (все использованные тяжелые средства обороны) были расстреляны и подавлены. Кроме того, эти большие, как амбарные ворота, незащищенные орудия представляют собой слишком крупную и легкую добычу.
Исходя из этого опыта, наши танковые силы опять должны быть улучшены в самое короткое время, чтобы сегодняшние германские солдаты не оказывались перед лицом тяжелых танков с теми же примитивными методами, как в 1917 или 1918 г.
Основываясь на том факте, что все уничтоженные танки Кристи были новыми, можно сделать вывод, что русские, сознающие свое преимущество, уже начали массовое производство этих тяжелых танков и, как можно ожидать, к весне 1942 г. будут располагать ими в большом числе.
Для противодействия тяжелым русским танкам на рассмотрение выносятся следующие детализированные предложения:
I) разработать наступательные виды вооружения для борьбы с тяжелыми танками;
a) Помимо иных модернизаций, для скорейшего улучшения ситуации немедленно произвести копии русского 26—тонного танка, а также использовать захваченные неповрежденными 26- и 52-тонные танки. Для каждого танкового полка нужна одна рота.
b) Установить русскую 76-мм танковую пушку на Pz.Kpfw.IV, даже если потребуется отказаться от дополнительного бронирования, усиливающего защиту командира, и спаренного башенного пулемета.
c) Создать 10-см самоходное противотанковое орудие. Не менее шести орудий нужны для каждого танкового полка.
d) Создать новый тип боеприпасов с улучшенной во много раз пробиваемостью.
e) В качестве немедленной чрезвычайной меры, до принятия других мер, установить на Pz.Kpfw.III 5-см противотанковую пушку, даже если это увеличит весовую нагрузку в лобовой части.
2) разработать оборонительные средства для применения против тяжелых танков:
a) Буксируемые или самоходные 10-см противотанковые орудия. Быстрое введение в действие на поле боя очень важно, с минимально возможной низкой высотой линии огня. Необходимо иметь не менее двух орудий в каждой противотанковой роте.
b) Разработать новый тип улучшенных боеприпасов.
c) Избавиться от 37—мм ПТО за счет увеличения числа 50-мм ПТО или использования русских 76—мм противотанковых орудий. (37-мм ПТО доказали свою полезность в качестве малой пехотной пушки).
d) Создать более мощную мину, которая бы выводила из строя 52-тонный танк. Как пример, четырех германских мин недостаточно для вывода из строя 52-тонного танка.
Войска знают, что эти предложения не могут быть реализованы немедленно, особенно создание нового типа танка. Но они убеждены, что, основываясь на их опыте и предложениях, в короткое время должно быть создано адекватное оружие для достижения технического превосходства при уничтожении тяжелых танков».
Схема 7. Боевые действия 18-й и 19-й танковых бригад в районе города Гжатск 9-12 октября 1941 г.
Т-34 с немецкими опознавательными знаками. 1941 г.
Если вспомнить позапрошлую главу и при этом учесть, что к началу боев за Орел и Мценск в бригаде Катукова были положенные по штату 7 КВ, 22 «тридцатьчетверки» и 26 «легких и устаревших» БТ, то становится очевидно, что применить новые танки более массировано, чем это делала 5-я танковая дивизия в Алитусе или 14-я танковая на реке Черногостница, Михаил Ефимович совсем никак не мог. Однако почему-то немецкие командиры, против которых «тридцатьчетверки» массировано применялись раньше, не писали жалостливых писем об их абсолютном превосходстве и уж тем более не требовали срочно скопировать русские танки, а до тех пор — поставить в строй трофеи.
Победный марш затормозился не только у 4-й танковой дивизии. Пока танкисты Катукова останавливали на юго-западном направлении «быстроходного Гейнца», на центральном участке фронта к Москве шли «солдаты группы „Центр“». Здесь был кратчайший путь к столице, здесь еще до начала немецкого наступления спешно строились укрепрайоны — но сами по себе окопы и ДОТы не могли остановить немецкие танки. Разменивать километры подмосковных полей, сгоревшие танки и собственные жизни на драгоценные часы и дни для походивших частей на этом участке фронта выпало трем танковым бригадам — 17-й, 18-й и 19-й.
«Вновь сформированная 19-я танковая бригада 9 и 10 октября 1941 года прибыла в район город Можайск.
К 13.00 11.10.41 года бригада в составе 3 эшелонов: танковый полк, разведрота и МСПБ[219], сосредоточилась в районе лесов к северу от Батюшково.
В 13.00 11.10.41 бригада получила приказ командующего Можайской группой генерал-лейтенанта Калинина захватить Гжатск.
В это время другие три эшелона бригады: тылы и подразделение обеспечения только что разгружались. Бригада получила задачу совместно с группой генерал-майора Щербакова наступать на Гжатск. Состав группы генерала Щербакова определялся около 3.500 хорошо вооруженных бойцов, впоследствии оказалось, что никакой группы в 3.500 бойцов не было, а была группа в сотню задержанных при отходе бойцов, последние к вечеру 11.10 ушли в тыл.
В результате бригада совершила атаку одна, при отсутствии карт и разведки, так как на основании приказа генерал-майора Щербакова ей было приказано вступить в бой с хода, без организации разведки, пользуясь разведданными самого генерал-майора Щербакова.
В 15.00 11.10 бригада начала наступление на Гжатск. Сломив сопротивление противника в лесу западнее Жулево, бригада продолжала развивать наступление на Куриново-Поляниново-Гжатск, бой продолжался до 20.00 (5 часов).
В 19.00 во время четырехчасового боя был получен приказ от генерал-лейтенанта Калинина перенести наступление на 8.00 12.10. С наступлением темноты бригада после боя была отведена на сборный пункт в лес северо-западнее Жулево.
В результате боя противник был выбит из занимаемых им Куриново-Поляниново и понес потери: уничтожено 15 средних танков, 2 ПТОР[220] и около роты пехоты.
Бригада понесла потери в людском составе: убито 6 чел., ранено 13 чел., пропало без вести 12 чел., потери в матчасти: подбито танков Т-34 4 шт. (эвакуированы), сожжено танков Т-34 2 шт., сожжено танков Т-40 2 шт.
12.10.41 года в 6.00 был получен приказ от генерал-майора Щербакова, половинным составом наступать в направлении Соловьево, и другой половиной бригады захватить Гжатск.
Качало наступления в 8.00. До начала наступления бригады, к рассвету 12.10 прибыли тылы бригады и матчасть стала пополняться боеприпасами и горючем. В 6.30 противник сам начал наступление. Командир бригады отдал приказ о переходе в контрнаступление, для чего семью танками Т-34 наступать в лоб, а десятью танками Т-34 обойти правый фланг и тыл противника. Подходя к Жулеву, танки были встречены генерал-майором Дрейэером, который, не зная приказа командира бригады об обходе танками правого фланга и тыла противника, отдал приказание наступать также в лоб.
В результате изменения боевого курса танков и лобовой атаки огнем противника были выведены из боя 8 танков Т-34 (сожжены).
Под большим натиском противника бригада стала отходить на Крюково, где была организована оборона, с целью прикрыть отход бригады, на рубеже Крюково бригада второй раз перешла в контрнаступление, но ввиду превосходящих сил противника была оттеснена.
Силы противника: до полка мотопехоты, до сорока танков, два дивизиона тяжелой артиллерии, кроме минометной и противотанковой батарей. В результате боя бригада понесла потери: в людском составе: убито 22 чел., ранено 45 чел., пропало без вести 253 чел., потери в матчасти: сожжено танков Т-34 11 шт., сожжено танков Т-40 9 шт., взорвано ПТОР — 1 шт. БА-10 — 1 шт.
Потери противника: уничтожено средних танков 11 шт., ПТОР 2 шт., рота пехоты, повреждено 2 средних танка.
13, 14, 15, 16 октября бригада боев с противником не имела.
В 16.00 16.10 бригада (МСБ — 253 чел, танков Т-34 — 3 шт, танков Т-40 — 13) получила задачу по обороне западной окраины города Можайск.
В 7.30 17.10 бригаде было приказано штармом 5 уничтожить прорвавшегося противника в направлении: Гудковская дача — Псарево — с. Бородино, начало наступления было задержано ввиду не подготовки арт. огня.
В 11.30 части бригады начали атаку согласно поставленных им задач. В результате атаки были убиты командир танкового батальона и командир танковой роты, сожжены 2 танка Т-34 и 3 танка Т-40, МСБ вел бой сев. зап. Куракино.
Потери противника: минометов 3, арт. орудия 3, станковых пулеметов 3.
18.10 части бригады в районе западной окраины Можайска три раза подвергались бомбардировке с воздуха, в результате которой было убито 5 человек и уничтожено I танк Т-34 и танк Т-40.
Противник, сосредоточив силы, повел наступление и в 18.30 18.10 занял город Можайск. Танковый полк вышел из боя последним и закрепился на рубеже Тетерево, но под сильным огнем противника, без поддержки пехоты и отсутствия связи с соседями, вынужден был отойти к Руза.
МСПБ в бог за Можайск был окружен и выходил из боя отдельными группами в разных направлениях так же на Руза, командир батальона пропал без вести.
Потери противника: средний танк 1, ПТОР 2, не менее роты пехоты. Потери бригады: убито 15 чел., ранено 30 чел., без вести пропало 150 чел., уничтожено 1 танк Т-34, 3 танка Т-40.
<…>
Вывод:
Бригада на гжатском и можайском направлениях действовала самостоятельно без поддержки пехоты, артиллерии и авиации.
Удар, наносимый противником на этих направлениях, приняла на себя.
В результате боев нанесла большие поражения гжатской группировке противника, тем самым дала возможность 16—й армии, находившейся во вражеском кольце, выйти из окружения противника.
<…>
Бригада несмотря на большие потери в личном составе и материальной части, задачу поставленную перед ней, выполнила с честью»[221].
Т-34 в зимней камуфляжной окраске. Зима 1941 г.
Схема 8. Боевые действия 18-й и 19-й танковых бригад в районе города Гжатск 9-12 октября 1941 г.
Можайско-гжатское направление было еще одной точкой на карте, где синие стрелки рвущихся к Москве танковых клиньев замедлились, натолкнувшись на короткие красные полоски занявших оборону танковых бригад. Две танковые бригады, 18-я и 19-я, сдерживали на этом участке фронта наступление двух немецких дивизий — 10-ю танковую и моторизованную дивизию СС «Дас Райх».
Причиной октябрьского «чуда» было вовсе не появление у советских танкистов каких-то новых чудо-машин с абсолютно непробиваемой броней, сверхмощной пушкой и гусеницами, позволяющими лихо мчаться сквозь осеннюю грязь быстрее, чем их немецкие оппоненты разгонялись на шоссе. Это были все те же вполне знакомые немцам Т-34, с которыми они уже не раз встречались на пути от границы — но почему-то не писали при этом столь панических докладов.
На самом же деле в боях на подступах к Москве свою роль сыграл далеко не один-единственный фактор.
Во-первых, сами немцы были уже далеко не теми, что 22 июня. И хотя поле боя почти каждый раз оставалось за ними, хотя их превосходно налаженные ремонтные службы возвращали в строй большую часть подбитых танков, общее число боеготовых машин хоть и медленно, но вполне заметно уменьшалось[222]. Утрачивалась и вспомогательная техника[223], а растянутые коммуникации еще больше ухудшали положение. Наступившая в начале октября распутица ударила по снабжению обеих воюющих сторон — вытаскивать из осенней грязи «полуторки» со снарядами было ничуть не легче, чем «опель-блицы», а возможно, что и тяжелее, если вспомнить о множестве техники повышенной проходимости в вермахте — но при этом распутица сузила у наступающей стороны возможности маневра. Если танки могли наступать и сквозь грязь, то грузовики с пехотой и тягачи с артиллерией при этом оставались где-то позади. Пытаться же буксировать их танками можно было лишь на небольшие расстояния — и в любом случае это значило вырывать танки из боя и тратить на буксировку их и без того изрядно выработанный моторесурс. Плохая погода и перебои со снабжением ослабили также другой немецкий противотанковый «козырь» — авиацию. И если летом 41-го вермахт мог с нарочитой легкостью обыгрывать русских, ловко подставляя под «ножницы» русских танковых атак «камень» противотанковой обороны, то в октябре этот номер проходил уже с ощутимым трудом.
Во-вторых, и мы стали другими. Постановлением правительства № 1749-756 от 25 июня 1941 г. отправка танков с заводов промышленности должна была производиться только в составе сформированных, укомплектованных личным составом и матчастью сколоченных маршевых рот. Для обеспечения этого при заводах создавались учебные батальоны и роты. Танкистов для Т-34 готовили 20-й отдельный учебный танковый батальон при заводе № 183 в Харькове и 21-й при Сталинградском тракторном заводе. Многим из получавших новую технику танкистов довелось уже побывать в боях — и теперь им выпала возможность достойно отблагодарить немецких «учителей» за полученные уроки.
Были еще и «в-третьих», и «в-четвертых», и «в-пятых»… и все они, сложившись, привели в итоге к тому, что в октябре 1941 г. вместо последнего победного марша к порогу советской столицы танковая элита Рейха увязла в «очень тяжелых танковых боях», где «русские танки уже больше не давали возможности останавливать себя артиллерией».
Это не было чудом — враг по-прежнему был опытен и силен, а советским бойцам и командирам остро не хватало ни первого, ни второго. По-прежнему с удручающей регулярностью происходили случаи «неправильного использования танковых частей». Танки без разведки, без поддержки пехоты и артиллерии шли в атаку, застревали в болотах, подрывались на своими же частями выставленных минах, худо-бедно эвакуировались, зачастую под вражеским огнем, ремонтировались и снова шли в бой.
Тогда, осенью 41-го, еще никто не мог сказать, что самое страшное уже позади. Немцы по-прежнему рвались вперед, раз за разом прорываясь через тонкую цепочку советских полков и дивизий. А затем их снова останавливали, контратаковали, отчаянно цепляясь за каждый метр уже замерзшей и присыпанной снегом земли.
22 ноября 1941 г. командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок заявил, что «создалось такое положение, когда последний батальон, который может быть брошен в бой, может решать исход сражения»[224]. Фельдмаршал ничуть не кривил душой — в тот момент на фронте дрались дивизии, по числу бойцов порой уступавшие штатно укомплектованному батальону[225]. 30 ноября эсэсовцы из моторизованной дивизии «Дас Райх» захватили подмосковный поселок Снегири. Но это были уже последние смертоносные порывы затихавшего «Тайфуна» — оставшиеся до Москвы два десятка километров немецким танкам преодолеть так и не довелось.
В начале декабря советское командование получило наконец возможность бросить на замершие в шатком равновесии весы не очередную горсть пополнений, а полновесную гирю свежесформированных резервных армий.
И запечатленные на фото- и кинопленке «тридцатьчетверки» в белой зимней окраске навсегда стали одним из символов первой большой, стратегического масштаба победы той войны. С полным на то правом.