Весной 1925 г. после полудня чернокожий ковбой Джордж Мак-Джанкин ехал рысцой по берегу одного из бесчисленных ар-ройос — высохшего ручья в северо-восточном углу штата Нью-Мексико, неподалеку от местечка Фолсом.
И хотя он большую часть времени смотрел под ноги, отыскивая следы затерявшейся коровы, время от времени его взгляд скользил и по другому берегу. Вдруг он увидел там что-то белое, блеснувшее в лучах солнца, похожее на кости, торчавшие из обрыва. Это было в высшей степени странно, и ковбой остановился, чтобы разглядеть их. В этот момент, говорит Хиббен, «значительная часть нашей древней истории повисла в воздухе»1. Если бы этот простой ковбой не был любознательным и не слез с коня, чтобы рассмотреть эти кости вблизи, то, кто знает, сколько бы еще прошло времени, прежде чем в Северной Америке обнаружили следы охотника ледникового периода.
Но он был любознательным. Ковбой вскарабкался на обрыв, вытащил нож и стал откапывать кости. При этом ему сразу бросился в глаза кремневый наконечник, такой длинный и так тщательно обработанный, каких он до сих пор не видел, а с наконечниками индейских стрел он был знаком, ибо многие из них валялись на земле его фермы. Ковбой еще больше удивился, когда под ножом от твердой почвы отделилась целая кость, какой он еще не видел; казалось, она принадлежала быку, но это было невероятно, она была много толще. Подумал ли ковбой о взаимосвязи между наконечником и побелевшей костью? Конечно, он не догадался, что сделал самое значительное открытие в североамериканской древней истории. Он еще немного покопал, положил несколько осколков костей в сумку, поискал пропавшую корову и отправился домой, ибо становилось уже прохладно.
Нам не известно, как распространилось известие о его находке. Во всяком случае, еще тем же летом о ней услышал Дж. Д. Фиггинс, директор Колорадского музея естествознания в г. Денвере. Он и опознал кости, которые были ему высланы. Ковбой был прав они были необычны. Кости принадлежали бизону, вымершему около 10 000 дет назад и имевшему в отличие от бизонов, на которых охотился индеец в «Буффало билл», длинные вытянутые рога и значительно большие размеры; это был Bison taylor, или, как его называют в наши дни зоологи, Bison antiguus figginsi.
Вместе с этими костями нашли кремневый наконечник; но действительно ли с ними, в том же слое? Этот факт так взволновал археологов, что уже летом 1926 г. под руководством Фиггинса были предприняты первые систематические раскопки. Нашли два наконечника и неподалеку от них, прямо у самой кости бизона, еще один наконечник с обломанным острием.
Было доказательство убедительным? Для скептиков нет.
Когда Фиггинс со своей находкой, преисполненный гордости, посетил многие музеи, чтобы показать ее специалистам, он столкнулся с недоверием. Ему противопоставили старые, но убедительные аргументы: в результате внешнего влияния оружие и кости случайно могли попасть в один слой. Ученый нашел поддержку только в Американском музее естественной истории, где ему посоветовали продолжать раскопки. Летом 1927 г. археологу повезло вновь и намного больше, чем в первый раз.
Фиггинс нашел доказательство, что оружие и скелет вымершего животного связаны друг с другом. Он оставил кремневый наконечник в том положении, в каком его обнаружил, не сдвинув ни на сантиметр, как говорят археологи «in situ»[42], и созвал коллег, чтобы продемонстрировать эту улику. Ученые поспешили к нему, ибо каждый хотел стать очевидцем единственного в своем роде открытия. Среди них был и Френк X. X. Робертс-младший, известный антрополог. Он был с Киддером на ежегодной конференции в Пекосе, когда получил телеграмму. Находка сразу убедила ученого, и он попросил приехать Киддера, который позже сообщил:
«Прибыв на место раскопок, я увидел директора Фиггинса, много сотрудников Колорадского музея и доктора Барнума Брауна из Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. Доктор Браун снял землю с кремневого наконечника, который теперь дал свое имя этому типу наконечников фолсомский. Мы увидели убедительное доказательство взаимосвязи оружия и костей. Наконечник торчал между двумя ребрами скелета животного»2.
По поводу типа оружия он заметил: «Мы установили, что наконечник отличался от уже известных типов наконечников, рассеянных в этой части Юго-Востока страны».
В следующем году под руководством доктора Барнума Брауна были сделаны и другие находки. На этот раз обнаружили девятнадцать фолсомских наконечников; так их стал и называть, чтобы отличать ото всех других наконечников. О раскопках 1928 г. Робертс написал:
«Некоторые прошлогодние скептики-критики превратились в восторженных новообращенных. Фолсомская находка убедительно доказала, что человек жил на Юго-Западе задолго до того, как это предполагали».
Редко археологическое известие вызывало такой интерес в печати, как находка фолсомского наконечника. Оно давало возможность американцам гордиться своим прошлым. Газеты писали об открытии американского неандертальца (с антропологической точки зрения бессмысленное сравнение), но через некоторое время, когда улегся восторг первых дней, возник главный вопрос: где же останки человека, метнувшего это оружие? Метнувшего или бросившего, ибо при длине от 2,5 до 8 см речь могла идти только о наконечнике дротика, а не стрелы (к 1928 г. уже знали, что лук и стрела были изобретением индейцев, живших в период поздней культуры баскет-мейкеров).
В Фолсоме не нашли ни одной человеческой кости. И сразу следует добавить, что до сегодняшнего дня не нашли ни кости, ни черепа, не говоря уже о скелете, которые можно было бы поставить в прямую связь с фолсомским наконечником.
Но неопровержимый факт, что в данном случае действовали разумные люди, представители вида Homo sapiens, подтверждается и другими признаками, а не только искусно обработанными наконечниками. У скелета бизона полностью отсутствовали все без исключения позвонки хвоста!
Это можно объяснить только одним: с бизона содрали шкуру, а при этой процедуре хвост остается на коже. На вопрос, зачем сдирали шкуры, есть всего несколько ответов. Древние охотники на бизонов использовали их в качестве одежды, покрывала или мягкой подстилки, а возможно, и для всех этих целей. Рядом с наконечниками дротиков нашли несколько обтесанных зазубренных камней, без сомнения скребков; с их помощью фолсомский человек соскребал мясо и жир со шкуры животных.
На некоторых костях были зазубрины, сделанные ножом, конечно каменным ножом: ясно, что охотник срезал свою еду с костей. И очень странно, что большинство скелетов сохранилось целиком, только в отдельных случаях что-либо отсутствовало, к примеру нога. Возможно, древние люди ели на месте охоты, и не известно, почему они ничего не уносили от больших туш животных, может быть, у них не было определенного жилища? Постепенно выяснили и другие обстоятельства. Там, где убили бизона, когда-то было маленькое озеро или большой пруд. На этом высохшем теперь месте росла сочная трава, это доказывают темные полосы гумуса на обрыве, где ковбой увидел первые кости. Огромные животные приходили на водопой, их окружали охотники, убивали и устраивали пиршество.
Задают и вопрос, почему же во время охоты не погиб ни один охотник? Нападение на бизона только с дротиком в руке довольно опасное занятие. Но, очевидно, фолсомский человек великолепно справлялся с этой задачей…
Когда это происходило? Мы уже сказали: приблизительно 10 000 лет назад. Это по определению 1928 г., основывавшемуся только на геологической стратиграфии. Но геологические данные приблизительны, с течением времени появились и другие оценки. Некоторые полагают, что скелету фолсомского бизона около 15 000 лет, иные же ученые считают, что его возраст максимум 7000 лет. Этому спору положила конец радиоуглеродная датировка, проведенная Либби. Его данные сразу не дают ответа на вопрос, как долго кочевал в Северной Америке фолсомский человек, мы еще услышим, в скольких местах он оставил свое оружие, но они могут зафиксировать время происхождения отдельных находок. К примеру, исследование одного места раскопок в штате Колорадо показало возраст 10 000±375 лет!
Кажется, первого американца нашли. Но другие находки оспаривают приоритет фолсомского человека. Одним из аргументов, с помощью которого некоторые ученые оспаривали предположение существования человека ледникового периода в Новом Свете, был тот, что в многочисленных пещерах Америки не обнаружили следов древних людей, а, как известно, обитание в пещерах, о котором свидетельствуют открытия в Старом Свете, характерно для образа жизни человека ледникового периода.
Ну а следующая находка оружия, как ни одна другая до наших дней оспаривающая приоритет фолсомского человека, была действительно сделана в пещере.
В то же время, когда были найдены следы фолсомского человека, группа бойскаутов, носившая название «команда номер 13», отправилась из Альбукерка, штат Нью-Мексико, на романтические поиски сокровищ в близлежащие горы Сандиа. Юноши шли над долиной полноводной Рио-Гранде, дыша разреженным воздухом на высоте 2210 м над уровнем моря.
Им особенно понравилась одна пещера, привлекшая их тем, что к ней было трудно подступиться. Но при попытке проникнуть в нее, пробиваясь сквозь облака пыли, они наткнулись на упавшие камни, загораживавшие проход, и, разочарованные, повернули назад. Если бы они выдержали это испытание, они обнаружили бы клад, но особого рода. Бойскауты упустили возможность сделать значительное открытие американской древней истории.
Через десять лет, весной 1936 г. (к этому времени фолсомский человек был давно уже признан в качестве первого американца и никто не надеялся отыскать более древнего), один студент Университета штата Нью-Мексико в городе Альбукерке, Кеннет Девис (в его честь названа другая пещера), обнаружил следы пребывания бойскаутов: спички и т. п., короче говоря, достиг места, откуда они возвратились, и упорно решил самостоятельно пробиваться вперед. Сначала он собрал все, что мог обнаружить в верхнем слое пыли. Среди находок не было ничего необычного для этой местности: наконечник стрелы, обработанная в виде инструмента часть оленьего рога, остатки древней корзины и пара осколков керамических изделий. Он все сложил в коробку из-под сигар и отнес в университет. Доктор антропологии (изучавший и зоологию, что оказалось очень кстати) Френк С. Хиббен, осмотрев находки, решил провести в пещере основательные раскопки.
Через пять лет, в 1941 г., он написал научный отчет. Еще через два года, будучи лейтенантом военно-морского флота, Хиббен по воспоминаниям сочинил интересную научно-популярную статью для «Сатердей ивнинг пост». Редакция сопроводила статью следующими словами:
«До сих пор мы полагали, что фолсомский человек, живший 10 000 лет назад, был нашим древнейшим гражданином. Теперь у нас есть доказательство о другом древнем человеке могучем охотнике, с которым фолсомский парень не идет ни в какое сравнение»1.
Если подходить с чисто научной точки зрения, то возраст человека Сандиа, об открытии которого тогда заявил Хиббен, до сих пор точно не выяснен. Следует вспомнить, что в конце 30-х годов еще не было метода радиоуглеродного датирования, который указал бы на возраст реликтов, обнаруженных в различных слоях. Когда Хиббен сделал свое удивительное открытие, он опирался на соотношение слоев друг к другу, потому что он сразу обнаружил много четких пластов, причем находка керамических осколков на поверхности дала единственную надежную дату. Он счел их типичными для культуры индейцев пуэбло и определил их возраст приблизительно 500 лет. Уже этот возраст был интересен, но дальнейшие раскопки казались тем интересней и увлекательней, чем глубже их проводили.
Копать пришлось в сложной обстановке. Пещера, показавшаяся Хиббену чрезвычайно интересной из-за своего положения, больше походила на туннель, уходивший внутрь утеса на 138 м и опускавшийся затем на 22 м. Хотя ширина туннеля составляла около трех метров, он был почти полностью забит кучами земли, мусора и каменными завалами, которые в некоторых местах доходили до потолка пещеры. Археологу работавшие под руководством Хиббена, большей частью студенты, пользовались только обычными мелкими инструментами: заступами, лопатами, кельмами, кирками, при этом они время от времени были вынуждены работать, лежа на животе. Самым ужасным была пыль. При малейшем соприкосновении лопаты с почвой она поднималась густым облаком, при ударе заступом возникала такая густая копоть, через которую едва были видны светившиеся точки карманных фонарей, а дышать было так трудно, что археологам приходилось меняться через короткие промежутки времени. Возможно, что в этих все более ухудшавшихся условиях они прекратили бы работу, если бы приблизительно в 135 м от входа не сделали удивительное открытие.
Все произошло благодаря случаю. Один из археологов вспугнул целую тучу летучих мышей и, пытаясь уклониться от их крыльев, споткнулся и упал, причем ему в руку попало нечто, сразу вызвавшее его интерес. Он положил находку в сумку и пополз к выходу. Далее рассказывает Хиббен:
«Группа археологов собралась, чтобы при свете послеполуденного солнца разглядеть находку. Это был кусок кости, принадлежавший необычному животному: он имел форму короткого изогнутого лезвия турецкого кинжала и показался им очень знакомым. Ученые поняли, что перед ними кусок когтя какого-то очень большого животного, но только одно животное имело когти такой величины. Этот коготь принадлежал гигантскому ленивцу (гигантский наземный ленивец), вымершему минимум 10 000 лет назад»2.
Гигантский ископаемый ленивец хорошо известен из других раскопок и был во много раз больше своих сородичей, живущих в наше время; в наши дни во многих американских музеях можно увидеть реконструкции этих гигантских животных. Вероятно, грязно-желтый цвет его шкуры, медленные грозные движения и уродливая походка производили на современников жуткое впечатление. Из-за большой длины своих когтей он был вынужден передвигаться, опираясь на заднюю сторону лап. При всем этом он был травоядным и из-за своей неуклюжести сравнительно легкой добычей доисторических охотников сразу около 15 центнеров съедобного мяса! Древние индейцы охотились на гигантских ленивцев, что доказано находками, где, как и в Фолсоме, находили вместе оружие и кости животных.
Поскольку эти животные вымерли около 10 000 лет назад, с окончанием последнего ледникового периода, можно было с уверенностью назвать возраст этой части когтя: «более чем 10 000 лет».
И хотя эта находка не была первой такого рода, она возбуждала особенный интерес. Она свидетельствовала, что эта пещера 10 000 лет назад могла служить гигантскому ленивцу временным убежищем. А может быть, в нее принесли отдельные куски ленивца? Ибо не обнаружили скелета, как это было бы в случае, если бы одинокое больное животное скончалось в своем последнем укрытии. Не могли ли и это был увлекательнейший вопрос в связи с этой находкой обнаружить следы человека, ее современника? Подчеркиваем современника, ибо в более позднее время в пещере тоже были люди; это уже доказали первые находки студента Девиса: наконечники стрел и керамика.
«Здесь появилась, пишет Хиббен, золотая возможность сделать открытие большого значения»3.
После этого раскопки организовали по всем правилам. В долине каньона разбили лагерь, к имевшимся инструментам добавили маски от пыли. Но и маски в достаточной степени не защищали от облаков пыли, осаждавшейся в легких и вызвавшей у некоторых археологов серьезные заболевания дыхательных путей. Только через несколько месяцев нашли действенное средство защиты, установив подобие огромного пылесоса; длинные резиновые шланги глубоко опускались в пещеру и отводили клубившиеся массы пыли наружу.
Благодаря этому обстоятельству смогли прокопать первую шахту в полу пещеры через покрывавший его слой пыли. На этот раз археологи находились в более благоприятных условиях, чем при большинстве фолсомских раскопок вдоль русел рек, где слои трудно было различить из-за вымываний, обвалов и сдвигов почвы; в пещере же Сандиа очередность пластов не была нарушена. Как об этом далее пишет Хиббен:
«Образование пластов в пещере, несомненно, связано только процессами, протекавшими внутри ее. В данном случае возможность внешних влияний, таких, как речная эрозия или случайное занесение с водой, практически исключена. Весь пол пещеры состоит из изначально и естественно осевшей субстанции. Таким образом, чередование отложений является решающим фактором при их исследовании»4.
Всего было шесть слоев (на рисунке они хорошо видны). Сверху лежал слой пыли, сильно смешанный с экскрементами летучих мышей, накопившимися за сотни лет. Затем следовала тонкая корка из карбоната кальция; ее твердость в свое время заставила бойскаутов из Альбукерка отказаться от поисков клада, а помощники Хиббена разбили ее кувалдами.
Затем следовал третий слой, названный в соответствии с находками «фолсомским отложением». После него шел слой желтой охры, а затем важнейший культурный пласт, в котором и сделали открытие, его назвали «отложением Сандиа». Под ним находилась глина, а за ней шел монолит скалы.
Схема 7. Разрез пещеры Сандиа в штате Нью-Мексике на глубине 10 м.
Это сухое описание результатов раскопок и упорного труда за четыре года ничего не рассказывает о волнении, вызванном открытием каждого нового слоя и обнаруженными реликтами, свидетельствовавшими, что американская история стала на несколько тысячелетий древней. Хиббен повествует:
«Первый раскоп из-за пыли, листьев и другого мусора мы были вынуждены заложить недалеко от входа в пещеру. На глубине нескольких футов от поверхности мы наткнулись на осколки костей, зубы и даже части копыт и рогов, принадлежавших вымершим животным. Мы с первого взгляда могли определить толстостенные кости мамонта и мастодонта. В одном месте увидели копыто верблюда, в другом нижнюю челюсть большого бизона. Прошло много тысячелетий с того времени, когда мамонт и мастодонт бродили в предгорьях и каньонах гор Сандиа»5.
Затем настал момент первого действительно значительного открытия. «Наконец, мы нашли! Мы увидели как бы вцементированный в массу верблюжьих и бизоньих костей кремневый наконечник, без сомнения изготовленный человеком. Наконечник означал, что здесь был человек, который видел этих животных, убил их и принес в пещеру. Это было убедительное доказательство.
Кремневый наконечник напоминал о человеческих руках, создавших его, и о самих людях. Было нетрудно представить себе этого человека, древнего пещерного жителя Америки. Вероятно, он сидел на этом самом камне у входа в пещеру и наблюдал за стадами бизонов и верблюдов, пасшихся внизу в каньоне. Как же он выглядел? У нас был кремневый наконечник, изготовленный им; теперь настало время поохотиться на самого охотника!»6
Наконечник дротика, обнаруженный в фолсомском слое, был известного фолсомского типа; это не вызывало сомнений. Возраст его тоже был известен. Но складывалось впечатление, что вместе с животными, на которых он охотился, вымер и человек. Сначала у археологов была ложная, но вполне понятная надежда, что они выявят промежуточную культурную форму следы людей, живших после фолсомского человека, то есть связь с появившимися гораздо позже так называемыми «корзинщиками» (баскет-мейкерами). Эта надежда была очень скромна, но, что удивительно, ученые нашли следы не позднего, а более раннего человека!
Под фолсомским слоем приблизительно вполовину его толщины находился пласт желтой охры. И когда его прошли, в пятом слое обнаружили девятнадцать наконечников дротиков вместе с сильно покрытыми известковой коркой, но благодаря сохранившимся зубам хорошо определимыми остатками костей: вымершей лошади (Eguus excelsus), бизона, верблюда, мастодонта и мамонта.
Это были явно следы человека, жившего до фолсомского охотника (слой охры отчетливо отделял его оружие от фолсомского пласта, и в данном случае не могло возникнуть никакого сомнения, как это бывало в других местах), а это было уже сенсацией, почти такой же, как фолсомская находка в 1925 г. Ко всему сандийские наконечники явно отличались от фолсомских. В среднем они были длинней и не так хорошо и красиво обработаны, короче говоря, свидетельствовали о более примитивной ступени изготовления оружия.
«После того как мы вымели всю пыль из пещеры, мы долгие вечера, сидя у костра, философствовали о человеке Сандиа и делали смелые умозаключения. Обычно наши философствования заканчивались утверждением, что этот человек, вероятно, выглядел, как и мы. И если бы он прошел мимо нас по городской улице в шляпе и современном костюме, мы бы, наверное, не оглянулись»7.
Эти умозаключения свидетельствовали о воображении, которое должен иметь археолог. Но в данном случае оно зашло слишком далеко. Да и раскопки кончились тем же, что и фолсомские. Ученые нашли оружие этого человека и кости животных, которых он убивал, чтобы прокормиться, обнаружили два кострища, у которых он сидел, следовательно, не было никаких сомнений в его существовании, правда, не нашли ни одного следа самого человека, ни кусочка его костей или зубов, откусывавших мясо мамонта!
И несмотря на это, открытие было сенсационным. Из него сделали вывод, что история культуры североамериканского человека началась на много лет раньше, чем это предполагали. За какой же период времени отложился слой охры, отделявший фолсомский пласт от лежавшего ниже сандийского слоя?
На этот важный вопрос, когда еще не было радиоуглеродного датирования, могла приблизительно ответить другая наука геология. Точнее: геолог мог попытаться дать ответ. Им был профессор Кирк Брайан из Гарвардского университета.
Сообщение, сделанное Брайаном после подробного исследования пещеры Сандиа, содержит 19 страниц и носит название описанного метода: «Корреляция отложений пещеры Сандиа в Нью-Мексико с хронологией ледникового периода», оно появилось в качестве приложения к докладу Хиббена в 1941 г. «Хронология ледникового периода» это наука о чередовании периодов оледенений. Уже давно известно, что в Северной Америке были оледенения, так же как в Европе и Азии. Они следовали волнами, накатываясь и отходя. После того как Кирк Брайан осмотрел в 1939 и 1940 гг. пещеру, где проходила последняя стадия раскопок, он обнаружил в слоях отложений соседствовавшие влажные и сухие полосы отражения наступавших периодов оледенения, а следовательно, и менявшегося климата, сам же лед никогда не достигал высоты гор Сандиа и даже не был вблизи от них.
Ради точности мы приведем важную цитату из вывода Брайана:
«Руководитель раскопок в пещере доктор Френк С. Хиббен уже изложил результаты обсуждения учеными остатков предметов культуры и костей животных в их археологической взаимосвязи. Поэтому мое сообщение в основном касается геологических явлений в пещере и является попыткой увязать отложения с хронологией этапов оледенения. Эта взаимосвязь приводит к выводу, что артифакты, содержавшиеся в напластованиях пещеры, появились во время большей влажности, соответствовавшей последнему продвижению ледника висконсинского периода. Апогей этого периода был обозначен стерильными желтыми отложениями охры, указывавшими в соответствии с принятой хронологией на возраст приблизительно 25 000 лет. Люди фолсомской культуры жили в пещере вскоре после этого времени, а люди культуры Сандиа обитали незадолго до них»8.
Мы процитируем еще раз краткое сообщение Хиббена, чтобы пояснить этот метод датировки (неоднократно подвергавшийся критике):
«У нас есть безупречные доказательства того, что человек Сандиа жил до человека Фолсома. И не только это, у нас были дополнительные доказательства, что пещера сначала была сухой, затем сырой, потом опять сухой, снова сырой, а затем сухой; это было обнаружено во время раскопок. Профессор Брайан подробно рассказал, почему эти периоды чередовались.
Во время последнего большого оледенения континента лед, как известно, продвигался вперед в форме следовавших один за другим языков. В течение многих тысячелетий эти огромные массы континентального льда многократно продвигались вперед, а затем отступали. Когда континентальный лед надвигался, климат был дождлив и влажен, а также холоден. Когда же льды отступали, наступали сухие периоды и дождей было меньше. Из этого можно сделать вывод, что влажные и сухие периоды пещеры Сандиа совпадали с наступлением и отходом континентальных глетчеров на севере»9.
Итак, человек Сандиа жил, охотился и обитал в этой пещере 25 000 лет назад!
Это было датирование, опровергавшее все существовавшие до этого гипотезы о появлении первого человека в Америке, по меньшей мере гипотезы археологов. Но Брайан представлял другую науку, и по этой причине его высказывания критиковали осторожно, хотя сам Брайан, и это следует подчеркнуть, не считал свои выводы бесспорными и делал их со всей осмотрительностью специалиста, колеблющегося применить свои знания в другой науке. Вскоре после того, как он пришел к мысли о возрасте 25 000 лет, он написал:
«Такая аргументация не защищена от очевидных и неизбежных ошибок. Если последовательность событий в пещере, отражавшаяся на ее отложениях, неоспорима, то определение отложений исходя из колебаний климата неверно. Если это правильно, то всегда возможно, что принятое соотношение с общим климатическим ритмом не соответствует действительности. Из этого следует, что все наши знания о климатическом ритме, количестве, продолжительности и величине его колебаний еще несовершенны».
И он откладывает окончательное решение проблемы на будущее.
«Если в будущем новые находки дадут совершенную археологическую последовательность, то только тогда соотношения, опирающиеся на всеобщую хронологию климатических колебаний, будут определены в достоверной форме»10.
Так оно и было; многие видные археологи вскоре выразили сомнения, не исчезнувшие и тогда, когда Хиббен сослался на радиоуглеродное датирование, указавшее на возраст 25 000 лет. Я имел возможность беседовать с ним осенью 1965 г., и он настаивал на достоверности результатов этого датирования. Некоторые археологи считали метод радиоуглеродного датирования вообще сомнительным. Гордон Р. Уилли из Гарвардского университета писал в 1966 г.11: «До сих пор нет надежных результатов радиоуглеродного датирования как для фолсомского, так и для сандийского слоя пещеры Сандиа…» Далее он сослался на новые исследования С. А. Агохино, ставившего под сомнение разделение общих пластов слоем охры и не исключавшего, что фолсомские и сандийские наконечники с самого начала находились в одном культурном слое.
К этому следует добавить, что в 30-е годы нашли так называемые наконечники кловис (получившие это название по имени места обнаружения), они были обработаны, как фолсомские, но большей величины, пожалуй самые большие из всех найденных длиной до 12,3 см. Благодаря точному радиоуглеродному датированию побочных находок наконечникам Кловис определили возраст 9200 лет до н. э., а Фолсомские наконечники были датированы 90008000 лет до н. э.
Фредерик Джонсон с осторожностью обобщает проблему Сандиа12: «Мне кажется, что наконечники сандиа в Северной Америке имеют такой же возраст или старше наконечников кловис-фолсом, что они самые старые на континенте и что они были орудиями первого американца. Недавние открытия в Вашингтоне, Орегоне, Британской Колумбии и на северо-западных территориях с большой вероятностью свидетельствуют, что североамериканский человек старше, чем человек Сандиа или Фолсома».
Ни один археолог, кроме Хиббена, не сказал, что возраст наконечников Сандиа более чем 13 000-12 000 лет. Как же обстоят дела с другими наконечниками?
Первобытный охотник Северной Америки нечто призрачное. Его дух присутствует в лесах Востока, прериях и пустынях Запада, от севера Аляски до южного Техаса. Он повсюду оставил свои следы, в основном оружие, но также и обработанные кости огромных животных, на которых он охотился и которых убил, и угли костров, где он жарил их мясо.
Но где же он сам? Ни от фолсомских людей, ни от людей Сандиа не нашли рук, пользовавшихся смертоносным оружием. Каждый раз, когда предполагали, что обнаружили череп или скелет, не удавалось установить связь во времени с определенным типом оружия и возникало так много сомнений, что ученые не могли достичь единства. И тем не менее в следующей главе кое-что прояснится.
Нам следует еще раз напомнить читателю, что до фолсомской находки в 1925 г. (в специальной литературе упоминаются также и 1926–1927 гг.; в зависимости от того, пишет ли автор об открытии негра-ковбоя, первом посещении пещеры или же первых раскопках), точнее же, до 1927 г. среди археологов господствовало мнение, что возраст первого американца не больше 4000 лет, короче говоря, о человеке ледникового периода не могло быть и речи.
Целому поколению ученых в значительной степени помешал изучать древнее прошлое страны Алеш Грдличка из Этнологического бюро в Вашингтоне. Этот человек с заслугами во многих областях в данном случае проявил удивительное упрямство. Он был чудаковатым учёным; так, он потребовал, чтобы все его сотрудники завещали свои черепа для научных исследований; но сам же он велел себя сжечь, пепел смешать с пеплом своей первой жены и урну с прахом установить в Смитсоновском институте. Не считаясь ни с чем, он использовал свое влияние на молодых ученых. Геолог Кирк Брайан говорил своим студентам в «период правления Грдлички»: «Если вы когда-либо найдете доказательства существования человека, связанные с очень старыми предметами, то заботливо их спрячьте, но не забывайте о них»1.
О практическом значении влияния Грдлички писал еще в 1940 г. X. X. Робертс; он сказал, что каждый молодой антрополог или археолог, проявивший малейшее недовольство этим «папой», рисковал своей карьерой2. Еще в 1928 г., когда всем ученым было ясно значение фолсомской находки, Грдличка на одном из заседаний Нью-йоркской Академии медицинских наук упорно отрицал существование палеоиндейцев (так мы называем теперь людей, современников вымерших животных).
«Невзирая ни на что, Грдличка отрицал все, чтобы защитить свою точку зрения, и утверждал, что человек в Америке мог быть кем угодно, только не мог быть слишком древним», писал Уилмсен3.
Но в конце концов находок накопилось столько, что все сомневавшиеся были вынуждены замолчать.
В 1939 г. X. Мери Уормингтон из Денверского музея естествознания опубликовала свою первую работу, в которой суммировала все знания того времени о первобытных охотниках; ее труд уместился на 80 страницах и содержал 92 литературные ссылки. Когда же через восемнадцать лет она вновь издала свой прославившийся справочник «Древний человек в Северной Америке» и попыталась обобщить весь новый материал, ей пришлось себя ограничить, и тем не менее понадобились 322 страницы и 586 литературных ссылок!
К настоящему времени издано необозримое количество литературы, основанной на бесчисленных раскопках, затрагивавшей проблему палеоиндейцев. Научный труд, учитывающий весь накопившийся материал, уже невозможен. Время обобщений, время широких обзоров прошло, и знаменательно, что вновь первым отважился на универсальное, притом великолепно читающееся обобщение по данному вопросу не специалист это был Кеннет Мак-Говен, работник театра на Бродвее, продюсер фильмов Голливуда, автор отличной истории кино и страстный любитель-археолог. Его первая, очень осторожно встреченная учеными книга «Первобытный человек в Новом Свете» получила одобрение специалистов только в 1962 г., незадолго до его смерти, когда вышло в свет новое, переработанное издание с предисловием, написанным од ним из сотрудников Американского музея естественной истории, а ее содержание популярно изложил для всех антрополог Джордж А. Хестер.
Находки, сделанные под Фолсомом, отличает от других прежде всего то, что за короткое время их подтвердили многочисленные аналогичные реликты. Величайшей удачей для археологов было открытие Линденмайерской стоянки на севере штата Колорадо, названной по фамилии владельца усадьбы, где ее обнаружили. В 1934 г. два брата сообщили Смитсоновскому институту о своем открытии стоянки доисторического человека. Френк X. X. Робертс-младший, специалист, известный как участник фолсомских раскопок, спешно отправился на место находки и увидел здесь намного больше, чем в Фолсоме.
Действительно, здесь жили люди фолсомской эпохи и, очевидно, годами. Они опять оставили след своей непосредственной деятельности наконечник дротика, еще торчавший в позвоночнике бизона. Находок было огромное количество. За пять лет работы Робертс откопал не менее 6000 каменных орудий труда и остатки других предметов.
Странный костяной инструмент, найденный вместе с костями мамонта в 1967 г. в Мюррей-Спрингс, в Аризоне, относящийся ко времени охотников кловис. Вероятно, служил для полировки древков дротиков.
Когда сегодня смотришь на этот унылый пейзаж, кажется маловероятным, что именно здесь люди разбили свой лагерь. Но, во-первых, они постоянно и не жили на одном месте, они были кочующими охотниками и, вероятно, собирались здесь вместе только в определенное время года; во-вторых, геологи доказывают, что эта земля 10 000 лет назад была достаточно влажной и плодородной. Археологи обнаружили кремневые ножи с острыми, как стекло, лезвиями, сечки для мяса, тонкие, отшлифованные до остроты иглы кости и тяжелые каменные молоты. Кроме того, шилья из костей, без сомнения, для прокалывания шкур животных и аккуратно срезанные костяные шайбы. Поскольку у них не было отверстий для нанизывания, как у бус, можно предположить, что это были первые игральные фишки в Америке!4
Первое радиоуглеродное датирование, предпринятое через долгое время после этого открытия, показало возраст 8820 лет до н. э.; это было блестящим подтверждением геолого-стратиграфических данных ученых, проводивших первые фолсомские раскопки.
Вскоре была сделана находка, пролившая свет и на другого человека, точнее говоря, на его оружие: это был опять наконечник, правда сильно отличавшийся от фолсомских наконечников. О первых экземплярах стало известно еще в 1931 г., но основную массу предметов обнаружили в 1932 г. в Кловисе, в штате Нью-Мексико, неподалеку от техасской границы.
Становится несколько утомительным снова и снова сообщать о том, что и на этот раз первые следы обнаружили не профессионалы-ученые, а любители. Их, как и предшественников, следует похвалить за то, что они сразу сообщили о своей находке специалисту археологу Эдгару Б. Говарду из Музея Пенсильванского университета. Четыре года Говард, а затем Джон Л. Каттер исследовали берега высохших озер. Здесь когда-то бродили стада огромных животных, а также и давно вымерших американских древних верблюдов и лошадей. Здесь было рассеяно на территории в несколько миль оружие доисторических охотников. Также и в данном случае некоторые наконечники торчали между ребер животных, что не допускало сомнений в том, что человек и животные жили в одно время. Наконечники были длинней, чем фолсомские, от 5 до 12,5 см 5.
Э. X. Селлардс продолжил раскопки в течение трех сезонов: 1949–1951 гг. На этот раз точно выяснили самое главное наконечник кловис старше фолсомского наконечника. В стратиграфически четко разграниченных пластах обнаружили в обоих верхних слоях явно фолсомские следы, а глубочайший слой, без сомнения, относился к эпохе кловис. Не менее четырех мамонтов убили на этом месте охотники кловис, скелеты животных полностью сохранились.
Геологи определили возраст этого слоя кловис: максимум около 13 000 лет. Таким образом, культура кловис заняла место между Сандиа и Фолсомом. Но здесь следует сказать о мнении некоторых археологов, считающих, что эти три культуры по времени находили одна на другую. Этим и начинается спор о датах, не законченный до наших дней.
Схема 8. Наконечники дротиков первобытных охотников. Изящно обработанный «желобчатый» наконечник, найденный в 1925 г., впервые сообщило существовании этих людей. Затем последовали открытия наконечников кловис и сандиа.
В начале 50-х годов сотрудники Аризонского университета в Тусоне, работавшие под руководством Эмиля В. Хаури, укладывали на грузовик необычный груз. Это был гипсовый блок объемом кубический метр. В блоке находились ребра, позвоночник и лопатка мамонта, а между ними пять наконечников дротиков, убивших огромное животное. Блок возник в результате того, что на месте находки останки скелетов и оружия обвертывали пропитанным гипсом холстом до тех пор, пока они не превратились в единую массу и стали транспортабельными.
Родина находки Нако-Сайт (название места в Аризоне, неподалеку от мексиканской границы). Обнаружили ее в 1951 г. (также любители, как и следующую находку, которую мы еще опишем). С 1952 г. ее систематически исследовал Хаури.
На этот раз мнение геологов и физиков было единым. Геолог Эрнст Антевс пришел к выводу, что возраст костей по их положению в слое на месте находки от 10 000 до 11 000 лет и больше, по другим оценкам, возраст костей до 13 000 лет. Сотрудники радиоуглеродной лаборатории определили его в 9250 лет!
Но Хаури этого было недостаточно, и он предсказал в 1953 г., что в этом районе будут найдены кости и других мамонтов, и был прав6.
Уже в 1955 г. Эдвард Ф. Ленер, в 18 км северо-западней Нако-Сайт, на реке Сан Педро, осматривая участок земли, который собирался купить, обнаружил огромные кости. Он сообщил об этом Хаури, который позже очень хвалил гостеприимство и готовность помочь отзывчивой супружеской пары Ленер, к тому времени купившей ферму. При раскопках 1955–1956 гг. на Ленер-Сайт нашли 13 наконечников эпохи кловис (некоторые из них определить было невозможно), 8 каменных инструментов, очевидно служивших для забоя животных, два кострища с остатками древесных углей (лучшим материалом для радиоуглеродного датирования) и скелеты девяти детенышей мамонтов; кроме того, кости бизона, лошади и тапира. Хаури повезло: затяжные проливные дожди в 1955 г. сильно обнажили местность, но этого оказалось недостаточно, и археологам пришлось с помощью бульдозера переместить тысячи тонн земли, чтобы изучить весь ареал.
А как здесь обстоял вопрос с датированием? Первым дали слово опять геологам. И вновь Антевс определил очень ранний возраст: от 10 000 до 15 000 лет. В его окончательном заключении говорилось: «На мамонтов охотились в местности Нако-Ленер 13 000 лет назад или раньше»7. А что сказали физики? Радиоуглеродное датирование остатков кострищ, обнаруженных рядом в одном пласте, провели в лабораториях трех университетов: Аризонского, Мичиганского и Копенгагенского. Результаты были поразительны.
Хаури кратко сообщил: «Минимум три даты из аризонской лаборатории: 7205±450 лет для первого кострища, а также 7022±450 лет и 8330±450 лет для второго кострища неприемлемы… Здесь, очевидно, что-то неверно»8 — Но что?
На самом деле все было просто. Обе первые даты указывали на относительную одновременность кострищ; второе же кострище дало две даты с разницей в 1308 лет! Не может быть, чтобы на одном месте жгли костер в течение такого долгого времени! Но это еще не все. Вскоре поступили даты из Копенгагена и Мичигана. Копенгаген сообщил о возрасте 11 180 лет, а Мичиган о 11 290 годах!
Это можно было объяснить только тем, что ученые аризонской лаборатории минимум в одном случае обрабатывали материал, загрязненный какими-либо посторонними влияниями. Они разработали методику удаления этого загрязнения и предприняли новые тесты. В одном случае они определили возраст 10 900 лет, в другом 12 000 лет!
Перед нами характерный случай, указывающий на трудности радиоуглеродного датирования, описанного нами в разделе «Бег времени». В таком случае все решают опыт и знания, накопленные за время археологической работы.
Хаури подвел итог, но очень осторожно:
«Даты 12 000 11 000 лет со времени убийства мамонтов, вероятно, недалеки от истины, хотя и не совпадают с данными Антевса»9.
Все эти данные о доисторических охотниках колеблются в пределах от 9000 до 13 000 лет. Возникают вопросы: а был ли еще более древний охотник? И как обстоит дело со временем, прошедшим между этими древними охотниками и более поздними, близкими нам оседлыми культурами, занимавшимися земледелием, строившими долговечные дома, пуэбло и маунды? Речь идет о периоде в несколько тысячелетий.
Имеется несколько ответов.
Уже в конце раздела о человеке Сандиа мы дали слово Фредерику Джонсону, указывавшему на возможно более позднее время обитания человека каменного века в Америке. В 1933 г. Финлей Хантер, проводивший исследования по заданию Американского музея естественной истории, нашел в южной Неваде в месте Тьюл-Спрингс многообещающие кости. «Вместе с костями нашли изготовленный человеком обсидиановый топор с зазубринами, которые выглядели так, как если бы топор использовался в качестве инструмента»10. В 1933–1955 гг. Марк Харрингтон многократно исследовал это место. Либби, изобретатель метода радиоуглеродного датирования, в 1955 г. определил возраст остатков древнего угля: свыше 23 000 лет; на сколько больше, установить не удалось. Обнаружили остатки костра с признаками, что на нем жарили куски разделанного верблюда. Через год радиоуглеродное датирование указало на еще более древний возраст его углей: 26 000 28000 лет!
Конечно, эти данные были сенсационны и соответственно обошли всю американскую прессу. Заметим, что за последнее время подобные сообщения появляются в прессе почти каждый год, и следует сказать, что публикуются они слишком поспешно. Было бы хорошо, если бы о результатах датирования не сообщали до подтверждения результатами новых исследований. Правда, они тоже не всегда дают надежные результаты, как это было в случае с находкой в Тьюл-Спрингс, когда в результат определения возраста поверила даже очень осторожная Уормингтон. В 1962 1963 гг. Ричард Шатлер с группой различных специалистов провел новые раскопки и перепроверил результаты старых. И Уормингтон внесла поправку в результаты своих исследований.
«Оказалось, что пробы, взятые ранее для анализа радиоуглеродным методом, состояли из смеси отложений различного возраста, хотя на основании первых неудовлетворительных раскопок полагали, что они из одного культурного пласта. Даты, полученные на основании таких смесей, не имеют смысла». Ну, а каков новый результат? В одном месте, датированном между 9200 и 8000 гг. до н. э., нашли «единственное неопровержимое доказательство человеческого присутствия. Там обнаружили скребок и несколько топоров»11.
Итак, угасла одна надежда, но еще до этого появилась другая.
Как ни странно, но новое научное открытие было сделано на острове Санта-Роса, в 72 км от берега Южной Калифорнии. Сначала было трудно объяснить, как древний человек сумел преодолеть этот широкий пролив. Но теологи доказали, что во время последнего ледникового периода уровень моря был намного ниже. Хотя и не было перешейка, расстояние до материка тогда составляло, вероятно, меньше трех километров, и человек мог переправиться на остров с помощью ствола дерева (в этом случае мы должны предположить, что древние люди обладали необузданным любопытством). Археологи нашли остатки сотен маленьких мамонтов, вероятно, разновидность карликовых мамонтов, на которых было легко охотиться; и вновь многочисленные признаки свидетельствовали о том, что человек забивал их, как на скотобойне. Головы животных были размозжены, очевидно, для того, чтобы охотники могли полакомиться мозгом. Об этом сообщил в 1956 и 1960 гг. Фил Орр12. Радиоуглерод показал 29 650 лет, правда, с очень большим допуском ±2500 лет. А исследование гнилого куска кипариса, лежавшего под скелетами двух мамонтов, дало возраст только 15 820 лет!
Эта неразбериха с датами продолжается. Многие археологи очень скептически относятся к данным, превосходящим 20 000 лет. Но чаша весов с доказательствами существования такого древнего американца становится все более тяжелой; об этом мы узнаем в следующей главе.
Вероятно, будущее поколение археологов оставит за собой право установить беспрерывную последовательность, от индейца эпохи палеолита, охотника ледникового периода до индейцев пуэбло и строителей маундов. Но кое-что уже сделано.
Карта стоянок первобытных людей, охотившихся на бизонов и мамонтов более чем 10 000 лет назад.
Когда массы льда на североамериканском континенте стали все больше отступать, когда изменился климат и крупные животные стали вымирать, возможно, тогда нахлынули новые волны иммигрантов из Азии, что не исключало приспособления первых групп пришельцев к изменившимся условиям. Нет сомнения, что дикие охотники жили не только охотой, они питались фруктами, ягодами, орехами и корнями растений. «В человеке объединились обе крайние наклонности млекопитающего, поэтому ему всю жизнь не ясно: овечка он или тигр», иронически заметил Ортега-и-Гассет13. Совершенно очевидно, что в последовавшие тысячелетия собирательство приобретало все большее значение. Эти кланы и племена становились более оседлыми, и многие пещеры превращались в постоянные жилища, как минимум в одни и те же удобные убежища в плохие времена года. Г. К. Балдуин в 1962 г. перечислил следующие обжитые пещеры: «Дэйнджер Кейв («Кейв» означает «пещера»), Джипсэм Кейв, Форт Рок Кейв, Роаринг Спрингс Кейв, Вентана Кейв, Бат Кейв, Катлоу Кейв, Дедман Кейв, Промонтори Кейв, Блек Рок Кейв, Пейсли Кейв, Фишбоун Кейв, Лавлок Кейв, Рейвен Кейв, Джуки Бокс Кейв», кроме них, мы знаем еще многие другие14. В этих пещерах и перед входами в них слой за слоем скапливались отбросы настоящие сокровищницы для стратиграфов, а рядом с ними остатки древесного угля в кострищах накопители информации для ученых, занимающихся радиоуглеродным датированием.
Такие благоприятные условия сложились, к примеру, в Дэйнджер Кейв («Пещере опасностей»), в западной части штата Юта, названной так потому, что в 1941 г. упавший в ней огромный камень чуть не убил первых археологов. Ученые установили, что пещеру использовали 11 000 лет, вплоть до нашей эры. Таким образом, древний человек приблизился к нашей эпохе. Очень давно у жителей пещер появились первые плетеные изделия: гибкие корзины и кожаные мокасины. В Форте Рок Кейв археолог Л. С. Крессман нашел такое количество плетенных из кожи сандалий (около 100 штук, изготовленных 9000 лет назад), что ученые заговорили о «древнейшей обувной фабрике на земле». Л. С. Крессман и прежде всего Джесси Д. Дженнингс из Университета Юта обнаружили в конце концов последовательные наслоения, восходившие к 1400 г. до н. э.; в них был шнуры, веревки, сети и корзины, изготовленные уже из растительных волокон. Эмиль В. Хаури пришел к выводу, что в Вентана Кейв, в южной Аризоне, обитали беспрерывно в течение 10 000 лет люди, материальная культура которых была унаследована культурой кочисе, а та в свою очередь вела к культуре индейцев могольон и, возможно, индейцев хохокам. 70006000 лет назад там повсюду появилось первое одомашненное животное, известное в Старом Свете на 3000 лет раньше; это была собака лучший друг, постоянно сопровождающий человека.
Все связанное с людьми, чьи следы мы находим в пещерах, назвали неудачными словами: «культуры пустынь».
Пришло время, и исследованием этих пещер занялся незаурядный человек. Марк Р. Харрингтон родился в 1882 г. и интересовался своими индейцами-современниками не меньше, чем древними; он жил в 23 индейских племенах и вел раскопки почти по всей Америке. Некоторые его исследования остались не закончены. Только в 1970 г. наконец классифицировали и датировали наконечник, найденный им в Боракс-Лейк15. Одну из своих самых интересных научных раскопок он предпринял в Джипсэм Кейв, как говорит название, в «Гипсовой пещере», в штате Невада в 26 км от Лас-Вегаса, всемирно известного города игорных домов.
«История этого открытия наглядно поясняет детективные методы, применяемые археологами», заметила X. М. Уормингтон16.
Харрингтон еще в 1924 г. впервые посетил Джипсэм Кейв, но только с 1929 г. стал вести систематические раскопки. Мы уже говорили, что для археолога любые остатки древности имеют значение; на этот раз первое, на что Харрингтон обратил внимание, была какая-то странная масса. Это были фекалии куча испражнений, величина которых свидетельствовала о принадлежности колоссальному вымершему животному. Анализ показал, что это были фекалии травоядного. Данные пещеры длина составляла 91 м, и она состояла из 5 входивших одна в другую низких камер указывали на то, что животное могло в нее только вползать. Детективная интуиция подсказала: там мог обитать только гигантский ленивец! Интуиция не обманула. Харрингтон обнаружил останки ленивца. И не только его череп, а хорошо сохранившиеся когти и остатки прядей его рыжеватых волос, для палеонтолога эта находка была настоящим сокровищем.
Рядом лежало оружие человека, убившего животное. «Следующий шаг напрашивался сам собой, необходимо было доказать, что животное убили в пещере; если же мы сможем засвидетельствовать, что мистер человек сразил мистера ленивца, то другие доказательства и не нужны, ибо у человека испокон веков дурная репутация, в соответствии с которой он охотно отправляет своих соседей в потусторонний мир, независимо от того, люди это или животные», писал Харрингтон17. Наконечники копий, лежавшие в пещере, были совершенно не похожи на все остальные, найденные до этого времени; они имели форму ромба и заканчивались рукояткой. Как принято, их назвали по месту находки: наконечниками Джипсэм.
Но самым важным в этой пещере было то, что в ней жили или, как минимум, ее посещали и во времена нашей эры. Радиоуглеродное датирование старейших фекалий ленивца указало на возраст 10 445±250 лет, а самые поздние экскременты, находившиеся в верхнем слое, имели возраст 8528±250 лет. В пещере лежало оружие индейцев палеолита, а над ним древности «корзинщиков» (баскет-мейкеров) и индейцев пуэбло, позже шли предметы, указывавшие на наших современников индейцев, паюти. А над всеми наслоениями красовалась консервная банка! Жестяная банка, содержавшая когда-то бобы! Действительно, удивительная последовательность от пещерных охотников до отдыхавшего ковбоя.
«Чтобы найти ответ, надо иметь достаточно знаний для формулировки вопроса», — говорит X. М. Уормингтон в последних строках своей книги «Древний человек в Северной Америке».
Знания у Хальвора Л. Скавлема были. Уже много лет он бродил по полям своего имения Кау-Рей-Кау-Соу-Кау (известного также под названием Уайт-Кроу, на берегу озера Кошкононг в штате Висконсин), искал наконечники стрел, каменные инструменты и другие индейские реликты, чтобы приобщить их к своей коллекции. Но только в 1912 г., когда ему было уже 67 лет, найдя сломанный каменный инструмент, он задал себе решающий вопрос: «Как бы я на месте индейца заточил этот камень?»
Из этого вопроса возникла работа, которой он занимался семнадцать лет. При этом он расширил вопрос. Как индейцы изготавливали свое оружие? Как они делали свои инструменты и как употребляли их?
У Скавлема жил один интеллигентный юноша, помогавший ему и впоследствии занявшийся изучением археологии. Его звали Алонсо В. Понд, и в 1930 г. он вместе с 85-летним Скавлемом опубликовал книгу, впервые описывавшую все фазы обработки камня, от сырья до искусного наконечника стрелы1. Впервые же о Скавлеме написали еще в 1923 г., назвав его «очаровательным старым изготовителем стрел с озера Кошкононг», где многочисленные посетители могли наблюдать за его работой.
Люди смотрели на него, и большинство из них не понимали, что с каждым ударом по кремню он разрушал ошибочное мнение, со временем превратившееся в легенду о том, что старые индейцы знали «секрет камня», тайну его обработки, которую белый человек утратил тысячелетия назад. Иначе, полагали некоторые археологи, невозможно объяснить огромное количество наконечников дротиков и стрел, а также каменных инструментов, попадавшихся на глаза все чаще и чаще. Многие со всей серьезностью утверждали, что для изготовления пары каменных наконечников требовались месяцы или недели, а красивый каменный топор шлифовали многие поколения. Правда, и до Скавлема существовали более разумные мнения по этому поводу.
Но этот американец норвежского происхождения был первым, кто исследовал все аспекты изготовления оружия и орудий, не пропустив ни одной возможности. Он пришел к выводу, что не обязательно твердым камнем обрабатывать мягкий, можно с помощью круглых костей или деревянных плашек прессовать и откалывать от твердого как сталь кремня осколки, напоминающие чешую. Скавлем подробно изучил, как держать камень, где нужно нанести удар, а где следовало применить давление. Самое же главное: он показал, как за удивительно короткий период времени умелый индеец каменного века мог изготовить наконечник стрелы не за несколько дней и даже недель, а за считанные минуты! Для изготовления хорошо отшлифованного каменного топора ему требовалось не больше двух часов. Скавлем доказал и добротность таких инструментов: за десять минут он срубил каменным топором дерево толщиной 7,5 см.
Его эксперименты ответили и на вопрос, почему доисторические охотники так беззаботно обращались со своим оружием и после убийства животного не вытаскивали наконечники дротиков для повторного употребления (или не вырезали, если было сломано древко). Они не испытывали такой необходимости, ибо им не составляло труда с нужной быстротой изготовить новое оружие.
Когда мы в музеях осматриваем эти древние наконечники (а в Соединенных Штатах нет музея, который не обладал бы ими в больших количествах), то часто сталкиваемся с названием projectile points, что следует перевести не «наконечники дротиков» или «стрел», а «метательные снаряды».
На это есть своя причина. Древнейшие наконечники принято считать наконечниками дротиков не только за их величину, но также и потому, что стрела и лук появились в первом тысячелетии до н. э. В переходный же период, от древних охотников к собирателям и оседлым людям, изготавливали наконечники самой различной величины и формы, поэтому зачастую просто невозможно точно определить их назначение.
Что же касается разнообразия форм, то со времени фолсомской находки обнаружили такое количество разнообразных наконечников, что для их классификации пришлось созвать несколько археологических конференций. При этом пришли к выводу, что следует считать нецелесообразными или неправильными уже принятые категории, исходившие из типа только одного наконечника. К примеру, название «культура Юма», которому в старой литературе посвящали целые книги, согласно решению от 1948 г., археологами больше не употребляется.
Нет смысла перечислять все названия, начиная от Идена и кончая Плейнвью, возникшие от названий мест находок и определявшие различные формы наконечников. Но одну форму следует выделить. Поскольку все формы наконечников, изготовленных людьми каменного века, во всем мире приблизительно одинаковы, в данном случае речь идет, очевидно, о чисто североамериканском изобретении. Это желобчатый наконечник, наилучшей и самой красивой разновидностью которого является фолсомский наконечник.
Этот наконечник дротика имеет форму длинного узкого листа, перерезанного по диагонали и снабженного двумя желобками (fluted). Если вы проведете пальцами с обеих сторон по желобкам, нередко идущим от основания до острия, то испытаете чисто эстетическое удовольствие. Эти наконечники первые маленькие шедевры доисторического человека. Вероятно, при их изготовлении он имел в виду не только целесообразность изделий. И совершенно очевидно, что на расщепленном конце древка дротика наконечник с желобками крепился лучше, чем без них. Без желобков, вероятно, тоже хорошо обходились, о чем свидетельствует бесконечное количество вариантов более ранних и поздних времен. Но что побудило фолсомского человека взяться за эту дополнительную работу?
До того как Скавлем доказал, что можно сравнительно легко изготовить и красивое оружие, вызывало удивление уменье и, как полагали, бесконечные труд, усилия, необходимые для изготовления фолсомских наконечников.
С трудом или без него изобретение наконечника с двумя желобками, этого самого красивого изо всех каменных орудий труда доисторического человека, принадлежит североамериканскому индейцу. Некоторые из них так совершенны по форме, что не знаешь, чем восхищаться целесообразностью или красотой, но эстетическое восхищение техническим совершенством, в особенности архитектурой, является привилегией двадцатого века. Я уже указывал в этой книге на значение самостоятельных изобретений. Известный испанский философ Ортега-и-Гассет дал поэтическое объяснение изобретению стрелы и лука (мы напомним еще раз, что они появились в Северной Америке только в первом тысячелетии до н. э.). Он написал: «Вполне вероятно и очень соответствовало бы духовному миру доисторического человека, если бы его изобретение стрелы было своего рода материализацией метафоры. Когда охотник увидел убегавшего зверя, у него мелькнула мысль, что легкокрылая птица сумела бы его настигнуть.
Но, поскольку он не птица, да таковой и не было под рукой просто удивительно, как мало заботился о птицах совсем примитивный человек, он приделал к одному концу маленькой палочки клюв, а к другому перья, то есть изготовил искусственную птицу стрелу, которая могла, молнией пролетев по воздуху, пронзить бок большого убегавшего оленя»2.
Первое «чудесное оружие» североамериканцев. Задолго до изобретения стрелы и лука первобытный охотник использовал в борьбе с огромными животными этот атлатль-копьеметалку.
Не менее удивительным было изобретение атлатля, появившегося задолго до лука и стрел. Атлатль был весьма эффективным оружием против крупных зверей и представлял собой первое значительное достижение человека в производстве вооружения.
Атлатль это копьеметалка.
Ацтекское слово «ат-лат-ль» пришло к нам от испанцев, которые видели это оружие в действии. Атлатль состоит из короткого, максимум в 60 см, куска твердого дерева, имеющего на конце петлю, в которую проходят пальцы охотника, а на другом конце находится глубокая зарубка. В нее закладывается конец древка короткого копья. Затем человек размахивается атлатлем, служащим продолжением руки, и бросает его по дуге снизу и вперед, причем в кульминационный момент движения копье вылетает из зарубки со значительно большей поступательной силой, чем при обычном броске рукой. В этом оружии используется центробежная сила, и если его не считать значительным изобретением каменного века, то что же тогда назвать изобретением?
Конечно, мы не знаем имени этого Эдисона каменного века. Мы даже не знаем, где изобрели атлатль. Возможно, как стрелу и лук, его изобрели во многих местах земли приблизительно в одно время; впрочем, и Эдисон должен был оспаривать приоритет различных изобретений.
И все же, когда держишь в руках эти узкие наконечники, трудно себе представить, что древний охотник с их помощью успешно охотился на мамонта и бизона. Это неправда, что наконечник может так много рассказать нам о доисторических людях, как керамика о более поздних. Но если мы чисто статистически можем констатировать, что фолсомские наконечники находили главным образом в ребрах бизонов, а более древние наконечники типа Кловис в основном в ребрах мамонтов, то и это говорит уже о многом. Чтобы представить себе жизнь древних охотников и повседневную борьбу за существование, необходимо воображение.
Ряд археологов образно описали сцены доисторической охоты. Им пришлось прибегнуть к помощи фантазии. Наконечник копья в музее ничего нам не расскажет, если мы не представим себе, как он вонзился между позвонками мамонта или бизона, сразив его насмерть. Поэтому мы процитируем описание охоты на бизонов, как ее себе представлял Джон М. Корбет:
«Десять тысяч: лет назад усталые и голодные охотники осторожно приблизились к группе бизонов, не без труда отогнанных от основного стада. Десять бизонов наконец остановились у маленького источника в изгибе каньона, чтобы напиться и насладиться густой высокой травой. Полтора дня охотники следовали за стадом в надежде, что животные перестанут бояться и их можно будет окружить и подкрасться для нанесения смертельного удара.
Наконец — это мгновение настало. Двое охотников с противоположных сторон осторожно взобрались на откосы каньона в поисках места, откуда они смогли бы сбросить на животных большие куски скал или метнуть свои смертоносные копья. Глубоко внизу их терпеливо ожидали пять соплеменников, спрятавшихся в высокой траве или за утесами. Когда первые двое заняли удобную позицию, предводитель дал сигнал. В то же мгновение вниз на вспугнутых бизонов полетели камни, засвистели в воздухе копья и вонзились в животных; один или два пролетели мимо, остальные достигли цели. Окрестности огласились торжествующими возгласами. Перепуганные животные, описав несколько кругов вдоль берегов водоема, устремились на открытое и безопасное место. Один бизон был ранен, и копье, раскачиваясь, торчало в его ребрах. Охотники сконцентрировали внимание на этом животном, и еще три копья достигли цели, и животное рухнуло, катаясь в предсмертных судорогах. Два других бизона лежали без движения у водоема, маленький теленок, прихрамывая, пытался вырваться на открытое место, но его быстро добили. Остальные шесть бизонов сквозь кусты и высокую траву скрылись в западном направлении»3.
Можно продолжить описание этой доисторической сцены: представить, как охотники разделывали туши, вырезали мягкие части, такие, как сердце, почки, печень, и сразу же их пожирали, а затем сочные куски взвалили на плечи и потащили к стоянке, в то время как остальные соплеменники сдирали драгоценные шкуры; можно себе вообразить радость женщин и детей, встречавших охотников у костров.
Приблизительно так же проходила охота на мамонта. У человека почти безволосого, сравнительно слабого и самого уязвимого из всех млекопитающих была хорошо развита рука, а в ней копье.
Всех американских слонов считают разновидностью мамонтов. К ним относился шерстистый мамонт, который существовал и в Старом Свете, и встречавшийся только с Северной Америке императорский мамонт. На рисунке скелет Колумбийского мамонта — разновидность императорского мамонта, его высота от земли до плеча 3,65 м.
Вряд ли небольшая группа охотников могла напасть на мамонтов в открытом поле; это было бы самоубийством. Без сомнения, они использовали условия местности, чтобы устраивать западни, ямы, покрытые кустарником, проваливавшимся под грузными животными. Часто они окружали животных в расселинах у источников в глубоких сырых оврагах, где выходы можно было загородить стволами деревьев или камнями, а затем нападали на них с безопасного расстояния, и наступала кровавая развязка. Мы знаем много примеров, когда бизонов или мамонтов загоняли на край крутого обрыва, откуда они падали с переломанными ребрами на дно, беззащитные против копий и камней. Но как их загоняли?
Наконец мы подошли к тому оружию древних охотников, о котором до сих пор не упоминали. Самому страшному оружию человека с древнейших времен, перед которым трепетал любой зверь, к огню.
Это подвело нас к вопросу, который давно собирается задать читатель, наслушавшийся о вымерших животных. Почему, собственно говоря, эти животные вымерли? И почему человек не вымер вместе с ними?
Скажем сразу: по этому поводу есть много теорий и еще нет ответа. В 1965 г. конгресс специалистов посвятил этому вопросу свою работу, а ее результаты были опубликованы в 1967 г.4. Они показали, что различия во мнениях очень велики.
Время, когда гигантские животные и человек жили вместе, геологи называют плейстоценом. Это было время наступавших и откатывавшихся масс льда, время климатических изменений. Самая старая теория, в пользу которой высказывались многие ученые, утверждала, что климатические условия исключали выживание крупных животных, употреблявших много растительной пищи. Но вымерли не только крупные животные, а также и верблюд, величиной с современную ламу, лошадь и с ними некоторые маленькие животные: одна разновидность зайца и три вида антилоп. Затем пытались объяснить феномен с помощью теории, считавшей причиной землетрясения и извержения вулканов; тут следует упомянуть, что еще прошлое поколение рассматривало гибель зверей драматически. Считалось, что она произошла за короткое время «100 000 лет назад». Но эта точка зрения была опровергнута в 1968 г., когда Джесси Д. Дженнингс собрал все имевшиеся радиоуглеродные даты возраста находок скелетов животных. Оказалось, что звери вымерли не в одно время. Некоторые, к примеру мамонт, жили, вероятно, до 4000 лет до н. э., следовательно, позже, чем лошадь. Ископаемый бизон (Bison antiguus) бродил еще по прериям, когда современный бизон уже становился их владельцем 6000–5000 лет до н. э.5.
Возможно, что появились неизвестные болезни, эпидемии и стада поредели, но спрашивается, почему же вымирала определенная, сравнительно небольшая группа животных? Предполагали даже гигантскую волну самоубийств животных, ссылаясь на леммингов, взявших, так сказать, в собственные лапы сохранение таинственного «природного равновесия» и через определенные промежутки времени бросающихся тысячами в море. Перед нами нерешенная проблема (наука экология еще находится в пеленках); напомним о беспомощности и ужасе, охватившем в январе 1970 г. жителей побережья Флориды, когда они увидели, как 150 китов выбросились на пляж; милосердные люди оттаскивали их с помощью канатов в океан, но киты вновь выбрасывались на берег, на верную смерть6.
Все эти теории еще обсуждаются, а каждый ученый, занимающийся доисторическим периодом, поддерживает одну точку зрения больше, другую меньше. И только одна группа во главе с П. С. Мартином утверждает, что причиной вымирания крупных животных были люди!
В этом плане я хотел бы указать на моменты, которые, по моему мнению, следует рассмотреть заново. Уже дважды упомянутый испанский философ Ортега-и-Гассет, занимающийся вопросами культуры, затрагивал эту проблему в своем, пожалуй, лучшем весе «Пролог к трактату об охоте». Он пишет:
«Историки, занимающиеся доисторическим периодом, обычно уверяют нас, что ледниковые периоды и следовавшие за ними оттаивания были раем для охотников. Они создают у нас впечатление, что лакомая дичь бродила повсюду сказочными стадами и при чтении этих строк хищник, дремлющий в душе каждого хорошего охотника, чувствует, как его клыки становятся острей и начинают течь слюнки. Но такие высказывания не имеют под собой основания и отнюдь не конкретны»7.
На примерах, взятых из различных периодов человеческой истории, Ортега-и-Гассет доказывает, что диких животных, на которых охотился человек, всегда было мало. Если это верно, то повышается вероятность того, что человек истребил определенные виды животных; это совершенно необычное предположение. И когда один американский автор пишет о 40 млн. крупных животных, обитавших в Северной Америке 10 000 лет назад, то следует заметить, что эта цифра ничем не доказана.
Другие причины «оверкиля ледниковых периодов» так Мартин называет истребление крупных животных явно следует искать в способах охоты ледникового периода. «Чтобы добыть одно животное из стада бизонов или слонов, убивали их всех… загнав на край обрыва»8. (Слово «слон» равнозначно в данном случае мамонту и не такому большому, как он, мастодонту, тот и другой обитали в Америке.) И во время охоты человек, без сомнения, использовал свое самое страшное оружие огонь! Мы не знаем, в какой степени он мог его контролировать. Но можно себе представить горевшие леса и прерии, где погибли тысячи животных, хотя группа охотников могла использовать только двух или трех. И надо полагать, что эти массовые убийства подействовали, ибо прирост был невелик. Очень вероятно, что древние охотники предпочитали убивать молодняк (это было легче и безопасней, а его мясо, конечно, было вкусней, чем у взрослых животных), и это сокращало шансы на выживание целых видов; ко всему следует добавить, что период беременности у слоних длится от восемнадцати до двадцати двух месяцев и они рожают только одного слоненка.
Проблема вымирания крупных животных еще не решена. Почему же выжили люди, бывшие не только охотниками, но и добычей. У источников, где они окружали стадо бизонов, их, возможно, подкарауливал саблезубый тигр, на водопой приходил и гигантский медведь, а рядом крался кровожадный волк. Человек выжил благодаря массе головного мозга, потому что был всеядным и мог приспособиться к колебаниям климата. Он не только выжил, но и развивался. Он оставлял кровавый след до тех пор, пока не стал оседлым земледельцем, пока не создал цивилизацию и культуру, до тех дней, когда он как человек не стал величайшим врагом людей.
Я думаю, что этой книгой опроверг мнение, особенно распространенное в Европе, что североамериканская археология является «наукой кремневых наконечников». Но чтобы отдохнуть от великого множества наконечников последней главы и прежде чем мы перейдем от оружия к человеку, то есть к скелетам первых американцев, я опишу один эпизод из романтического периода американской археологии.
Эта научная статья была написана много лет назад и появилась в специальном археологическом журнале «Америкэн антиквити». Ее автор Френк К. Хиббен, сотрудник Университета в Нью-Мексико, лейтенант военно-морского флота во второй мировой войне, вспоминая о своем самом интересном археологическом открытии, писал: «Только после того, как я начал служить на флоте и провожу долгие одинокие часы на вахте, у меня появилось время подумать об интересной для всех стороне моей прежней работы».
Удивительно, что это не пришло ему в голову раньше, но в конце концов он в 1944 г. опубликовал «интересную для всех» статью под названием «Тайна каменных башен»1 в газете «Сатердей ивнинг пост», издававшейся тогда тиражом 3 500 000 экземпляров.
Открытиям Хиббена и его статьям постоянно сопутствовали споры археологов. За год до этой публикации, как мы уже говорили, он в той же газете напечатал научно-популярную статью о находках в пещере Сандиа. Его точка зрения по этому поводу оспаривается коллегами до настоящего времени, а что касается открытия в долине реки Гальина, то сейчас по этой проблеме существует известное единство мнений: большинство археологов не принимают данное открытие всерьез. Но оно столь интересно, что мы не смеем его утаивать от читателя, ибо это «история о насилии и кровопролитии, у которой отсутствуют начало и конец».
И вновь открытие совершил неспециалист. В 1933 г. Джо Ареано, владелец маленького ранчо, ехал верхом вдоль русла реки Гальина, разыскивая золото в дальнем углу на севере штата Нью-Мексико. Неожиданно он, к своему величайшему удивлению, увидел высокую прямоугольную башню, а затем еще несколько других.
Этот район штата Нью-Мексико тогда был мало известен и, конечно, не измерен, там иногда бродили только индейцы навахо, и возможно, что до Ареано не ступала нога белого человека. Этот забытый богом край очень труднодоступен, но потрясает своим великолепием. Это горная страна, покрытая плоскими, поросшими лесом горами, разорванная глубокими неизведанными каньонами, страна ослепительного света и чернейших теней, где раскаленные утесы сияют ярчайшими красками от светло-желтой до ярко-синей и пурпурной.
Ничто не могло быть невероятнее: в этой забытой всем миром глуши вдруг увидеть массивные каменные башни, высота которых, по мнению Ареано, доходила до 7,59 м. Ареано назвал их torreones (крепостными башнями). Поблизости он обнаружил несколько куч шлака и подумал, что когда-то здесь плавили золото. Но ему не повезло, и пришлось довольствоваться восемью, очевидно, очень старыми, но хорошо сохранившимися раскрашенными глиняными чашками, валявшимися у подножия башни и показавшимися ему красивыми и годными для продажи. Чтобы выгодно сбыть свою скромную добычу, он отправился в Санта-Фе. И там узнал, что нарушил закон, запрещавший вывозить с земли, принадлежащей государству, предметы старины и продавать их. У него отобрали красивые чашки и передали их в музей. Господа из музея выслушали его историю о крепостных башнях и сразу не поверили, она звучала слишком неправдоподобно. Снова и снова его спрашивали, не было ли его открытие поселением индейцев пуэбло, но он настаивал, что собственными глазами видел не одну башню, а много и все они выглядели, как средневековые крепостные руины, совсем не походившие на строения индейцев пуэбло.
Ученые решили заняться расследованием этой истории. В 1933 г. экспедиция студентов-археологов под руководством Френка К. Хиббена отправилась в трудный путь. На тяжело нагруженном автомобиле они доехали приблизительно до входа в каньон Гальина. Затем пришлось издалека привезти повозку, чтобы проникнуть в эту дикую местность, абсолютно недоступную зимой. Но в то время стояла середина июня и исследователи смогли пройти по совершенно высохшему руслу реки Гальина.
Они увидели первую башню, когда проезжали через очень узкое место в каньоне, где ступицы колес повозки с обеих сторон задевали за утесы. Перед глазами археологов открылся лог (долина, выемка) около полутора километров длиной и до трехсот метров шириной. Хиббен описал окружавшую обстановку убедительно и красочно:
«Стены каньона представляют собой ряд зубчатых остроконечных утесов, поднимавшихся по обеим сторонам, как стойки огромного, широкого, открытого стального капкана. Повозка, раскачиваясь, выкатилась из узкого места на низкую террасу, расположенную в верхнем конце лога, и там на фоне голубого неба мы увидели первую башню. Она стояла на вершине одного из утесов, имевших форму иглы, вплотную у стены скалы. Башня была высоко над нами, но мы сразу распознали в ней искусственное сооружение, хотя она и казалась частью горы. Мы смотрели на нее со дна каньона, и башня, отчетливо выделяясь на ослепительном небе, походила на средневековое укрепление».
Археологи остановили повозку, взяли бинокли и осмотрели края каньона. Они увидели вторую башню, третью, а затем много других, стоявших поодиночке или группами на возвышенных точках местности. Все было так, как рассказал Ареано; они выглядели, как замки на вершинах цепи утесов.
«От удивления мы не знали, что и думать», писал Хиббен.
Было ясно, что их построили не индейцы пуэбло. Но что же это были за постройки? Кто их соорудил? Археологи начали всесторонние исследования: фотографировали, наносили на карты, осматривали каньон милю за милей в южном и северном направлениях и пришли к выводу, что на площади шириной 56 км и длиной 80 км стояло не меньше 500 башен!
Их не могло создать одно небольшое племя. В башнях жил, вероятно, целый народ (не зная его настоящего названия, члены экспедиции нарекли его «народом Гальина»); и 500 башен не могло построить одно поколение.
Исследования продолжались много летних сезонов подряд. Дикая красота гор, как и прежде, очаровывала археологов, но были и обстоятельства, сильно мешавшие работе, например нехватка питьевой воды. Имелся — всего-навсего единственный источник, в воде которого было много гипса, щелочи и горьких солей. От ее употребления у многих участников экспедиции начались желудочно-кишечные заболевания. Один шутник из числа студентов около источника установил транспарант со стихами:
До пива и джина
За многие годы
Индеец Гальина
Пил здешнюю воду.
И долго потом
Он работать не мог.
Страдал животом.
Да простит его бог!
Ко всему там обитал вид черных мух, мириадами нападавших на людей. После их укусов появлялись волдыри и нарывы, а кожа выглядела так, будто в нее занес инфекцию ядовитый плющ, распространенный в Америке.
Но ничто не могло остановить работу исследователей башен. Настало время узнать, что же находилось в этих сооружениях. И ученые выбрали для работы группу из восьми башен, которые они увидели с самого начала. Первая же из них казалась наиболее типичной (большинство сооружений были четырехугольными, и только некоторые имели закругленные углы и казались почти круглыми). Башня имела высоту около девяти метров. Стены были сложены из грубо обтесанных параллелепипедов из песчаника, скрепленных подобием раствора из смеси соломы с глиной, обычно употребляемого индейцами пуэбло для изготовления кирпичей. У основания башни толщина стены составляла 1,8 м.
Верхняя часть сооружения походила на башню, ее опоясывал парапет для защиты оборонявшихся. У башни не было входной двери, единственный путь в нее вел по лестнице на крышу, а затем через люк по другой лестнице внутрь сооружения. Остатки таких лестниц археологи нашли, когда проникли внутрь башни: через обвалившиеся балки крыши, камни и мусор, накопившийся за столетия.
В ней их ожидал сюрприз. Башни, гордо и неприступно выглядевшие снаружи, построенные будто бы только для обороны, внутри оказались богато украшенными. Стены были оштукатурены и разрисованы изображениями растений, птиц, цветов и подобием вымпелов, возможно, символами побед.
Пол башни, покрытый тщательно подогнанными массивными плитами из песчаника, был 6 на 6 м. Вокруг стояло несколько полых внутри каменных и саманных скамеек, служивших в качестве ящиков и ларей. Ученые нашли аккуратно сложенный очаг и пропущенный через стену дымоход, выходивший наверх. В ящиках обнаружили первые следы этого загадочного народа. Их открыли, и «повеяло столетиями, как будто это был воздух египетской гробницы». Археологи увидели целые коллекции предметов обихода и украшений, лежавших так, будто их только вчера уложила человеческая рука.
Там были замшевые мешочки с цветными пудрами, предназначенными для церемоний, покрытые орнаментами емкости из раковин, пестрые деревянные молитвенные палочки, амулеты или символы счастья, одежда из замши, изделия из перьев, стрелы из тростника и кремневые наконечники, маски для танцев и рога. Короче говоря, вещи, используемые индейцами и теперь, а следовательно, вряд ли древнего происхождения.
Но самым удивительным, что «заставило нас затаить дыхание, были аккуратно освобожденные нами от обломков сами жители башен. Они остались дома, и вместе с ними их история. Всего в башне в разных лозах лежали шестнадцать человек».
Археологи, которые по долгу службы должны глубоко дышать воздухом прошлого, часто пытаются под напускной шутливостью скрыть волнующие их чувства; так поступают студенты-медики на занятиях в анатомическом театре. Молодые ученые быстро установили дружеские отношения со своими находками. Они дали им имена. Одного назвали Почесывающий Палец, другого Детина, а одну из женщин Отважной Титанией.
Но самым важным открытием была разгадка драмы. Эти люди не умерли естественной смертью, их перебили враги. Тщательные исследования установили, что крышу башни подожгли зажигательными стрелами, затем огонь перебросился на лестницы и остальные воспламеняющиеся предметы, от этого обрушились балки потолка, увлекая за собой части каменного бруствера и сражавшихся за ним защитников. Очень сухой климат юго-западного плоскогорья вместе с иссушающей жарой и нападавшим мусором так хорошо законсервировали трупы, что они сохранились лучше, чем некоторые египетские мумии.
«Здесь на спине лежало тело молодой женщины, накрывшее ларь. Ее раздавили камни, обрушившиеся с верха стены, но тело удивительно хорошо сохранилось, а на приплюснутом лице еще видны были следы агонии. Ее грудь и живот пронзили шестнадцать стрел с кремневыми наконечниками и обуглившимися концами. В левой руке она еще держала лук, с одного конца которого свисала часть тетивы. Это был короткий и крепкий лук из дуба, и, без сомнения, его когда-то натягивала женщина.
В середине пола башни, куда они упали, сорвавшись с крыши, лежали один поперек другого двое мужчин. Один держал в руке три лука, два из дуба и один из можжевельника, в его другой руке была связка из 27 стрел. Надо полагать, что этот мужчина собирался передать оружие и боеприпасы незадолго до того, как был убит.
Также и другого воина постигла ужасная судьба. Каменный топор с зазубренным лезвием наполовину вонзился над левым глазом в его череп и продолжал в нем торчать.
Очевидно, и другая женщина сражалась вместе с мужчинами. Они были удивительными людьми, эти воины Гальина, как мужчины, так и женщины. У нее в плече торчала стрела, а может быть, в нее попали и другие стрелы. Это трудно было установить, ибо ее раздавила рухнувшая крыша. Но ее прическа осталась нетронутой и выглядела очень современно. Она аккуратно разделила волосы посередине и с каждой стороны заплела три косы. Затем подняла их вверх и на затылке завязала маленьким узлом. В спускавшиеся до плеч концы кос были вплетены раскрашенные на современный манер узенькие полоски оленьей кожи. Голова на затылке была выкрашена в красный цвет».
Даже ее одежда частично сохранилась.
«Несколько воинов, вероятно, упали через люк, или их сбросили вниз там, где лестница вела с крыши внутрь дома. Их ноги были обуты в красивые сандалии, вытканные из волокон юкки, ремешки были завязаны вокруг подъема и щиколотки. Они очень походили на современную пляжную обувь, а на подошвах был выпуклый орнамент, чтобы при ходьбе они не скользили. На одном мужчине было подобие фартука из оленьей кожи, свисавшего с плетеного пояса на бедра. Другой был одет в закрывавшие всю нижнюю часть тела брюки из огрубевшей оленьей кожи, еще носившей следы обуглившейся вышивки, когда-то их украшавшей».
Но самая драматическая сцена открылась глазам археологов, когда они стали осматривать дымоход. В нем был труп мальчика пятнадцати-шестнадцати лет, волосы которого были заплетены в длинные тонкие косички. Вероятно, он был еще жив, когда упал с обрушившейся крыши. Из последних сил пытался он спрятаться в узком дымоходе и застрял. От горевших бревен нижняя часть его тела обуглилась. В его бедре еще торчала стрела, пущенная снизу. «Через столетия после того, как мальчик заполз в дымоход, пытаясь спастись от жара, на его высохшем, мумифицированном лице еще можно было прочесть выражение ужаса и боли».
Хиббен и его помощники вели исследования до начала второй мировой войны. В конце концов они осмотрели семнадцать башен, и все семнадцать рассказали ту же самую историю. В одной из башен были убиты пять защитников, в другой одиннадцать, и среди них одна вооруженная женщина. Все башни были разрушены огнем, и всюду оборонявшиеся с оружием в руках сражались до последнего. В ходе исследований все более настоятельными становились следующие вопросы: кто же построил эти башни? Кто их защищал? Кто на них напал и разрушил?
На четвертый вопрос, самый важный, а именно: каков возраст башен можно было ответить с уверенностью. В этом случае помогла дендрохронология датирование по кольцам деревьев. В распоряжении ученых было достаточно балок от перекрытий, чтобы сделать анализы. Согласно их результатам (по Хиббену), деревья для балок срубили между 1143 и 1218 гг. Следовательно, почти 700 лет назад, приблизительно в течение одного столетия; все эти башни народа, населявшего долину реки Гальина, построили за 250 лет до прихода испанцев.
Но кто был этот народ, остается загадкой, все найденные предметы обихода, оружие, строение скелетов сильно отличаются от культуры индейцев пуэбло. Обнаруженная керамика имела особенности, не свойственные Юго-Западу, но встречавшиеся в штате Небраска и в долине Миссисипи. Далее Хиббен констатировал, что народ, населявший башни, выращивал одну из разновидностей кукурузы и специальный сорт тыквы, известный до сих пор только в Айове в долине Миссури. Это очень загадочнее взаимосвязи. И Хиббен обобщает:
«На основании многих деталей мы сделали вывод, что народ Гальина пришел на юго-восток очень давно, вероятно, за много столетий до того, как был уничтожен. Он пришел из прерий, возможно, из долины Миссисипи… Что побудило этих людей прийти на юго-восток, мы не знаем, но надо полагать, он был уже заселен другими; это объясняет, почему они выбрали для поселения негостеприимную, хотя и очень красивую долину реки Гальина. Откуда у них появилась идея строить башни, нам неизвестно. Может быть, от других людей, строивших башни, а может быть, эту архитектуру они изобрели сами, когда возникла необходимость защищаться».
Но это не ответ на вопрос, что за люди напали на этот воинственный и так хорошо подготовленный к обороне народ и истребили его, чтобы двинуться дальше или вернуться в свои места, ибо руины до наших дней остались незаселенными. Все свидетельствует об очень воинственном кочевом народе, но племена, которые могли бы это совершить навахи или апачи, пришли на плоскогорье только через двести лет после завершения кровавой драмы. Кое о чем свидетельствуют и стрелы, обнаруженное в телах убитых. Они указывают на индейцев пуэбло, употреблявших точно такой же тип стрел с узкими треугольными наконечниками. Все очень противоречиво и загадочно.
Авторы некоторых работ по североамериканской археологии вообще не упоминают о проблеме народа Гальина… Джон К. Мак-Грегор в своем труде «Археология Юго-Запада», изданном в 1965 г., просто хвалит разнообразную керамику «этапа Гальина» и признает своеобразие башен. Но и он не отвечает на вопросы «кто» и «откуда».
Читатель, вероятно, часто задает вопрос, который, впрочем, задают и ученые: почему мы находим бесчисленное множество остатков оружия, но на протяжении длительного периода времени не обнаруживаем костей человека. Впрочем, кое-что уже найдено. Правда, многие не «вызывающие сомнения», сенсационные находки, о которых каждый год скоропалительно сообщали в прессе, при проверке специалистами оказывались очень сомнительными.
Так произошло и с так называемым «человеком из Небраски», о котором однажды напечатали в газетах статьи под броскими заголовками. Только на основании одного зуба ему приписали весьма «древний» возраст, а потом оказалось, что зуб принадлежал одной из вымершей разновидности пекари.
До сегодняшнего дня не выяснен до конца вопрос о Мамочке из Миннесоты, так журналисты назвали останки девочки приблизительно пятнадцати лет, череп которой в 1931 г. обнаружили в отвалах во время работы бульдозера. Разумеется, почти трехметровые напластования земли были здесь разрушены в процессе работы. Вполне возможно, что эта девочка 10 000-8000 лет назад упала в ледниковое озеро Пеликан или была сброшена и утонула. Возможно и другое: эта девочка из племени сиу родилась в прошлом столетии, а после смерти ее труп по каким-то причинам попал в очень глубокие слои земли.
В настоящее время все больше остатков скелетов становятся темой дискуссий ученых. Нет никакого сомнения, что первые американцы были иммигрантами, и совершенно ясно, что они были из нашего племени, как конечный результат долгого развития к человеку, так называемому Homo sapiens, то есть к группе, к которой принадлежим мы сами (по-латыни «Homo» означает человек, а «sapiens» разумный, умный, в правильной взаимосвязи «sapiens» может означать мудрый, но в этой ипостаси и в наши дни после почти сорока тысяч лет развития он встречается очень редко).
Несколько лет назад две находки частей скелетов оспаривали честь принадлежать первому американцу; одни останки принадлежали человеку, жившему в Мидленде, другие человеку в Тепешпане, первый из Техаса, а второй из окрестностей Мехико. Обе находки и их оценка представляли собой полную противоположность. Раскопки в Мидленде еще и сегодня являются образцом самой аккуратной совместной работы. В ней участвовали: Фред Уендорф из Антропологической лаборатории в Санта-Фе, Алекс Д. Кригер из Техасского университета в Остине, Клод К. Элбриттон из Южного методистского университета в Далласе и Т. Д. Стюарт из Национального музея Соединенных Штатов, Смитсоновского института1.
Отчет же о человеке из Тепешпана, составленный Хельмутом де Террой, археолог Джесси Д. Дженнингс из Университета Юта называет «образцом неточного сообщения»2.
Человек из Мидленда женщина приблизительно тридцати лет; ее нашел Кейт Гласскок, археолог-любитель (сразу же пригласивший специалистов. По его поводу Дженнингс сказал: «Так пусть же множится племя Гласскоков!»). Эту находку, несмотря на всю тщательность обработки, датировали очень приблизительно: старше 10 000 лет, возможно, до 20 000 лет.
Таким образом, мидлендскую девушку, если принять во внимание более древнюю дату, можно считать старейшей американкой, но эта дата очень сомнительна.
По поводу тепешпанского человека (старого мужчины, с зубами, стертыми до челюстей) можно с уверенностью сказать, что ему «только» 10 000 лет или немного больше.
Во всяком случае, на вопрос о древнейшем, о первом американце еще нет точного ответа. Мы же пока дадим «последнее слово» еще раз Гордону Р. Уилли, заявившему в докладе, сделанном в 1956 г. в Американском философском обществе в Филадельфии:
«Сегодня нет сомнения, что первые люди прибыли в Новый Свет из Азии через Берингов пролив на Аляску во время ледникового периода. Также ясно и то, что они принадлежали к роду Homo sapiens, и очень вероятно, что их следует причислить к монголоидному расовому типу. Но, кроме этих основополагающих вопросов, относительно которых высказывают свое согласие все, есть и в высшей степени спорные: точное время появления человека в Новом Свете и характер того культурного багажа, который он принес с собой.
Неопровержимым фактом является то, что к 10 000 г. до н. э. человек уже определенно был в Новом Свете. Он охотился на крупных, теперь вымерших млекопитающих, включая мамонта, и он преследовал этих зверей, поражая их дротиками или копьями, снабженными изящно обработанными каменными наконечниками, имевшими характерные желобки.
По мнению некоторых современных археологов, человек впервые ступил на землю Аляски лишь незадолго до 10 000 лет до н. э. и принес с собой из Азии верхнепалеолитическую технику изготовления ножевидных пластин и наконечников копий, из которых он позже создал типично американские формы с желобками.
Ученые, выражающие противоположное мнение, полагают, что человек пришел в Новый Свет много раньше, возможно 30 000-40 000 лет назад или же еще раньше. Если он появился в этот период времени, то его оружие было намного примитивней. У него не было ни ножевидных пластин, ни наконечников копий и дротиков, он пользовался оружием, сделанным скорее в традициях нижнего или среднего палеолита; это были грубо обработанные каменные рубила, употреблявшиеся в Юго-Восточной Азии.
Прошли тысячелетия, и человек в Новом Свете независимо от дополнительного влияния из Азии научился за 10 000 лет до н. э. пользоваться дротиками, снабженными копьеобразными наконечниками с желобками.
На современном уровне знаний ни одна из этих гипотез не может нас удовлетворить»3.
В основном эти слова не утратили значения и в наше время, но к старым открытиям добавились несколько новых, а самое главное, удалось датировать возраст одной старой находки. Если оно действительно верно, то по праву послужило пищей для сенсационных статей, появившихся в американской прессе в 1969 г. от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка. Одна из статей называлась: «Датирование так называемой „девушки из Лагуны“».
Прежде чем мы коснемся этой находки, следует заметить, что история человека, включая его предшественников, предков Homo sapiens, много древней, чем все американские данные, полученные в результате датирования.
Самый популярный предок, о котором мы знаем, пожалуй, неандерталец, чей скелет нашли в 1856 г. в одной пещере под Дюссельдорфом; позже его исследовал, описал и впервые признал доисторическим человеком И. К. Фулротт (после того, как некоторые авторитетные ученые сочли эту находку скелетом какого-то уродливого идиота, нашего современника, кто-то даже предположил, что это останки казака, отбившегося от русской армии, преследовавшей Наполеона). В наши дни полагают, что возраст неандертальца около 50 000 лет. Но эти и все последующие определения возраста еще спорны и подлежат обсуждению ученых. Также следует учесть, что при классификации типа этих древних людей принимают во внимание большие периоды времени и зачастую число обозначает не что иное, как приблизительный возраст находки, причем абсолютно неизвестно, как долго этот тип человека жил до и после этой даты. По поводу неандертальца мнения ученых довольно едины; они считают, что он принадлежал, так сказать, к тупиковой ветви в эволюции человечества и вымер, а наш действительный предок произошел совсем от другой ветви.
В еще более древнее прошлое ведет нас открытие яванского человека, ему приписывают возраст от 500 000 до 1 000 000 лет. Так же обстоит дело и с гейдельбергским человеком и с синантропом; считают, что последний жил от 200 000 до 500 000 лет назад. В 1959 г. привлекли к себе внимание африканские находки Льюиса С. Б. Лики, хранителя Кориндонского музея в столице Кении Найроби. В ущелье Олдовей, на юго-восточной границе заповедника Серенгети, он нашел останки человека, возраст которых предположительно 600 000 лет. Позже он обнаружил и другие кости, имевшие фантастический возраст 1 750 000 лет.
Однако для нашей книги интересно только открытие так называемого кроманьонца, сделанное в 1868 г. в пещере во французской провинции Дордонь. Рядом с остатками костей мамонта и дикой лошади лежали скелеты трех мужчин, женщины и младенца. Кроманьонский человек, без сомнения, наш ближайший предок (полагают, что он жил 30 000-40 000 лет назад); у него был вытянутый череп, узкий нос, высокий лоб и все еще довольно плоское лицо. И если нет единого мнения по поводу принадлежности неандертальца и его предков к Homo sapiens, то относительно кроманьонца в этом плане никаких сомнений нет.
Какая разница между ними? Рассказывая о своих раскопках стоянки человека двухсоттысячелетней давности вблизи Ниццы, французский археолог Анри де Люмлей шутливо ответил на этот вопрос одному репортеру:
«Если в метро в вагон войдет кроманьонец, то Вы, вероятно, не обратите на него внимания. Если же рядом с Вами за поручень держится неандерталец, то Вы, наверное, пару раз на него оглянетесь!» «И непременно на следующей же остановке выйду», добавил репортер4.
Человек, переселившийся в доисторические времена в Америку, был в полном смысле этих слов Homo sapiens «человек разумный», с огнем, оружием и различными инструментами, гонимый любопытством и жаждой найти богатые дичью земли.
Но вернемся к находке из Лагуны, девушке, которая спустя тысячелетия путешествовала дальше и больше, чем при жизни.
В 1933 г. семнадцатилетний Говард Вильсон и его друг отправились на поиски сокровищ. У Вильсона уже была хорошая коллекция наконечников копий, стрел и других предметов. Они начали копать неподалеку от своего дома, в районе теперешнего Сент-Энн'с-Драйв, что лежит в Лагуне Бич, штат Калифорния. Там, где земля была песчаной и мягкой, они, копая отверткой, обнаружили кость и сразу решили, что она принадлежала человеку. Это их очень взволновало. Но следующий слой земли был тверд, а пласт, находящийся под ним, еще тверже. Один из них сбегал домой за мотыгой, и они стали копать ею. Вскоре они увидели человеческий череп и с усердием начали бить мотыгой, не соблюдая осторожности, причем один из ударов пришелся по черепу. К счастью, он не раскололся, но с того момента на нем появилась отчетливая метка, оставленная археологами-любителями (что позже оказалось очень важным).
Вильсон отнес череп домой и показал матери. Она посоветовала ему, не раздумывая5 швырнуть находку в мусорный ящик.
Но, хвала непослушанию, сын положил череп в коробку из-под обуви, где она пролежала некоторое время.
Прошло еще два года, и Вильсон, продолжая интересоваться индейскими предметами древности, как-то взглянул на череп еще раз и подумал, что он совсем не похож на черепа, находящиеся в музеях. Он написал о своей находке письмо в Юго-западный музей в Хайленд-Парк (Калифорния), приложив старательно выполненный рисунок. Вскоре ему ответили, что этот череп, без сомнения, принадлежит доисторическому человеку, «но не обязательно примитивного типа»?.
Вильсон на этом не успокоился, и начались путешествия черепа. Он попал в руки доктора Д. Б. Роджерса из Музея естественной истории в Сайга-Барбара (Калифорния), ученый признал его «довольно» старым и предположил, что череп принадлежал представительнице так называемого «народа Оак-Гроув» («Дубовой Рощи»), наиболее древнего из известных среди индейцев, населявших Калифорнию.
Но ни один из ученых не был прав.
После исследований, продолжавшихся несколько месяцев в Университете Южной Калифорнии, Вильсон в 1937 г. получил письмо от Ивана Лопатина, который изложил в нем свои выводы: «После подробного внешнего изучения и сравнения с другими черепами в нашей лаборатории я могу сказать, что исследованный череп не отличается от черепа обычного калифорнийского индейца»6.
И череп возвратился в коробку из-под ботинок. Но это не помешало археологу-любителю, как и прежде, верить в необычайность своей находки. Через 16 лет он отдал его скульптору Джорджу Стромеру, который изготовлял скульптуры доисторических людей для одного музея.
Это звучит очень неправдоподобно, но последовавшие затем оценки ученых были диаметрально противоположны предыдущим. Стромер показал череп доктору Дж. Марки, а тот отвез его в европейскую цитадель антропологии знаменитый парижский Музей человека. Там сказали, что ископаемые ракушки, оказавшиеся внутри черепа, вымерли сто тысяч лет назад! Неужели черепу было 100 000 лет? Это казалось совершенно невероятным.
Доктор Марки, заинтригованный загадкой черепа, повез его в Рим, Мадрид, Брюссель и в Лондон в Британский музей. Нельзя сказать, что череп не привлек внимание, но именитые антропологи не высказали по его поводу определенного мнения (а радиоуглеродное датирование появилось только в 1947 г.). После восьми лет странствий череп возвратился к своему владельцу.
Прошли еще годы, прежде чем одно счастливое обстоятельство круто изменило ситуацию. В начале 1967 г. всемирно известный Льюис С. Б. Лики, открывший древнейшие останки человека в ущелье Олдовей (о котором мы уже говорили ранее), делал в Калифорнии доклад. Через третье лицо упорному Вильсону, ставшему к тому времени в Саут-Лагуне процветающим архитектором, но оставшемуся честолюбивым археологом, продолжавшим верить в особые качества своей находки, удалось встретиться с Лики. Знаменитый ученый отвел для разговора с любителем десять минут. Но когда череп оказался в руках Лики и он услышал об обстоятельствах находки, беседа затянулась на сорок пять минут. Лики решил, что череп следует немедленно отправить к доктору Бергеру в Калифорнийский университет, чтобы подвергнуть тщательному радиоуглеродному датированию!
Таким образом, Райнер Бергер, бывший ассистент Либби и изобретатель радиоуглеродного датирования, а ныне сотрудник Института геофизики и астрофизики, занялся этой нерешенной проблемой.
Удивительные результаты точнейших исследований, послужившие материалом для сенсационных сообщений в прессе, Бергер описал скупыми словами: «Радиоуглеродное датирование черепа». Теменная и височная кости черепа были датированы коллагенным методом: 78,5 грамма костей несколько дней выщелачивали эфиром, чтобы удалить любую органическую субстанцию, занесенную в результате соприкосновений. Затем минеральную массу костей разрушили путем обработки холодной соляной кислотой. Потом разведенной холодной гидроокисью натрия выщелачили гумусовые кислоты различного специфического действия. Оставшуюся органическую часть датировали и получили данные, что она соответствовала возрасту 17 150±1470 лет»7.
Этот плюс минус необычно велик и свидетельствует об осторожности. Если измерения верны, то недооцениваемому долгое время черепу от 15 680 до 18 620 лет.
Удивительный возраст!
Бергер не довольствовался первыми результатами. Сначала он еще. раз выяснил подлинность черепа. Был ли череп, исследованный в лаборатории и путешествовавший по многим музеям, действительно тем, который нашел Вильсон? К счастью, нашлось одно доказательство. Местная газета опубликовала рисунок находки, когда ее только что обнаружили. И на этом изображении был отчетливо виден шрам, нанесенный тогда ударом мотыги старательного Вильсона, эта же отметина была видна и на черепе, который находился в лаборатории.
Провели и другие анализы: в частности, исследовали кость, найденную Вильсоном еще до черепа. Эксперт Смитсоновского института, доктор Т. Д. Стюарт с чисто антропологической точки зрения сделал заключение, что череп, по всей вероятности, принадлежал женщине (об этом мы уже говорили).
На этом дело не кончилось: устроили экзамен Вильсону, сможет ли он указать место находки. Он указал его, и очень точно. В 1968 г. в Сент-Энн'с-Драйв предприняли интенсивные раскопки в надежде, что удастся найти еще что-нибудь.
Однако результаты разочаровали археологов, и появились сомнения. Во время раскопок обнаружили пару костей животных и раковины, но никаких останков человека. Больше всего ученых повергло в смятение то, что на глубине около 60 см нашли раковины, радиоуглеродное датирование которых показало возраст 8950±70 лет. А на глубине приблизительно 180 см обнаружили другие раковины, и их анализ показал 8300±80 лет.
В высшей степени запутанная история. Удивительно было не только то, что молодые раковины вопреки всем правилам стратиграфии лежали глубже, чем более древние, всех озадачило указание Вильсона, что череп находился между ними!
Каким же образом семнадцатитысячелетний череп оказался между слоями 8000 и 9000 лет?
По этому поводу доктор Бергер и археолог Дж. Р. Сакетт пояснили, что эти запутанные обстоятельства не так уж непонятны, если принять во внимание особые геологические условия данной местности. Мы не будем вдаваться в детали, но оползни, которые могли привести к самым странным стратиграфическим особенностям, в этом районе отнюдь не редкость, об этом прекрасно знают жители каньона в окрестностях Лос-Анджелеса, многим из них в 1968 г. пришлось выпрыгивать из окон, когда колоссальные массы земли вдруг пришли в движение и дома угрожали сдвинуться с места.
Сомнения сверхосторожных археологов не развеялись (опыт научил их осторожности); они считают, что данных одного датирования недостаточно, и требуют многократных доказательств, подкрепленных старейшим методом исследования стратиграфическим.
И тем не менее «Льюис С. Б. Лики доволен внешним видом черепа и его радиоуглеродным возрастом, написал Бергер и добавил: Череп древнейшее прямое доказательство пребывания человека в Америке»8.
Можно было бы упомянуть и другие места находок, но оставим это специалисту. Кроме того, не следует отрицать, что за последние годы североамериканская археология добилась колоссального прогресса не только в методах исследования, но и в количестве находок, которые прежде были так редки (Лики вел исследования в Африке 30 лет и обнаружил только три важных для науки места).
Опыт истории всех наук свидетельствует, что каждое новое открытие вызывает цепную реакцию. Неожиданно обостряется зрение, и мы видим то, на что прежде не обращали внимания.
Поэтому я думаю, что мы можем ожидать дальнейших открытий. И возможно, Лики (а может быть, и кто-нибудь другой) со временем докажет то, что не удается ему сделать теперь из-за недостатка доказательств: американский человек старше, намного старше, чем полагали до сих пор9. (В 1968 г. Лики обнаружил во время своих раскопок в Калифорнии чрезвычайно примитивные каменные орудия так называемые рубила из крупной гальки, о которых он сказал в одном интервью, что их возраст 40 000-50 000 лет, а может быть, и больше 80 000–100 000 лет, однако большинство археологов сомневаются, что его находки являются орудиями, их считают случайной игрой природы.) В 1965 г. Эмиль Хаури поспорил с Лики на 100 долл., что тот в течение ближайших 15 лет не сможет доказать, что североамериканскому человеку 50 000–100 000 лет. Пока выигрывает Хаури.
Мгла, туман, плавающие льдины это все, что в один из августовских дней 1728 г. видел человек с капитанского мостика маленького корабля, с трудом пробивавшегося на север через пролив, позже названный в его честь Беринговым. Офицер русского флота, выходец из Дании Витус Беринг отправился исследовать северные границы огромной Российской империи. Когда его корабль шел через «Берингов» пролив, капитан не знал наверняка, что проходил между двумя континентами, берега которых при хорошей погоде были бы отчетливо видны, ибо ширина пролива в самом узком месте всего 85 км. Но тем не менее он предполагал, он был уверен, что пролив разделял Сибирь и Аляску, и он был прав, но… так было не всегда!
В наше время глубина Берингова полива составляет 45 м. Для моряков, китобоев и охотников на тюленей он так же негостеприимен, как и тысячелетия назад. Температура воздуха большую часть года не поднимается выше нуля, температура воды не бывает выше 9°. Высота прилива незначительна; полному блокированию полярным льдом препятствует течение в северном направлении из Тихого океана. В середине этого безотрадного пролива лежат два таких же безотрадных и крошечных кусочка суши острова Диомида. Поскольку же ширина пролива в самом узком месте, как уже сказано, только 85 км, эскимосы могут пересекать его в своих каяках, что они и делали еще с давних времен.
Люди, переселившиеся свыше 10 000 лет назад из Сибири на Аляску, следовали за крупными животными и вместе с ними совершили это путешествие посуху!
Пути проникновения первобытных охотников в Новый Свет через Берингов пролив.
Уильям Хауэллс из Гарвардского университета выразил эту мысль так: «Они не знали, что перешеек будет затоплен, когда много позже растают глетчеры и уровень моря поднимется. Не ведали, что пришли в Новый Свет, богатый такими дикими животными, как мастодонты, мамонты, лошади, верблюды, длинношерстные бизоны, мускусные быки, а также такими редкостными, как гигантский ленивец, не говоря уже о лосях, северных и благородных оленях. Пришельцы не знали и о том, что были первыми американцами»1.
Они вторглись на новый континент немногочисленными ордами; это не было огромным переселением народов, какие неоднократно происходили в Азии и Европе. «Народов», иммигрировавших из Сибири на Аляску, не было. Пришли древние сибирские охотники, принадлежавшие к монголоидной расе. Они обитали маленькими группами, постоянно преследуя крупных животных, служивших им пищей. Они просочились в Северную Америку, и теперь, в конце нашей книги, нам следует еще раз коснуться вопроса: когда же это произошло?
Мы уже несколько раз говорили, что в Америке, так же как в Европе и Азии, было несколько ледниковых периодов. Больше половины Американского континента покрывали колоссальные толщи льда, четыре раза лед продвигался вперед и-вновь отступал, причем это явление каждый раз сопровождалось значительными изменениями климата. В этом процессе оледенения не был о ничего драматического. Землетрясения сами по себе драматичны, а ледниковые периоды проходят «эпически», долго, простираясь во времени, измерение которого недоступно человеческим масштабам. Очень важна высказанная с определенной уверенностью точка зрения геологов, что глетчеры связывали огромные массы воды, отчего уровень Ледовитого океана сильно понизился и Берингов пролив превратился в перешеек. Даже они очень осторожно высказываются о том, что для сибирских охотников особенно благоприятные условия дважды давали возможность завоевать Американский континент от 40 000 до 20 000 лет назад и второй раз от 13 000 до 12 000 лет до н. э.
В 1967 г. Дэвид М. Хопкинс, посвятивший много лет исследованию Берингова пролива, написал:
«Когда восемнадцать лет назад меня задержала непогода в поселке Уайлс, я внимательно разглядывал легкий туман, как дым, нависший над бурным Беринговым проливом, и думал, что кто-то в этот неспокойный день прокладывает сквозь ветер свой путь на азиатском берегу, чтобы принять участие в моих поисках следов прошлого. Недалеко от меня возвышался торфяной холм, куча отбросов, оставленная многими поколениями эскимосов, живших на западной оконечности Северной Америки, сзади меня возвышался мыс Принца Уэльского, изборожденный старыми глетчерами, изрезанный вечными ударами воле. Может быть, кто-нибудь в эти мгновения прячет от сырого тумана свои записи, сделанные буквами русского алфавита, сидя на крутом берегу мыса Дежнева восточной оконечности Сибири, или на эскимосском кладбище в Уэлене самом восточном поселке Сибири»2.
Хопкинс написал эти строки, будучи издателем многочисленных докладов, прочитанных в 1965 г. 27 авторами, представителями шести наций (среди них были впервые и ученые из Советского Союза) на VII конгрессе Международной ассоциации по изучению четвертичного периода. У этих докладов была одна и та же тема: «Берингов перешеек».
Примечательно, что ученые больше не обсуждают вопроса, действительно ли первые американцы пришли из Сибири, теперь это не вызывает сомнения. Но эта уверенность, появившаяся в 30-х годах нашего столетия (старейшее указание на переселение из Азии восходит к 1590 г. и принадлежит монаху Хосе де Акосте), возникла, так сказать, в результате косвенных доказательств. Благодаря тому, что все другие теории признали неверными или, как, например, теории о «десяти исчезнувших племенах израилевых», об Атлантиде и стране Му, исключили как просто бессмысленность.
Но если даже допустить а в наше время ученые разделяют это мнение, что было несколько миграционных волн, и полностью не исключить, что до Колумба и, вероятно, до викингов случайные путешественники приплывали в Америку на кораблях или плотах через Тихий океан и с Севера Атлантики (чем объясняют многообразие индейских языков и расовые различия), то почему так долго не могли ответить на вопрос: действительно ли возможно, чтобы несколько племен за сравнительно немногие тысячелетия превратились в миллионы жителей, которые прошли путь от Берингова пролива до южной оконечности Южной Америки?
Действительно, стремление на юг, якобы воодушевлявшее их, несколько загадочно. Долгое время удовлетворялись простейшим объяснением естественным стремлением к солнцу, чем-то вроде доисторического «Вперед на Юг!», аналогичного девизу североамериканских пионеров «Вперед на Запад!».
Но почему же тогда азиатские племена шли на север Сибири в холодную тьму? И почему эскимосы древнейшие доисторические иммигранты в Америке не только не последовали за этим стремлением к солнцу, но и акклиматизировались в труднейших для человека условиях среди снегов и льда?
Что же касается увеличения числа потомков первых иммигрантов, то ученые сделали по этому поводу остроумные вычисления, обобщенные в 1966 г. Вэнсом Хейнесом-младшим3. Он считает, что за 500 лет племя только из 30 охотников на мамонтов могло увеличиться минимум до 800 и максимум до 12 500 человек, что соответствует минимум 26 и максимум 425 таким охотничьим племенам. В данном случае Хейнес сделал расчеты для охотников Кловис, живших 12 000-13 000 лет назад, чьи характерные наконечники копий широко рассеяны по континенту, и вычислил, что вышеназванные племена могли за этот период времени изготовить от 2 до 14 млн. таких наконечников.
Что же касается скорости распространения этих охотников, то Хейнес пришел к выводу, что если бы они продвигались на юр только по четыре мили в год, то за 50 лет смогли бы добраться от Берингова перешейка до своих самых южных охотничьих угодий в штате Нью-Мексико. Это вполне реально. А нереальные расчеты показывают: «Если бы одно кочевое племя, пришедшее с берегов Берингова пролива, еженедельно переносило свою стоянку в южном направлении только на три мили, и так неделю за неделей, месяц за месяцем, то оно за 70 лет могло бы достигнуть самой южной точки Южной Америки»4. Но это неубедительно потому, что такое последовательное продвижение на юг полностью исключено для охотников, вынужденных преследовать крупных животных во всех направлениях. Как бы то ни было, но эти первые охотники постепенно завладели и Северной и Южной Америкой.
В этом факте ничего не меняет теория диффузии, сторонники которой, опираясь на сходство языков, строительство пирамид, определенные мифологические представления и другие признаки, пытаются доказать, что были многократные культурные вторжения, возможно, из Египта, Месопотамии и даже из Китая. О сходстве индейских языков с языками Старого Света Уилли в 1966 г. сказал коротко и ясно: «В настоящее время никто не доказал таких случаев родства сколько-нибудь убедительно»5. Однако он, как и другие современные археологи, считает возможными культурные влияния Старого Света, особенно на Центральную и Южную Америку, но только в историческую эпоху, когда первобытные охотники уже тысячелетиями бродили по плоскогорьям североамериканского Юго-Запада, преследуя вымерших позже животных.
Первобытные охотники настоящие первые американцы пришли через Берингов перешеек; они были мужественными, любопытными и до известной степени изобретательными. Но почему они не достигли такой высокой культуры, какая была на юге у майя, ацтеков и инков, навсегда останется загадкой.